Александр Проханов опубликовал интервью с Анатолием Чубайсом («Завтра» № 38 (670) 21/09/06). Про подобное событие обычно говорят, что "оно знаменует собой тот кардинальный поворот, который произошел в нашей стране в 2000-е годы". Однако, основной контингент читателей "Завтра", для которых А. Б. Чубайс был врагом №1 в течение 15 лет, вряд ли назовут это событие “вполне ожидаемым”
Феномен “прохановщины”
Должен признаться, что лично я всегда не очень любил газету «Завтра» и лично Александра Андреевича Проханова, и хотя я знаю, что в этой нелюбви я далеко не одинок, эта моя позиция – во всяком случае до сих пор – была в меньшинстве среди русских патриотов. Сущностью политической позиции Проханова, иногда называемой “прохановщиной”, всегда был пестрый синтез самых разных идей во имя некоего “общего дела”, якобы очевидного для всех, и против “общего врага”, якобы очевидного всем. Сторонниками Проханова эта позиция преподносится как “политическое творчество”, как “объемное видение” политической ситуации, как попытка “объединить все силы патриотического движения” и т. д. Нужно признать, что именно это качество способствовало массовому успеху газеты «Завтра» во все годы: политическая линия могла быть весьма определенной, но идеологическая линия всегда была крайне разнообразной, что позволяло публиковать на страницах газеты запредельно разных авторов – от откровенных фашистов до крайних анархистов, кроме, пожалуй, одной категории – либералов, солидарных с режимом 90-х. В определенные моменты такая стратегия казалась удачной: Проханов выглядел редактором влиятельного издания, отказывающегося замыкаться в затхлом кабинете одной-единственной доктрины, и открытого всем возможным идеологическим ветрам. Естественно, только синтетические, мета-идеологические модели могли найти наибольшее понимание в редакции «Завтра»: консервативная революция, национал-большевизм, евразийство, бело-красный, красно-коричневый синтезы – все то, что активно разрабатывал в 90-е годы первый идеолог «Завтра» Александр Дугин.
Возникает вопрос: если «Завтра» было и до сих пор остается самым популярным среди бумажной патриотики изданием, почему оно так и не стало рупором победившей идеологической партии? Дело в том, что само стремление к “творческому синтезу” для Проханова всегда было важнее результата этого синтеза. Нежелание ограничивать себя одной-единственной позицией приводит к отсутствию какой-либо позиции вообще. Я не хочу сказать, что у газеты «Завтра» вообще нет идеологии, какая-то идеология, конечно, есть, но она всегда определялась апофатически – через отрицание идеологии противника. Поэтому газета «Завтра», внешне выглядящая весьма активно и даже агрессивно, на самом деле никогда не выступала первой, никогда не задавала тон, а только реагировала на внешние вызовы, а ее позиция эволюционировала в соответствии с тенденциями режима.
Многие, сотрудничающие с «Завтра» интеллектуалы, поддавались иллюзии, что они почти получили монополию на идеологию в этой газете, а следовательно, и во всем патриотическом пространстве, но однажды выяснялось, что Проханов вовсе не собирается ставить окончательную или, хотя бы даже, промежуточную точку в своем поиске, а наслаждается самим поиском как процессом. Да, те же евразийство и национал-большевизм – это очень “эластичные” идейные материи, идеологическая “валентность” которых весьма высока, но не до бесконечности, и по каждому вопросу, в конечном счете, у любой идеологии есть свое “да-да” и свое “нет-нет”, а “все остальное – от лукавого”. Глубоко симпатизируя тому же евразийству, сам Проханов вряд ли может с ответственностью назвать себя “евразийцем”, ибо это все-таки конкретная идеология с конкретным, ограниченным набором ценностей, а зачем ему себя ограничивать? Между тем, “прохановщина” или “синдром Проханова” – это очень и очень распространенное настроение в мире наших патриотов. Да, многие уходят в политическое сектантство, но еще больше исповедуют политический экуменизм, если не гиперэкуменизм. Что очень важно, подобная “всеотзывчивость” вовсе не предполагает подлинный “объемный взгляд” на вещи и “адекватность времени”: от того, что мы читаем много разных современных авторов, мы еще не становимся “объемными” и “адекватными”, если наше восприятие этих авторов остановилось на вчерашнем уровне. Поэтому вслед за идеологическим недостатком «Завтра» — ее всеядностью, следует ее методологический недостаток – ее неадекватность современной политической культуре. От газеты «Завтра» у меня всегда возникало ощущение как от советского человека преклонных лет, который всю жизнь исповедовал брежневский марксизм-ленинизм, но вдруг открыл для себя всю мировую философию и в приступе всеядства пытается наверстать упущенное. Когда «Завтра» пыталась быть адекватной и начинала печатать каких-то авангардных авторов, а точнее тех, кого она почему-то считала авангардными, то это всегда выглядело очень натужно, как будто редакция прямо говорила нам: смотрите, вот мы сослались на такого-то, вот видите какие мы “современные”. В этом проявлялся глубинный наив «прохановщины», который можно было простить только потому, что, как и любой наив, он был искреннем до конца. Я не верю в то, что Проханова мог кто-то купить или перекупить, он действительно очень честный человек и “палладин пустоты” по определению А.Дугина (см. его одноименную статью в «Дне литературы» от 16.02.1998).
Я верю в то, что всякий его политический поворот, внешне выглядящий очередным подкупом, на самом деле был очень искренним, во всяком случае он никогда не был абсурдным и всегда отражал настроения многих последовательных патриотов. Но в той исторической роли, которую решил играть Проханов, одной искренности недостаточно, если она вообще нужна. Проблема политической войны в том, что из всего набора даже очень близких позиций в конечном итоге побеждает все-таки одна: бурное цветение Серебряного века в России кончилось победой РСДП(б), а карнавал консервативной революции 30-х в Германии кончился победой НСДАП. И нашим патриотам во власти, и нашим патриотам в оппозиции придется выбрать одну-единственную идейную программу, а не пребывать в вечной “цветущей сложности”. Да, здесь есть риск сурового упрощения, но опасность состоит не в самом упрощении, а в его содержании. Одно дело, если все кончится, например, одной только борьбой с этнической иммиграцией, а другое дело, если воцерковлением этой самой иммиграции. И то, и другое – упрощение, но есть, однако, существенная разница. Проханов же, как русский писатель, боится всякого упрощения и потому вместе с отказом от очередной лжи, заведомо отказывается от одной-единственной истины.
Сама “прохановщина” всегда была востребована, но все более была востребована и “не-прохановщина”, если не “анти-прохановщина”. Сейчас уже мало кто помнит, но движение “новой оппозиции” 1994 года во главе с Александром Дугиным, породившее тогдашнюю, дугинскую НБП, создавалось на отрицании «прохановщины». Первый номер «Лимонки» (ноябрь 1994 г.) тогда начинался манифестом «Новые против старых» и статьей редактора «Лимонка в Проханова». Тогда казалось, что эпоха безраздельного медийного господства газеты «Завтра» — газеты “старых правых” и “старых левых” – прошла, и вот-вот патриотическая оппозиция резко сменит лицо. Но нет, это случилось нескоро, и столь определяющее влияние этой “экуменической” газеты в патриотическом лагере упало вовсе не за счет бурного роста “сектантских” радикальных изданий, наподобие «Лимонки» в 90-е годы, а за счет возникновения патриотического Рунета, определившего специфику 2000-х. Сейчас можно быть активистом патриотической оппозиции и вообще не читать газету «Завтра», в 90-е годы это было невозможно.
Советский космизм
Идеологическая эволюция «Завтра» – это эволюция среднестатистического патриота-оппозиционера эпохи Ельцина и Путина. В этом смысле Проханов всегда был понятен и достаточно предсказуем. Невозможно было бы обсуждать “синтез Проханова”, если бы он не нес в себе хоть какую-то неизменную основу. И эта основа у него есть: вполне сознательный и подчеркнутый советизм. Конечно, для любого законченного левака газета «Завтра» всегда казалась “правым” изданием и, как мы видим теперь, в конечном счете, это так: для Проханова идея Великой России важнее любых иных идей, но до сих пор об этом можно было бы поспорить: все пятнадцать лет «Завтра» тратила свое время и силы на пропаганду советского мифа, которому сам редактор придумал концептуальный аналог в качестве мифологемы “красного смысла”, якобы присущего всей русской истории. Нет, это не “национал-большевизм”, ибо это вовсе не попытка найти правое оправдание левой революции, это был подлинный восторг перед коммунистическим триумфом как таковым. У Проханова не было трагического переживания революции 1917 года и последующих событий как величайшей трагедии русской истории, у него не было скорби по фатально проигравшим героям Белого движения, он вполне определил свою линию фронта в той гражданской войне. Между тем, советизм «Завтра» имеет вполне определенную природу, и с этим должен согласиться сам Александр Андреевич – это совсем не сталинско-брежневский советизм Реакции, это ленинско-хрущевский советизм Прогресса, советизм романтического кружка космонавтики из Дворца пионеров, организованный тайным поклонником учения Федорова – это советский космизм. Советский космизм, безусловно, является органическим продолжением темы русского космизма начала ХХ века, выросшего из глубоко еретического учения о “всеединстве” и “новом религиозном сознании”, особенно в редакции Николая Федорова. Александр Проханов не только не скрывает своего увлечения учением Федорова, но и всячески навязывает его своим читателям.
В чем состоит сущность космизма? Это учение возникло в отчаянной попытке примирить религию и секулярную науку через преступное для обеих сторон отождествление их основных положений, причем, сами космисты считают свои положения самоочевидными. Как примирить Библию и Дарвина? – нужно отождествить Творение и эволюцию, и вообще заявить, что “Бог есть эволюция” (Тейяр де Шарден). Для космиста Нетварные Божественные Энергии и обычные электрические энергии отличаются только степенью превосходства, и он будет изучать первые как вторые. Если этот подход не вызывает с порога эстетического отвращения, то можно пойти и дальше.
Дальше всех пошел русский философ Николай Федоров, заявивший, что дело бессмертия и воскресения личности – это проблема науки, и задача прогресса состоит в том, чтобы воскресить всех людей. На возражение о том, что это учение – откровенный сатанизм – федоровцы только продолжают развивать его. Если Александр Проханов когда-нибудь отстаивал какую-нибудь конкретную версию Национальной Идеи, то это была федоровщина. И даже увещевания покойного духовника газеты «Завтра» отца Димитрия Дудко были здесь бессильны.
От чего возникает уверенность в правоте космистского синтеза? От нечувствия или упорного нежелания видеть неснимаемые иерархические дистанции между Божественным и человеческим, Нетварным и тварным, Бесконечным и конечным, далее ряд можно продолжить – Традицией и “прогрессом”, Церковью и государством, Империей и этносом… Для космизма же идея всеединства важнее принципа иерархии, и поэтому главное для него – свергнуть диктат над-космической Власти как таковой. В космизме метафизику подменяет мистика, мистику вытесняет натурфилософия, натурфилософию – органика, органику – техника. В своей социальной проекции космизм технократичен: нужно только правильно завести механизм, а дальше “все будет хорошо”. Конечно, в сложносоставной природе советской идеологии было очень много именно от космизма, и запуск Советским Союзом первого человека в космос в 1961 году воспринимался как апофеоз истории России, если не всего мира вообще. Для Проханова история СССР – это и был беспрерывный “полет в космос”, а падение Красной Империи в 1991 году – возвращение на землю. Как “федоровщина” – это логический итог русского космизма, так и “прохановщина’ – это логический итог космизма советского. Отсюда у Проханова постоянная индустриальная тема строек, заводов, ледоколов, подлодок, ракет, но, заметьте, отсутствует постиндустриальный план информационных технологий, компьютера или интернета, то есть авангардные устремления технократического космизма налицо, но только советского космизма, когда еще никакого “компьютера” не было. Погружаться в мир прохановского космизма сейчас – это все равно что смотреть “авангардные” советские фильмы по сценариям Кира Булычева в XXI веке: и смешно, и грустно. Однако в этой фатальной неадекватности прохановского месседжа скрывается одна разгадка: он обращается вовсе не к нам, а к людям своего поколения, и потому перед ним не стоит задача прорваться в русское будущее, он только продлевает миф о советском прошлом, его газета не рассчитана на тех, кто пользуется интернетом, ее читают те, кто помнит “первый полет человека в космос” и искренне видит в этом вершину русской истории.
Десять лет слепой инерции
Но, наверное, я излишне несправедлив по отношению к Проханову и его газете «Завтра»? Ведь это все-таки ведущий рупор патриотической оппозиции все пятнадцать лет постсоветской России! Так в том-то все и дело, отвечу я, что если бы реальное политическое значение газеты «Завтра» было бы хоть немного ниже тех космических (или космистских?) масштабов, которые она достигла своей право-левой всеотзывчивостью (или всеядностью?), я бы вообще не обратил внимание на это по истине историческое интервью. Ну, взял бы интервью у Чубайса тот же Лимонов в «Лимоноку» — я бы даже не вспомнил об этом. Историческая роль Проханова в процессе развития нашей патриотической оппозиции все постсоветские годы – огромна и я не могу сказать, что эта роль во всех случаях была только положительной.
Если говорить конкретнее, то я строго различаю газету «День» и газету «Завтра». Газета «День» 1991-93 годов была правой, газета «Завтра» 1994-2006 годов – левой. Про такие явления, как газета «День» обычно говорят, что “это был глоток свежего воздуха”, она была крайне необходима в свое время, когда ощущение страны просто исчезло и минимальный патриотизм приравнивался к фашизму. В то время подлинно правая, национально-консервативная линия казалась невозможной без существенной ревизии советского элемента, поэтому национал-большевизм и красно-белый синтез казался единственно верным. Падение СССР воспринималось как падение России – и это было именно так. Тогда казалось, что еще год и новая “национальная революция” сметет “антинародный режим проклятой ЭрЭфии”, и вернется некое подобие советской власти, хоть и с определенным националистическим окрасом.
Однако годы шли, “революция” все откладывалась, а “красный эон” все более объективировался, превращался из “вчерашнего” и “завтрашнего дня” в отдельный, ушедший отрезок русской истории. Уже выросло поколение людей, для которых даже Ельцин – это что-то из детства. Нужно было быть правым, чтобы предвидеть такой поворот событий. Но Проханов, сам будучи ментально правым человеком, сознательно выбрал позицию левого: именно ему мы во многом обязаны тем, что монополию на патриотическую оппозицию и позицию вообще до сих пор занимала КПРФ. Как правый он хотел возвращения Империи, но чтобы она была непременно Красной, с обязательным мавзолеем Ленина и памятниками ему по всей стране.
В итоге процесс формирования самостоятельного, русского, национального, право-консервативного движения или, говоря шире, движения не-“красного” патриотизма (я не говорю “белого”, хотя бы просто не-красного!) – проходил все это время без него и вопреки ему. Проханов мог бесконечно заигрывать с правыми, понимая под ними кого угодно, включая обычных параноидальных нацистов, но в час “х”, в “момент истины” он всегда выбирал левых – КПРФ и товарища Зюганова лично. Этот выбор был оправдан для 1996 года, когда иной альтернативы Ельцину не было, и, можно сказать, “все приличные люди” голосовали не столько за “второй номер”, сколько против “первого, всенародно избранного”. Но вот уже во вторую половину 90-х была возможность сформировать подлинно правую оппозицию, чего, однако, не произошло и к выборам 1999-2000 годов единственной альтернативой опять оставалась КПРФ, в то время как сама власть начала медленно, но верно праветь. В 2000-е годы ситуация в стране резко изменилась: новый президент Путин сильно скорректировал политику своего предшественника, и если не перечислять все возможные достоинства этого периода, отметим главное: весь спектр правых идей неожиданно обрел политическую и медийную легитимность.
Поэтому газета «Завтра», как и вся “патриотическая оппозиция”, оказалась в весьма двусмысленном положении. Но даже в этом положении Проханов однозначно выбрал КПРФ и на выборах 2003-04 годов «Завтра» опять поддерживала вечный “второй номер”. Тогда же, впервые в российской истории, при открытой поддержке Кремля была создана политическая организация не-красной патриотической ориентации – блок «Родина», тогда еще надежда и упование большинства правых консерваторов. Сейчас об этом многие забыли, но имеет смысл напомнить: газета «Завтра» из последних сил сопротивлялась «Родине» как кремлевскому проекту и вновь упрямо поддерживала зюгановских коммунистов, когда их электорат окончательно обрел поколенческий вид. Проханов вдруг обратился к «Родине» в тот самый моент, когда она перестала быть самой собой, начала леветь и “оранжеветь” вместе со всеми другими левыми движениями. Для Александра Андреевича в этот момент связь с компрадорскими олигархами Березовским и Ходорковским была куда более предпочтительна, чем с Кремлем. В 2005-первой половине 2006 года газета «Завтра» была одним из самых влиятельных рупоров “оранжевой” оппозиции.
Таким образом, можно заключить, что все десятилетие с 1996 до 2006 года газета «Завтра» работала вхолостую и не только не способствовала, но просто мешала становлению в России нормального право-консервативного движения. Сама власть во многих случаях была куда более правее и консервативнее Проханова и его газеты. Я говорю об этом вовсе не в упрек Проханову лично, а в напоминание нам всем о том, в какую ловушку может завести слепая инерция личных пристрастий. От того, что что-то когда-то где-то было правым, вовсе не следует, что оно продолжает быть правым здесь и сейчас.
Скандал в семействе либералов
Когда люди, лишенные чувства этической меры, а следовательно, и эстетического вкуса, стремятся вдруг быть адекватными времени и ситуации, они часто лишь только впадают в противоположную крайность, так и оставаясь за пределами какой-либо нормы вообще. Бывший анархист вдруг становится поклонником деспотии, а поклонник деспотии анархистом. И все только из желания быть “адекватным”, хотя нужно было просто отказаться от прежних стратегий, но не изменять самому смыслу своей жизни… Интервью Проханова с Чубайсом – далеко не первый опыт его обращения к своему подлинному врагу – либералам. Первое историческое сближение радикальных патриотов и либералов в оппозиции было зеркальным отражением сближения этих полюсов во власти. Уже в 2000-ом году можно было честно называть себя “патриотом” или “либералом”, и при этом столь же честно поддерживать нового президента. Новый режим встал на путь либерально-консервативного синтеза и по законам политической поляризации подобные процессы стали происходить в самой оппозиции. Те, кому продолжал не нравиться новый режим как продолжение прежнего, оставался в “патриотической оппозиции”, те же, кто увидел в новом режиме преодоление прежнего, образовал “либеральную оппозицию”.
Неожиданный мезальянс произошел очень быстро и, надо сказать, ему уже была прозондирована определенная культурная почва: можно вспомнить, что уже в конце 90-х не только такие издания, как «Независимая» или «Новая газета», но даже дочернее предприятие «Завтра» под названием «День литературы» стали налаживать интенсивный диалог между либералами и патриотами, так что когда Александр Проханов решил опубликовать интервью со сбежавшим в Лондон Борисом Березовским в газете «Завтра» № 463, 1 октября 2002 года, это событие уже не имело столь раздражающего эффекта для обоих лагерей, какой должен был бы иметь. Однако по поводу этого интервью и самого факта сотрудничества газеты «Завтра» и ельцинского олигарха № 1 можно было отмахнуться и сказать, что БАБ, как и многие олигархи, – это просто дорвавшийся до власти Остап Бендер, очередной авантюрный бизнесмен, чем сознательный идеологический либерал, и его уход в оппозицию лишь новый виток его аферы.
Совсем другое дело – догматические “либеральные комиссары” из младореформаторов, ярчайшим представителем которых остается непотопляемый Чубайс: вот это реальное либеральное лобби во власти, этот железный костяк СПС, куда более опасен, чем лишенные всяких ценностных установок олигархи. Конспирология неявного, но реального противостояния “свободных” авантюрных олигархов (типа Березовского) и “системных” идейных либералов (архетипа Чубайса) было очень популярна в конце 90-х – начале 2000-х годов, когда идеологическая эволюция самой власти была наиболее невнятна. Космополитические олигархи тогда казались сторонниками умеренно-левого, оппортунистического либерализма в духе «Яблока», а государственные либералы последовательными монетаристами на грани англосаксонских new right в духе СПС. Началось явное противостояние между “левым” и “правым” либерализмом, апофеоз которого пришелся на сюжет политического переформатирования НТВ: правые либералы вели себя так, как будто ничего не происходит, а их лидеры Чубайс и Кох только помогали “добить независимое телевидение”. Эти силы тогда были уверены, что уничтожение левого либерализма – это расставание с митинговым, хаотическим периодом развития “Новой России”, переход к качественно новому, еще более агрессивному этапу либеральных реформ: такой аналог строительства настоящего, морского флота Петром I в противовес прежним, речным потешным декорациям. Тогда же в среде правых либералов сложилась новая идея “либеральной империи”…
Автор этих строк помнит как в октябре 2003 года участвовал в телевизионном ток-шоу «Культурная революция», где Анатолий Чубайс выступал в качестве нового оптимистического государственника в противовес скептическому либералу Караганову, и очень вдохновенно говорил о своем новом проекте России как новой, “либеральной империи”, которая должна в союзе с тремя другими аналогичными империями – США, Евросоюзом и Японией служить своеобразным либеральным “катехоном” и контролировать бедный и агрессивный юг. Когда я высказал новому “империалисту” подозрение о том, что смыслом такой “империи” так и остается либерализм, а Россия только используется как и средство навязывания западных стандартов всей Евразии, а у нашей страны все-таки есть своя собственная православная миссия, глава РАО ЕЭС ответил, что “мы еще исламская страна” и… (впрочем, наш диалог должен был сохраниться в архиве программы).
Буквально через две недели произошло событие, которое заставило Чубайса придержать свой имперский пафос – арест 25 октября 2003 года вполне себе системного олигарха Ходорковского, после чего главный правый либерал пытался даже встать в относительную оппозицию Кремлю, но как только он приехал на митинг в защиту главы ЮКОСа у Соловецкого камня на Лубянке, устроенного либеральной оппозицией, его просто не пустили к микрофону и заклеймили как пособника “кровавого режима”. Так идеолог и вождь “либерального империализма” оказался в самой критической для себя фазе круговой обороны между имперским Кремлем и либеральной площадью, и выбрал первое, не изменив своим убеждениям, но потеряв последнюю электоральную поддержку. На состоявшихся 7 декабря 2003 года парламентских выборах ни СПС, ни Яблоко вообще не прошли в новую Думу, а на их место пришел консервативный блок «Родина», активно поддержавший арест Ходорковского. Стало окончательно ясно, что без существенной идеологической мимикрии чистый либерализм в России уже никогда не вернется к тому положению, в котором он был в 90-е годы.
Пятая или Либеральная Империя?
В течение 2006 года Александр Проханов неожиданно и резко разочаровывается в оппозиции и очаровывается режимом президента Путина – нужно сказать, делает он это позже всех, хотя должен был бы это сделать первым, еще в 2000-ом году, когда новый режим предоставлял подлинно правой оппозиции новые возможности. Почти всю эпоху президентства Путина он был его главным критиком, идеологом и мобилизатором оппозиционных процессов, но вот почти под самый конец пришел к выводу, что дальнейшее следование оранжистской логике левых радикалов бессмысленно и бесперспективно. Разумеется, причин такого поворота может быть очень много, но меня интересует его идеологические механизмы. Здесь я позволю себе допустить определенную гипотезу: идеология Проханова и идеология путинского режима эволюционируют в направлении друг друга. Как я уже оговаривал, в реальности Проханов, конечно же, правый, консерватор и реакционер, лишь только по инерции советско-космистской парадигмы бессознательно называющий себя “коммунистом”. Более того, Проханов – традиционный русский правый, то есть традиционный русский патриот, исповедующий извечные ценности русской цивилизации, мессианско-имперские по определению. Периодически заигрывая с нацистами, он всегда был реально чужд даже самому мягкому, буржуазно-европейскому национализму. Национализм Проханова – последовательно имперский, интегрирующий, а не отталкивающий. Это национализм византийско-евразийско-имперско-советской ментальности, на инерции которой, возможно, до сих пор держится целостность нашей страны.
Оппозиция между империалистами и этническими националистами среди патриотов – это совсем недавняя и новая тема для нашей страны. Почему она возникла только сейчас? Потому что в декабре 2004 года на Украине произошла известная “оранжевая революция”, задавшая совершенно новые идеологические тренды по всей Евразии. Именно “оранжевое” движение привнесло раскол в среду русских патриотов в 2005 году, когда каждому пришлось совершить однозначный выбор – с Кремлем он или с оппозицией. Политическое позиционирование напрямую зависело от идеологического: если этнические националисты увидели в оранжевой стратегии шанс для своей победы, то имперцы закономерно увидели во всяком “оранжизме” угрозу окончательно распада России. Поэтому ассоциирование этнонационалистов с оппозиционерами всех мастей с одной стороны, и имперцев с лоялистами с другой стороны, было совершенно естественно. Я даже не представляю себе – как такой искренний имперец, как Проханов, все это время держался в стане оранжистов? В конце концов, ведь можно и не быть сторонником президента Путина лично, но просто придерживаться консервативного лоялизма по отношению к его режиму, больше ничего? Не просто право-консервативная, а именно имперская природа Проханова заставила его совершить свой единственно логичный выбор. И именно в этом имперском видении России как мессианско-миссионерского государства мы с Прохановым, в конечном счете, оказываемся по одну сторону баррикад, под одним знаменем. Проханову как человеку всеотзывчивой русской души и всеосмысливающего русского ума стало просто скучно в затхлых подвалах либерально-левацко-нацистских разборок, и он выбрал Империю. Этот выбор стал также относительным разрывом с мифическим “красным смыслом”, которым так дорожил Проханов. Впрочем, если “красный смысл” – это лишь идеоверсия извечного имперского смысла России, то никакого разрыва не произошло.
Сама концепция Пятой Империи у Проханова – очень смутная, неясная, так и хочется сказать, “чисто прохановская”. Во-первых, совершенно непонятен смысл нумерации империй. Реальной Империей Россия стала при Иване III, еще больше – в эпоху Ивана IV, то есть в период становления Московского Царства. Сам латинский термин “империя” установился только при Петре I, хотя на европейских картах XVI века Россия уже обозначалась как Moscoviae Impervum, что было очень точно. И если о Киевской Руси еще очень сложно говорить как об империи, то уж никакого существенного разрыва в геополитическом отношении между московским, петербуржским и советским этапом имперской истории России говорить сложно: все то – одна Империя. И сегодня мы живем в Империи, основанной в XV веке – одной-единственной Российской Империи. Даже с сакральной христианской точки зрения нет никакого существенного разрыва между Римом, Константинополем и Москвой – это все одна и та же Христианская Империя с мигрирующим центром. Более того, в мистическом смысле это все один и тот же Рим – Рим как духовное, а не материальное понятие. Поэтому возможно такое определение, как Третий Рим, но невозможно говорить о “третьей” или “пятой” Империи.
Но как можно напоминать об этом автору, который более, чем уважительно относится к такой запредельной ереси, как учение Николая Федорова? И именно в этом вся проблема Проханова: его имперский патриотизм содержательно невнятен, как может быть невнятен только космизм, причем советский. Приятие Новой России, нового, постсоветского этапа русской истории для Проханова – это приятие прогрессистом очередного этапа эволюции, поэтому вместо того, чтобы увидеть в путинизме возвращение вечного смысла русской истории, он принимает либерализм как якобы очередное воплощение этого смысла. Поэтому идея Либеральной Империи от Чубайса вполне пересекается с идеей Пятой Империи от Проханова – но только в пользу первой. Идеология Чубайса внятна, идеология Проханова невнятна – и вместо того, чтобы ясно формулировать жесткую иерархию ценностных приоритетов, Александр Андреевич готов согласиться с сырым суррогатом откровенного врага. Проханов выступает за Империю ради Империи – Чубайс за Империю ради либерализма. Обратите внимание на их диалог в газете «Завтра»:
Проханов – “Наш проект "Пятой Империи" не наполняется пока никаким конкретным содержанием. Я не знаю, какая это будет Империя: коммунистическая, либеральная, фашистская, теократическая, или какая-то иная имперская мегамашина, — только исторический процесс покажет, что будет стоять за этим термином...” Чубайс – “А вот здесь наши позиции явно не совпадают. Для меня важна не только форма, но и содержание. Я считаю, что если Россия превратится в фашистскую империю, это будет колоссальная трагедия для России и для всего ее многонационального народа. С долгосрочными, чудовищными последствиями. Это один аспект, по которому я возражу. Другой аспект. Я считаю, — ну просто, что называется, всей шкурой ощущаю, — что экспансия, о которой вы говорите, для нас жизненно необходима. Но только внутри страны”.
Во всем диалоге Проханов пытается понять Чубайса и даже принять его, чего не скажешь про последнего: Чубайс не сдается, он не отказывается ни от одного принципа, он даже проводит беспрецедентную апологию 90-х, то есть его видение 2000-х прямо противоположно прохановскому. Наконец, даже его “экспансия” – это лишь очередной этап либеральных реформ внутри страны, а вовсе не возвращение отколотых российских территорий. И это свидетельствует только о том, что никаких иллюзий в отношении минимальной благонамеренности “правых” либералов нет и быть не может. Не для того мы – новые правые – поддерживаем режим 2000-х, чтобы вернуть его в 90-е, и залог нашей бдительности – ясность наших принципов. Для нас тоже важна не только форма, но и содержание. И кроме очевидной Сциллы конкретного либерализма, с другой стороны к нам всегда подкрадывается невидимая Харибда абстрактного патриотизма, и о на может быть опаснее первой как простота бывает опаснее воровства.
Между тем, сегодня, как и десять лет назад, мы вновь стоим с Александром Андреевичем Прохановым по одну сторону московских баррикад. Потому что никаких оснований для политических конфликтов между имперскими патриотами сегодня больше нет. Обозначились новые вызовы и новые общие враги.
Под впечатлением от прекрасного эссе Аркадия Малера вспомнила Бодрияра:
Это похоже на параболическое движение русского космонавта, забытого в космосе: никто не отзовет его на землю и не встретит там; он – последняя частичка советской территории, иронически парящая над детерриториализованной Россией. Поскольку на Земле в это время все изменилось, он становится фактически бессмертным и продолжает вращаться, подобно богам, светилам и атомным отходам. Как и множество событий, для которых он выступает прекрасной иллюстрацией, продолжающих вращаться в пустом пространстве информации, событий, которые никто не может – или не хочет – отозвать обратно в пространство истории.
(кажется, в "Дне литературы" это было опубликовано)
Русский космизм (советский этап русского космизма).
>Как примирить Библию и Дарвина? – нужно отождествить Творение и эволюцию, и вообще заявить, что “Бог есть эволюция” (Тейяр де Шарден). Для космиста Нетварные Божественные Энергии и обычные электрические энергии отличаются только степенью превосходства, и он будет изучать первые как вторые. Если этот подход не вызывает с порога эстетического отвращения, то можно пойти и дальше.
>Дальше всех пошел русский философ Николай Федоров, заявивший, что дело бессмертия и воскресения личности – это проблема науки, и задача прогресса состоит в том, чтобы воскресить всех людей. На возражение о том, что это учение – откровенный сатанизм – федоровцы только продолжают развивать его.
- сатанизм - протекционная политика на преступных вмешательствах сверху (извне) Асефа Сатаны ("падший ангел" - преступник и изганник из Высших).
Цель сатанизма - не дать народам Земли влиться в космические цивилизации Создателя при наступлении планетарной стадии развития человечества (планетаризм (от Создателя) и "антитеза"-глобализм "золотого миллиарда" от сатанистов-резидентов Асефа Сатаны).
Резиденты Асефа Сатаны должны иметь легальность присутствия на Земле, т.е. управлять какой-либо социальной группой - поскольку единственная ВНЕнациональная, НАДнациональная группа (русские) - оплот Создателя на Земле, резиденты вынуждены довольствоваться взять в заложники какой-либо генетический, национальный аборигенный народ-племя, чтобы от его (народа) имени и под маской этого народа строить ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ ПЛАНЕТАРНОЕ ГОСУДАРСТВО-ОБЩЕСТВО в ущерб всем народам мира, с отношением как к колонии и к скотам ("золотой миллиард"->остальному человечеству).
"Бессмертие и воскресение" личности - развитие души человека, вселяемой на разных этапах развития в тела на Земле.
Отрицать эти факты - значит держать население Земли в управляемом невежестве. Функция регенерации души ("бессмертие") даётся КАЖДОЙ душе после нескольких успешных воплощений на планетах (для наших душ на Земле, не считая эректов-резидентов Сатаны - те здесь находятся вне закона Создателя(нелегально)).
Обо всём этом и не только можно прочитать в том числе и на портале www.babikov.com (включая частично восстановленную историю Земли - существенно снявшую большие "белые пятна" с официальных лжетрактовок (сознательного искажения).