П. Бурдье о социальной ситуации в пригородах Парижа
В 90-е гг группа П. Бурдье проводила исследования социальной ситуации в пригородах Парижа, как раз там, где сейчас рвануло. По результатам была написана целая книга "Новые отверженные" ("La Misere du Monde"), реферат которой есть на www.situation.ru
Первый раздел книги посвящен существованию и проблемам людей в
районах, кварталах и пригородах, заселяемых нуждающимися в
социальном жилье. В начале 90-х такие районы и пригороды
привлекли всеобщее внимание молодежными беспорядками (поджоги и
разгромы универмагов, поджоги машин), а также ростом числа
голосов, отданных за крайне правых националистов, в прежних
"красных пригородах", где традиционно были сильны позиции
коммунистов, и мэры нередко бывали коммунистами. СМИ и политики
во весь голос заговорили о "проблемах пригородов".
Как отмечает П.Бурдье, эти разговоры о "проблемных пригородах" и
"гетто" только забивают головы людей фантастическими образами,
которые потом циркулируют как реалии политического дискурса.
Однако чтобы разобраться, что происходит в таких районах,
недостаточно "пойти и посмотреть своими, глазами", ибо
объяснение лежит не в них самих. Чтобы это понять, достаточно
осознать отличие таких районов от американских гетто. Последние
характеризуются "отсутствием": государство оставило их на
произвол судьбы, поэтому в них отсутствует влияние полиции,
школы, системы здравоохранения, каких-либо общественных
ассоциаций и т. п. А французские "проблемные пригороды" - это
как раз следствие определенной политики, проводимой данными
институтами.
....
Органы социального обеспечения и распределения муниципального
жилья, обеспечивая бедствующим семьям крышу над головой, не
задумываются над тем, какие при этом создаются проблемы и как
они будут жить дальше. Под социальное жилье скупаются пустующие
дома и квартиры в кварталах, традиционно заселенных определенным
населением с сложившимися системами социальных связей и
соседских отношений, образом жизни и представлениями о нормах
поведения по отношению к окружающим. А семьи, получающие социальное жилье, оказываются по большей части иммигрантами, прежде всего из стран Магриба (Алжир, Марокко, Тунис). В результате ближайшими соседями оказываются представители различных конфессий, стилей жизни и ценностей, которые совершенно не подготовлены к такому совместному существованию.
Для многих это означает большой дискомфорт, для некоторых -
настоящий ад.
Для исконных жителей кварталов, для коренного французского
населения это означает разрушение их среды. Они воспринимают
соседей как угрозу своему миру и социальному статусу (вследствие
того, что кварталы начинают приобретать дурную репутацию).
Конфликты между соседями касаются уже не межличностных
отношений, но отношений между социальными группами. Они
затрагивают все социальное бытие и полную социальную
идентичность каждого. Ведь социальная идентичность является и
национальной идентичностью, поэтому всегда затрагивает группу в
целом. Конфликты между соседями, о которых постоянно говорят
интервьюируемые, по видимости не имеют объективно значимых
поводов. Но на самом деле в них выражает себя протест
определенных слоев французского населения, особенно тех, кто всю
жизнь стремился иметь собственный дом как символ стабилизации
или улучшения своего социального статуса, против обесценивания и
разрушения их мира и, соответственно, их социального статуса.
...
Мадам Телье, также небогатая женщина, происходившая из небогатой
семьи, копила всю жизнь и наконец достигла вожделенного
повышения социального статуса: открыла в квартале собственный
магазин спортивных товаров. Она, к тому же, верила, что тем
самым сделает чуточку комфортнее жизнь живущих по соседству
людей и будет способствовать приобщению к спорту болтающихся на
улице подростков. Вскоре после открытия магазин был полностью
разгромлен и разграблен уличной молодежью. Это был конец всех ее
усилий подняться по социальной лестнице. Мало того. Через пару
дней она увидела, что участники погрома опять на улице. Она
стала бояться жить в своем квартале, опасаясь их мести.
....
В то же время иммигранты арабского происхождения в своих
интервью жалуются на недоброжелательность и придирки французских
соседей. Жизнь старшего поколения иммигрантских семей была очень
и очень нелегкой. Они прибывали во Францию в 50-60-е годы, когда
было нетрудно получить работу, и брались за любую. В то же
время, уезжая, они не подозревали, что покидают родные места
насовсем. Получение первого социального жилья казалось просто
чудом, началом замечательной жизни. Это позволяло вызвать к себе
жену и детей, начать нормальное существование. Рост безработицы,
в 80-е годы сильно затронул эту категорию населения. В момент
интервьюирования большинство глав семей являлись или
безработными, или инвалидами вследствие производственных травм.
Жены, практически неграмотные, плохо владеющие французским,
почти не выходят из дома. Они чувствуют себя чужими там, где
живут, однако понимают, что уже не могут вернуться на родину -
там их никто не ждет, и у них нет жилья. Как замечает П.Бурдье,
в трущобах люди селятся свободно и потому рядом со своими
родными и знакомыми. Новые районы социального жилья - это,
конечно, не трущобы. Но они обрекли людей на одиночество.
Обитатели такого жилья видят деградацию кварталов, в которых
поселены, однако не способны найти никакого выхода
...
В самом деле, именно дети иммигрантов оказываются в ситуации
невыносимого культурного разлома. Для них не имеют смысла
ценности, которые по инерции исповедуют их родители, ибо они
видят, что существуют в ином мире. Своих родителей они как
правило не уважают, видя, как плохо те вписываются в окружающую
жизнь. Они презирают родителей за то, что те так покорно
позволяли себя эксплуатировать, за самую мизерную плату
надрываясь и калечась на работе. Следуя традиционным установкам
сельских жителей, семьи арабских и вообще азиатских иммигрантов
обзаводятся таким количеством детей, за которыми можно было бы
уследить в деревне, в рамках традиционных социальных структур и
авторитетов, но не в современном городе. Так что дети
оказываются практически безнадзорными и неуправляемыми. В школе
их как правило ожидает провал. Малограмотные, плохо говорящие
по-французски родители ничем не могут им помочь.
...
Значительная часть книги посвящена условиям труда современных
рабочих и проникнута идеей показать упадок рабочего класса
вследствие их изменения. Несколько материалов собраны на заводах
фирмы "Пежо". Знаковым представляется авторам следующий эпизод.
В сентябре 1989 г. во время забастовки несколько сотен бастующих обходят сборочный конвейер, чтобы побудить тех, кто продолжает
работу, присоединиться к забастовке. Обстановка довольно
напряженная. Обе стороны - бастующие и продолжающие работу -
обмениваются оскорблениями. Забастовщики непримиримы в своем
презрении к штрейкбрехерам и всячески выражают это. Однако мимо
некоторых работающих они проходят без всяких выкриков, более
того, обмениваются с ними понимающими улыбками. Все такие
работники - молодые люди. Многие из них поставили на своем
рабочем месте табличку "Временный", что выглядит как извинение:
простите, я вам сочувствую, но в моем статусе бастовать -
непозволительная роскошь. Этот эпизод наглядно демонстрирует
коренное изменение в положении рабочего класса, отразившееся на
его мировоззренческих ценностях и самосознании. В 60-70-е годы
заводы "Пежо" постоянно принимали новых рабочих. Тогда и
подрастающее в маленьких городках, выросших вокруг огромных
заводов, поколение знало, что перед ним по большей части открыта
одна дорога - на завод. Для рабочих большое значение имели
профсоюзная организация, авторитет выборных профсоюзных
делегатов, социалистические и коммунистические ориентации.
Поведение во время забастовки создавало или навсегда губило
репутацию. Рабочая солидарность, возможность вместе отстаивать
свои интересы создавали и моральный климат в рабочем коллективе,
и классовое сознание рабочего.
Последующий экономический спад привел к тому, что в течение
почти 15 лет на заводы "Пежо" рабочих практически не брали. А в
конце 80-х рабочих стали набирать снова, но уже на совсем другой
основе - как временных. Рабочий коллектив оказался расколот на
две четко различимые части - "стариков" и "молодых". "Старики"
не всегда стары. Однако человек, пришедший на завод в 18 лет и
простоявший лет 15 у конвейера, настолько вымотан и опустошен
такой работой, что действительно не в состоянии ничего в жизни
изменить. Для него и в будущем не может быть ничего, кроме
завода.
"Молодые" имеют более высокий уровень образования, чем
"старики". Считается, что сейчас на заводы "Пежо" без диплома о
полном среднем образовании не устроишься. Однако и наличие
диплома мало что дает их обладателям. Их ставят к конвейеру.
Обычно они за день овладевают такой работой. Поэтому "старики"
чувствуют в них, с одной стороны, угрозу и конкурентов. А с
другой стороны, видят на этом примере то будущее, которое ждет
их собственных детей. Поскольку никакой квалификации не
требуется, то временных рабочих можно когда угодно уволить и
набрать новых. В будущем - никаких перспектив, никакого
устойчивого положения. Приводятся интервью с несколькими
молодыми людьми, которые были временными на заводе, потом сроки
их контрактов закончились; они перебиваются случайными
заработками, нелегально проживают в общежитиях временных рабочих
завода и имеют одну мечту - эмигрировать из Франции.
Такие рабочие разобщены и беззащитны перед администрацией. К
тому же они как правило уже имели по выходе из школы опыт
безработицы и случайных заработков. Они все время ожидают -
постоянной ли работы, возможности ли обзавестись собственным
жильем.
Они не уважают старые рабочие традиции и ценности: от
совместного употребления алкоголя до профсоюзной активности.
Интервью с кадровыми рабочими, профсоюзными активистами, среди
которых есть и бывший активист коммунистической партии, как и
интервью с временными, показывают изменение морального климата
на заводе. Интервьюируемые отмечают, что теперь "каждый сам за
себя". "Безработица нас разделяет и выставляет напоказ все то,
что в нас плохого, индивидуализм, ревность, зависть; работа нас
объединяет, братство, солидарность..." (с. 628). Интервью с
рабочим, проработавшим на заводе 15 лет и состоявшим выборным
профсоюзным делегатом в течение 10 лет, превратилось в смятенную
исповедь последнего. Не понадобилось задавать вопросов, он сам
искал, кому высказать свою боль и смятение. Случилась
чрезвычайная, невероятная по его понятиям вещь: по намеку
администрации рабочие цеха подписали коллективное заявление с
просьбой уволить кадрового рабочего, который никак не мог
подладиться к ритму работы конвейера (он был переведен на
конвейер незадолго до того в результате реорганизации).
Кадровые рабочие - обладающие четким классовым сознанием
активные члены профсоюза - чувствуют, что им некому передать
рабочие традиции и политическую культуру организованной
классовой борьбы. Это оказалось никому не нужно. Один из
интервьюируемых пожаловался, что молодежь работает у конвейера в
наушниках, слушая свой тяжелый рок и не обращая внимания на
окружающих. Из рабочих отношений уходит чувство локтя.
В результате многие активные кадровые рабочие переживают
глубокое разочарование и даже кризис. Они видят ужесточение
условий труда на конвейерах, кризис профсоюзной деятельности и
понимают, что им нечего передать своим детям. Они не могут
помочь им в учебе и получении более квалифицированной
специальности, но не хотят для детей такой жизни, какую видят у
временных рабочих. Один из интервьюируемых признавался, что
теперь он ненавидит свой завод и хочет только одного: чтобы его
дети как-нибудь на каникулах поработали там и поняли, чтобы надо
все силы вкладывать: в учебу и стремиться наверх.
Тема существенных изменений в условиях труда и кризиса
политической культуры рабочего класса ("Нет больше ничего, нет
больше активности, нет активистов, люди стали как я, смотрят на
это все издалека, у них нет никаких мотивов, чтобы делать что бы
то ни было", - говорит один из интервьюируемых, с. 628)
переходит в тему утраты доверия и кризиса профсоюзов,
политических движений и партий. Отмечается, что разочарование
рабочих в политике, проводившейся после 1981 г. пришедшими к
власти социалистами, как и избавление от иллюзий по поводу стран
Восточной Европы и их коммунистических правительств, внесли свой
вклад в рост недоверия по отношению к левым партиям. "Нет больше
партии (интервьюируемый говорит о коммунистической партии)...
Нет руководящего состава, нет членов ... после 1988... к
сожалению, нет больше руководящего состава... есть активисты и
есть активисты с партбилетом, а руководящего состава больше
нет.... Я знаю сыновей коммунистов, которые говорят: "Мой отец -
болван"... И вообще, мы потерпели поражение в том, что касается
молодежи.... Молодежь теперь любит порядок. И вот почему она
бросается в объятия Ле Пена" (с.630).
Беседа с активистами социалистической партии выявляет глубокое
недовольство рядовых членов ее руководящим звеном, которое
служит своим частным интересам и не считает нужным слушать
голоса рядовых членов, видя в них только объекты руководства.