От Георгий
К Администрация (Дмитрий Кропотов)
Дата 19.08.2005 22:56:34
Рубрики Прочее; Тексты;

Политика (-)
От Георгий
К Георгий (19.08.2005 22:56:34)
Дата 26.08.2005 21:22:31

"СПб Ведомости": Нужен ли России "левый поворот"? (Б. Вишневский) (*+)

http://www.spbvedomosti.ru.udns.incru.net/document/?id=7431&folder=106

Выпуск ? 159 от 27.08.2005
Нужен ли России <левый поворот>?

Борис ВИШНЕВСКИЙ, политолог, эксперт Конституционного суда РФ


Рассуждения на тему, произойдет ли в России <левый поворот>, в последнее
время звучат не только из уст ряда кремлевских политтехнологов, но и из
<Матросской тишины>, где ждет рассмотрения своей кассационной жалобы Михаил
Ходорковский.
По его мнению, этот поворот неизбежен, потому что большинство граждан
разделяют именно <левые> ценности.
Левые силы, считает экс-олигарх, со своими рецептами победили бы давно - еще
в 1996 году, но власти стало ясно, что пролонгировать праволиберальный
ельцинский режим демократическим путем невозможно, поскольку <в условиях
состязательности и равенства всех соискателей власти перед законом Зюганов
непобедим>, и был установлен авторитарный режим с его принципом <цель
оправдывает средства>.
Однако, если завтра состоятся демократические выборы, на них неизбежно
победят левые. Так, как это произошло в середине 1990-х годов в большинстве
стран бывшего социалистического лагеря...
Реакция российских политиков на это предположение оказалась
<широкополосной> - от категорического отрицания до горячего одобрения.
Одни, как бывший лидер СПС Борис Немцов и нынешний лидер Республиканской
партии Владимир Рыжков, заявили, что <левый популизм смертельно опасен для
России>, а <левый рецепт - все отнять и поделить - это путь в никуда>.
Другие, как депутат Госдумы от <Родины> Сергей Глазьев и его коллега из КПРФ
Алексей Кондауров, уверены, что <левизна> - это именно то, что необходимо
стране. Третьи, как зампред <Яблока> Сергей Митрохин и лидер партии <Наш
выбор> Ирина Хакамада, считают, что Ходорковский лишь сегодня пришел к тем
выводам, к которым они пришли уже давно: необходимо сочетание свободы и
социальной справедливости...
Что же, попробуем разобраться спокойно и начнем с самого начала. Только не с
1996 года, а с 1992-го - когда на самом деле начал реализоваться
<авторитарный проект>.

Не считаясь с обществом

Уверен, что читатели хорошо помнят, как в январе 1992 года российская власть
начала <шоковые> экономические реформы, результатом которых не могло не
стать жесточайшее социальное расслоение, падение уровня жизни, обесценивание
накоплений, рост безработицы и фактическая ликвидация базовых социальных
гарантий. Иначе говоря - реформы, объективно расходящиеся с интересами
большинства общества.
Реализовать такие реформы можно было одним из двух путей.
Либо трудным: объяснив обществу, во имя чего оно должно <затянуть пояса>,
как это в свое время сделал в Германии Людвиг Эрхард.
Либо легким: не считаясь с обществом при проведении практической политики.
Иными словами, взяв курс на ограничение демократии, которая не позволяет
действовать вопреки интересам большинства.
Какой из путей был выбран, хорошо известно. На протяжении всех последующих
лет в России целенаправленно выстраивалась политическая система, позволяющая
власти быть независимой от общества.
Ее ключевым принципом стало сочетание власти и безответственности: те, кто
принимал решения, непосредственно влияющие на условия жизни общества, не
несли никакой ответственности перед обществом за последствия этих решений. В
том числе и политической ответственности - они не должны были опасаться, что
на выборах будут отстранены от власти гражданами, недовольными действиями
<реформаторов>.
Юридическое закрепление авторитарный режим получил в декабре 1993-го (а
вовсе не летом 1996-го), когда после разгона парламента, упорно не желавшего
одобрять <шок без терапии>, была принята Конституция, которая вывела
президента и правительство из-под общественного и парламентского контроля,
сделав их решения фактически неотменяемыми. Именно тогда и восторжествовал
принцип <цель оправдывает средства>.
Напомним, что именно отношение к этому принципу именно тогда и разделило
бывших соратников по демократическому движению.
Те, кто считал, что реформы надо проводить силой вопреки мнению <неразумного
большинства> и не обращая внимания на их <социальную цену>, образовали
<Демократический выбор России>. Те, кто полагал, что реформы, приводящие к
непрерывному ухудшению жизни людей, недопустимы, и был уверен, что
несправедливо устроенное общество не может быть ни свободным, ни стабильным,
образовали <Яблоко>. И не было в последующие годы более непримиримых
оппонентов.
Первые оправдывали и борьбу с инфляцией путем невыплаты зарплаты, и
сосредоточение власти в руках президента Ельцина, и криминальную
приватизацию, и залоговые аукционы - вторые все это последовательно
критиковали. Первые были, по сути, правящей партией, делегировав в
правительство ключевых министров, - вторые отказывались входить в ельцинское
правительство, за что получали обвинения в <нежелании брать на себя
ответственность>. Первые при этом традиционно считались демократами и
либералами - вторых в лояльных Кремлю средствах массовой информации очень
любили называть <розовыми>, представляющими <неудачников>, которые <не
вписались в новую реальность>, и так далее.
Впоследствии станет ясно: отождествление в общественном мнении либерализма с
экономической политикой Анатолия Чубайса и его единомышленников в сильнейшей
степени дискредитировало слово <либерализм>. И точно так же отождествление
демократии с Борисом Ельциным и его окружением дискредитировало слово
<демократия>. Но будет поздно...
Тем не менее в 1996 году у страны был реальный шанс прервать <авторитарное
развитие>, изменить <единственно верный> курс <радикальных реформ>,
соединить свободу и справедливость так, как они соединены в практике и
теории современного европейского либерализма, не имеющего ничего общего с
<большевистским либерализмом> отечественных <радикал-реформаторов>. Но он
был упущен.

Упущенный шанс

К концу 1995 года ощущение вопиющей несправедливости происходящего в стране
возобладало у подавляющего большинства граждан.
Они, неразумные, никак не могли понять: почему бывшая общенародная
собственность и доходы от природных ресурсов огромной страны как-то
по-тихому стали частной собственностью узкой группы приближенных к
президенту и правительству лиц?
Почему <реформаторы> процветают вопреки собственным реформам и не испытывают
на себе тягости, которые они призывают остальных <перетерпеть> во имя
светлого будущего?
Почему роскошь, в которой живут <демократические> правители страны, и
привилегии, которыми они пользуются, далеко превзошли те, что были у
прежней, коммунистической, власти?
Эти настроения выплеснулись в декабре 1995-го на парламентских выборах,
когда гайдаровский ДВР не сумел преодолеть 5-процентный барьер, а КПРФ
вместе с союзниками-аграриями получила большинство в парламенте. Но это была
не столько победа коммунистов, сколько поражение реформаторов <ельцинского
призыва>. И граждане прекрасно это понимали: недаром <Яблоко>, которое
критиковало <реформаторов> из ДВР, но заявляло о себе как о демократах,
получило более 10% от общего числа думских мандатов.
Избиратели тогда еще не разочаровались в демократии и в реформах - они
хотели <других реформ>, с <человеческим лицом>. Они не столько хотели
получить у власти президента Зюганова, сколько не хотели оставить у власти
президента Ельцина.
В этой ситуации некоммунистическая оппозиция, <третья сила>, выступающая под
лозунгом <Демократия без Ельцина, реформы без Чубайса> и предлагающая
сочетание свободы и справедливости, имела бы большие шансы на победу. При
этом мог реализоваться восточно-европейский <социал-либеральный> (или
близкий к нему социал-демократический) сценарий - как это произошло в
Польше, Болгарии, Венгрии...
Однако в Кремле тоже очень хорошо понимали, что события могут пойти по
такому пути. Что радикально не устраивало тех, кто за годы первого
ельцинского срока привык рассматривать страну как сочетание
экспериментальной лаборатории и отданной на <кормление> вотчины.
И потому на президентских выборах стране был навязан <биполярный миф>:
выбирать, мол, можно только между Ельциным и Зюгановым.

В плену <биполярного мифа>

Вспомним <независимые> и <объективные> комментарии, заполнившие тогда
страницы газет и эфирные часы, - пространство выбора в них искусственно
сжато до одномерного. Либо нынешняя власть - либо коммунисты. Либо реформы с
Ельциным - либо реставрация с Зюгановым. Либо сохранение нынешнего курса -
либо очереди и дефицит, цензура и пустые полки, карточки и ГУЛАГ.
Что касается тех, кто представлял возможную <третью силу> - Александра
Лебедя, Григория Явлинского, Святослава Федорова, - все они были замкнуты в
кольцо информационной блокады, поскольку самим своим существованием
разрушали <биполярный миф>. Более того, подвергались непрерывным
пропагандистским атакам: помнится, Анатолий Чубайс не уставал
кликушествовать, что, мол, <каждый голос, отданный за Явлинского, работает
на Зюганова>. И лишь в последние дни перед первым туром выборов, когда
Кремль уже договорился с Лебедем о будущей <продаже> голосов Ельцину,
покойный ныне генерал начал, что называется, <не слезать> с телеэкрана...
Тем не менее даже в этих условиях Ельцин мог проиграть, а Зюганов выиграть.
Что, как представляется, все же было бы лучшим вариантом по сравнению с тем,
что произошло в действительности. Отбросим пропагандистские <страшилки>
ельцинской команды о том, что победившие коммунисты немедленно бы все
национализировали, отменили выборы, а несогласных загнали бы в лагеря. В
странах бывшего соцлагеря (и даже в бывших республиках Союза) приход к
власти <левых> почему-то не привел к этим кошмарным последствиям. А затем -
что вполне реально, как это случилось в Восточной Европе, - настал бы новый
выборный цикл, и <маятник> качнулся бы в другую сторону.
Впрочем, отдавать власть Кремль не собирался ни при каких обстоятельствах.
Недаром еще в начале 1996 года совершенно серьезно обсуждались варианты
отмены <во имя продолжения реформ> выборов вообще (поскольку Ельцин может их
проиграть) или непризнания их результатов, если выиграет Зюганов. И, скорее
всего, в Кремле и штабе Ельцина просчитывался силовой вариант. На который,
можно не сомневаться, легко закрыл бы глаза Запад, заявив, как и осенью 1993
года, что этого требуют интересы демократии...
Однако этот вариант не понадобился - пропагандистская <промывка мозгов>
позволила увеличить рейтинг Ельцина с трех до шестидесяти процентов, и
<победа страха над совестью> состоялась. Именно тогда и был до блеска
отработан <административный ресурс>: федеральные телеканалы были превращены
в отделы избирательного штаба президента, губернаторы и мэры, не стесняясь,
<обеспечивали> необходимые результаты, ЦИК и прокуратура старательно
закрывали глаза на любые нарушения со стороны президентской команды. Надо ли
удивляться, что избиратели, глядя на это, уверились, что сменить власть в
стране им не позволят?
Последствия случившегося между тем были куда более серьезными, чем
сохранение Ельцина у власти. Кремль убедился, что, во-первых, важнейшим из
предвыборных искусств является телевидение и с голубого экрана <пипл схавает
все>, а во-вторых, что система, сочетающая в себе исполнительную
<вертикаль>, послушные избиркомы и правоохранительные органы, способна
творить электоральные чудеса. Эта система была в 1996 году сконструирована,
чтобы не пропустить к власти коммунистическую оппозицию, но затем
выяснилось, что она не пропускает к публичной власти любую оппозицию
независимо от ее <окраски>. Что мы, собственно, в дальнейшем и наблюдаем.
Заметим: если бы в 1990 году правящая компартия применяла на выборах те же
самые методы, что сейчас применяет Кремль, скорее всего, она до сих пор
оставалась бы правящей...

С опорой на базовые ценности

Говоря о том, что большинство граждан России исповедуют <левые> ценности,
Михаил Ходорковский приводит данные опроса <Левада-центра>. 97% жителей
России - за бесплатное образование, 93% считают, что пенсия не должна быть
ниже прожиточного минимума, 91% - за безусловный возврат дореформенных
сбережений граждан. <И здесь же: 81% - за возвращение к прямым выборам
губернаторов, 59% - за восстановление института депутатов-одномандатников.
Это и есть, собственно, программа следующей российской власти:
государственный патернализм и демократия, свобода и справедливость - вместе,
по одну сторону баррикад>, - считает экс-олигарх.
Однако, во-первых, приведенные данные вовсе не свидетельствуют о господстве
<левых ценностей> в головах россиян.
Во всех развитых странах мира пенсия выше прожиточного минимума независимо
от того, <левые>, <правые> или <центристы> находятся у власти. Образование в
Англии или Германии, Швеции или Канаде было бесплатным независимо от того, в
какой последовательности разные политические силы сменяли друг друга в
парламенте.
Что касается фактической конфискации <дореформенных> сбережений граждан,
проведенной правительством Гайдара, то в любой нормальной стране мира она
была бы расценена как мошенничество в особо крупных размерах, какой бы
<окраски> ни была бы в этой стране власть.
А во-вторых, нет никаких оснований считать, что понятие <свобода> является
отличительным признаком только <правой> идеологии, а понятие
<справедливость> - только <левой>.
Между этими понятиями нет никакого противоречия, и бессмысленно
противопоставлять их друг другу. И то и другое - базовые ценности,
признаваемые в любом нормальном обществе. В несвободном обществе не бывает
подлинной справедливости, в несправедливом обществе не бывает подлинной
свободы. Увы: в нашей стране эти понятия много лет искусственно (и искусно)
разводили по разные стороны баррикады. И в советские времена, когда свобода
почиталась <идеалистическим пережитком>, и в постсоветские, когда нам
внушали, что тот, кто за свободу, должен быть против справедливости как
<социалистического> принципа...

Так что не <левый поворот> нам нужен, а поворот ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ. В сторону
нормальной демократии и ее ценностей, среди которых и справедливость, и
свобода, и свобода СМИ, и независимое правосудие. И честные выборы, на
которых граждане могут по своему желанию отдавать власть в стране и
<правым>, и <левым>, и всем, кому они доверяют управлять государством.
Только таким и может быть ответ на известный вопрос: <Куда ж нам плыть?>.



От Георгий
К Георгий (19.08.2005 22:56:34)
Дата 19.08.2005 23:32:27

Вячеслав Глазычев. Федерация: кого и с кем? (*+)

http://russ.ru/columns/stolpnik/94696102?mode=print

Колонки
СТОЛПНИК
Федерация: кого и с кем?
Вячеслав Глазычев
Хотя в начале перестройки нередко повторялись слова о том, что сорок лет
придется бродить по пустыне, прежде чем произойдет освобождение от
советского прошлого, в глубине души даже те, кто цитировал Ветхий Завет,
считали, что это лишь метафора, что все у нас произойдет гораздо быстрее...
Половина срока, однако, вот-вот наступит.

По-видимому, придется признать, что изменения в отечестве осуществляются
ровно в таком темпе, в каком могут происходить. Именно происходить, а не
совершаться, так как реальные перемены проистекают из взаимоналожения
множества действий, которые предпринимаются на разных горизонтах социального
бытия и никак одно с другим не скоординированы. И как, собственно, они могут
координироваться, если подавляющее большинство тех, кто пишет и
высказывается по сюжетам российской жизни, совершенно не знает эту самую
жизнь за пределами дачного радиуса от центра Москвы. Не знает и потому
сочиняет ее в меру эсхатологической фантазии. Что уж говорить о бесчисленных
этих фантастах, если даже у такого аккуратного аналитика, как Яков Паппэ,
можно прочесть, например: "Система разделения труда, характерная для
современной (и даже для старой советской) экономики, свертывается. Люди
переходят в автономный режим существования. Они сами готовят пищу, сами
стирают, сами друг друга стригут. Поэтому ни частных ресторанов, ни
прачечных, ни салонов красоты в значительном числе появиться не может"1.

Насчет прачечных спорить не буду - русские женщины относились к ним с
изрядным сомнением и раньше, а стиральных машин стало неизмеримо больше, но
с салонами красоты, ресторациями разного класса, бильярдами и боулингами
дело обстоит живо. В одном, скажем, развлекательном центре "Вавилон", что в
Ижевске, занято 900 рабочих мест. Просто в этом предмете, в отличие от
большого бизнеса, Паппэ зашел на территорию, которую сам не изучал. Так же
как и большинство экспертов, тут он оказывается жертвой СМИ, которые
передают мнения экспертов, которые сформировали их на основе чтения...

Большинство обозревателей предпочитают забавлять публику хитросплетением
спекуляций, где на первый план выдвигаются протагонисты политического
театра - реальные или предполагаемые. При этом существо медленного движения
тектонических плит по вязкой подкладке из теплой, но отнюдь не раскаленной
магмы объемом сто сорок миллионов душ ускользает от внимания совершенно.

Меж тем последнее по времени назначение нижегородского губернатора,
состоявшееся при подлинно единодушной поддержке Законодательного собрания,
быть может, знаменует собой закрепление процесса нового обустройства на
просторах отечества. Начало этого процесса отследить не просто, но, пожалуй,
его первым очевидным проявлением было уже почти забытое поражение Юрия
Спиридонова на выборах, каковым завершилось его десятилетнее "володение"
Республикой Коми.

Особенность российской приватизации, в которой обычно видят лишь становление
нефтяного и отчасти банковского олигархата, была в том, что в зависимости от
особенностей места региональные власти захватывали тотальный, заметный или
только частичный контроль над бывшими государственными активами. Первый срок
президентства Путина ушел на то, чтобы в опоре на систему федеральных
округов, во-первых, разобраться в действительном положении дел, во-вторых -
неспешно готовить освобождение производительных сил от новой крепостной
зависимости. Можно ли было ускорить эту подготовку? Не исключено, но очень
сомнительно. Сомнительно прежде всего по той причине, что терпеливость в
этом случае есть высшая доблесть, напрочь свободная от героической
жестикуляции.

Нетерпение понятно: у нас всяк хочет уже сейчас жить по-западному, более
того - твердо убежден, что ему это "положено". Все время на политический
помост выскакивают радетели, уверяющие, что ежели поделить стабфонд, то рай
наступит незамедлительно, хотя стоит поделить ожидаемые к концу 2006 года
два триллиона бумажных рублей на всех жителей России, получится 500 бумажных
долларов на нос, что для райской жизни решительно недостаточно, даже если
забыть о накачке инфляции в случае такой дележки. Иное дело, что в адрес
господина Грефа и компании летят и лучше оперенные стрелы: почему бы не
вложиться в инвестиционные проекты? Иногда Греф отмалчивается, иной раз его
прорывает: ведь разворуют! Возражать на это можно, но затруднительно.

Всякому внимательному наблюдателю должно быть понятно, что так называемая
властная вертикаль не более чем иллюзия уже потому только, что
унаследованная неоднородность российского пространства продолжает нарастать.
С нею вместе продолжают нарастать и разнохарактерность собственности, и
различия в ее эффективности. В характере такой эффективности также. Ведь,
скажем, эффективность поглощения субсидий в Дагестане достаточно высока,
если, разумеется, иметь в виду не новоевропейские критерии, а неистребимость
клановых конструкций.

Для того чтобы умножение ВВП из заклинания перешло в статус рабочей задачи,
требуется как минимум полная смена поколений в региональных элитах основных
производительных регионов. Не только в политических и не только в регионах.
Политический иконостас должен поменяться весь, но чрезвычайно важно, чтобы
такая смена происходила с минимизацией истерики, и только перейдя к системе
назначения региональных вождей, но в ритме привычного выборного процесса,
этого можно достичь. К сожалению, партийно-политический процесс заметно
отстает от запроса времени, хотя и здесь неизбежны перемены. "Бабье лето"
господина Зюганова, скорее всего, завершится вместе с обещанным им осенним
наступлением трудящихся; Жириновский заметно устал; Явлинский вышел в тираж
очевидным для всех образом; возня вокруг пребывающего в узилище
Ходорковского особых перспектив не имеет; Хакамада с Немцовым никому уже не
интересны; а новый лидер СПС не слышен и не видим. Что будет с "Едром" -
тайна сия велика есть.

Меж тем в августовском затишье стало известно, что АФК "Система" приобрела
по 19,9 процента акций ОАО "Новойл", ОАО "Уфимский НПЗ", ОАО "Уфанефтехим",
ОАО АНК "Башнефть" и ОАО "Уфаоргсинтез", 18,57 процента акций ОАО
"Башнефтепродукт" и 10,08 процента акций ОАО "Башкирэнерго". Очень
интересно.

Общественное движение "Черкесский конгресс" направило 12 августа заявление
прокурору Адыгеи и военному прокурору Майкопского гарнизона с юридически
мотивированным требованием приостановить в Майкопе строительство памятника
Николаю Чудотворцу. Не очень интересно, но весьма тревожно.



1 "Отечественные записки", # 1, 2005, с. 79.



2 Добротный анализ этого явления и его последствий можно прочесть в статье
А.Г.Пилясова "Региональная собственность в России: свои и чужие", "ОЗ", # 1,
2005.


От Георгий
К Георгий (19.08.2005 22:56:34)
Дата 19.08.2005 23:18:34

Юрий Перелыгин: С политикой выравнивания пора заканчивать (*+)


Россия, Санкт-Петербург
Документ: http://www.rosbalt.ru/2005/08/15/221654.html
Дата: 15/08/2005 14:05:00 MSD

С политикой выравнивания пора заканчивать

Правительство РФ 30 июня одобрило Концепцию стратегии
социально-экономического развития регионов РФ. О том, на каких принципах
должна строиться региональная политика современной России, и что
представляет предложенная концепция в интервью корреспонденту <Росбалта>
рассказал один из основных ее разработчиков, директор департамента
регионального социально-экономического развития и территориального
планирования Министерства регионально развития РФ Юрий Перелыгин.


----------------------------------------------------------------------------
----

- Что принципиально нового содержится в одобренной Правительством концепции?

- Всякое новое - это хорошо забытое старое. Я считаю, что было бы неплохо
вспомнить наших учителей, тех, кто закладывал основы региональной политики
для России, начиная с Комиссии по естественным производительным силам
(КЕПС), далее Совета по организации производительных сил (СОПС),
организованного Вернадским.
Это было ровно 100 лет назад. И тогда пришли к выводу, что если Россия не
начнет районировать развитие своего хозяйства, то мало на что можно
рассчитывать в будущем. Результат их труда стал предтечей плана ГОЭЛРО и
одним из лучших проектов по региональному развитию.
Мы во многом за последние 15 лет забыли, что это такое, и нашими учителями
стали апологеты свободного рынка типа Хайека, Фридмана, Портера и пр.
Либеральная школа экономики сейчас сильна, и, главным образом, исходя их
нее, принимаются федеральные решения, а школа регионалистов, к сожалению,
забыта. Мы пытаемся ее возродить и напомнить о ней всем лицам, принимающим
решения. Напомнить, что Россия такая огромная страна, что требует разного
подхода, что различные регионы живут по-разному. В этом новизна Концепции. А
главная задача, соответственно, - внедрить территориальный фактор в процесс
принятия федеральных и государственных решений.

- Одной из главных черт Концепции является отказ от принципа выравнивания
социально-экономического развития регионов. С чем это связано?

- Сегодня уже можно констатировать, что политика выравнивания развития
регионов утратила свою эффективность. Прежние инструменты управления
региональным развитием не работают, а часто их использование приводит к
негативным результатам. Разрыв в уровне развития регионов продолжает
нарастать - никакого выравнивания на деле не происходит. Попытки
выравнивания осуществляет только Минфин России через имеющийся у него
инструмент федеральных трансфертов. Но это выравнивание только бюджетных
душевых расходов, а не социально-экономического развития регионов.
Разрыв в темпах роста экономики между отдельными субъектами Российской
Федерации, конечно же, является объективной тенденцией в условиях рынка.
Однако постоянное увеличение этого разрыва, несмотря на межбюджетные
трансферты, становится основным социальным противоречием, порождающим
политические конфликты.
Предел эффективности политики выравнивания уже достигнут. Мы считаем, что
настало время принципиально изменить отношение к концепции управления
региональным развитием и перейти к политике поляризованного развития (или
<развития, сфокусированного на приоритетах>).
Принцип поляризованного развития предполагает, что мы <подхватываем>
естественный процесс поляризации экономического развития и придаем ему
сбалансированный и управляемых характер. Необходимо содействие формированию
регионов-локомотивов роста (опорных регионов), оказывающих инновационное и
инвестиционное воздействие на остальную территорию страны. Именно в этом
контексте предлагается рассматривать и предложения по возможному укрупнению
юрисдикции субъектов РФ.

- К каким результатам приведет воплощение стратегии в жизнь?

- Уверен, что мы сильно продвинемся в восстановлении влияния РФ по отношению
к своему ближайшему окружению. Это произойдет за счет так называемого
регионального строительства, за счет того, что у нас восстановится
инфраструктура общего значения - транспортная, инженерная, социальная.
Люди у нас будут - так как это было раньше - свободно перемещаться туда,
куда они хотят. Повысится мобильность человека. Мы чуть-чуть разбавим свое
теперь уже мононациональное государство. Сейчас подавляющая часть населения
России - русские, а ведь раньше, в годы существования Российской империи и
Советского Союза, соотношение было 60 на 40%. Я считаю, что русская культура
должна жить в многообразной поликультурной среде Она не может быть
монокультурной, иначе не развивается.
Второе - экономические преимущества. За сильными макрорегионами у нас
появится понятная внутренняя структура, центрами развития у нас будет не
только одна Москва, а, например, Владивосток с Хабаровском, Новосибирск с
Омском. Людям жить станет немножко проще. Они будут понимать некоторые
перспективы своего собственного планирования. В государстве, где есть
долгосрочная понятная линия развития, проще детей рожать.
В долгосрочной перспективе в случае реализации Стратегии будут достигнуты
следующие результаты: сохранится территориальная целостность страны,
произойдет сокращение площадей кризисных территорий, Россия оформит свой
глобальный регион, сопоставимый с мировыми глобальными регионами.

- В своем подходе вы берете за образец советскую плановую систему?

- Советский Союз применял тотальные методы планирования. Исходная посылка
заключалась в том, что государство способно сделать жизнь таковой, какова
она есть в мысли. Слабое внимание уделялось естественным процессам. В то же
время Советский Союз мог позволить себе такие проекты, которые нынешняя
Россия себе позволить не может. РФ уже не может сосредоточить такое
количество ресурсов.
Это не означает, что планирование можно забыть. Планирование при рыночных
условиях, возможно, даже более необходимый инструмент. Просто надо к нему
относиться не как к директиве, а как к прогнозу, карте, по которой можно
проложить маршрут. Нужно выставлять ориентиры, а далее экономические
субъекты, глядя на эти ориентиры, будут выстраивать свою собственную линию.
Наша задача- помочь этим процессам.

- Какие города, на ваш взгляд, могли бы стать центрами макрорегионов?

- В первую очередь, конечно, это Петербург и Москва. Если вы поедете из
Петербурга в Москву на машине, вы просто физически ощутите регион. Он не в
самом Питере. Он дотягивается до семидесятого километра от Питера, а от
Москвы начинается километров за 150. Вы это почувствуете по инфраструктуре
возле дороги и по насыщенности жизни. Если посмотрите на карту строительства
коттеджей, вы тоже увидите, куда дотянулся капитал из Москвы. Если вы
поедете в Уссурийск (это город недалеко от Владивостока), то увидите что две
трети производства куплено московским капиталом. Процессы хозяйствования
нададминистративны.
Третий этап системных преобразований (2011-2020 гг.) будет направлен на
реализацию принятых федеральных и ведомственных целевых программ
регионального развития и Генеральной схемы пространственного развития РФ,
предполагает ежегодное финансирование из федерального бюджета в объеме до 80
млрд рублей и увеличение доли внебюджетных источников в общем объеме
финансирования до 90%. Результатом данного этапа станет формирование на
территории России нескольких макрорегионов, соразмерных мировым по объему
ВРП на душу населения, а главное, выступающих значимыми центрами
инновационного развития страны, оказывающими максимально возможное
мультипликационное влияние на другие регионы.
В итоге за счет аккумуляции внебюджетных источников к 2020 году общий объем
средств, направляемых на развитие регионов, должен составлять не менее 1
трлн рублей в год без существенного роста нагрузки на бюджеты субъектов РФ.
Ростов вокруг себя стягивает регион. Я думаю, что, если бы Ростов был
многомиллионным городом, у нас бы было гораздо меньше проблем на Кавказе.
Есть шесть городов-миллионников в Приволжском округе. За Уралом -
Екатеринбург, Челябинск, Новосибирск, Томск, Хабаровск, Владивосток.
Стоит подчеркнуть, что российские макрорегионы должны конкурировать в
международном масштабе. Конкуренция регионов внутри страны должна быть
запрещена как губительная для экономического развития. Это все равно, что
конкуренция между сердцем и почками. Регион Санкт-Петербурга
конкурентоспособен с любым регионом США. Возможно, он не дотягивает по
валовому объему, но по энергозатратам на единицу продукции и
производительности труда уже конкурентоспособен.

- Вы намеренно не перечислили нефтяные центры России?

- Экономическое развитие должно происходить за счет изменения качества и
структуры ВРП. ХМАО и ЯНАО в этом смысле не являются локомотивами развития.
Они способны на экономический рост, и для нас скорее стабилизирующие
регионы, которые стабилизируют экономическую ситуацию в стране. Но
инновационного прорыва они не дадут.
Если мы хотим, чтобы люди поехали в Ростов, Хабаровск или Владивосток, то
улучшение их средовых характеристик требует поддержки федерального центра.
Финансовые средства должны вкладываться в инфраструктуру этих территорий.

- В концепции много места уделено ветшанию инфраструктуры страны. С чем
связано столь пристальное внимание к этой проблеме?

- Огромное количество инфраструктуры, построенное в Советском Союзе
избыточно для нынешнего типа хозяйствования. Советский Союз мог себе
позволить 155-ю стройку на Ямале, БАМ, массу других крупномасштабных
проектов, которые сейчас никто не в силах содержать. Если бы сейчас было
госплановское время, по БАМу бы перевозили миллионы тонн грузов. А сейчас
что там ездит? Пока практически ничего. Пока экономическая ситуация не
созрела, чтобы БАМ стал точкой, где начинает концентрироваться экономическое
развитие. Сложилось так... Мы же теперь либералы, и не будем концентрировать
все ресурсы на одном месте экономического прорыва. Хотя, в общем-то, это
правильно было бы сделать. Но перед этим это место нужно четко себе
представлять.
Поэтому когда происходит обрушение одних принципов ведения хозяйствования и
переход на другие, инфраструктура остается бесхозной. Можно просто
удивляться, какой прочности инфраструктуру заложил Советский Союз, что она
до сих пор работает. Нужно сказать, что аварии инфраструктур происходят в
основном из-за ошибок управления, и происходят они там, где нет нормального
хозяина. Где есть хозяин, там нет аварий. Все перестраивается,
переделывается и бизнес туда приходит.
Например, утверждается, что централизованная система в области энергетики
была выбрано в СССР неправильно. Даешь крышные котельные! Ошибка. Вообще-то
весь мир в местах климатически схожих с Россией, даже Хельсинки,
обогревается централизованными источниками тепла.

- Нашлись ли в Правительстве принципиальные противники Концепции?

- Никто не проигнорировал, все прислали свои замечания. Никто не сказал, что
эта Концепция не нужна. Все понимают, что Концепция востребована временем, и
нужно приближать федеральные усилия к регионам.

- Какой, на ваш взгляд, главный недостаток Концепции?

- Она выполнена слишком научно. Пока она не представляет из себя проектного
документа. Я сам, как проектировщик, признаю: проектная часть ее очень
слабая, она инструментально не завершена. Там предстоит еще большая работа.
Сделан прогнозно-концептуальный документ, а проекта еще нет. Это основной
недостаток Концепции.

Беседовал Андрей Фадеев, ИА <Росбалт>


----------------------------------------------------------------------------
----

© 2000-2004 ИА "Росбалт"
При цитировании ссылка на ИА "Росбалт" обязательна.


================
Согласно Концепции, реализация Стратегии пройдет в три этапа.
Первый, проектно-исследовательский этап (2005-2006 гг.), на котором
необходимо провести исследование инфраструктурных ограничений
социально-экономического развития регионов РФ, сформировать организационные
предпосылки для реализации Стратегии и разработать Генеральную схему
пространственного развития Российской Федерации. Первый этап должен быть
профинансирован в основном за счет объемов, заложенных в действующих ФЦП
регионального паритета (их текущий объем составляет около 30 млрд рублей в
год), а также дополнительного финансирования в объеме до 1,7 млрд рублей в
год. В ходе первого этапа должны быть сформулированы технико-экономические
обоснования проектов выделения на территории РФ особых функциональных зон,
определены пилотные регионы для реализации отдельных программ регионального
развития.
На втором этапе будет проходить реализация пилотных проектов и программ
(2007-2010 гг.). Планируется, что действующие ФЦП регионального паритета
прекратят свое существование или будут трансформированы в ФЦП регионального
развития. При этом доля внебюджетных источников в общем объеме
финансирования должна вырасти до 70%. Предполагаемый объем федерального
финансирования на втором этапе вырастет до 40 млрд рублей в год.
====================


От Георгий
К Георгий (19.08.2005 22:56:34)
Дата 19.08.2005 23:12:52

Вячеслав Данилов. "Цыганский" суверенитет (*+)

http://russ.ru/docs/94345061?user_session=cd9f08a2aa697e435899bcfefbb620d8

"Цыганский" суверенитет

Тема: Рынок суверенитетов
Д.Кралечкин: На грани существования
12 августа 2005
Вячеслав Данилов, кандидат философских наук
Начнем с анекдота: Джордж Буш-мл. нашел способ ввести свои войска во все
страны мира - он объявил войну цыганам. "Цыгане" суверенитета - это то, что
можно назвать ускользающим от суверенитизации, как ускользают кочевники от
института прикрепления к месту, как профессиональные бомжи боятся прописки.
В определенном смысле можно сказать, что это тоже борьба за суверенитет и
право на самоопределение, которое дано "самой природой", тем более что даже
такому "суверену" можно объявить войну, хоть у него нет ни границ, ни
институтов.

Существование государств-изгоев означает новый виток трансформации
вестфальской системы международно признанных суверенитетов. Суверенитет этих
государств, имеющих все необходимые атрибуты суверенитета классического
(наличие международно признанных границ, в той или иной степени легитимной
власти, которая является абсолютной в рамках этих границ), тем не менее не
является суверенитетом полным. Это некий временный суверенитет, данный
взаймы или краденый, пиратский, существующий до тех пор, пока "мы идем к
вам". Смысл "визита", который оказывается возможным ввиду "дырявости"
девиантного суверенитета, заключается в восстановлении в той или иной форме
"испорченного" суверенитета, дополнения его до нормального (пока здесь мы не
касаемся того факта, что подобного рода международная практика связана с
национальными интересами вполне определенного суверена).

Таким образом, суверенитет в полном смысле этого слова, который говорит о
возможности совсем иных, "неполных" суверенитетов, представляет собой ряд
соответствий нормам суверенности: территориальная целостность, единство
власти на данной территории, полноценная легитимность этой власти,
признанность суверенитета со стороны международного сообщества, гарантии
прав человека и прав собственности на данной территории и пр. Самоценность и
очевидность этих норм привлекается для объяснения отклонений.

Однако девиантный суверенитет оказывается в ситуации конкуренции с неким
невидимым, еще только грядущим и угрожающим суверенитетом, несущим печать
подлинности, но который может быть представлен только в собственной
отсрочке. Отстаивать суверенитет означает в данном случае отстаивать его
девиантную форму, право на еще большую суверенность, чем сама суверенность.
Тем самым суверенитет оказывается одновременно и бОльшим и меньшим себя:
недостаток суверенитета возникает только через его же избыток. Пытаясь быть
еще более "суверенным", суверенитет может только потерять "в себе".

Поведение субъектов-суверенов в политическом международном пространстве
разнообразно. Идеалы международной политики не предопределяют поведения, но
возникают из борьбы за индивидуальный успех в различных условиях
соревнования. Нормы международного права возникают в особых организационных
условиях. Крупные конфликты случались в истории именно потому, что
изменялись условия организации. Устоявшиеся модели поведения - правила
объявления войны и заключения союзов, нормы признания суверенитетов и
разделение сфер влияния - становятся все менее и менее пригодными, по мере
того как меняется природа ресурсов, за которые ведется международное
соревнование.

Что же касается нас, то проблем у российского суверенитета выше крыши. Для
начала проблемы территориальные. Как кажется, это не только проблема наличия
границ или местами их отсутствия, границ, которые не только не соответствуют
каким бы то ни было интересам государства, но и не связаны с его историей,
что само по себе парадоксально. Тем не менее проблема гораздо сложнее.
Суверенитет предполагает территориальную определенность, закрепленность за
какой-то местностью. Суверенитет в классической редакции - это суверенитет
оседлых, не кочевников, а тех, кто привык здесь жить, освоил эту землю.
Удивление же русского перед "бескрайними просторами" своей земли, которое
перерастает в страх перед возможностью ее отторжения, общеизвестно [1].
Такое отношение вводит отечественный суверенитет в двойную игру присвоения
без освоения, что обнажает другую крупную проблему. Проблему собственности.

Не секрет, что классическая модель суверенитета предполагает определенную
его экономию, т.е. вписанность в работу присвоения: пространства (в
границах) и времени (через власть). Квинтэссенцией такой экономии является
институт частной собственности. Вообще, насколько возможен дискурс о
подлинном суверенитете, о суверенитете в собственном смысле слова, настолько
же всякая идеология суверенитета завязана на необходимость разбираться с
собственностью как таковой. А вопрос о собственности в России традиционный
[2]. Впрочем, как и вопрос о власти.

Суверенитет предполагает легитимацию власти, причем как внешнюю, так и
внутреннюю. Современные трансформации системы суверенитетов выставляют в
качестве своего алиби (которое в данном случае для некоторых может совпадать
с тем, ради чего это алиби вводится) только определенные формы легитимации,
причем такие, что ставят под вопрос само различие внешнего и внутреннего в
этом процессе.

Траектория поиска суверенитета в России совпадает с траекторией поиска
нации. В определенном смысле можно сказать, что России в той же степени "не
хватает" суверенитета, в какой россияне "до сих пор не стали нацией". В той
же степени Россия является более чем просто суверенным государством, в какой
русские (ну, или россияне как граждане РФ) более чем просто нация среди
других. Условно, Россия не совпадает с собственным суверенитетом. Вопрос в
том, скажем ли мы о ней нечто существенное, если будем утверждать, что она
существует в таком несовпадении.

Примечания:

1 Как и проблема "центр-периферия", склоняющаяся от стандарта
"столица-провинция" к стандарту "метрополия-колония". Таким образом,
проблема суверенитета приобретает к тому же еще одно собственно "внутреннее"
измерение.

2 Впрочем, для ультралевого дискурса вопрос о суверенитете вообще не стоит.
Если "собственность - это кража", то всякий суверенитет - это ворованный
суверенитет, а всякое государство - это государство-вор в той или иной
степени: разница лишь в том, интеллигентно ли тебя ограбят или с применением
грубой силы.


От Георгий
К Георгий (19.08.2005 22:56:34)
Дата 19.08.2005 23:12:42

Дмитрий Кралечкин. Логика советского суверенитета (*+)

http://russ.ru/docs/94779450?user_session=cd9f08a2aa697e435899bcfefbb620d8

Излишек Советов

Тема: Логика советского суверенитета
17 августа 2005
Дмитрий Кралечкин, кандидат философских наук

Существует по меньшей мере два способа реконструкции логики советского
суверенитета. Первый, претендующий на сколько-нибудь легитимную научную и
политическую значимость, относится к этому суверенитету как к истории
фальсификации. "Советы" фальсифицируются двояко - своей собственной
процессией, как будто навсегда отдавшей карты в руки сторонников "открытого
общества", и методологически, то есть предположением, что само представление
Советов в качестве транзитного пункта (место которого определялось только в
отношении к коммунизму) не более чем идеология, неуместная в компании таких
трезвых, достопочтенных, буржуазно-юридических понятий, как "суверенитет".
Актуальное политическое мышление наслаждается этим странным совпадением двух
форм фальсификации. Это логический апофеоз советологии - единственной науки,
систематически стремившейся к уничтожению своего объекта. Есть ли второй,
альтернативный способ? Иначе говоря, не была ли "советская идеология" таким
усложнением неприглядной действительности, которое избыточно по отношению к
любой "функции" идеологии?

Обращая почерпнутую в марксизме критику идеологии на марксистское
государство, отдавая все почести марксизму, но без его "телеологии", только
подтверждаешь то, что пытаешься устранить. Именно этот идеологический
избыток, предполагаемое "событие коммунизма", создает напряжение, которое
невозможно объяснить, если учитывать только счастливое завершение
фальсификации Советов. Иными словами, в Стране Советов даже то, что могло
быть "всего лишь" идеологией, действовало иначе, поскольку именно эта страна
сделала ставку на устранение идеологии и государства, которому она была бы в
пору. Если суверенитет СССР несложно представить в качестве чего-то вполне
заурядного (например, в качестве продления имперской политики объединения,
трансплантологии трансцендентного тела царя), это еще не отменяет того уже
почти неуловимого избытка, которым он действовал не только на свое
окружение, но и на сам "дискурс" суверенности. Попробуем его определить - но
не столько наметить границы, сколько усилить, преувеличить, как это всегда
подобает, если имеешь дело с подобными излишками.

Исходным пунктом здесь можно считать то, что советский суверенитет
оформляется в момент, когда единственным базовым языком отношения
суверенитетов друг к другу и самого их конструирования стал язык экономики,
то есть рынка с его императивами и постулатами. Советы же, утверждая свой
суверенитет, одновременно утверждали необходимость деструкции этого языка -
вместе со всем миром задававшихся им отношений. Этот поверхностный, само
собой разумеющийся момент в действительности неустраним из логики советского
суверенитета и одновременно достаточно сложен для анализа. Советский
суверенитет говорил: "Я не буду накапливать сам себя, я сделаю так, что
копить и беречь будет не нужно". Это суверенитет, который потенциально не
только больше своих границ, но и больше собственного языка.

Избыточный момент советского суверенитета утверждался прежде всего тем, что
он должен был бы стать единственным источником суверенитета как такового и,
таким образом, устранить саму его проблему. После заката теологического
суверенитета и его воплощения в теле короля (династии) единственным
источником суверенитета стал народ. Но какой? Политически народ всегда
существовал дважды - народ как источник суверенитета, который всегда от него
уходит, и народ как "объект" суверенной инстанции [1]. Иными словами,
апелляция к народу всегда вскрывала структуру суверенитета как "не своей
власти", причем народ - это лишь то, что обеспечивает саму возможность ее
присвоения. Советы - возвращение источника, снятие дихотомии народа и в то
же время устранение самой проблемы суверенитета как некоего ограничения,
локальности, которая всегда принуждена защищаться, ссылаясь на иное. Народ -
это не нация, а Интернационал [2]. Это политический народ - в том числе
созданный Гражданской войной. Полное возвращение суверенитета народа
предполагает деструкцию любых форм представления и предоставления
суверенитета, следовательно, деструкцию самой логики его "показа" и
"признания".

Чудовищность советского суверенитета объяснялась не какими-то неведомыми его
возможностями, а тем, что так никто и не узнал, что именно будет с народом,
который идет на свое политическое определение, стирая свою собственную
склонность к власти и склонность ее "отдавать". Суверенность всегда
существовала в режиме "отданного". Труднее всего было помыслить этот
итоговый народ как нечто радикально отличное от абсолютной власти,
демонстрирующей свое превосходство и иногда предоставляющей ее во временное
пользование. Иначе говоря, суверенность, вернувшаяся к народу (по крайней
мере, в режиме долженствования, которым так легко пренебречь), не делает из
последнего некоего абсолютного субъекта, полное присутствие, которое
требовалось только для по сути своей антинародного суверенитета. Этот
непредставимый [3] народ, вернувшийся к своему политическому единству, не
представляет собой ни "общества равных возможностей", ни "всеединства", ни
тела Церкви, ни "легиона" [4], ни даже абсолютного духа - все это, по логике
Советского государства, не более чем способы отвлечения народа от самого
себя, хотя народ "без дихотомии" не имеет себя в качестве горячо любимого
субъекта. Поэтому предполагаемая советская суверенность быть не только
"больше" любой другой (поскольку на сцену выходил единственный
действительный суверен), но и в принципе иной - раз этот суверен не
претендовал на признание со стороны других и самоутверждение за их счет. То
есть раз он подрывал их экономию/сохранение.

Последнее демонстрируется "признанием суверенитета". Конечно, эмпирически
"не признать" советский суверенитет с какого-то момента было невозможно в
силу его "величины". Но так ли случайно соединение "величины" с
суверенитетом, если учесть, что последний также всегда конструируется тем,
что "больше его" (власть короля конструируется абсолютной властью Бога,
власть выборных представителей конструируется гораздо большей властью
демоса)? Суверенитет всегда структурировался как игра признания. Например,
национальные государства "освобождаются", чтобы быть признанными в качестве
суверенных, принять на своей территории законных представителей других
государств и т.п. Иными словами, борьба за признание ведется как борьба за
дефицитный ресурс, а сама суверенность оказывается чем-то, чего может не
хватать, но что определено внутри позиционной системы. Суверенитет в этом
случае - это то, что существует, например, в системе, контролируемой
определенным гегемоном, то есть там, где имеется цепь признания одного
другим, вплоть до того, кто задает всю систему. Но суверенитет СССР
возникает не столько в качестве заявки на признание, сколько как
"невозможность не признать", которая в то же время не тождественна позиции
гегемона. Это новый суверенитет, для которого его признание лишь самое
малое, что можно было сделать в целях его усмирения, "нормализации".

Исторически и социологически на момент возникновения СССР международные
отношения суверенных государств представлялись не иначе, как в экономических
терминах. Ведь и непосредственная сила, и предел существования, и аннексии
истолковываются в качестве моментов экономического исчисления как принципа
международной рациональности. Например, прямая оккупация может быть
рациональна, если она не связана со слишком большими долгосрочными
издержками, не предполагает слишком больших упущенных возможностей и т.п.
Советский же суверенитет идеологически предполагал отрицание самой
"рациональной грамматики" этих отношений как грамматики увеличения прибыли в
ничем не сдерживаемой конкуренции. Советы - это деконструкция оппозиции
международной экономической анархии (отсутствия безусловного и вынесенного
за пределы системы гегемона) и институционально-бюрократического
сверхрегулирования. Вся логика отношений СССР с другими суверенными
государствами предполагала возможность конечной отмены хаотической
максимизации прибыли.

Такая ситуация порождает две комплементарные формы советского суверенитета,
обеспечивая в итоге и его "фальсификацию". Первая форма - это
сверхинституциональность отношений со странами, потенциально сдвигавшимися в
сторону социалистического выбора, а вторая - неизбежная
деинституционализация в пограничных, неопределенных или откровенно
враждебных регионах внешних отношений.

В первом случае можно говорить о создании на основе советского суверенитета
невиданного по силе и долговременности международного режима, который,
собственно, и фиксируется в терминологии "биполярного мира". Последнее
выражение скрывает принципиальное отличие: советский режим был нацелен не на
упрощение интеракций, которые в условиях его отсутствия не имели бы места
или были бы слишком дорогостоящими, а на изменение самих этих интеракций, то
есть на трансформацию их структуры и их агентов как "максимизаторов
полезности".

Достаточно признанным можно считать утверждение, что устойчивый
международный режим, необходимость которого обосновывается экономически,
возникает не только при наличии гегемона, но и при наличии спроса на
информацию, нормы и на снижение транзакционных издержек5. СССР обеспечивал
удовлетворение спроса на информацию, нормы и снижение транзакционных
издержек в такой степени, что в итоге эти рамочные условия и структуры
должны были вытеснить те как будто субстанциальные процессы капитализации и
извлечения прибыли, для которых они должны были (в норме) послужить. СССР от
инструментальной трактовки международного режима перешел к
трансцендентальной, причем это был трансцендентализм крайнего толка - ведь
коммунизмом мог бы называться только переход к такому полному
трансцендентализму, при котором, например, информация полностью отменяла
рыночную хаотичность. Инструмент меняется местом с целью, если институция (в
пределе - просто "символическое") заполняет все пространство и сама
экономика начинает играть "служебную" роль. Понятно, что с точки зрения
"нормальных" межгосударственных отношений вложения в подобный международный
режим представлялись чистой тратой.

Между тем "трата" всегда служила в качестве показателя, меры суверенности,
поэтому необходимо отличать суверенитет Советов от суверенитета просто
излишнего, настолько уверенного в себе, что он может пойти на излишние
траты. Форма трат традиционного суверена - демонстративность как основа для
любого признания. Суверенитет питается своими тратами, что было очевидно уже
Гегелю, поэтому любая претензия на построение экономики даров не оправдана,
пока дары присваиваются в качестве достижений. Хотя все это присутствовало и
в политике СССР (показная помощь бедным странам, например), сама форма
внешних инвестиций СССР - тайные дары, то есть дары, которые скрываются
именно потому, что похвальба ими вовлекала бы СССР в идеологически
противоположную логику (например, логику благотворительности, помощи странам
третьего мира, которые именно по причине этой помощи должны вечно оставаться
в своем третьем - мало пригодном для жизни - мире). В известном смысле СССР
стремился не обмениваться дарами, а утвердить невозможный дар6, который в
принципе не возвращается. Это было возможно только в расчете на устранение
самой экономики в тотально антиоппортунистическом международном режиме,
постепенно покрывающем весь мир.

Бесконечность советских даров создавала условия для реализации
государственной максимы "поступай так, чтобы сохранить возможность помощи в
будущем от своих друзей, даже если сейчас так поступать тебе невыгодно". Но
она оставляла возможность для весьма успешного (по экономическим критериям)
оппортунизма именно потому, что вторая составляющая внешней реализации
советского суверенитета требовала возвращения к практике "ad hoc". Примером
последней могут служить современные программы вроде "Нефть в обмен на
продовольствие" - то есть программы, единственным законом которых является
чистая выгода, без каких бы то ни было пролонгаций, граничных условий,
долговременных договоренностей и т.п. Любая договоренность приходит здесь
вторым шагом после усмотрения непосредственной экономической выгоды, а не
наоборот. По сути, первоначально именно так принуждено было вести себя
Советское государство в достаточно враждебном окружении. Именно претензия
советского суверенитета на воплощение чего-то "большего экономики" неизбежно
возвращала его во внешних отношениях к логике "только экономики и ничего
больше", то есть экономики в ее самом карикатурном и одновременно жестоком
виде. И это же можно считать структурной возможностью и условием
привлекательности оппортунизма, выразившегося в возвращении к "национальным"
суверенитетам, которым не остается ничего, кроме как бороться за минимальное
признание.

"Время" советского режима делает из СССР суверена идеологически высшего
толка, то есть суверена, который делает ставку на несохранение самого себя,
но, конечно, не такое несохранение, которое возвращает его в число
"более-менее" равных "субъектов международного права". Это время "всегда еще
не" - время события с рассрочкой, которая точно просчитана и не может
растянуться до бесконечности. Приход коммунизма отличается от всех иных форм
пришествия уже потому, что оно не является пришествием чего-то, чего нам не
хватало в качестве нашей сущности, что бы там ни говорил ранний Маркс. Это
пришествие отношений, которое не выполняется в силу "нормализации", распада
выстраиваемой логики советской реципрокности, то есть заданной на
неопределенное будущее взаимности отношений. На ее место заступают
добродетели ad hoc, которые отныне структурируют пространство российского
суверенитета - скорее реалистского, чем инструменталистского или
либерального.

Последнее легко доказать множеством политических знаков, среди которых
выделяется постоянное подчеркивание противоположности "дел" и "слов" (пустых
обещаний, договоренностей и т.п.). Любые непосредственные взаимодействия,
как теперь утверждается, гораздо лучше договоров, которые не выполняются (а
любой договор создает структурную возможность собственного невыполнения,
поэтому невыполняющийся договор - это хуже, чем отсутствие всякой
договоренности). Именно их - своеобразные признаки братства помимо всякой
бюрократии и институционализации - принуждены мы искать, не замечая того,
что это лишь след большого оппортунизма - более мощного и фатального, чем
его чисто экономическое определение, и в то же время меньшего, предельно
малого в силу своей "нормальности", оправданности рыночным фундаментализмом.
В том же самом следе располагаются идеологии реваншистского типа,
изображающие былые достижения в ныне усвоенной логике "экономических
возможностей" и "силы", как и идеологии "национальной нормализации",
следующие за большим оппортунизмом в попытке устранить всякое остаточное
влияние излишка советского суверенитета.

Примечания:

1 См., например: Agamben G., What is a People // Means Without End: Notes on
Politics (Theory Out of Bounds), University of Minnesota Press, 2000, p.
29-36.

2 Наиболее элементарный пример: именно "Интернационал" становится первым
гимном советского государства.

3 В конце концов, чем еще является творчество таких писателей, как
А.Платонов, как не попыткой изобразить это "непредставимое" -
коммунистический народ?

4 См.: Вяч. Иванов. Легион и соборность // Родное и вселенское, М., 1994, с.
96-101.

5 См.: Keahane Robert O., The demand for international regimes //
International Organization 36, 2, Spring 1982, pp. 325-355.

6 Проблема возможности дара исследована, в частности, в работе Derrida J.,
Donner le temps, 1. La fausse monnaie, Editions Galilee, 1991.