От Георгий
К Администрация (И.Т.)
Дата 08.06.2005 20:22:33
Рубрики Тексты;

Политика (-)




От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 14.06.2005 23:11:54

Вячеслав Данилов. Суверены без тела и паразиты без хозяев (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050611_dan.html

Вместо границы
Суверены без тела и паразиты без хозяев

Вячеслав Данилов

Дата публикации: 11 Июня 2005

Новоевропейская империя - это прежде всего империя колониального типа,
государство, в рамках которого можно различать метрополию и колонии
(доминионы). Метрополия - это субъект. Субъект действует. А объект -
претерпевает действие, и он - колония. Ты империя, если ты - субъект, и у
тебя есть "собственный" объект, колония. Но если и нет у тебя колонии - дело
наживное: на то и войны.

Вот Аляска. Аляска - это не колония. Аляска - это, в прошлом, часть России:
ее можно продать, и не перестать быть империей. Россия - это то, что не
делает выбора между "быть" и "иметь". Россия - страна, обыгравшая
субъект-объектную имперскую игру, произведя колонию из самой себя. То ли
породив, то ли усыновив.

Чтобы иметь колонию, нужно море. Колония - заморская страна. Тебя туда и
обратно везет корабль: тебя и рабов туда, золото и драгоценности - обратно.
Ермак Тимофеевич тоже плывет на корабле, но, если надо, он тащит ладьи
волоком. Европейцев возят корабли по морю. Русские таскают корабли по земле.
Афанасий Никитин за три моря ХОДИТ. Индия - заморская страна, но русский
туда не приплыл, а пришел.

Получается, что естественные границы - это не всегда и не столько то, что
разделяет "страны" там, где они всегда "естественным образом" начинались и
кончались. Море, горы, большие реки и прочие подобные вещи нужны, чтобы
установить отношения владения. Там, где нет естественных границ,
колониальная практика замечает опасное смешение потенциального владения с
тобой, претендующим на субъектность. Иногда такая смесь называется Россией.
Иногда кажется, что сейчас ее пытаются ПРОАНАЛИЗИРОВАТЬ, то есть разложить
на составные части.

Внутренняя колонизация проводилась как бы по праву, как будто движение от
Москвы "до самых до окраин" - движение естественное: не "nach Osten", но
"встреч солнцу".

Вот Америка, еще одна "империя", прославившаяся внутренней колонизацией.
Американцы шли не на восток - они шли на запад, уничтожая по дороге
"филистимлян". Становящийся "сувереном" американский народ жестоко подавлял
всяческое сопротивление (и даже при отсутствии оного) только потому, что
американская нация столкнулась с иным суверенитетом.

История покорения "Wild West" примечательна тем, что как раз в тот момент,
когда от индейского суверенитета есть шанс отделаться полностью, логика
господства и самоустановления суверенитета вдруг приостанавливается.
Установившийся суверен, под названием "мы, американский народ", вдруг, ни с
того ни с сего, начинает всерьез относиться к претензиям на суверенность
тех, кого уже загнали в резервации. Коренные жители неожиданно стали
некоторой структурной паузой в суверенизации нации (тождественного ее
оформлению), паузы, которая остановила резню индейцев. И - одновременно,
поставила проблему закона. Закона суверенитета, который одновременно давал
бы собственный статус другому суверенитету. Что отлично от тривиального
признания чужого суверенитета и, одновременно, легитимации на основании
суверенитета собственного, от трансляции суверенитета.

Если Россия сохраняет суверенность за счет внутренней колонизации, остается
структурная возможность предоставления суверенитета всем внутренне
колонизированным, без различия на тот или иной народ. Ведь если дело не в
колониях, и у нас их никогда не было, то мы можем самим себе "спускать"
принцип и форму суверенности. Быть все время ниже себя и одновременно выше
(принцип демократии?) Не совпадать с тем, что стало бы собственной
суверенностью. Возможно, быть очень-очень диким западом, то есть западом без
востока. Что не освобождает от проблем и не делает Россию "отдельным
миром" - "космосом".

История Америки и история России - это истории суверенов эпохи модерна.
Классический суверен - это суверен-в-теле, суверен органического типа.
Натуральный суверенитет - это суверенитет ЦЕЛОСТНОСТИ, целостного
государства, где суверенитет реализуется как кровеносная система,
естественный аналог души. Тело - это то, что душа не выбирает. Страна в ее
границах - это то, что суверенитет не подвергает сомнениям.

Но модернистский (русский и американский) суверенитет не таков - здесь
суверенитет это то, что находится в поисках своих границ. (И можно иметь
суверенитет, и не иметь границ, а можно иметь границы - но не иметь
суверенитета). Например, в Ираке, или - в проливах, когда без Босфора и
Дарданелл- "сапоги жмут". И от этих границ не зависит. "Я" - это больше не
мое тело. Россия - это не только то, что на карте обведено жирной красной
линией. И Я - это не только то, что у меня в голове. И - "с потерей Москвы -
не потеряна Россия".

Если нет одного главного места, в котором суверенность представлена воочию,
значит всегда остается вопрос ее окраин. Плюс в том, что в них всегда можно
отступать. Минус - в них может быть всегда что-то кроме центра. Или - кроме
"хозяина".

Внутри тебя может жить паразит - например, бессознательное. Паразит живет,
но ты от этого не теряешь независимость - ведь лишь иногда Оно говорит или
дирижирует оркестром, но только тогда, когда ты сам и есть этот оркестр.
Паразит (тот, кто живет за счет делегированного суверенитета) может даже
иногда считать, что Хозяин только и жив за его счет: например, он может
присосаться так, что заменит собой жизненно важные органы - тогда это уже не
столько паразитизм, сколько ПАРАЗИТИЧЕСКИЙ СИМБИОЗ. Паразит - это тот, кто
не желает покидать чужой суверенитет, хотя он и в состоянии его
проблематизировать. Но в том-то и дело, что паразитами не рождаются:
паразитами умирают.





От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 14.06.2005 23:11:51

Максим Шевченко. СНГ и мировые элиты (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050610_msh.html

СНГ и мировые элиты
Максим Шевченко

Дата публикации: 11 Июня 2005

Размышляя о мерах по обеспечению безопасности и внешнеполитических интересов
Российской Федерации в связи с общими тенденциями на постсоветском
пространстве, нельзя не признать, что эти самые тенденции весьма и весьма
тревожны для современного Российского государства и ассоциированных с ним
элитных групп.

Пришедшие к власти на волне так называемых бархатных или цветных революций
лидеры пытаются занимать жесткую позицию в политическом диалоге и
экономических отношениях с Российской Федерацией, порой сознательно разжигая
антироссийские настроения, преступно используя инстинкты толпы.

Конечно, у нас не должно быть иллюзий относительно подоплеки этих
"революций" и участия в них так называемых народных масс. Никакие это не
революции. Под прикрытием демократических лозунгов и якобы стихийного
"народного гнева" порой происходит откровенный передел собственности и
лоббирование интересов транснациональных корпораций.

То есть "цветные революции" носят де-факто характер не фундаментальных
изменений социальной, политической, мировоззренческой ценностных систем (что
является обязательным признаком любых настоящих революций), но
характеризуются всего лишь сменой правящей политэкономической группировки и
установлением иного формата ее отношений с консорциумом крупных мировых
игроков, условно именуемым "Западом".

И не скажешь ведь, что у предыдущих правящих элит (Кучмы, Шеварднадзе или
Акаева) были плохие отношения с Вашингтоном, Лондоном или Брюсселем. Они
были разными.

Вначале, после распада СССР, восторженными ("новые лидеры на смену
тоталитаризму"). Потом теплыми ("трудности перехода к демократии,
невозможность мгновенного отказа от государственной экономики"). В конце
концов "кризисными" (обеспокоенность "авторитарными тенденциями, коррупцией,
закрытостью внутренних рынков"). Потом могли снова стать "теплыми" или даже
"восторженными".

Но в целом-то ведь все было нормально!

Ларчик открывается просто: Запад, являющийся пространством взаимоотношений
(союзнических или конфликтных) очень старых европейских (аристократических)
и относительно старых американских (протестантских, англосаксонских) элит,
просто не воспринимает правящие элиты постсоветского пространства как
равных, как тех, с кем можно и нужно считаться, не воспринимает их именно
как элиты в "западном смысле" этого слова.

Правила как в собачьем клубе: несмотря на самые раздемократические
декларируемые правила, новичкам требуется предъявлять родословные. Какие
родословные предъявят наши "элиты" в этом дружелюбно улыбающемся, но
высокопородном собрании? Думаю, ответ понятен. Ссылки на то, что мой папа,
дедушка или я сам занимал в бывшем СССР важную силовую, номенклатурную или
идеологическую должность и поэтому я, мол, элита, не принимаются во
внимание.

Упорные попытки возвести свою родословную к Чингисхану или Тамерлану
(предпринимавшиеся азиатскими партийными секретарями в постсоветскую эпоху)
тоже не годятся. Во-первых, доказательства не очевидны, а во-вторых, и тот и
другой явно не являются культовыми героями Запада.

Привести сюда под именем Романовых или Багратионов для устройства
"конституционной монархии" всяких морганатических проходимцев нашим
политтехнологам также не удалось.

Бряцание многомиллиардной мошной и скупка хоть всех клубов английской
премьер-лиги или дворцов по Лазурному берегу воспринимаются Западом со
скептической усмешкой. Тем более что в истории с Ходорковским (разгромленном
с санкции республиканского Белого дома) всему постсоветскому миру дан
наглядный урок - борзость, молодость и бабки не защищают от тюрьмы точно так
же, как и не приводят в состав мировых элит, определяющих ход истории.

Проблема для постсоветских элит очевидна - их не принимают всерьез, считают
туземными царьками, которые сменяются, когда надо, каким-нибудь колониальным
чиновником или офицером с канонерки, организующим "восстание народа". Они не
защищены, они не чувствуют, что по отношению к ним работает система
международных обязательств, что они являются частью этой системы.

Не все ли равно для Запада, сидит в той или иной стране СНГ правитель Х или
Y? Является ли он демократом или зловещим тираном, расстреливает ли людей
хохоча из автоматов или осыпает их розовыми лепестками и свободами?

Ничто - абсолютно ничто! - не гарантирует безопасности ни одному правящему в
СНГ клану.

Проблема еще и в том, что, сколько бы ни записывались правители стран СНГ в
международные антитеррористические коалиции, сколько бы ни снимались на фоне
лужайки Белого дома в обнимку с его хозяином, сколько бы ни "открывали
внутренних рынков для западных инвестиций", они не становятся для Запада
более реальными, более равными.

Да и зачем, собственно говоря, это надо Западу? Ему ведь не требуется
какое-то там "восстановление единого мирового пространства отношений",
поскольку Запад никогда в истории не почитал это мировое пространство не
только единым, но и существующим в подлинном, "западном", смысле этого
слова.

Для Запада подлинным и настоящим во времени и в истории является только он -
территория статусного обитания европейских аристократических христианских
элит. История, подлинная история - цепь времени, событий и проявлений воли,
происходит только на Западе.

Весь остальной мир лишь ресурс, тень, Гога и Магога, сказочное ирреальное
пространство, по отношению к которому культурный герой (рыцарь, странник,
принц) не имеет ни моральных, ни иных обязательств.

Единственное исключение - США, территория господства европейских
многонациональных контрэлит, объединенных как ненавистью к аристократической
Европе, так и общим протестным по отношению к европейскому
клерикально-аристократическому "проекту истории" сознанием.

США, будучи генетически частью Запада, движимой глубинной ненавистью к
аристократической природе того же самого Запада, являются своего рода
"мистером Хайдом" Запада. Всегда позитивный и безупречный "доктор Джекил"
(аристократические элиты Европы) непрерывно атакуется ими, но, в отличие от
территории или ресурсов, подлинная аристократия не подчиняема и не
управляема, а статус ее - не отчуждаем извне.

Статус аристократии (который больше, нежели прямая политическая власть)
основывается на древнейшем принципе признания божественного суверенного
статуса государя и согласия остальных (равных ему). Грубо говоря, это
происходит следующим образом.

Приходит жрец (чем к более древней и мистериальной традиции он принадлежит,
тем весомее) и говорит: "Я, властью, данной мне от высшей силы, являющейся
источником всего благого, хорошего, порядочного и сущего и признанной
другими жрецами за подлинную власть, подтверждаю статус данного человека как
прямого представителя власти верховного принципа порядка и законности".
После этого другие носители статуса свидетельствуют слова жреца.

Из согласия аристократов и жрецов и формируется единственно подлинный статус
единственно реальных в современной истории элит.

Все остальные - менеджеры, управляющие, распорядители - одним словом,
бюрократия. То есть ничто, пыль истории.

Разгромив и оккупировав территорию Европы в двух мировых войнах американские
контрэлиты попытались взять под контроль ее элитное пространство, переделать
его на свой лад. Для этого они создавали и создают всевозможные национальные
государства и наднациональные межгосударственные союзы, являющиеся не чем
иным, как нагромождением все новых и новых бюрократических сообществ.
Вообще, создается впечатление, что демократия (за пределами США) носит
исключительно прикладной инструментальный характер и означает для
американцев наличие управляемой бюрократии, уже в силу своей природы
враждебной аристократическому Западу.

Естественно, это сократило ресурс, но не уменьшило масштаба влияния на
мировые процессы аристократического Запада. Он ответил прямому вторжению США
инициативой по созданию всевозможных транснациональных форматов клубной
системы отношений, неправительственных фондов, неправительственных
организаций. То есть переведению мировой истории из формата динамического
проектного линейного развития в формат "конца" и создания ситуации
"законченной картины мира", реального "нового средневековья", но с
совершенно иными технологическими возможностями контроля массового сознания.

Копните поглубже, и вы обязательно найдете, что практически в каждом
попечительском совете всех этих транснациональных НПО (на самом верхнем
уровне) сидит некто с наличием голубой крови, представляющий
аристократический консорциум. Это может быть скандальный или чопорный
представитель элит, левоватый или с нацистским прошлым - не важно; он
реальный представитель подлинно статусных и суверенных мировых элит, которые
неподсудны миру.

Американские элиты не могут пойти, подобно большевикам или якобинцам, на
единственно возможное победоносное решение - на физическое устранение
представителей аристократии и создание ситуации новых исторических
возможностей для неаристократических слоев населения (обеспечивших во многом
скачкообразное развитие России в ХХ веке).

Но и поступиться принципами, выношенными и выстраданными с конца 17-го века,
они также не могут. Поэтому американская экспансия не может прекратиться в
принципе. Она гипотетически прекратится только с изменением внутренней
природы США, допустим, официального превращения их в наследственную империю
с коронацией представителя дома Виндзоров. Что, естественно, не может быть
никогда.

Поэтому во многом США на самом деле являются защитниками свобод и прав
человечества против возможной всемирной аристократической диктатуры старого
Запада.

Проблема постсоветского пространства в том, что оно является и для Запада, и
для США ресурсным, а не субъектным пространством. Они просто не видят здесь
равных себе по статусу партнеров. Огромные же ресурсы, находящиеся
неизвестно в чьих руках, пугают.

И США и Европа требуют от России и постсоветского пространства одного -
гарантий определенности. И именно эти гарантии никто им не может дать -
каждый хочет быть первым, самым верным, и поэтому получается раздор и
сумятица.

Возможно ли правящим на постсоветском пространстве элитам обрести эту
субъектность, необходимую для реальных партнерских отношений с Западом?

Как мы уже показали, статусную субъектность суверенитета приобрести не
удастся, сколько бы ни трудились политтехнологи разных форматов над поиском
новых смыслов, старых корней и форматов "рождения в судорогах нации".

Они наивно (или цинично) полагают, что нация рождается из сочетания
этничности, ненависти к чужому (фактор страха), ощущения унижения с
последующим возрождением и общего мифологического пространства. Так все и
было в 19-м веке. Сегодня, в эпоху свободного оборота смыслов и проектов по
всей территории Земли (кроме Северной Кореи (
http://www.korea-dpr.com/) ),
эти механизмы не работают.

Национальность в этническом смысле становится все больше уделом маргиналов,
неспособных к перемене судьбы, и бюрократов, стремящихся с сохранению
статус-кво.

Таким образом, политика в современном мире приобретает все больше и больше
чисто технологические, лишенные этничности или иного подобного
мифологического наполнения черты.

Такова, она, думается, должна быть со стороны России и на постсоветском
пространстве. Иных возможностей просто не осталось.



Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.




От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 14.06.2005 23:11:42

Алексей Чадаев. Суверенитет как демократия. (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050611_chad.html

Суверенитет как демократия
Граница политической системы в современной России

Алексей Чадаев

Дата публикации: 11 Июня 2005

Наверное, впервые в новейшей российской истории праздник 12 июня - "День
России" - имеет шанс состояться как нечто осмысленное. Повернулось колесо
истории: теперь уже речь идет не о "независимости" РСФСР от СССР - эпизоде
ельцинской борьбы за власть, запустившем маховик распада страны, а о
суверенитете государства Россия. Суверенитете, которого как будто и не было,
но который, едва появившись, оказался поставлен под вопрос и потому подлежит
защите.

"Государство Россия" - это было темой самого первого президентского послания
Владимира Путина в 2000 году. "Государство Россия" - сама постановка вопроса
в тот момент еще казалась нонсенсом. На ментальном уровне российское
государство в его нынешних границах как нечто целостное никем не
принимается. Это такой обрубок, что-то временное. Если в 1917-м году было
временное правительство, то после 1991-го возникло "временное государство" -
вещь, которую сделали, чтобы день простоять да ночь продержаться. Резервная
станция, запускаемая на случай выхода из строя основной системы - таковой
случай и имел место после провала новоогаревского процесса. То, что эта
система в 90-е была лишь муляжом, обозначающим контуры несуществующего,
резко ограничивало возможный срок ее использования. И к 1999-му предел
практически наступил.

В этом смысле вброс контекста "государства Россия" содержал в себе
предложение по обустройству политической системы. Рассматривалось актуальное
пространство государства в его нынешнем состоянии. Из этого тезиса еще не
следует, что оно навсегда, что это нормально - вопрос был только лишь в том,
чтобы в рамках этих границ построить полноценное государство.

Именно здесь впервые возникает тема суверенитета. Потому что территория
России и территория, понимаемая нами как суверенная - не совпадают. Более
того: идея "государства России" в путинском исполнении мало того что
предлагает воспринимать государство в существующих границах, но еще и
очерчивает рамку политической системы. Мы можем быть друг с другом не
согласны ни в чем, но физическая целостность государства есть та
единственная ценность, которую мы обязаны признать все, и одно отрицание ее
уже является криминалом. В этом и состояла формула.

И в каком-то смысле в ее рамках "путинский режим" и остался. Все дальнейшие
годы, вплоть до интервью главы президентской администрации Дмитрия Медведева
журналу "Эксперт" в начале 2005 года - это политика, диктуемая логикой
целостного суверенитета. Которая означает, что мы можем воевать за что
угодно, с кем угодно и как угодно при том условии, что нас объединяет
государство Россия в его существующих границах.

В чем вообще магистральная дилемма суверенитета в наши дни? Ее очень хорошо
описал Михаил Саакашвили на встрече с Бушем 9 мая - в своей знаменитой речи
про ветер свободы и кедры Ливана. Саакашвили спозиционировал Грузию как
партнера Америки в свержении диктатур и установлении демократий.
Анекдотичность формата заявки застит нам глаза, не позволяя увидеть процесс,
к которому надо относиться крайне серьезно.

Дело в том, что Саакашвили использует сталинский метод, полностью
оправдавший себя в 20-30 гг. прошлого века. Идея проста: проект воссоздания
Грузии как унитарного национального государства - проект обреченный. Но
проект создания Грузии как главного партнера Америки по "установлению
демократии" на постсоветском пространстве создает ту область задачности,
которая может привести, в итоге, к собиранию Грузии как национального
государства. В точности так же как водрузить на флаг идею собирания
Российской Империи в 20-х было задачей невозможной. Но создание центра
борьбы "за освобождение трудящихся всего мира" и планомерная деятельность в
этом направлении привела по факту к собиранию заново территорий Российской
Империи.

Путин же, защищая суверенитет как ценность и противопоставляя его экспансии
"глобальной демократической революции", оказывается в крайне слабой позиции.
Идея суверенитета в ее постхристианском секулярном виде предполагает, что
верховная власть на земле принадлежит ее народу (совокупности людей -
первичных суверенов самих себя), и только сам народ (а не какие-либо внешние
силы) может ставить и снимать правителей. Но в том-то и дело, что на
практике получается ситуация, когда во власти десятилетиями сидит
какой-нибудь Каримов или Акаев, Рахимов или Лужков, и никакой народ
(узбекский, киргизский, башкирский или московский) никогда в жизни его не
снимет и не сменит - нет у народа такого инструмента, ибо выборы в режиме
управляемой демократии в этом качестве не работают.

И такая ситуация будет длиться бесконечно до тех пор, пока не придет кто-то
извне и не даст этому самому народу такой инструмент - к примеру, оранжевую
ленточку. Иначе говоря, цена смены власти - разрушение суверенитета. То
есть, выдвигая концепцию суверенитета, ты оказываешься в ситуации, когда у
тебя не остается никакого другого выбора, кроме как поддерживать Акаевых до
тех пор, пока они не упадут. Это и есть смысл фразы, сказанной Путиным на
первой встрече с только что избранным в третьем туре президентом Украины
Виктором Ющенко в Кремле: "мы работаем только с действующей властью".

Реальный суверенитет, таким образом, предполагает создание процедурной
возможности для того, чтобы население само, без влияния извне, могло в
рамках фиксированного интервала политических циклов решать вопрос о власти.
Для того, чтобы это стало возможным, жизненно необходима вся эта громоздкая
аппаратура демократии - партии, парламент, СМИ, "третий сектор" и т.п. - в
этом смысле построение реального суверенитета и построение реальной
демократии есть буквально одна и та же задача. Это построение процедуры, при
которой возможно ставить и решать вопрос о власти в рамках самой
политической системы - процедуры защищенной как извне, так и изнутри.

Базовая дилемма, таким образом, состоит в том, чтобы построить демократию.
но не оказаться построенным демократизаторами. Лобовой импорт процедуры -
неважно даже, "революционный" или добровольный - и есть десуверенизация.
Просто потому, что институты, аккумулирующие и оформляющие "волю народа", в
импортной модели оказываются вынесенными за пределы системы и действуют вне
логики ее правил. Дело в том, что современная технология внешнего контроля
реализуется не через управление самой властью, а через управление процедурой
ее смены - что и делает суверена липовым (а, значит, и сговорчивым). И
наоборот: суверенная процедура означает возможность задавать и
экспортировать стандарт, выходить на мировой рынок процедур.

Из этого следует, что невозможно построить суверенитет "внутри себя", никого
при этом не обидев. Сама идея построения суверенной процедуры власти, даже
на собственной территории, уже нарушает интересы других суверенов - и вовсе
не потому, что они маниакально озабочены контролем над всем и вся. А просто
потому, что такая процедура и такая власть в современном мире является не
только ценностью, но и оружием уже сама по себе.

А мы-то все еще надеемся, что нас не тронут. Не случайно появляются тексты
вроде "Остров Россия" М.Юрьева. Казалось бы, как хорошо: вот мы построим по
периметру железный занавес - такой, чтобы мышь не пробежала, и внутри его
периметра устроим либерализм, демократию, права человека и всяческую
благодать. Наивные люди.

"Съест-то он съест, да кто ж ему даст?"

...Все, что происходило вокруг празднования шестидесятилетия Победы - в
каком-то смысле ответ на сделанную в Послании-2005 путинскую заявку проекта
"суверенной демократии". Само празднование 9 мая было символическим
выражением этой идеи. Победа - это худо-бедно единственное бесспорное
основание национального мифа. Поэтому атака на представление о войне есть
атака на существование России как целого, как автономного и внутренне
единого суверенного пространства. Это та критическая последняя опора, после
обрушения которой непонятно, что мы вообще делаем все вместе на таком
большом пространстве. Потому что никого не убедит, что мы вместе собрались
для того, чтобы строить демократию или либерализм - "остров Россию". А вот
когда на вопрос о том, зачем мы вместе, следует ответ, что "мы - нация,
освободившая мир от фашизма" - это понятно. И, соответственно, как только
оказывается, что мы никого ни от чего не освободили, а, напротив,
оккупировали, в то время как войну выиграли союзники, это означает, что
никакого суверенитета нет. Это игра на обвал. На добивание.

И поэтому если до 2004 года День Победы 9 мая был чем-то подлинным, а День
России 12 июня - картонным новоделом, то сегодня, после года "цветных
революций", это две части одного и того же праздника. Манифестирующего миру,
что мы - есть.





От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 12.06.2005 09:30:29

Дмитрий Кралечкин. Cуверенитет без границ (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050609_kral.html

Cуверенитет без границ
навстречу "дню России"

Дмитрий Кралечкин

Дата публикации: 9 Июня 2005

Действия Первого Съезда народных депутатов РСФСР, принявшего Декларацию о
государственном суверенитете, никем не воспринимаются в качестве
основополагающего акта, разметившего то пространство, в котором нам
приходится жить.

Никто не скажет на манер Х.Миро - "О да, это господа, которые все это
сделали!" (хотя некоторые до сих пор, не веря в то, что история вообще
существует, стремятся найти "самых главных господ"). То право на юмор,
которое есть сейчас у нас, незаконным образом строится на одном единственном
сожалении: очень жаль, что эти господа не были нострадамусами. Но и тогда, и
сейчас без внимания остается само различие суверенности и независимости, так
что мы уже не можем в точности сказать, что чего основывает и что чем
продолжается (даже если мы полностью восстановим историю суверенизации
России и выпишем проблематику ее независимости). Не оказываются ли два этих
почти неотличимых термина - "суверенность" и "независимость" - элементами
достаточно разных политических "архивов", практик и, если угодно, разных
будущих, разных "россий"?

На деле современное стремление к историзации, выражаемое в постоянном
смотрении на собственную историю как баран на новые ворота [1], необъяснимым
образом совмещается с претензиями к некоторым как будто ключевым моментам
этой истории - причем эти претензии исходят из возможности сослагательного
отношения к ней. И этот момент, такой ненаучный, негуманитарный,
некультурный в конце концов, выдает достаточно верное чувство той логики
"суверенности", которая все время намечалась и тут же - по разным причинам -
стиралась. Мы можем высказывать претензии (которые уже стали фольклором) к
акту провозглашения суверенности только потому, что он, по логике, не им
придуманной (и это один из его парадоксов), должен был стать если не новым
великим зачином (с соответствующей идеологией и т.п.), то по меньшей мере
чем-то, что не позволяет нашему настоящему с чрезмерной быстротой
становиться историей. Так что мы, на деле, не живем впереди себя (как
предполагает постсовременность), а оказываемся в состоянии перманентного
удивления тому, что только что случилось, - как пьяница после попойки
получает огромное удовольствие, прослушивая историю своих вчерашних
похождений. Претензии к основополагающим (реальным или воображаемым) актам
новейшей истории всегда исходят из того, что эти акты должны были воплотить
в себе некое коллективное решение (почти по К.Шмитту), не имеющее ни алиби,
ни отсрочки. Но так ли однозначно суверенность является вожделенным пунктом
истории, из нее всегда исключенным?

Если отвлечься на мгновение от вопроса различия провозглашенной в свое время
суверенности и празднования независимости, выяснится, что в начале 90-х
суверенность вдруг приобрела значение, возвращающее ее к тем моделям,
которые как будто были давно забыты как дурной сон. Она, считавшаяся
некоторым реликтом истории или темой учебников по эволюции политических
учений, вдруг все чаще стала заявлять о себе самым непосредственным,
непристойным с точки зрения постъялтинского мира образом - войной.

Эти войны до сих пор мыслятся так, как будто бы они всегда имели
экономическую, политическую или какую бы то ни было иную рациональную
причину (несмотря на вполне красноречивые отчеты о том, сколько именно денег
было потрачено на войны в последнее десятилетие). Вернее сказать так - мы
верим в войну, верим, что за ней что-то стоит. Например, что за ней стоят
чьи-то интересы, что если их не будет (или если их удовлетворить каким-то
иным образом), войны тоже не будет. Современный политический дискурс - за
немногими исключениями - стремится оставаться в пределах войны как
инструмента, не замечая, что многие лозунги (например те, что призывали
Запад вернуться к его забытой силе) приоткрывают завесу над той
суверенностью, которая всегда определялась абсолютным правом выбрать себе
врага и ни перед кем не отчитываться за то, почему именно такого врага ты
выбрал. Сама эта логика суверенности, связываемая ненавистниками
"глобализации" (то есть "империализации") с США, не может (по крайней мере
пока) действовать суверенно, то есть она не может зачеркнуть свою
собственную историю, поставить ее на полку как неинтересную книгу. А история
эта в разных своих фрагментах постоянно актуализируется близким, насущным и
в то же время как будто фальшивым вопросом: чем могла бы быть наша,
российская, суверенность и независимость, и может ли она вообще быть нашей,
нуждается ли она в таком присвоении, и не навязал ли нам кто-то эту самую
суверенность в качестве, например, своеобразной гуманитарной помощи?

Такие теоретики, как М.Фуко, в свое время попытались исключить суверенность
из современности посредством генеалогии власти. Суверенность как право
властителя на жизнь своих подданных, - то есть, в пределе, право обречь на
смерть любого alter ego суверенности (выражаемое в реальной практике тем,
что суверен не обязан подчиняться тому закону, который он дарует),
показалась современности чересчур обременительной и затратной, особенно если
она реализуется на уровне международных отношений. Более того, с началом
Нового времени нельзя было не заметить исчезновения тех "тел", которые,
собственно, и составляли структуру суверенности. Последняя, как показал еще
Э.Канторович, слагалась из эмпирического, смертного тела (короля), иногда
выражавшего в виде каприза то, что капризом является только у простых
смертных, и идеального тела, гарантировавшего сохранение суверенности во
веки вечные (теологические корни такого представления очевидны).

Но с "телами" в политике и истории довольно быстро возникает напряженка.
Новые суверены делают ставку на то, что было скорее одним из атрибутов
природно-теологической суверенности - то есть на ее бесконечное
доказательство в споре друг с другом и с самим собой. Суверен от философии -
Декарт; он придумывает, как стать сувереном, если ты - простой офицер
некоролевских кровей: для этого надо всего лишь отказаться от всего, что у
тебя есть, и посмотреть, что осталось (чем не модель распада СССР?).

Однако отказываться в одиночку бесполезно, этого никто не заметит, а суверен
обязан создавать свое исчезнувшее в результате множественных революций тело
за счет "признания со стороны другого" - что, естественно, ставит его от
этого другого в зависимость. Суверен не имеет дела с натуральной, природной,
органической независимостью, скорее он пытается с ней порвать, попадая во
все новые круги более жесткой зависимости. Именно тогда, когда логика и
этой - новоевропейской - суверенности была, казалось бы, благодаря Гегелю,
Марксу и Ленину похоронена революцией, историческая неразрешимость последней
совпала с первыми проблесками старой, но не доброй суверенности без границ
(вспомним о недавнем плане "Справедливости без границ", замечательным
образом совпавшем с исламистской формулировкой халифата). Без границ она
только потому, что границы ей нужны, чтобы ставить их под вопрос.

Жест утверждения российской суверенности проблематичен именно потому, что он
возникает на фоне уже отмененной, преодоленной, усвоенной и расколдованной
классической суверенности, блеск которой Советскому Союзу, казалось, был уже
не страшен. Для него были открыты - по крайней мере в символическом
пространстве, им определявшемся, - те возможности, которые и не снились
куцей суверенности в стиле борьбы за признание, обязательным правилом
которой было выставление на кон своей жизни. Рабочий в принципе телеснее
любого короля, это тело без границ, поэтому-то Советский Союз вырабатывает
программу такого контроля своих границ, которая может осуществляться только
с их обеих сторон. Для враждебного сознания тело "рабочих масс"
представляется в виде опасной, заговорщицкой и чудесной "руки Москвы". Для
обычного человека, например Семена Семеновича Горбункова, эта невиданная
суверенность означала возможность такого путешествия за границу, когда
прибытие в одну-единственную точку этой заграницы автоматически делала его
знатоком и гражданином мира (Горбунков может читать лекции о любом городе -
Нью-Йорке, Париже и т.д.).

Несомненно, что подозрительное отношение к суверенности как к некоей
архаике, дикому капитализму и т.п., было для Советского Союза следствием не
только хорошо усвоенного диалектического урока (согласно которому раб, не
спускающий преданных глаз со своего господина, на самом деле столь
пристально следит за ним, что доводит его до безумия), но и в целом
"извращенного" отношения к власти, столь часто становившегося основанием для
идеологических небылиц. Так, знаменитое "приглашение варягов" (определяющее
некоторые символические возможности независимо от своей исторической правды)
напоминает известный анекдот про садиста и мазохиста ("помучь меня - не
буду"), но только с перевесом на стороне мазохиста - он вечно ставит
потенциального господина в неудобное положение. То есть это просвещенный
анекдот, поскольку, как хорошо известно специалистам по перверсиям, такая
встреча невозможна - как невозможно купить себе господина, нанять его за
деньги, не извращая всю логику господства и не отбивая у него желание что бы
то ни было делать. Если в этой встрече символически фиксируется возможность
"обмана господина", обведения власти вокруг пальца (связанная со многими
языковыми кентаврами, внезапно пробуждающимися и в рационалистической
формуле "президента как топ-менеджера"), то онтологически она подкрепляется
(мнимым или верным - неважно) представлением о России как чистой потенции
(продленным, к примеру, у Д.Галковского), всегда деструктурирующей любые
логики, как даже маленькая девочка способна обмануть взрослого мужчину.

И вот рабы, постоянно обманывающие власть (обманывающие именно в том, что
заставляли ее считать себя властью), вышедшие благодаря коммунизму в люди,
то есть освоившие все диалектические премудрости и достижения критической
философии, вдруг столкнулись с проблемой даже не объявления суверенитета, не
его установления, а всего лишь имитации - поскольку речь шла только о том,
что нельзя отставать от тех соседей, которые этот суверенитет уже "взяли".
Суверенитет начинает пониматься как собственность, товар, который вот-вот
станет дефицитным. И вопрос был только в том, как "сохранить лицо", то есть
как сделать так, чтобы "все было как у людей" - что, конечно, накладывает
запрет на последовательное развертывание логики суверенности во всех ее
зубодробительных подробностях. Всегда отсутствовавший (как отсутствовала
коммунистическая партия РСФСР) центр был внесен внутрь системы - только для
того, чтобы не отстать от других (какими бы экономическими или политическими
причинами такая интроекция ни объяснялась), что помечает акт провозглашения
суверенитета как акт изображаемый - но без знания об этом. Полушутя можно
заметить, что эта ситуация напоминает героев "Дивного мира" О.Хаксли, давно
приученных к размножению в лабораторных условиях, в чашках Петри, и вдруг
снова принужденных к сексу.

Однако такая слабость не является по необходимости порицаемой, недостойной и
требующей непременного преодоления, то есть на фоне более или менее
отчетливого "блеска" суверенности опаснее всего заниматься подражанием ей
так, как будто бы она предполагала такое подражание и, в пределе,
разделение, коммуникацию, совместное владение. Нельзя поддаваться на террор
суверенности, всегда делающей ставку на индуцируемую слабость другого,
выстраивающей отменяющую саму себя коммуникацию в форме бросания перчаток и
бесконечных дуэлей. Предельная суверенность никогда не может быть ни
"публичным достоянием", ни "общим делом". Более того: практически незаметное
различие суверенности и независимости, образовавшееся в результате
представления первой в качестве "предтечи" второй, задает наиболее общую
структуру "политического" в целом: смещение к независимости (поскольку
именно ее мы праздновали до последнего времени 12 июня, несмотря на акт о
суверенитете - и благодаря ему) создает положительное напряжение, за счет
которого еще можно что-то обсуждать и понимать. А не только заниматься
бесконечным самоутверждением, попытками материализовать запечатленные
памятью тела суверенности.

В конце концов, независимость отличается от суверенности тем, что первая
всегда распределена по времени, она защищаема и обсуждаема, даже
выторговываема. Независимость - дело экономии, дискурса, определения позиций
и переговоров; одним словом, понимания того, что актуальная и несомненная
зависимость не преодолевается никаким заигрыванием со смертью,
кирилловщиной, апокалипсическим уничтожением, следующим за призывом "все или
ничего". Независимость, поскольку она никогда не бывает абсолютной, дробится
и приобретается - иногда частями, в чем ее и упрекают сторонники суверенной
политики, не понимающие, что есть определенные преимущества у того, кому она
"не по карману".

Примечания:



1 здесь нельзя не упомянуть и исторического бума перестройки, и более
спокойного, но не менее симптоматического <вечного возвращения>
исторического в современном российском искусстве - например в кинематографе



Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.




От Miguel
К Георгий (12.06.2005 09:30:29)
Дата 13.06.2005 02:38:50

Георгий, я, конечно, извиняюсь...

но Вы почитываете иногда хотя бы первые пару абзацев выкладываемых текстов? Просто чтобы откровенное словоблудие не нести?

От Георгий
К Miguel (13.06.2005 02:38:50)
Дата 13.06.2005 20:27:41

на эту статью я сам обратил внимание. Ничего не понял, но понадеялся, что...

> но Вы почитываете иногда хотя бы первые пару абзацев выкладываемых
текстов? Просто чтобы откровенное словоблудие не нести?

... хоть кто-нибудь поймет. :-))))))))))))))))
А так - почитываю, конечно...



От Miguel
К Георгий (13.06.2005 20:27:41)
Дата 14.06.2005 00:07:35

Так давайте резюме, дабы мы поверили, что Вы почитываете. (-)


От Георгий
К Miguel (14.06.2005 00:07:35)
Дата 14.06.2005 00:20:36

зачем?

Если бы в заголовок могло влезть такое резюме, я бы его давал. Но не
влезает.
Поэтому я ограничиваюсь какой-нибудь фразой похлеще, чтобы привлечь внимание
форумян к тем статьям, к которым я считаю нужным их привлечь. У этой статьи
ни такого заголовка, ни каких-либо пометок типа восклицательных знаков не
было - тут я чист. :-)

... и вообще - чего Вы прицепились? У меня что, по-Вашему, КПД ниже 5%?
Нашли одну какую-то белибердень (каюсь :-)) и теперь начинаете делать
глобальные оргвыводы...
Не нравится - собирайте статьи сами. Возьмите пример с IGA, например. А
так - берите, что дают.

P.S. В свое время ко мне с этим приставал Кудинов и предрекал мне
сумасшедший дом - однако сбрендил, похоже, как раз он сам.... :-)))



От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 12.06.2005 09:30:18

А. Ослон: "Фантазии об изменении политической конфигурации есть сегодня только в политическом классе" (*+)


----------------------------------------------------------------------------
----
АЛЕКСАНДР ОСЛОН: "ПОПЫТКИ ПОЛИТИКОВ ЗАЯВИТЬ О СЕБЕ НАПОМИНАЮТ ГУДЕНИЕ
КОЛОКОЛОВ, ОБВЯЗАННЫХ ВАТОЙ"

[ 19:01 09.06.05 ]



http://www.izvestia.ru/politic/article1901680

О Фонде "Общественное мнение" (ФОМ) ходит байка: дескать, у входа в его офис
на окраине Москвы растут две елки, пересаженные туда с согласия
администрации президента из-под кремлевских окон, как знак принадлежности к
"команде Путина". "Известия" достоверно свидетельствуют: голубых елей перед
занимающим часть здания детского сада ФОМом нет, а вот о последних выводах
по поводу состояния умов российского общества, которые делают в приближенном
к Кремлю мозговом центре, его президент Александр Ослон рассказал
обозревателю Георгию Ильичеву.

известия: Александр Анатольевич, за вами давно и прочно закрепилось прозвище
"кремлевского социолога". Оно соответствует действительности?

Александр Ослон: Ну да, в Кремле есть царь-пушка, царь-колокол, кремлевские
ели и кремлевский социолог Ослон, вернее, его отчеты. Но если серьезно, то я
не вижу в этом ничего плохого, потому что не придерживаюсь анархической
точки зрения о вреде государства, о государстве-насильнике. Кремль - сердце
нашей Родины и быть к нему причастным, значит быть причастным к великой
истории России. Те, кто обитают сегодня в Кремле и на сегодняшний день
воплощают государство, сменятся, может, придет новый Пал Палыч и перестроит
Кремль, но государство в этом месте все равно незримо будет присутствовать,
как скрепляющая нас конструкция. Кроме того, не купил же я себе это звание,
его нельзя купить, а можно только заработать своим трудом. Поэтому считаю
прилагательное "кремлевский", которое закрепилось за мной с 1996 года,
скорее признанием моих заслуг, а не прозвищем

известия: По поводу государства. Накануне Дня России уместен вопрос: таким
ли уж новым является государство и общество, в котором мы живем? Так много
советского вернулось за последние годы: всевластье чиновников, несоразмерно
жестокое наказание за хозяйственные преступления, единоначалие, всесилье
спецслужб.

Ослон: Людям всегда свойственно переоценивать прошлое. Обычно вчерашний день
обесценивается, а позавчерашний - становится субъективно дороже. В этом
смысле 1990-е годы - то есть вчерашний день - вызывают отторжение (и с этим,
между прочим, связана переоценка тогдашних демократических "властителей
дум"). А последний период Союза, ставший позавчерашним днем, наоборот,
навевает ностальгические мотивы, хотя в 1990-е годы общество декларировало
разрыв со всем советским. Настораживающие многих признаки прошлого имеют
поверхностный, внешний характер. На самом деле глубинно Россия стала
принципиально иной. В ней место власти идеологии заняла власть денег,
тотально пронизывающая нынешнюю социальную реальность. Золотому тельцу
поклоняются не только предприниматели (деньги - по определению - смысл их
жизни), по и чиновники, полагающие, что служба государева и бизнес есть вещи
совместимые, и творческие люди, озабоченные тем, чтобы "рукопись продать", и
большинство тех, кто не имеет денег, но видит в них смысл жизненного успеха.
В 1990-е годы жизненных (и денежных) вершин достигли те. кто попал в
резонанс с "духом времени", то есть разрывом с государством. А сейчас в
элиты пришли вчерашние аутсайдеры - бывшие работники советских
государственных институтов (в том числе спецслужб). Они хотят компенсировать
свое основание, но не в смысле реставрации ушедшего советского порядка, а в
смысле денег. Сегодня именно они попадают в резонанс с "духом времени" и
поют аллилуйя государству, но это только по форме - советский гимн, а, по
сути - заклинание денежных потоков.

известия: Может ли быть стабильной политическая и социальная система,
построенная на власти денег? Во всяком случае, в России, где столетиями
преобладало отношение к деньгам, как к не самому важному в жизни.

Осло: То, что сегодня власть денег тотальна, не означает, конечно, что у нее
нет оппозиции. Проблема в том, что она не может предложить иной
альтернативы. В этом смысле советская альтернатива не имеет перспективы,
впрочем, как и то, что казалось привлекательным в 1990-е годы. Уже поэтому
ситуация стабильна. Что же касается массового слоя взрослых россиян, то для
него стабильность и нестабильность сменяют друг друга по календарю за
исключением периодов, когда календарь отменяется, например, при революции
(календарь отменяли и Великая французская, в Великая октябрьская революции).
Вообще революция - это короткий период возбужденного состояния умов и
повышенной двигательной активности общества, когда все много бегают и
кричат. Революция 1990-х годов закончилась - с этим сегодня никто спорить не
будет. Поэтому сегодня мы живем по календарю, согласно которому выборы
далеко. По мере приближения к выборам будет нарастать и политизация
общества, и ощущение предстоящих перемен. Доля политики в общественном
интересе сегодня не может и не должна быть большой, предвыборный период еще
не начался. Поэтому сейчас все попытки политиков заявить о себе, вести
политическую борьбу напоминают гудение колоколов, обвязанных ватой. Мы
находимся в фазе, которую можно и нужно анализировать, но не заглядывая на
будущие президентские выборы.

известия: Но это же не значит, что так будет всегда.

Ослон: Мы же знаем, как это бывает, например, ни у кого не укладывалось в
голове, что Борис Ельцин может сам отдать власть, а на смену ему придет
человек, которого в сентябре 1999 года не принимали в расчет самые маститые
аналитики.

известия: А есть ли в общественном сознании место для альтернативной Путину
политической фигуры?

Ослон: Путин - первый политик, которого люди признали дееспособным после
дефолта 1998 года, развалившего всю политическую площадку. За эти годы он ни
разу не дал повода разочароваться в себе на массовом уровне. Даже
монетизация льгот не привела к этому, она, конечно, повлияла на популярность
президента, но никаких кардинальных изменений в восприятии его большинством
общества не произошло. Путин выработал у населения рефлекс на позитивное
отношение к себе. Если говорить об избирателях, то для них предвыборный
период еще не начался, больше того, у большинства из них в сознании
существует стержень, который обеспечивает устойчивость всей конструкции
сегодняшнего миропонимания - это президент.

известия: Другими словами, "в Багдаде все спокойно"?

Ослон: Фантазии об изменении политической конфигурации есть сегодня только в
политическом классе, но там они присутствуют всегда. К нему относится и
бизнес, по природе своей пугливый, да еще и напуганный сегодня сверх меры.
Чиновники, для которых наступило золотое время, и они желают только одного -
чтобы оно подольше не кончалось. А также все те, кто в силу профессии обязан
постоянно думать и говорить о политике, включая самих политиков,
журналистов, экспертов, консультантов и т.д. Но, сами понимаете, это очень
небольшая часть общества. Для основной массы избирателей политика сегодня
как зимнее пальто летом - висит в шкафу и ждет своего часа. Я думаю, более
важная забота завтрашнего дня состоит в сущностных вещах: что возникнет
такое, что будет способно уравновесить власть денег. Мы не "дозрели" до
этого, но ведь время в России бежит быстрее, чем, например, в
самоуспокоенном Западном мире. Поэтому - пока - у нас и нет независимой
судебной системы, а чиновники - пока - тотально совмещают госслужбу с
предпринимательской деятельностью. Нам очень хочется, чтобы все было не так,
но это изменение касается не столько самих людей, сколько "духа времени". И
в одночасье оно не происходит. Например, в США в 19 веке понадобилось около
30 лет деятельности радикально настроенных религиозных и общественных
движений, чтобы тотальное пьянство и безверие были осуждены всем обществом.
Такого рода подспудная динамика есть и у нас. в 1990-е годы, например, мало
кто был озабочен "образом себя", то есть тем. что думают о тебе другие.
Сейчас об этом задумывается и власть, и бизнес, так как стало ясно, что от
престижа, от репутации зависит их "капитализация", то есть значимость,
влиятельность и, в конце концов, богатство. Это может стать фактором
позитивного изменения социальной атмосферы. Так это, по крайней мере,
происходило в истории нынешних развитых стран.


 Георгий ИЛЬИЧЕВ



От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 08.06.2005 20:34:01

Перспективы молодежных политических движений в современной России (*+)

=========
Русский Журнал / Обзоры / Образование
www.russ.ru/culture/education/20050606.html

Осторожно, дети!
Перспективы молодежных политических движений в современной России

Иеромонах Григорий (В.М.Лурье)

Дата публикации: 6 Июня 2005



Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же, наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.




В этой песне все объясняется - что у нас сейчас происходит с идеологией и
политикой в молодом поколении. Почему наши молодежные политические движения
такие.

На все вопросы, поставленные в первом куплете, - а эти вопросы возникают у
всех взрослых, которые видят наши молодежные политические движения, - песня
Федора Чистякова дает исчерпывающий ответ. Мне и прибавить к нему нечего,
кроме разве что рекомендации прослушать эту песню раз десять (лучше
тридцать), а потом уже пытаться разбираться с различными оппозиционными
движениями нашей молодежи. (Да, тут самое время предупредить: речь у нас
пойдет именно об оппозиционных политических движениях молодежи.)

Надо признать, что моя рекомендация для многих заинтересованных лиц
невыполнима: мало того, что им надо сильно преодолевать себя, если они
всерьез хотят понять политические чаяния молодежи, но если еще нагрузить их
повинностью выслушивать русский рок, то они просто сразу сломаются. Поэтому
я возьму на себя неблагодарный труд пересказа поэзии и музыки - но все же не
столько средствами прозы, сколько средствами живописи: картинок из
современной жизни.

Для политического движения нужна жертвенность. Но какая может быть
жертвенность там, где нет опасности? Во "взрослой" политике опасность есть
всегда: сегодня ты у власти, а завтра, может, и нет - особенно если
расслабишься и забудешь об опасности. Но в молодежных движениях сознаваемая
опасность может быть, а может не быть. В "Наши" и "Идущие вместе" идут уж
точно не за опасностью. Туда идут с сознанием, что рядом есть "взрослые
дяди" из находящейся у власти вполне "взрослой" партии.

Чувство опасности в молодежном движении возникает лишь там, где прикрывающей
"взрослой" партии нет или, если есть, она сама нуждалась бы в прикрытии.

Потому школой реальной политической работы для молодежи может быть только
движение оппозиционное. Конечно, нам нужна всякая молодежь: навыки
бюрократической аппаратной работы как раз таки лучше вырабатываются в
движениях типа советского комсомола и "Наших". Но такая молодежь не будет
умирать за идею.

Будущее России не представляется настолько радужным, чтобы сейчас можно было
сказать, что нам требуется воспитывать из нынешней молодежи только
госчиновников, а настоящие и боевые политические лидеры нам уже не нужны.
Тем более не будем надеяться, что таких лидеров нам воспитают чиновники.

Более того, перед Россией стоит проблема огромной важности - выработка
национальной идеи. Сейчас с этим не справляется никто, и лично я думаю, что
решить эту задачу будет по силам только тому поколению, которое родилось
после эпохи коммунизма. Но, как бы то ни было, для выработки такой идеи
нужен особый - не столько жизненный, сколько душевный - опыт. И едва ли не
очевидно, что это должен быть опыт тех, кому приходилось рисковать жизнью за
государственные интересы России. Это условие необходимое, хотя и не
достаточное.

Поэтому будущее России в перспективе ближайших 20 лет радикально зависит от
того, вырастет ли у нас поколение политиков со столь редким ныне сочетанием
качеств: государственно понятый патриотизм, жертвенность и политическая
опытность.

Эта стратегическая задача не решаема без тактической: успеть воспитать таких
политиков можно лишь в том случае, если прямо сейчас начать заниматься с
двадцатилетними. В свете вышесказанного должно быть понятно, почему основное
внимание, как мне кажется, нужно уделять молодежным политическим движениям
оппозиционного ряда.

Я тут столько раз употребил производные от слова "политика", что придется
подчеркнуть: мои предложения, которые я сформулирую ниже, политическими не
являются. Более того, они сводятся именно к тому, чтобы отделить от
текущей - иногда очень причудливым образом - политики гораздо более важную
проблему: воспитания для России ее политического резерва на ближайшее
будущее. Меня будет интересовать проблема воспитания людей, а не проблемы
партийного строительства. Будут люди - они что-нибудь, да построят. Но пока
это неочевидно - будут у нас через 20 лет люди или не будут.

Итак, сегодня мы имеем молодежные движения, оппозиционность которых
достигает разной степени радикальности. Для нормального взрослого человека
это выглядит так, что хочется сказать словами псалмопевца: сие море великое
и пространное, тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими (Пс.
103, 25). Каждому из нас легко вспомнить какие-нибудь акции молодежной
оппозиции, вызывающие чувство, сходное с зубной болью, у госчиновников,
милиции, прокуратуры, ФСБ...

Что ж тут поделать? В той самой песне Федора Чистякова о причинах этого все
уже сказано - почему в наше время молодежный протест принимает такие
причудливые формы:



Ведь родился и вырос на улице Ленина,
И меня зарубает время от времени.

Да, тяжелая у нас наследственность. В период беременности нынешними
двадцатилетними наше общество вело не самый здоровый образ жизни.

И в той же песне сказано, почему столь странное поведение не отменяет
патриотизма даже при самом пессимистическом настрое по отношению к
российской действительности:



Как ненавижу так и люблю свою Родину,
И удивляться здесь, право, товарищи, нечему.
Такая она уж слепая глухая уродина,
Ну а любить-то мне больше и нечего.

Но мы постараемся посмотреть на дела молодежной политики с другой стороны -
почти что педагогической.

Существуют проблемы подросткового возраста, который физиологически
продолжается до 22-24 лет (только тогда завершается созревание лобных долей
головного мозга). Если речь идет о семье, многие из нас понимают проблему и
готовы терпеть. Тем семьям, в которых готовы терпеть, обычно воздается
сторицею: помимо прочного союза поколений они часто получают в конце концов
еще и бонус в виде каких-то особенных способностей своих отпрысков. Ведь
нередко бывает, что именно особые таланты делают подростка в определенный
период его жизни особенно невыносимым для близких.

Организация государственной жизни имеет немало общего с организацией
отдельной "ячейки общества" - семьи. И нет ничего удивительного, если и в
политической жизни возникают проблемы "подросткового возраста".

Сейчас наши чиновники и правоохранительные органы реагируют на них так, как
бывает с худшими из родителей, - скандалами и попытками подавить силой. Но
как это бывает в семьях, так и в государственной жизни: конфликтное
поведение подростков означает, что в семье просто не могут их понять.
Разумеется, они и сами себя не очень-то могут понять, но они-то подростки, и
им простительно.

Политика - такое дело, что и взрослые обычно плохо понимают, чего они хотят,
и что значат их лозунги. Чего ожидать от подростков? Впрочем, как раз
подростки еще в лучшем положении: они не очень склонны оценивать
политические движения по лозунгам, а гораздо больше - по эмоциональной
атмосфере движения, по не столько описываемым словами, сколько ощущаемым
интуитивно идеалам. Причем речь тут идет именно о движении в целом, а не
только об отдельно взятой харизме лидера.

Обычно молодежный лидер на одно или два поколения старше, и поэтому между
ним и его движением неизбежно некоторое дистанцирование. Умение лидера тут
проявляется в том, чтобы предоставить молодежному движению достаточную
степень автономии: ведь оно будет живым и действенным лишь в том случае,
если сумеет самоорганизоваться. Лидер должен уметь почувствовать не свой
собственный дух, а дух собравшейся вокруг него молодежи. Говорю об этом так
подробно потому, что здесь еще один пункт, которого не понимают "взрослые",
всегда склонные отождествить молодежное движение и его лидера.

От подростка и человека очень молодого, лет до 30, вполне можно ожидать
понимания России как достойного объекта жертвенного отношения. И это очень
важно, и это вообще самое главное.

А вот чего от него нельзя ожидать - это очень глубокого понимания
политических теорий и связанных с ними отвлеченных понятий, таких как
"национальный", "либеральный", "демократический", "большевистский", "Путин",
"Явлинский", "Ходорковский"... Не хочу никого обидеть и поэтому повторю: от
молодежи нельзя ожидать не то что совсем уже никакого понимания этих
терминов, но только лишь глубокого понимания (разница такая же, как
прочитать о теореме Пифагора в учебнике или открыть ее самому).
Теоретизирование, в том числе политическое, - это удел не молодого возраста,
да и вообще немногих.

Поэтому если мы начинаем воспринимать молодежные движения через их лозунги,
мы делаем такую ошибку, которую никогда не должен совершать врач или
психолог, выслушивающий пациента. Врач не станет на его точку зрения не
только тогда, когда пациент скажет, что его проблема со здоровьем вызвана
зелеными крокодильчиками, но и тогда, когда он пожалуется на отношения с
женой. Или с правительством. Проблема пациента определяется на основании его
слов, но она никогда не бывает тождественна с тем, что он обозначил как
проблему сам для себя.

В жизни политических партий мы видим то же самое, но особенно ярко это
проявляется в молодежных политических движениях.

Чем реально дышит то или иное движение - за что оно "за" и против чего оно
"против" - можно увидеть только на основании его действий, но и это только
тогда, когда диапазон возможностей для таких действий у него достаточно
широк.

Часто такое наблюдение преподносит сюрпризы.

Вокруг каких-то конкретных инициатив объединяются и находят друг с другом
общий язык политические антиподы, причем молодой темперамент не мешает
находить компромиссы и работать друг с другом. Недавний тому пример -
объединенные действия НБП и молодежного "Яблока". Для тех и других реальная
задача, которой они хотят послужить, - это не "национализм", не
"большевизм", не "демократия", не Лимонов, не Явлинский, а решение каких-то
конкретных проблем в жизни России, которые кажутся важными им самим и
действия по разрешению которых должны быть востребованы обществом в целом.

Недавно была такая акция в Петербурге в защиту бывшего омоновца Бабина,
служившего сапером в Чечне и задним числом обвиненного прокуратурой Чечни в
убийстве мирного жителя. Суть дела изложена в статье Ирины Куксенковой, в
которой достаточно прочитать лишь название: "Сапер отпущения". От перспектив
развития дела Бабина совершенно реально зависит боеспособность нашего ОМОНа
в Чечне, но начальство МВД от этого дела отмахивалось. Благодаря пикету
внимание этого начальства наконец удалось привлечь.

Как известно, ни сама война в Чечне, ни ОМОН особых симпатий нацболов и
яблочников не вызывали. Но здесь дело и в человеческой несправедливости, и в
очевидном для многих (как противников, так и сторонников войны в Чечне)
ущербе, который может быть нанесен через дело Бабина суверенитету России.
Суверенитет России - это такая ценность, которая в конкретных вопросах
позволяет найти общий язык даже с теми, с кем обычно его не находят.

Еще более известный пример - протесты против монетизации льгот, в которых
все оппозиционные молодежные партии объединились. Что реформа была
ошибочной - это теперь признано официально. Представим себе, что было бы,
если бы протестов не было. Очевидно, что ничего хорошего. Реформа дала бы о
себе знать гораздо больнее, хотя и чуть позже. Здесь как раз тот случай,
когда оппозиция действовала конструктивно и на государственную пользу. Плохо
только, что государство эту пользу от оппозиции не вполне оценило, а к
некоторым эксцессам молодежных протестов отнеслось слишком нервозно. Надо
все-таки повторить: даже оппозиционные подростки - это все-таки наши дети (и
не просто наши, а нашего нынешнего государства), и с ними нельзя обходиться
так, как если бы это были враги государства и общества. Детей надо
наказывать, это бесспорно, но так, чтобы не забывать, чьи это дети, и так,
чтобы дети постепенно могли понять, за что их наказывают.

Вот тут мы подошли к самому интересному.

Наказывать надо только за неконструктив, а объяснить, что это такое, можно
только показав "конструктив". Иными словами - только поощряя оппозицию
действовать там, где государственная власть неэффективна. Только наивный
человек, даже если он сам причастен к государственной власти, подумает,
будто таких мест для работы оппозиции мало.

Впрочем, не мне рассуждать о месте для оппозиции в структуре нашего
государства. Ясно, что такое место быть должно. Ясно также, что перед
оппозицией всегда будут стоять задачи, относительно более боевые, где нужно
сильнее нажать и где поэтому необходимы передовые отряды в виде молодежных
движений.

А я не буду уклоняться от своей "педагогической" темы. Как проверять
оппозиционные молодежные движения на "конструктивность", актуальную и
потенциальную?

Прежде всего - в деле. А именно в готовности находить компромиссы со всеми
политическими силами, не исключая государственные структуры, для решения
каких-то конкретных проблем. Способность работать с теми, кто с тобой не
согласен по множеству вопросов, - это важнейший признак политической
вменяемости.

Неконструктивность оппозиции - это стремление всем сделать хуже, чтобы
обострить революционную ситуацию. Конструктивность - стремление ставить свои
задачи так, чтобы хотя бы кому-то сделать лучше.

Мне кажется, что наши нынешние молодежные силы такие признаки политической
вменяемости проявляют. Надо смотреть не на то, к чему в очередной раз будут
приковывать себя нацболы или какой оскорбительный лозунг они могут
выкрикнуть (государство просто не имеет права "вестись" на этот подростковый
эпатаж), а на то, насколько они способны вместе с другими партиями вступать
в диалог с государственной властью, насколько они способны составлять
конкретные и исполнимые программы действий. В этом смысле опыт недавних
акций против монетизации льгот, особенно в Петербурге, обнадеживает.

Но есть и второй, не менее важный аспект молодежной политической
деятельности. Я что-то заговорился о разных акциях и об этом движении чуть
не забыл, а оно очень важно в масштабах всего. Это Евразийский союз
молодежи, недавно созданный А.Дугиным. О политических или
религиозно-идеологических компонентах этого движения меня говорить не тянет
точно так же, как и относительно молодежного "Яблока" или НБП, но, как ясно
из вышесказанного, дело не в этом.

Если это движение молодежное, то его реальная идеология будет определяться
только в деле: с кем оно будет работать и будет ли вообще. Но что в этом
движении такого привлекательного, чтобы говорить о нем уже сейчас, когда оно
едва лишь успело объявить о своем создании, поругало власти и заодно НБП, а
сделать ничего не сделало?

Потому что, мне кажется, это движение такое, что его дело будет состоять как
раз в том, чтобы ничего не делать. Это движение, прежде всего, не
политическое, идеологическое или религиозное, а возвышенно-эстетическое.
Возможно, это будет среда для формирования той художественной культуры,
которая уже послужила воспитанию нашей патриотически и жертвенно настроенной
молодежи.

Та молодежь, которая совершает различные политические действия, нуждается в
другой молодежи - которая формирует ее эстетически. Которая споет ей и про
Родину, и про смерть, и про мистику - и вообще про все то, что нужно
человеку героического настроя. Про все то, о чем поют "Гражданская оборона",
"Кооператив Ништяк" и душевно родственные им группы, которые нередко
называют "сибирским панком" (это название сложилось исторически и уже не
отражает географических реалий).

И эта художественно мыслящая молодежь тоже нуждается в каких-то своих формах
организации. Когда-то вместо таких форм было рок-движение, в 90-е годы
безуспешно пытавшееся слиться с какими-то из политических партий. Но любые
политические партии будут для такого движения чужими по определению. И
поэтому ему нужно находить новые и (на мой взгляд) как можно менее
политизированные формы общественной организации.

В любом политическом движении, а в молодежном тем более, бывает очень много
идеологической шелухи. Но в настоящих движениях под этой шелухой есть
какое-то ядро. Им и определяются способности движения к развитию и
взаимодействию.

Государственная власть, оценивая молодежные движения, должна стремиться в
первую очередь найти это ядро и взаимодействовать с ним.

Люди, готовые умереть за Россию, даже если интересы этой самой России они
понимают сколь угодно превратно, - это никак не враги России.

Наша нынешняя государственная власть, на мой взгляд, просто обязана увидеть
в них друзей не только России, но и своих. Причем независимо от взаимности с
их стороны.

От успеха или неуспеха в этом будет зависеть, что станет с Россией через 20
лет, а может быть, и просто - останется ли к тому времени Россия.

...Кажется, теперь самое время вновь включить Федора Чистякова и послушать,
что же у нас бывает после долгой жизни на улице Ленина.



Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск



© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.




От Георгий
К Георгий (08.06.2005 20:22:33)
Дата 08.06.2005 20:27:41

Жители Пыталовского района в Латвию не хотят (*+)


----------------------------------------------------------------------------
----
ЖИТЕЛИ ПЫТАЛОВСКОГО РАЙОНА В ЛАТВИЮ НЕ ХОТЯТ

Но быть в России "ушами мертвого осла" им тоже не нравится [ 18:56
03.06.05 ]



http://www.izvestia.ru/life/article1853724

Как известно, Латвия получит не Пыталовский район Псковской области, а от
мертвого осла уши. Об этом заявил еще 23 мая президент России Владимир
Путин. Теперь россияне точно знают официальную позицию Москвы в этом сложном
геополитическом вопросе.

Однако, что такое Пыталовский район Псковской области, знают далеко не все.
Чтобы возместить этот пробел в массовом сознании россиян, спецкор "Известий"
побывал на земле, которую латыши называют Абренской волостью, и посмотрел,
что именно мы отстояли в тяжелом политическом бою с дерзким соседом.


"Не отнимайте у нас границу"

Ослов в Пыталове никогда не было - ни мертвых, ни живых. Зато были лошади.
Об этом свидетельствует изображение подковы на гербе района. Монумент на
въезде в город тоже сделан в виде подковы. Пыталово еще в царское время
славилось кузнечным промыслом и коневодством. Еще в здешних местах очень
много аистов. Потому что хорошая экология и большие болота. Аисты любят
болота, там много лягушек.

Мимо монумента с подковой в последнее время стало ездить много машин с
российскими флажками на антенне. Резкие заявления президента России в адрес
надменного соседа стали причиной всплеска в районе патриотических
настроений. Недавно эти настроения даже нашли выражение в физическом
воздействии на неприятеля. Пару недель назад пограничники задержали в
Пыталове латвийских журналистов, которые пытались сфотографировать вокзал с
железнодорожной вышки. Пока пограничники их допрашивали, какие-то добрые
руки разбили лобовое стекло в их машине.

Если бы Латвия получила не "мертвого осла уши", а Пыталовский район, то ей
бы пришлось расписываться в получении 14 800 душ, из них 7600 проживают в
самом Пыталове. Несмотря на столь малочисленное население, Пыталово
называется городом. За это надо сказать спасибо латышам: статус города они
присвоили Пыталову в 1933 году, а советская власть отнимать его поленилась.
Трудоспособными на территории района являются всего 4300 человек,
Пыталовский район давно и прочно занимает в Псковской области второе место
по безработице. Большинство жителей - русские. Латышами во время последней
переписи себя назвали всего 76 человек, и те родным языком не владеют.

Кроме того, при возвращении Абренской волости Латвии пришлось бы
расписываться в получении 317 населенных пунктов, 3 церквей, 11 полудохлых
колхозов, 10 фермерских хозяйств и одного интерната для глухонемых детей.
Соединяют все эти объекты 288 километров дорог, которые незаслуженно
называются дорогами с твердым покрытием. Единственные приобретения, которые
согрели бы душу латвийским властям, - это 1111 квадратных километров земли,
15 процентов которой занято лесами, две речки - Лжа и Утроя, хлебозавод
производительностью 110 тонн в месяц, железнодорожный вокзал, построенный в
стиле "поздний прибалтийский модерн", и несколько десятков магазинов, самый
заметный из которых стоит как раз напротив вокзала, называется "Boutique" и
никогда не открывается.

- Нас кормит граница, - рассказывает глава Пыталовского района Дмитрий
Андреев. - Основная часть населения работает в пограничных структурах. Если
это будет территория Латвии, то русские не смогут участвовать в ее охране,
потому что по латышским законам не имеют права занимать государственные
должности. И тогда наш район вообще рухнет. Но мы всерьез эту тему даже
обсуждать не хотим. Президент предельно ясно объяснил позицию России в этом
вопросе.

Лицо Дмитрия Андреева может показаться знакомым тем, кого в детстве водили
на ВДНХ. Там в павильоне "Сельское хозяйство" до сих пор с советских времен
висит его портрет в галерее ударников труда. До 1997 года он возглавлял
совхоз "Белорусский", который гремел далеко за пределами Псковской области.

- Я много общаюсь со своими коллегами в Латвии, - продолжает Андреев, -
главами местных администраций. Они относятся ко всей этой истории с
Абренской волостью так же иронично, как и мы. Они считают так: это
политическое шоу, цель которого - отвлечь латышский народ от последствий
вступления в Евросоюз. За последний год цены в Латвии выросли в 2-3 раза.
Люди страшно недовольны. И если бы не скандалы с русскими школами, 9 мая, а
теперь еще и с Абренской волостью, то они могли бы выразить свое
недовольство в нежелательных для властей формах.

"Музей оккупации мы решили не заводить"

"В Латвии национальная катастрофа. Вайра Вике-Фрейберга объявила России
войну за Абренскую волость. 150 миллионов русских приехали в Ригу
сдаваться". Это самый популярный в Пыталове политический анекдот. Его мне
рассказала Лариса Перепечкина, директор городского Музея дружбы народов.
Когда в начале 90-х в Риге Музей латышских стрелков переименовали в Музей
оккупации, в Пыталове некоторые предлагали выступить с ответным жестом и
переименовать местный музей, подразумевая под оккупацией период латвийского
правления. Но их голоса не были услышаны.

- Мы не считаем, что с 1920 по 1940 год, когда здесь были латыши, местные
русские пережили какие-то особые бедствия, - объяснила мне свою позицию
Лариса. - Это было нормальное, спокойное время. В то же время мы не согласны
с тем, что Пыталово - исторически латвийская территория. Этот район,
населенный почти исключительно русскими, оказался в границах Латвии по
условиям Рижского мирного договора. Пыталово представляло интерес для
латышей исключительно из-за крупного железнодорожного узла, расположенного
на его территории. А большевики пошли на эту уступку, чтобы получить
передышку на Северо-Западном фронте. В 40-м году Латвия добровольно вошла в
состав СССР, потом была немецкая оккупация, а в 44-м, после освобождения от
фашистов, наш район снова вошел в состав РСФСР. Так что 20 лет вне России -
это случайный эпизод в бурной жизни XX века, который не дает Латвии
исторического права на территорию Пыталовского района. В то же время, в
отличие от латышей, которые называют сегодня русских оккупантами, мы не
можем сказать, что под Латвией русские здесь чувствовали себя как на
оккупированной территории.

- А вот на стенде вашем написано: "1920-1940. Буржуазия у власти. Годы
борьбы".

- Это осталось с советских времен. На самом деле в те времена дискриминации
русских здесь не было. В Пыталове действовала русская гимназия, раз в четыре
года проводились Дни Пушкина, посвященные русской культуре, а самым большим
собирателем и исследователем русского фольклора был латыш Янис Фридрих. Да
вот, посмотрите на эти два экспоната: русская изба и латгальская изба.
Никакой разницы.

- По-моему, латгальская изба побогаче.

- Просто в качестве латгальской представлена изба зажиточного крестьянина, а
в качестве русской - обычная. Другой не нашлось. А в действительности
русские и латыши в Абренской волости жили примерно одинаково. Только в
1936-м ситуация изменилась. Русская школа была закрыта в связи с тем, что в
ней среди учащихся стали преобладать нелояльные по отношению к латышской
власти настроения. Но такие же настроения тогда начинали распространяться не
только в Яунлатгальском уезде. Революционное брожение охватило в те годы
многие территории Латвии.

- А это, по-моему, Василий Кононов в молодости. Партизан, которого латыши
недавно судили за убийство мирных жителей.

- Он самый. Он же в нашем районе родился. А партизанил на территории
нынешней Латвии. Пускал под откос поезда. Как раз те самые, которые мимо
нашей станции проходили. А вот Валентин Черных. Знаменитый сценарист, автор
фильмов "Москва слезам не верит", "Любить по-русски", "Свои". Тоже наш
земляк. Представляете, сколько пришлось бы интересного убрать из экспозиции,
если бы мы стали Музеем оккупации.

Лариса Перепечкина - девушка молодая. Жизнь при латышах знает только по
документам. Зато эту жизнь хорошо помнит пыталовский старожил Алексей
Платонов.

- Сначала нас включили в состав Луцинского уезда, - вспоминает Алексей
Васильевич. - Потом Пыталово назвали Яунлатгале и сделали центром
самостоятельной административной единицы. И лишь в 1938 году наш город
получил название Абрене. Я родился еще при латышах. Вступление Латвии в СССР
я помню очень хорошо. Я тогда как раз получил серьезную травму, катаясь на
велосипеде, и лежал в больнице. При латышах все было платным. У моих
родителей как раз деньги закончились, и меня должны были выгнать из
больницы. Но тут пришла советская власть, все стало бесплатным, и меня
долечили. Зато потом, в начале 1941 года, стали проводить коллективизацию.
Мой отец сначала вступил в колхоз, но потом понял, что это обман, и вышел из
него. И тут как раз пришли немцы. Если бы не война, пришлось бы нам увидеть
Сибирь.

У жены Платонова, Евгении Николаевны, сохранились латышские документы того
времени: биометрические паспорта отца и матери с отпечатками пальцев и
полноценным гражданством. А также собственные школьные аттестаты. Из всего,
что в них написано, понятны только оценки.

- Училась я на одни пятерки, - вспоминает Евгения Николаевна. - До 4-го
класса учиться было легко, а потом школу перевели на латышский язык. Нам
новых учителей прислали. Помню, приходим мы на занятия и не знаем, как
учиться. Мы по-латышски не понимаем, а учителя по-русски. Тогда же все
чиновники стали требовать, чтобы к ним обращались только на латышском. И
письменно, и устно. Я с тех пор латышей не очень люблю.
"Подумаешь, пытали. Чай, не концлагерь"

В новейшей истории России Пыталовский район стал объектом столь же
пристального внимания высшей власти лишь однажды. Это было в конце 80-х,
когда Горбачев затеял масштабную кампанию по насаждению в СССР фермерства.
Тогда своим критикам он приводил в пример как раз хозяйства Пыталовского
района. Фамилии местных фермеров Божановых, Волоченских, Барбаровых, Видус
гремели на всю страну.

- Это произошло, скажем прямо, не потому, что пыталовские фермеры были на
две головы выше других, - рассказывает местный краевед Николай Цветков. -
Просто тогдашним президентом ВАСХНИЛ был наш земляк академик Александр
Никонов. А с ним поддерживал контакт тогдашний глава района - он потом
спился и умер.

Фермерское хозяйство Владимира Савельевича Видуса - одно из немногих в
районе, которое еще можно назвать фермерским. Он с женой и сыном
обрабатывает 50 гектаров земли, в коровнике 90 голов крупного рогатого
скота, в гараже 3 трактора. Но о том, какой доход приносит это Видусам,
красноречиво говорит их старый, покосившийся дом.

- Все доходы съедают горючка и запчасти, - вздыхает жена Видуса Раиса
Николаевна. - Молоко принимают по 4 рубля за литр, занижают сортность.
Удобрения стоят дороже зерна, так что зерновые мы уже давно не сажаем,
только картошку и корма. А когда мы в 98-м году начинали, было повеселее.
Государство помогало - правда, делало это бестолково. Тогда любой, кто
называл себя фермером, получал ссуду. У нас в районе из 100 таких фермеров
всерьез занялись сельским хозяйством только человек 15. Из этих хозяйств
большинство теперь перешло в разряд приусадебных. Только мы вот еще как-то
бултыхаемся. И все больше задумываемся, что, наверное, тогда, 15 лет назад,
неправильный выбор сделали. Надо было чем-то другим заняться.

- А в Латвии с этим дело как?

- В Латвии еще хуже, - отвечает Владимир Савельевич. - У нас там
родственники. Когда они сюда приезжают, говорят, что здесь условия просто
райские по сравнению с тем, как у них. Там государство точно так же не
помогает, только при этом еще бензин стоит в 2 раза дороже. Они его отсюда
контрабандой возят. В бензобаках. Здесь заправляются, а там сливают. За день
раз 10 туда-сюда съелозил - можно и поле вспахать. Вы видели, сколько у нас
здесь бензин стоит? Как в центре Москвы. Это именно из-за контрабандистов.
Очереди из машин на заправках стоят, и все с латвийскими номерами. В общем,
я в Латвию не хочу.

Краевед Николай Цветков решил свозить нас на то самое место, которое латыши
считают историческим доказательством своих территориальных претензий.

- В 1938 году основанием для переименования Яунлатгале в Абрене послужила ни
на чем не основанная историческая версия о том, что еще в 1224 году на этой
земле стояла Абренская латышская крепость, - рассказывает Николай. - А
значит, Пыталовский район - это вовсе не "новая Латгалия", а исторически
принадлежащие латышам земли, которые лишь в силу недоразумения столетиями
находились в составе России. По версии латвийских историков, именно здесь
стояла Абренская крепость. Правда, "абра" по-латышски означает "квашня,
болото", а вовсе не холм. Но это их не смущает.

То самое место, где стояла мифическая латышская крепость, по-русски
называется Вышгород. Это самый высокий холм в районе. Никаких следов
крепости на нем нет. Есть только тучи комаров и храм Бориса и Глеба. Это уже
пятый храм, построенный на этом месте. Предыдущие церкви в разные времена
разрушали ливонские завоеватели. А до того, как здесь стали строить церкви,
на этом холме действительно стояла крепость. Только не латышская, а русская.
Ее в 1480 году тоже сожгли немецкие рыцари. А рядом с этой крепостью
находилось место пыток и казней пленников. Отсюда, собственно, и название
Пыталово.

- Да, было дело, - вздыхает Цветков. - Ну и что? Подумаешь, пытали. Чай, не
концлагерь. У них там знаете сколько таких пыталово было? А что тут
европейские варвары творили? Одну только деревню Пустое Воскресенье 5 раз
сжигали. Так что было за что пытать.

Через Пыталово к звездам

Чуть не забыл. В Пыталове есть уникальный объект. Музей космонавтики. Точнее
так: Народный музей космонавтики имени Ария Абрамовича Штернфельда. Если
Латвия когда-нибудь получит Абренскую волость назад, лично для меня этот
музей будет самой большой утратой. Кроме шуток.

Жил когда-то в Пыталове некто Коля Егоров. В 6 лет вместе с матерью угодил в
немецкий концлагерь. Чудом вернулся живой. Когда подрос, стал работать
учителем труда в Пыталовском интернате для глухих и слабослышащих. Полет
Гагарина в космос оказал на Николая Петровича неизгладимое впечатление. Он
стал собирать марки и значки, посвященные теме космоса, потом организовал в
интернате факультативный кружок космического моделирования. Вместе с
учениками стал из сломанных глобусов, салатниц, автозапчастей и прочего
хлама конструировать ракеты, космические корабли и даже станции. Появился
уголок в школе, который можно было назвать "Народным музеем космонавтики".
От имени сего музея Николай Петрович стал вести активную переписку с
настоящими космонавтами, астрономами, добрался даже до родственников
Гагарина и академика Королева. Музей стал пополняться уникальными
документами, экспонатами, почетными грамотами и наградами. Понадобилось
отдельное здание - и его предоставили. Сегодня в музее 13 тысяч экспонатов.
Самые ценные - подлинник заявления Гагарина о приеме на учебу в Саратовский
индустриальный техникум и бюст первого космонавта работы скульптора Льва
Кербеля. Тоже подлинник. Рядом со всеми бюстами, представленными в
экспозиции, стоят ландыши, сделанные из проволоки и пенопласта. Не потому,
что нет денег на живые цветы, а просто ландыши еще не расцвели, а другие
растения вдова Николая Егорова Галина ставить к бюстам не хочет.

- "Ландыши" - это была любимая песня первого отряда космонавтов, - объясняет
Галина Никитична. - Только пели они ее по-другому: "А вчера ты мне принес не
букет из пышных роз, а бутылочку "Столичную". Заберемся в камыши, надеремся
от души - и зачем нам эти ландыши".

- А при чем тут Арий Абрамович Штернфельд? - спрашиваю.

- Это незаслуженно забытый ученый, - объясняет Егорова. - Когда мой покойный
муж узнал его биографию, он не раздумывая решил дать своему музею его имя.
Ария Абрамович под впечатлением от поездки в СССР в 1936 году решил
иммигрировать в Советский Союз из Франции. Хотя там он уже был видным ученым
и мог жить безбедно. Он несколько лет проработал в нынешнем городе Королеве,
а потом его заставили оттуда уйти из-за того, что он иностранец. И всю
оставшуюся жизнь он у себя дома, вооруженный одним арифмометром, высчитывал
траектории орбит. Его расчеты потом поразили ученых. Даже орбиту полета
Гагарина он вычислил с минимальной погрешностью.

Про "мертвого осла уши" Галина Никитична даже не слышала. Когда я ей
пересказал историю вопроса, она смеяться не стала.

- Все-таки прав был мой покойный муж. Надо, чтобы президенты правили из
космоса. Оттуда земля очень красивая и на ней нет никаких границ. А если
вдруг чудить начнут, то просто не возвращать их на землю. Во имя гуманизма и
Ария Абрамовича Штернфельда.

Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ