Форум С.Кара-Мурзы: Ветка : Андрей Беспалов. Быть суверенным - значит быть европейцем или Объединенная Европа как оксюморон (*+)

От	Георгий
К	Георгий
Дата	12.06.2005 09:28:37
Рубрики	Тексты;

Андрей Беспалов. Быть суверенным - значит быть европейцем или Объединенная Европа как оксюморон (*+)

Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050608_bespal.html

Быть суверенным - значит быть европейцем
Объединенная Европа как оксюморон

Андрей Беспалов

Дата публикации: 8 Июня 2005

Сейчас, пожалуй, нелегко отыскать того, кто хотя бы отчасти не согласен с
мнением, что после франко-голландского провала референдума по Европейской
Конституции Старый свет вступил в принципиально новую социально-политическую
ситуацию. Европейский экспресс сошел с пути, по которому стремительно, по
мнению многих, двигался в течение последних 50 лет.

Журналисты не жалеют сил, изобретая для нынешнего положения дел все более
хлесткие определения, из которых наиболее запоминающимся пока представляется
словечко "европереполох". Однако не характеризует ли оно в большей степени
настроения репортерской братии, охватывающие ее при всяком значительном
событии, нежели состояние тех, кто непосредственно голосовал на референдуме,
и тем более тех, кто всерьез пытался прогнозировать его результаты? Не
оказались ли последние, скорее, ожидаемыми и закономерными, чем
непредвиденными или шокирующими?

Показательно в данном отношении, что один из наиболее горячих апологетов
объединенной Европы А. Глюксман еще в конце апреля сего года на страницах
"Liberation" если не прямо по содержанию, то по тональности высказывался о
грядущем референдуме во Франции как о заведомо провальном проекте. В
качестве главной причины будущей неудачи он указывал тогда на безнадежный
нарциссизм как сторонников и разработчиков Конституции, так ее противников.
Первые, будучи в восторге от собственной причастности к тому, что им кажется
продиктованным самим ходом новейшей истории, не дают себе труда сделать
очевидное им самим столь же понятным для "широких слоев населения". Вторые
же, погрязли в своей приверженности анахроничному чувству национальной
гордости и бессознательном страхе перед нашествием "чужаков" из Восточной
Европы.

По-видимому, понятие "нарциссизм" не случайно всплыло в лексиконе Глюксмана
в тот момент, когда он пытался выразить свое предчувствие неудачи грядущего
референдума. Что представляет собой процедура всенародного голосования по
вопросу принятия Европейской Конституции, если не попытку практической
реализации идеи общественного договора как акта учреждения новой
социально-политической общности? И что, в конечном итоге, служит
непреодолимым препятствием для заключения всякого договора, если не
нарциссизм его потенциальных участников?

Нарциссизм есть проявление индивидуализма, который есть приверженность
индивида собственной индивидуальности, т.е. забота о своей неделимости,
замкнутости, независимости и отделенности от другого. Идеал нарциссического
индивидуализма - лейбницевская монада, не имеющая окон, а потому не
способная, да и не стремящаяся к установлению какой-либо общности.

В любом учебнике по истории философии можно прочесть, что "общественный
договор" Гоббса и просветителей не реальное историческое событие, а
идеальная конструкция, чисто мыслительное образование, элемент социальной
ТЕОРИИ, призванной объяснить возникновение государства и раскрыть его
сущность. При этом предполагается само собой разумеющимся и не требующим
особых комментариев, что подобное событие не имело и не могло иметь места.
Не беря на себя смелость высказываться от имени авторов учебников, следует
отметить, что, с точки зрения неискушенного читателя, общественного договора
никогда не было в реальной истории просто в силу того, что он кажется
невозможным чисто технически. В самом деле: как может сколько-нибудь
значительное число людей осмысленно прийти к сколько-нибудь прочному и
однозначному решению по столь сложному и принципиальному вопросу, как
переход от "естественного состояния" к государственному, да еще и в
отсутствие каких бы то ни было СМИ?

Отсюда, вроде бы, становится понятной не только неудача конкретных
референдумов во Франции и Нидерландах, но, быть может, и утопичность
подобного способа конституирования единой Европы в целом. Многие объяснения
провала прошедшего плебисцита как раз и опираются на такого рода логику,
подчеркивая, что большинство граждан даже не заглядывали в текст
Конституции, а подчас вообще голосовали против чего-то совершенно другого
(например, политики действовавшего на тот момент правительства). В итоге все
можно свести к просчетам pr-технологов и неблагоприятной внутриполитической
конъюнктуре.

Однако не лежат ли искомые причины глубже, так сказать, в сущностной сфере?
Не есть ли акт учреждения новой социально-политической общности посредством
демократического общественного договора нечто невозможное в принципе, а не
только технически? Если "да", то в этом случае нам довелось стать
свидетелями практического следствия величайшей теоретической ошибки. Вопреки
мнению просветителей, новые социально-политические общности не возникают в
результате общественного договора. Последний, будучи демократической
процедурой (актом народовластия), уже предполагает существование народа, то
есть некоего уже сложившегося единства индивидов, обладающих властными
полномочиями, - проще говоря, силой, - именно благодаря указанному единству.

Как ни непривычна для просвещенного разума эта мысль, но, по-видимому, ему
придется принять, что договариваться - взаимодействовать, не принуждая друг
друга, - можно лишь в рамках уже сложившегося единства. Договоры добровольно
исполняются контрагентами постольку, поскольку действует третья, внешняя по
отношению к самим договаривающимся сила, будь то нравственный закон,
бессознательно усвоенные в детстве представления о культурных нормах,
перспектива быть подвергнутым санкциям и наказанию или насущная
необходимость в совместных действиях. Иными словами, договор - это вторичное
объединение, устанавливающееся добровольно на основе первичного единства,
установленного независимо от воли договаривающихся.

Здесь стоит вспомнить, что гоббсовский Левиафан появляется на свет в
монаршей мантии. То есть с того момента, как Гоббс считает возможным
говорить о наличии действительной человеческой общности, он сразу вынужден
ввести инстанцию, располагающуюся не только вне, но и выше этой общности.
Суверен уже ни о чем не договаривается с подданными. Парадокс теории Гоббса
заключается в том, что монархия рождается демократическим способом. Но
состояние существ, способных заключить какой-либо договор, уже не является
"войной всех против всех". Таким образом, Левиафан должен был родиться еще
до общественного договора, чтобы сделать его возможным.

В конечном итоге, нынешние теоретики объединенной Европы оказываются
нерадивыми учениками Платона, для которого демократия занимала лишь более
чем скромное четвертое место в цикле политических перерождений. Великий
афинянин прекрасно понимал, что принцип демократии - отнюдь не единство. Она
по сути своей является общностью в стадии распада и разложения, не способной
породить подлинное согласие. (Как известно, тиранию, по Платону, следующую
за демократией, никоим образом нельзя признать олицетворением единства,
согласия и примирения всех противоречий.) Соответственно сама демократия
возникает из разноголосицы, процессов разделения и индивидуации, ослабления
первоначального единства. Показательно, что в свое время американские штаты
соединились, собственно говоря, во имя отделения от Британской империи, а
Советский Союз распался, едва только подлинная демократия во всеуслышание
была провозглашена ценностью.

Отсюда, нет ничего удивительного в том, что традиционно считающиеся наиболее
"демократичными" Франция и Нидерланды первыми выстроили на пути локомотива
европейской интеграции баррикады в защиту собственной индивидуальности.
Однако все еще остается банальный вопрос: является ли решение, принятое
народами (пока еще) лишь двух отдельно взятых стран, благом для Европы в
целом? Да и можно ли вообще вести речь о "Европе в целом" в каком-либо ином
смысле, кроме чисто географического?

По поводу последнего вопроса, даже не вдаваясь в историко-культорологические
тонкости, можно вполне определенно сказать, что сущностным моментом
современной европейской идентичности как для нее самой, так и в глазах
остального мира является именно демократия во всех ее разнообразных
проявлениях. И прежде всего, - демократия как институционально закрепленное
признание ценности индивидуальности, признание права на различие. Таким
образом, сказав "нет" Конституции единой Европы, французы первыми
продемонстрировали если не "высокую сознательность", то, по крайней мере,
"острое чутье" в отношении собственной сущности, то есть того, благодаря
чему они есть в качестве европейцев. В этом контексте даже опасения,
связанные с возможным ослаблением Старого света перед лицом Соединенных
Штатов, отходят на второй план. Разделенность Европы отнюдь не уменьшает ее
шансов на сохранение за собой статуса одного из полюсов на геополитической
карте. В конце концов, многополярный мир - это не просто мир со множеством
полюсов, но тот, в котором присутствует полюс множественности.

Итак, новый девиз провозглашен: "Объединенная Европа? - Contradiction
creante! " [1].

Примечания:

[1] Вопиющее противоречие (франц.).