Не знаю, возможен ли конструктивный диалог? Однако личность Герцена в этом плане действительно представляет интерес.
В целом Герцена можно характеризовать как мыслителя-западника стремящегося к компромиссу со славянофилами. Он не создал стройной философской системы, однако в нем привлекает пытливость духа и отсутствие догматизма.
Ниже я приведу статью из самой современной энциклопедии (подготовленной в МГУ) о Герцене
Александр Иванович Герцен (1812— 1870) родился в Москве и был незаконнорожденным» сыном богатого русского помещика И.А.Яковлева и уроженки Штутгарта Луизы Гааг, которую И. А. Яковлев привез из Германии в конце 1811 г. Фамилия Герцен была образована от немецкого слова «Herz» (сердце). Огромное влияние на Герцена оказало восстание декабристов, события 14 декабря 1825 г. «Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души»2, — вспоминал впоследствии Герцен. В 1826 г. он познакомился с Огаревым, и, несмотря на разность темпераментов (Герцен был очень активен, а Огарев — кроток и задумчив), они очень быстро обнаружили сходство взглядов и интересов.
В 1829 г. Герцен поступил на физико-математическое отделение Московского университета. И хотя в те годы философия в Московском университете не преподавалась, он проявил особый интерес к философским и методологическим проблемам, о чем свидетельствуют его студенческие сочинения «О месте человека в природе» (1832) и «Аналитическое изложение солнечной системы Коперника» (1833). В университете вокруг Герцена и Огарева сложился кружок на почве «сочувствия с общественной жизнью», что привело их к знакомству с произведениями французского социалиста Сен-Симона (а затем и Фурье). В сенсимонизме друзей привлекла идея нового христианства, т. е. такого обновления христианского учения, которое, освобождаясь от лицемерия официальной церкви, было бы способно сплотить вокруг себя массы для построения общества на началах братства и полной свободы всех людей.
Увлечение идеями сенсимонизма не прошло безнаказанно. В июле 1834 г. Герцен был арестован по делу «О лицах, певших в Москве пасквильные стихи». В пирушке, где пелись песни, порочащие царскую фамилию, он не участвовал. Но за сенсимонизм в марте 1835 г. Герцен был приговорен к ссылке под надзор полиции и отбывал ее сначала в Перми, затем в Вятке, а с 1837 по 1840 г. во Владимире, где обвенчался с Н. А. Захарьиной. В 1841 г. он снова был сослан, на сей раз в Новгород, и определен на службу советником губернского правления. С 1842 по 1847 г. Герцен жил в Москве, где написал свои знаменитые философские сочинения «Дилетантизм в науке» (1842—1843) и «Письма об изучении природы» (1844—1845), а также роман «Кто виноват?», повести «Сорока-воровка», «Доктор Крупов» и другие произведения, опубликованные под псевдонимом И-р (Искандер), так как политическим осужденным запрещалось печататься под собственным именем. Жизнь под полицейским надзором сильно тяготила Герцена. Он стал добиваться паспорта для выезда за границу якобы «на воды» для лечения жены. После продолжительных хлопот паспорт ему выдали, и 31 января (12 февраля) 1847 г. он с семьей покинул Россию, как оказалось, навсегда.
Поражение революции 1848 г. и послереволюционные события убедили Герцена в том, что западноевропейское общество не в состоянии внедрить в жизнь социалистические идеалы, и он обратил взоры к России, где сохранившаяся община могла, по его мнению, стать основой таких преобразований. Для пропаганды своих идей он в 1853 г. основал в Лондоне Вольную русскую типографию, в которой стал печатать произведения, запрещенные на родине цензурой. С 1855 г. Герцен начал издавать альманах «Полярная звезда», а в 1857 г. по настоянию приехавшего в Лондон Огарева основал первую в истории России бесцензурную газету «Колокол», в которой принимали (в первые годы ее существования) участие такие разные по своим убеждениям люди, как И. С. Тургенев, К. Д. Кавелин, И. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев, В. П. Боткин, Н. А. Мельгунов и др.
Имя Герцена стало известным с середины 40-х гг.. когда его художественные и философские произведения печатались в журналах «Отечественные записки» и «Современник». Однако пик его влияния на русскую общественную мысль и освободительное движение приходится на вторую половину 50 — начало 60-х гг., когда его «Колокол» стал главным рупором всех антикрепостнически настроенных слоев общества. После реформы 1861 г. Герцен порывает с либерально настроенными союзниками и выступает за решение земельного вопроса самими крестьянами. С этого времени «Колокол» теряет популярность и в 1868 г. прекращает свое существование. Не получилось взаимопонимания у Герцена и с молодой русской эмиграцией, которая смотрела на патриарха русского освободительного движения как на отставшего oт современности человека.
Герцен скончался в Париже 9 (21) января 1870 г. В том же году его прах был перезахоронен в Ницце рядом с могилой жены.
Деятельность Герцена за рубежом имела интернациональное значение; через него европейская общественность лучше смогла познакомиться с Россией. Он был в дружеских отношениях со многими выдающимися деятелями того времени: французами — Ледрю-Ролленом, Прудоном, Луи Бланом, Гюго, Мишле, с итальянцами Гарибальди и Мадзини, с венгром Кошуюм, с польским революционером Ворцелем (который, кстати, очень помог в организации типографии в Лондоне) и многими другими. В их глазах он олицетворял свободную Россию, которая противостояла России, считавшейся «жандармом Европы».
2. Вопросы онтологии, гносеологии и антропологии
Все философские размышления Герцена одухотворены мыслью, что личность является основной ценностью, что вне личности, без ее участия в обществе невозможно никакое движение. Его привлекала идея гармонического единства человека, который не может быть сочетанием двух разнородных стихий — духа и плоти, но есть цельное, живое, единое существо — личность. Отсюда преодоление дуализма было в центре философских исканий Герцена, особенно в ранний период его творчества, он не мог смириться с мыслью о раздвоенности человека и мира, о несовместимости материи и духа.
Большое влияние на его философское развитие оказало учение Гегеля. К необходимости серьезно заняться гегелевской философией Герцена привели споры с Бакуниным и Белинским, которые выступали сторонниками «примирения с действительностью», т. е. с существующими порядками, ссылаясь при этом на Гегеля. Герцен понял Гегеля иначе, чем сторонники «примирения», которые, по словам Герцена, «взяв одни буквы, одни слова, они ими заглушили всякое сострадание, всякое теплое сочувствие... Им казалось, что личность — дурная привычка, oт которой пора отстать; они проповедовали примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следственно, имеющим право на признание; так поняли они великую мысль, «что все действительное разумно»...». Герцен же понял эту мысль иначе, он верно заметил, что у Гегеля не все существующее действительно, что действительно лишь то, что соответствует разуму, т. е. то, в чем идея получила адекватное воплощение. Уже в статьях «Дилетантизм в науке» проявляется стремление Герцена по-своему осмыслить Гегеля, найти в его философии обоснование активной деятельности личности. Особенно характерна в этом отношении четвертая статья «Буддизм в науке», где Герцен подчеркивает, что знание не самоцель, а средство для общественно-преобразующей деятельности, составляющей истинное призвание человека. А назначение философии — не только дать человеку истину, но сделать сознательными его действия, способствовать тем самым «одействотворению» им знания. «...Человек, — пишет Герцен, — призван не в одну логику — а еще в мир социально-исторический, нравственно-свободный и положительно-деятельный; у него не одна способность отрешающегося пониманья, но и воля, которую можно назвать разумом положительным, разумом творящим; человек не может отказаться от участия в человеческом деянии, совершающемся около него; он должен действовать в своем месте, в своем времени — в этом его всемирное призвание...».
Именно в личности усматривает Герцен то деятельное начало, которое призвано внести мысль в действительность, т. е. преобразовать существующее в соответствии с развивающейся мыслью. «В разумном, нравственно свободном и страстно энергическом деянии человек достигает действительности своей личности и увековечивает себя в мире событий. В таком деянии человек вечен во временности, бесконечен в конечности; представитель рода и самого себя, живой и сознательный орган своей эпохи»2.
В статьях «Дилетантизм в науке» в полной мере проявилась ведущая черта философских размышлений Герцена — его внимание к личности, к ее роли в мире. Говоря о необходимости преодолеть разрыв между словом и делом, между мыслью и жизнью, Герцен приходит к выводу о решающей роли личности в этом процессе.
В период написания статей «Дилетантизм в науке», в которых формировалось понимание им философии как знания, призванного служить делу преобразования действительности, а не только объяснения ее, Герцен находился еще под большим влиянием гегелевских идей и гегелевской терминологии. Он стоит еще на идеалистических позициях, рассматривая материю как проявление вечного, бесконечного духа. И даже в чем-то не соглашаясь с Гегелем, и даже критикуя его за идеализм, Герцен под последним имеет в виду признание трансцендентности (потусторонности) духа и вытекающего из него дуализма в понимании духовного и материального. Герцен явно стремится к имманентизму, рассматривая именно разум как развивающееся самопознание в качестве основы для преодоления дуализма, равно как и разрыва между всеобщим и частным, между абсолютным и временным. «...Истинное есть всеобщее, идея, бог, — пишет он, — и притом бог, понятый не jenseitlich3, не фантастически образно, а в имманенции и присущей ей трансценденции (мир мышления, нравственности, идеи, уничтожающей, снимающей все временное, как трансценденция самой природы и человека)... человек идет к фундаментальному, идет к объективной идее, к абсолютному, к полному самопознанию, знанию истины и действованию, сообразному знанию, т. е. к божественному разуму и божественной воле».
Это высказывание наглядно свидетельствует, что в конце 1842 г. Герцен еще разделяет точку зрения объективного идеализма. Вскоре, однако, он приходит к выводу, что современная философия не дает представления о материи и ее свойствах, и обращает внимание на естествознание, которое, по его мнению, очищает ум от предрассудков и приучает его уважать факты. Но, изучая естественные науки, Герцен убеждается, что натуралисты без знания философии не в состоянии создать полноценную картину мира. Подлинная наука в его представлении — это способность теоретически осмыслить всю совокупность фактов, не теряясь в их изобилии и противоречивости. Опыт, собирание фактов есть только первый шаг в познании, он бессилен без обобщения, без умозрения как высшей, развитой эмпирии. Умозрение, основанное на опыте, — вот, по мнению Герцена, единственно возможный путь познания.
В 1845 г. он начинает публиковать серию статей под названием «Письма об изучении природы», в которых пишет о необходимости для философии опираться на естественные науки, которыми «многое уясняется в вечных вопросах», и одновременно о необходимости философии для наук о природе. Он упрекает философию за притязание на обладание если и не всей истиной, то единственным верным путем к ней. В этом же он обвиняет и естествознание, которое, в свою очередь, не в состоянии понять объективность разума, не обладает должным методом познания, а потому изобретает «свои маленькие привиденьица» в виде «жизненной силы, эфира, теплотвора, электрической материи», которые не столько объясняют природные явления, сколько уводят от истины. А потому, делает он вывод, «философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии».
Вся история философии, по Герцену, свидетельствует о стремлении человечества к истине через преодоление дуализма духа и природы, через уяснение того, что духа вне природы не существует, что сама природа развивается до духа. Древняя философия была односторонней в своей слитности с миром, опираясь на природу; средневековая была односторонней в своей сосредоточенности на духе. Новая философия со времен Декарта и Ф. Бэкона преодолевает дуализм, или разрыв между природой и духом, развивая дух, вечное из временного, из природы.
При всем своем уважении к Гегелю Герцен не столько опирается на него, сколько спорит с его идеализмом и логицизмом. Гегель, пишет он, «приносит все временное, все сущее на жертву мысли и духу; идеализм, в котором он был воспитан, который он всосал с молоком, срывает его в односторонность, казненную им самим, — и он старается подавить духом, логикою — природу... Гегель хотел природу и историю как прикладную логику, а не логику как отвлеченную разумность природы и истории». В письме к Огареву он подчеркивал: «Логика хвастается тем, что она a priori выводит природу и историю. Но природа и история тем велики, что они не нуждаются в этом, еще более — они сами выводят логику a posteriori», — сказал я в новой статье».
Подвергая критике идеализм за выведение природы из разума, Герцен вместе с тем критикует естествоиспытателей и материалистов за отрыв мышления от природы, за противопоставление его природе как чего-то внешнего ей. Мышление и природа у естествоиспытателей, пишет он, противостоят друг другу как субъект и объект, между которыми нет ничего общего, а между тем «разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе». Рассмотрение разума как только субъективного, в отличие от объективной природы, мешает естествоиспытателям понять единство человека и природы, понять объективный характер познания, т. е. увидеть в нем процесс, подчиненный всеобщим законам природы. Выступая против идеалистического отождествления духа и природы, Герцен стремится осмыслить идею тождества с позиции реализма и преодолеть разрыв между субъективным и объективным, характерный для материализма XVIII в. «Вообще материалисты, — пишет он, — никак не могли понять объективность разума, и оттого, само собою разумеется, они ложно определяли не только историческое развитие мышления, но и вообще отношение разума к предмету, а с тем вместе и отношение человека к природе. У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом».
Ключом к решению вопроса об отношении мышления к бытию является для Герцена идея развития. Те, кто отрывает мышление от природы, подчеркивает он, исходят из идеи, что природа не развивается. Если же рассматривать природу в развитии, т. е. «так, как она есть», то окажется, что «сознание вовсе не постороннее для природы, а высшая степень ее развития».
Идея развития, так всесторонне и логично разработанная идеализмом, не осознана еще учеными-натуралистами, которые рассматривают природу не в ее развитии, а как механическую совокупность различных объектов, не видя их единства; оттого-то, подчеркивает Герцен, естествоиспытатели, изучая частности, не могут охватить мир в целом. «Каждая отрасль естественных наук, — пишет он, — приводит постоянно к тяжелому сознанию, что есть нечто неуловимое, непонятное в природе; что они, несмотря на многостороннее изучение своего предмета, узнали его почти, но не совсем...»1 «...Ни человечества, ни природы нельзя понять мимо исторического развития», — подчеркивает
Герцен.
Идея историзма была важным моментом понимании генезиса человечества и сознания, и все же у Герцена она порой вела к натуризму, к попыткам трактовать сознание человека непосредственно как продукт развития природы. Он отмечал активность сознания в процессе познания, но считал ее внутренне присущим ему свойством. Критерием истинности у него выступает мышление, правда, мышление, освобожденное от личного субъективного) характера, более того, он говорит, что «истина должна доказываться не одним мышлением, а мышлением и бытием», нe выходя, однако, за пределы натурализма.
После отъезда за границу Герцен не создает крупных философских сочинений, сохраняя тем не менее интерес к философским проблемам.
В работе 1847 г. он пишет о том, что сознание, разум не есть результат развития при-эоды, что разума «нет ни в природе, ни вне природы», что разум есть результат развития человека. Правда, до 60-х гг. Герцен рассматривает сознание лишь как свойство мозга, т.е. в известном смысле как природный феномен. Но постепенно он отходит от натуралистических представлений о естественном, природам происхождении сознания и все большее внимание уделяет изучению влияния общества на его формирование и развитие. Эту эволюцию взглядов Герцена можно проследить то письмам его к сыну, образованием которого он постоянно интересовался и делился с 1им своими мыслями. Опасаясь, в частности, чрезмерного влияния на философские взгляды сына физиолога К. Фохта, у которого тот учился, Герцен пишет ему о необходимости различать физиологические процессы, происходящие в человеческом организме, и сознание, которое формируется под влиянием общества. Человек, подчеркивает Герцен, не только физическое тело, которое подчиняется общим законам физического мира, он живет в обществе и является существом нравственным, а потому изучать его поведение должна не физиология, а социология, которой предстоит вырвать человека «из анатомического театра, чтобы возвратить его истории», ибо история имеет свои законы. «...Сознание, - пишет он, — является следствием длинного ряда позабытых им <человеком> предшествующих поступков», оно есть в большей мере следствие «человеческого общежития и исторического развития», а не функция организма, как такового. Именно в результате исторического развития человечества, подчеркивает Герцен, формируется нравственная среда, которая обладает «своими началами, своими оценками, своими законами, весьма реальными, хотя и мало поддающимися физиологическим опытам». Она и формирует человеческое «я», которое не может существовать, не чувствуя себя свободным. «Как только человек выходит путем исторической жизни из животного сна, он стремится все больше и больше вступить во владение самим собою. Социальная идея, нравственная идея существуют лишь при условии личной автономии». Таким образом. Герцен доказывает, что человек с его сознанием есть продукт исторического развития и законы этого развития неподвластны естествознанию, а являются объектом социальной науки. «Общественный человек ускользает от физиологии, — пишет он, — социология же, напротив, овладевает им, как только он выходит из состояния животной жизни»6. Эти идеи свидетельствовали о значительном шаге вперед от натурализма к более глубокому пониманию процессов возникновения и развития человеческого сознания.
3. Социальная философия и «русский социализм»
Проблемы социального развития решались Герценом преимущественно в духе идеи социализма, который представлялся ему социальным устройством, гарантирующим свободу всем членам общества, а не только какой-то его части.
Еще в 1843 г. он отмечал в дневнике, что в общих чертах это должно быть общество, в котором существует общественное управление собственностями и капиталами, артельное житье, организация работ и «возмездий» (т. е. соответствующей оплаты труда) и право собственности, поставленное на иных началах. При этом Герцен принимал идею государственного регулирования отношений собственности, которое, не уничтожая личной собственности, дает возможность ограничить произвол владельцев средств производства. Но он категорически отрицал коммунизм, рассматривая его как общество совершенно неспособное к развитию, поскольку в нем осуществлено полное равенство, поглощение лица обществом, а следовательно, и лишение его свободы; здесь отсутствует конкуренция, внутренняя борьба, которая только и создает необходимые условия для развития. Именно такой, по мнению Герцена, была крестьянская община на протяжении столетий, что и обусловило отставание русского общества от Западной Европы. Охраняя от внешних опасностей, община держит своих членов «в состоянии постоянного несовершеннолетия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы ее к развитию, — в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение...». Подавляя личную инициативу, она лишает личность свободы, а вместе с тем и возможности развития.
Как социальный мыслитель он особо подчеркивал, что «свобода лица — величайшее дело; на ней и только на ней может вырасти действительная воля народа. В себе самом человек должен уважать свою свободу и чтить ее не менее, как в ближнем, как в целом народе».
Герцен сознавал тот факт, что в обществе человек не может быть свободным, не обладая материальной независимостью. Пример западноевропейских стран ясно свидетельствовал о том, что человек не становится свободным в своих поступках даже в обществе, где конституция и законодательство гарантируют каждому свободу распоряжаться собой. Только обладание собственностью делает человека действительно независимым от других людей и даже от государственных учреждений. Поэтому политических свобод недостаточно для обеспечения действительной свободы всех членов общества, необходимы еще и определенные социальные преобразования в духе социалистических идей, чтобы обеспечить свободу всем. «Личности мало прав. — писал Герцен, — ей надобно обеспечение и воспитание, чтобы воспользоваться ими. Человек, не имеющий собственности, безличен. Право на ее приобретение несостоятельно. Одна артель может выручить неимущего».
Но частная собственность, обеспечивая свободу лица, неизбежно сосредоточивается в руках немногих, обрекая большую часть населения на отсутствие собственности вообще. Поэтому в качестве единственной гарантии обеспечения личной свободы для всех членов общества Герцен считал общественную собственность. «Мы были глубоко убеждены... — писал он, — что, имея землю и, следственно, избу, что, имея выборное начало и сельское самоуправление, русский человек непременно дойдет до воли и превратит насильственную связь с общиной в добровольно соглашенную, в которой личная независимость будет не менее признана круговой поруки»3.
Попав в Европу, Герцен был подавлен воцарившимся там духом «мещанства», т. е. властью денег, вещей, «самодержавием частной собственности». Стремление к материальным удобствам подавило все высокие порывы, и личность, освободившись от средневекового гнета церкви и цеховых, сословных ограничений, попала в рабство денег. Община же с ее коллективной собственностью на землю и общинным самоуправлением смогла бы, по мнению Герцена, стать основой таких общественных отношений, где эта жажда денег. неограниченный индивидуализм не будут иметь материальной почвы, а следовательно, свобода каждого не будет ограничена наличием частной собственности. Герцен стал идеализировать общинное владение как противовес частной собственности буржуа, которая делала собственника ее рабом, ее заложником, одновременно обрекая на полное отсутствие собственности, на нищету и бесправие большую часть населения.
В таких работах, как «Письма из Франции и Италии», «С того берега», «Россия», «О развитии революционных идей в России», «Русский народ и социализм», «К старому товарищу» и других, статьях, письмах Герцен постоянно обращается к философским проблемам личности, выяснению путей социальных преобразований, условий осуществления социалистических идей.
Уже первые впечатления от Западной Европы привели его к осознанию того факта, что идеалы, которые были выработаны просветителями XVIII в. и которыми вдохновлялись деятели Великой французской революции, не осуществились. А этот факт ставил под сомнение просветительскую уверенность в том, что разум играет решающую роль в истории. В декабре 1847 г. Герцен писал: «...мы были свидетелями, как все упования теоретических умов были осмеяны, как демоническое начало истории нахохоталось над их наукой, мыслию, теорией... Глубже изучивши революционные вопросы, мы требуем теперь и больше и шире того, что они требовали, а их-то требования остались тою же неприлагаемостью, как были». Но если идеалы просветителей не осуществились, то как можно быть уверенным, что наши идеалы осуществятся, спрашивает Герцен, «где лежит необходимость, чтобы будущее разыгрывало нами придуманную программу?».
Он осознавал не только несостоятельность просветительского воззрения на историю как на процесс осуществления разумных идей, но и недостатки гегелевского представления о прогрессе как логическом развертывании заранее заданных целей. Разум, т.е. историческая необходимость осуществления определенных целей, не доминирует в реальном историческом процессе, утверждал он, «жизнь имеет свою эмбриогению, не совпадающую с диалектикой чистого разума»1.
Можно ли из этого делать вывод, что мыслитель перестал верить в разумность истории, в непреложность действия исторических законов, пришел к мысли о господстве в истории случайности?
Некоторые высказывания Герцена действительно можно истолковать как отказ от идеи закономерного развития истории. Так, уже в 1847 г. он пишет: «История импровизируется, редко повторяйся, она пользуется всякой нечаянностью, стучится разом в тысячу ворог... которые отопрутся... кто знает?» И в дальнейшем он неоднократно отмечает непредсказуемый характер исторического развития. В работе «Роберт Оуэн» (1860) Герцен утверждает: «Ни природа, ни история никуда не идут и потому готовы идти всюду, куда им укажут, если это возможно, г. е. если ничего не мешает... Не имея ни программы, ни заданной темы, ни неминуемой развязки, растрепанная импровизация истории готова идти с каждым, каждый может вставить в нее свой стих». В истории человек — «разом лодка, волна и кормчий. Хоть бы карта была!»\ Но в этой же работе Герцен показывает, что для достижения хоть какого-то результата в своей исторической деятельности человек должен «вглядываться в приливы и отливы волн, его несущих, изучать ритм их колебаний», т. е. воля человеческая, ее воздействие на ход истории не безграничны, здесь играет роль, насколько человек познал исторические реалии и как умело он строит свое поведение с учетом обстоятельств.
Отсюда зависимость исторического развития человечества от тысячи условий и человеческой воли вовсе не означает, что в истории господствует только случайность и никакие законы в ней не имеют места. Ведь и в природе закон проявляется по-разному. Но на природу человек привык смотреть как на нечто независимое от него, в истории же он считает себя ее участником, а потому и хозяином. Однако ни в природе, ни в истории человек «не самовластный хозяин». «Человек оттого не оскорбляется непокорностью природы, — пишет Герцен, — что ее самобытность очевидна для него; мы верим в ее действительность, независимую от нас; а в действительность истории, особенно современной, не верим; в истории человеку кажется воля вольная делать что хочет. Все это горькие следы дуализма...». Между тем не только история подчинена определенным закономерностям, но и воля человеческая, которая, казалось бы, настолько свободна, что никакие законы к ней неприложимы, и та в конечном итоге обусловлена историческими условиями и проявляется только в зависимости от обстоятельств. «Хотя воля человеческая не закована в законы математические, однако ж мудрено допустить здесь произвол...»2, — замечает Герцен. А поскольку проявление законов и их действие зависит от обстоятельств, от сложившихся исторических условий, а также от деятельности людей, то главное свое внимание он обращает на изучение социальных явлений, влияющих на поведение народных масс, на формирование идеалов, от которых зависит поведение этих масс.
Герцен, безусловно, принимает в расчет материальные факторы, влияющие на сознание масс. Экономический быт западноевропейских народов, говорит он, основан на частной собственности, а потому сознание масс пропитано мещанским духом. Русский народ же издавна привык к общинному владению землей. Поэтому идеи общественной собственности близки и понятны ему, и он легче может осуществить социалистические принципы на деле. «У нас право на землю — не утопия, а реальность, бытовой факт, существующий в своей естественной непосредственности и который следует возвести в факт вполне сознательный... Личность, имеющая право на землю, сама становилась крепка земле, крепка общине. Вся задача наша теперь состоит в том, чтоб развить полную свободу лица, не утрачивая общинного владения и самой общины»3. Однако русская крестьянская община, несмотря на свои «врожденные» социалистические основы, никогда не сможет развить эти основы без науки, без социалистической мысли. «Задача новой эпохи, в которую мы входим, — писал Герцен, — состоит в том, чтоб на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. Новая жизнь наша должна так заткать в одну ткань эти два наследства, чтоб у свободной личности земля осталась под ногами и чтобы общинник был совершенно свободное лицо».
При определении путей развития России Герцен опирался также и на философское положение о глобальном, едином для всего человечества действии исторических закономерностей. В истории, полагал он, действуют законы, обязательные для всех стран и народов, но в их осуществлении в жизни различных народов наблюдается огромное разнообразие, и не все народы должны полностью повторять все фазы, пройденные ушедшими вперед народами. «Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений, — писал Герцен в 1854 г. — Мы можем и должны пройти через скорбные, трудные фазы исторического развития наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоологического существования». Он подхватывает и развивает мысль Чаадаева о том, что отсталость России может стать ее преимуществом, она сумеет избежать тех негативных моментов, которые сопутствовали движению западного общества вперед. И Герцен ставит вопрос о возможности для России миновать стадию буржуазного развития в том виде, в каком она была в Западной Европе, используя опыт и научные достижения западноевропейских народов. «На это влияние человека и науки мы обращаем особенное внимание, оно чрезвычайно важно», — писал он.
Подчеркивание влияния человека и науки на ход исторического процесса характерно для всех этапов развития герценовской мысли. Однако основополагающие идеи о закономерностях исторического процесса претерпели у Герцена довольно существенную эволюцию. Если до середины 50-х гг. он рассматривал человечество как единый организм, в котором постепенно сглаживаются все различия между народами и каждый народ в том или ином виде должен пройти теми же путями исторического развития, какими прошли другие народы, то в 60-е гг. пишет о том, что слово «человечество» «не выражает ничего определенного». Он высказывает предположение, что разные народы удовлетворяются различными типами социального устройства, в соответствии со своими историческими традициями, привычками, устоявшимся бытом и порожденным им сознанием. Будущее всего человечества, и каждого народа в отдельности, зависит в первую очередь от деятельности людей. «Теперь вы понимаете, от кого и кого зависит будущность людей, народов?» — спрашивает Герцен и отвечает: «От НАС С ВАМИ, например. Как же после этого нам сложить руки!»
Вся деятельность Герцена была направлена на пробуждение национального самосознания, на пропаганду тех идей, воплощение которых в жизнь, считал он, создаст социальное устройство, более всего отвечающее представлениям о справедливости и свободе. «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей, - писал Герцен. — Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией...»
Несмотря на нерешенность многих вопросов, связанных с проблемами социальной философии, сама постановка их Герценом способствовала дальнейшему развитию русской философии. И не случайно представители самых разных философских течений в России отмечали его выдающуюся роль в постановке наиболее сложных и актуальных для России проблем, особенно подчеркивая его вклад в разработку проблемы свободы личности. «Мировоззрение Герцена в целом — апофеоз личности», — утверждал Г. Г. Шпет, отмечая, что он «вместе со славянофилами заправлял тесто русской философии. — и в нефилософском решении философских проблем («практическое примирение»), и в положительной задаче-дилемме: личность или общество и в философско-историческом аспекте решения этой проблемы». А В.Е.Чешихин-Ветринский писал, что «ни в литературе, ни тем более в науке того времени у нас не выступало никого, кто мог бы сколько-нибудь стать наравне с Герценом в этой области общих философских вопросов по широте кругозора, прямоте и бесстрашию выводов». Можно назвать очень многих русских философов, писателей, общественных деятелей, ученых, которые давали Герцену самую высокую оценку, и это свидетельство того, что его взгляды заслуживают глубокого изучения и в наше время.
>Именно в личности усматривает Герцен то деятельное начало, которое призвано внести мысль в действительность, т. е. преобразовать существующее в соответствии с развивающейся мыслью. «В разумном, нравственно свободном и страстно энергическом деянии человек достигает действительности своей личности и увековечивает себя в мире событий. В таком деянии человек вечен во временности, бесконечен в конечности; представитель рода и самого себя, живой и сознательный орган своей эпохи»
>...в конце 1842 г. Герцен еще разделяет точку зрения объективного идеализма. Вскоре, однако, он приходит к выводу, что современная философия не дает представления о материи и ее свойствах, и обращает внимание на естествознание, которое, по его мнению, очищает ум от предрассудков и приучает его уважать факты. Но, изучая естественные науки, Герцен убеждается, что натуралисты без знания философии не в состоянии создать полноценную картину мира. Подлинная наука в его представлении — это способность теоретически осмыслить всю совокупность фактов, не теряясь в их изобилии и противоречивости. Опыт, собирание фактов есть только первый шаг в познании, он бессилен без обобщения, без умозрения как высшей, развитой эмпирии. Умозрение, основанное на опыте, — вот, по мнению Герцена, единственно возможный путь познания.
- 150 лет. А для некоторых - воз и ныне там...
Фактически - вполне себе наш диалектик.
и далее -
>«философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии».
>Вся история философии, по Герцену, свидетельствует о стремлении человечества к истине через преодоление дуализма духа и природы, через уяснение того, что духа вне природы не существует, что сама природа развивается до духа.
И даже тут местные умники-религиозники-антиматериалисты воинствующие отстали на полтора века:
> В письме к Огареву он подчеркивал: «Логика хвастается тем, что она a priori выводит природу и историю. Но природа и история тем велики, что они не нуждаются в этом, еще более — они сами выводят логику a posteriori», — сказал я в новой статье».
>Подвергая критике идеализм за выведение природы из разума, Герцен вместе с тем критикует естествоиспытателей и материалистов за отрыв мышления от природы, за противопоставление его природе как чего-то внешнего ей. Мышление и природа у естествоиспытателей, пишет он, противостоят друг другу как субъект и объект, между которыми нет ничего общего, а между тем «разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе». Рассмотрение разума как только субъективного, в отличие от объективной природы, мешает естествоиспытателям понять единство человека и природы, понять объективный характер познания, т. е. увидеть в нем процесс, подчиненный всеобщим законам природы. Выступая против идеалистического отождествления духа и природы, Герцен стремится осмыслить идею тождества с позиции реализма и преодолеть разрыв между субъективным и объективным, характерный для материализма XVIII в. «Вообще материалисты, — пишет он, — никак не могли понять объективность разума, и оттого, само собою разумеется, они ложно определяли не только историческое развитие мышления, но и вообще отношение разума к предмету, а с тем вместе и отношение человека к природе. У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом».
[...]
>«...Сознание, - пишет он, — является следствием длинного ряда позабытых им <человеком> предшествующих поступков», оно есть в большей мере следствие «человеческого общежития и исторического развития», а не функция организма, как такового. Именно в результате исторического развития человечества, подчеркивает Герцен, формируется нравственная среда, которая обладает «своими началами, своими оценками, своими законами, весьма реальными, хотя и мало поддающимися физиологическим опытам». Она и формирует человеческое «я», которое не может существовать, не чувствуя себя свободным. «Как только человек выходит путем исторической жизни из животного сна, он стремится все больше и больше вступить во владение самим собою. Социальная идея, нравственная идея существуют лишь при условии личной автономии». Таким образом. Герцен доказывает, что человек с его сознанием есть продукт исторического развития и законы этого развития неподвластны естествознанию, а являются объектом социальной науки. «Общественный человек ускользает от физиологии, — пишет он, — социология же, напротив, овладевает им, как только он выходит из состояния животной жизни»6. Эти идеи свидетельствовали о значительном шаге вперед от натурализма к более глубокому пониманию процессов возникновения и развития человеческого сознания.
И дальше очень интересно -
>3. Социальная философия и «русский социализм»
>Проблемы социального развития решались Герценом преимущественно в духе идеи социализма, который представлялся ему социальным устройством, гарантирующим свободу всем членам общества, а не только какой-то его части.
>Еще в 1843 г. он отмечал в дневнике, что в общих чертах это должно быть общество, в котором существует общественное управление собственностями и капиталами, артельное житье, организация работ и «возмездий» (т. е. соответствующей оплаты труда) и право собственности, поставленное на иных началах. При этом Герцен принимал идею государственного регулирования отношений собственности, которое, не уничтожая личной собственности, дает возможность ограничить произвол владельцев средств производства. Но он категорически отрицал коммунизм, рассматривая его как общество совершенно неспособное к развитию, поскольку в нем осуществлено полное равенство, поглощение лица обществом, а следовательно, и лишение его свободы; здесь отсутствует конкуренция, внутренняя борьба, которая только и создает необходимые условия для развития. Именно такой, по мнению Герцена, была крестьянская община на протяжении столетий, что и обусловило отставание русского общества от Западной Европы. Охраняя от внешних опасностей, община держит своих членов «в состоянии постоянного несовершеннолетия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы ее к развитию, — в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение...». Подавляя личную инициативу, она лишает личность свободы, а вместе с тем и возможности развития.
- довольно наблюдательно...
Предмет дискуссии -
>Только обладание собственностью делает человека действительно независимым от других людей и даже от государственных учреждений. Поэтому политических свобод недостаточно для обеспечения действительной свободы всех членов общества, необходимы еще и определенные социальные преобразования в духе социалистических идей, чтобы обеспечить свободу всем. «Личности мало прав. — писал Герцен, — ей надобно обеспечение и воспитание, чтобы воспользоваться ими. Человек, не имеющий собственности, безличен. Право на ее приобретение несостоятельно. Одна артель может выручить неимущего».
>Но частная собственность, обеспечивая свободу лица, неизбежно сосредоточивается в руках немногих, обрекая большую часть населения на отсутствие собственности вообще. Поэтому в качестве единственной гарантии обеспечения личной свободы для всех членов общества Герцен считал общественную собственность.
>Попав в Европу, Герцен был подавлен воцарившимся там духом «мещанства», т. е. властью денег, вещей, «самодержавием частной собственности». Стремление к материальным удобствам подавило все высокие порывы, и личность, освободившись от средневекового гнета церкви и цеховых, сословных ограничений, попала в рабство денег. Община же с ее коллективной собственностью на землю и общинным самоуправлением смогла бы, по мнению Герцена, стать основой таких общественных отношений, где эта жажда денег. неограниченный индивидуализм не будут иметь материальной почвы, а следовательно, свобода каждого не будет ограничена наличием частной собственности. Герцен стал идеализировать общинное владение как противовес частной собственности буржуа, которая делала собственника ее рабом, ее заложником, одновременно обрекая на полное отсутствие собственности, на нищету и бесправие большую часть населения.
- угу...
>Уже первые впечатления от Западной Европы привели его к осознанию того факта, что идеалы, которые были выработаны просветителями XVIII в. и которыми вдохновлялись деятели Великой французской революции, не осуществились.
- как же так?? ведь СГКМ нас уверял, что от них чуть ли не основной и вред есть пошёл!
>А этот факт ставил под сомнение просветительскую уверенность в том, что разум играет решающую роль в истории. В декабре 1847 г. Герцен писал: «...мы были свидетелями, как все упования теоретических умов были осмеяны, как демоническое начало истории нахохоталось над их наукой, мыслию, теорией... Глубже изучивши революционные вопросы, мы требуем теперь и больше и шире того, что они требовали, а их-то требования остались тою же неприлагаемостью, как были». Но если идеалы просветителей не осуществились, то как можно быть уверенным, что наши идеалы осуществятся, спрашивает Герцен, «где лежит необходимость, чтобы будущее разыгрывало нами придуманную программу?».
(- этот вопрос процитирован мной в корневом сообщении)
>Разум, т.е. историческая необходимость осуществления определенных целей, не доминирует в реальном историческом процессе, утверждал он, «жизнь имеет свою эмбриогению, не совпадающую с диалектикой чистого разума»
(- аналогично)
>А поскольку проявление законов и их действие зависит от обстоятельств, от сложившихся исторических условий, а также от деятельности людей, то главное свое внимание он обращает на изучение социальных явлений, влияющих на поведение народных масс, на формирование идеалов, от которых зависит поведение этих масс.
>Герцен, безусловно, принимает в расчет материальные факторы, влияющие на сознание масс. Экономический быт западноевропейских народов, говорит он, основан на частной собственности, а потому сознание масс пропитано мещанским духом. Русский народ же издавна привык к общинному владению землей.
кстати, не везде
(на южных территориях это не так, то же неверно и вообще дл славян - южных и западных)
>Поэтому идеи общественной собственности близки и понятны ему, и он легче может осуществить социалистические принципы на деле.
но действительно точно, как и показало дальнейшее
>Однако русская крестьянская община, несмотря на свои «врожденные» социалистические основы, никогда не сможет развить эти основы без науки, без социалистической мысли. «Задача новой эпохи, в которую мы входим, — писал Герцен, — состоит в том, чтоб на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. Новая жизнь наша должна так заткать в одну ткань эти два наследства, чтоб у свободной личности земля осталась под ногами и чтобы общинник был совершенно свободное лицо».
- однако в дальнейшем это всё же оказалось некоторой идеализацией...
>При определении путей развития России Герцен опирался также и на философское положение о глобальном, едином для всего человечества действии исторических закономерностей.
о, а вот это-то положение как раз и ненавидится! не фиг быдлу понимать исторические закономерности! иначе как "голубая кровь" им управлять будет?!?!
>В истории, полагал он, действуют законы, обязательные для всех стран и народов, но в их осуществлении в жизни различных народов наблюдается огромное разнообразие, и не все народы должны полностью повторять все фазы, пройденные ушедшими вперед народами. «Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений, — писал Герцен в 1854 г. — Мы можем и должны пройти через скорбные, трудные фазы исторического развития наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоологического существования». Он подхватывает и развивает мысль Чаадаева о том, что отсталость России может стать ее преимуществом, она сумеет избежать тех негативных моментов, которые сопутствовали движению западного общества вперед. И Герцен ставит вопрос о возможности для России миновать стадию буржуазного развития в том виде, в каком она была в Западной Европе, используя опыт и научные достижения западноевропейских народов.
здесь единомыслие с Лениным, конечно (или влияние на последнего, который Герцена оч. ценил)
>Подчеркивание влияния человека и науки на ход исторического процесса характерно для всех этапов развития герценовской мысли. Однако основополагающие идеи о закономерностях исторического процесса претерпели у Герцена довольно существенную эволюцию. Если до середины 50-х гг. он рассматривал человечество как единый организм, в котором постепенно сглаживаются все различия между народами и каждый народ в том или ином виде должен пройти теми же путями исторического развития, какими прошли другие народы, то в 60-е гг. пишет о том, что слово «человечество» «не выражает ничего определенного». Он высказывает предположение, что разные народы удовлетворяются различными типами социального устройства, в соответствии со своими историческими традициями, привычками, устоявшимся бытом и порожденным им сознанием. Будущее всего человечества, и каждого народа в отдельности, зависит в первую очередь от деятельности людей. «Теперь вы понимаете, от кого и кого зависит будущность людей, народов?» — спрашивает Герцен и отвечает: «От НАС С ВАМИ, например. Как же после этого нам сложить руки!»
да-да
вот за то социалистов-материалистов и пр. марксистов и ненавидят ибо
"не фиг! будущее зависит от силы американского диктата... зарубите себе на носу, плебеи!"
>Вся деятельность Герцена была направлена на пробуждение национального самосознания, на пропаганду тех идей, воплощение которых в жизнь, считал он, создаст социальное устройство, более всего отвечающее представлениям о справедливости и свободе. «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей, - писал Герцен. — Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией...»
- как вчера сказал...
>Несмотря на нерешенность многих вопросов, связанных с проблемами социальной философии, сама постановка их Герценом способствовала дальнейшему развитию русской философии. И не случайно представители самых разных философских течений в России отмечали его выдающуюся роль в постановке наиболее сложных и актуальных для России проблем, особенно подчеркивая его вклад в разработку проблемы свободы личности. «Мировоззрение Герцена в целом — апофеоз личности»