От Георгий
К Георгий
Дата 05.02.2005 18:56:56
Рубрики Тексты;

Фома Еремин. Преданный пролетариат (*+)


==============================================

==========================================

http://www.politjournal.ru/index.php?POLITSID=2e07539511f167c044f106de5d62616f&action=Articles&dirid=50&tek=2858&issue=87

Фома ЕРЕМИН


Преданный пролетариат

Борьба за свои экономические права - это не только приятное времяпрепровождение, но и способ заставить себя уважать. В начале XX в.
рабочее движение ухитрилось почти полностью парализовать российскую экономику, что в конечном счете привело к большевистскому
перевороту. Однако большевикам удалось быстро расправиться с приведшим их к власти рабочим движением.

Льготы 1918-го

За предреволюционные годы рабочие успели привыкнуть к тому, что любое их выступление будет сразу же поддержано политиками. И после
большевистской революции рабочие организации надеялись на то, что теперь-то уж они смогут заниматься большой политикой. Правда,
первый блин получился комом. Когда железнодорожный профсоюз <Викжель> попытался заставить большевиков поделиться властью с другими
партиями, большевики быстро нашли способ нейтрализовать профсоюзных лидеров. Среди железнодорожников без особого труда удалось найти
тех, кто им сочувствовал, в результате чего все действия <Викжеля> и других оппозиционных профсоюзов были парализованы.
Само собой разумеется, партия, которая называла себя пролетарской, не хотела ссориться с пролетариатом. На завоевание симпатий
рабочих был направлен целый ряд законодательных актов, открывшийся <Декретом о рабочем контроле>. Этот декрет давал рабочим право не
только контролировать все действия администрации, но даже предлагать центральному правительству проекты законов. Нетрудно
догадаться, что новые законы не работали, зато обладали огромным пропагандистским эффектом. Удалось добиться главного:
антиправительственные выступления рабочих несколько поутихли. Проблема заключалась лишь в том, что привычка участвовать в
общественной жизни искоренялась с большим трудом. Предприятия митинговали с утра и до вечера, поддерживая правительство и одновремен
но требуя от него новых льгот. И большевики охотно обещали рабочим всевозможные блага, превращая их в привилегированное сословие.
Так, например, к весне 1918 г. средний заработок рабочих ряда предприятий Урала достигал 300 руб. в месяц, в то время как
прожиточный минимум не превышал 200 руб. Рост заработков и социальных льгот наблюдался и в других регионах. Никого не смущало то,
что выработка на митингующих предприятиях постоянно падала. В результате увеличившиеся зарплаты благополучно съедала инфляция, а
привыкшие решать свои проблемы при помощи митингов рабочие снова вышли на улицы.

Пулеметы и броневики

Власти прекрасно понимали, что рабочие движения надо подавить любой ценой. Первая репетиция произошла в Колпине, пригороде
Петрограда, где пролетариат осознал свои права, стоя в очереди за продуктами. 9 мая 1918 г. домохозяйки никак не могли дождаться
открытия магазинов. Когда женщины попытались качать права, к ним стали выходить директора магазинов и объяснять, что хлеб кончился,
а нового не завезли. Разъяренные женщины вышли на площадь и решили идти к пожарному депо, чтобы дать сигнал пожарной тревоги, а
солдаты пытались призвать их к порядку. Пока женщины сражались с солдатами, какой-то подросток умудрился прорваться к рычагу и
включить гудок. Подросток был застрелен на месте, но к женщинам присоединились рабочие вставшего Ижорского завода.
Рабочие, привыкшие, что власти их слушаются, постановили немедленно переизбрать местный Совдеп, допустивший расстрел безоружных
людей, и арестовать непосредственных виновников кровопролития. Однако реализовать это историческое решение так и не удалось,
поскольку солдаты открыли по толпе огонь. И хотя про колпинский расстрел узнала вся страна (тогда еще не успели добить оппозиционную
прессу) и митинги солидарности прошли на многих заводах, стало ясно: бороться за свои экономические права теперь небезопасно.
Требования, которые выдвигали рабочие, властям понравиться не могли. Например, Путиловский завод полагал, что <требуется свободный
ввоз продуктов без ограничения, устранение мероприятий советской власти, направленных к этому ограничению, свободный въезд и выезд
из Петрограда, уравнение пайка с красногвардейцами и т.д.>. А участники похоронной процессии несли венок, на котором было написано:
<Жертвам голода, погибшим от сытой власти>. Правда, большевистские руководители умели пользоваться не только пулеметами.
Контрпропагандой они владели хорошо. В день демонстрации на воротах дома предварительного заключения был вывешен лозунг: <Мы,
рабочие и служащие, работаем, а вы, белогвардейцы, бастуете. Здесь для белогвардейцев место есть. ДПЗ>. В итоге на улицу вышло не
более десяти тысяч человек.
Если учесть, что на руках у населения находилось огромное количество оружия, а власти были не в состоянии обеспечить рабочим
нормальную жизнь, можно было бы ожидать, что выступления рабочих приведут к скорому падению новой власти. Дело в том, что в стране
не существовало рабочей организации, способной объединить всех недовольных. К середине 1918 г. пролетарские организации были уже
прикормлены властью и развращены. <Профессиональные союзы, - писал современник, - были превращены просто в клубы бездельников, куда
набилась всякая сволочь, которая не хотела работать, но во все вмешивалась, везде мешала и изо всех сил пыталась показать, что она -
начальство и что хочет - казнит, хочет - милует>.
Создать независимое рабочее движение не удалось, поскольку активистов сразу же арестовывали. А без общего руководства рабочие
выступления в основном происходили в жанре <бабьих бунтов>.

Стихийные выступления

Наиболее распространенной причиной стихийных забастовок были увольнения, уменьшение тарифных ставок или же сокращение
продолжительности рабочего дня, что, естественно, вело к уменьшению зарплат. Любопытно, что во многих случаях бастующие требовали не
льгот лично для себя, а ремонта станков или же улучшения качества сырья. Так, например, летом 1928 г. произошло несколько крупных
забастовок текстильщиков, которые отказывались работать с плохим хлопком. <Вы нам много сулили, - говорили бастующие, - когда
переходили на уплотненную работу, провели 7-часовой рабочий день за счет рабочего, выдали плохой хлопок, чтобы тяжелее было работать
и чтобы рабочий скорей издох, поэтому с вами все равно не сговоримся и к работе не приступим, пока наши требования не будут
выполнены центральной властью. Мы надеемся, что только ЦК приедет и все разберет>.
В конце 20-х гг., по данным ГПУ, ежемесячно происходило от десяти до тридцати забастовок. Их ход и требования бастующих были более
или менее одинаковыми. Например, в 1928 г. на Ленинградской текстильной фабрике им. Желябова происходило снижение расценок. Рабочих
это, естественно, не радовало: они требовали, чтобы за каждые 100 м ткани они получали 6,42 руб., в то время как согласно
утвержденным расценкам им полагалось 6,07 руб. Спор с начальством происходил столь эмоционально, что, если верить наблюдателям из
ГПУ, два коммуниста-подмастерья решили, что в цехе начался пожар, и выключили два мотора, в результате чего остановилось 50 станков.
Правда, продолжалась эта стихийная забастовка недолго: директору удалось уговорить ткачих приступить к работе, и простой 150 рабочих
продолжался всего 12 минут. Однако на другой день волнения возобновились, но теперь администрация вела себя вполне грамотно. Она
потребовала, чтобы рабочие выбрали комиссию из 10 человек, с которыми она готова обсуждать вопрос о расценках. Переговоры тянулись
долго и ни к чему не привели, но бастовать больше никто не собирался.
Впрочем, иногда рабочим удавалось добиться выполнения своих требований. В том же 1928 г. на Дугненском заводе треста Гозачуплав
(Калуга) причиной конфликта стало то, что губернское начальство отказалось выделить средства, необходимые для восстановления и пуска
завода, посоветовав рабочим поискать другое место работы. На созванном по этому поводу общем собрании было решено послать делегацию
в Москву, причем в состав делегации по решению собрания вошли только беспартийные. Эта беспартийная делегация не только добралась до
Москвы, но и добилась решения обеспечить завод топливом на несколько месяцев и профинансировать ремонт оборудования. Однако в
большинстве случаев конфликты развивались не столь цивилизованно. Например, на ленинградском заводе <Красный треугольник>. Вот как
описывает столкновение рабочих с администрацией наблюдатель из ГПУ: <На заводе производилась перетарификация главной слесарной
мастерской, причем расценки на некоторые работы снижены в 2-3 раза. 13 января рабочий токарь Польской (член ВКП), поспорив с
нормировщиками по вопросу о расценках, избил трех нормировщиков. Поступок партийца встретил сочувствие среди остальных рабочих.
Отмечались разговоры о необходимости взять Польского <под свою защиту> в случае привлечения его к ответственности. Отдельные рабочие
(среди них член ВЛКСМ) заявляли: <Надо бы каждому рабочему вооружиться железкой и дать по башке всем рационализаторам>.
Еще чаще беспорядки возникали на биржах труда. Государство охотно пользовалось тем, что деться безработным некуда, и пыталось
использовать их на самых тяжелых и низкооплачиваемых работах. Митингующие ругали государство, но никаких конкретных требований
выдвинуть не могли. Все кончалось выбитыми зубами служащих и поломанной мебелью.
Понятно, что бьющий окна и ломающий стулья пролетарий не представлял для властей сколько-нибудь серьезной опасности. Для того чтобы
волнения прекратились, было достаточно изолировать зачинщиков и выполнить некоторые из выдвигаемых рабочими требований. Кого власти
действительно боялись, так это независимых организаций, которые пытались возглавить рабочее движение.

Подпольщики

Особое опасение властей вызывали рабочие выступления, выдвигающие политические требования. Больше всего власти боялись рабочих
выступлений, во главе которых стояли объявленные вне закона эсеры или же меньшевики.
Рукописные и отпечатанные кустарным способом листовки появлялись с завидной регулярностью. Вот, например, какие листовки были
расклеены на уральском прииске <Кочкарь>:
<Товарищи. Только что мы почувствовали поджаривание наших ран после длительных бойнь империалистической и гражданской войны, как тут
же приступили к построению социалистического общества, но мы здесь ошиблись. Вместо социалистического общества мы обратно вернулись
к капиталистическому строю. Товарищи, нам говорят, что мы бы поднимали производительность труда, уплотняли рабочий день, что и
послужит развитию нашей промышленности, а все наши гроши, остающиеся государству как прибыль, идут не на развитие промышленности, а
в карман советской бюрократии и старым чиновникам царской армии, они получают 500-600 руб. Им представляют коммунальные услуги:
квартиру, мягкую мебель, зеркала и т. п., все бесплатно, а нашему брату, рабочим, если и дадут хижину да скамейку, и за это рвут
беспощадно; то какой же тут может быть социализм, ведь при социализме не должно быть классов, а у нас они есть, это пролетариат и
совбуржуа. У крестьян отобрали хлеб, а нам, рабочим, теперь приходится умирать с голода. <...> Крестьянин задушен налогами, и ныне
будет большой недосев; видно, придется еще пролить нашей крови, а потому, товарищи, слушайте сигнал - первый выстрел и будьте готовы
к борьбе с совбуржуазией. Да здравствует свобода, да здравствует братство и равенство всех народов, долой советских бюрократов,
долой чиновников старой царской армии! Рабочий класс сумеет сам править государством!>
В случае, когда за рабочим выступлением стояла какая-никакая, но организация, неорганизованный дебош перерастал в политическое
выступление. При этом выступающие против государства рабочие любили подчеркивать свою преемственность по отношению к дореволюционным
забастовщикам и демонстрантам. Не случайно рабочие Самары приурочили свою антикоммунистическую демонстрацию к 22 января (по старому
стилю - 9 января) - годовщине Кровавого воскресенья. В листовке, призывающей выйти на улицу, говорилось: <Чем мы провинились перед
государством, по какой вине именно мы и наши дети страдаем от голодовки, кто и за что выкинул нас за борт и посадил на голодный
паек - все это мы должны ознаменовать демонстрацией 22 января, то есть в тот день, когда рабочие Питера у царя просили увеличения
содержания за работу. А мы надеемся, что в нас стрелять не будут, потому что мы просим не прибавки, а работы для жизни, ждать далее
некуда, гибель на пороге. Все 25 000 человек - на демонстрацию>.
Однако массового распространения такого рода листовки получить не могли. Бороться с рабочими советские правоохранительные органы
хорошо умели. Оппозиционные организации уничтожались задолго до того, как им удавалось что-нибудь сделать. И забастовочное движение
стремительно сводилось на нет. И хотя формально забастовки не были запрещены, их участники имели все шансы быть обвиненными в
контрреволюционной деятельности и оказаться в лагере.
Пропаганда делала все для того, чтобы убедить своих граждан в том, что при социализме рабочее движение превращается в борьбу за
производительность труда, качество продукции и т. д. И довольно быстро возникла иллюзия, что забастовок в СССР нет и не может быть.
И лишь после смерти Сталина, когда государство опрометчиво посоветовало своим гражданам проявлять большую активность, рабочие начали
вновь выходить на улицы, как это случилось, например, в Темиртау и Новочеркасске.

КОНТЕКСТ

Глазами ГПУ

Совершенно секретно.

Обзор политического состояния СССР за март 1928 г.

1. Белорецкий горный округ (Башреспублика). 14 марта прекратили работу рабочие прокатного цеха, протестуя против произвольного
сокращения рабочих администрацией. Забастовка продолжалась 1,5 часа.

2. На Миньярском заводе (Златоустовский округ) 2-го мелкосортного стана прокатного цеха было объявлено, что они перебрасываются на
другую работу в связи с прекращением прокатки некоторых сортов железа. Завхоз об этом решении заводоуправления уведомил председателя
завкома и секретаря коллектива, но они с рабочими вопрос не проработали. Это вызвало серьезное недовольство среди рабочих, и они под
руководством двух рабочих (один из них член ВКП, профсоюзный уполномоченный цеха) оставили работу. Руководители забастовки призывали
рабочих требовать увеличения штатов, указывая, что в случае отказа к забастовке присоединится и среднесортный цех. Оставшиеся на
производстве рабочие (20 человек) приступили к работе после предложения заводоуправления подать заявление в РКК. Цех стоял 4 часа.
Рабочие умышленно после забастовки понижают интенсивность труда, стараясь этим добиться увеличения штатов. По инициативе одного из
руководителей конфликта болванки весом в 16 кг в печь начали подсаживать двое рабочих (раньше эту работу производил один рабочий).
<...>

3. Дедовская фабрика 3-го Госхлопбумтреста (29 000 рабочих). В связи с переходом на 7-часовой рабочий день у рабочих прядильного
отдела (600 человек) получилось снижение выработки в среднем на 6%, что повлекло за собой уменьшение зарплаты. 29 марта группа
банкаброшниц (т.е. женщин, работающих на банкаброшах - разновидности прядильных машин. - Ред.) (их заработок с 3 руб. 26 коп. в
январе снизился в феврале и в марте до 2 руб. 24 коп.) прекратила работу. После разъяснения директора о предполагающемся пересмотре
расценок банкаброшницы приступили к работе. 6 апреля директор фабрики совместно с председателем ФЗК и секретарем ячейки потребовали
от треста дотации в сумме 5625 руб. для доплаты рабочим до среднего январского заработка; но трест заявил, что расценки правильны и
дотации выданы не будут. 12 апреля, в день выдачи зарплаты, рабочие намереваются бастовать. Недовольство используют антисоветски и
оппозиционно настроенные рабочие: <У нас нажим на рабочий класс со стороны партии и правительства, у нас не диктатура пролетариата,
а диктатура отдельной кучки, именующей себя компартией>. Один рабочий пытался распространять листовку, призывающую рабочих <защитить
себя>, не останавливаясь даже перед забастовкой, и указывающую, что <с переходом на 7-часовой рабочий день рабочие работают не 7
часов, а 14 часов>.

4. Ф-ка им. Свердлова (Владимирская губ.). 15 марта работницы шпульного отдела (60 человек) ф-ки им. Свердлова прекратили работу в
связи со снижением расценок после перехода на 7-часовой рабочий день. Зарплата уменьшилась на 8 - 29 руб. в месяц; заработок
некоторых шпульниц, работавших на трех станках, равнявшийся в январе 80 руб., снизился в феврале до 70-60 руб. Шпульницы собрались в
коридоре, вызвали директора и потребовали увеличения зарплаты. Работницы не работали 1,5 часа и стали к станкам после вмешательства
секретаря ячейки ВКП. Недовольство на почве снижения зарплаты с переходом на 7-часовой рабочий день охватило и рабочих прядильного и
ткацкого отделов (до 1000 человек). В последних числах марта при окончательном расчете возможно более резкое обострение недовольства
рабочих фабрики. 24 марта после распоряжения треста рассчитать сдельщиков по среднему заработку, несмотря на недовыработку нормы,
настроение рабочих улучшилось.

(Фрагмент документа из РГАСПИ)