Нет ныне в сфере российского мышления более распространенного представления, чем представление о примате пространства, о доминанте пространства, о пространственном императиве. Географический детерминизм, расцветший в уже баснословные времена века Просвещения - и давно увядший, изгнанный на задворки общественной мысли, - в России ныне правит бал. Страна хочет самоопределяться в пространстве и самообъясняться пространством; самоупиваться и самоопьяняться пространством, добавлю я. (Похмелье - неизбежно, не сейчас не про то речь.)
Поэтому всякое особое место в пространстве привлекает особое внимание. Зачаровывает. Манит взгляды и стимулирует то, что кажется мыслью.
Что же сейчас в пределах государственной территории Российской Федерации (не путать со страной Россией1) более необычного, нежели Калининградская область (бывшая Кенигсбергская область, а до того, как известно...). И отдельна она от территории основной России, и совсем близка к европам, и время там совсем особое, как нигде в России, и провиденциально именно в нынешней России-РФ оказалась могила Иммануила Канта. Там где-то зарыта Янтарная комната, на эту территорию зарятся воображаемые реваншисты. Край этот действительно мифологизирован. Вниманием прессы не обойден.
Однако действительность при этом куда-то исчезает, растворяется между особым положением и бурным мифотворчеством. А между прочим, несмотря на все трансценденталии И.Канта (что так дался Кант - там работали и иные умы не хуже), у этой территории есть своя действительность.
Хочется говорить именно об этом, не балансируя между рассуждениями о провиденциальности пребывания могилы Канта на "российской земле" - и сочными подробностями обихода российской барахолки в средине Европы.
Всякая действительность в России прикрыта флером мифов - то есть, попросту говоря, интересных суждений, каковые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Потому и мне придется прорывать это покрывало мифов.
Самое главное, что просто бросается в глаза в Калининградской области, - это то, как земля, необычная своим прошлым и географическим положением, похожа на все остальные регионы современной России. Отсюда можно было бы сделать вывод - утешительный или неутешительный, это уж кому как, - что есть вещи посильнее географии. Нет, разумеется, контрабанда играет в хозяйстве региона огромную роль - но как и в любом приграничном регионе. А уж сходство региона и Карельского перешейка просто поражает. Но это все же сходство трофейных регионов (этот термин мне был подарен именно в Калининграде в 1998 году). Как и везде, в регионе пала промышленность, и на ее руинах - и площадях, и ресурсах - быстро возникла экономика сервиса; однако именно во всей России в сервисе и так занято примерно 60% трудоспособного населения. Но услуги в регионе и неплохи, и недороги, неужели европейский стандарт просачивается? Регион паразитирует на разного рода иностранной помощи - но это делают все регионы в меру своих возможностей, как и Россия в целом.
Сельская местность региона дичает, и окраины региона зарастают лесом - так где же иначе... Кстати, когда говорят, что новым переселенцам в Восточную Пруссию - немецкое население изгнали - достались одни руины, то забывают, что сельская местность вообще не была затронута войной, и на одной из лучших мелиоративных систем мира сельское хозяйство было куда продуктивнее, чем на кубанских черноземах. Восточная Пруссия, до того как она стала так называться, была наполовину болотом, и потребовалось несколько столетий труда, чтоб превратить эту землю в отличные сельскохозяйственные угодья, пронизанные десятками тысяч километров (именно так!) труб закрытого дренажа (осушения); а крупные мелиоративные каналы были еще и судоходными. Увы, от этой системы почти ничего не осталось. Это ведь не каменный амбар, который стоит себе век за веком и починки не требует. Коллективно-организованные переселенцы не смогли повторить кооперацию единоличников-бауэров. Впрочем, ровно то же мы видим на Южном Сахалине, где после войны почему-то стали бушевать лесные пожары - а до войны, при японцах, почему-то не бушевали; были иные социальные технологии, говоря скучно и научно. Ни одну трофейную территорию СССР не сумел хотя бы сохранить в прежнем состоянии - дармовые ресурсы не пошли впрок, - но что же тут специфичного?
Да, сейчас на территорию региона хлынули переселенцы из экзотических стран СНГ - но вся территория России колонизуется более активными или просто более трезвыми и неприхотливыми группами южан; по всей России идет великое переселение народов с Юга на Север. Кавказ в Кенигсберге кажется шокирующим - но и к туркам в Берлине не сразу привыкли.
Конечно, в городе, каковой не имеет общепризнанного названия - ни старое, ни новое не господствует, а в ходу игриво-молодежное КЕНИГ (главная автотранспортная фирма так и называется: "КЕНИГавто"), - явно чувствуется иностранное присутствие - но не намного больше, чем в некоторых иных крупнейших городах России; Польша и даже Литва для здешней глубокой периферии - центры и чуть не метрополии, про Германию и говорить нечего. Конечно, пятиэтажки плохих серий с потеками от сырого морского климата на проспекте Ленина (связывает железнодорожный вокзал с самым центром города) и с бутиками с тонированными стеклами в первых этажах этих же пятиэтажек выглядят эклектично; но ведь так практически во всей российской провинции, где старосоветский и послесоветский стиль, колер и декор разделяют не километры - а сантиметры. Если с чем и контрастирует современный Калининград - то с это с невесть откуда взявшимися ожиданиями. Почему такое убожество советской застройки особенно удивляет - неужели действует аура места, и в воздухе еще попахивает сигарами Канта... А может быть, дело в соседстве бывшей советской Прибалтики, где строили получше и жили поуютнее.
Говорят, что прежняя германская Восточная Пруссия была сильно милитаризована, - наверное, это правда. Но более милитаризованного региона внутри сегодняшней РФ я и не видел (Московскую область с ее то ли 6, то ли 8% военных территорий я просто выношу за рамки)2. Вся территория региона находится в сфере влияния десятков военных зон. Военные - на суше, на море (главная база всего абсолютно бессмысленного в военном отношении Балтийского флота - ему даже подчинили все прочие войска в регионе, в том числе и сухопутные), в воздухе... Только сам я видел не менее десятка военных зон, причем в самой милитаризованной - закрытой - части области не был вовсе. Культурный ландшафт эти зоны не украшают, хотя бы в силу замусоренности вокруг них; ландшафт чрезвычайно фрагментирован военными объектами, военные сидят и на самой Куршской косе (зоны там имеют явные черты самочинных баз отдыха).
Сельская местность производит - как и почти все тут - очень двойственное впечатление. То, что сохранилось, - мило, прочно, капитально, рационально и даже красиво; сохранилось немало, а дороги, на века обсаженные деревьями, - так почти все; сейчас уже узковаты. Украшают ландшафт и неплохо сохранившиеся кирхи - кое-где в руинах, а кое-где и приспособленные под православные храмы. Новые же советские колхозно-совхозные постройки - те просто кошмар. А в целом - руины, следы невесть куда исчезнувшей цивилизации. Пришли новые варвары и что-то приспособили под свои незатейливые нужды, что-то просто разрушили (на территории области разбирали и целые неплохо сохранившиеся городки), на что-то махнули рукой и оставили разрушаться... А сейчас временами пьют чай из уцелевшей посуды вместе с наезжающими прежними хозяевами и их потомками. Ностальгический туризм - характерный удел всех трофейных регионов; помимо прочего, он приносит еще и заметные средства. Впрочем, многое, ох как многое в экологически-природоохранной, культурной, музейной, образовательной сфере существует только на зарубежные (прежде всего немецкие - но не только, еще и балтийско-скандинавские) - деньги... Вся местная интеллигенция то и дело мотается за совсем близкую границу - но многие из них ни разу не были в Москве и вовсе не стремятся туда; связи с Петербургом отчетливее.
Город Калининград - странное место: это и два разных города в одном месте, в одном материале культурного ландшафта, и в то же самое время ни одного города - ни одного. Старого города уже нет, хотя от него неплохо сохранилась планировка в целом, общий рисунок ландшафта и целые районы, особенно на окраинах, отдельные уникумы и шедевры (большая часть которых могла быть сохранена и восстановлена - но была уничтожена), фабрично-заводские, складские, портовые зоны, - новый же город не удался, это нагромождение дешевой, второсортной советской архитектуры, к тому не рассчитанной на конкретный местный ландшафт и климат3. Местные художники-урбанисты не рисуют современного советского города. Впрочем, и это роднит Калининград с прочими городами советско-постсоветской России-РФ; редко где именно сами городские урочища служат предметом проживания, любования и изображения; а уж чтобы это относилось ко всему ландшафту города - так такого города в пределах нынешней РФ, наверное, просто нет ни одного. Это не придирка культур-ландшафтоведа и не гиперкритицизм методолога: город как тип места имеет своим атрибутом, существеннейшим признаком именно наличие, богатство и полноту собственного публично данного и общественно и культурно значимого образа. Без этого место - не город; значит ли, что в постсоветской РФ вовсе не так много городов, как считается?
Самосознание территории - хотел было сказать "сложно" - нет, не сложно, а смутно и запутанно. Кто-то считает себя советско-российским форпостом (путая и смешивая прилагательные), кто-то - новой российской цивилизацией на Балтике; носятся (уже, правда, угасая) и идеи четвертой балтийской республики; большинство ничего не считает, а просто живет, очень мало интересуясь жизнью неведомой им далекой России. То ли это новые балтийские русские, то ли последние советские... Полнейшая неопределенность и временность - и во времени, и в пространстве. История остановилась, край выпал из истории. Есть, правда, среди местных интеллектуалов поверье - редкое, - что история края как все же (несмотря ни на что) Пруссии - возобновится. Пока же сильнее география близких европейских столиц, куда бегают шустрые микроавтобусы от привокзальной площади; а вот великолепную сеть пригородного железнодорожного сообщения, охватывавшего всю Восточную Пруссию (а к ней в придачу и густую сеть узкоколеек), сохранить не удается, железная дорога сворачивается на глазах.
Нельзя не предъявить и самое сильное ландшафтное впечатление автора - Куршскую косу, игрой истории парадоксально поделенную ныне на западную, российскую и восточную, литовскую часть. Узкая длинная песчаная коса, восхитительные цепочки дюн, контраст суровой холодной Балтики и мягкой теплой воды Куршского залива, обилие зверей и птиц, поразительные открытые пески, прекрасные разнообразные леса... Да, и там закаты, восходы, обработанные ветрами прихотливые кроны деревьев. Но не это - честнее, не только это - меня поразило. Куршская коса в начале XIX века начала размываться морем, полоса дюн была уже не раз и не в одном месте прорвана и размыта волнами - и, несомненно, коса была бы вся размыта и исчезла, если бы ее не воссоздали. Да, именно так, путем самоорганизации населения, вручную, покрыв десятки (если не сотню) миллионов квадратных метров частыми плетенками из хвороста, вбитыми длинными кольями глубоко в грунт; этот каркас потом обрастал. И все это - вручную и на лошадях, не оставляя своих прочих крестьянских и бюргерских забот, без государственных субсидий и международных экологических фондов.
Именно такой консолидированной творческой активности и не хватает региону, чтобы от относительно благополучного выживания перейти к интенсивному развитию, опираясь на громадные ресурсы накопленной истории и замечательного географического положения...
Вернуться1 Различением страны и государства (вернее - государственной территории) мы скоро займемся отдельно.
Вернуться2 Еще - и куда более - милитаризована была только советская зона оккупации Германии (она же и ГДР). Та просто производила впечатление какой-то гигантской советской военной орды, вот-вот готовой ринуться. Что, впрочем, именно так и было на самом деле.
Вернуться3 Советская архитектура враждебна вообще-то не какому-то конкретному климату или погоде, ландшафту или стилю местности, - а погоде, климату, ландшафту как таковым, потому что создана она для созерцания своих макетов вне контекста и ландшафтного фона. Подлинная реальность советской архитектуры - это реальность планшетов и макетов, куда и перетекла творческая воля "советских зодчих". Неслучайно самой оригинальной и зрелой в советское время была именно "бумажная архитектура" (концептуальная), заведомо не рассчитанная на воплощение проектов.