От Георгий
К Георгий
Дата 26.01.2005 12:52:11
Рубрики Тексты;

История одной из публикаций Шолохова в "Правде" (*+)

http://www.gazeta-pravda.ru/pravda/pravda07.html

Строки гордости и скорби
История одной из публикаций великого писателя в "Правде"

1947-й, декабрь, Вешенская. ...Пришла мысль о публицистике. Хочет готовить ее для "Правды" - для новогоднего номера.

Задумана огромной, целая газетная страница, с объемным названием "Слово о Родине". Писать для новогоднего чтения... Нужна тонкая
проникновенность в общении с читателем. Этим отверг с давней оскоминой назидательный жанр при обилии цитат для приевшихся
наставлений. Ему надо было говорить со своим народом, а он не только торжествующий победитель фашизма, но и страдалец, много
натерпевшийся в годы военной и послевоенной голодной и холодной разрухи. И начал-то как: "Зима. Ночь..." Загадочно отточие всего-то
после двух слов. Но тут же без всяких размесов-прелюдий - откровение, почему избрал такой лирический зачин: "Побудь немного в тишине
и одиночестве, мой дорогой соотечественник и друг, закрой глаза, вспомни недавнее прошлое..."

Не к плац-парадным воспоминаниям затем позвал - к скорбному: "От Сталинграда до Берлина и от Кавказа до Баренцева моря, где бы, мой
друг, ни остановился твой взгляд, всюду увидишь ты дорогие сердцу матери-Родины могилы... И в эту минуту ты острее вспомнишь те
бесчисленные жертвы, которые принесла твоя страна... И величественным реквиемом зазвучат в твоей памяти слова: "Вечная слава героям,
павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!"

Шолохов помнил о выживших: "Ты не можешь не подумать и о том, как много осиротевших людей стало на твоей Родине после войны..."

Выделил: "В эту долгую и просторную для горестных воспоминаний зимнюю ночь не одна вдова, потерявшая в войну мужа, оставшаяся
наедине с собой, прижмет к постаревшему лицу ладони, и в ночной темноте обожгут ей пальцы горячие и горькие, как полынь, слезы..."

Еще выделил: "Не одно детское сердце, на всю жизнь раненное смертью того, кто, верный воинскому долгу и присяге, погиб в боях за
социалистическую Родину, сожмется перед сном от случайного воспоминания с недетской тоской..." И еще: "А быть может, будет и так: в
маленькой комнатке, где грустная тишина живет уже годами, подойдет старик к своей седой жене-подруге, без слез оплакивающей погибших
сынов, взглянет в тусклые глаза, из которых самое горькое на свете, материнское страдание выжало все слезы, скажет глухим,
дрогнувшим голосом: "Ну, полно, мать, не надо... Не у нас одних такое горе..."

Шолохов в этих размышлениях не обозначил никаких границ между недавним военным тяжким прошлым и тем прошедшим, кое уже для
одного-двух поколений, конечно же, давнее:

"В январе 1930 года, когда на Дону проходила сплошная коллективизация..." Многие заметили, что обошлось без обязательного тогда
выражения "сталинская коллективизация". И не последовало никаких о коллективизации выспренних воспоминаний. Делится с помощью своих
героев как раз-то еретическим, но по правде жизни.

Начал с того, как донцы не очень-то спешили в колхозы:

"А ты-то вступил в колхоз, Прокофьевич?" - поинтересовался я.

Прокофьевич степенно разгладил каштановую с рыжеватым подсадом бороду и плутовски сощурил голубые беспокойные глазки:

- Я не спешу...

- Что так?

- Видишь, какое дело, на свадьбе или при какой гулянке я не спешу вперед людей за стол садиться. Когда после других с краю сядешь -
при нужде скорее из-за стола вылезаешь... - И, чтобы у меня не оставалось никаких сомнений насчет его иносказаний, добавил: - А
может, за столом мне не понравится,- так каким же нечистым духом я в самую середку, под божницу попрусь?"

Продолжил тем, как на самом деле, а не по росчеркам шустрых журналистских перьев, шел в колхоз середняк: "Я самый что ни на есть
колеблющийся середняк: пара лошадей и немудрящая коровка - всё имущество. Но только раз уж я колеблющийся, как меня на собраниях
обзывают, то я и хочу приглядеться к этому колхозу, а сторчмя в него кидаться - всё как-то не того... не очень, чтобы..."

И бед от послевоенного времени не обошел Шолохов - напомнил о недавней засухе: "Было так больно, что, кажется, слезами своими
напоила бы высохшую, потрескавшуюся от зноя землю".

Добавил кое-что о необычном русском характере: "Весной как работали! Иного ветром валит, а он в поле идет и работает из последних
сил..."

Но писал не только о непоказушной доблести своих несгибаемых земляков. Он стране своим "Словом" еще и о том сказал, что считал
недостойным для своей страны. Предоставил обличительное слово - как бы в очной ставке с властью - одному старику: "Ведь вот кое-кто
из служащего народа легко думает об нашей хлеборобской жизни, а понапрасну так думает... Недавно был у нас на хуторе приезжий один,
уполномоченный человек из района; как раз пригнал я свою скотину сдавать в колхоз, он и говорит: "Теперь, папаша, воздохнешь ты
свободно!" Легкий человек по-легкому и рассуждает..."

Кое-кто из шолоховского окружения догадывался - он в это время крепнет в мысли начинать восстанавливать вторую книгу своей "Целины",
рукопись погибла от фашистской бомбы. Читатели уж сколько лет ждут исполнения его еще довоенных обещаний.

Статья появилась, но почему-то только 23 января, а не в особом для читательского восприятия новогоднем номере. Как Шолохову не
догадаться почему: его публицистика сотворена не по привычным шаблонам - наверное, в ЦК и изучали ее с прилежанием.

Но все-таки с помощью газеты приобщил страну к своим заботам. Читатели нашли в ней всё-всё созвучное тогдашней жизни селян: то
гордое, то скорбное. Вот Шолохов дает слово председателю колхоза, фронтовику-инвалиду - каково колхозникам в военную пору
доставалось:

"...В поле одни женщины да ребятишки работали. На тракторах - тоже одна зеленая молодь. Смеха ради могу сказать - был такой случай:
весной иду по полю, ЧТЗ стоит, работает вхолостую, а тракториста и прицепщика и в помине нет. "Что такое? - думаю.- Куда же они
делись?" Дошел до леска, а они оба на вербах сидят, грачиные яйца снимают! Им и по шестнадцати лет нету, разум-то у них детский, ну,
что ты с них возьмешь? А работу какую они несли? Прямо скажу - немысленную! Завести от руки нахолодалый трактор,- как ты его ни
грей,- скажем, дело не легкое. И вот идешь по полю, а она, девчонка-трактористка, за два километра к тебе по борозде бежит,
спотыкается. "Дяденька Корней Васильевич, крутни! Силы у меня не хватает". А ты ведь понимаешь, как с девичьим, нежным животом такую
тяжесть провернуть?! Тут нетрудно и надорваться. Тут и наш мужчинский, кряжистый костяк, и тот иной раз в хрящах похрустывает..."

Вот о женщинах рассказал: "А бабоньки? Боже мой, глянешь, как она в колхозе работает,- и сердце на части рвется. А ведь ей в колхозе
надо работать и у себя по домашности все справить, отстряпаться затемно, за ребятишками приглядеть, и об муже она печалуется -
муж-то у нее воюет... Все ей надо справить, а работы в ее рученьках - не переделать, а тяжких думок - не передумать..."

Вот запечатлел рассуждения нового - мирного - времени:

"У нас у всех одна думка: как бы поскорее колхоз поднять на ноги. Хуже других мы жить не собираемся!

Да и стыдно нам будет жить хуже других, потому что крепко помогает нам государство: не говоря уже про другие машины, одних новых
гусеничных тракторов наш район получил в этом году более тридцати штук. Это тоже надо понимать! А дела наши резво идут в гору.
Урожай в этом году богатый, зяби напахали куда больше, чем в прошлом году, озимых наш колхоз тоже посеял гектаров на четыреста
больше.

Уж если такую великую беду, как прошлогоднюю засуху, одолели, то теперь нам удержу не будет. Уж это точно!.."

Еще строки от землероба, но на этот раз писатель извлек их из блокнота с курским адресом:

"Старейшая звеньевая колхоза "Новый мир", Старо-Оскольского района Курской области, Пелагея Васильевна Мартынова, вспоминая черные
дни засухи 1946 года, когда на глазах ее погибали хлебные всходы, говорила:

- Обидно было за труд, что он может пропасть даром. Но что наш труд,- засуха несла вред колхозу, всему государству! Было так больно,
что, кажется, слезами своими напоила бы высохшую, потрескавшуюся от зноя землю!"

Шолохов узнал, что ей за высокие урожаи 1947 года было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Она припомнила для писателя,
что высказала, когда принимала награду: "Всю жизнь свою, день за днем, перебрала я сегодня в памяти. И детство свое вспомнила, и
замужество. Были светлые, хорошие дни. Но такой большой радости, как сегодня, я еще не знала... Хочется работать больше и лучше,-
сколько ни сделай, все кажется мало, чтобы отблагодарить за такую большую заботу обо мне, обо всех таких простых, как я, людях".

Но и такую наметил тему - народ и власть; повел речь о председателе колхоза: "Народ этим Корнеем Васильевичем доволен. "Строговат, -
говорят, - у нас старик, зато уж хозяин - красота! По справедливости всегда действует. И работа идет у нас отличным порядком: потому
что он нас уважает, а мы его".

Шолохов продолжил многозначимым и вечно справедливым при этом рассуждением - помнили бы только соотечественники: "Когда народ хорош
и кто им руководствует хорош, тогда и дело идет..."

Шолохов любит свой Дон и не поленился найти для пейзажа не выцветшие краски: "Мы выезжали из хутора на восходе солнца. На улице
пряно и нежно пахло увядшей лебедой. С Дона тянуло сырым, холодным ветром. Тяжелые тучи шли так низко, что казалось, вот-вот
зацепятся розовеющим подбоем своих крыльев за оголенные макушки высоких тополей".

* * *

...Публицистика заканчивалась всего-то двумя строчками, но какими!

"Милая, светлая Родина! Вся наша безграничная сыновья любовь - тебе, все наши помыслы - с тобой!"

Валентин ОСИПОВ.

Писатель, лауреат Всероссийской Шолоховской премии.