От Георгий
К Администрация (Дмитрий Кропотов)
Дата 27.12.2004 22:50:43
Рубрики Тексты;

Социокультурное (-)




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 15.01.2005 18:59:58

"Умнейший Летеха написал загадочный пост. Основная мысль - <накормим детей мясом старушек>" (*+)



http://www.livejournal.com/users/pavell/845733.html

Пишет Павел Святенков (pavell)
@ 2005-01-12 03:22:00





Накормим детей мясом старушек!!!
Нет, граждане, я не могу. В ЖЖ произошло сезонное обострение либерализма. Умнейший Летеха написал загадочный пост. Основная мысль -
<накормим детей мясом старушек>. Хоть стой, хоть падай.
http://www.livejournal.com/users/leteha/49376.html?nc=57

Да знаете ли вы, что смысл либеральных реформ - разобщить нас, а затем ограбить поодиночке? Только потому, что и либералам удалось
разделить наш народ, натравить стариков на молодежь, правых на левых, интеллигенцию на простой народ и стали возможны вечночмокающий
Гайдар, либеральный император Чубайс с либеральным спальником Соколовым, Хакамада в ожерелье из человеческих черепов и прочая
мерзотина.

Либерализм - в головах, а не в урчащем желудке Илларионова. Русские не могут позволить себе быть разделенным народом. Убьют
стариков - примутся за молодых. Не остановятся либералы никогда. Их цель - уничтожение всего нашего народа. Рука либерала, душащая
несчастную старуху, тянется к горлу каждого из нас. Молодых и старых, образованных и неграмотных, правых и левых, <буржуа> и
<трудящихся>.

Поэтому технологически правильно устроить либералам 1956 год по венгерскому образцу. Всех скопом утопить в дерьме. А для этого,
простите, народ должен быть един. Вместе мы выстоим, разъединенные - падем.

http://www.livejournal.com/users/pavell/845733.html?thread=4241061#t4241061


===================================================
Русский Журнал / Колонки / Злые улицы
http://www.russ.ru/columns/street/20050111.html

Категория "скорость" и концепт "водка"
Игорь Манцов

Дата публикации: 11 Января 2005

"Не решаясь или не умея встать лицом к лицу с собственной судьбой, мы зовем на помощь Праздник" (Октавио Пас). Не вполне так: партия
и правительство навязали Праздник даже тем, кто решается, умеет и не зовет. Кто хотел бы еще немножечко поработать. Но Праздник
бесцеремонно завалился ко всем, воцарился, окончательно карнавализовал нашу действительность. Как никогда уместен Бахтин: "Праздники
освящают профанацию". Забористая формула, не слабее чем у Ларошфуко или Пруткова.

В тульском троллейбусе, назавтра после Рождества, по пути в гости. Смотрю сквозь мутное стекло на отвратительную слякоть, тем
временем за спиной сцепились две пожилые тетки: пассажир и кондуктор. Первая настаивает на своей инвалидности, вторая торжественно
глумится: дескать, с Нового года и навсегда "инвалиды отменяются". Перебранка перерастает в нецензурную брань и легкое
рукоприкладство. Пытаюсь если не разнять, то посочувствовать обеим. Не получается, не сочувствуется. Что я им, отец? Даже не сын, не
племянник. Выпрыгиваю на ближайшей остановке, хотя добросовестно оплатил билет: интересно, кто кого забодает? Остаток пути
проделываю пешком: после московского размаха тульские расстояния кажутся смешными. А вот мысли, напротив, не смешные. Тула -
тормознутая, медленная. В Туле неуютно жить, а думать удобно.

Если не путаю, молодые национал-большевики пострадали недавно именно за акцию против отмены льгот. Считается хорошим тоном порыв
молодых национал-большевиков нахваливать: за явленные миру чистогана бескорыстие и альтруизм. Я же, напротив, вижу глупость и
вопиющую политическую незрелость, если не лицемерие. Почему юноши и девушки, всерьез полагающие себя авангардом социальной борьбы,
борются за чужие льготы? По мне, отмена льгот - единственная праведная акция правительства за 13 лет существования новой России.
Хорошо бы неравнодушная молодежь боролась за радикальное поощрение кормящих матерей и многодетных отцов. Или даже за легализацию
проституции и сопутствующее развитие культуры сексуальных отношений. Пафос подобной борьбы понятен. Шкурный интерес молодых
радикалов гарантировал бы конкретные социально-психологические сдвиги. А здесь? Неужели не ясно, что "старшие", составляющие
подавляющее большинство льготников, не друзья молодым, и это еще очень мягко сказано. Пускай эти старшие, давным-давно
спроектировавшие будущее моей страны по образцу потребительского гетто, сердцем проголосовашие за поколенческий шовинизм,
согласившиеся на конец истории и тем самым предавшие собственных детей, борются за свои неотчуждаемые интересы сами. Не нужно быть
всемирно отзывчивыми, нужно быть всего-навсего честными. Достаточно спасти маму с папой, бабушку с дедушкой, может, родную бездетную
тетю, в крайнем случае любимую учительницу (мне с таковой не повезло, зато теперь одной проблемой меньше). А за абстрактно понятых
"льготников" переживать бессмысленно. Неприлично.


В гениальном фильме Терри Гиллиама "Приключения барона Мюнхгаузена" свирепые янычары берут в плен всех родственников девочки Салли.
Мюнхгаузен и его славные товарищи обещают девочке помощь. Однако с каждой неделей ее надежды становятся все более призрачными. В чем
дело, неужели героические рыцари обманули несчастного подростка? Ничего подобного, всего лишь состарились. Гиллиам делает фильм о
поколенческой разнице и только о ней. Герои прежних лет все чаще собираются за столом, потребляют свои льготные пайки и
ностальгируют: "Когда-то я попадал в яблочко с расстояния в сотню миль!" - "А я покрывал расстояние в тысячу миль за пару минут!"
Итог безрадостного собеседования подводит Мюнхгаузен: "Успокойся, девочка. Мы все давно мертвы".

"Мы не мертвы!!! - отчаянно вопит Салли, наконец догадавшаяся, с кем имеет дело, внезапно заметившая, что слова барона подманили к
их неизменно праздничному столу Смерть. - Нельзя сдаваться! Я вам не позволю сдаваться!" У нас, кстати, этот безжалостный фильм
проходит по разряду костюмированного идиотизма. Как высокотехнологичный аналог незлобивых сказок Роу и Птушко.

Между прочим, Фрейзер с Проппом настаивали на том, что первичным элементом во всех праздниках аграрно-календарного цикла является
погребальный ритуал. И позднейшие авторитеты, не сомневаясь, формулировали: древнейшее зерно всякого празднества - в ритуале
"проводов на тот свет". А кто бы сомневался! Сегодня мы приходим к этому смелому выводу эмпирическим путем. Спущенные сверху
перманентные празднества - те самые проводы и есть. Что-то мы зажились.

В одной из новелл Шервуда Андерсона у парня умерла мать. "В плохо освещенной комнате, где лежала покойница, молодой человек предался
размышлениям. Он занимал себя мыслями о жизни, так же как мать - мыслью о смерти. Он закрыл глаза и вообразил, как прикасаются к его
губам яркие молодые губы Элен Уайт. Он задрожал всем телом, руки затряслись". Молодежи, которая готова обменять собственную свободу
на чужие льготы, переадресую законное недоумение Хоботова из "Покровских ворот", в очередной раз предъявленных праздничным
телевизором: "Савва, дорогой, одного не понимаю, тебе-то, тебе зачем это нужно?" Действительно.

Вспоминаю, как добирался из Москвы в предновогоднюю Тулу лет десять назад. В насквозь промерзшей электричке один полупьяный мужик
обаятельно напутствовал другого: "Дома соблюдай меру, сиди ровно, с достоинством помалкивай, но под елочкой покружись!" Пили по
собственной воле, заливая обиду и социальное унижение 90-х, сохраняя при этом ясность мысли и молодецкую стать. Не то теперь.
Нынешним перманентным торжеством узаконено беспробудное пьянство. В теперешней России нет ни гражданского общества, ни
цивилизованного быта, так что простому человеку девать пресловутые Праздники, в сущности, некуда. Подарили ему пустые дни, так
сказать оболочку с блестками, но не обеспечили реальным человеческим содержанием. Москва и Питер кое-как перетерпят, к февралю
протрезвеют. Провинция - нет, не поднимется. Провинция мучается, болеет. Похмелье будет медленным, с ломкой, депрессией, со слезой.

Вот он, реальный протест: если они предписали нам водку, бросим пить, канонизируем трезвость. Лимоновцы, куда приличнее бороться за
трезвость, а не за льготы! Пьяных отлавливать и не жестоко, но нравоучительно бить прямо на улицах. Чтобы не поддавались на
провокации, раньше времени не умирали. Начиная с нынешнего Праздника русский пьяница - не блаженный, не юродивый, как прежде, но
агент глобализации, протеже неолиберализма. Отныне ему не прощается ничего. Пьянство приравнивается к измене Родине. Яйца, помидоры
и майонез куда уместнее метать на скромных корпоративных вечеринках. Там, где есть шанс достучаться, то бишь дометаться до
понимания.

Поскольку от телевизора в городе никуда не денешься, пришлось кое-что посмотреть. Герой праздничного эфира - стилизованный пьяный
мужичок. И как быстро они, наши новые художники, выработали, канонизировали десяток-другой штампов, приемчиков. Советская власть
пропагандировала несгибаемого бойца: помните Корчагина от Ланового, Корчагина от Конкина, Коммуниста от Урбанского? Нынешним
мастерам голубого экрана заказали пьяного мущинку в количестве. Причем потребовали, чтобы в нем не было даже того содержания и того
обаяния, которыми отличались герои "Иронии судьбы" или "Особенностей национальной охоты". А народу дали две недели на то, чтобы
народ добровольно привил этот новый образ к своей подкорке.

В фильме "А поутру они проснулись" действие развивается (точнее, не развивается) в вытрезвителе. Дюжина известных актеров изображает
назначенных сверху героев нашего времени, алконавтов. Томятся в зарешеченном каземате, вспоминают приключения "на воле". Придумано
гнусно, сыграно еще хуже, вдобавок все это безобразие приписано Василию Шукшину. Стратегия понятна: назначить локомотивом для
транспортировки всяческого дерьма достойного человека, свалить на безответного мертвеца свои плутовские проделки. Получилось. Когда
в финале пошли кадры с Шукшиным из старинного фильма "Два Федора", я интуитивно опознал в Василии Макаровиче виновника и
преступника. Хотя на самом деле он виноват менее других. Его подставили. Слишком хорошая репутация, не повезло.

Единственное "достоинство" наших новогодних премьер: все это тяжеловесные, медленные, плохо придуманные истории, происходящие в
затхлых помещениях. Подобная поэтика идеально соответствует социальной психологии того существа (Живой Труп), которое
безответственно заказывает Праздник с Пьянством в ущерб продуктивной работе и свободному движению. Отведав отечественного дерьма, за
компанию отправился смотреть "Нью-йоркское такси", которое на поверку оказалось американской, выполненной под руководством Люка
Бессона версией "Такси" французского. В сущности, жанровая дурь много ниже среднего уровня. И все-таки я не огорчился. Гоняются на
машинах, спешат. Живут, даже когда ошибаются. Никому из наших в голову ничего подобного не приходит. Приходит вот что: квасить,
смиренно ожидать подарков, то бишь подачек, лицемерно обмениваться комплиментами, ругать власть и погоду. Меняю праздник на
скорость.






От IGA
К Георгий (15.01.2005 18:59:58)
Дата 16.01.2005 16:37:38

Пост "Летехи"

Он его закрыл, чтобы не позориться, но я успел сохранить.


http://www.livejournal.com/userinfo.bml?user=leteha
Пользователь: leteha (1832437) leteha Записки Спецпропагандона
Имя: leteha
Сайт: Кремль.Орг ( http://www.kreml.org/ )
Местоположение: Moscow, Russian Federation
Дата рождения: 1977-09-15


http://www.livejournal.com/users/leteha/49376.html
<<<
В полемике с Чадаевым.
Чадаев решил заступиться за бабушек, перегородивших Ленинградское шоссе.
Предложил фонд для них сделать...
А я вот ему что скажу.

Леша - а простой вопрос: какого хрена Я буду спонсировать ЧУЖИХ пап, мам,
бабушек и дедушек?
Это хорошо, может быть для жириновского. Такие идеи в его вкусе.

Но лично я считаю, что эти старички и бабульки получают сейчас абсолютно по
заслугам.
ОНИ НЕ ВЫРАСТИЛИ НИ ОДНОГО ГРАЖДАНИНА НАШЕЙ СТРАНЫ. Если бы все это было не так
- те ГРАЖДАНЕ или просто ЛЮБЯЩИЕ ДЕТИ нормально САМИ бы спосировали их проезд
хоть на канары. НЕТ - они прожили всю жизнь за счет страны и сейчас чего-то там
требуют.

ПОШЛИ ОНИ НА%УЙ.

Когда сейчас нечего жрать молодому поколению, когда сейчас наша страна просто
вымирает - БЛ%ДЬ - какого еще хуя думать о стариках, которые просто не
собирались рожать в свое время. Они не хотели величия России. Они думали только
о себе. Так пусть сейчас не пи%дят, что страна о них не думает. Если бы они
хотели бы счастья не только свое говененькой жизни, а еще и счастья своим
потомкам - они бы сейчас там не стояли бы.

Кто-то может сказать, что я - сука позорная - и что моим бы родителям так.
Скажите. Я из кожи вывернусь, чтобы своим родителяпм помочь. А у них нет тех,
кто готов помочь им. И в первую очередь виноваты в этом они. ОНИ, А не КРОВАВАЯ
ГЕБНЯ.

Мне гнусно смотреть на них, гунстно. ОНИ, именно ОНИ, Леша, отнимают у России
будущее.

Спросишь, жалко? Да, жалко.

Но больше мне жалко тех, кто сейчас только растет. И у кого ОНИ отнимают куски
хлеба своим стоянием на Ленинградке.

ОМОН? Полноте? какой ОМОН - их надо ССАНЫМИ ТРЯПКАМИ ГНАТЬ.

Леша - мать одиночка получает от страны 70 рудлей в месяц на ребенка. Как ты
думаешь - сколько пользы принесет старичок - и сколько может принести ребенок,
который ДАЖЕ ЕЩЕ НЕ РОДИЛСЯ? Мне кажется, что думать надо о будущем. Да, жаль
ветеранов, да, жаль пенсионеров, но выбирая между ними и младенцами - я выберу
50 пенсионеров за ОДНОГО младенца.

Государство - говно. Но дети - святое. Старики свое пожили - ДАЙТЕ!!!! ДАЙТЕ!!!
ДАЙТЕ!!! СТАРИКИ - ДАЙТЕ ПОЖИТЬ МОЛОДЫМ.

Иначе - презрение к вам, а не уважение.

Заткнитесь - вы жили при совке - вам было хотя бы _неплохо_. А тем кто живет
СЕЙЧАС - ГОРАЗДО ХУЖЕ И СЛОЖНЕЕ. Не будьие иакими тварями.

Тем же, кто их сейчас жалеет - подумайет о России. А если неспособны - хотя бы
о своих родителях. Помогайте им САМИ. Государство НЕ БУДЕТ им помогать. Если
оно будет им помогать БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГИМ, оно ЛОПНЕТ. Не подкапывайте свою
Родину.
Дикси.

АПДЕЙТ. Мне очень понравился пост у Кашина.
Бабулька рвется на митинг - мент ее не пускает. После долгой дискуссии он ее
спрашивает - а за кото ты, мать голосовала? Она отвечает - за путина за
родимого. На что он ей говорит - ну вот в следубщий раз будешь думать - а
сейчас иди и не пизди.
<<<

От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 15.01.2005 18:59:53

Россияне протестуют против отмены льгот ("The Wall Street Journal", США) (*+)

http://inosmi.ru/stories/01/05/29/2996/216262.html

Россияне протестуют против отмены льгот ("The Wall Street Journal", США)
Гай Чейзан (GUY CHAZAN), 13 января 2005
Сюжет: Путин - молод и силен




Конец 'халявы' советской эпохи бьет по популярности Путина; программа второго президентского срока под угрозой

МОСКВА - Проведение Россией далеко идущих базовых экономических изменений в системе социального обеспечения вызвало в этом месяце
волну протестов и оставило рубец на казавшейся незыблемой популярности президента Владимира Путина.

Кремль отменил социальные льготы советской эпохи для пожилых людей, инвалидов и других малоимущих групп населения, заменив
бесплатный проезд в транспорте, льготы по оплате лекарств и телефонов на денежные выплаты, которые составляют 70 долларов в месяц.
Данная мера является частью плана Путина по ликвидации последних остатков старой социалистической экономики. Однако последовавшие за
этим демонстрации - крупнейшие за последние годы - могут замедлить его движение в сторону дальнейших перемен.

Сторонники свободного рынка уже давно призывали к перестройке старой системы, которая была неэффективна, уязвима для злоупотреблений
и отягощала государство такими обязательствами, выполнять которые оно было не в силах. Однако тот беспорядок, в котором совершается
данный переход, показывает, что несмотря на жесткий контроль Путина за всеми ветвями власти, его администрация еще не способна
действовать эффективно. Многие люди пока не увидели тех денежных выплат, которые были им обещаны, а те, кто эти деньги получил,
говорят, что они совсем не компенсируют тех льгот, которых их лишили.
В результате возникла волна протестов такого масштаба, которого не наблюдалось с 1998 года, когда разгневанные шахтеры ложились на
железнодорожные пути в знак протеста против задолженностей по выплате зарплаты. В понедельник сотни пенсионеров в течение нескольких
часов блокировали главное шоссе из Москвы в Санкт-Петербург, прежде чем они были рассеяны силами милиции. Такие же демонстрации прош
ли и в других городах. Пассажиры нападали на кондукторов автобусов, которые пытались брать плату за проезд с пенсионеров.
Милиционеры, которые тоже потеряли право на бесплатный проезд, также выразили свой протест.
Путин отреагировал на эти протесты. Вчера он дал указания местному губернатору из Сибири сделать так, чтобы группы населения,
пострадавшие от изменений, такие как ветераны труда и жертвы сталинских политических репрессий 'не чувствовали себя оскорбленными'.
Путин сказал: 'Мы должны думать о . . . людях'.
Данные изменения омрачили настроение в обществе. Опросы общественного мнения показывают, что количество россиян, считающих, что
страна идет по неправильному пути, увеличивается после ряда лет более позитивных оценок. Хотя популярность Путина по-прежнему очень
высока, она начинает снижаться.
Данный всплеск общественного недовольства может стать плохим предзнаменованием для путинской программы на второй президентский
срок - ведь значительную часть данной программы составляет перестройка институтов советского периода. Готовятся планы, которые
заставят россиян платить больше за образование, здравоохранение и вносить большие суммы в пенсионные фонды. Либералы сегодня
опасаются, что неправильная реализация изменений в области социальных льгот заставит Путина сделать паузу.
'Дискредитирована сама идея экономических реформ, - говорит бывший министр финансов и ведущий независимый законодатель Михаил
Задорнов, - это неизбежно приведет к тому, что следующие крупные изменение - в бюджетной сфере, в области образования и
здравоохранения - будут отложены. А это губительно для экономики'.
Первый срок президентского правления Путина был ознаменован мерами по упрощению российского налогового законодательства и по
разрешению приватизации земли. Данные шаги дали Путину репутацию реформатора и сторонника свободного рынка. Однако изменения в
системе льгот - это первая крупная мера, которая непосредственно коснется десятков миллионов россиян - впервые с 1992 года, когда
правительство Бориса Ельцина приняло решение об отмене государственного регулирования цен. Хотя те меры ликвидировали товарный
дефицит и открыли путь рыночной экономике, они также привели к гиперинфляции и уничтожили сбережения миллионов россиян. А это в свою
очередь вызвало разочарование во всех попытках модернизировать экономику.

Такая же реакция возникает и сегодня.

'Люди верили официальной пропаганде, что данный закон будет хорошим для пенсионеров, - говорит Валерий Гартунг, возглавляющий
Российскую партию пенсионеров и являющийся депутатом парламента, - теперь закон введен в действие, и они поняли, что их опять
обманули. Они поняли это сразу, как только их начали выталкивать из автобусов и трамваев'.
Рост социальной напряженности пришелся на тот момент, когда экономическая политика, обеспечивавшая успех Путину во время первого
президентского срока, ушла в сторону от основного курса. Правительство премьер-министра Михаила Фрадкова, парализованное
затянувшейся административной реформой, постоянно откладывает обещанные меры по либерализации энергетического сектора,
реформированию банковской системы и изменениям в жилищно-коммунальном хозяйстве. Доверие бизнеса к власти подорвано из-за
преследования государством нефтяной компании ЮКОС, в результате вырос отток капитала. Изменения в политике привели к замедлению
темпов роста экономики в прошлом году, что поставило под угрозу срыва планы Путина по удвоению российского ВВП в течение
десятилетия.
Путин давно заявлял, что российская система социального обеспечения созрела для перемен. 'В условиях рыночной системы старые методы
государственной поддержки . . . стали неэффективными, - заявил он в прошлом месяце корреспондентам, - выделялись огромные средства .
. . но значительная их часть просто не доходила до людей'. По его словам, федеральные расходы на обеспечение бедных и неимущих в
этом году должны увеличиться в шесть раз.
Однако, по словам критиков, данные усилия с самого начала были обречены на провал. В своих предварительных подсчетах министры
недооценили количество получателей льгот на несколько миллионов человек. У региональных законодательных органов не было достаточного
времени, чтобы подготовить сотни регулирующих актов, необходимых для обеспечения функционирования новой системы.
Наибольшие противоречия вызвало то, что Кремль заставил региональные власти выделять средства для денежных выплат половине из 30
миллионов людей, имеющих право на их получение. Для таких городов как Москва это не проблема: она продолжает субсидировать
бесплатный проезд пенсионеров в транспорте. Не проблема это и для богатых нефтью регионов Сибири. Однако некоторые регионы России
настолько бедны, что едва могут выплачивать зарплату работникам бюджетной сферы, не говоря уже о выплатах неимущим.
'Более двух третей российских регионов не имеют достаточных денежных средств для таких выплат', - говорит Гартунг.
Предыдущие попытки изменить систему социального обеспечения в России претерпевали существенные изменения, сталкиваясь с жестким
сопротивлением законодателей из Государственной Думы. Но прошло несколько лет, в течение которых Путин целенаправленно разрушал
демократические институты России, заполнял Думу прокремлевскими партиями, подчинял контролю государства основные телевизионные
каналы, - и последние изменения в системе социального обеспечения встретили гораздо меньше публичной критики, когда в августе был
подписан закон о введении таких изменений.
'Больше всего пугает то, что никому нет дела, как отнесется к этому народ, - говорит директор Института социальной политики Высшей
школы экономики Сергей Смирнов, - эта реформа затрагивает половину населения страны, а они отмахиваются от мнения народа как от
назойливой мухи. Они знают, что какими бы глупыми ни были написанные законы, Дума все равно их примет'.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 15.01.2005 18:59:47

С.-Петербург: Китайский квартал против пригородной деревни? (*+)

Китайский квартал против пригородной деревни

Незадолго до наступления нового года в Петербурге практически одновременно прошли презентации двух крупных градостроительных
проектов. Один - на юго-западе города, по направлению на Петергоф и Константиновский дворец, другой на юго-востоке, на стыке
Санкт-Петербурга и Ленинградской области, в районе деревни Кудрово. Примечательно, что оба проекта - это планы квартальной
застройки, которой не было в городе уже более 15 лет.

Первый проект разрабатывает <Шанхайская индустриально-инвестиционная компания>, участие которой лоббируется как правительством
Китайской народной республики, так и петербургской администрацией. Управляющей компанией проекта на юго-востоке является ОАО
<КАД-Ленобласть>, 100% акций которого принадлежит Комитету по управлению государственным имуществом Ленинградской области.

На первый взгляд, это два абсолютно независимых проекта, однако внимательные наблюдатели сразу же отметили у них много общего. Нам
тоже показалось любопытным сравнить стратегии градостроительства и использования средств в двух соседствующих субъектах Федерации.

Для начала сравним масштабы проектов. Площадь, отданная под застройку в городском <китайском проекте>, - 180 гектаров; в районе
Кудрово будет освоено более 300 гектаров территории.
На юго-западе Петербурга построят около 1 миллиона квадратных метров жилья, 4 школы, 5 дошкольных учреждений, 2 больницы, 4
спортзала, бассейн, а вместо пожарного депо - банно-прачечный комбинат. Планируемая площадь под жилищную застройку в Кудрово - 1,5
миллиона кв. метров, остальное отведено под коммерческие и социальные объекты. Здесь планируется построить 15 детских садов, 5 школ,
одну пожарную часть.
Объем инвестиций и в один, и в другой проект - около 1 миллиарда долларов. Проживать в этих новых районах будет тоже примерно
одинаковое число жителей - порядка 35-40 тысяч.

На этом общности заканчиваются и начинаются принципиальные различия в подходе к привлечению инвестиций и управлению ими.
Администрация Ленинградской области пошла по пути открытых аукционов и торгов. ОАО <КАД-Ленобласть> проводит всю предпродажную
подготовку, организует тендер на подведение инженерных коммуникаций к участку и продает нарезанную на лоты территорию на аукционах.
Особенностью этих аукционов станет то, что на них будет предлагаться не так называемый <короткий пакет>, при котором инвесторам еще
предстоит осуществить массу работы и получить множество согласований, усложняющих и удорожающих проект, а уже максимально
благоприятные условия для строительства.

Таким образом, понеся затраты только на предпродажную подготовку участков, Ленинградская область затем получит прибыль от разницы
первоначальной и конечной цены на лот, которая в среднем составляет трехкратную величину. Причем уже сейчас о своем желании
участвовать в конкурсе заявили более 50-ти инвестиционных компаний, которых не смущает необходимость отчислять $145 с каждого
построенного квадратного метра жилья на социальную инфраструктуру. Для сравнения: в соседнем Невском районе Петербурга, где цена на
землю гораздо выше, чем в Кудрово, социальные отчисления составляют $135.

Что же предлагается в проекте, предложенном китайскими инвесторами? На бумаге всё выглядит крайне заманчиво. Город отдает в аренду
на 49 лет холдингу <Шанхайская индустриально-инвестиционная компания> участок у самого Финского залива, рядом с новенькой
правительственной трассой, за небольшую арендную плату. Взамен китайские инвесторы обязуются построить на берегу залива <Балтийскую
жемчужину> (так официально называется проект), реконструировать ныне наполовину засыпанный памятник архитектуры <Матисов канал> и
построить причал для маломерных судов.

Но взамен этого они получают право на выбор подрядчиков для проведения работ и выбор фирм, которые будут в дальнейшем использовать
построенные коммерческие площади. Хотя в проекте и сделаны реверансы в сторону российских компаний, но, поскольку в холдинг входят
крупнейшие строительные, торговые и гостиничные компании Китая, вполне очевидно, кому именно будут отданы новые объекты.

Проведем элементарные подсчеты. При отчислении $145 на инфраструктуру с каждого построенного жилого квадратного метра (а их,
напомним, в Кудрово будет 1,5 миллиона), можно построить примерно 310 тысяч квадратных метров объектов социального назначения, при
средней стоимости в $800 за кв. метр. Китайские же инвесторы планируют ввести в эксплуатацию в городе порядка 340 тысяч метров
социальных объектов.
Таким образом, говорить о серьезной разнице затрат на инфраструктурное развитие не приходится, а это - главный аргумент городского
правительства. Мол, столько денег никто никогда на развитие социальной инфраструктуры не даст. Как выясняется - дают.

Остается прибыль от управления самим проектом. И тут разница видна уже невооруженным глазом. Вряд ли будущая сумма от аренды, какой
бы высокой она ни была, перекроет прибыли от проведения аукционов. Да, временные рамки реализации этих проектов разнятся. Китайцы
готовы всё сделать до 2010 года, тогда как сроки реализации проекта <Кудрово> жестко не определены. И, по мнению главного
архитектора Ленинградской области Валерия Кима, этот проект может длиться не один десяток лет.
Быстрые, так называемые <короткие> деньги - это, наверное, неплохо. Однако и у них, как у любой монеты, есть своя оборотная сторона.

Материальной выгоды от целевого выделения земельного участка администрация города не получает. Большой кусок коммерческого сектора
перейдет под контроль китайских предпринимателей. Не случайно ограничено и количество жилья, которое инвестор может передать в
собственность своим согражданам. Ограничения потому и ставят, что есть вероятность того, что китайцев здесь будет намного больше
<запланированного>. Почему-то ни в Кудрово, ни Купчино, ни даже в элитном Пушкине таких ограничений нет. Значит, им будет выгодно
жить именно в этом районе. Интересно, почему?..

Итак, правительство Санкт-Петербурга фактически вернулось к практике выделения земельных участков целевым образом. И если раньше их
получали инвесторы, приближенные к прежней администрации города, то теперь - <стратегические партнеры>. Возможно, если бы на
аукционе сходные с <китайскими> условия были предложены отечественным инвесторам - они бы выстроились в очередь. Только
правительству города, видимо, этого не надо. Ведь оно прежде всего думает о международном имидже Санкт-Петербурга... А то, чья
бизнес-стратегия - городская или областная - окажется более эффективной, покажет время.

Григорий Добромелов



Постоянный адрес статьи:
http://www.rosbalt.ru/2005/01/04/191494.html




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 15.01.2005 18:59:44

КПРФ.ру: " "консервативная революция" в России, можно считать, не состоялась. Может быть, получится социалистическая?" (*+)

http://www.rednews.ru/article.phtml?id=4451

СИТУАЦИЯ-ТО РЕВОЛЮЦИОННАЯ, ОДНАКО
11-01-2005

Начиная с 9 января, акции протеста пенсионеров прокатились по всей стране. И это далеко не конец. Скорее - лишь начало.


Безусловно, пусковым механизмом явилась организованная КПРФ манифестация в Солнечногорске, приуроченная к календарному совпадению
даты и дня недели со 100-летним "черным юбилеем" (реальная дата будет отмечаться 22 января по н.с.), но посвященная отмене льгот и
росту тарифов на ЖКХ и транспорт.


Дальше череда акций протеста покатилась подобно снежному кому, что говорит о колоссальном накопленном в стране потенциале протеста:


- 9 января: Солнечногорск, Дубна, Уфа, Нижний Новгород, Санкт-Петербург;


- 10 января: Химки, Ярославль, Альметьевск, Апатиты, Ижевск;


- 11 января: Тольятти, Стерлитамах, Дзержинский, Арзамас.


Извините, но это уже статистика. Причем, заметим, прошлый 2004 год отличался по количеству протестных выступлений трудящихся от
предыдущего, 2003-го в 80 раз!


Организаторами мероприятий выступают различные политические силы, и, поскольку далеко не все акции проходят в рамках существующего
буржуазного законодательства, партии не спешат брать на себя ответственность за них. Хотя совершенно очевидно присутствие КПРФ и
ряда других политических структур левого спектра: СКМ, АКМ, НБП, РКРП, РКСМ(б). Следует отметить и полное "непротивление злу
насилием" со стороны недавно зарегистрированной ВКПБ, "голубых" профсоюзов, "Родины" - то есть всех, кто предпочитает
демонстрировать свою оппозиционность по ТВ и сосредоточивает свои усилия главным образом на критике КПРФ.


Поскольку причина массового недовольства властью не исчезнет, более того, социальные проблемы будут только усугубляться, то и
ожидать затихания массовых акций протеста ожидать не следует. Наоборот, судя по настроению людей, массы населения будут не просто
вовлекаться в мероприятия, но и станут все сильней подталкивать оппозицию к радикальным действиям.


Не исключено, что с какого-то времени легальная оппозиция просто перестанет оглядываться на ограничения, накладываемые
законодательством, и перейдет к "оранжевым" методам борьбы: не переходя к насилию, "не замечать" действующую власть.


Когда наступит это время? Возможно, уже завтра.


Власть на первых порах будет пытаться задобрить ветеранов и пенсионеров небольшими подачками, как, например, поступила в Удмуртии,
прибавив к пособиям по 50 рублей. Доходы казны от необычайно удачной внешнеэкономической коньюнктуры позволяют правительству латать
прорехи своей социальной политики рублем, который стал чего-то стоить.


Но, кажется, задабривать народ мелкими подачками уже поздно. К тому же льготы в натуральном выражении просто удобнее людям, а
издержки самого процесса монетизации льгот, что уже начинают понимать власти, не покрываются вполне денежными дотациями. Вот уж и
г-н Исаев заголосил, что закон-де вовсе не обязывает региональные власти отменять льготы в натуральном выражении. Но идти на
попятный, похоже, надо было раньше.


Вторым шагом властей будет, конечно, старый метод запугивания. Однако испробованный на нацболах, он привел к весьма неоднозначным
для власти результатам. Для начала, разумеется, где-то будет продемонстрировано приличествующее нынешней власти зверство, но милиция
и армия, после того, как и их коснулись "реформы", для этих целей ненадежны. Поэтому акции устрашения могут носить исключительно
локальный, а не повсеместный характер. И риск их применения для власти очень велик: ответной реакцией может стать как "чеченизация"
всей страны, так и массовый переход вооруженных сил на сторону населения.


Далее ситуация может перейти в плохо предсказуемую фазу, чего не хочет ни власть, ни системная оппозиция: политическая игра не
должна разрушать самого игрового поля. Но системная оппозиция может трансформироваться в революционную партию, даже вопреки желаниям
руководящих товарищей. Такое уже не раз бывало - Ельцин от покаяния на XIX партконференции прошел путь до танка напротив Белого
дома; Ющенко от председателя правительства до лидера "оранжевой революции". Иногда политикам выпадает играть роль, которой они для
себя в иное время и представить не могли.


А вот роль генерала Пиночета для подполковника Путина, кажется, останется несыгранной, как ни призывает его к этому М.Леонтьев.
Пиночет опирался на армию, а не на группу воров в погонах. Поэтому "консервативная революция" в России, можно считать, не
состоялась.


Может быть, получится социалистическая?..


Анатолий Баранов, КПРФ.ру





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 13.01.2005 00:14:41

Александр Даниэль. Государственный сталинизм и чекистская державность (*+)

Адрес страницы:
http://www.polit.ru/author/2005/01/09/staly.html


Александр Даниэль
Государственный сталинизм и чекистская державность

Конец минувшего года был отмечен несколькими знаковыми заявлениями крупных государственных чиновников, одно из которых взволновало
горстку людей, которую принято называть российской демократической общественностью, а другое прошло, кажется, не очень замеченным.
Эту самую общественность до глубины души возмутила публичные похвалы Сталину, прозвучавшие из уст второго лица в государстве -
Председателя Государственной думы России Бориса Грызлова. Грызлов приурочил свои высказывания к 125-летию со дня рождения диктатора.
Спикер российского парламента называет Сталина <незаурядным человеком> и полагает, что отношение к нему должно измениться.
Мотивировка предсказуема: Сталин был вождем СССР перед Великой Отечественной войной и во время нее. Иными словами, в заслугу ему
ставится именно те <достижения>, за которые обычный демократический лидер должен был быть отправлен в отставку, а обычный диктатор -
расстрелян по приговору военно-полевого суда после первых же катастрофических поражений Красной Армии.
Что касается Сталина как организатора массового террора, то и для него Грызлов нашел замечательные и трогательные слова: <Конечно,
те перегибы, которые, как я считаю, были сделаны во внутренней политике, безусловно, его не украшают>: По-моему, эти слова
заслуживают того, чтобы их высекли золотыми буквами на его могиле - я имею в виду, разумеется, не могилу товарища Сталина у
Кремлевской стены
Были в тот день еще и высказывания руководителей ЦК КПРФ у вышеупомянутой могилы, но в них и подавно нет ничего неожиданного. Я
только надеюсь, что их хорошо расслышали те наши демократы, которые совсем недавно, перед так называемым Гражданским конгрессом,
декларировали, я бы сказал, упреждающую готовность во имя борьбы с <кровавым путинским режимом> блокироваться с коммунистами.
Честно говоря, не очень понимаю, из-за чего поднялся такой переполох. Что, мы не догадывались, какое место занимает <вождь народов>
в мировоззрении Бориса Грызлова и других представителей нынешней политической элиты России? Что, мы не понимаем, где следует искать
<истоки и смысл русского путинизма>? Мы разве не помним, что в неофициальном, латентном государственно-историческом мифе брежневской
эпохи, - мифе, созданном в недрах тогдашнего правящего класса (выходцы из которого и составляют костяк сегодняшней элиты) и с
легкостью принятом значительной частью советского народа, - <вождь народов> занимал ключевое место?
Правда, с высоких трибун имя Сталина произносилось в те времена не часто, и, как правило, заменялось разными эвфемизмами; но это
только придавало культу вождя отчетливо эзотерический характер. Сын сапожника из Гори стал-таки после своей смерти Богом, как ему,
по-видимому, и мечталось; но в брежневскую эпоху это был как бы тайный культ, носивший отчетливый оттенок фронды. Фронды по
отношению к чему? К <советской действительности> в целом. И, прежде всего, к старой марксистско-ленинской идеологии, остававшейся
официально государственной религией. Несколько лет назад Сергей Ковалев опубликовал статью, в которой, в частности, писал:
"Внутри партийно-правительственной номенклатуры, кроме того, одновременно нарастало раздражение от необходимости пользоваться
непонятной как санскрит или древнееврейский язык, марксистской фразеологией. : Наверху зрело подспудное убеждение в том, что все
беды страны происходят от марксистского умничанья, и что хорошо бы отказаться от него совсем. Или хотя бы дополнить его старым
добрым русским национализмом, прямо сказать народу, что величие государства - это и есть его, народа величие, что Советский Союз -
прямой наследник Российской империи, в свою очередь унаследовавшей мировые права империи Византийской. Все коммунистические лидеры,
начиная со Сталина, заставляли людей поклоняться идолам Державы, Нации, Власти, лишь слегка задрапированным марксистской
фразеологией. Короче говоря, в среде госаппарата подспудно вызревала новая идеология - идеология державности. Сегодня тайное стало
явным".
О чем у Ковалева не сказано, - это о заметной роли латентного сталинизма в снятии идеологического и социального напряжения 1970-х -
именно в силу его латентности. Тайный культ, родившийся внутри правящей элиты, катакомбная религия, которой придерживается не только
значительная часть народонаселения, но и высшие сановники Империи, и сам император. Кажется, нечто подобное имело место в Риме
III-IV вв. (я имею в виду культ Митры Непобедимого, а вовсе не то, о чем вы подумали). И этот культ вбирает в себя недовольство
существующим порядком вещей (в том числе - недовольство самой элиты собственным управлением, поскольку она-то, элита, отчетливо
понимает, что управление это мнимое!) и алхимически трансформирует его в историческую ностальгию.
<Сталина на вас нет!> - бурчит работяга, узнав об очередном повышении цен на единственный доступный ему белковый продукт,
океаническую рыбу бельдюгу. <Эх, Сталина на нас нет>, - элегически вздыхает в своем кабинете на Старой площади номенклатурщик
высокого ранга (допустим - Денис Иванович Вохуш, с таким мастерством и любовью выписанный Михаилом Восленским в его блестящем
трактате <Номенклатура>), узнав о: да хоть о том же повышении цен на бельдюгу, которой он сроду в рот не брал. И все, довольные,
расходятся по домам, прекрасно понимая, что ни этих вздохов, ни, тем более, этого бурчания в официальной сфере бытия как бы и не
существует.
<Теперь не то>. Виктор Черкесов, бывший следователь госбезопасности, бывший сослуживец нынешнего президента России по Ленинградскому
управлению КГБ при СМ СССР, бывший начальник этого самого управления, называвшегося уже, правда, Санкт-Петербургским управлением ФСБ
РФ, бывший полпред своего бывшего сослуживца в Северо-Западном федеральном округе, ныне же - директор Федеральной службы РФ по
контролю за оборотом наркотиков, публикует в <Комсомолке> обширную статью. Статья эта, - второе знаковое высказывание, в отличие от
грызловского, общественностью не замеченное, - представляет собой самую последовательную, откровенную и, я бы осмелился сказать,
честную апологию чекизма, которую мне когда-либо приходилось читать. Правда, автор ни разу не упоминает имени лучшего друга
советских чекистов. Очень может быть, что лично Виктор Васильевич относится лично к Иосифу Виссарионовичу неодобрительно: последний
не был профессиональным чекистом, и в его биографии есть компрометирующий период: до 1917 года он выступал против российской
государственности и даже имел определенные проблемы с тогдашними кагэбешниками, закончившиеся для него, как известно, туруханской
ссылкой. Но в целом эти два выступления плюс недавние предложения Генпрокурора Устинова о введении чрезвычайного законодательства
плюс сентябрьские конституционно-политические новации Президента Путина складываются в картинку, исторические корни которой не
составляет труда проследить.
Черкесов более чем откровенен. Так, репрессии брежневского времени против диссидентов, он именует <законным конституционным
принуждением>. Принуждение это, мало того, что законное, так еще и конституционное, направлено было против тех, кто, превратившись в
<инструмент чужой злой воли>, под видом борьбы с <несовершенной идеологией>, на самом деле <метил в сердце государства>. Чужая злая
воля не называется по имени; но по всему контексту можно предположить, что речь идет о вечном и всемирном заговоре против России,
направляемом некоей внешней силой.
Впрочем, Черкесов допускает, что среди <инструментов> были и такие, кто не отдавал себе в этом отчета. И даже стишок подходящий
приводит, специально про таких недоумков написанный: <Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал>. Что ж, этот
парадокс, - Леонтий Васильевич, то есть, пардон, Виктор Васильевич, сочувственно цитирующий стихи Михаила Юрьевича на смерть
Александра Сергеевича, - тоже вполне укладывается в традиции российской государственности.
Возможно, старший следователь по особо важным делам Ленинградского управления КГБ В.В.Черкесов защищает здесь не только
профессиональную, но и личную честь: в те годы он вел дела нескольких питерских интеллигентов и отправил их в лагеря (будем дотошны:
составлял обвинительные заключения, на основании которых суд отправлял их в лагеря). Все равно, сегодняшние прямота и откровенность
г-на директора в этом вопросе заслуживают всяческой похвалы. Ведь еще минувшей весной, в интервью <Известиям>, Черкесов от этих
эпизодов своей биографии лукаво открещивался. На прямой вопрос корреспондента он ответил буквально следующее: <Я никогда не работал
в "пятерке">. И сказал, между прочим, чистую правду: он тогда трудился в Следственном отделе, то есть не выслеживал диссидентов, а
<работал> с теми, кто уже был выслежен и пойман его коллегами-оперативниками из Пятого управления. Ну, а теперь, несколько месяцев
спустя, он уже не лукавит. Теперь он прямо и с гордостью заявляет, что был в числе тех, кто подвергал <законному конституционному
принуждению> этих: как правильнее сказать? <инструменты>? <инструментов>?
Но диссиденты - это уже давняя история. Они были лишь первым, а, может, и не первым звеном заговора, имеющего своей целью
окончательный распад российской государственности и погружение народов нашей страны <в водоворот социальных, военных, криминальных,
демографических и даже антропологических катастроф : в хаос и разноплеменной геноцид>. И всегда на пути темной силы стальной стеной
вставали советские чекисты. Поэтому КГБ - никакая не тайная полиция, учрежденная прежде всего для того, чтобы следить за гражданами,
держать их под контролем и в случае чего пресекать их попытки выйти из-под этого контроля. Нет, КГБ - славный рыцарский орден, от
начала веков щитом и мечом охраняющий российскую государственность, а в наши дни призванный к служению на всех ключевых
государственных должностях, дабы спасти страну от окончательной гибели. Жандармский Храм Спаса-на-крови, и чекисты - его верные
паладины.
Господи, да разве еще в семидесятые мы не слышали всего этого десятки раз? Вот, следователь откладывает в сторону заполненный
протокол допроса, закуривает сам, обязательно предлагает сигарету своему визави и доверительно-неофициально понижая голос, говорит:
<Ну, что Вы, уважаемый Укроп Помидорович, ломитесь в открытую дверь! Вы, что, думаете, мы здесь, в органах, глупее Вас, что ли? Мы,
что, не понимаем, насколько все прогнило? Да лучше вас мы все это понимаем в сто раз. Я бы Вам мог такое порассказать о наших
партийных бонзах, что Вам в самом страшном диссидентском сне не приснится. Но, - тут он выпрямляется, откладывает сигарету, лицо его
бронзовеет, и в голосе тоже звучит металл, - мы служим не этому режиму! Мы служим вечной Державе Российской, - а Вы кому служите?!>
Теперь для них наступила время говорить об этом в полный голос. Их время. Путинизм как идеология завершается тем, чем и должен был
завершиться - апологией сталинизма, апофеозом чекистской державности.
Ставить вопрос об искренности здесь не имеет смысла. Лев Толстой, говоря о взглядах на жизнь, сформировавшихся у Катюши Масловой за
годы ее службы в доме терпимости, замечает, что ни один человек не может примириться с мыслью, что он занимается дурным делом, и
потому искренне выстраивает для себя такое мировоззрение, которое позволило бы ему оправдать свою профессию, какой бы поганой она не
была. Аналогия, на мой взгляд, полная.
Что до Виктора Черкесова персонально, то позволю себе небольшое отступление. Цитированный выше С.А. Ковалев рассказывал в свое время
автору этих строк, что, когда он в 1993 году был членом ельцинской комиссии по переаттестации высших чинов КГБ (тогда, кажется,
ФСК), через его руки прошло и дело Черкесова тоже. И, несмотря на обуревавшие его сомнения, Ковалев все-таки согласился утвердить
Виктора Васильевича в должности. <Но почему?!> - <Понимаешь, он ведь был следователем, а не оперативником. Значит, он хотя бы
грамотный юрист:>. С чем теперь Сергея Адамовича - и всех нас - следует поздравить: с грамотными юристами на всех высших
государственных должностях.
Правда, Ковалев поставил одно условие: Черкесов должен откровенно и публично объясниться с ленинградской общественностью по поводу
своей прошлой деятельности в этом городе. Ну, вот, теперь, наконец, и это условие выполнено.
Что для меня остается загадкой, так это с чего их всех разом пробило на откровенность? Неужели все они, - и Путин, и Устинов, и
Грызлов, и Черкесов, и tutti quanti, - не понимают, что сила латентной идеологии кроется именно в ее латентности? Что инаугурация
чекизма и сталинизма в качестве новой официальной идеологии путинского режима отнимет у этой идеологии три четверти ее
привлекательности для масс? Что смысл путинизма как <национального проекта>, та разность потенциалов, которая обеспечивает его
выживание, состоит именно в амбивалентном сочетании ненавистной демократической риторики (как некогда риторики марксистской) в
качестве официальной государственной установки - с не вербализуемой открыто, но внятной для всех молчаливой жестикуляцией во славу
Великой Державы Сталина и Дзержинского (а на самом деле - Брежнева и Андропова)? Только эта амбивалентность и способна замаскировать
надолго самую главную правду о нашем времени - об отсутствии какого бы то ни было, разумного или неразумного, управления страной.
Если они этого действительно не понимают: что ж, тогда, возможно, эти высказывания означают начало заката путинизма как успешной
попытки имитировать пресловутую национальную идею.
Впрочем, относительно мотиваций Черкесова существует и более земное объяснение. Один мой очень умный и, как принято говорить, обычно
хорошо осведомленный приятель и коллега, с которым я поделился своими соображениями на эту тему, заметил:
- И охота тебе строить сложные культурологические объяснения для простых вещей? Вспомни, с чего начинается черкесовская статья? С
грандиозного кем-то скоординированного заговора, направленного на компрометацию Федеральной службы по контролю за оборотом
наркотиков и лично ее директора. Здесь и <сливные> сайты, и злоумышленные журналисты, и информационная война против чекистов и
чекизма во всемирно-историческом масштабе. А в центре что? А в центре - простой и истинный факт: 14 декабря неизвестные бандиты
напали на отделение черкесовской Федеральной службы в Нальчике, постреляли сотрудников и, самое главное, унесли с собой около двух
сотен единиц стрелкового оружия. А теперь прикинь: к какому Басаеву в руки попадут эти двести <калашниковых>? В каком Беслане они
могут всплыть в самое ближайшее время? И кому за эти двести автоматов, - об убитых сотрудниках я не говорю, - придется тогда
отвечать? Правильно, главе службы. В такой ситуации не только осанну великому и неприкасаемому (главное, неприкасаемому) ордену
чекистов всех времен и народов пропоешь, не только всемирно-исторический заговор против чекизма и лично себя в Интернете обнаружишь,
но и, пожалуй, агентурную сеть марсиан в Кабардино-Балкарии за две недели раскроешь. Вообще, поскреби любого апологета
корпоративности, а уж корпоративности жандармской и подавно, - и обнаружишь прежде всего непрофессионализм и некомпетентность.

09 января 2005



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 13.01.2005 00:14:37

Лекция Бориса Родомана: "Россия - административно-территориальный монстр" (*+)

Адрес страницы:
http://www.polit.ru/lectures/2004/11/04/rodoman.html
ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ

Россия - административно-территориальный монстр
Лекция Бориса Родомана

Мы публикуем запись лекции доктора географических наук Бориса Родомана, состоявшейся 28 октября в клубе-литературном кафе "Билингва"
в рамках проекта "Публичные лекции" Полит.ру". Ни для кого не секрет, что одна из причин, почему мы пытаемся уделить много внимания
политической, социальной и административной географии России в том, что официальная власть с некоторой степенью невнятности и
легкомысленности попыталась заявить тему регионального устройства страны и судьбы демократических институтов в ней.
Мы соответственно пытаемся презентировть наиболее глубокие, подходы к проблеме. Борис Родоман - уникальный специалист, основатель
целого похода в теоретической географии, десятки успешных экспертов в стране считают себя его учениками. Сам Борис Борисович -
являет собой образ гениального ученого (как 'это описывается в популрной литературе - с правильной долей сумасшествия), далекого от
публичности и чудовищно не вписанный в экспертные социальные структуры, например в структуры зарабатывания денег. Поэтому он имеет
право на пафос высказывания из позиции собственно науки. Это притом, что его разработки часто имеют прямой практический выход.
Мы бы хотели специально обратить внимание на следующие сюжеты, появившиеся в лекции - установка на позитивное использование
имеющейся традиции административно-териториального устройства, на выводы, которые следуют из анализа таких структур в масштабе
минимум человеческой жизни. И на то, как могут быть использованы разные подходы, представленные на наших лекциях -
территориально-проектный (Глазычев), географический (Родоман), культурно-исторический (Найшуль), электоральный (Орешкин) и др.



Лекция Бориса Родомана

Родоман: Итак, сообщение на тему "Россия - административно-территориальный монстр". Задача моей лекции - рассказать о некоторых
малоизвестных особенностях российского административно-территориального деления.
Наше административно-территориальное деление в привычном для нас виде сформировалось при Петре I: каждый школьник знает, что Петр I
разделил Россию на восемь губерний. Впоследствии к ним добавилось еще две, а потом началась настоящая чехарда: появились провинции,
дистрикты - никто их не помнит, и я не собираюсь забивать вам голову описанием этого процесса, так как для меня важно не это.
Первые губернии, с нашей точки зрения, были абсурдны. Например, в Сибирскую губернию входило также и Предуралье, то есть Заволжье в
европейской части, а часть нынешней Центральной России побывала и в Рижской губернии, и в Киевской. Так или иначе, знание географии
своей страны росло: при Екатерине уже были обычными так называемые ландкарты, то есть географические карты, и все было гораздо
разумнее.
Как вам известно, именно при Екатерине II административно-территориальное деление стабилизировалось. В 1775-1785 годах появились
губернии, уезды в том виде, в каком мы их знаем, в частности, по художественной литературе. Начался большой период стабилизации.
Уездные и губернские города стали административно-торговыми центрами. Это был симбиоз чиновника и купца, симбиоз полупаразитический:
понятно, кто из них паразит, а кто жертва. В этой роли русские города дальше и существовали. Отнюдь не как промышленные центры:
никому даже и в голову не приходило, что город - это промышленный центр. И даже в конце XIX века была дискуссия: нужна ли городу
фабрика. Фабрики у нас в первую очередь появлялись в сельской местности.
Наиболее удачным оказалось губернское деление. Видимо, страну воспринимали, как мы теперь говорим, в мелком масштабе, то есть имея
дело с крупными единицами. В крупном масштабе, в подробностях страны не знали, поэтому быстро наделали много уездов, и какая-то
часть уездных городов захирела и исчезла. Сейчас мы не будем рассматривать уездный уровень административно-территориального деления
и сосредоточимся только на губернском.
Что в итоге возникло: возникла стандартная инфраструктура. Дворянские собрания, торговые ряды, училища двух рангов - все это уездное
и губернское; не будем вдаваться в детали. Система обросла учреждениями. И с тех пор от Екатерины и до Горбачева включительно у нас
есть понимание того, что положено областному (бывшему губернскому) центру, что положено уездному, что положено районному. В
советское время на основе этого даже составлялась таблица, а что из этого выпадает, то непорядок - уникальному нет места в нашей
стране. По известным историческим причинам у нас существовал Дерптский университет не в центре губернии, Новозыбковский отдел
географического общества; но все это было в порядке исключения. Возникла вот такая иерархия. Она успешно продолжала существовать и в
советское время.
Кстати, я признаю периодизацию истории нашей страны только по именам правителей. Никаких других объективных признаков я не нахожу.
Конечно, есть более крупные эпохи (императорская Россия, советская власть), но все равно деление по правителям самое объективное.
Можно делить и дальше: Ранний Ельцин, Средний Ельцин, Поздний Ельцин - после шунтирования. Как в Китае: Поздняя Чжоу, Ранняя Хань.
Итак, из-за консервативности и стабильности этой сетки, видимо, накапливались какие-то противоречия: расхождения с жизнью,
несоответствия между фактическими и юридическими городами. Ярким примером служил Иваново-Вознесенск. Гигантское село Иваново,
гигантский Вознесенский посад. Когда их объединили, получилось поселение в 100 тысяч жителей. При этом Иваново-Вознесенск не был не
то что губернским, но даже уездным городом. Он был заштатным городом Шуйского уезда. Шуя была городом в классическом традиционном
понимании, а Ивано-Вознесенск - это нечто из ряда вон выходящее.
Понятно, что после 1917 года произошла бурная ломка. Губернии некоторое время существовали, даже возникали новые: например, как раз
Иваново-Вознесенская и Брянская. Но потом появились гигантские края, которые делились на области, те, в свою очередь, на округа,
причем поднялись города, которые раньше были только уездными, их значение возросло. Это был период радикальной переделки
административно-территориального деления, и никакая энциклопедия не поспевала за этим процессом. Была полнейшая путаница, возникали
отсылки к статьям, которым уже не суждено было появиться в следующих томах, статьи теряли актуальность и так далее.
Все это продолжалось, примерно, до 1943-44 годов. И вдруг наступило затишье, стабилизация. Не знаю, как это связано с войной: это
было в самом ее разгаре. И вдруг мы увидели, что на европейской части - сейчас мы не будем рассматривать этнические республики и
окраины, чтобы не удаляться от стержня нашей темы - области вернулись, примерно, к губернскому виду. Сегодня журналисты любят
называть ту или иную область губернией - это то же самое, что ставить твердый знак после слов "банк" и "коммерсант", не вижу в этом
особого смысла. Но они так называют. И, действительно, наши области на губернии похожи. Оказалось, что Рязанская область близка не
только к Рязанской губернии, но даже к Рязанскому княжеству. Там, правда, переместился центр.
Получается, что губернии как бы восстановились. Это уже некоторая мистическая загадка: что восстановилось и почему. Правда, при
Хрущеве опять была некоторая ломка, но интересно, что хрущевская волна реформ, в том числе административно-территориального деления,
угасла вместе с Хрущевым. Я опять же отвлекаюсь от ликвидации/восстановления республик репрессированных народов; хотя были
интересные новшества: Татарстан разделили на три части - у нас раньше автономные республики на области не делились. Это не прижилось
и ушло вместе с Хрущевым.
В итоге то, что мы сегодня имеем в основной части нашей страны, - это то же самое, что сформировалось в 1943-44 годах, когда
наступила эпоха большого застоя. Губернии-области, основные административно территориальные единицы, которые сегодня почему-то
называются субъектами федерации, оказались чем-то очень живучим.
Спрашивается: что восстановилось? Что живуче? Что существовало в то время, когда на протяжении какого-то периода не было этих
областей, а были края и округа?
Если выражаться научно, то они существовали как бы латентно, имманентно, потенциально, виртуально, как какие-то тени. Можно сказать,
что они были материально запечатлены в культурном ландшафте. Как некоторые следы, как старая колея в лесу. Дороги нет, но след виден
даже на аэрофотоснимке. И если кто-то опять пройдет, проедет, вытопчет, тропа восстановится. Одни и те же тропинки возникают после
того, как они распахиваются, после того, как частично зарастают не такими деревьями, которые были до них, а другими - все равно они
как-то восстанавливаются. Значит, есть какая-то живучесть, есть что-то такое, что восстанавливается: действует какая-то генетическая
программа, записанная в ландшафте, какая-то матрица.
Моя гипотеза заключается в том, что это одна из загадок устройства нашего общества. За тысячелетия деспотизма и рабства
сформировалось анизотропное общество. В физике анизотропией называется различие свойств объекта по разным направлениям: в одном
направлении тело твердое, а в другом жидкое; в одном хрупкое, а в другом мягкое. В точности так же и наша страна: она в одном
направлении страшно жесткая, в другом она хрупкая, то есть она одновременно и твердая и способна мгновенно рассыпаться, как стакан
из искусственного хрусталя, и потом опять восстановиться, склеиться.
В чем состоит анизотропия общества: в том, что у нас вертикальные связи сильны, а горизонтальные - слабы. Это вы знаете. Слова
"вертикаль" и "горизонталь" понимаются в метафорическом смысле, хотя достаточно близком и понятном. Вертикаль власти всегда сильна,
а горизонталь общества, то есть способность людей солидарно противостоять этой вертикали и вообще что-то связанно делать между
собой - естественно, все это ослаблено.
Административно-территориальное же деление и, более того, весь культурный ландшафт - есть отражение анизотропности общества. В
культурном ландшафте властным вертикалям соответствуют радиальные дороги, которые связывают центр с периферией <показывает на
схеме>. Они соответствуют тому, что в пространстве власти является вертикалью. Здесь это радиальные линии. То, что в пространстве
власти является горизонталью, то есть наличием объектов, подчиненных одному и тому же властвующему субъекту, на местности выражается
в линиях тангенциальных.
Культурный ландшафт России анизотропен в том смысле, что наиболее развиты радиальные линии, которые связывают столицу с провинцией,
начальника с подчиненным, вышестоящего начальника с нижестоящем. Поэтому и на сельском уровне у нас в хорошем состоянии находятся
только те дороги, по которым ездит начальство. Прочие связи отмирают. Дорожная сеть в сельской местности перестроилась и из
треугольной стала совсем иной. До середины XX века у нас из каждой деревни выходило 3-4 дороги в соседние деревни, и по этим дорогам
ездили. Сейчас ничего подобного не осталось: по перпендикуляру все направляются к ближайшему асфальту. По карте опускается
перпендикуляр из этой деревни на асфальтированную дорогу. Если есть возможность, тут тоже кладется асфальт или бетонные плиты, и
все. Связей с соседними селами уже нет: ни родственных, ни каких бы то ни было других. Тут еще дачники поселяются, происходит
трансформация расселения.
Произошла перестройка пространства. Некоторые его черты, заложенные еще в царской или даже допетровской России, еще больше усилились
в советское время, и наши регионы превратились в универсальные ячейки жизни общества. Люди живут в этих регионах, как в домах,
квартирах. Это, так сказать, дома и квартиры более высокого уровня. Они более вещественны, чем это кажется, и их границы не просто
паутина, начерченная на карте. Региональное деление в значительной степени окостенело, овеществилось, материализовалось, подверглось
склерозу.
Транспортная сеть является отражением административно-территориального деления и наоборот. В упрощенном случае административные
границы и пути сообщения соотносятся как двойственные графы. Они отображены на моем рисунке: один граф соответствует красной сети, а
другой - черной. В математике такие графы называются двойственными: это значит, что в ячейке одного графа находится вершина другого,
и наоборот. Есть, конечно, масса исключений из этого правила, но мы рассматриваем все в предельно обобщенном виде, потому что
наука - это искусство говорить сложно о простом и просто о сложном.
Областные границы, скажем, между Тверской и Смоленской областями, у нас практически не пересекаются местными автобусными линиями.
Там просто невозможно проехать, и если вы будете спрашивать, как можно куда-то добраться, вам будут советовать сначала направиться к
центру, а потом уже двигаться дальше. Был случай, когда из Смоленского Поозерья мы не могли напрямик пробраться в район Великих Лук.
Можно было пешком, но у нас не хватало времени.
А транзитные магистрали в основном ведут в Москву. Остались, конечно, и те, которые когда-то вели в Петербург, скажем из Смоленска
через Псков.
Вот такая картина. Всякий, кто путешествовал хоть сколько-то по нашей стране, знает, что преодолеть границу областей в глубинке, не
на магистрали, которая ведет в Москву, а в отдалении от нее, это все равно что пересечь хребет. Это перевал: вы будете ощущать саму
точку перевала, место, где труднее всего пробраться, где вообще никакой дороги нет. Если вы отложите скорости и расстояния на
графике, с некоторыми допущениями, то действительно можете получить изображение перевала, хребта.
Единицы административно-территориального деления в нашей стране напоминают квартиры, дома, усадьбы. Оказалось, что различие между
центром и периферией в каждом районе любого уровня, включая даже сельские административные районы, сплошь и рядом оказывается
существеннее для жизни людей, то есть в социально-экономическом пространстве, чем различие между природными зонами, между Дальним
Востоком и Западом нашей страны.
Россия, конечно, огромна и разнообразна. С разных точек зрения она разнообразна в различной степени. Все знают, что есть разные
природные зоны - это существенно. Есть регионы, различные по своему уровню развития. Но уровень развития региона - это средний
показатель, а вот внутри каждого региона, субъекта федерации, есть свои центр и периферия, и контрасты ужасны. Между улицей Большой
Покровкой в Нижнем Новгороде и каким-нибудь крайним районом его области, который находится за водохранилищем, есть колоссальное
различие. И это для жизни людей важнее, чем различия в климате.
Отношение центра к периферии - одно из открытий теоретической географии, которое разрабатывается сейчас в нашей стране. Конечно, у
всех на устах различие между Москвой и остальной страной. Это, конечно, существенно, но главное - различие между центром и окраиной
каждого района, каким бы небольшим он не был. В социально-экономическом пространстве мы везде видим такие контрасты.
И это специфика России. Я не могу сказать, что только нашей страны: к сожалению, я мало был за рубежом; в туристической поездке
многого не заметишь, но в Румынии я видел нечто похожее. Но и Румыния некоторое время была тоталитарной страной. И в СНГ это
повсеместно - кроме стран Балтии. В балтийских странах этого нет, или есть, но не в такой степени, поэтому я чувствовал себя там
очень даже странно. У меня всегда есть ощущение того, где центр, а где периферия: в любой деревне, в любом лесу я ощущаю, где у нас
центр, где окраина, в какую сторону ехать в Москву. И только в Эстонии и в Латвии я этого не чувствовал.
Не случайно, конечно, эти страны не ужились в нашем пространстве, они первыми выскочили. Ведь не СССР распался, а просто страны
Балтии восстановили свою независимость, а потом остальные сказали: "А мы чем хуже?" - и вспомнили, что имеют или имели право выхода
из СССР. Но началось с легитимного восстановления независимости балтийских стран, когда они доказали нелегитимность пакта
Молотова-Риббентропа. Все началось именно с этого, а не с беловежских деятелей или каких-то других интриг.
И вот что интересно: в каждом нашем регионе, например, в области или крае, существует упадочная зона, на границах областей
образуется вакуум. Там быстрее всего исчезают деревни. Я сам прошел по границе между Московской и Смоленской областью, хотя теперь
это уже не так репрезентативно: лучше бы это была граница между Тверской и Смоленской областями, потому что граница Московской
области - это граница пригородной зоны, сейчас она тоже занимается дачниками. Тем не менее, вдали от железных дорог можно наблюдать
уменьшение числа деревень в 5-6 раз на полосе шириной в 6 километров. Я прошел по всей линии границы между Московской и Смоленской
областью, осенью пешком, весной на лыжах. Это все я видел своими глазами.
Происходит депопуляция, образуются упадочные зоны. С точки зрения традиционных экономистов, надо эти районы поднимать, что и
пытались делать в советское время. Надо составлять программы, как бы все это опять населить, возродить и так далее. Но есть ведь и
другой аспект, экологический. Ведь на земле не только люди живут, но и другие животные, растения. И с точки зрения экологии,
необходимо, чтобы природный ландшафт - естественные леса, луга, тундры - занимал от 1/3 до 1/4 площади суши. Он должен где-то
находиться не только в Заполярье, но во всех природных зонах, иначе этих зон просто не будет. Желательно, чтобы он существовал во
всех регионах, а не так, когда немного лесов в Бразилии и немного лесов в Сибири вырабатывают кислород на все человечество. Лесов
должно быть везде понемногу.
И вот эти места, пограничные области, являются экологическим резервом, они обладают большим экологическим потенциалом. Кроме того,
чтобы биосфера как-то сохранялась, необходимо, чтобы естественные ландшафты образовывали по возможности сплошной массив. То есть
чтобы они не были жалкими островками. Но большой массив в условиях высокой урбанизации и многочисленного населения означает сеть, то
есть необходимо, чтобы природный ландшафт тоже образовал сеть, более или менее сплошную; не обязательно, чтобы полностью сплошную. И
вот для этой сети на территории нашей страны подходящим местом являются административные границы. Эта экологическая сеть называется
"эконет". Есть международные программы по устройству эконета, и Россия в них участвует и проедает гранты, которые оттуда идут. Но
смотрит она в первую очередь на запад, на их методику. Там для организации эконета, может быть, надо выкупать землю или прилагать
дополнительные усилия, а у нас ничего делать не надо: у нас готовый эконет формируется в Нечерноземье. И это тот замечательный
случай, когда для достижения благих целей, для достижения социально-экологических благ не надо ничего делать, а надо наоборот ничего
не делать.
Сейчас ваше поколение воспитывается в парадигме деятельности, вы одержимы манией деятельности. Вы все считаете, что для того, чтобы
достичь блага, надо действовать. Чтобы действовать, надо организовывать. Чтобы организовывать, нужны финансы. А вот вам прекрасный
случай того, как путем воздержания от целого ряда видов деятельности: от незаконной застройки, от охоты, от ненужных программ
восстановления территорий - природе можно дать возможность воспользоваться ее сохранившимся пока потенциалом самовосстановления.
Формируются всякие заросли, леса...И особенно быстро это происходит на стыке границ. Вы понимаете, что если граница в виде линии
обладает экологическим потенциалом, то еще большим потенциалом обладает узел, где в одной точке сходятся три границы. Там образуются
медвежьи углы. В качестве примера могу предложить северо-западный угол Московской области, северо-восточный, где кроме Московской
сходятся еще Тверская и Ярославская области. И там действительно живут медведи, там есть охотничьи хозяйства. Сейчас я покажу эти
узлы границ <показывает на схеме>.
На моей схеме черным показаны границы административных районов, красным - основные транспортные магистрали межрайонного значения.
Зеленой штриховкой показаны места наибольшей депопуляции, где населения мало, но зато образуется простор для природы.
На этом основана моя концепция поляризованного ландшафта или поляризованной биосферы. Сейчас я вам покажу издали книжку. У меня
вышло две толстые книги и две тонкие. Из двух толстых книг, которые у меня вышли, эта, в желтом переплете, прикладная география, а
эта, в голубом переплете, чисто теоретическая география. Мы видим на обложке здесь такую вот картину, это и есть концепция
поляризованного ландшавта: для суши принято бесконечное и равномерное размещение городов, а для приморских территорий картина
сложнее, но тоже показаны все основные функциональные зоны: городская застройка, сельскохозяйственные земли, природные парки и
заповедники - в том идеальном, с некоторой точки зрения, сочетании, которое является сущностью моих моделей теоретической географии.
Итак, мы не должны мешать экологизации административных границ, и в этом случае наша страна может выполнить свою уникальную
историческую миссию - быть экологическим донором для всего человечества, потому что не надо гнаться за стандартами производства, не
надо стараться догонять ушедший поезд и обязательно выравниваться с остальными странами по каким-то экономическим показателям. Все
это означает действовать с оглядкой в прошлое. Россия могла бы специализироваться на роли экологического сторожа, чтобы охранять
природный ландшафт в интересах всего человечества, может быть, опираясь при этом и на вооруженные силы, скорее всего, международные,
дабы препятствовать, скажем, заселению нашей Сибири. Нельзя допустить, чтобы с ней произошло то, что случилось с Манчжурией всего
лишь за одно столетие. Она была такой же таежной, такой же редконаселенной, как Сибирь
Я полагаю, что это может быть реальной политикой, учитывая то, что запасы сырья не вечны. Для нашей страны я предлагаю экологическую
специализацию. Некоторые считают это абсурдом. И это, конечно, тоже утопия: нет никакой надежды, что наша власть и наши чиновники к
этому прислушаются. Надежды на это нет, но наша задача в том, чтобы предлагать то, что мы считаем разумным.
Однако мы уже выходим за пределы чисто дескриптивной науки, которая говорит о том, что есть. Но это для нас неизбежно, да и было бы
неинтересно, если бы я ограничился только описанием фактической ситуации.
Итак, надо бы не мешать экологизации административных границ. Но кто же этому мешает? Дело в том, что желательна стабильность
административно-территориального деления. Может ли оно быть стабильным? Можем ли мы принять как факт этот склероз, это окостенение и
ничего дальше с ним не делать?
Ведь с точки зрения чиновника и вообще человека, управляющего государством, территориальное деление и ведомственная структура
управленческого аппарата - это два измерения одного и того же тела, два разреза. Можно ли реформировать одно, не реформируя другое?
Может ли общество динамично развиваться в одном направлении, не изменяясь в другом? - Я считаю, что это возможно. Вовлечена природа,
вовлечен природный ландшафт. Природа не так мобильна. Вы знаете, что на выращивание любого растения, если говорить о лесе, требуется
больше времени, чем срок службы чиновника.
Следовательно, если мы хотим и дальше жить в качестве животного Homo sapiens, а не в качестве каких-то пластинок, на которые
записана информация в электронном виде, то есть, быть людьми, которые по-прежнему едят, пьют, совокупляются - живут телесно, то нам
необходимо вписываться в биосферу и вести себя так, как это подобает животному высшего иерархического уровня.
С этой точки зрения, хотя понятие устойчивого развития и является в общем-то религиозно-мифологическим, так же, как и понятие
ноосферы, но все-таки рациональное зерно в нем есть. Можно понять, чего хотели люди, вводя это понятие. Я думаю, что тема
устойчивого развития соприкасается с тем, что я сейчас говорю.
Природный компонент ландшафта и антропогенный компонент имеют разную скорость изменения. Не будем говорить "развития", но изменения.
Если нельзя полностью подчинить природные процессы социально-экономическим, то, видимо, надо наоборот, чтобы социально-экономические
процессы считались со скоростью природных процессов. Надо, конечно, умерить темпы, сказать: "Остановите, я хочу сойти". Слишком
быстро идет машина, слишком головокружительно. Вот так это выглядит с экологической точки зрения. Мобильные элементы ландшафта
должны подчиниться стабильным в интересах неразрушения природной среды и всей биосферы.
Но нам угрожает волюнтаризм. У нас есть единственный политик, который управляет страной, и мы не знаем, что ему придет в голову
завтра, что он придумает. У нас каждый правитель склоняет ухо то к одному прожектеру, то к другому. К кому он склонит ухо, чей
прожект ему понравится: Так у нас всегда было в России: сначала Александр слушает Сперанского, потом дает ему пинка в зад и слушает
Аракчеева. В более грубой форме это было при Иване Грозном, и сейчас так же. Кого он послушается, что он придумает:
Как можно реформировать наше административно-территориальное деление? Здесь я перехожу уже к тому, что у меня много раз
публиковалось. Список моих работ на эту тему лежит на столе. Недавно была статья в "Отечественных записках", так что не стоит
повторять: все это можно почитать, этот журнал есть и в электронном виде. Коснусь этого очень кратко.
Самый радикальный вариант изменения нашего административно-территориального деления - это все к черту перекроить по параллелям и
меридианам, сделать, как в Соединенных Штатах, заодно прогнать всех чиновников, построить центры регионов в самых пустых местах или
на месте самых незначительных нынешних городов.
Я на это так отвечу: наши административно-территориальные единицы, в том числе так называемые субъекты федерации - это уже единицы
инфраструктурные, это материальные вещи, а не просто линии на карте. Перекраивать их, это все равно что разрушать здание или
сооружение, разрушать коммунальное хозяйство, отключать газ. На это вряд ли кто решится, а если и решится, то получится эффект
похуже любой внешней войны, в том числе и ядерной.
Стало быть, этот способ отпадает. Кроме того, не забывайте о том, что в Соединенных Штатах так проводили границу по земле, которую
еще только-только колонизовали, а мы тут имеем дело с более или менее обжитой территорией. Тут сидит специалист по Соединенным
Штатам Леонид Смирнягин, он, возможно, сейчас поставит меня на место, я уже на эту тему боюсь рассуждать; я больше хочу говорить о
России, потому что в Соединенных Штатах не был.
Нам угрожает волюнтаризм. Реформа административно-территориального деления беспокоит нашу власть, как зуд, потому что это тоже
хороший способ отвлечь внимание от других, более актуальных проблем: чиновники всегда устраивают какую-то имитацию действия, так что
это прекрасное поприще для них, - но все-таки они пойдут, видимо, по пути группировки уже готовых единиц. Так всегда и было. Все
равно, даже если идет речь о новом сельском районе: не резать же хозяйства, территории колхозов и совхозов - их группируют. Так что,
скорее всего, это будет перетасовка. А это означает, некоторое укрупнение: объединят в какой-нибудь федеральный округ или в
какой-нибудь край, макрорайон все те же самые области. То есть меняется ранг границы, меняются права властей. Но границы при этом
остаются на месте.
Медведю в конце концов не важно, является ли данная линия только границей между Новгородской и Тверской областями, или это к тому же
еще и граница между федеральными округами. Медведю это безразлично. Ему важно, что эта граница людей отталкивает, что там
по-прежнему имеется какое-то запустение.
Сейчас я начинаю резюмировать: что мы выявили, о чем мы говорили. Выявлены такие эмпирические закономерности, как бы протоколы
обобщенных фактов, которые наблюдались в нашей стране в определенный период. Это не имеет глобального значения, конечно, это не
закон Ньютона - это эмпирические закономерности, а может быть, просто понятия.
Первое: чередование периодов застоя и перестройки административно-территориального деления. Это характерно для нашей страны.
Второе: цикличность укрупнения/разукрупнения. За укрупнением следует разукрупнение и наоборот.
Если без конца то укрупнять, то разукрупнять, возникает вопрос: а где же поступательное движение? Есть в этом и поступательный
компонент - увеличение государственного аппарата. И при укрупнении и при дроблении государственный аппарат неизменно увеличивается,
число чиновников возрастает. Для этого, собственно, операция и проводится. Но в то же время я не хочу сказать, что число чиновников,
как абсолютное, так и в виде доли, растет бесконечно. Есть механизм, который этот процесс сдерживает, а именно периодический развал
нашей империи. Происходит развал, крах, а потом все начинается снова. Таким образом количество чиновников не может достичь 100 %.
Следующая закономерность: анизотропность общества. Я уже объяснял, что это такое: вертикальные связи развиты, горизонтальные связи
отмирают. Никакого гражданского общества, никакой солидарности.
Еще я хочу добавить, что государство наше крепло в борьбе с общиной. Оно ее полностью искоренило. Как вы знаете, был в России и
общинный компонент со своей общинной демократией. Может быть, без голосования с подсчетом голосов, но кто кого перекричит - это
было. Государство это все уничтожало и искоренило, по-моему, только к середине XX века, потому что колхоз после коллективизации тоже
некоторое время был общиной. Это я уже по своим личным наблюдениям могу сказать. Видимо, это окончательно отмерло только в 60-х
годах. Теперь есть вертикаль, горизонтали мало. Поэтому попытки построить гражданское общество или солидарное сообщество регионов,
которое бы противостояло колониальным аппетитам Москвы, не удались. Сейчас все восстанавливается.
Что мы сейчас возрождаем? Царскую Россию? Скорее всего, советскую, андроповскую. Или и ту и другую одновременно, что, конечно,
Ленину не снилось и в страшном сне.
Еще. Контраст центр-периферия очень существен, и он важнее, чем различия между природными зонами и чем различия между западом и
востоком страны: Атлантическим и Тихоокеанским побережьями. Для людей это оказывается важнее.
Далее. На границах образуется социально-экономический вакуум.
Овеществление и склероз административно-территориального деления.
Группировки как преобладающий способ реформ административно-территориального деления.
И, наконец, последнее: экологический потенциал административно-территориального деления. Это наше географическое открытие, открытие
XX века, которое заключается не в обнаружении новых морей, материков и так далее, а в выявлении новых закономерностей, в том числе и
таких, которые имеют ограниченный ареал распространения: в пределах одной страны, выражают ее исторические особенности.
Мое время подходит к концу, прочие сюжеты содержатся в моих опубликованных работах. Я подозреваю, что вам были бы интереснее другие,
более политизированные темы, нежели те, что были затронуты в моем выступлении. Я хочу вам напомнить, что в моих работах, которые,
конечно, малоизвестны, малотиражны, знакомы узкому кругу людей, на протяжении последних пятнадцати лет затрагиваются, например,
такие темы, как распад СССР: у меня была такая статья, "Выйдет ли РСФСР из СССР", я это обсуждал в прессе, правда, Балтийских стран
в 1989 - 1990 годах. Действительно, вышел. Федерализм: "Является ли Россия федерацией". Сепаратизм, статус этнических республик. У
меня есть своя позиция по каждому из этих вопросов, но взгляд менее профессиональный. Если бы я хотел быть только добросовестным
ученым, то, может быть, не стал бы об этом говорить и придерживался бы своей экологической темы. Для меня это существенно, и я
выступил в этом вопросе как консерватор: в вопросе административно-территориального деления. Вам понятны мои опасения. Это моя точка
зрения.

Обсуждение
Участвуют: Борис Родоман (лектор), Виталий Лейбин (ведущий), Сергей Милитарев (Ин-т Национальной стратегии), Алексей Титков (Ин-т
географии РАН), Алексей Чадаев ("Русский Журнал"), Борис Долгин (Полит.ру) и др.

Лейбин: Мне бы хотелось выступить со стороны нового поколения, которое считает, что, для того чтобы что-то сделать, надо что-то
организовать. Вопрос скорее на понимание: правильно ли я понял, что позиция, которая была заявлена в этой лекции, специально была
выдержана как позиция, базирующаяся на существенно большем временном интервале, чем тот, что важен для текущего политического
обсуждения? Даже на таком большом, что проблемы управления и администрирования не могли попасть под рассмотрение, поскольку циклы
администрирования существенно менее длительные, чем экологические.
Но не могли бы мы при этом все-таки понять, как на эту географическую тему с большим временным лагом ложится то, как могут граждане
и политики самоопределяться в текущей ситуации? Например, как на действительность географии ложится действительность управления
национальными республиками, управления экономическими районами и так далее.

Родоман: Если вы считаете продолжительность человеческой жизни - лет 70 - слишком большим периодом, то чем же нам тогда вообще
заниматься? На протяжении моей жизни произошло столько замечательных изменений: Ведь когда я родился, то меня из родильного дома на
извозчике везли, это же все в прошлом. Естественно, наша наука география не может заглядывать на тысячелетия, но на 50 лет, на
расстояние человеческой жизни мы должны заглядывать и, естественно, мы должны заботиться именно о таких интервалах, а не о том, что
сегодня взбрело в голову чиновнику.
Что касается национальных республик, то я писал в "Отечественных записках", что это камень преткновения, о который должны
споткнуться, и, я надеюсь, споткнутся все эти реформы. Как я уже писал, национальные республики, для людей, которые живут там, - это
свои государства. Государства пусть вассальные, пусть полупризнанные, пусть игрушечные, как губернаторство Санчо Пансы, но временами
это реальные автономии. Эти народы не иммигранты, они не приехали в нашу страну, как в Соединенные Штаты, никакого плавильного котла
им предлагать не стоит: они живут в своем ландшафте и не виноваты, что Россия из завоевала.
Сейчас наедут на эти республики - и что? Наедут - сперва это проглотят; сам Шаймиев или сам Илюмжинов проглотит. Но что потом: вы
запустите механизм в обратную сторону. Опять возникнут движения за восстановление этнических республик. В общем, на месте сами
знаете кого, я бы не стал связываться и оставил бы все это.
Но если мы идем на укрупнение регионов, то у нас ничего не получается. Как вы будете соединять субъекты по два или по три?
Объедините Башкортостан с Татарстаном и добавите еще что-нибудь в качестве третьего? Будем делать общую столицу или управлять станут
по очереди? Может быть, я консерватор, но с моей точки зрения, это полный абсурд. Далее, я считаю, что объединение путем группировок
по два или по три самое опасное: это все равно что поселять две или три семьи в коммунальной квартире. Когда там живет десять
семей - такие мы тоже видели - там уже возникает самоуправление, проблемы решаются более или менее рационально. А когда там живут
две семьи без свидетеля: Если кто-то действительно хочет поссорить, специально поссорить, устроить такую склоку, такую свару, чтобы
это стало основной проблемой для нашей страны и забылись все остальные проблемы, которые, естественно, власть решить не может, то
это вариант.
Я считаю, что существование этнических республик - это компенсация различным этносам за их ущемленное положение. Как я уже писал,
есть этнос французы - есть государство Франция; есть этнос узбеки - есть государство Узбекистан; есть этнос якуты, а вот государства
такого, Якутия, которое бы имело членство в Организации Объединенных Наций, почему-то нет, хотя территория у них 3 миллиона
квадратных километров. Я считаю необходимым существование этнических республик.

Жуков: Борис Борисович, если я вас правильно понял, эта структура ландшафта, структура расселения соответствует централизованному
деспотическому государству, и функцию эконета она может выполнять, только пока такое государство сохраняется. Если Россия
когда-нибудь будет превращаться в нормальное общество с нормальной структурой расселения, что тогда будет с этими сетями?

Родоман: Понимаете, я не могу сказать, что нормальным является то состояние, которое подобно нынешнему состоянию Европы и
Соединенных Штатов. Ведь нельзя же рассматривать наше развитие исключительно как догоняющее. Мы догоняем их сегодняшний день, но не
знаем их дня послезавтрашнего. Никогда мы их не догоним. Я думаю, что должна быть, конечно, конвергенция, но я не являюсь
стопроцентным сторонником рыночной экономики и экономического либертарианства. Как писал американский гуманист Пол Куртц (сейчас
выходит в русском переводе его книга "Новый скептицизм"), и марксизм, и вера в свободный рынок, который все рано или поздно
уладит, - в равной степени квазирелигиозные концепции. Дело в том, что зародившаяся в XVIII веке вера в свободный рынок и в
капитализм хороша при неограниченном количестве ресурсов и неограниченной площади земной суши: для тех деятелей это практически так
и было. Сейчас это не так, есть ограничения, их накладывает размер Земли: мы же не можем пока переселяться в космос. Они таковы,
что, может быть, общество вынуждено будет стать тоталитарным.
Страшен не тоталитаризм сам по себе, а его содержание. Есть тоталитарные ячейки общества, например, семья, и иногда они бывают очень
хорошими, а иногда ужасными. Есть учреждения, которые управляются тоталитарно, но во главе стоит любимый руководитель; пока его
любят, все довольны.
Вот частичный ответ на ваш вопрос.

Лейбин: Как мне кажется, позитивный посыл может быть не понят. Я постараюсь сказать, как я понимаю его пафос. Он состоит в том, что
наша история дала нам административное устройство, которое наложилось на географию, на расселение и на культуру. Это можно
рассмотреть как ресурс, и Борис Борисович в данном случае отвечает на вопрос, какой это ресурс. При этом другие задачи, например,
регионального развития, должны быть так устроены, чтобы не поломать тот ресурс, который есть. Дальше уже развивайте, как
развивается. Но этот-то ресурс ломать не надо.

Родоман: На 80 % я вас понял и с вами согласен. Моя концепция такая: у России не особый путь, не "особая стать", о которой писал
Тютчев, но и не общая с другими странами. У нее есть своя географическая специфика, то есть набор таких особенностей, некоторые из
коих являются у России общими с другими странами, некоторые уникальны, и так на всех уровнях. Значит, это нечто третье, что и
западники, и славянофилы почему-то упускают. Мы должны развивать прежде всего свое природное и культурное наследие. Заимствуя что-то
из других культур, мы должны терпеливо выращивать это на своей подготовленной почве.
России в ее развитии, к сожалению, не хватает преемственности, она очень часто меняется под влиянием форс-мажорных обстоятельств,
которые обычно исходят извне и могут быть как реальными опасностями, так и мнимыми, ложно понятыми. Или же это волюнтаризм,
самодурство очередного правителя, который получил, унаследовал страну и переделывает ее по своему вкусу. Меня беспокоит, насколько
мало у нас преемственности. У нас много раз зарождалась демократия: самоуправление, земство, городские выборные головы и какие-то
там еще - сейчас все это опять ликвидируется. В 90-х годах это в очередной раз вводилось - сколько раз, одно и то же. И профсоюзы у
нас были многократно, и кооперация - потом все это зажималось. Хотелось бы, чтобы было больше преемственности в развитии нашей
страны.
Последнее, что я хочу сказать в связи с заданным мне вопросом: я специализируюсь на том, чтобы выискивать минусы нашей страны и
превращать их в плюсы. Мы видим внешне абсурдную ситуацию со структурой административных единиц: депопуляция, деревни исчезают -
нельзя ли это превратить в плюс, нельзя ли пустить это на благо человечества.

Алексеев: Сейчас современная Россия, как и раньше Советский Союз, является крупнейшей, с географической точки зрения, страной,
имеющей определенное административно-территориальное деление. В сравнительно недалеком прошлом были похожие сравнительно большие
государства. Например, Австро-Венгерская империя или Османская империя, не буду говорить про более отдаленные времена. Не проводили
ли вы сопоставление административно-территориального деления этих ранее существовавших государств и не находите ли вы некую общность
между тем, что было тогда там, и тем, что у нас сейчас? Можно ли на основе того, к чему пришли те страны, делать предположения о
том, к чему придет наша страна?

Родоман: Если вы намекаете на распад, то большой потенциал к нему и сейчас сохраняется у нашей страны. В том числе и
административное деление может этому способствовать. Ведь и Советский Союз распадался не как попало, а по готовым единицам, которые
для него были сформированы в сталинское время. Даже Сталинская конституция декларировала право республик выйти из состава СССР.
Советские конституции сработали уже после того, как советский режим пал.
Естественно, и в рамках Австро-Венгрии или существующего ныне Китая, административно-территориальное деление содержит потенциал
распада, потому что если Тибет достигнет независимости, то скорее всего именно в административных границах, которые ему китайцы
навязали. Если Синьцзян (Восточный Туркестан) достигнет независимости, чего бы мне лично хотелось, то именно в этих границах. И хотя
они искусственны, и были кем-то придуманы, неточно отражают действительность, как и все границы в бывшем СССР, но по ним страна
будет распадаться.
Я думаю, что эти страны в какой-то мере однотипны: это империи. Сейчас мы живем в процессе деколонизации, распада империй.
Глобальная власть осуществляется в экономическом плане: транснациональные корпорации и так далее. Классические политические империи
распадаются, и наша нынешняя Российская Федерация - это все-таки недораспавшаяся колониальная империя. Она явно колониальная, хотя
этнический компонент этого колониального портрета уже значительно ослабился, но экономический остается. И в Австро-Венгрии, и в
Османской империи, и в Российской много аналогичного, но Россия все-таки уникальное по своим размерам государство и сравнивать его в
этом отношении с другими я бы не стал.

Милитарев: Дорогой Борис Борисович:

Родоман: Давно я тебя не видел, вот ты где теперь:

Милитарев: Перед тем, как задать тебе вопрос, должен сказать, что в твоем выступлении я был приятно поражен двумя вещами. Первое:
все, что ты говоришь, не изменилось за последние тридцать лет. Это первое, в чем я вижу приятный мне консерватизм, но главное
второе: слушая тебя во времена брежневщины, я слышал в твоей концепции радикализм и нигилизм. Сейчас я услышал в ней очень здоровые
консервативные и охранительные оттенки. Ты, как я воспринимаю, склонен считаться с реальностью и, даже когда она тебе не нравится,
склонен пытаться найти наилучшие решения с минимальным разрушительным потенциалом. Отсюда вопрос: наш общий друг и коллега, Владимир
Леопольдович Каганский:

Родоман: А он здесь?

Милитарев: Вот я его, к сожалению, не вижу. Говорят, через неделю будет выступать.
Насколько я понял из его очень похожих публикаций, он имеет другое эмоциональное и концептуальное отношение к феноменам. Судя по его
статьям о закрытых городах и о дачах, он гораздо менее склонен охранять. В этой связи, без оценок Володи, мог бы ты
проиллюстрировать, поскольку вы сегодня два ведущих теоретика в области, так сказать, коннекционно-узловой теории, чем ваши взгляды
различаются на сегодняшний день? Именно по вопросу сохранения реальности.

Родоман: Я думаю, что на этот вопрос лучше ответит он, чем я. Сейчас я буду говорить только за себя. Вот вы ему задайте через неделю
этот вопрос. Мы как-то не сравнивали наши взгляды, но пора их сравнить.
Теперь насчет того, радикал я или консерватор. За последние тридцать лет, конечно, кое-что добавилось в моих концепциях. Некоторые
вещи, возможно, были и новы. С возрастом каждый человек из революционера становится консерватором. Но это еще не весь ответ на
вопрос. Дело в том, что я остаюсь радикалом по отношению к государству в политическом плане. Я это государство не люблю, я
чиновников не люблю. Я не доволен тем, что электората в нашей стране больше нет. Какого еще вы хотите радикализма? Чтобы я на Лобное
место вышел с плакатом? Пока можно и здесь говорить.
Но где я консерватор, так это в отношении природы, потому что мне ее жалко. Каждый человек сожалеет, когда разрушается среда, в
которой прошло его детство. И вы все, молодые, будете такими же консерваторами, в конце жизни вы тоже будете жалеть, что уже нет
того, другого, третьего, что было в пору, когда вы были молоды, когда занимались любовью. И консерватор я главным образом в
отношении природного ландшафта.
А что касается остальных моих взглядов, то я скорее радикал. Я по своим политическим убеждениям примыкаю к Валерии Новодворской. В
чем у меня с ней есть расхождения, так это по сексуальным вопросам. Она недостаточно продвинута, судя по ее давним интервью. А в
остальном я с ней солидаризируюсь.

Алексей Титков: Если можно, мой вопрос будет состоять из двух частей, впрочем, взаимосвязанных.
Первая связана с некоторым моим недоумением, оставшимся, видимо, еще со студенческих лет, насчет того, что схема, которую вы
представили на доске, изображает советское общество точно так же, если я правильно помню, как вы писали в своих статьях, что модель
поляризованного ландшафта также реализуема только в условиях планового хозяйства. Тот рисунок, который я вижу на доске, до удивления
напоминает схему Лёша и Кристаллера, которая была сделана в 30-х годах в Южной Германии, совсем не централизованном государстве, и
точно так же поляризованная биосфера во многом похожа на классическую модель Тюнена: та же бурная жизнь в городе посередке и те же
леса с медведями на окраине. Но, впрочем, основная суть вопроса заключается в том, что я все-таки принимаю то, что отражается
советская среда, а дальше в жизни происходит так, что за 10-15 лет, прошедших с момента окончания советской власти, в хозяйственной
и общественной жизни страны произошло много вещей, в том числе и некоторый уход от вертикальности; и на состоянии границ, о которых
вы рассказывали, все это тоже явным образом сказалось. Вот здесь сидящий в зале Леонид Смирнягин тоже любит говорить о специфике
границ между регионами, но в последние годы, приезжая из экспедиций, он рассказывает об освоении этих территорий, о том, что
природной экологической сети этот процесс, столь замечательный для людей, явно угрожает. Что здесь можно будет сделать?

Родоман: Ясно, что здесь можно делать: организовывать национальные парки, заповедники, а за их пределами та жизнь, о которой вы
говорите, будет кипеть, но, опять же, при определенном природоохранном режиме. Должны существовать разные степени природоохранного
режима: для Московской области они были разработаны. Есть заповедники, где нет никакой хозяйственной деятельности, есть национальные
парки, где допускается то, другое, третье; есть вообще технополисы, где всякое возможно.
С экономической точки зрения, это благоприятная ситуация, что кое-где эти границы размываются, возникают межрайонные объединения. И
чем больше формируются объекты, размывающие эту классическую схему, тем необходимее в качестве реликта тоталитарного режима оставить
систему природных парков и заповедников. Там, если хотите, мы установим тоталитаризм в области охраны природы. То есть демократия в
одной сфере и тоталитаризм в другой должны уживаться; так и везде в жизни бывает.

Лейбин: Перед тем, как будет задан следующий вопрос, мне бы хотелось предложить тему для дальнейшего обсуждения. Во-первых, уже было
сказано про поколение, а во-вторых, мы - "Полит.ру", так что хотелось бы все-таки услышать что-то в плане среднесрочной перспективы.
Все-таки мне не все равно, распадется страна или не распадется. Например, в статье Бориса Борисовича "Сколько субъектов нужно
федерации" анализ вообще-то проделан настолько ясно, что любой проектировщик должен с этим ознакомиться. Все-таки хотелось бы
попробовать выйти на среднесрочный уровень.

Иванова: У меня два вопроса на уточнение вашей позиции. Она мне очень интересна, несмотря на то, что были произнесены слова о том,
что вы ее уже долгое время отстаиваете; я думаю, что настоящий ученый свою концепцию разрабатывает вне времени и пространства, так
что это позитивный момент.
Первый вопрос такой: правильно ли я поняла, что у нашей страны, как и у любой другой страны, есть своя генетическая программа, свой
геном. И ваша схема как раз напоминает, если мы оторвемся от конкретной политической ситуации, жесткую кристаллическую структуру. И
эта генетическая программа все время будет себя воспроизводить вне зависимости от того, какой будет правитель. Именно в такой
жесткой кристаллической структуре. Видите ли вы в природе какой-либо аналог вот такого кристалла, который соответствует этой
структуре?
И второй вопрос: вы очень интересно рассказали концепцию взаимосвязи разных городов. Есть ли у вас своя модель формирования нового
города? Именно на основании не только вертикальных связей, но и горизонтальных.

Родоман: Что касается первой части вопроса, то я хочу сказать, что это хороший вопрос, тут даже, можно сказать, родилась
определенная идея. Сейчас я ее изложу.
Действительно, особенности российского общества, которые связаны с территорией, природными условиями, с экстенсивностью развития
хозяйства отложились в ландшафте, и этот ландшафт превратился в геном, который уже мешает кое-чему. Я не знаю, как с рыночной
экономикой, реформами, отменой льгот совместить, скажем, дачную инфраструктуру. Люди будут платить за дорогу, чтобы ездить за 150
километров на свои дачи? - Нет. Я считаю, что не будут они все равно платить, не будут, потому что сработает этот геном, этот
ландшафт, который уже сформировался. У меня есть статья на эту тему: что этот самый дачный образ жизни и является главным
препятствием для рыночной экономики западного типа.
Так что это правильная мысль: можно принять на вооружение понятие геном. В культурном ландшафте накопился такой потенциал, такая
инерция, что она по-прежнему способствует воспроизводству в нашей стране таких структур, которые, может быть, кажутся архаичными с
определенной точки зрения.
Что касается идеального города, то я этим занимался только в детстве, я считаю себя некомпетентным, чтобы нарисовать картину
идеального города. Но я одно время увлекался идеями американского архитектора Солри: это многоэтажные города-здания, которые должны,
как зубы, расти из литосферы, а вокруг сплошные природные парки. Нравилась мне такая идея. Сейчас я считаю, что мне не стоит этим
заниматься, но все-таки у меня вот в этой книге есть одна картинка, сейчас я ее покажу тому, кто мне задал этот вопрос <Б.Б.
Родоман раскрывает книгу и дает ее Н. Ивановой>. Так что есть у меня кое-что на тему города будущего. Я, грешен, и на эту тему успел
написать, хотя это и утопия.

Чадаев: Здесь не так давно выступал Вячеслав Леонидович Глазычев, который нас убеждал в том, что никакого субъекта федерации как
целостного образования у нас нет, а существуют только поселения разного типа: города, поселки, села, деревни и так далее. Ваша же
схема предполагает наличие некоторой базовой единицы структурирования пространства - региона. Есть некоторый региональный центр,
некоторая периферия в виде населенных пунктов, которая от центра по радиусам расходится. Я пока не очень понимаю, кому верить в этом
смысле. Это как бы первый вопрос, по которому я хотел бы получить комментарий.
Кроме того, мне хотелось бы несколько более подробно остановиться на вопросе о том, что положено и не положено областному или
губернскому, уездному или районному центрам. То есть что именно, какие именно типы объектов позволяют городу претендовать на право
быть центром, столицей, если угодно, той или иной территории? Мне понятно, что в дореволюционной ситуации село постольку является
селом, поскольку в нем есть церковь, а деревня тем от села и отличается, что в ней церкви нет.

Родоман: Это вопрос или уже выступление? Ну, я отвечу на это. Знаете, не говорите так много, а не то я не запомню.
Почему первичен регион? По многим причинам. Во-первых, потому что я географ и люблю сплошной подход к территории, а подход
архитектора, градостроителя - слишком дискретный. Природой они называют зеленые насаждения, как будто их Бог насадил. Они
гиперурбанисты, много говорят о городах. Но для меня не существует научной границы между городским и не негородским поселением.
Более того: я вообще не понимаю, почему мы придерживаемся этих двух категорий. Никакого научного объективного содержания в различии
городского поселения и сельского, города и деревни, нет. До революции в языке существовала масса разных слов, потом
выкристаллизовалось три уровня: бывший посад, ныне поселок городского типа (он соответствует местечку в западных губерниях),
собственно город, поселение сельского типа. Есть там церковь или нет, это сейчас детали. Не вижу я разницы; когда я занимался этим
вопросом, я не нашел объективных научных различий между городом и деревней в нашей стране. Я считаю, что эти термины являются
пережитком, как было принято говорить, феодального общества, когда разные поселения пользовались разными привилегиями. Известно, что
одни были освобождены от податей, другие не освобождены и так далее. Это пережиток феодализма.
Архитекторы, конечно, делают слишком сильный упор на городской среде. Они из городской среды выходят на сельскую. Поэтому, исходя из
моих интересов рассмотрения ландшафта и охраны природы, я рассматриваю регионы.
Должен сказать, что наши регионы, конечно, не заслуживают того, чтобы быть субъектами федерации, ни один из них не заслуживает.
Республики достойны того, чтобы быть автономными единицами унитарного государства. Государство de facto унитарное. Почему они
субъекты федерации? Когда это они сговорились и основали эту федерацию? И вообще у них во главе сейчас не будут стоять даже выборные
чиновники. Я уже объяснял в своей статье, что Российская Советская Федеративная Социалистическая республика стала называться
"федеративной" по недоразумению. А когда это потом было унаследовано, постсоветская Россия стала называться федерацией. Сегодня нет
никаких оснований называть нашу страну "федерацией", а эти единицы - "субъектами федерации". Но автономные единицы у нас должны
быть.
Далее, в моих концепциях регион действительно является чем-то более реальным, чем для Глазычева. Если Глазычев видит множество,
созвездие городов - опять-таки они все зациклены на городах, они же градостроители, а не землестроители или рекостроители,
лесостроители - для меня это нечто более реальное, потому что я своими ногами прощупал эти границы. Ногами прощупал, как пешком, так
и на лыжах. Естественно, что каждый человек что-то черпает из своего опыта. Вот Гумилев посидел в лагерных бараках и распределил
весь мир по этносам, каждый должен жить в своем бараке. Кто в свой барак не попал, тот химера. У него был лагерный опыт, он понял,
что один латыш на каторжной работе равен четырем русским. У меня тоже есть личный опыт, и я, исходя из него, пришел к понятию
какого-то склероза и большой реальности этих административных единиц.

Чадаев: Второй вопрос, относительно того, какие типы объектов создают сейчас центр региона:

Родоман: Да-да, я просто всего не запомнил в вашем обширном вопросе. Я смотрю на это пессимистически: только чиновник. У нас города
как были административными пунктами, так ими и остались. Промышленный экзамен наши города не выдержали. У нас реальными городами (мы
все-таки никуда не можем уйти от этого термина) являются те, которые выполняют административную функцию. Настоящие города - это
центры областей, краев, республик. Остальное уже сомнительно. У нас даже многие бывшие уездные города во многом превратились в
деревни. В советское время наделали столько городов при промышленных предприятиях, но ведь их жители живут за счет того, что
обрабатывают свои садовые участки. Для этого они на заводе числятся, чтобы превратиться по сути в крестьян. Хотя многие возражают,
говорят, что у нас как раз горожане разводили огороды, но есть мнение, что наша урбанизация в значительной мере была мнимой.
Итак, я считаю, что для тоталитарного государства, каковым была Россия и каковым она будет в ближайшее время,
командно-административная, чиновничья функция города - это единственный, главный непреходящий градообразующий фактор, а остальное,
видимо, играет меньшую роль. И сверху навешивается, конечно, культурная инфраструктура: учебные заведения и так далее.

Чадаев: Да, но при этом бывают такие случаи, как, например, административный центр Белгород и промышленный центр Старый Оскол.
Самара - Тольятти.

Родоман: Все равно Белгород является центром области. Не бывает правил без исключений. Сюда же относится и моноцентричность.
Возможно, мне следовало об этом сказать: в нашей стране есть несколько регионов, которые не являются моноцентричными, а оказываются
двухядерными, как, например, Кемерово и Новокузнецк - пожалуйста, два центра. В Вологодской области: Череповец и Вологда. Я
согласен, что и в Белгородской области важную роль играет Старый Оскол. Может ли это привести к разрыву области? - Думаю, что может.
Мысль о том, что стоило бы разорвать Вологодскую область - напрашивается. Богатая западная часть: Там действительно есть сферы
влияния. Так что не все, конечно, так гладко. Все-таки вы имеете дело с теоретиком, который подгоняет действительность под свои
схемы; надо к этому относиться с некоторым снисхождением.

Лейбин: Поскольку в вопросе была апелляция к одной из прошлых лекций, я хотел бы заметить, что несколько из них отвечали на вопросы
нашего сегодняшнего обсуждения - в разных действительностях.
На самом деле, Глазычев, с которым я еще разговаривал после лекции некоторое время назад, в общем-то не против того, чтобы
административные границы существовали: пусть они себе существуют. Он рассуждает в другой действительности, в действительности
проектов развития. Например, понятно, что проекты развития не могут быть сфокусированы внутри Татарстана, потому что Татарстан
принадлежит к нефтедобывающему району, к которому также принадлежит и Башкортостан. Поэтому внутри административной функции проекты
развития размещены быть не могут.
Но это не значит, что административная функция должна куда-то исчезнуть. Пенсии надо раздавать - почему бы не по этой схеме. Это
действительность проектировщика.
Второй тип ответов давал нам в прошлый четверг Орешкин: надо ли выбирать и где надо выбирать. Он говорил, что есть некоторые районы,
в которых по итогам нашей десятилетней новейшей истории выборы вообще бессмысленны, а есть районы, где выборы могут быть реально
полезны.
Есть третья действительность - социальная. Ее вводил Виталий Аркадьевич Найшуль. Он говорил, что существуют естественные
культурно-этнические ареалы, которые он называет "землями". Например, Татарстан, "татарская земля", по его выражению, - это вроде бы
естественная социальная территория, которая должна иметь какую-то автономию. Внутри русских земель есть такие естественные
территории, которые несколько крупнее, чем нынешние субъекты федерации. И в принципе, если бы разделение было более естественным в
культурном смысле, то мы бы смогли достичь большей человечности государства в смысле вовлечения народа в его дела.
Было несколько таких подходов. Мне кажется, что эти действительности в принципе не противоречат друг другу, все это нужно учитывать.
Конечно, Глазычев рассчитывает на небольшие проекты, которые вот-вот будут осуществляться, а Борис Борисович говорит о стратегии с
большим историческим шагом.

Родоман: Я, в принципе, не против плюрализма административно-территориального деления. Может быть, мы имели бы демократическое
государство, если бы у нас было много равноправных сеток. Но не получается, потому что они все, в том числе и церковные епархии, и
консульские округа, только в эту схему и вписываются. Не могут они из нее выйти. Я не говорю, что это хорошо, но с этим надо
считаться. Вот гриб какой-то вырос или лишайник: он существует объективно. Если они смогут вылезти из этой схемы, то давайте,
попробуем другое административное деление. Возможно, оно будет вполне лояльным по отношению к этой экологической сети, не будет ее
трогать, разрушать. Почему мы на карте тогда будем показывать только области и края? Может быть, будет существенной совсем другая
сетка. В принципе, я не против этого. Но ту картину, которую я видел, я здесь и описываю. То, что есть, то, что довлеет, то, что
господствует. Это так, потому что наследие, которое можно назвать тоталитарным или каким-либо другим, очень реально.
Долгин: Небольшой комплекс из одного замечания и пары связанных вопросов.
Первое замечание насчет сталинской конституции: все, конечно, хорошо, но сама идея о возможности отделения республик в любой момент
все-таки ленинская. И Советской Союз строился ровно на этом условии.
В продолжение того, что было в начале первого вопроса. Было сказано, что нельзя разрушать автономные республики. Возможно. Я пытаюсь
дальше понять логику того, что можно и что нельзя.
Соответственно, исходя из этого, первый вопрос: а как быть с округами, тоже как бы национальными? И вообще, всякий ли этнос имеет
право на такую компенсацию неприсутствия в ООН? Насколько мелким он должен быть? Саамы и так далее - каждому создавать автономию?
Соответственно, если с автономными округами то же самое, то есть их нельзя трогать, нельзя никуда включать, нельзя ничего создавать,
то как решать проблему сложносоставных субъектов федерации?
И, наконец, самый последний вопрос. Предложено не менять ситуацию с республиками. При этом в ответ на другой вопрос прозвучала мысль
о том, что потенциал распада у России достаточно велик. Или, скажем, что он есть. Соответственно, вопрос: он есть для какого случая?
Для случая, когда мы республики сохраняем или когда не сохраняем? Каковы граничные условия, когда этот сценарий распада заработает?

Родоман: Конечно, тут я только могу высказывать свои фантазии по этому поводу, но, как я уже говорил здесь в своем выступлении, эта
мысль, пожалуй что, только здесь и родилась: действительно, потенциал распада увеличится, если республики будут трогать. Я думаю,
что надо различать: с одной стороны, республики Северного Кавказа и Нижнего Поволжья, а с другой стороны северные республики. Мне
кажется, что потенциал национального самосознания у коми, удмуртов - я знаю это только со стороны, может быть, плохо - несколько
ослаб. Но если затронуть Татарстан, то тут-то и начнется. Ведь там есть еще подпитка из мусульманских стран: есть Турция, есть
Ближний Восток. Поэтому мне кажется, что если не хотят распада России, то эти республики лучше не трогать.
Конечно, невозможно каждому этносу дать свою территорию. Но я хочу зайти с другого конца: я не сторонник того, чтобы каждый этнос
имел свое государство, свою территорию, но, во-первых, не надо отнимать то, что уже есть, и во-вторых, я хочу напомнить на примере
нашей страны, как исчезли многие этносы только потому, что у них была отобрана или им не была дана территориальная автономия. Вот в
советское время только сформировали такой этнос, как шорцы: это как бы татары, которые живут в основном в пределах нынешней
Кемеровской области. Хотя это тоже спорный вопрос: почему их выделили; может быть, шорцы были искусственно созданы в советское
время. Но был такой этнос. Были школы, которые работали на этом языке, алфавит - все было. Как в 1936 году национальный район
ликвидировали, так все исчезло.
Талыши не приобрели автономию в составе Азербайджана, и что же получилось? - Угнетение. Я был в талышском районе, там по-талышски
даже русские дети говорят. Талышский язык так же отличается от азербайджанского, как русский от английского, если не больше. Это
разные народы с разным типом культурного ландшафта. Одни живут в саманных домах, другие в домах с остроконечными крышами. И тем не
менее, было приказано: не быть талышами, быть азербайджанцами.
Я вам скажу, что национальный гнет в нашей стране существует не только в виде пресловутой русификации: другие народы среднего
размера душили малые народы. Есть такой народ тофалары - их объявили тувинцами, заставили пасти скот. Они там медвежью кровь пили,
если медвежье мясо, теперь их заставили пасти коз. Все время было какое-то насилие над этносом.
А если был бы национальный район, то во главе стоял бы администратор "титульной национальности". У своего чиновника есть
родственники; чиновник, принадлежащий к тому же этносу, мог бы способствовать его сохранению.
Опять же, вопрос: надо ли сохранять малые этносы? Надо ли сохранять языки? Я исхожу из такого постулата, что разнообразие рас и
культур есть богатство цивилизации. Может быть, с этим можно спорить, но, опять же, если мы почему-то заботимся о сохранении редких
видов животных, значит, мы должны заботиться о редких видах людей, этносов. Это логично. Если для сохранения редких животных мы
создаем заповедники, национальные парки, зоопарки, то почему нам не устроить нечто подобное и для малых народов. То есть резервации
в том или ином смысле. Может быть, я не прав. Может быть, надо, чтобы поскорее исчезли всякие различия. Но почему-то я сейчас
придерживаюсь концепции, что различия - это богатство.

Долгин: Но по отношению к способам сохранения национальных различий ведь есть два классических подхода. Условно говоря, Розы
Люксембург - национально-культурная автономия; и, условно, ленинский, связанный с проблемой права на самоопределение. Вы вполне
сознательно придерживаетесь второй линии?

Родоман: Да, так говорит мой опыт наблюдения за тем, что происходит в нашей стране; прожил я в ней свыше 70 лет и видел, как это все
было. Если мы действительно считаем ценными национальный язык и культуру, то в нашей стране в условиях посттоталитарного,
полутоталитарного общества культурная автономия делу не поможет, а территориальное объединение пригодится. В другой ситуации,
возможно, и нет. Просто исхожу из того, что я здесь видел.
Долгин: И все-таки насчет сложносоставных субъектов:

Родоман: Пожалуйста. Меня удивляет вся эта шумиха с объединением округов со своими краями. На географических картах, которыми я
пользуюсь и которые были изданы в этом году, они по-прежнему являются частями этих областей. На любой географической карте вы
увидите, что Тюменская область состоит из районов, непосредственно подчиненных Тюмени, и двух округов. Усть-Ордынский Бурятский
автономный округ входит в Иркутскую область, а Агинский Бурятский автономный округ - в Читинскую. А то, что они при этом числятся
наравне с субъектами Федерации - это, конечно, полный абсурд.
Какой смысл имеет Ханты-Мансийский или Ямало-Ненецкий автономный округа в наши дни, когда титульные этносы там в ничтожном
меньшинстве? Название округов должны напоминать людям, за чей счет они получили сове национальное благосостояние. Элита нашей
страны разбогатела благодаря разрушению традиционного культурного ландшафта и быта народов Сибири и всего так называемого Крайнего
Севера. В Соединенных штатах сейчас очень любят индейцев, после того, как их в значительной мере истребили; теперь их превозносят в
художественной литературе и в кино. Пора и нам вторично полюбить свои малые народы. (в первый раз мы их любили в советское время, в
разгар "дружбы народов").
Я полагаю, что этнонимный автономный округ должен существовать при любом (в процентах) "национальном составе", как памятник жертвам
колониализма, как упор совести, как символ долга огромного народа перед малым народом, который почти исчез от соприкосновения с
европейской (в данном случае, русской) культурой.
Впрочем, я пришел сюда не для того, чтобы излагать свои политические взгляды и проекты. Вы меня на это спровоцировали, поскольку мы
все-таки находимся в Полит.ру. Я думаю, что моя роль - если в какой-то степени оставаться ученым - напоминать и предостерегать.
Строго говоря, миссия науки даже не в том, чтобы излагать факты, а в том, чтобы объяснять, что бывает, что может быть при
определенных условиях.
В общем, у меня есть обоснованные опасения касательно непродуманной, поспешной перестройки административного деления. Я не считаю
такую перестройку насущно необходимой. Я убежден, что существующая сетка административных регионов нисколько не мешает ни социальной
политике, ни борьбе с терроризмом, а вот отвлечь от этих задач административная реформа нас вполне может.
Вопрос из зала: Борис Борисович, не кажется ли вам, что ваша теория все-таки в основном опирается на полевые исследования, которые
проводились в северо-западном крае, который мне лично очень дорог, скажем, Псковская область и даже конкретно Новоржевский уезд,
город Великие Луки, который не является областным центром и, мне кажется, немножко выбивается из вашей теории. А страна наша
огромная, как вы об этом говорили, и тема лекции была заявлена как "Россия - территориальный монстр". Если исходить из ваших
конструкций, то получается, что все естественно. И в этом, мне кажется, скрыта идея, что все-таки эта структура северо-западного
края сформировалась для Петра, а может быть, даже и для Романовых, если уж династиями мерить. Все-таки Новгород, Псков - они Бог
знает когда возникли, и сама структура расселения, разграничения территории: не зря они там за Великие Луки периодически между собой
воевали. Поэтому, применима ли такая методология ко всей территории вплоть до Манчжурии, тех же Ханты-Мансийцев и так далее? Без
всякой политики.
Родоман: Да-да, это, конечно, хороший вопрос. Это вопрос глубокий и он, действительно, заслуживает внимания. В моей концепции есть
разные пласты. Когда я говорю об экологической сети, это одно. Когда я рассуждаю об административном делении вообще и о республиках,
это другое; совершенно разные темы. Получилось так, что все смешалось. Одно я писал в "Отечественных записках", другое еще где-то.
Если взять мою концепцию поляризованного ландшафта, то она ограничена и национально и регионально: она выросла в Нечерноземье. И,
как вы говорите, да: Великие Луки, это так. Я думаю, что если бы я был уроженцем даже Ставропольского края и работником
Ставропольского пединститута, видимо, у меня были бы другие представления.
Но это подтверждается - схемы Тюнена; работы Нефедовой показали, как работают схемы Тюнена именно в Нечерноземье. А вот на юге уже
нет, на Северном Кавказе уже не так. Есть региональная ограниченность у моей "теории".

Вопрос из зала (продолжение): Вопрос о той же границе: если речь идет о Тверской, Московской и Смоленской областях, то я согласен
стопроцентно, но между, допустим, Ставропольским краем или Краснодарским, Воронежским - явно это выглядит иначе.

Родоман: Да, конечно. Я недавно наблюдал, например, между Брянской областью и Орловской: нет этого кое-где. А кое-где есть. Между
Калужской и Орловской есть.
Еще интересную роль играет возраст территориальной единицы: Брянская область сравнительно молодая, Брянск был в составе Орловской
губернии; это чувствуется: молодая граница, недавно возникшая. А старые границы, и особенно спрямленные, более существенны. Так что
все это, может быть не применимо для всей нашей страны. А в пределах бывшего СССР это не применимо, например, к странам Балтии. К
Польше это мало применимо. Там, насколько я мог видеть, большую роль играет вовсе не удаленность от центра, а ранг автодороги. Если
дорога высокого ранга, то там на каждом земельном участке торговля и склады, а на заднем земледелие, а если это дорога маленькая,
сравнительно проселочная, хотя и асфальтированная, там земледелие преобладает на всей этой полосе. Повторяю, если это большая
дорога, то вплотную к ней располагаются в первую очередь склады и торговля. А вот расстояние от Варшавы или Вроцлава не играет, по
моим наблюдениям, такой роли. Но мы с вами изучаем Россию, и, как мне кажется, некоторые ее особенности я сегодня отметил.

04 ноября 2004, 13:03



От Георгий
К Георгий (13.01.2005 00:14:37)
Дата 13.01.2005 12:35:59

Что скажет Мирон по поводу этого обсуждения, как "ратник провинции"? (-)


От Георгий
К Георгий (13.01.2005 00:14:37)
Дата 13.01.2005 12:24:04

Любопытный поворот. А, братья-форумяне? %-) (*+)

>Адрес страницы:
http://www.polit.ru/lectures/2004/11/04/rodoman.html
>ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ

>Россия - административно-территориальный монстр
>Лекция Бориса Родомана




>Происходит депопуляция, образуются упадочные зоны. С точки зрения традиционных экономистов, надо эти районы поднимать, что и
>пытались делать в советское время. Надо составлять программы, как бы все это опять населить, возродить и так далее. Но есть ведь и
>другой аспект, экологический. Ведь на земле не только люди живут, но и другие животные, растения. И с точки зрения экологии,
>необходимо, чтобы природный ландшафт - естественные леса, луга, тундры - занимал от 1/3 до 1/4 площади суши. Он должен где-то
>находиться не только в Заполярье, но во всех природных зонах, иначе этих зон просто не будет. Желательно, чтобы он существовал во
>всех регионах, а не так, когда немного лесов в Бразилии и немного лесов в Сибири вырабатывают кислород на все человечество. Лесов
>должно быть везде понемногу.
>И вот эти места, пограничные области, являются экологическим резервом, они обладают большим экологическим потенциалом. Кроме того,
>чтобы биосфера как-то сохранялась, необходимо, чтобы естественные ландшафты образовывали по возможности сплошной массив. То есть
>чтобы они не были жалкими островками. Но большой массив в условиях высокой урбанизации и многочисленного населения означает сеть, то
>есть необходимо, чтобы природный ландшафт тоже образовал сеть, более или менее сплошную; не обязательно, чтобы полностью сплошную. И
>вот для этой сети на территории нашей страны подходящим местом являются административные границы. Эта экологическая сеть называется
>"эконет". Есть международные программы по устройству эконета, и Россия в них участвует и проедает гранты, которые оттуда идут. Но
>смотрит она в первую очередь на запад, на их методику. Там для организации эконета, может быть, надо выкупать землю или прилагать
>дополнительные усилия, а у нас ничего делать не надо: у нас готовый эконет формируется в Нечерноземье. И это тот замечательный
>случай, когда для достижения благих целей, для достижения социально-экологических благ не надо ничего делать, а надо наоборот ничего
>не делать.
>Сейчас ваше поколение воспитывается в парадигме деятельности, вы одержимы манией деятельности. Вы все считаете, что для того, чтобы
>достичь блага, надо действовать. Чтобы действовать, надо организовывать. Чтобы организовывать, нужны финансы. А вот вам прекрасный
>случай того, как путем воздержания от целого ряда видов деятельности: от незаконной застройки, от охоты, от ненужных программ
>восстановления территорий - природе можно дать возможность воспользоваться ее сохранившимся пока потенциалом самовосстановления.
>Формируются всякие заросли, леса...И особенно быстро это происходит на стыке границ. Вы понимаете, что если граница в виде линии
>обладает экологическим потенциалом, то еще большим потенциалом обладает узел, где в одной точке сходятся три границы. Там образуются
>медвежьи углы. В качестве примера могу предложить северо-западный угол Московской области, северо-восточный, где кроме Московской
>сходятся еще Тверская и Ярославская области. И там действительно живут медведи, там есть охотничьи хозяйства. Сейчас я покажу эти
>узлы границ <показывает на схеме>.

...
>Итак, мы не должны мешать экологизации административных границ, и в этом случае наша страна может выполнить свою уникальную
>историческую миссию - быть экологическим донором для всего человечества, потому что не надо гнаться за стандартами производства, не
>надо стараться догонять ушедший поезд и обязательно выравниваться с остальными странами по каким-то экономическим показателям. Все
>это означает действовать с оглядкой в прошлое. Россия могла бы специализироваться на роли экологического сторожа, чтобы охранять
>природный ландшафт в интересах всего человечества, может быть, опираясь при этом и на вооруженные силы, скорее всего, международные,
>дабы препятствовать, скажем, заселению нашей Сибири. Нельзя допустить, чтобы с ней произошло то, что случилось с Манчжурией всего
>лишь за одно столетие. Она была такой же таежной, такой же редконаселенной, как Сибирь
>Я полагаю, что это может быть реальной политикой, учитывая то, что запасы сырья не вечны. Для нашей страны я предлагаю экологическую
>специализацию. Некоторые считают это абсурдом. И это, конечно, тоже утопия: нет никакой надежды, что наша власть и наши чиновники к
>этому прислушаются. Надежды на это нет, но наша задача в том, чтобы предлагать то, что мы считаем разумным.



Любопытный поворот. А, братья-форумяне? %-)


От Владимир К.
К Георгий (13.01.2005 12:24:04)
Дата 13.01.2005 21:14:04

Любопытный. Но давно ожидаемый.

Помните моё "эссе о невысказываемом"?

Ну, а по частностям, меня впечатлил (но не удивил) такой шедевр:
"Ведь на земле не только люди живут, но и другие животные".

Если представления таковы, остальное - производное.
Хотя, конечно, там подоплека более сложная. Но нам она понятна.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 13.01.2005 00:09:10

Посредственность как социальная опасность (Лекция Ольги Седаковой) (*+)

Адрес страницы:
http://www.polit.ru/lectures/2004/12/20/sedakova.html
ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ

Посредственность как социальная опасность
Лекция Ольги Седаковой

Мы публикуем стенограмму лекции поэта, писателя, эссеиста Ольги Александровны Седаковой, прочитанной 2 декабря 2004 года в клубе
Вilingua в рамках проекта "Публичные лекции Полит.ру".
Лекция Ольги Седаковой - блистательный случай принципиальной критики нашей культурно-политической ситуации. <Нашей> в смысле -
российской и европейской. Причем российская ситуация усложняется тем, что она еще сохраняет опасность возвращения к запредельно
неприемлемой, <расстрельной> политической системе, и одновременно уже заражена общеевропейскими болезнями. Главная из которых -
стремление <к торжеству среднего человека>, посредственности.
Мы хотели бы обратить читателя на ту часть дискуссии, где очевидно, что предложенный лектором путь рассуждения не помещается в наши
усредненные политические стереотипы. Ни в той их части, которая состоит из некритичных заимствований западных культурных и
политических образцов, ни в той, которая питается туманными разговорами об <особом пути>.
После лекции Ольга Седакова по просьбе слушателей прочла несколько своих стихотворений, которые мы также публикуем в этом документе.


Лекция Ольги Седаковой
Ольга Седакова: Добрый вечер. Я благодарна тем, кто пригласил меня выступить перед аудиторией, которую я редко встречаю, аудиторией,
которая собирается обсуждать политические вещи. Это приглашение меня порадовало, но и испугало, потому что менее подходящего
человека для такой беседы, я думаю, трудно найти. Насколько я представляю, здесь обыкновенно выступают люди, которые несопоставимо
теснее, чем я, связаны с актуальной политической и общественной ситуацией, с тем, что составляет, по видимости, ядро этой ситуации.
Я не политолог, не социолог, я мало что понимаю в экономике, юриспруденции; я практически не участвую в литературной публичной
жизни, коллег своих встречаю обыкновенно в других краях, как, например, два дня назад встретила многих из них во Франции. И,
наконец, я уже тридцать лет живу без телевизора. И что же можно услышать от такого человека? Скорее всего, ожидается нечто вроде
"Записок аполитичного" в духе раннего Томаса Манна. Но аполитичность, как известно, - это не более чем политическая позиция. Одна из
политик. И довольно популярная. Что касается меня, то я такую аполитичную политику декларировать не собираюсь.
То, что меня интересует и всегда интересовало, относится к тому, что называют внутренней жизнью человека.
Внутренняя жизнь, вообще говоря, обладает большой автономностью от внешних обстоятельств, а порой, в самых напряженных моментах,
может обладать абсолютной автономностью. Такой момент абсолютной автономности, иначе говоря, свободы от всего, что происходит
снаружи, описал Лев Толстой в своем Пьере Безухове, когда Пьера в московском плену у французов, в ожидании возможного расстрела
посещает чувство личного бессмертия. И рядом с этим чувством все кажется смехотворным: "Меня расстрелять? - думает Пьер. - Мою
бессмертную душу?" Такие моменты абсолютной автономности случаются не только в пограничных ситуациях: сверхтяжелых, сверхопасных -
они могут быть в совсем других местах. В том, что называется "веянием хлада тонка", в голосе какого-нибудь старого певца на старой
пластинке - это, в конце концов, несущественно. Существенно то, что мы оказываемся в прострастве другого, по существу, измерения. Не
только другого измерения: в том месте, которое само - мера, которое само измеряет происходящее уже каким-то иным - и не побоюсь
сказать, последним образом.
Во внутренней жизни - я понимаю условность этого названия, но постмодернистская привычка ставить все в кавычки и говорить перед
каждым серьезным словом "как бы" ("я как бы радуюсь") мне уж очень надоела, поэтому я позволю себе такое старинное выражение - во
внутренней жизни человек встречается с тем, что Гёте назвал "старой правдой", которая всегда та же.
Das Wahre ist von laengst gefunden,
Hat edle Geisterhaft verbunden;
Das alte Wahre, fass es an!
Правда найдена давным-давно
И связала союзом благородные души;
Крепко держись ее - этой cтарой правды.
Эта "старая правда" не изменяется не только от смены политических режимов, но и от космических катаклизмов. Как известно, "небо и
земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Мр. 13:31; Лк. 21:33). Искать ее не надо, она найдена или открыта давным-давно или была
открыта всегда. Но что надо искать - это себя, такого себя, который способен ее встретить. Продолжая прибегать к гётевским словам,
искать себя "благородного", себя, который состоит в союзе вот с этим обществом связанных правдой душ. Именно на этом месте - пути к
себе - мы как раз и встречаемся с политикой. Это неожиданно? Разве не бежать от политики - вместе со всем "внешним" следует, чтобы
найти себя? Такой путь хорошо известен, в обиходе он и почитается "духовным". По моему убеждению, если это путь духовности, то
гностической. Одно дело - отстранение от политизирующей суеты:

И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура -

совсем другое - отношение с политикой в ее исходном, аристотелевском смысле: с политикой как законами общежития, законами
гражданства. Потому что к этой самой гётевской "старой правде" нельзя прийти, если ты пойдешь путем новой кривды, то есть равнодушия
к тому, что происходит, использования всего этого для каких-то своих маленьких удач и выгод или же -выберешь себе пресловутую "точку
зрения вечности" - sub specie aeternitatis, что особенно любят обыватели. Для них это почему-то чрезвычайно легко - оказаться в этой
точке и смотреть на все глазами вечности. Но такая панорама чаще всего подозрительно напоминает обыкновенное наплевательство.
Мне рассказывали мои итальянские знакомые, которые навещали Соловки, как они спросили там насельников, монахов, почему на Соловках
так мало памяти о том, что происходило совсем недавно, почему их гид об этом и речи не заводит. На это они услышали: да ведь было
такое краткое время в сравнении с вечностью... Вот это та точка зрения sub specie aeternitatis, которую, по-моему, можно назвать
точкой зрения свинства. Мои итальянские знакомые, верующие, не побоялись заметить, что и 33 года земной жизни Христа с точки зрения
этой вечности - совсем короткое время!
Вспоминая Томаса Манна уже зрелого, можно привести его слова о том, что политика - это здоровье духа, который вне политического
самосознания и действия гниет. Что такое в конце концов эта политика, это гражданство? - С одной стороны, это опыт существования в
виду зла - и ввиду страдания, чужого страдания, с другой. Вот что я имею в виду, когда говорю о политике. Здесь каждый человек
оказывается свидетелем. Оказывается участником истории - или жертвой истории, как это понимал Бродский: не тем, с кем круто
обошлись, а тем, кто по неведению или лени или малодушию оказался сотрудником палачей.
Когда зло принимает откровенно инфернальные формы, а невинные страдания превосходят все меры, как это было, допустим, при Гитлере и
Сталине, то союз со злом или даже мирное с ним сосуществование определенно делают для человека невозможным встречу со "старой
правдой". Для своего "внутреннего мира" он принес в жертву других - и уж тут никакого мира ждать не приходится. В этом я глубоко
убеждена, и доказательств этому много. Выбор в ситуациях такого рода труден по-человечески (жалко себя, страшно и т.п.), но совсем
не труден эвристически: здесь все ясно - где зло, где добро; во всяком случае, мыслящему и чувствующему человеку это несомненно
ясно.
Наша ситуация гораздо сложнее: она пестрая и мутная. Времена, которые я помянула, времена инфернального зла, без стыда утверждали
целесообразность зла любого масштаба, постулируя, что зло - это добро, если оно служит верной цели ("немецкой верности" или
"торжеству коммунизма"). Теперешнее время такого не говорит. Скорее уж оно говорит, что само это различение устарело, что все и не
добро, и не зло, а что-то такое смешанное и невнятное, отчасти хорошее, отчасти дурное - как все мы, как весь этот грешный мир. Нет
худа без добра - и добра нет без худа, как симметрично дополнил немудрящую пословицу Бродский - и предположил, что это и есть та
новость, которую Россия несет Западу, тот "свет с Востока", которого он ждал и наконец созрел до него. Созрел до старого цинизма
софистов? Итак, во всяком случае, не нам рассудить, что здесь зло а что добро, и сама такая претензия различать грозит
фундаментализмом. Насилие становится неприметным, носители его - анонимны. Кто, собственно говоря, тиран либерального общества? А
жертв как будто и вовсе не видно.
Из того, что я говорю, понятно, что "нашей ситуацией" я называю не собственно российскую ситуацию, в которой мы еще недалеко отошли
от этих инфернальных форм насилия и страдания, и они всегда рядом, так что не впасть в них снова - это наша актуальная задача, и
дальше нее ничего не видно. Но тем не менее, есть общее "планетарное" время, есть положение всей цивилизации, к которой мы так или
иначе принадлежим (или будем принадлежать) и ключевое слово которой - либерализм. Вот это-то общее как раз, мне кажется, во всех
наших разговорах об актуальности и современности не обсуждается. Мы продолжаем говорить о собственной ситуации как из-за железного
занавеса или из-за китайской стены.
Это то самое общее положение, которое мы, после того, как наша почти полная изоляция в мире кончилась, вроде бы должны нагонять:
вроде бы мы отстали от "них". Однако порой мне кажется (по опыту двойной жизни, поскольку я все время странствую между двумя этими
мирами, "нашим" и "их" и не могу уже не видеть их как один мир) - мне кажется, что, как ни странно, часто дело обстоит ровно
наоборот. Кажется, что мы в каком-то смысле уже были в будущем этого либерального общества, хотя, естественно, ничто точно не
повторяется, и "их" будущее может принять какие-то другие оттенки. Но я отчетливо видела, что в чем-то мы действительно были, как
тогда пели, "впереди планеты всей".
Я расскажу одну историю, которая, может быть, уточнит то, что я имею в виду. Однажды в Хельсинки, в университете, меня попросили
рассказать в течение одной лекции, академического часа, вкратце, историю подсоветской культуры и искусства. Одним из опорных
моментов в моем рассказе был "простой человек". Я сказала, что героем всей этой истории искусства был "простой человек". От
художников требовалось писать так, чтобы это понял "простой человек". От музыкантов требовалось писать такие мелодии, которые
"простой человек" (то есть, не получивший музыкального образования и, возможно, не отягченный особо тонким слухом - иначе он уже не
"простой") может с первого раза запомнить и спеть; философ не должен был говорить "заумного", "сумбурного" и "непонятного", как это
делалили Гераклит, Гегель и другие "несознательные и буржуазные", и так далее, и так далее. Был ли этот "простой человек"
реальностью или он был конструкцией? - Это вопрос. Я думаю, изначально он был конструкцией, моделью "нового человека", "человека
воспитуемого", но постепенно эта официальная болванка наполнилась содержанием, и мы увидели этого "простого человека" вживе; его
"воспитали", ему внушили, что он имеет право требовать, чтоб угождали его невежеству и лени. О, сколько раз я видела "простого
человека" в действии. На выставках он писал книгах отзывов: "Для кого это все выставлено? Простой человек этого понять не может". Он
строчил в редакции, он сам стал воспитателем. Да, люди стали такими, какими их хотели видеть. Видимо, это было удобно. Заметьте, как
мало говорится о том, какое удобство реальный социализм, во многих отношениях мучительный, предлагал человеку, чем он соблазнял его:
возможностью безответственности, свободы от личной вины, свободы от "комплекса неполноценности" перед всем, что превышает его
понимание и его опыт. Это прекрасно описал Пауль Тиллих, анализируя тоталитаризм в своем "Мужестве быть". Без согласия среднего
человека на режим, без этого добровольного совпадения населения с режимом мы мало что поймем в происшедшем у нас.
Итак, я рассказываю приблизительно так, привожу примеры, говорю о том, что на могилах многих наших художников, убитых сразу или
взятых долгим измором, можно написать: "Их убил простой человек". И, пока говорю, вижу: студенты смущаются, ежатся... Потом ко мне
подходили преподаватели и благодарили: "Большое вам спасибо! вот теперь они узнали, что делают". Как выяснилось, хельсинские
студенты подходят к своим профессорам с этим самым требованием: "Пожалуйста, не завышайте задач, не требуйте от нас слишком многого.
Не говорите нам слишком сложного и заумного. Мы обычные, простые люди - не требуйте от нас невозможного. Все должно быть для простых
людей".
Финляндия здесь нисколько не исключение. Это совершенно типичная картина. Я встречала европейских редакторов, издателей, которые
говорили то, что мы в прежние времена слышали постоянно и надеялись, что это навсегда исчезнет вместе с нашим специфическим режимом:
"Наш читатель этого не поймет". "Мы не должны угнетать читателя завышенной эрудицией, сложностью и т.п."
Часто в таком разговоре мне приходилось слышать наше родное - незнакомое, к счастью, сидящим здесь молодым людям - раздвоение
человека на "я" и "мы". То есть, человек спокойно излагает собственную позицию: "Я лично этого не люблю, но нам это нужно" - не
смущаясь тем, что это позиция клинической шизофрении. Или наоборот: "Я это люблю, но мы этого принять не можем". Так может говорить
человек, облеченный огромной властью. Допустим, министр культуры.
Мне приходилось разговаривать с таким человеком. Он устраивал фестиваль поэзии, на который пригласил самого модного немецкого поэта.
Все остальные были поэты как поэты, то есть, они писали стихи на бумаге, и стихи эти состояли из слов, подобранных лучше или
хуже.Самый модный поэт ничего такого не делал. Он обладал исключительной артикуляционной одаренностью: он изображал стихи при помощи
одних только звуков, и при этом, как ни странно, можно было узнать, что он изображает. Он объявлял: "Я читаю стихотворение Гёте
"Горные вершины"", - и дальше начинал издавать весьма странные неиндоевропейские звуки, невероятно смешно, и все каким-то образом
понимали, что это именно "Горные вершины". Так он изобразил даже Хлебникова, и я могу свидетельствовать, что это было похоже и очень
забавно.
Устроитель спросил меня: "Как вам это нравится?" И я ответила, что первые минут десять-пятнадцать можно умереть со смеху. Еще через
пятнадцать минут чувствуешь себя свиньей, в которую тебя обратила какая-то Каллипсо, так что теперь ты способен только хохохотать и
больше ни в чем не нуждаешься. Он печально кивнул. И я спросила его: "Зачем же вы его пригласили сюда? Ведь бывают эстрадные вечера,
где такое делают актеры оригинального жанра. Здесь вроде бы собрались поэты". Он мне говорит: "Но вы понимаете, что о нас скажут,
если у нас не будет такого? Мы окажемся реакционерами, правыми, расистами и всем остальным".
Много историй подобного рода я могу рассказать о разнообразных проектах и отчетах. Проекты - а культурная и научная жизнь в
свободном мире теперь практически переведена на проекты и гранты - пишутся совершенно конформистским способом. Если в проекте не
будут указаны темы, которые считаются актуальными - гендерные, в первую очередь; про тело; что-то еще в этом роде - то человек
просто не получит гранта или стипендии. Это также вполне знакомая нам техника маскировки своих настоящих интересов под тем, что
называется "актуальным", а у нас называлось... "идейно верным", кажется.
Я могу рассказать о монументальной живописи - и не где-нибудь, а в ватиканских дворцах. То, что там делается сейчас, до боли похоже
на советскую монументалку брежневского времени. Как раз глядя на такие актуальные декоративные работы, Сергей Сергеевич Аверинцев и
вспомнил песню, которую я уже цитировала, и сказал: "А вот скажите мне, ведь когда нам говорили: "Мы впереди планеты всей", - мы не
верили. И пожалуйста: они приходят к чему-то похожему". К чему похожему - понятно: к обществу контролируемому, к обществу
установочно популистскому, которое ориентируется на чрезвычайно сниженный умственный и культурный уровень, на этого самого "простого
человека", для которого работает могучая индустрия развлечений и которого надо защищать от "непростых".
Поэтому я и назвала ту опасность и ту тираническую силу, которая, по-моему, угрожает современности, посредственностью. Меня очень
позабавило, как мою тему сообщили в рассылке: "Ответственность как социальная опасность". Может быть, в такой постановке вопроса
есть смысл, но мне еще о нем не приходилось подумать. Предложение интересное, так что, может быть, когда-нибудь я и об этом подумаю,
об опасности ответственности. Несомненно, и такая опасность существует.
Но пока я собираюсь говорить о посредственности.
Прежде всего, я предлагаю вспомнить, как был осмыслен у нас наш радикальный поворот от общества тоталитарного типа к какому-то
другому. От чего предполагалось уйти и в какую сторону направиться. В какую сторону, ясно: в сторону модернизации, вестернизации,
достижения того, чем располагает "весь цивилизованный мир". При этом цивилизованный мир представлялся как мир демифологизированный,
рациональный, прагматичный. Избавляться же следовало от господства мифа, от бессознательного, в котором мы пребывали, от
"нецивилизованности".
Несколько лозунгов переходили из уст в уста и в конце концов приобрели статус неоспоримых истин. Один, самый ходовой - строка
Бродского:

Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

Другой - из никем не читанного, но всеми почитаемого Вебера, о протестантском происхождении капитализма.
Третий - смерть интеллигенции и вина русской литературы и русских мыслителей за происшедшее.
Четвертый: или хорошая жизнь - или хорошее искусство. Чтобы не было лагерей, не нужно нам и достоевских.

Остановлюсь на минуту только на первом из этих глубокомысленных тезисов. Поэтический смысл строки Бродского не обсуждается. Принятый
же sensu stricto, как руководство к действию, этот стих довольно страшен. Мина замедленного действия, которую оставил Европе старый
тоталитаризм, - вечное сопоставление с собой, из которого получается, что все что угодно лучше и уже потому его нужно принять.
Нацизм принят за абсолютное зло, рядом с которым любое другое терпимо и даже оправдано. Но, как заметил французский философ Ф.
Федье, всякое зло абсолютно. На практике нетрудно убедиться, что воровство непременно где-нибудь вдали кончится кровью, как это
описано в "Фальшивом купоне" - и как мы имели возможность многократно убедиться, читая о разборках начинающих бизнесменов... Тем не
менее, благодушная безыдейная аморалка приветствовалась как альтернатива "кристально чистым" кровопийцам-идеологам.
И что же мы получили в конце концов, на самом деле? Отнюдь не реальный, нормально действующий рынок, которого, как все знают, у нас
так и нет. Мы получили новый миф и новую идеологию: идеологию рынка. Больше того: поэзию, романтику рынка. В западном мире ничего
похожего нет: рынок - прозаическая реальность; никто ее не воспевает, никто не учит рынку как идеологии, никто не выступает с
моралью или поэзией рынка. Ребенку говорят: "Be nice, помогай ближним, будь хорош со всеми". Его отнюдь не учат: "Урви свое и беги.
Думай о себе, остальное - не твоя проблема", - то есть, всему тому, чем занималась наша новая педагогика, воспитание еще одного
"нового человека" из старого, который получил отвратительное имя "совок". "Совка" - со старым пренебрежением, замечу, - взялись
обучать всему, чего у него не хватает. Не хватало ему, как оказалось, прежде всего хулиганского индивидуализма, который был
провозглашен в качестве новой нормы - на место мифического "коллективизма". Индивидуализм без берегов. Индивидуализм человека,
который живет не среди себе подобных, не среди других людей, имеющих с ним общие интересы, - но против всех. Другое называлось
"совковостью", "советским идеализмом", "советским аскетизмом" и т.п.
Итак, в цивилизованном мире до сих пор принято учить хорошему - и даже некоторым новым хорошим вещам, например, экологическому
сознанию, с которого начинаются многие первые школьные учебники (и среди них - учебник Закона Божия, который я видела в Италии: с
внимания к красоте и хрупкости творения). Можно, конечно, сказать, что это привычное расхождение реальности (в которой господствуют
утилитарные мотивы) и системы воспитания (в духе определенных гуманистических ценностей) - что это не более чем лицемерие, известное
ханжество западного общества, которое всегда обличают местные мыслители неомарксистского толка, привыкшие срывать все и всяческие
маски. Вот вы учите общежитию: люби ближних, помогай бедным, не презирай людей другой расы, - а на самом деле.... Вот вы говорите о
музеях, о гениях, о вдохновении, о шедеврах, а на самом деле, искусство - тот же рынок, и успешные художники - это те, кто хорошо
знают его, выбирают правильную стратегию и потому хорошо продаются и остаются в веках. Такого рода высказывания несут в себе тон
вызова, провокации. Говорить так - дело обличителей общества, для которых в этом обществе предусмотрено свое место. У нас же такая
"искренность" стала первым словом о вещах, стала системой воспитания. Воспитания - как я уже говорила - очередного нового человека,
на этот раз современного, западного, продвинутого.
Это перевоспитание, которым у нас занималась, да и теперь занимается реклама. И как она воспитывает? - Ирина Александровна Седакова,
моя сестра, как-то исследовала рекламу с этой точки зрения и сделала определенные выводы: это новая индоктринация, сменившая
советскую. Чему она учит? Реклама учит жить. Одними из главных слов этой науки года три назад были "жизнь" и "жить". Жить - значит
уметь пользоваться всем быстрее и успешнее других, чтобы ни у кого другого ничего такого (например, такого шезлонга) не было. Игра
на зависти, спеси, комплексе неполноценности - совершенно немыслимые для западной рекламы ходы: "А у соседа такого нет".
Теперь, насколько я вижу не вооруженными теоретически очами, главным словом становится "право": "Имею право хорошо сервировать стол"
; "имею право купить..."; "я достойна такой косметики..."
Это перевоспитание, конечно, основано на некотором анализе прошлого. Обобщение, к которому приходит этот анализ, - несомненно, новый
миф. Он похож на тот пересмотр истории, который был произведен в Германии после нацистской катастрофы. Виноватым в ней почему-то
оказалось все лучшее в своей культуре, все любимое. Вот именно они: Гёте, Гегель, фольклорные песни - оказались ответственными за
ужасы тоталитаризма. У нас, как все помнят, виновником происшедшего оказалась святая русская литература, как ее назвал Томас Манн.
Не кто иной, как Лев Толстой, Федор Достоевский, Александр Блок - они подготовили весь этот кошмар. Поэтому перевоспитание должно
было начаться с того, чтобы решительно покончить со всяким романтизмом, гуманизмом и идеализмом. Новый человек, успешный человек, -
это спокойный циник и агностик, находящий комфорт в том, что ничего нельзя узнать, что "все сложно". Следует быть обывателем, в
котором не осталось никакой пассионарности, и все, что ему нужно, - это гарантии, это отсутствие риска, комфорт и безопасность. Если
такой тип наконец восторжествует, мы будем жить в цивилизованном обществе. История кончится, потому что такой вот мирный обыватель
не любит войны: зачем ему это все; он вылечен на сеансах психоанализа, он уже не невротик, как герои и гении. Всем ведь давно
известно, что невротик и герой - одно и то же, а гений - патологическое явление.
Вся эта Библия либерализма принимается без малейшего сопротивления. Интересно, что эта сверхкритическая идеология антиидеологизма не
дает критиковать себя. Каждый, кто выскажется против какого-нибудь из ее догматов, рискует репутацией: он будет быстро приписан к
лагерю реакционеров, элитаристов, клирикалов и не знаю кого еще. Ах, вам не нравится венчание однополых браков?....
По-своему здесь повторялся европейский путь выхода из шока тоталитаризма - с одним значительным отличием: там искали выход из
чувства собственной вины, а у нас темы своей вины при обсуждении прошлого и не возникало. Никто и никогда, высмеивая, вышучивая,
брезгливо отталкивая все "совковое", не заговорил о собственном стыде и вине.
При этом отличии, общий выбор - путь воздержания от высокого, романтического и доброго - по существу совпадает с европейским. В этом
смысле показателен французский философ Андре Глюксман, написавший книгу "Одиннадцатая заповедь". Одиннадцатая заповедь, по
Глюксману, состоит в следующем: человек должен помнить, что ему соприродно зло. И поэтому никогда не стоит затевать ничего хорошего,
потому что во все хорошее он внесет свое зло, и у нас будет очередная утопия, очередной тоталитаризм и так далее. Когда мне довелось
встретиться с Глюксманом, я спросила его: "А не кажется ли вам, что эта одиннадцатая заповедь избыточна?" Он удивился. Я сказала:
"Ведь если бы это не было известно, не нужно было бы давать все десять заповедей: "не убий", "не укради"и т.д.: зачем человеку, у
которого нет дурного внутри, запрещать такие вещи? Он и сам их не захочет." Глюксман засмеялся и сказал, что моя критика довольно
деликатна: один раввин ему просто сказал, что он считает себя Господом Богом, который дает новые заповеди.
Это, пожалуй, и есть тот урок, который смогли извлечь западные мыслители, пытавшиеся понять, что произошло в двадцатом веке:
признание какой-то фундаментальной недоброкачественности человека и падшести мира. Удивительно, что это кажется таким необычайным
открытием? Но это в самом деле катастрофа антропологии Просвещения, отменившего память о первородном грехе, - конец той картины
человека, которая вдохновляла европейскую культуру последние столетия. Отмена посветительской отмены. Одна знакомая мне поэтесса из
Израиля, выслушав мой рассказ про Глюксмана, заметила: "А я бы предложила другую одиннадцатую заповедь: "Помни, что в тебе есть
что-то хорошее"". Я думаю, что эта заповедь выглядела бы сейчас гораздо оригинальнее.
Итак, знание о внутренней порче и постоянное напоминание: не забывай, что мы живем в падшем мире, что ты падшее существо, - как
будто должно удерживать человека от каких бы то ни было глобальных проектов и утопических надежд, грозящих ГУЛагом и Освенцимом.
Однако не обдумано вот что: эта присущая человеку низость не перестанет действовать и тогда, когда он не будет предпринимать ничего
хорошего... Так что выход из истории не удался.
Но выводы сделаны, картина сложилась и далее не обсуждается: да, это романтики, это поэты, идеалисты, аскеты, фанатики - это они
виноваты в революции, это они все погубили, мы расхлебываем их поэтические замыслы.
На самом деле, есть другие осмысления происшедшего, и другие поиски его источника, которые мне кажутся гораздо более правдоподобными
и которые, как мне кажется, до сих пор внимания к себе не привлекают.
Я имею в виду художнические анализы. Не политологов, не социологов. Я имею в виду, например, "Собачье сердце" Булгакова с его
замечательным героем - хулиганом, недочеловеком. Мне пришлось однажды смотреть блестящий спектакль по этому сочинению Булгакова в
Эдинбургском театре. Шариков, к моему удивлению, был как живой, знакомый, как говорится, до боли: как только шотландский актер смо
так проникнуть в нашего люмпена и его мировое торжество? Зал смеялся, а мне было не до смеха: передо мной проходила наша история,
победители и властители нашей страны. Диагноз: источник происшедшего - хулиганство, хулиганство как исторический феномен. Он
возникает каждый раз, когда кончается аграрная цивилизация и люди из деревни приходят в город. Они вырываются из своей культуры и не
приобщаются к городской. Здесь месторождение люмпенства, которому "нечего терять", которому ничего не жалко, потому что окружает его
чужое, месторождение хулиганства как всеобщей роковой опасности. Между прочим, эту стихию хорошо чувствовали и Блок, и Василий
Розанов...Эту опасную полосу проходят все страны, в которых происходит индустриальная революция. Но в России этот момент, к
несчастью, совпал с Мировой войной, со многим еще, с наличием теории захвата власти (обычно у хулигана теорий и партий не
образуется). Последствия здесь были страшнее, но в своем роде такое вторжение хулигана переживали все европейские страны. Не в той
же ли среде зарождалось нацистское движении? Гете здесь совсем не причем.
Из диагноза следует путь лечения. От чего же требуется исцелиться: от поэта, романтика, идеалиста, аскета в себе? или же от люмпена,
хулигана, бесстыдника? Так вот, если герой тоталитаризма - булгаковский люмпен, хулиган, то это совсем другая история и из нее
следуют другие выводы.
Но еще интереснее, как мне кажется, тот анализ, который невольно (поскольку это не составляло их непосредственной задачи) провели
два совершенно разных писателя: Набоков и Пастернак, ни в чем другом не сходные. Но вот в этом они сошлись: они изобразили деятеля
революции, того, кто устанавливал этот новый строй, как посредственность. Таковы герои Набокова, которых боится главный герой, alter
ego автора ("Смерть титанов"), и таков Стрельников у Пастернака. Это люди, главное свойство которых - отчужденность от жизни,
бесталанность или, как говорит о Стрельникове Лариса, принципиальность. Нужда в схеме, неспособность выйти за пределы этой схемы,
неспособность допустить открытый мир, будь это мир искусства, мир морали, мир чего угодно - все для них должно быть упорядочено раз
навсегда, решено и закрыто, как в старой песенке: "Касса закрыта - ключ у меня".
Гораздо более целенаправленной и обширное, не только художническое, но историческое исследование крушения России предпринял
Солженицын в "Красном колесе". И, по моему впечатлению, его исследование кончается тем же диагнозом. У "старой правды" не нашлось
даровитого защитника: если такие оказывались (Столыпин в первую очередь, фронтовые генералы), окружающая посредственность топила их
с поразительной бездумной жестокостью, она топила не только людей с даром справедливости и заботы, но всякое даровитое решение. В
отличие от Набокова и Пастернака, у которых мы видим более всего душевно-умственную сторону посредственности, Солженицын
сосредоточен на посредственности нравственной, на убожестве сердца - и у "бунтарей" (именно так выглядит убийца Столыпина), и у
приверженцев режима (военачальники, двор). Жорж Нива назвал это "крушением классической добродетели". И здесь мы еще раз видим, что
классическая добродетель и посредственность несовместимы. Человек добродетели - не "маленький человек". Самый разговор о добродетели
становится невозможным, если постулируется отчуждение от истины, источника человеческой интуиции добродетели, практической
ориентации в добре и зле. "Маленький человек" - враг истины: она страшна для него своей огромностью и открытостью. Тем более
праведник (в любом, самом униженном положении) - не "маленький человек". Матрена отстоит от Акакия Акакиевича "яко востоцы от запад"
. "Маленький человек" еле держится на поверхности жизни и тем вызывает у нас острую жалость: но праведник жалости не вызывает: он на
своем месте держит мир.
Господство именно этого характера, "маленького человека", а вовсе не какого-то Прометея из пропагандного мифа и составляло основу
того старого тоталитаризма, в котором мы жили и из которого до конца не вышли. В брежневские времена Иван Жданов как-то заметил:
"Вот, в русской литературе жалели маленького человека, а теперь нами этот маленький человек и правит". Я с ним согласна, потому что
то, что было тогда, никак не было правлением какого-то безумного романтика, кристально чистого кровопийцы и так далее. Ничего
подобного: это был человек, который угнетает других, потому что он сам бесконечно угнетен. Он угнетен страхом - это человек
запуганный. И чем более устрашающие формы принимает его торжество, тем очевиднее, что вся эта сила происходит из того, что он
страшно боится; все, что он делает, - это превентивная агрессия. Как сказал известный немецкий писатель о фашизме: "В их силе нет
блеска". В посредственности блеска не бывает. Она и не понимает блеска. Великое для нее - это просто очень, очень большое и
устрашающее.
Я хотела бы уточнить одну вещь: что я, собственно, имею в виду, говоря о посредственности, о том, что называли "маленьким" или
"простым" человеком, чтобы избежать легко предсказуемых обвинений в элитаризме, высокомерии и т.п.. Посредственностью, которая
составляет социальную опасность, я отнюдь не называю человека, у которого нет каких-то специальных дарований - совершенно не это. Я
называю так человека паники, панического человека; человека, у которого господствующим отношением к жизни является страх и желание
построить защитные крепости на каждом месте.
Русское слово "посредственный" по своей морфологии позволяет понять его по-разному: посредственный как нечто посредине, ни то ни
се - или иначе: как человека, которому необходима опосредованность, который воспринимает все только через готовые, опосредованные
формы: он не может перенести прямого неопосредованного, непосредственного отношения с миром. Вот такого человека и стали
прославлять, называя его золотой серединой, которая спасет нас от опасных крайностей. Мне скрайне обидно за Аристотеля, который в
своей "золотой середине" никак не предполагал посредственности, он бы никогда не связал ее с таким благородным металлом.
Аристотелевская "середина" - очень радикальная вещь: она заключается в равном отстранении от двух противоположных пороков, но в этой
сложной пропорции всегда есть блеск и мужество. Впрочем, не один Аристотель пострадал и обтрепался, попав в развязный журналистский
дискурс.
Так вот, какую же опасность представляет собой человек, который не может открытым образом встретить реальность? По-моему, очень
простую, и долго говорить об этом излишне.
Во-первых, это человек бесконечно манипулируемый, тогда как того, кто не так боится, труднее принудить к чему угодно.
Во-вторых, он постоянно настаивает на все большей и большей герметизации мира, замкнутости от всего иного, поскольку во всем другом
есть риск. Я с большой радостью прочла в одном из посланий Иоанна-Павла II ответ на следующий вопрос: "Кто же виноват в расколе
христианских церквей?" Папа отвечает: "Посредственность". Посредственность внутри каждого из расколотых движения. Именно
посредственности нужны расколы, потому что посредственность, как я говорила, - это желание обойтись без малейшей гибкости, без
всякой открытости, держась за раз и навсегда принятые обобщения, которые заменяют личный опыт, заменяют то, с чего я начинала, -
старую правду.
Представим себе цивилизацию, которая достигла полного торжества посредственности: она, несомненно, открывает двери крайнему риску,
фанатизму, потому что фанатизм - это другой способ переживания той же самой неуверенности и того же самого страха. Это мы и видим в
последние годы: столкновение мира без идеологии, без способности сопротивляться злу (поскольку нет худа без добра), без способности
жертвовать (поскольку последняя ценность этого мира - продолжение существования почти любой ценой) - и людей, которые очень твердо
знают, что всегда и на всяком месте нужно делать и не задумавшись пожертвуют ради этого и другими, и собой.
Вот все, что я хотела сказать. Простите за несвязность и незавершенность моих мыслей.

Участвуют: Ольга Седакова, Виталий Лейбин (ведущий), Алексей Левинсон, Михаил Блинкин, Дмитрий Ермольцев, Юрий Лапшин и др.

Лейбин: Я правильно понял, что это в некотором роде обсуждение кризиса не только российской культуры, но и европейской цивилизации?

Седакова: И нас в той части, в какой мы к ней принадлежим: в нашем культурном авангарде.

Лейбин: Удивительным образом это совпало с тем, что мы обсуждали до того. Я представляю политическое издание, но для нас сфера, -
все равно часть культуры, и чтобы заниматься ей достаточно искренне, надо как-то найти в ней какие-то неложные вещи. И вот мы в
прошлых лекциях обсуждали проблему так называемых демократических ценностей, в которых, кажется, мы попали в лужу.
Как это произошло с описанной вами идеологией рынка, то же самое произошло со многим другим, что как бы воспринято как импорт более
развитой и более высокой западной культуры. В частности, есть ценности демократии, которые почти тотально в нашей интеллигентской
среде, среди моих друзей склеиваются то с мнением ОБСЕ, то с процедурой - с чем-то техническим.
В нашей стране это, по-моему, всегда приходит к следующему дурацкому столкновению: образовалось два лагеря (если уж вводить
политическую актуальщину в эту действительность). Получилось так, что, с одной стороны, есть люди, которые за демократические
ценности, которые склеились с процедурой и с тем, что ценностями не является, а является чем-то скорее экспортным, рекламным
вариантом какой-то части культуры. С другой стороны, есть люди, которые говорят про ценность русского языка, государственности и
культуры, но при этом, кажется, не имеют на это права. И коммуникация между ними невозможна, возможен только мордобой. Одни говорят,
что абсорбироваться надо с русской культурой, а не с чем-то другим, а другие говорят, что надо же демократию любить. В этом и есть
ценность. Отсюда такая непродуктивность, по-моему, чудовищная в нашем общественном обсуждении.

Седакова: Да, и у нас это принимает особенно неуклюжие формы, но в принципе это та же развилка, на которой оказалась и европейская
культура - не скажу об американской, я ее гораздо меньше знаю. Там есть господствующее интеллектуальное мнение, которое можно
назвать левым в разных оттенках. Также есть очень небольшая часть консерваторов или людей, которых относят к правым. И между ними
обнаруживается, может быть, не столь пародийное, но тоже безвыходное разделение. Все, что связано с совестью, гуманностью, поисками
справедливости продолжает оставаться за левыми. Но в сферу репрессивного, того, что понимается как антигуманное, у левых попадает
традиция, культура, воспитание. Все это репрессивно, потому что не все же получали хорошее воспитание, значит, это уже дискриминация
и так далее.
С другой стороны есть консерваторы, которые прекрасно понимают ценность, глубину, высоту человеческой культуры. Но они могут
спокойно (не патетически, как наши патриоты) высказывать вполне фашизоидные вещи, от которых у меня несколько волосы дыбом встают.
Одна моя английская знакомая сказала: "Вы знаете, у нас все разделилось так: сердце - у левых, а голова - у правых". И если два этих
органа состоят в полном отчуждении, они не обеспечивают жизнедеятельности, и в итоге дают состояние столбняка.

Вопрос: Мысли две. Первая крутится вокруг того, что меня задел ваш рассказ про Финляндию, когда вы читали лекцию и студентам не было
понятно, что им говорят. Как мне кажется, в нашем советском и постсоветском научном обществе вроде бы принято писать умными словами.
Но не всегда понятно, когда эти слова умные, а когда они квази-умные, модные слова, новые. Новые, заимствованные. Гиперболизируя,
можно сказать, что считается дурным тоном перевести книжку какого-нибудь западного философа, не сделав ее в три раза сложнее, чем
она была в оригинале. Мне читать эти книжки очень сложно, я дико хочу понять, что имеется в виду, но сталкиваюсь как бы с преградой,
с каким-то шумом. Я не понимаю, хочу понять, и, собственно, мне хочется, чтобы вы прокомментировали вот это.

Седакова: Я ваши требования нахожу совершенно законными. Употребление сложного языка, сверхсциентистского языка и усложнение
перевода возникают просто оттого, что с содержанием что-то не то. Ведь для того, чтобы перевести просто, необходимо понять оригинал,
а наш переводчик часто работает как зеркало, отражая слово за словом. Действительно, эти переводы часто затруднены совершенно
неоправданно. И то, что использование научного языка позволяет скрыть собственную глупость, - это правда. Ваш вопрос говорит как раз
о том, что вы совсем не похожи на тех финских студентов, потому что вы думаете и видите, что между словарем и содержанием есть
расхождение. Их претензия была не в том: они не хотели трудностей. Они говорили: "Вы нам задаете трудные вещи. Мы не хотим думать
над трудным".

Вопрос: С другой стороны, очень разозлившись на все это, не поняв три книжки, которые я очень хотел понять, я решил, что в будущем,
если я буду что-нибудь писать для своих будущих, если они когда-либо появятся, студентов, то писать я буду так, чтобы понял средний
одиннадцатиклассник, поскольку эта мысль соответствует тому, о чем вы говорили касательно среднего простого человека. Не является ли
это профанацией науки? Наука - это все-таки свято.

Седакова: Нет, я так не думаю и не хочу, чтобы меня поняли таким образом, будто я против совершенно естественной и веками освещенной
традиции просвещения, преподнесения знаний в той форме, в какой их поймет начинающий, - не говоря уже о том, что простота формы
может углубить и усложнить содержание. Ваше возмущение законно - и вывод Ваш мне нравится. Если бы вы сказали, что в ответ на это, в
ответ на три книжки, которые меня разозлили, я буду писать только словами, известными пятилетнему ребенку, вот здесь вы бы
поступили в постмодернистском стиле. Посмотри: при помощи словаря из десяти слов я передам вам всего вашего Гегеля.
Повторяю: называя что-то посредственностью, я совершенно не желаю никого обидеть, потому что это не обделенность природой, это
выбранная позиция - вот что я имею в виду. Я выбираю эту позицию, я хочу быть <маленьким человеком>, с которого взятки гладки. И
одно из отличительных свойств посредственности- это как раз поступать реактивно. Раз ты так, тогда я так. Вот эта элементарная
реактивность - одно из проявлений того, о чем я говорю.

Вопрос: Еще одна реплика на тему гениальности. Насколько я понял, вы сказали, что гениальность- это не патология. Я хотел бы в ответ
сказать, что гениальность - это патология, потому что я бы определил гениальность как способность понимать, как работают вещи без
должного багажа знаний на то. То есть когда человек прорабатывает кучу материала и после этого говорит, что так-то оно так-то, а это
так-то, то это уже не гениальность, а мастерство. А гениальность, скорее всего, характеризуется тем, что человек чувствует, знает,
как работают вещи. И поэтому она сродни патологии, потому что нормальный человек не способен понять, как работают вещи, не зная
должного количества всего, чтобы понять.

Седакова: Тут я могу сказать, что общепринятый путь не стоит считать антропологической нормой. Действительно, чаще всего человека
надо учить, но понять без учебы, без подготовки, прямым путем - мне кажется, это нормальная, природная способность человека.
Человек - очень богато одаренное существо; другое дело, что по каким-то причинам создаются культурные затруднения, и он идет долгим
постепенным путем, но мне кажется, гениальное озарение по существу нормально и несомненно здорoво - ничего патологического в этом
нет.

Вопрос: То есть все люди гении?

Седакова: Может быть. По моему достаточно большому опыту общения с чужими детьми я могу сказать, что лет до шести они все гениальны.
Потом некоторые из них начинают скучать и говорить: "Это мне скучно, это не для меня". До пяти лет никто не отказывается от нового,
их реакция всегда необычайно правильная.

Скорик: Проза поэта всегда интересна, но уйти, не услышав поэзию поэта было бы очень жалко. Если бы прочитали несколько своих
стихотворений, я был бы очень благодарен.

Седакова: Мне кажется, это не относится к обсуждению...

Лейбин: Мне лично очень хочется послушать стихи, но я при этом хочу понять, успеваем ли мы чем-то заняться по содержанию.

Лаврентьев: Мне кажется, что этот важный вопрос о соотношении политики и культуры, явно стоит сейчас в России, и нам предстоит
сделать выбор, насколько и в каком качестве мы здесь включаемся в европейскую позицию и насколько мы берем на себя смелость от нее
отличаться. Та вторая позиция, о которой сказал уважаемый ведущий, она пока не смогла доказать, что мы можем идти только своим
путем, не включаясь в общий путь развития европейской культуры; не было показано, что это может нас к чему-то привести. Пока что у
этих людей есть возможность себя проявить, и мы пока что видим здесь сплошные провалы. Вот это моя точка зрения.

Седакова: Да, вот еще одна причина, по которой мне не хочется участвовать в публичных обсуждениях: постоянный сбой диалога. Тебе
отвечают не на то, что ты говорил. Я не говорила о <своей дороге>, никаких совсем <своих> дорог больше нет. Речь шла об общей
современности и о том, какую в ней позицию выбрать: примкнуть к магистральному движению к торжеству среднего человека - или к тем,
кто пытается как-то этому противостоять.
Если для нас, для меня, в частности, человека, выросшего на бесконечном почтении к европейской культуре, встреча с новой Европой
была во многом печальным опытом, то же самое произошло и с их стороны. Разочарование в надежде на <помощь России>. Какую помощь?
Никто так не критикует современное европейское общество, как сами европейцы. Слава богу, этот навык у них есть. Давно обсуждая свою
<утрату идентичности>, многие в Европе ждали, что они услышат что-то ободряющее из России, пережившей такой трагический опыт, из
России - наследницы великой культурной традиции. Что прозвучит не экзотический ответ общей растерянности,но ответ внутри общей
ситуации, внутри европейской традиции, испугавшейся собственной исчерпанности. Вопрос не в претензиях на оригинальность, не в том,
похожи мы или не похожи. Вопрос в солидарности. Может быть, нам есть что сказать.

Лейбин: Я имел в виду, что обе стороны не имеют потенций к тому, чтобы как-то себя проявить, потому что врут обе. В том числе и
себе. Нельзя демократию импортировать без критики ее. А с другой стороны, Виталий Найшулль проводил параллель с Германией, полностью
подтверждающую основной тезис, и говорил о том, что после фашизма там был введен запрет на гениальность, и это обсуждается там в
такой формулировке.

Седакова: Поразительно, как эти формы сходятся. У нас говорили: "Вы слишком ученый. Здесь такие цитаты... Вы хотите показать, что вы
образованный - это негуманно. Нельзя цитировать того, чего другие не знают". Почему-то именно самое яркое, талантливое, ученое
представляется самым опасным, хотя на самом деле это менее всего опасно.

Иванова: У вас очень четко прозвучала мысль о связи посредственности с воспитанием и образованием. И, конечно, всех волнует именно
эта проблематика, потому что сейчас Россия входит в Болонский процесс: она подписала Болонскую конвенцию. Происходит сближение
систем образования. Вопрос такой: на ваш взгляд, это движение от посредственности или наоборот?
И второй вопрос, связанный с предыдущим: для всех думающих людей, у которых есть дети, проблема об оптимальной системе образования
сейчас является наиболее важной, потому что то, что есть в школах, как правило, не устраивает. Люди заглядывают в прошлом: а где же
та, достаточно эффективная, система образования? С учетом вашего опыта: какая из известных европейских систем наиболее отвечает
современным потребностям интеллигентного человека?

Седакова: Я не могу сказать, что я знаю это положение хоть сколько-нибудь подробно. Я могу рассказать только то, что я видела, и то,
о чем говорят все. И этот рассказ будет печальным свидетельством упадка гуманитарной образованности. Совсем недавно я выступала в
одном французском университете и меня спросили: "Вот у вас тут в стихах встречаются образы из греческих мифов, они для вас важны?" Я
сказала: Да, но я боюсь, что принадлежу к последнему поколению авторов, которые переживают античность как нечто живое и лично
необходимое. Я рассказала им о том, что в Англии студенты- филологи не знали, кто такая Аврора, которая встретилась им в
стихотворении Пушкина: "Навстречу северной Авроры...". Тогда я спросила, каких олимпийцев они знают. Недолго подумав, они вспомнили
Аполлона, - и на этом список кончился. Тут мои французские слушатели начали переглядываться. Я сказала, что таким образом мы теряем
не только Античность, но мы теряем всю нашу культуру: английскую, французскую и так далее, потому что без этого нельзя узнать
сюжеты картин, нельзя понять стихи, в которых это все упоминается, вплоть до двадцатого века... Профессор дополнил меня: "И даже
нельзя понять, что такое Европа - ведь это сюжет из греческой мифологии". К моему изумлению, французские студенты сказали:
"Неужели?"
Это падение гуманитарной образованности - относительно недавний процесс. Еще люди моего поколения получили прекрасное гуманитарное
образование, они во сне могут перечислить всех олимпийцев, все классические мифы, все библейские истории. Нынешнее положение - это
результат (как мне рассказывали) контркультурной революции, которую произвели люди моего поколения и немного старше. Дети этих
революционеров уже ничего не знают, они наконец освободились от репрессивной культуры.

Левинсон: Ольга Александровна, мне хотелось бы от обсуждения печальных обстоятельств в западной культуре перейти к тому, что у нас
есть и было. Мне кажется, что вопрос с посредственностью у нас стоял так: посредственность была взята за норму теми, кто имел
возможность любым способом - политическим, идеологическим или каким-то другим - навязать свою власть. Может быть, можно сделать это,
взяв за норму, например, гениальность. А может быть, нет - такой опыт не ставился. Но я хочу сказать, что у нас торжествовала не
посредственность, а посредственность, взятая за норму.

Седакова: Да.

Левинсон: Тогда, по сути дела, то, каким инструментом осуществляли свою власть те, кто это делал, не так важно: это цвет кнута, а не
факт его наличия. И мне кажется, что когда кто-то говорил вам, что вы слишком сложно пишете, то он брал на себя ответственность за
распространение посредственности. Вам это говорили не читатели, а редакторы. Конечно, есть человек, который какого-то поэта не
понимает, что здесь такого? Но когда редакторы запрещают кого-то публиковать, -вот где вставала проблематика посредственности.
Вопрос: встает ли она таким образом сейчас? Мне кажется, что встает. Мне кажется, что это происходит совсем по-другому. Опять
предъявляется обществу идеал, который, может быть, еще не навязывается идеологической машиной, она еще не раскручена, но уже заходят
разговоры о некой новой норме. Мне кажется, что это небезопасная штука.

Седакова: Посредственность, естественно, была одновременно и инструментом и целью: надо было превратить в посредственнность все
население. И те, с кем это не удавалось подвергались преследованию - не каких-то политических взглядов, а просто потому, что они
представляли собой не посредственность, этого было достаточно. То же самое происходило в Германии. Образцов преследования человека
за то, что он не гений, мне кажется, мы не найдем. Мне кажется, и быть такого не может, чтобы гений превратился в репрессивную
силу.
У нас все было очень просто устроено: была машина, которая формовала людей, у нее был свой аппарат, хорошо налаженная система и так
далее. Как подобное происходит в обществе другого типа, для меня остается загадкой. Кто велит делать плохие выставки? Как
получается, что человек, обладающий формальной властью, говорит: "Я этого не люблю, но я должен"? Кому он должен? Не государству,
не компартии, не КГБ - некоему анонимному общественному мнению. Откуда оно берется, я не могу исследовать. Но оно отчуждено от
каждого, оно над всеми.

Блинкин: Я позволю себе сначала некоторые воспоминания. Лет десять назад я просматривал материалы, связанные со вступлением России в
Совет Европы. Меня поразило следующее обстоятельство: одновременно с принятием России в Совет там рассматривалась в качестве первого
вопроса жалоба группы французских студенток марокканского происхождения по поводу того, что более 95 % университетских учебников
Европы написаны белыми мертвыми мужчинами. Здесь усматривалась дискриминация по линиям живой-мертвый, черный-белый, женщина-мужчина.
Это же жуткая дискриминация по трем важнейшим признакам. Самое интересное, что европарламентарии рассматривали это всерьез: была
большая дискуссия, у меня не хватило терпения ее дочитать. Вот это выступление посредственности.
Я всегда считал, что это некоторые издержки той хорошо и тепло устроенной цивилизации. Их вина. На самом деле тезис Ольги
Александровны по поводу посредственности в тоталитарном обществе - это цветочки по сравнению с торжеством посредственности в
обществе посттоталитарном. Я только сегодня отдал господину редактору комментарий - он вывешен на сайте - по поводу гамбургского
счета при властных назначения. Замечу простую вещь: в те годы, когда я учился в университете, ректором МГУ был ученый мирового
уровня Иван Георгиевич Петровский -не будем обсуждать, кто является там ректором сегодня. У меня подобных примеров еще десятки.
Сильно похоже, что наступление посредственности в посттоталитарном обществе страшноватей, и, честно говоря, когда я увидел название
"Посредственность как социальная опасность", я подумал о дискурсе существенно более политизированном, актуальном - к сожалению, это
очень похоже на правду. А лекция была замечательная, спасибо.

Седакова: Да, это только самое начало. У меня нет готовых ответов: я только поделилась своими мыслями, которые давно уже пытаюсь
продумать, но наглядность происходящего невероятна. И, вы знаете, даже не нужно другого ректора. Тот же самый вдруг будет вести себя
иначе.
Поскольку мы все время сравниваем с собой: я попросила бы немного отключиться от этого и не думать, что я о том, какой ужас там, на
Западе, тогда как у нас все в порядке. Насколько у нас плохо, я просто не обсуждаю. Если я говорю о том, что французские или
английские студенты не знают Афродиты или Европы - это не значит, что я хочу сказать, как хорошо было у нас, когда все читали
мифологию Куна. Нет, я прошу отсечь такого рода сравнение и об этом не говорю.

Вопрос: Мы говорим о современном обществе, не важно, российском или западном, о рациональном обществе и о посредственности в нем. Но
до этого в течение тысячелетий человечество жило в условиях общества, которое условно можно назвать мифологическим. Оно жило в
мифах. И частично мы сейчас, как вы сами заметили, пытаемся это преодолеть. Сложность в том, что в том, старом обществе
посредственность тоже была. И она была в некотором смысле гораздо более жесткая: знай свое место, место, которое тебе определено
богом. Рожденный шутом никогда не станет кшатрием. Рожденный кшатрием никогда не станет брахманом. Но в результате это порождало
странный парадокс: человек, недовольный тем местом, которое ему определил бог, восставал и в некотором смысле восставал против бога,
и приближался к нему. И, может быть, именно с этим связаны все эти великие имена: философия, литература, в том числе русская. То
есть люди в некотором смысле соревновались с великими героями, великими богам.
Сейчас рационалинализация, полная и тотальная. Пример с левыми и правыми: на самом деле их позиции абсолютно последовательны и
абсолютно рациональны. Они доведены до крайности. И в результате отрицание культуры в одном случае и расизм в другом. Есть ли выход?
Мир мифа целостен и полон. И, как ни странно, он давал возможность культурно развиваться. Есть ли выход здесь, когда наша ситуация
порождает посредственность и только посредственность? Когда человек перестал соревноваться с богами и великими героями прошлого? Он
соревнуется сам с собой, и мы с вами видим результат, не важно российская это культура или западная. Философия, литература... Есть
ли имена, которые могут сравниться с теми, что были еще сто лет назад? Их все меньше и меньше. Есть ли выход из этого? Найдет ли
современное рациональное общество какой-то выход?

Седакова: Мне кажется, что чему нас научил XX век, так это тому, что всеобщих проектов предлагать больше нельзя. В этом я согласна
со всеми скептиками. Никакого общеулучшающего, никакого общего выхода предложить нельзя. Только вот этот самый выход: личное
обращение каждого к самому себе, к внутреннему человеку. Я понимаю, что это не социальное решение, но, как мне кажется, никаких
социальных решений опыт XX века нам принимать не позволяет.

Лейбин: Я хотел бы добавить, что все-таки запрет на гениальность, который был введен в Европе, в Германии, относился также и к
философии, которая не может не осмысливать социальный предмет.

Ермольцев: Вы сказали, солидаризуясь с Иваном Ждановым, что советский строй состоял из маленьких людей. То есть в тоталитарных
проектах нет вообще ничего романтического - сила без блеска. А я хотел попросить прокомментировать в этом аспекте идеи Тимура
Кибирова, у которого есть, например, ряд антиромантических программных для него стихотворения, в том числе и "Еще раз о романтизме",
где он сближает две вещи: собственно романтическую парадигму всех этих великих бунтарей и сверхчеловеков и взбесившегося люмпена; он
видит 1917 год, революцию именно в этом их сближении. Это бунт человека, стоявшего на своем, с его безмерными амбициями,
отказавшегся от человеческой нормы, от вменяемости. Он разрушает эту серединную территорию культуры, которую сейчас Кибиров смело
называет мещанством, вкладывая в это слово положительный смысл. По Кибирову, это есть романтизм.
Кстати, это предположение отчасти подтверждается тем, что именно романтическая парадигма, романтическая картина мира в наше время
наиболее четко фиксируется в психологии уголовного мира, в блатном фольклоре того же Советского союза. Образ страдающего изгнанника,
забитого миром бунтующего героя - образ сниженный, измененный. Как бы вы могли это прокомментировать? Понятие мещанства: для
Кибирова, достойный выбор - это выбор в пользу как бы маленького человека, мещанина в его понимании, отказавшегося, может быть, от
каких-то необычностей и находящегося на этой срединной территории.

Седакова: Я очень уважаю позицию Тимура Кибирова, я считаю его лучшим гражданским поэтом. Я была просто счастлива, когда услышала
его лирическую программу жизни <Будем мещанами, Леночка>. Я с ним совершенно согласно. Но его <мещанство> - это пушкинская традиция
умиления скромной и опрятной жизнью. <Я, братцы, мещанин>. Ничего общего с <посредственностью>, какую я описывала, этот <мещанин> не
имеет. Кибиров играет с пародийными употреблениями <мещанства> и <романтизма>: эпигонского ницшеанства, эпигонского демонизма и т.п.
Отвечает ли оргинал за пародию? Томас Манн писал в "Моем брате Гитлере", что тот самый художник-истерик, которого они воспитывали в
своем декадентском искусстве - вот он и явился. - Но явился бездарный художник. Даровитые художники реализуются в своих трудах, а не
в жизнестроительстве. И наш Сталин имел амбиции поэта - но он был дурным поэтом, за что и не уставал мстить.
То, что различает блатную поэзию и Блока, - это бездна. Может быть, блатной думает, что и он поэт, но он не знает, что поэзия
Блока - это тягчайший труд, это по-своему строгая жизнь, это нечто совсем другое. Стихи Тимура восстанавливают нормальное восприятие
вещей. Так что для меня здесь нет никакого противоречия. И, заметьте, когда он описывает мещанскую, то есть человеческую жизнь, его
мещане занимаются чтением прекрасной словесности. Они не говорят, что это не для них.
А <демон> и <бунтарь>, изображенный Кибировым, и есть посредственность. И не кажется ли вам, что он похож на того самого хулигана, о
котором я говорила? Хулиган, примеряющий на себя Манфреда и Кармен, Ницше и Лермонтова.
Разговор же о романтизме в его собственной области - это отдельная тема, и сегодня я не могу об этом много рассуждать. Кто только
его не развенчивал. И я не стала бы защищать очень многое в нем. Тем не менее, когда Иоанна-Павла II спросили, какое он любит
искусство. И он сказал: "Ранний романтизм". Я не уверена, что целиком приму человека, который никогда не испытал очарования
Жуковского или Шопена. Но это, повторяю, отдельный разговор. Я хотела сказать одно: в анализе советизма неправильно выбрана
перспектива: не здесь, не в романтизме дело. Даже если это разыгранный романтизм (<Буревестник>), его разыгрывает та же самая
посредственность. И получается пародия. Никак не Гельдерлин, не Гофман. Да, художник Гитлер, поэт Сталин... Всем известно, какие они
поэты и художники.

Лапшин: Может быть, это моя иллюзия, но она какая-то очень стойкая, что вот тот некоторый общественный процесс, который происходит
наиболее очевидно в России, потому что я здесь живу, но, наверное, и в Европе и вообще в западной цивилизации, он как бы так
протекает, вытесняя культурную и духовную жизнь, а также людей, которые ей живут, на обочину. Совершенно очевидно, что у нас сейчас
власть посредственности и что на поле демократии могут играть только посредственности. Люди культуры как бы не относятся к этому
всерьез, они часто не упускают возможности на этом заработать, занимаясь обслуживанием этого процесса, его регулированием, и играют
в конечном счете против самих себя.
Вопрос мой, простите за его банальность, в следующем: какой вы видите возможную позицию культурного человека в современном мире?
Есть очень грустное ощущение, что все, что происходит по эту сторону: что показывают по телевидению, что происходит в мире больших
чисел, больших масс людей, - не имеет отношения к тому, чем занимаются другие, к тому, о чем мы сейчас говорим. Это не будет
услышано... Видите ли вы здесь возможность на что-то влиять в краткосрочной перспективе, долгосрочной перспективе?
Седакова: Знаете, для себя я всегда решаю одну задачу: не сделать чего-то такого, не сказать чего-то такого, что бы навсегда
испортило мне жизнь. После чего я навсегда стану человеком, который совершил вот такой поступок, и дальше будет затруднено. Это для
меня важнее и первичнее, чем мысль о том, могу ли я на что-то повлиять или нет. Влияние, по-моему, не в нашей власти. Я думаю, что
достойно прожитая жизнь сама скажет о себе каким-то образом, может быть, не скоро, может быть, это будет таинственно и неприметно..
Мы сами не знаем, кому мы обязаны тем, что все-таки различаем, что хорошо, что не очень. Кто знает, какая и кем для этого проделана
работа.

Кто проследит последствия поступка
в ближайшем дереве? -
как писал Рильке.

Вопрос из зала: Скажите пожалуйста, а можно ли утверждать, что массовая культура - это культура посредственности? И вообще, как
соотносятся эти два понятия: массовость и посредственность?

Седакова: Массовую культуру трудно с чем-либо сравнивать. Когда ее осуждают, то обыкновенно сравнивают с <высокой>, то есть
авторской культурой. А это неверно. Ее предшественник - фольклор. Мы ведь не сравниваем фольклорные песни с Пушкиным. Существуют две
традиции, одна более или менее анонимная и коллективная, другая авторская; сравнивать их было бы некорректно - поэтому я не
сравниваю массовую культуру с индивидуальным творчеством, она другая. Ее естественно сравнивать с классическим фольклором, и тогда
нам придется признать, что налицо огромное снижение уровня, тем, эмоций, форм. Очень обидная и страшная история: почему <средний
человек> был зрителем шекспировских пьес, а теперь ... теперь он захочет, чтобы для него их переработали в комикс? [реплика из
зала - нрзб.] А, ну да, в виде фильмов - конечно.
У меня есть, видимо, неисполнимое желание, чтобы обсуждаемые вещи не слипались. Почему так трудно вести разговор, особенно у нас:
потому что за одним словом сразу тянется ряд каких-то предположений и подозрений. Слышат не то, что ты говоришь, а то, что ты <хотел
сказать>, <имел в виду>. Если я скажу, что я не люблю массовую культуру, за этим последует вот тако- о-й вот хвост всего, что мне
будет приписано. И последним возражением обычно оказывается: <Но это же имеет право на существование!>. Существующее не нуждается в
правах на существование, оно есть, и мое мнение не лишит его бытия. Нам просто необходимо привыкнуть слышать тексты, а не подтексты,
не додумывать за говорящего и верить его словам.

Лейбин: Да, мне кажется, что это, прежде всего, ошибка функции понимания, некоторая легкомысленность.

Седакова: Как у нас говорили: "А, ты хочешь этим сказать..." - и учили в школе: <что хочет писатель сказать этим художественным
образом?>. В американских учебниках на этом месте писали "what did he try to say?" - что "он старался" этим сказать?
Может быть, одна из драгоценных черт, которыми обладает тот, кого я никак не причислю к посредственности, - это внимание. Что в
сущности отличает человека посредственного? он невнимателен. И хочет быть невнимательным, хочет <рассеяться>, у него просто
какая-то неутолимая жажда рассеяться, развлечься, расслабиться.

Стихи
Сегодня я не очень готова читать стихи, поэтому прочту, наверное, только две вещи. Одна из них - "Музыка", посвященная композитору
Александру Вустину

Музыка
Александру Вустину

У воздушных ворот, как теперь говорят,
перед небесной степью,
где вот-вот поплывут полубесплотные солончаки,
в одиночку, как обыкновенно, плутая по великолепью
ойкумены,
коверкая разнообразные языки
в ожидании неизвестно чего: не счастья, не муки,
не внезапной прозрачности непрозрачного бытия,
вслушиваясь, как сторожевая собака, я различаю звуки -
звуки не звуки:
прелюдию к музыке, которую никто не назовет: моя.
Ибо она более чем ничья:
музыка, у которой ни лада ни вида,
ни кола ни двора, ни тактовой черты,
ни пяти линеек, изобретенных Гвидо:
только перемещения недоступности и высоты.
Музыка, небо Марса, звезда старинного боя,
где мы сразу же и бесповоротно побеждены
приближеньем вооруженных отрядов дали,
ударами прибоя,
первым прикосновением волны.
О тебе я просила на холме Сиона,
не вспоминая
ни ближних, ни дальних, никого, ничего -
ради незвучащего звука,
ради незвенящего звона,
ради всевластья,
ради всестрастья твоего.
Это город в середине Европы,
его воздушные ворота:
кажется, Будапешт, но великолепный вид
набережных его и башен я не увижу, и ничуть не охота,
и ничуть не жаль. Это транзит.
Музыка, это транзит.
Клекот лавы действуюшего вулкана,
стрекот деревенского запечного сверчка,
сердце океана, стучащее в груди океана,
пока оно бьется, музыка, мы живы,
пока ни клочка
земли тебе не принадлежит,
ни славы, ни доли, ни успеха,
пока ты лежишь, как Лазарь у чужих ворот,
сердце может еще поглядеться в сердце, как эхо в эхо,
в вещь бессмертную,
в ливень, который, как любовь, не перестает.

"Ангел Реймса"
Франсуа Федье
Ты готов? -
улыбается этот ангел -
я спрашиваю, хотя знаю,
что ты несомненно готов:
ведь я говорю не кому-нибудь,
а тебе,
человеку, чье сердце не переживет измены
земному твоему Королю,
которого здесь всенародно венчали,
и другому Владыке,
Царю Небес, нашему Агнцу,
умирающему в надежде,
что ты меня снова услышишь;
снова и снова,
как каждый вечер
имя мое вызыванивают колоколами
здесь, в земле превосходной пшеницы
и светлого винограда,
и колос и гроздь
вбирают мой звук -
но все-таки,
в этом розовом искрошенном камне,
поднимая руку,
отбитую на мировой войне,
все-таки позволь мне напомнить:
ты готов?
к мору, гладу, трусу, пожару,
нашествию иноплеменных, движимому на ны гневу?
Все это, несомненно, важно, но я не об этом.
Нет, я не об этом обязан напомнить.
Не за этим меня посылали.
Я говорю:
ты
готов
к невероятному счастью?
В метро. Москва.
Вот они, в нишах,
бухие, кривые,
в разнообразных чирьях, фингалах, гематомах
(- ничего, уже не больно!):
кто на корточках,
кто верхом на урне,
кто возлежит опершись, как грек на луврской вазе.
Надеются, что невидимы,
что обойдется.
Ну,
Братья товарищи!
Как отпраздновали?
Удалось?
Нам тоже.

20 декабря 2004, 09:35



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 13.01.2005 00:08:58

Что может и чего не может социология. Лекция Юрия Левады (*+)

http://www.polit.ru/lectures/2005/01/04/levada.html

Адрес страницы: http://www.polit.ru/lectures/2005/01/04/levada.html
ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ

Что может и чего не может социология
Лекция Юрия Левады

Мы публикуем полную расшифровку лекции Юрия Левады, прочитанную им в четверг, 16 декабря 2004 года в клубе Bilingua в рамках
проекта "Публичные лекции "Полит.ру".
Юрий Левада - один из тех, кто участвовал в фактическом создании советской социологии в 1960-е, а затем в ее возрождении после
погрома 1970-х, состоявшемся в Перестройку. Он был одним из создателей Советской социологической ассоциации, стоял у истоков
Всесоюзного (затем - Всероссийского) центра изучения общественного мнения, первой подобной социологической структуры, из которой
впоследствии выходили организаторы многих других, долгие годы возглавлял этот центр, пока в ходе его преобразований не ушел оттуда
вместе с основным составом сотрудников и не создал Аналитический центр Юрия Левады.
С самого начала занятий социологией для Левады была характерна внимание не только к "малой социологии" - изучению, анализу
конкретных процессов, но и к большой - попытке выявления более общих закономерностей функционирования и развития человеческого
общества, методологическая рефлексия - попытка уточнения границ и возможностей социологического познания.
Если первая лекция Юрия Левады в рамках цикла наших "Публичных лекций" была посвящена достаточно крупной, но все же конкретной теме
"Человек советский", то название этой настраивало на ожидание достаточно строгого разговора из области методологии социологии с
вкраплениями гносеологии.
То, что получилось, оказалось немного неожиданным для значительной части аудитории (это видно и по обсуждению). В центре внимания
Юрия Александровича оказалось понимание реальных возможностей социологии, данное через динамику понимания этих возможностей
поколением и кругом докладчика. Кроме того, подспудно возникла тема соотношения эмпирических данных, научного анализа этих данных и
человеческого, гражданского отношения ученого к результатам этого анализа.
Самостоятельную ценность имеют рассуждения докладчика о том почему мы (Россия) "не такие" и в каком смысле об этом можно говорить, о
недавних событиях на Украине и восприятии их в России, а также о том, что же в нынешней ситуации вызывает гражданскую грусть, а
что - определенный оптимизм.

Лекция Юрия Левады

Виталий Лейбин. Нам хотелось бы продолжить разговор, который кажется особенно важным. Сегодня будет речь об ограничениях
социологии - о том. что она может и что не может. Тема эта появилась внутри некоторого разговора о том, что социология у нас в
стране немного больше и немного меньше, чем социология. В том смысле что в отсутствие или в ситуации подавления некоторых
институтов, опросы и рейтинги имеют чудовищное влияние. С другой стороны, проблема социологического и вообще социального знания у
нас стоит еще с большей остротой, чем где-либо. Работаем мы следующим образом. У нас примерно 40 - 45 минут на собственно лекцию и
примерно столько же на обсуждение. Правила здесь таковы, что с репликой, сообщением, вопросом может выступить каждый, но с
разрешения ведущего.
Слово Юрию Александровичу Леваде.

Юрий Левада. Приятно здесь видеть многих людей, которых я уже видел здесь однажды, во время моей прошлой лекции, а также тех, кого
видел в других местах. Некоторых давно а некоторых совершенно даже недавно.
Я не знаю, какие надежды питают люди в связи с этим разговором. Надежды всегда бывают завышенными, но это и хорошо - иначе бы
ничего, наверное, не двигалось. Это я в некоторое оправдание.
Как мне и задано "руководством", я немножко поговорю на тему, которую представляю сейчас, а потом буду рад свободному разговору,
который, надеюсь, возникнет.
Во первых, небольшая поправка к слову. Сложилась у нас уже десяток и больше лет несколько странное для постороннего взгляда мнение,
что социология - это опросы общественного мнения.
Это заблуждение. Но оно имеет свое оправдание. Когда-то социология строилась как большая наука с большими претензиями. Претензиями
на то, что она может объяснить поведение людей, организацию человеческих обществ, движение событий - что было, что будет. С этим она
появилась на свет, давненько уже, в 30-е годы XIX века в устах Огюста Конта, потом дальше.
Это завлекало в большую социологию весь XIX и, наверное, отчасти первую половину XX века, кода все большое и звучное в ней
произошло, отработало и оставило (или не оставило) свой след.
Надо сказать, что когда меня соблазнило слово "социология", то я думал о "большой социологии", которая может помочь что-то объяснить
и что-то истолковать в том, что мы видим вокруг себя. Дальше, когда мы первый раз с кругом давних коллег и давно уже близких друзей
получили возможность в этом духе работать в очень далекие 1960-е годы, оказалось, что не так много можно сделать. Не потому что
кто-то мешал - это самое неинтересное из того, что бывает. Дело в том, что там, по-моему, кончался порох.
Было интересно изучить старое, доброе. Но сказать, что с помощью этого мы сумели разобраться в том, что вокруг нас или что в нас
самих, я бы не мог. Но была закваска, состоящая в том. чтобы попытаться думать, используя все варианты опыта, любые доктрины и
направления, не ограничиваясь ничем.
Когда нам случилось собраться вместе во второй раз, лет уже 16 с хвостиком назад, то оказалось, что прежде всего предстоит заняться
одним из вариантов "новой социологии". И, вот, к "новой социологии" можно отнести с некоторой долей условности опросы общественного
мнения - попытку из собрать, истолковать и пр.
Для специалистов это известно, для неспециалистов я скажу два слова. На самом деле, почти нигде в мире эти опросы к социологии не
относятся. Это прикладные занятия, которые служат в разных социальных областях - от медицины до маркетинга, включая избирательную
политику и всю политику. Но, как было сказано, у нас и социология - не социология, и поэзия - не поэзия. Больше или меньше - вопрос
точки зрения, это иначе. Иначе, чем там, где существует много давно устоявшихся дисциплин. Каждая знает свой огород и в этом огороде
копается - удачнее или неудачнее. У нас жизнь состояла в том, что огородов своих не было. Было общее поле, отчасти - тундра,
отчасти - сорняки, отчасти - бог весь чего еще. Можно развивать это сравнение еще довольно долго. И все что начинаешь делать, на все
это поле распространяется.
За последние 15 с хвостиком лет, когда как будто бы всякие ограничения (по крайней мере - теоретические) сняты, и можно заниматься
чем угодно, думая как угодно, мы оказались во многом в том же состоянии, как наша литература или художественная культура:
ограничений нет - можете писать или рисовать все, что хотите, а писать и рисовать нечего. По крайней мере, оригинального ничего нет.
Возможно, я ошибаюсь, пусть меня поправят те, кто знает лучше, но в нашей области я могу говорить с уверенностью.
Что оставалось? Делать то, что мы могли. Мы могли и попытались превратить изучение общественного мнения в средство изучения
общества, в отрасль социологии. Социологии понимающей. Те, кто в этом участвует, знает, что мы не зря придумали такой девиз: "От
мнения к пониманию". Мы собираем мнения многих тысяч людей, и мы обязаны их понимать. Обязаны понимать, что это значит. Обязаны
через это стекло, увеличительное или волшебное, кое-что увидать.
Кое-что мы попытались увидеть. Не то что мы придумали особую науку, но особое применение общераспространенным способам мы попытались
придумать - иногда успешное, иногда - нет. Условно говоря, я называю это "малой социологией". Не путая с большой. Но имея в виду то,
что мы здесь стоим и пытаемся что-то сделать.
Иногда мне приходится отвечать на вопрос, оправдывает ли себя это дело. Оправдывает ли сейчас, когда мы (наша организация) давно не
монополисты на этом поле. Когда как будто копают его разные люди, более или менее похожими инструментами, но цели у них разные.
Кто-то закапывает, кто-то сажает, кто-то канаву делает, кто-то мост строит. А если говорить точнее, то используется то, что
получается для самых разных целей. Для целей довольно простых и понятных. Чаще всего, особенно если учитывать денежную сторону дела,
это маркетинг, задачи, связанные с продвижением товаров, брэндов, услуг на наш необъятный и бесконечно бедный рынок. Этот процесс
сопровождается множеством всяких исследований. Это иногда интересно, иногда не очень, но зато оказывается способом материально
обеспечить многое другое.
Существует также обилие политической суеты, если не сказать хуже, которая тоже использует разнообразные показатели, данные ,
рейтинги. Огромная толпа людей - иногда сведущих, а иногда - мало сведущих в самой технике этой работы - здесь подвизается,
предлагает свои варианты ответов, заполняет ими разнообразные политтехнологические и околополитические заведения и т.д. Это сложнее,
тут иногда встречаешься с ситуацией, когда не хотелось бы быть рядом - ни за столом, ни в списке через запятую. Но что делать?
Приходится. Этого нет возможности зачеркнуть. Это обязывает быть больше, чем просто одним из возможных полей или центров. Приходится
быть самим собой, добиваться этого и тащить свое дело при любом ветре, при любой погоде, не очень оглядываясь на тех и на то, что
рядом, поперек или как-нибудь еще иначе.
Больше 16 лет мы так работаем. Иногда бывает интересно, иногда бывает скучновато. За свою работу не стыдно, а, вот, результат иногда
пугает. Пугает, заставляет ежиться: Но что делать?.. К сожалению, это не наша продукция такая, это мы живем в таких условиях и нам
приходится в большой мере занимать тем, что разбивать наши собственные и чужие иллюзии. Иллюзии о том, что мы освободились и нашли
новую дорогу (я говорил об этом немножко в прошлый раз, применительно к человеку - это я сейчас постараюсь не трогать), о том, что
достаточно хорошего знания - и можно будет верную дорогу подсказать. Ну, если не правящим людям, то остальным - оппозиции, критикам.
Оказывается, что все это довольно трудно и подсказывать - скорее всего вообще наше дело. Наше дело состоит прежде всего в том, чтобы
понимать. Если сумеем понять, можно строить какие-то предположения о том, что может быть дальше.
Я хочу немножко сказать о том, что мы видели эпоху наших иллюзий, лет пятнадцать тому назад. Даже не пятнадцать, а семнадцать -
восемнадцать. Видели эпоху разочарований в этих иллюзиях, видели ситуацию, которую многие считали беспросветной. Сейчас видим
некоторые проблески, имеем некоторые осторожные надежды, что мы не только посмотрим на эту ситуацию, но и на то, что получится
после. Повторяю: осторожные. Понятно, что и в этом зале, и в нашей работе есть множество людей несомненно более молодых, которые
наверняка много чего увидят. По крайней мере, хотя бы что-нибудь одно другое.
Люди вроде меня могут иногда удовлетворяться тем, что и так случилось увидеть больше, чем они когда-нибудь рассчитывали. Это я могу
сказать с уверенностью - когда я представлял себе, что я буду делать, что я увижу в этой жизни в области своей деятельности. Я
понятия не имел, что увижу столько поворотов, переломов, что окажутся они и болезненными, и интересными, в все-таки чем-то
обнадеживающими.
Это такая немножко нравственная сторона дела, которая присутствует при любой работе, при любом ее варианте.
Мы увидели некоторые вещи, которые удивляли. Сначала ситуация ранней перестройки. В будущем году мы будем вспоминать, что с этих пор
прошло уже почти 20 лет. Ситуация постепенного, даже, может быть, скрипучего приоткрывания дверей в нашем замкнутом доме (образ дома
из Высоцкого) и надежд на то, что становится все светлее, воздух становится чище. Оказалось, что это не так, прежде всего потому,
что не оказалось у нас людей, готовых для того, чтобы дверь открыть и воздухом дышать, людей приготовленных, способных, потому что
все это работа тяжелая. Это не оправдание, это просто исторический факт, который приходится принимать.
Обычно люди редко бывают готовы к тому, что с ними случаются. А с большинством из нас действительно случилось. Случилось нечто,
казалось, хорошее и приятное. Оказалось, что случилось неожиданное и довольно сложное. Появлялись разные стороны, ломалась ситуация
и, к сожалению, ломались люди - и вверху, и в середке. А те, кто был не вверху, и не в середке просто часто ничего и не успели
заметить. Это старая тема.
Тема новая состоит в том, что сейчас у нас появились некоторые новые, некоторые отчасти старые проблемы и задачи для изучения. Я
вовсе не собираюсь перечислять всякие события и имена, о которых все знают. И вообще это не мое дело и неинтересно.
А, вот, что мы увидели? Мы увидели, как иллюзии тают и движение превращается в некоторое подобие стоячего болота.
Раз есть болото, то в нем и черти заводятся, то в нем и люди вязнут и все, что вы еще хотите. Разводят руками и говорят: А что вы
хотите? Такое болото. Там такие люди, такие черти".
Это метафоры всё, но их смысл более или менее понятен. Реальная проблема - это проблема того предмета, который мы видим. Ведь нашими
глазами - глазами исследователя общественного мнения или, иначе говоря, исследователя массовых явлений, поведения массы - видятся не
блестки, не умные мысли или яркие поступки (это тоже было), видится поведение людей. которые подобны массе. Массе более твердой,
иногда чуть более подвижной, но человек теряется в ней, человека здесь не видно. Когда мы опрашиваем тысячу, две тысячи людей, когда
мы складываем это за несколько лет и получаем десяток тысяч, мы получаем некоторое среднее состояние - не мысли, а того, как люди
выражают свое положение, чего они хотят. Мы видим, что это не очень интересно. Наполовину это повторяет то, что написано в газетах и
сказано по телевидению. Наполовину это повторяет те стереотипы слов и мыслей, к которым люди привыкли раньше.
Мы, в общем, практически перестали думать о том, что люди прячутся - они не прячут от нас своих мыслей, они просто других не имеют.
Кстати, это относится не только к массе, но и к тому, что иногда называют элитами, и даже к верхней части элит. У них то, что на
языке, то и в голове. Другого просто нет. Можно что-то спрятать, но иметь более богатое и более серьезное неоткуда.
Это открытие, обнаружение не самое приятное. И когда мы видели, как легко радостные иллюзии уступают место унынию, подъем чего-то
прогрессивного уступает место усталости, раздражению, злобе. Причем, злобе, которая питается инфантильными, патерналистскими или
националистическими комплексами, включая агрессию, озлобление, попытку изолироваться от всех.
Спустя десяток с лишним лет после первых и радостных иллюзий мы увидели, что такие настроения чуть ли не без остатка захлестывают
общество.
Это было не самое приятное, но пришлось увидеть и это и попытаться понять, как это происходит. Самое неприятное состоит в том, что у
нас очень трудно искать дифференциацию людей, тех, которые называют себя левыми, правыми, демократами, патриотами и даже пофигистами
и еще кем-то. В этом духе у нас тоже есть определенная часть, которая строит свою жизнь, свое поведение на том, чтобы цинично
дразнить всех остальных, да и самих себя тоже; они иногда шумят в залах, на улицах; иногда это неизбежно, но в целом печально: если
наша энергия, наше мышление находят себе такие выходы.
Тем интереснее заметить моменты, когда меняется ситуация или хотя бы намечаются какие=то моменты к ее перемене. Что я имею в виду?
Мне приходилось много раз говорить об одной ошибке, которую часто делают люди, рассматривая данные, например, наших опросов или
каких-нибудь других или складывая их вместе, когда они приходят к выводу: "Тут у нас все думают, как один. Все поддерживают одного,
и никто ничего больше не хочет и не может - такова наша судьба". Между тем, это неверно: у нас есть и такие, и другие - только
разница в их весе.
Возьму самые последние данные, которые получил вчера. У нас 69% одобряют деятельность нашего президента. 28% его не одобряют. Эта
цифра довольно стабильная, она с небольшими колебаниями держится уже довольно давно. Можно смотреть на нее по-разному. Так же, как
смотреть на стакан и говорить: он наполовину полный или полупустой.
Можно сказать - это удивительно, этого нигде нет, чтобы такое огромное большинство - две трети- расписывалось под одобрением тех лиц
и той политики, которые редко выдерживают критику (и это сами люди знают, что проверено другими вопросами и каждый месяц
проверяется). Но ведь можно посмотреть на то, что этот стакан и полупустой тоже - есть более четверти людей, которые этого не
одобряют. Много или мало? Это зависит от того, какой вес они имеют. Вообще говоря, если играть в чистую статистику, то это серьезная
часть. Это как будто меньшинство, но серьезное. В период нашего славного прошлого, которое уже мало кто из здесь присутствующих
помнит (и это прекрасно!), опросов боялись. Боялись, между прочим, потому, что вдруг они покажут 3 - 5% (уж никто не думал про 10%),
которые не согласны. И это рушило бы картину единодушия, единомыслия, монолитности всего. Это одна из причин того, что ни в одном
тоталитарном обществе опросы не прижились. Если бывали, то секретными, для служебного пользования, потому что никто не должен был
знать, что кто-то не согласен. Сейчас мы знаем, и это много.
В некоторые периоды бывало больше, бывали периоды такой сложной конфронтации, около десятка лет назад, когда было примерно
fifty-fifty. Но мы имеем дело не с чистой статистикой. Реальная жизнь организована, и в ней больше весит не тот, у кого больше
голосов, голов, рук, бюллетеней, а тот, у кого сила. Сила прежде всего у власти. И власть могла перетягивать, пока власть имела эту
силу.
Сила власти - это не только прямое насилие, но и разнообразное давление на людей. Поэтому когда сейчас мы обсуждаем такую вещь, мы
можем сказать, можем представить себе, что то число людей несогласных могло бы быть значимо. Могло бы быть сильным. Если бы за этим
стояла какая-то организованная - пусть даже в умах - человеческая сила. До сих пор у нас этого нет.
И когда мы смотрим, кто же у нас не согласен, то видим, что это люди, которым стало плохо за последние годы - это прежде всего
старые люди, которые думают, что в старой жизни наше было лучше. Это прежде всего, если говорить об оппозиции, консервативная
оппозиция. И в этом качестве она остается слабой, хотя ее много.
Власть считает возможным ее довольно беззастенчиво дразнить. Вся история с заменой льгот, о которой уже несколько месяцев подряд
шумят в стране, и которая сильно беспокоит людей и сейчас, придумана без учета реакции людей. которые могут быть обижены, или с
простым несколько циническим расчетом: что эти люди могут сделать? Это прежде всего старые люди, пенсионные люди. Они, даже если
соберутся где-нибудь выйти на улицу, замерзнут и разойдутся. На это примерно все и рассчитано.
Сила протеста может быть значимой, если за ней стоят сильные, более молодые или связанные с чем-то новым. Вот отсюда эта проблема.
Масса может превратиться во что-то иное, если в ней не просто статистически насчитывается большинство и меньшинство, а если эти
составные части сопоставлены друг с другом, могут конкурировать, договариваться, в какой-то форме противостоять. Хотя я не зря
наставил разные оговорки - противостояние уличного типа, баррикадного типа, например, в XX веке, веке больших и постоянных армий и
всяких спецслужб, стало нереальным. И в XXI оно таковым остается. Реальными являются другие способы давления, в том числе и
организованного. Это то, до чего мы либо не дожили, либо пережили. Я думаю, что скорее не дожили.
Какие-то элементы такой ситуации мы видели у себя. Прежде всего, осенью 1991 года. И то - в некоторых центрах. Точнее - в одном
центре, в Москве. Это играло не главную роль, немножко подсобную, как мне кажется, но играло ее.
Однако главное даже не в этом, главное то, что нашлись люди - не очень много, десятки тысяч людей, которые считали, что им есть чего
добиваться, и которые образовали на краткое время - больше не понадобилось - реальную силу. После этого мы ее не имели.
Все оппозиции, которые мы имеем сейчас, принадлежат прошлому. Сколько мы ни смотрим на этих людей. на их возможную поддержку, людей
приятных, иногда замечательных, самоотверженных, мы не видим здесь перспективы. Перспектива должна быть в чем-то другом. Вероятно, в
других людях, в другом способе превратить массу в народ. В каком? Что мы видим в последние годы и в последние недели? Мы видим
ситуации, когда не здесь, а в других местах, в других обществах, странах происходили какие-то изменения чуть ли не
физико-химического порядка. Когда происходила кристаллизация человеческой массы, когда появлялась структура, сила, и вдохновение, и
кусочки организации, и, по крайней мере, выдуманные лидеры, и определенные цели - отчасти неизбежно иллюзорные.
Мы видели это в разных условиях, например, в Чехословакии - дважды: отчасти в 1968, отчасти в 1989. Мы видели это в Польше - главным
образом, в 1980-м, а потом - как повторение - в 1989 и дальше. Мы видели и разочарование, и усталость, и подавленность, но кое-что
видели.
В 1980 году я, как может быть и еще кто-нибудь из присутствующих, я пытался внимательно следить за тем, что происходит в Польше с
"Солидарностью". Это было необычно. Я тогда встретил такое рассуждение о национальном характере в этой стране: поведение поляков,
как соломенный огонь, - легко вспыхивает, быстро прогорает. Потом подумал, с чем же можно сравнить поведение у нас. По крайней мере,
солома должна быть основательно мокрой и даже основательно подгнившей. Для того, чтобы она загорелась, то ли высокая температура
нужна, то ли подсушивать необходимо - результат будет таким же. На самом деле там была излишняя самокритичность, потому что
результат был. Никогда не тот, которого хотелось, но значимый и изменение судеб страны.
В более близких к нам исторически и социально местах мы видели явление, которое до сих пор у нас сложно не объяснено. В 1988 году,
когда в яростном и кровавом ключе возник карабахский вопрос, армянские социологи говорили мне: "Мы стали другим народом. У нас
появилась цель. У нас появилась борьба". После этого, как вы знаете, лидеры этой борьбы стали лидерами страны, правда из этого мало
что хорошего вышло.
Это был случай национальной мобилизации, острой, неожиданной, опрокинувшей всякие советские каноны отношений между людьми и жизни в
государстве, но дальше это оказалось сооружением тупика, из которого страна еще не вышла. И тупик этот выражается в кровавой смене
властей и во многом другом.
Сейчас там есть другие ожидания, но это особый вопрос.
То, что мы видим в последнее время, - это, разумеется, Украина. Уж самая похожая на Россию соседняя страна. Может быть, более
похожая. Чем Белоруссия, которая ближе по языку и по привычкам, но Украина все-таки и больше, и развитее, и разнообразие здесь может
быть сравнимо с Россией. У нас тоже есть и Запад, и Восток, и Север, и Юг, и всякая такая всячина, и исторические традиции, немного
выдуманные, конечно, но тоже есть и работают.
Это требует отдельного разбора. Я сюда как следует входить не буду, но думаю, что то, что мы здесь видим, - это особый случай
превращения массовидного общества в организованный народ.
Мы не все знает (по крайней мере, я довольно мало знаю) истоки, ход и - тем более - возможные результаты того, что происходит. Но
то, что произошло до сих пор в Киеве и вокруг него, по-моему, очень важно, потому что дает новый тон и новый взгляд на возможности
развития в странах нашего типа. Возможность национальной мобилизации. Не важно, какие там лидеры и с какими целями они это делают -
мне кажется, что люди, которые вышли на площадь, и которые эту площадь, этот город, вообще говоря, почти всю территорию удерживают
порядка месяца и вряд ли так просто отстанут от этого, значат гораздо больше, чем фамилии и намерения отдельных людей.
История всегда делает свое дело - независимо от того, что хотели бы отдельные силы, отдельные люди. Здесь, по-моему, как и во всех
больших явлениях, работает то, что Гегель называл "хитростью истории". Популярно говоря, это такое явление, когда каждый человек
каждый индивид любого чина и сословия - вплоть до великих императоров и полководцев - преследует свои довольно мелкие цели: хочет
славы, наживы, успеха, самоутверждения и т.д. и делает то, что считает нужным, а Абсолютный Дух идет своей дорогой через все этого.
Этот Дух себе довольно трудно представить - он больно разумный персонаж, а таких не обнаружено, но в исторической сумме получается
действительно то, что может получиться, а иногда - то, что должно получаться.
Я понимаю, что у меня время исчерпывается. Мне остается сказать два слова на серьезную и, может быть, печальную тему: почему мы "не
такие". Я думаю, что мы "не такие" и мы долго будем "не такими". Я думаю о двух способах перехода людей из одного стояния в другое.
Один - это дифференциация, расслоение, выделение не просто значимых элит, но элит думающих, способных задавать цели, термины,
способы действия, пускай и не слишком надежные. Второй вариант - это кристаллизация массы. То, что можно назвать общей или
национальной мобилизацией. У нас ни одного, ни другого сегодня нет. Остается смотреть, думать, перелистывать календари до не знаю
какого века - может, XXII.
Почему так? Слишком разобщенное общество, лишенное центров притяжения. Разобщенное не только в смысле наших просторов - тундры и
прочей Сибири - разобщенность людей, атомизация, доведенная до такого предела, который трудно найти на всем земном шаре. Как
горошины в мешке: мешок их удерживает, убери мешок - рассыплются. Люди, для которых центральной задачей будет - уберечь себя. И если
есть беда, и с кем-то плохо, то что делают люди? Утешаются, что не со мной. Или, как у Галича было, стучат, но пока в другую дверь.
Не к нам - к олигархам или к каким-то горячим головам. А мы пока живем - чай пьем, еще что-нибудь. Пока продолжается это,
организация серьезная нам не светит. Правда, можно возразить: мы никогда не видели общества. Страны со всеобщей мобилизацией. Всегда
активно мобилизованными, знающими свои интересы были центры. Все российские перевороты, революции, попытки революций - как бы их ни
называть - происходили в двух столицах, а то и в одной. На вторую распространяли потом насильно - то ли из Питера в Москву, то ли
наоборот.
Вероятно, мы живем в ситуации, когда такая особая выделенность столичной публики давно кончилась. Публика растворяется, выделенность
и дифференциация более организованной части вряд ли реальна.
Что касается проблемы всеобщей мобилизации, которая требует насыщенного раствора и брошенной туда жемчужины, то нет насыщенного
раствора.
На самом деле, все те случаи, которые я перечислял, во-первых, подготовлены были раньше. Во-вторых, там всюду был особый фактор,
фактор двусмысленный - фактор национальной мобилизации, связанный с самоутверждением страны - скрытым или явным. То ли с
освобождением, то ли с присоединением (армянский вариант, например), то ли с утверждением себя (это украинский вариант). И этот
фактор сильный. В России его нет. И это наше наследие империи. Империя практически неспособна к такому действию. Она способна
тосковать о своем прошлом, а из этой точки ничего полезного не родится. Ничего, что можно было бы продвинуть вперед.
Вчера мы получили очередную порцию данных о том, как наш народ относится к событиям в Украине. И это довольно печальное чтение, могу
вам сказать. Люди не понимают, что происходит, не хотят этого понимать, прежде всего потому что большинство людей у нас не видит,
что Украина - это заграница. Такой вопрос мы задали месяц назад и получили, что у нас чуть больше четверти - 28% - понимают, что это
заграница. Остальные думают, что это вроде нашей провинции, случайно отгороженной какими-то таможенными значками, словами. Тем
более, что эта точка зрения поддерживается усиленно не только привычками людей, но и всем нажимом телевидения и прочей пропаганды.
Хотя в последние недели высшая власть этого стала немного пугаться, чуть-чуть осознавать, что эта дорога опасная. Люди не понимают,
и отсюда им кажется, что в лучшем случае это борьба между кланами.
Хорошо хоть еще не так много людей думаю, что это дело враждебных сил - меньше 20%.
Поэтому полнейшее непонимание всего. Это обрекает нас на повторение вечной ситуации, о которой говорил Герцен: в Европе был
прогресс, а нас за это били. Были для того, чтобы мы на эту дорогу не встали. Но я хочу обсуждать не это, а то, что к этой дороге мы
еще очень не готовы.
На этом я и кончу, сказав такую заключительную фразу: если наше ремесло позволяет нам кое-что (в том числе - печальное, неприятное)
видеть, и другим образом увидеть это сложнее, значит оно себя оправдывает. Поэтому, если работать серьезно и честно, то не стыдно.
Хотя не всегда весело.
(Аплодисменты)

Лейбин. Друзья, мы сейчас приступим к обсуждению. Пожалуйста, говорите в микрофон и называйте себя. По традиции я задам первый
вопрос с тем, чтобы попытаться дать линию обсуждению, которая мне кажется интересной. А вы можете потом ее оспорить.
Страшно интересно, особенно в части, где была, с одной стороны, позиция аналитическая, с другой, - гражданская (в смысле - печали).
Я хотел бы разобраться как раз с этими двумя взглядами на вещи. : такой попытки или возможности рассмотреть социальную жизнь России
как ей присущий ресурс. Конечно, когда-то бывает у народа агрессия. Но у какой мегаобщины не бывает агрессии? Всякая община устроена
так, что социальное мышление не очень сложно устроено. И в чем ценность? В том, чтобы у нас создались предпосылки возникновения
большой революционной ситуации? Но тогда нужно полемизировать, как из нее выходить. А, может быть, и не в этом, а в том, чтобы
социальная жизнь и общественное мнение стали несколько более развитыми и там появились какие-то новые ресурсы.
Я исхожу из этого представления и поэтому хотел бы прояснить две вещи: правильно ли я понял из вышесказанного, что используя методы
малой социологии, можно выяснить, что общественное мнение в России не отвечает каким-то критериям, необходимым для развития.
Интересно было бы узнать, каким, и какого рода критерии, из какой области мы можем предъявлять к этому общественному мышлению?
С другой стороны, хотелось бы понять, в те эпизоды революции, которые на Украине или в Польше, в Армении, удовлетворяет ли идеологи
или идеологизация этих революционных масс критериям сложности, простоты или какому-то другому критерию, который мы можем придать для
понимания того, что произойдет после этой революции. Понятно, что некоторые революции заканчивались тем, что ничего хорошего не
происходило. Вот, интересно, есть ли какая-то историческая ценность, можем ли мы как-то ее понять, для того, чтобы сейчас сделать
гражданский выбор: нам нужна революция или какой-то другой процесс.

Левада. Немножко длинно, но я попробую ответить короче.
Во-первых, я старался слово революция почти не употреблять. Я думаю, что его давно пора развенчать. Оно содержит довольно небольшой
заряд позитивного знания и довольно большой комплекс увлечений XIX века. Революция - это переворот, который меняет правила игры и
чаще всего меняет игроков - по крайней мере, наверху. Он требует большого количества усилий, заблуждений, крови и долгого разбора с
тем, что получилось.
Мне кажется, что в последнее время такого рода процессы, вообще говоря, почти не происходят. И революциями называют по привычке
что-то вроде серьезного переворота. Говорят "оранжевая революция" применительно к Киеву - это самое последнее, о чем мы говорим.
Есть признаки какой-то крутой перемены, разрушения правил игры? Все есть, но в условиях очень хорошей организации, если не считать
закулисной стороны. На улице никто никому на ногу не наступил, а в кабинетах, если верить сообщениям, средневековые убийства
применяются с помощью ядов. Так? Все сочетается в одном узле, о чем даже и подумать немножко сложновато.
Я не говорил о том, что должно быть. Надо быть обладателем абсолютных иллюзий и абсолютного знания, чтобы говорить: у народа должно
быть то, должно быть се. Я могу говорить только о том что есть, чего нет, что получается сегодня, что сейчас вряд ли получится.
Дальше я выхожу за пределы научного взгляда и начинаю действовать как фантазер, как махинатор. Этого я делать не хочу, хотя иногда
нога срывается, идешь - скользит.

Райк Базян. У меня три вопроса к вам.
Первый. Способ опроса. Не считаете ли вы, что способ неидеальный. Меня два - три раза опрашивали, это вызывало у меня только
неожиданный эффект: я не смог искренне ответить, потом жалел по повод того что сказал. Нельзя ли придумать нечто более адекватное.
Второй вопрос. Вы сказали, что мы слишком разобщены. Я хочу добавить: слава богу. Потому что вообще-то толпа - это ужасная вещь, а
сплоченность, насколько я понимаю, - это толпа. У меня лично возникает личный протест, когда я попадаю в толпу. Две страны - СССР и
США - лучше всех управляли толпой. И сейчас, наверное, управляют. Когда я попал в аэропорт в США, первое, что я увидел, был портрет
президента и флаг. Это мне очень наши парады напомнило. Не являются ли эти государства примером того, как они идеально используют
социологию для одурачивания толпы?
И третий вопрос. Насколько я понял, социология совсем не применяет психологию. Или вы не сказали? А как можно рассуждать о поведении
человека без психологии? Спасибо.

Левада. Спасибо за вопросы. Видите ли, я полностью ответить не могу. Проще всего последнее.
Социология особенно, например, при использовании так называемых качественных методов, в глубоком интервью, использует большой ресурс
психологических знаний, но это особая проблема.
Первый вопрос. Вы не сразу ответили то, что хотели. К сожалению, это бывает. Но опыт проведения массовых опросов говорит о том что
интереснее всего зафиксировать первую реакцию людей на вопрос. У одного она неудачная, другому сказать трудно, но мы спрашиваем
тысячу человек, три тысячи человек, а потом складываем - получается и больше. И, вот, здесь мы получаем что-то вроде состояния
мнения в целом. Не обязательно хорошего и приятного. Но так получается.
По поводу толпы. Толпой пугали людей в социологии и психологии XIX века. Толпа - штука сама по себе страшноватая, толпа не способна
думать, толпа не способна уважать человека, толпа может быть яростной, радостной, напуганной. Бегущая толпа паникерская - тоже
страшная штука,. Человека может затоптать. Но далеко не всякое человеческое множество - толпа.
Когда у нас были первые большие массовые мероприятия нашей рождавшейся демократии - 1988 - 1991 годы, года 300 тыс. человек
приходило в Лужники слушать Андрея Дмитриевича и других, кто тогда с ним радом становился (может, и незаслуженно), поначалу боялись,
что люди друг друга подавят, тем более, что внешней охраны, милиции почти не было - она только по периметру стояла. Я слышал от
многих и имел собственные впечатления, что это множество людей оказалось удивительно вежливым, внимательным и никому на ногу не
наступили. Не было Ходынки, не было страсти.
Между прочим, такое же впечатление передают люди с киевского Майдана Незалежностi. В данном случае привожу чужие слова.
Люди могут быть не только толпой.
Ну, насчет Америки с флагами и прочим. Флаги они любят всегда, но я подозреваю, что вы были после 11 сентября, когда заработал
фактор национальной мобилизации.
До него? Это ритуал, который мало что значит. А после был действительно момент серьезной национальной мобилизации. В чем-то она
может быть противной, а в чем-то ей можно позавидовать.
Мы на нее тоже не тянем сегодня. Даже в ситуациях страшных, террористических.

Рустем Максудов. Я бы хотел произнести контртезис. Странно, что уважаемый докладчик сначала вроде бы относил опросы не к социологии,
а потом вроде бы основывал малую социологию именно на опросах. Мне кажется, достаточно странно, что люди должны понимать, что
происходит на Украине. Они не должны понимать. Если интеллигенция расскажет, что происходит на Украине, и лидеры мнения это
поддержат, тогда они должны понимать. А то, что они не понимают, я считаю, что это упадок интеллекта в нашей стране - интеллигенция
не может сама понять и разъяснить другим. Это первое.
Второе. Мне кажется, что тысячи инициатив сегодня есть в России. И, слава богу, что люди не выходят на улицы, поддерживая их, потому
что эпоха революций прошла. И не нужно, чтобы люди выходили на улицы. Я помню как они выходили на улицы в 1993 году, какие ужасы
творились. Есть документальные подтверждения тому. Этого не стоит допускать.
В, вот, то, что как раз интеллект сегодня в России сопротивляется этим инициативам, не хочет из поддержать, замкнут в своих
ведомственных учреждениях, это говорит о том, что что-то неладное происходит в изучении общества. А общество сегодня
мультидисциплинарно, если так можно выразиться. Потому что Движение солдатских матерей, требующее военную реформу, - это не задача
военных, это задача знания, которое понимает, как осуществить военную реформу, судебную реформу, реформу уголовной политики -
реформу разных областей нашей деятельности. И то, что этого не происходит, я считаю свидетельством того, что интеллект не принимает
этих инициатив, не хочет их интерпретировать как мультидисциплинарные и вносить в них свой вклад. И в этом главное. Мне кажется, что
проблема не в населении и его активизации - чтобы они шли куда-то с флагами, против чего-то протестовали, какие-то забастовки
проводили. Дело в планомерном и кропотливом изменении простых учреждений, которые у нас есть: чтобы милиция за регистрацию не брала
взятки и чтобы были реформированы все привычные институты. И то, что это не делается, я считаю печальной заслугой нас с вами, если
мы считаем себя принадлежащими к интеллекту.
Я изучал прежде всего европейскую историю, не касаюсь американской и других стран: Мне кажется, очень важной заслугой европейских
мыслителей подход к разным явлениям не дисциплинарный, не монодисциплинарный.
Когда Ханна Арендт написала свою знаменитую книгу "Истоки тоталитаризма", когда Зигмунд Баум написал "Современность и Холокост", где
прямо говорил, что Холокост - это вызов социологии, что она не может за счет своего монодисциплинарного подхода изучить фашизм как
явление - это отказ от монодисциплинарной позиции. Когда Нильс Кристи пишет свою знаменитую работу "Конфликты как собственность",
это тоже самое - попытка объемного, системного видения явления.
И мне кажется, именно поэтому, когда практически во всех европейских странах случились в тюрьмах бунты, собрали экспертов по разным
дисциплинам и вместе с ними приняли проект - и эти бунты были ликвидированы. Не путем насилия, а люди приняли, что это системное
явление и к нему надо относиться совершенно по другому. И в этом, я считаю, заслуга европейцев. И в том, что сегодня там люди не
выходят на баррикады - это и не нужно. Я боюсь этих всех всплесков.
Выйти протестовать против чего то? Я просто ставлю это под вопрос. Как и весь пафос того, что у нас что-то с населением - активно -
не активно, атомизировано. Если заглянуть с другой сточки зрения - тысяч - десятков тысяч инициатив, которые сегодня делают - все
наоборот, и самая подвинутая прослойка сегодня - это средний бизнес, который понимает, что происходит. И пример Ходорковского - это
пример первого бизнесмена, который стал проводить институциональные инициативы - он организовал "Открытую Россию" и т.д.

Левада. Спасибо за замечание. Большей частью я не виду здесь возражений, а готов согласиться. Я никак не решился намекать (скорее
наоборот), что когда люди выходят на улицу и бушуют, - в этом есть много полезного. Это может быть вторичным результатом другой
работы. Тогда это может быть, но лучше, чтобы это было иначе. Лучше социальный договор, чем забастовки. Лучше спокойная
договоренность, чем давление людей на улице.
Но если есть люди на улице, то лучше, чтобы это были разумные, спокойные, организованные люди. Как на Майдане Незалежностi, а не как
на Ходынке или как 9 января 1905 года (столетие чего мы будем скоро отмечать).
Насчет того, что это все можно решать с помощью мультидисциплинарного подхода, то, извините, я бы усомнился.
"Солдатские матери" - прекрасное движение, но они. К сожалению, не достигают больших успехов, достигают малых. Но происходит это не
потому, что там нет многих дисциплин, а потому что существующие общественные институты, весь порядок изо всех сил этому
сопротивляются и были бы рады из сапогами затоптать и в землю втереть. По разным причинам немного не могут.
Что касается бизнесменов, то вы привели пример далеко не бизнеса. Но ситуация похожа.

Лейбин. Я хотел акцентировать внимание уважаемых коллег и Юрия Александровича на том, что, кажется, очень важная точка сейчас есть.
Вопрос относился как раз к вашей фразе о печали, некоторой позиции по отношению к эмпирическому материалу. Есть вопрос: откуда
происходит эта печаль и как она соотносится с исследовательской позицией? Что за позиция стоит за этой печалью? И могут ли
эмпирические данные быть печальными или не печальными, разве не всякое знание дает силу? Не всякое ли знание может быть
интерпретировано в позитивном ключе?

Левада. Видите ли, само по себе никакое знание печальным быть не может, но отношение к нему может быть разным. Есть латинское
изречение, которое повторял потом Френсис Бэкон, о том, что знание всегда есть сила. Но есть была одна книга, в которой написано,
что силой является незнание. И это тоже имеет основание. И нам эту книгу тоже забыть не дано. Еще в одной книге написано, что
многознание рождает печаль. Моя же задача, если я работаю как ученый-исследователь, в том, чтобы не печалиться и не радоваться, а
понимать. Это слова Спинозы. По-моему, это эмблема научного знания в общественных науках. И в нашем призыве понимать, из мнений
строить наше понимание тоже содержится эта мысль. Я требую от себя и от людей, которые работают, не печали, а трезвости.

Кирилл Устинов. Добрый вечер. Я опять же о печали. Общаясь с людьми вокруг себя и глядя вокруг на то, что происходит, я, как мне
кажется, замечаю некоторые узоры восприятия, когда люди предпочитают старое новому, предпочитают бояться неизвестного тому, чтобы
от6носиться к нему с интересом, не интересуются незнакомыми людьми, предпочитая их игнорировать, не доверяют чему угодно сделанному,
искусственному, предпочитая традицию или естественное. Обращаясь к европейской истории, это же типичные черты средневекового
сознания. Позднее средневековье, если почитать того же Хейзингу - абсолютно один в один. Вам не кажется, что для действительной
смены картины нужна смена восприятия подобно Реформации, Ренессансу и Просвещению - опыт, который нам, каждому человеку и обществу
нужно проделать над своим восприятием, чтобы обрести некий оптимизм деятеля, интерес к незнакомому, готовность делать.

Левада. Видите ли, это красиво звучит. Все названные вами перемены - это смены социально-исторической оптики, которые играли в свое
время огромную роль. Возможно ли это сегодня? Мой глаз и моя дисциплина этого сегодня не позволяет видеть и утверждать.
Еще раз говорю: дело не в печали, дело в трезвости. Печаль, которая вырождается в зеленую тоску и в российское самооплевывание - это
плохая штуковина. Нужна трезвость, нужно понимание того, что происходит. Помаленьку, может быть, научимся.

Лейбин. Юрий Александрович, все-таки, кажется, мы не сдвинемся дальше, если не разберемся с печалью.

Алексей Левинсон. К этому месту, вопрос с печалью более, чем ясен. Общество наше делится на две части. Об этом было сегодня сказано:
одни наблюдают то, что происходит на Украине с печалью и завистью, другие - с печалью и злостью. Печаль присутствует и тут, и там -
деваться от нее некуда:.

Левада. В этом смысле печали.

Алексей Левинсон. : Конечно, разумеется. У меня вопрос один к докладчику, а другой - не вопрос, а обращение к слушателям. Мне
кажется, что в лекции было высказано одно очень существенное соображение: специфика нашего общественного развития такова, что наше
общество не продуцирует ни элиты в процессе структурирования (эту точку зрения высказывали многие эксперты на протяжении длительного
времени), ни общественную солидарность, которую дает Украина. У нас ни тот путь не выходит, ни этот. Это было констатировано. Для
объяснения докладчик взял такой факт: общество очень сильно атомизировано. Мне очень хотелось бы, чтобы дискуссия какое-то время шла
о том, способно ли наше общество дифференцировать и вырабатывать элиты, которые несут смыслы дальше в жизнь, и способно ли оно
вырабатывать солидарность или нет. Мне кажется, зал на это должен ответить. А докладчику я обращаю вопрос: почему вам кажется, что
общество наше атомизировано и по какой причине, по вашему мнению, оно атомизировано. Почему оно отличается этим от других. Спасибо.

Левада. Насчет вопроса. Там он собственно один, остальное - пояснение, с которым я согласен. Почему? Потому что в нашем обществе не
сегодня и даже не в советское время, а раньше были разрушены те формы связей, которые характерны для традиционных обществ. В
частности, для средневекового. Не знаю, можно ли говорить, что у нас было Возрождение и пр., но и для этого общества это было
характерно тоже: всякие сословные образования, элитарные, культы, которые там были, традиции - это все было перемолото и не заменено
устойчивыми связями другого типа. Другой тип мы знаем в Америке, в Европе, то, что считаем условно чем-то более нормальным, чем-то
более развитым.
Советское общество плодило не коллективность, а что-то вроде всеобщего заложничества, где каждый отвечал за другого в смысле:
вынужден был страдать за другого, а не как-то помогать ему.
С наследием этим мы и имеем дело, имеем дело с ситуацией, когда: Не я, а до меня употребили пример крупнейшего нашего бизнесмена.
То, что с ним произошло в первый момент вызывало шок. Полстраны, по нашим опросам, говорило, что они были этим потрясены, удивлены,
возмущены. Прошло три месяца, год прошел - развеялось все удивление и возмущение. Ни страна в целом, ни ближайший к нему круг
крупнейшего интеллектуально развитого бизнеса не проявляют сегодня ничего кроме робких и редких упоминаний. Почему? Потому, что
боятся, как бы из не съели. Неосновательно бояться - такой стиль. К сожалению, это тот стиль жизни, с которым нам приходится
сталкиваться.
Инициатив всяких, наверное, есть много. Социально ответственных и серьезных - мало. Последователей у этих инициатив тоже мало. А
заглушек много.
Если говорить об элитах, то скорее всего мы живем в обществе, которое поедает свои элиты и норовит их растворить, лишая смысла и
слово "элиты", и слово "интеллигенция", например. а других способов увидеть цели, увидеть смыслы - нету. Вот причина многих
коллизий, с которыми мы сталкиваемся сегодня, завтра. Ну, конечно, это можно разбирать и более детально, и более конкретно, но я это
сегодня не брался делать.

Григорий Тарасевич. У меня два вопроса.
Я хотел бы отойти от темы грусти и вернуться к теме лекции - "Что может и что не может социология". Первый вопрос звучит так:
насколько социология может прогнозировать? Условного говоря, понятно было, что выборы на Украине кончатся большим политическим
скандалом. Это можно было вполне предположить заранее, но можно ли было спрогнозировать именно такой Майдан Незалежностi, такие
улицы Киева и других городов?
Второй вопрос более частный: согласно данным вашего Центра, уже года четыре, даже больше подавляющее большинство населения России
очень своеобразно относится к войне в Чечне: во-первых, большинство не верит, что там идет контртеррористическая операция и считает
события войной, очень большой процент населения считает, что единственный выход - это мирные переговоры. Откуда берется это
большинство при таком количестве пропаганды в обратную сторону? Спасибо

Левада. Очень простое объяснение. Как вы знаете, при десяти годах войны, которые мы пережили и продолжаем переживать, войны все
более бессмысленной и безуспешной, мы не видели ни одного проблеска здравой мысли, который может указать выход, ни на верхних, ни
внизу. Почему общественное мнение, которое с начала по крайней мере второй войны ее бурно приветствовало вместе с новым начальником,
а потом перестало? Очень просто - очень много потерь. Сначала казалось (как казалось и в первую войну), что это будет просто такая
прогулка устрашения: напугаем, все сдадутся, все будет прекрасно. Не вышло. Жертвы, которые не уменьшаются, а особенно в этом году
растут (по разным данным). Это людей тревожит. Их тревожат жертвы среди русских солдат.
Сколько там населения погибает и сколько погибает этих злодеев, бандитов, террористов, сепаратистов - этого вообще никто не считает.
А цифры, которые мы видим, заведомо фантастичны.
Но организованного движения нет. Превратить это в обвинение против высшего руководства очень мало кто пытается. Здесь упомянуты были
Солдатские матери - прекрасное, интересное движение. Проявило оно очень интересную и на сегодняшний день смелую инициативу - самим
выступить как организатор переговорного процесса. Большинство населения, 64%, их поддержало месяц тому назад. Но понятно, что им
мешают. И никто им в этом отношении помочь не решится.
Такова наша картина. Она сложная.
Реплика из зала. Большое спасибо, потому что я получил очень интересную информацию от вашей лекции. И хочу подтвердить, что в другой
части, на другом материале я нахожусь примерно в таком же положении, как и вы, если говорить о печали. Значит, надо искать другие
модели. Да, безусловно, нельзя предложить ничего или сделать что-то такое, чтобы можно было указать позитивный выход, в этом смысле
меня интересует и то, чем занимаюсь - моделированием тех процессов, которые есть. Но по всем данным, которые есть у меня за
последнее время, я совершенно солидарна с вашими выводами. Спасибо.

Дмитрий Ермольцев. Вопрос следующий. Вы сказали, что на всем основном мраке, который вы наблюдаете, самое последнее время вы видите
некоторые проблески. Что вы имели в виду? В каком месте сохнет солома?
Потом вы сказали, что оппозиция - это все люди вчерашние. На фоне всего, что вы сказали про рассыпанный горох, все-таки - видны ли
какие-то точки сборки и где вы видите или можете предвидеть моменты складывания этой реальной оппозиции в каком-то относительно
обозримом будущем? Если вы вообще что-то в этом месте видите. Спасибо.

Левада. Светлые точки есть. И я думаю, что наше сегодняшнее собрание можно к их числу в каком-то смысле отнести. В другие времена
это было сделать трудно, хотя что-то в этом роде по крайней мере за последние двадцать - тридцать лет мы всегда старались
поддерживать. Может быть, в несколько меньших масштабах.
Я думаю, то, что люди не поддерживают войну - все-таки это хорошо. То, что люди лишены слепого восхищения перед начальством - это
тоже хорошо. То, что отчаянные призывы к агрессивной мобилизации, которые мы слышим с трибун последние два - три месяца (вокруг нас
враги, надо с ними расправляться; не далее, как в последнее воскресенье беснующиеся недоросли изображали тут представление с
портретами "предателей"), - это все-таки за гранью общего поведения в стране. И когда мы недавно спрашивали, как люди относятся к
тем, кто выступает за прекращение войны в Чечне, нашлось только 6%, которые сказали: "Это враги и предатели". Остальные так не
сказали. А конкретный случай с Солдатскими матерями" получает поддержку. Я думаю, что это светлые моменты.
Их можно еще насчитать. Есть десяток процентов (может, чуть-чуть больше) тех, которые с восторгом и интересом смотрят за тем. что
происходит на Украине. Можно еще найти что-нибудь в любом варианте.
Беспросветности никогда не было и нет. Но, вот, как из этих светлых точек составить хотя бы один светильник, - это не задача науки,
это задача вообще-то говоря общественных перемен. Может быть, и доживем.
Вопрос из зала. Я тут слышал опасения и удовлетворение в связи с тем, что народ больше не ходит на улицу. Мой вопрос, чего
добивались те, кто выходили, и какое это имеет значение для тех, кто нами правит и командует.

Левада. Одна часть вопроса относится к тем, кто выходил на улицы. Я их могу понять.

Вопрос из зала. А смысл? Чего они достигли? Дубинок милицейских?

Левада. Вы знаете, нет однозначных явлений в мире. Люди, которые выходили в период светлых иллюзий, я об этом говорил, действовали
по примеру прошлых времен, как это часто бывает с людьми. Они думали, что что-то утвердят и продвинут к лучшему.
Что из этого получилось? Разбор отдельный. Хотя так или иначе старая жизнь кончилась. И вряд ли ее кто-нибудь будет способен
возродить.
Для людей, которые это делали это имело значение. Может быть, один разочаровались, другие скисли, третьи умерли или уехали, но я
думаю, что Отчизна помянет их.
Я вовсе не призываю кого-нибудь выходить. А если уж люди выходят, то нужно иметь очень хорошую закваску и очень хорошую подготовку.
Если это есть, многое может получится. Хотя, конечно, люди хотят иного, большего и т.д.
Что касается того, что думает по этому поводу власть, - это надо у них спрашивать.

Елена Гусева. Скажите, пожалуйста, как нынешняя социология отвечает на старый наш вопрос. Владимир Ильич Ленин говорил, что бытие
первично, а академик Лихачев, что сознание. Что социология говорит?

Левада. Это не вопрос социологии. Это вопрос одной старой философской школы, который сейчас разбирать не хочется.
Социология изучает действия людей, которые всегда связаны с их сознанием - одно без другого не ходит. Это учебник, и неинтересно
обсуждать.

Лейбин. Сейчас скажу, чтобы не потерять. Сейчас я понял из вопросов и ответов про эту грусть и про то, почему это неважно. Речь же
шла о том, какая картина мира, какие представления стоят в оценочной позиции по отношению к эмпирическому материалу. Вот, Алексей
Георгиевич выдвинул гипотезу, что это представление о том, что социум либо должен выдвинуть элиту, либо должен как-то
организоваться, совершить и выдвинуть какую-то мобилизационную модель и что пока у нас ни того, ни другого пути не наблюдается. Еще
один из выступавших сказал, что такой ценностью является наличие или отсутствие оппозиции в данный момент. Я хотел разобраться, в
этом ли картина мира и достаточна ли такая философская, мировоззренческая картина для того, чтобы работать с таким материалом, как
российское общество.
Может быть, это не тот вопрос, на который нужно отвечать. Я просто фиксирую то, где остановилось рассуждение, по-моему.

Левада. Видите ли, в любом нормальном обществе, в любой ситуации есть и должны быть те, которые за, и те, которые против. Есть спор,
есть поиски чего-то более правильного, более приемлемого. Это бывает и политическая позиция, и неполитическая, научное, моральное
разномыслие - это есть и должно быть.
Кроме них и кроме этого существует, может быть, воображаемая позиция разума, который обобщается в понятии интеллигенции, иногда не
существующей. И это научная позиция. Она должна понимать, что происходит, она должна быть независимой в своих размышлениях, она
должна видеть разные стороны того, кто за, и того, кто против. Дело в том, что у нас все говорят, что нужна бы оппозиция. И по
данным опроса, почти 60% (в том числе и те, которые голосуют за "Единую Россию" и любят президента) говорят: "Должна быть. Почему бы
нет?". Вроде как галстук - чтоб красиво было, особенно витрина чтобы выглядела. Почему нет? Сидела бы какая-нибудь, потихоньку бы
вякала. А у нас ее смело - это очень серьезное явление, но его анализ не входит в сегодняшнее мое рассуждение.
Беда состоит в том, что, когда мы рассуждаем в плоскости политики, то те, которые за, и те, которые против, неизменно качаются на
одних качелях, сидят на одной доске. Позиция науки в несколько идеализированном виде состоит в том, что надо видеть дальше, глубже и
свободнее чем видят те, которые за, и те, которые против. И я стараюсь всю жизнь в основном держаться на ней, хотя нельзя при этом
не быть человеком, гражданином и пр.

Вопрос из зала. Вы говорили о некоторых субъективных выводах на основе неких эмпирических данных. Может ли социология делать
какие-то объективные выводы на основе данных? Делать более или менее объективный прогноз на будущее? Вы большей частью рассуждали о
возможности социологии анализировать настоящее и прошлое - таким образом социология становится просто внутренней дисциплиной науки
истории. Существует ли какая-то область объективности в социологическом познании?

Левада. Под словом "объективность" вы, наверное, имели в виду приближение к истине, к научности. По роду профессии мы собираем
субъективные мнения разнообразных людей. Но эти мнения мы стараемся обобщить, проанализировать, понять и превратить в некоторые
общезначимые положения. Если они правильные, может быть, это можно называть словом "объективные" - как хотите. Но они отличаются от
чего-то эфемерного. Я старался об этом говорить сегодня, но, конечно, в кратком виде и, может быть, не всегда достаточно ясно.

Людмила Вахнина ("Мемориал"). Я всегда внимательно следила за социологическими данными и помню, что в те самые конец 1980-х - начало
1990-х гг. было примерно такое соотношение: две трети - за демократов, треть - за коммунистов. Как мы ухитрились дожить до обратного
соотношения? У меня есть некоторые взгляд на причины этого. Причина в том, что наша элита действительно являет собой пример этой
самой атомизации: как только человек куда-то попадает на какое-то статусное место, он становится отрезанным ломтем, он забывает тех,
кто его вынес на поверхность - я это сама видела, будучи довольно активным участником событий.
В 1995 году мне удалось увидеть и другую сторону. Я в течение нескольких лет много ездила по стране и как раз знакомилась с
организациями так называемого третьего сектора. Я увидела совершенно неизвестный здесь мир. И когда пыталась рассказать об этом
политикам и журналистам, мне говорили: "Да. что ты выдумываешь - не может этого быть". Почему-то и в элите, и в так называемом
"простом народе" почему-то хочется все отрицать: нету гражданского общества, нету антивоенного движения, которое в первую войну было
достаточно серьезным. Это делание верить, что ничего у нас нет, присуще элитам - и журналистам, и политикам. Может ли социология в
несколько укрупненном виде посмотреть на отношение элит и ого что называется массой?

Левада. Мы пытаемся смотреть и будем смотреть. Вопрос о том, почему у нас казалось, что в первую чеченскую войну у нас было
антивоенное движение (я слово "казалось" подчеркну), а сейчас даже и не кажется, - это один из вопросов, о которых мы немножко
писали и рассуждали.
Это очень любопытная проблема, потому что даже если и было, то куда оно делось? Куда делись люди, которые надеялись на изменение
характера и нашей политики, и наших масс-медиа, и нашей публики. Это произошло. Это одно из неприятных явлений. Но это сейчас уже
нет возможности рассказать.

Вахнина. Я одна из этих людей, я правда никуда не делась, но я знаю этих людей. Они делись, потому, что их не видели, не хотели
видеть.

Левада. Можно и так объяснять в том числе.

Рустем Максудов. Мне кажется, тут очень точно зафиксировала последняя выступающая проблему, которую еще надлежит интерпретировать
ученым: почему не видится это. Я хотел бы возвратить к предмету, который задал уважаемый докладчик. Мне кажется, этот предмет -
знание, а не общество и что в нем происходит. И я бы хотел вернуться к двум точкам. Первая - это XIX век, неокантианство, которое
показало, что не может быть объективного знания, что любой носитель знания несет ценности общества, в котором он живет. И с этой
точки, мне кажется, перелом произошел. И вторая точка - это Ален Турен, выдающийся французский социолог, который сказал, что старая
социология, которая претендует на объективность познания общества умерла, и сейчас новая социология. А в чем суть новой социологии?
Ален Турен Принадлежит к той плеяде социологов, которая увидела общественное движение как главный предмет социологии и посчитала,
что именно это и должно быть направлением изучения, с одной стороны, но он создал и технологию формирования, то есть осознания своей
исторической миссии. И вот с этой точки мне кажется, что социология и другие гуманитарные дисциплины стали писать новую историю для
себя.

Левада. Турена я знаю - и лично, и по работам. Если бы он жил в России, не мог бы он такую теорию развивать.

Леонид Дунаевский. Мне хотелось бы сделать сначала одно замечание, а потом задать, может быть, какие-то темы для обсуждения.
Замечание вот какого рода. На самом деле, всякие науки (в том числе - и социология) питаются в значительной степени прошлым
материалом. Каким будет общество через 15 - 20 лет, когда будет реально и доступно, скажем, бессмертие человеческое, в общем никто
не знает:

Левада. Вы большой оптимист. Или пессимист?..

Леонид Дунаевский. То есть это будет вопросом экономическим, а не естественнонаучным. С огромным количеством чисто социологических
следствий. Япония сейчас уже страна стариков. Тема, которую я хотел бы предложить, которую можно было бы как-то обсудить это
перспективы российского агрессивного государственнического национализма - то, что мы видим сейчас в Интернете - чудовищная
агрессивность такого рода или то, что мы иногда видим на экране телевизора. Понятно, что оно должно иметь какое-то отношение к
будущему страны в целом.
Я бы хотел маленькую байку рассказать, связанную с одним высказыванием начальника (на тот момент) Главного архивного управления Р.Г.
Пихоя, доктора исторических наук, профессора, который приехал вслед за Ельциным из Екатеринбурга, грамотный вполне медиевист.
Когда-то, в самый провальный момент, примерно в начале 1994 года, когда инфляция была у нас 1500% в год, его спросили, что будет с
Россией. Он почесал в затылке и сказал, что после каждого периода Смуты, раньше Россия всегда распространяла свою территорию, и
замолчал. Понятно, что какие-то телодвижения теперешние, когда Россия чуть-чуть начала вставать на ноги, можно интерпретировать как
такого рода деятельность. Недавно, кстати, Радзиховский высказался довольно резко, сравнив путина с человеком, который задел ногой
за твердый шкаф, а потом стал кулачками колотить по этому шкафу, потому что шкаф виноват. Он имел в виду, в частности, Украину,
Грузию и Абхазию.
Теперь второе. По части активности собственно населения. Видимо, действительно, что-то закрепляется в народе, когда за это что-то
пролита кровь. В 1991 году под танки нельзя сказать, чтобы ложились, но все-таки троих затянуло. Некая кровь была. Если опять
вернемся немножечко в сторону российской истории, то обнаружим глупую вещь - в течение многих десятилетий при достаточно жестком
царском режиме непременно один активные группы, готовые пойти на смерть, сменяли других. В конечном счете это, хотя и не только,
привело к существенным изменениям.
Сейчас таких групп не видно на горизонте. Как вы относитесь к возможности их появления при тех или иных сценариях развития?
Третий вопрос. Вы вроде бы что-то наметили, потом сказали, что это некий тупик. Я хочу открыть некоторую панораму следующего рода:
Россия - это огромная неосвоенная территория. И если сейчас будут происходить существенные изменения в отношении собственности на
землю, то вполне возможно, что это повлияет на коренные свойства народа. Что вы об этом можете сказать?

Левада. Спасибо. К сожалению, уже нет ни времени, ни возможности отвечать на сложные вопросы, которые вы поставили. Тем более, что
все они, начиная с бессмертия до собственности на землю выходят за пределы того, чем я занимаюсь.

Лейбин. Друзья мои, думаю, что нас уже время поджимает, поэтому мы, может быть, дадим Юрию Александровичу сказать в завершение
некоторое резюме. Я бы только сказал, может быть, вопрос, на который можете не отвечать. Я его задаю, потому что он мне нужен для
того, чтобы я понимал, что происходит. Кажется, что мы сегодня попытались обсудить основания гражданские, теоретические,
социологические того, как мы можем оценивать или оценочно отнестись к эмпирическому материалу. Мне казалось, что если бы мы в явной
форме социологическую гипотезу, которая не оправдалась и печалит, обсудили, то тогда бы, возможно, мы могли бы продвинуться к
некоторым другим гипотезам о нашем обществе.
Может быть, я чего-то не понял по сути обсуждения, может быть, Юрий Александрович, вы скажете, что же произошло.

Левада. Я думаю, что под конце говорить много не имеет смысла. Спасибо тем. кто слушал. Спасибо особенно тем, кого это может быть,
задело, заинтересовало. Может быть, задумаетесь, меня поругаете, что-нибудь другое предложите. А я со своей стороны постараюсь
работать, пока живу, в этом направлении и смежных с ним. Я думаю, что, с точки зрения трезвого социального анализа, много чего
любопытного можно увидеть сегодня и можно будет увидеть еще.
Предсказаний не делаю. Основ для взрыва ближайшего или хотя бы в ближайшей перспективе не вижу. Но вижу узлы нестабильности, вижу
разломы, вижу точки не только научного, но, возможно, и социального интереса. Что из этого выйдет? Надо будет поглядеть, подумать.
Надеюсь, что такая возможность тоже будет
Лейбин. Спасибо огромное. У нас в следующий четверг будет Александр Аузан. Это тоже из серии продолжения начатых разговоров. В
данном случае - про гражданское общество.

04 января 2005, 09:58



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 13.01.2005 00:00:28

Лекции на Полит.Ру. А. Аузан "Общественный договор и гражданское общество" (*+)

Адрес страницы:
http://www.polit.ru/lectures/2005/01/11/auzan.html
ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ

Общественный договор и гражданское общество
Лекция Александра Аузана
Мы публикуем расшифровку лекции Александра Аузана, прочитанной 23 декабря в клубе - литературном кафе Bilingua в рамках проекта
"Публичные лекции Полит.ру".
Кажется, это - одна из самых блистательных лекций сезона осени-зимы 2004 года. Первая ее часть - обзор концептуальных представлений
о проблеме экономического развития (в каких случаях и как страны преодолевают отсталость, выходят из исторически накатанной, но не
ведущей к развитию колеи). Вторая - ясная реконструкция российской ситуации с начала 90-х, революции социальных отношений, появления
новых социальных игроков - олигархов. По мнению лектора в 2003 году Россия прошла через точку бифуркации в своем развития, когда
было возможно избрать путь построения общественного договора.
Синтез теоретических представлений и актуальной общественной практики соответствуют жизненной позиции лектора, который с одной
стороны - профессор кафедры Институциональной экономики МГУ, с другой - общественный деятель, основатель Конфедерации обществ
потребителей, член Комиссии по правам человека при Президенте РФ, президент Института национального проекта "Общественный договор" и
др.
Наиболее живую реакцию аудитории в обсуждении вызвал вопрос о культурной самобытности России, природе ее "надконституционных
ценностей" и о пределах возможностей иностранного культурного импорта и "колониального насаждения" модернизационных моделей. "Будем
реалистами. Внешнее вмешательство помогло очень не многим странам, и не потому, что к этому кто-то специально стремился".


Текст лекции. Введение

Аузан: Добрый вечер, уважаемые друзья. Я надеюсь, что вы от меня достаточно отдохнули. Предыдущая лекция была в мае, было
существенно теплее, и тогда после лекции возникло довольно много вопросов и бурное обсуждение, из чего и родилась идея продолжения.
Похоже, что продолжение займет не только сегодняшний вечер, но, видимо, придется делать еще одну лекцию.
Я постарался разбить возникшие более полугода тому назад вопросы на блоки, которые позволяют говорить о разных сторонах жизни
гражданского общества.
Про что я намерен говорить сегодня. Вы видели название: "Общественный договор и гражданское общество", но я бы мог озаглавить это и
по-другому. Если в предыдущей лекции мне было важно объяснить взгляд экономиста на то, что такое гражданское общество, то сегодня я
бы поговорил о гражданском обществе как факторе экономического развития страны. И поэтому я не буду много говорить о гражданском
обществе- я буду говорить о связке между гражданским обществом и тем, что происходит со страной. А поскольку эта связка, на мой
взгляд, пролегает через понятие общественного договора, то я решил двигаться именно этим путем.
Таким образом, вначале я хотел бы поставить саму проблему разных траекторий движения стран, потом выйти на общественный договор как
механизм, который определяет во многом это различие траекторий, и придти в итоге к гражданскому обществу как к тому фактору, который
влияет на выбор пути.

Экономическое развитие. Проблема

Давайте начнем с того, в чем проблема. У экономистов есть игрушка под названием "таблицы Мэдисона". Что такое таблицы Мэдисона?
Известный статистик, Мэдисон, пришел к вполне логичному методу, вспомнив о том, что статистика в ряде стран существует уже двести
лет. Это означает, что для некоторых стран можно по некоторым точкам сравнить их развитие за два века. Например, по популярному
показателю валового продукта на душу населения. Когда Мэдисон построил свои таблицы, которые он продолжает дополнять гораздо более
подробной и разнообразной статистикой, обнаружились удивительные вещи.
Во-первых, оказалось, что в этих таблицах страны довольно четко делятся на три группы. Не условно, но вполне четко: между группами
возникает очевидный разрыв, который по ходу истории может увеличиваться.
Во-вторых, оказалось, что страна очень редко покидает свою группу и перемещается в другую. За двадцатый век, а точнее за 150 лет,
только одна страна покинула третью группу и переместилась в группу номер один - это Япония. Крайне редкий случай. Выявилось, что
есть траектории, по которым страны, как планеты, движутся и довольно трудно их покидают. Я думаю, что по-русски правильно было бы
говорить о проблеме колеи. По-английски ее называют "past dependency problem" и переводят обычно как "проблема зависимости от
траектории предшествующего развития", по-моему, это очень неудачный перевод, потому что не все зависит от прошлого - здесь скорее
речь идет о том, что страны попадают в колею и крайне трудно ее покидают. Отсюда интересные вопросы о том, почему они в нее попадают
и почему так трудно ее покинуть.
Такая постановка проблемы возникла у экономистов-теоретиков сравнительно недавно. Лет двадцать тому назад появилось понимание того,
что такое past dependency problem, "проблема колеи". Надо сказать, что до этого господствовал взгляд, очень приятный для
успокоения,- эволюционная гипотеза Алчана. Предполагалось, что, поскольку более эффективные правила должны побеждать менее
эффективные, то исторически все должно выправляться, страны должны сближаться между собой: институты, наборы правил должны
становиться все более похожими. Эта гипотеза была выдвинута в 50-е годы, а к 80-м годам она была опровергнута как фактически, так и
теоретически. Страны не сближаются друг с другом по уровню развития, по составу. Более того, разрывы между ними возрастают. И вот
тут возникла проблема, как все это дело объяснить.
Первый вывод, который необходимо сообщить, говорит о том, что дело не в количестве ресурсов, которые есть у той или иной страны.
Более того, в известном смысле страны, лишенные минеральный ресурсов, развиваются лучше, чем страны, которые такие ресурсы имеют.
Было проведено большое исследование, законченное в 1994 году. Большая группа экономистов, которыми руководили Тиффер и Ширли
(финансирование осуществлял Всемирный банк), обследовали 84 страны. Цель исследования была выяснить, какие факторы более всего
влияют на развитие страны в смысле доли валового дохода на душу населения. Получилось, что такие факторы, которые обычно относят к
экономической политике: уровень инфляции, собираемость налогов, открытость для внешней торговли,- влияют очень мало. Гораздо сильнее
влияют правила, которые действуют в стране: власть закона, риск экспроприации, угроза дефолта и несоблюдение правительством своих
контрактных обязательств, уровень коррупции, качество бюрократии. То, что связано с правилами, влияет в два раза сильнее чем то, что
связано с хорошей экономической политикой. Страна, которая имеет плохую экономическую политику, но простую, ясную прочную систему
правил, развивается существенно лучше, чем страна, где замечательное правительство проводит очень мудрую экономическую политику.
С какими правилами связано то, что страны так расходятся? Здесь начались проблемы в объяснениях. Я бы сравнил эту ситуацию с
консилиумом трех врачей у постели больного. Я последовательно изложу то, что говорит каждый из них. Хотя очень хочется слушать того
врача, который говорит, что больной очень скоро выздоровеет и скоро будет бегать, - я буду внимательно относиться к этой последней
версии; но есть врачи, которые говорят другое.
Возникло три объяснения того, откуда берется проблема колеи. Понятно, что дело в правилах, но в каких?

Диагноз первый. Болезнь неизлечима (путь творческого разрушения)

Начну с самого мрачного объяснения. Последователи замечательного экономиста Йозефа Шумпетера применили к историческому
экономическому развитию стран ту схему, которую сам Шумпетер применял к науке и технологиям. Так называемую теорию "creating
destruction"- творческого разрушения. Ее смысл состоит в том, что нечто принципиально новое происходит крайне редко, обычно в
развитии технологий,- что было доказано,- происходит некоторая перегруппировка в рамках уже имеющейся парадигмы. То, что мы
принимаем за развитие, обычно является рекомбинацией тех факторов, которые лежат в мозаике. Мы их переставили местами и получили
вроде бы новую картинку. А парадигма меняется редко.
Применение этой идеи к развитию стран выглядит так. Есть национальная идентичность - это парадигма. Она задает границы. Страна в
рамках этой идентичности принимает разного рода усилия, и картинка как бы меняется, но выше своей головы не прыгнешь. Идентичность
задает жесткие границы развития страны. Единственный яркий пример перехода из одной группы в другую, да еще и через группу,- пример
Японии- показывает, что были серьезные воздействия на национальную идентичность. Напомню, что переход в период реформ Мейдзи начался
с того, что японская нация в общем находившаяся в ситуации тихого умирания, была принудительно открыта для внешней торговли западным
державами, причем не из интересов спасения Японии, а из интересов расширения рынка, и, как прекрасно сказал американский экономист
Майлз Р. Уоллсон: "Как же нужно было унизить страну для того, чтобы она так возвысилась?"
Именно с этого началась цепочка развития, которая для наших предков обернулась Цусимой,- технической победой неизвестной восточной
страны над мировой державой; потом мощным участием Японии во Второй мировой войне; наконец, японским экономическим чудом. Заметим,
что между Второй мировой войной и экономическим чудом было еще одно серьезное вмешательство: была оккупация, которая во многом
продиктовала правила.
Какие-то косвенные признаки подтверждают, что изменение траектории требует очень серьезного вмешательства в святая святых. А что
такое святая святых? - Институциональные экономисты святую святых называют надконституционными правилами. Неформальные правила
обычно сильнее формальных. Мы это знаем по своей жизни. И высший ранг формальных правил, правила конституционные, имеют над собой
некую тень неформальных правил. Это надконституционные правила, некоторые ценности очень высокого порядка, которые задают многие
вещи в поведении нации.
Должен сказать, что про эти ценности в разных странах известно очень мало. Понятно, что их надо искать, например, через слова,
которые трудно переводимы на другие языки, как русское слово "государство". Может быть, через национальные игры: почему американцы
так любят свой бейсбол? Смешнейшая игра. Я три часа сидел на бейсболе и пришел к выводу, что там проявляются вот эти
надконституционные ценности - почему американцы так в это втянуты - там каждый получает шанс сыграть против всех и выиграть. Сразу
скажу, не знаю, какие игры выражают надконституционные ценности в России. Один из моих студентов высказал догадку, которая мне
кажется очень интересной, что это не городки и не лапта, а стенка на стенку. Вспоминая "Песню про купца Калашникова", начинаешь
думать, что, наверное, в этом что-то есть.
Если это правильное объяснение, то дело, конечно, плохо. С одной стороны, я не думаю, что мы ждем таких серьезных хирургических
вмешательств, как те, что случились в Японии, а с другой стороны, понятно, что результаты наших движений не за последние десять лет,
а за пятьсот довольно малы, потому что взлеты всякий раз компенсировались катастрофическими упадками.

Диагноз второй. Болезнь излечима, но редко (цена исторической случайности)

Давайте послушаем второго врача. Этот врач гуманнее. Это экономисты школы Дугласа Норта. Норт получил в 1993 году Нобелевскую премию
за разработку вопросов институциональных изменений. Именно он опроверг эволюционную гипотезу Алчана. Объяснение Норта я бы на
человеческий язык перевел так: у больного есть шанс, но не очень большой.
Как объясняет Норт возникновение той проблемы, что страны движутся в колеях? Он тоже применил объяснение, которое сначала
попробовали на технике и технологиях. Дело в том, что в 1985 году вышла статья Пола Дэвида "Клио и эконометрический эффект QWERTY".
Клио, понятно, - муза истории. Пол Дэвид обнаружил крайне интересные явления в истории технологий.
Первое из этих явлений он назвал QWERTY или QWERTY-номикой. Если вы посмотрите на свой компьютер, то увидите, что в левом верхнем
углу латинской клавиатуры буквы идут именно в таком порядке: Q, W, E, R, T, Y. С точки зрения эргономики, это очень неудачное
расположение клавиш. Частота употребления никак с этим не связана. Когда стали разбираться, почему получилось так, выяснилось, что в
конце XIX века в славном городе Лондоне существовала фирма, которая производила пишущие машинки. И почему бы ей было не разместить
свою рекламу на клавиатуре? Это и сделали. Они написали свое название - "Qwerty" - на клавиатуре. Фирмы давно нет, с пишущими
машинками тоже проблема, а слово остается. И нет каких-то проектов, которые предлагали бы, как-то поменять клавиатуру, потому что
целый ряд методик обучения, привычек и прочего удерживает технически неправильное решение.
Приведу еще один пример из статьи Дэвида, который близок российскому читателю, слушателю и мыслителю. Ширина железнодорожного
полотна. Знаете, господа, правильная ширина железнодорожного полотна только в одной стране мира - у нас. Это вывод, к которому
пришли технологи в конце ХХ века. Но я очень сильно сомневаюсь, что весь мир сменит колею и перейдет на российскую ширину. Скорее,
произойдет обратное, потому что возникает масса строительных проблем, проблем с оснащением и так далее.
Эффект QWERTY, то есть эффект, когда закрепляется ошибочное решение давних лет, был обнаружен в технике и технологии Полом Дэвидом,
Бруно Адамсом; а потом Дуглас Норт попробовал это применить в гораздо более широком историческом плане и объяснить, почему страны
выходят на разные траектории развития.
Он взял очень яркий пример. Если мы посмотрим на сравнительное положение Англии и Испании в XVI веке, мы увидим, что это страны с
примерно одинаковой численностью населения, с похожей структурой экономического развития: овцеводство, создание мануфактур; с
похожей внешней стратегией: обе страны создают заморские империи; с похожими политическими проблемами: и там, и там идет борьба
парламента и короля за распределение прав и т.д. - очень много черт сходства. Заметим, принципиальных различий в религии тогда еще
не было. В XVI веке англиканство от католичества отличается только тем, что король возглавил церковь, и все. Проецируя на них все
показатели, с которыми обычно работают макроэкономисты, мы должны будем сказать, что в XIX веке эти страны откажутся на сходных
уровнях развития. Ничего подобного: в XIX веке Англия - первая страна мира, безо всяких оговорок. Испания - одна из самых отсталых
стран Европы. Испания получила из колоний больше ресурсов, чем Англия. В чем дело?
У Норта еще анализируется случай с североамериканскими штатами и южноамериканскими республиками, которые возникли после революции
Симона Боливара.
К какому же объяснению в итоге приходит Норт: "Это произошло случайно", - говорит он. Не было заговора, не было особо разумных
решений, просто при распределении прав между королем и парламентом так сложились силы и размены, что вопрос о налогах в Англии попал
в руки парламента, а в Испании - в руки короля. Видимо, ни один англичанин в XVI и даже в XVII веке не сознавал, что, передавая
вопрос о налогах в руки парламента, он получает великое будущее страны через два века. Дальше возникла цепочка последствий:
сокровища, полученные Испанией из колоний, лучше было немедленно тратить, потому что королям всегда не хватает денег - они ведут
войны. И согласия налогоплательщика на изъятие этих средств не требуется. В Англии же возникли условия для накопления.
На самом деле тут мы впервые подходим к сути того, о чем я буду говорить дальше. Практически, говоря языком теории социального
контракта, в Англии и Испании возникли два разных типа контракта. В Испании возник так называемый вертикальный контракт, когда
власть может права забирать и перераспределять. В Англии возник так называемый горизонтальный контракт - их иногда еще называют
контрактами по Гоббсу и по Локку, имея в виду Томаса Гоббса и Джона Локка, английских философов, описавших различные конструкции
социального контракта. Случайный выбор, закрепленный затем специальными интересами, а потом еще и обстоятельствами развития,
традициями, сложившимися правилами, различиями в ценностях, в формальных и неформальных правилах, приводит к тому, что страна
начинает двигаться по определенной траектории.
При этом Испания довольно быстро осознала, что находится в какой-то не той колее: два последних века испанской истории - это
непрерывные гражданские войны и реформы, реформы и гражданские войны. Страна все время пыталась выйти из колеи. Другой вопрос,
удалось ей это или нет. Пока формальная экономическая динамика не показывает, что удалось.
Поэтому получается, что строение общественного договора (сюда входит не только его вертикальный или горизонтальный характер, о чем я
буду говорить позже), довольно сильным образом влияет на дальнейшее развитие. Пока можно предложить очень простую формулу
взаимосвязи не только развития и общественного договора, но и общественного договора с гражданским обществом. Общественный договор и
гражданское общество - это довольно близкие понятия, потому что в каком-то смысле гражданское общество - это и есть общественный
договор. По крайней мере в двух смыслах.
Во-первых, то, о чем мы говорили в мае: договор - это добровольная многосторонняя договоренность людей по поводу достижения и
утверждения каких-то прав и интересов. В этом смысле общество - это модель договора.
Во-вторых, одно из наиболее популярных определений гражданского общества, которое бродит в западной литературе, в частности, у
экономистов Всемирного банка, заключается в том, что гражданское общество - это совокупность всех формальных и неформальных
организаций и правил, которая соединяет отдельного индивида или семью, домохозяйство, с государством (властью) и бизнесом (частным
сектором экономики). То есть гражданское общество есть договор еще в том смысле, что это связь человека с государством и частной
экономикой через те или иные формы организации, объединения.
Это близкие, но все-таки не тождественные понятия, потому что если выражать просто все, что произошло в Англии и Испании в процессе
первоначального национального выбора, то можно сказать, что там, где гражданское общество оказалось сильнее, возникла горизонтальная
схема общественного договора. Общество просто распространило свое устройство на свои отношения с властью и на отношения
предпринимательской деятельности с властью. Там, где гражданское общество оказалось слабее, государство распространило свой принцип
иерархии на отношения с экономикой и с обществом.
Если говорить о применении вот этого взгляда второго врача, Дугласа Норта, который говорит, что болезнь излечима, но в редких
случаях, если посмотреть, подтверждается ли такой взгляд на российском материале, то я бы очень коротко сказал, что, да,
подтверждается.
Во-первых, так называемые ошибки первоначального институционального выбора, случайные ошибки, сделанные когда-то, много веков тому
назад, потом воспроизводятся и сказываются. Я могу сослаться на очень интересные исследования, например, русских философов
Серебряного века. Я бы сослался на две работы: "Россия и свобода" Георгия Федотова и "Истоки и смысл русского коммунизма" Николая
Бердяева, потому что то, что в России регулярно воспроизводилась структура вертикального гоббсовского контракта, было замечено по
меньшей мере в конце XIX - начале ХХ века и подробно описывалось скорее философами, чем экономистами. Правда, хочу сказать, что из
экономистов Георгий Плеханов довольно многое увидел из того, как эта ситуация возникла экономически.

Я не хочу подробно в это погружаться, но хочу сказать, что эта точка неправильного институционального выбора лежит где-то, примерно,
в XV-м - начале XVI-го вв. Тогда, из-за того, что в России по ряду причин практически не было коммунальных республик, купеческих
республик, а немногие наличествовавшие были задавлены московской властью, восстановление единого государства после ига реализовалось
в несколько другой конструкции. В экономике это произошло вообще парадоксальным образом. В России не было такого редкого фактора,
как земля, - земля не была редкостью. Человек был более редким, чем земельный ресурс. По идее из этого следовало, что ценность
человека выше, - но эта проблема была решена по-другому. Человека просто привязали к земле. А сделать это можно было только силой
государства - возникли специфические явления российского вертикального контракта: крепостничество и самодержавие. Это штука, которая
на самом деле коренится в экономической конструкции, в которую вошла Россия вот где-то на рубеже XV и XVI веков. Воспроизведение
этого в политической и в экономической сфере происходило неоднократно. Я напомню: у нас теперь, похоже, национальным праздником
становится случай, когда, выйдя из Смутных времен (я имею в виду Земский собор 1613 года), Россия снова отдала себя в прежний
порядок, то есть восстановила самодержавие и крепостничество. Бердяев описывает ровно такую историю в веке ХХ, когда после Февраля
перед взором русского человека парадом прошли различные тактики и идеи, и что же он выбрал - да то же, что имел до февраля. Этот
момент воспроизведения прежней структуры конфликта был замечен, хотя мы видим, что есть разрывы, где идет поиск и есть попытки
создать другой контракт.

Диагноз третий. Болезнь излечима (понять, как устроена неформальная жизнь в стране)

Давайте послушаем теперь третьего врача. Я бы назвал прежде всего имя перуанского эконо
миста Эрнандо де Сота, который по-своему комментирует эту проблему колеи, попадания страны в определенную траекторию. Но делает он
это также в терминах общественного договора и с пониманием, какую функцию тут начинает играть гражданское общество.
Де Сота внес новое в понимание проблемы, потому что он смотрел не изнутри развитого мира, а извне, выйдя за его пределы. Целый ряд
стран в конце ХХ века честно исполняли рекомендации экономистов, социологов и политологов ведущих стран и исполнением этих
рекомендаций не добились сколько-нибудь значимых результатов, а разрыв в таблице Мэдисона между первой группой и второй-третьей
возрастал. Вряд ли это можно объяснить тем, что людей намеренно обманывали, потому что то же самое на внутренних обсуждениях
говорили экономисты, социологи, политологи в развитых странах. Чем же это все объяснить?
Де Сота выдвинул гипотезу о том, что ведущие специалисты в развитых странах сами не знают о том, как их страны решали эти проблемы,
потому что эти проблемы решались давно. Не этими поколениями. После этого он поднял удивительные факты, связанные с развитием прав
собственности в Англии и в США, и после того, как он описал попытку введения того, что на нашем языке называется прописка, в Англии
XVI века, я поверил, что там действительно происходило что-то такое, через что мы проходим сейчас, но что, наверное, преодолеем. То
же самое с правами собственности. США, для которых, признание прав собственностью является по существу надконституционной ценностью,
находились в таком жутком положении в начале XIX века с правами собственности на землю, что выпутывались из него лет 50 через суды,
решения законодательных собраний штатов и так далее и так далее. Положение было гораздо более тяжким, если сравнивать его с нынешним
положением с правами собственности в России.
Какой вывод насчет излечения делает де Сота на материале всех этих ситуаций? Как выглядит переход с одной траектории на другую? По
мнению де Сота, любая отстающая страна, с точки зрения социального контракта, общественного договора, выглядит, примерно, так: есть
три-четыре процветающих центра (в скобках пишем - семь-восемь), которые как будто накрыты колпаками. Он назвал это "колпаки Броделя"
, используя исследования известного философа и историка Фернана Броделя. То есть в этих процветающих зонах есть легальность, есть
компании, которые действуют, соблюдая формальные нормы, но их не очень много. А остальная страна как устроена? Остальная страна -
это абсолютная зона неформальных правил. При этом неформальные правила отличаются от одного сообщества к другому. И поскольку эти
неформальные правила находятся в конфликте с законом, принятым в стране, поддерживаются они не государством, а мафиозными
структурами, потому что кто-то должен поддерживать такого рода правила.
В итоге получается, что эта страна как бы состоит, по мнению де Сота, из многих общественных договоров, вполне реальных конвенций,
которые свойственны неформальным сообществам, и из формальной легальной крышки, которая все это накрывает, а на самом деле относится
только к трем-четырем центрам, в которых и крутятся основные доходы. Задачу выхода из этой ситуации де Сота считает задачей создания
нового общественного договора, потому что в развитых странах действует структура общественного договора, которая является в
достаточной степени единой для страны, и, кроме того, формальные и неформальные нормы во многом совпадают, они не конфликтуют друг с
другом.
У де Сота есть целый ряд методик, которые позволяют, например, находить, исследовать, как устроены вот эти неформальные правила. Он
сказал одному из индонезийских, по-моему, министров, который спросил его, как определить границы реальной собственности: "Вы знаете,
я в вашей стране всего несколько дней, но проехав по рисовым полям, где вообще нет заборов, я понял, кто может сообщить, где границы
владений, - собаки. Они сопровождают человека своим лаем до определенной точки - вот там кончается de facto право собственности
одного, и начинается право собственности другого". "Прислушайтесь, господин министр, к лаю собак", - сказал де Сота.
Таким образом, его идея заключается в том, что нужно, во-первых, понять, как устроена человеческая жизнь по неформальным правилам;
во-вторых, вовлечь разные группы в процесс преобразования, в том числе обязательно вести переговоры с мафией, обязательно.
Обязательного кого-то вырвать из юридической корпорации, потому что юридическая корпорация больше всех заинтересована в поддержании
этих колпаков Броделя. Юристы живут на несоответствии формальных и неформальных правил. Должна образоваться коалиция из разных групп
интересов, которая путем развития конвенций выводит страну на другую структуру общественного договора.
Поскольку де Сота говорит не о пятисотлетних или трехсотлетних промежутках, как, скажем, Дуглас Норт, то вот тут, видимо, есть
мостик, который позволяет переехать в нашу бытность в России после 1991 года и посмотреть, что происходило здесь. Ведь здесь
происходило не только циклическое движение старого общественного договора, вертикального, который воспроизводился в России несколько
раз. Здесь происходил поиск, который всегда имеет место в такого рода смутные исторические периоды и который может быть исследован с
помощью теории социального контракта.

Социальный контракт и анархия

Я два слова скажу про теорию социального контракта. Не буду перегружать вас специальными терминами, хочу сказать только, что когда
образованные люди говорят о социальном контракте, они сразу вспоминают Руссо. Можно вспоминать также тех, кто был еще до Руссо: Гуго
Гроций, Алтуций, - но дело в том, что та теория социального контракта фактически погибла в огне Великой французской революции. Ее
так хорошо применили, что потом 150 лет термин "общественный договор" никто просто не употреблял.
Новая разработка этих вещей началась в 80-е годы ХХ века. Это существенно отличная теория. Она здорово математизирована. Там
поработали несколько нобелевских лауреатов, например, Джон Харшани стал применять к этой проблеме теорию игр, Норт сделал
определенные разработки, Джеймс Бьюкенен создал теорию конституционного выбора, исходя из того, по каким фазам движется общественный
договор и как принимается решение о базовых правилах. Есть довольно большая литература, в которой социальный контракт используется и
как объяснение того, что происходит, и как способ принятия решений, и просто как способ заключения конвенций для создания важных
правил. Я не буду много пользоваться специальной терминологией, но один раз я вынужден это сделать, потому что, с точки зрения
теории социального контракта, если мы хотим увидеть, как он образуется у нас на глазах, мы должны увидеть, где находится зона
анархии.
Анархия не является ругательством в теории социального контракта. Я вообще поражен одной вещью, господа: Россия внесла огромный
вклад в разработку теории анархии, анархических идей. Россия просто один из пионеров этой разработки, даже Франция и Италия,
пожалуй, нам уступают, но в России, именно в России, анархия является ругательным словом. При этом, например, Джеймс Бьюкенен,
нобелевский лауреат, американец, говорит, что именно взгляд философствующего анархиста, по-видимому, является наиболее правильным
для понимания того, куда должен двигаться мир. А Фрэнсис Фукуяма, скажем, говорит, что первоначальная ситуация является, скорее
всего, не войной всех против всех, а ситуацией самоорганизации или анархии, или гражданского общества, потому что вот эта ситуация
самоорганизации и есть способ возникновения живых систем.
В теории социального контракта есть модель анархии, которая позволяет измерять, что происходит со страной в процессе развития. Она
называется модель Хиршлейфера, и там есть три параметра, которые говорят о том, когда анархия является устойчивой и когда она
начинает рассыпаться и обязательно должна перейти в какие-то формы социального контракта. Анархия возникает в самых разных
ситуациях. Массово она возникает, конечно, в периоды революционных переходов, когда идет срыв к анархии. Сюда относится 91-й год,
который означал отмену новой системы правил и передвижку многих сторон жизни к анархии, то есть в область неформальных правил и
конвенций. На самом деле анархия существует и в вполне развитых странах, где проявляется во многих ситуациях. Скажем, у нас с вами
сейчас правила нашего взаимодействия нигде точно не закреплены, и, насколько я знаю, нет той силы, которая бы заставила нас
поддерживать эти правила, если не считать нашего уважения друг к другу и к организаторам этих лекций. По нормам анархии в жизни
происходит довольно много событий.
Итак, какие три условия устойчивости анархии.
Во-первых, параметр решительности должен быть меньше единицы. Это означает, что больше усилий должно будет тратиться на удержание
того, что у тебя есть, а не на захват того, чего у тебя нет.
Во-вторых, уровень доходов должен быть минимальным или приемлемым для основных групп в обществе.
И в-третьих, должен быть постоянный состав участников, то есть он не должен резко уменьшаться, увеличиваться и так далее.
Довольно очевидно, что все три эти параметра в России 90-х годов не могли соблюдаться. И все они послужили стимулами к тому, чтобы
сделать те или иные шаги в сторону создания новой структуры общественного договора.
Что такое значение параметра решительности выше единицы? - Когда олигархи захватывали собственность, когда у олигархов захватывали
собственность. Я не буду говорить о приемлемости или неприемлемости доходов, потому что понятно, что в России для значительного
количества групп населения их доходы являются неприемлемыми. Мы не говорим об очень маленьком или не очень маленьком - для них он
неприемлем. По статистике примерно получается, что за 13 лет реформ 10% населения резко улучшили свое положение, 20% несколько
улучшили, 50% сохранили уровень потребления, но при этом резко увеличили усилия для его поддержания, и для 20% положение заметно
ухудшилось. Поэтому, строго говоря, для 20% без вопросов норма не выдерживается, но и для 50%, которым приходится гораздо больше
работать для того, чтобы жить так, как они могли бы жить раньше, нету этой самой приемлемости.
Самое интересное насчет постоянного или непостоянного состава участников вот этого самого взаимодействия. Конечно, он непостоянный,
потому что есть миграции: люди уезжают, есть иммиграция из стран СНГ, есть движение капиталов - бегство их отсюда или приход
иностранных инвестиций. Все это нарушает один из параметров, который должен быть постоянным, чтобы мы спокойно жили по неформальным
правилам. Вопрос о том, как будут возникать формальные правила в России 90-х годов, должен был встать.
Я, кстати, хочу сказать, что эти параметры играли разное значение для разных периодов. Например, я считаю, что для последних лет
принципиальным является именно третий параметр. Миграции и движение капиталов стали гораздо более важными для пересмотра и
формирования правил, чем, например, уровни дохода или уровни агрессивности участников.

Как формировался социальный контракт в новой России

Вообще, по теории социального контракта, принято первым делом смотреть на единственный формальный документ, который характеризует
социальный контракт, - это конституция. Но я хочу вам напомнить, что российская конституция 1993 года принималась не так, как многие
другие. А именно: она принималась при незавершенных дискуссиях в стране. Дискуссии вылились в расстрел парламента в сентябре, в
чрезвычайное положение после этого, и затем в принятие конституции.
Кроме того, в стране к 93-му году еще не сложились новые группы социальных интересов, которые могли бы примерять к себе эти
формальные правила и говорить: "Нет, давайте мы вот тут конституцию напишем по-другому". Поэтому конституция 1993 года возникла не
как отражение договоренностей влиятельных групп в обществе, а как юридический феномен, под котором на текущий момент не было
никакого реального содержания. И вопрос о реальном содержании конституции возник тогда, когда на поле стали появляться те или иные
влиятельные группы.
Первой из таких влиятельных групп, конечно, были олигархи. Для них вопрос об отношении к конституционному порядку возник в 1995-1996
годах, когда повторно на выборы пошел президент Ельцин. Если вы помните: в чем была развилка решения вот этого конфликтного выбора
1996 года? Было два варианта: можно было отказаться от выборов, - что предлагал Березовский, - договориться с коммунистами,
пригласить их в правительство. Это означало отказ от норм конституции 1993 года. Это публиковалось тогда в газетах как вариант
Березовского и группы товарищей. Олигархи пошли на другой вариант. Они решили инвестировать все в кандидата, который, по их мнению,
единственно мог противостоять кандидату от коммунистов и провести Ельцина на второй срок.
Почему они это сделали? Мне кажется, что нужно увидеть, как формировалась эта группа и как она двигалась дальше. Они не смогли бы
выступить единой группой, если бы до этого, а именно в 1994 году, не возник "Круглый стол бизнеса России". Он важен не как
организация, а как внутренний договор, между тогда еще не очень крупными хищниками.
По Джеймсу Бьюкенену, первый шаг к общественному договору - это не договор о правах, не договор о власти. Это договор о разоружении:
когда издержки внутренней войны становятся слишком большими, нужно договориться о том, чтобы перестать стрелять друг в друга.
"Круглый стол бизнеса России" был соглашением между олигархами, когда они договорились не стрелять друг в друга. Это было очень
трудно. Мне об этом рассказывал ныне покойный Иван Кивелиди, основатель круглого стола, который, кстати, был убит своими
компаньонами, насколько потом показало следствие. Так вот это было очень трудно, потому что у каждого стояли скелеты в шкафу и у
каждого было за что и чем ответить другому. Договор о разоружении был заключен, и он им позволил выступить в качестве влиятельной
группы на национальном поле и дальше решать вопрос о том, нужна ли для рождающегося большого бизнеса эта система конституционных
правил или нет.
Тогда им важно было сохранить право собственности вместе с правом выбора - нормы конституции 1993 года. Потом произошел еще один шаг
в развитии большого бизнеса, который очень важен для понимания того, какой конвенции они добивались. А именно: победа в 1996 году
принесла олигархам промышленные активы. Она позволила довершить дело залоговых аукционов и из финансовых капиталистов превратиться в
капиталистов промышленных.
Но эта победа с ее результатом привела к концу 90-х годов к изменению установок самого крупного капитала. До этого олигархи были
группой, направленной на перераспределение. Они с помощью государства перераспределяли активы в свою пользу. Когда доходы от
промышленных активов стали превышать доходы от возможностей перераспределения, изменилась установка большого бизнеса в области
общественного договора. Большой бизнес захотел стабильных правил на рынках. До этого стабильность правил не была важна большому
бизнесу - ему была важна неприкосновенность его собственности и того общественного порядка, который позволял эту собственность
реализовывать. Потом пошли следующие шаги, которые изменили притязания большого бизнеса.
Я, кстати, хочу сказать, что такого рода схема эволюции была описана еще до 90-х годов. В 80-е годы американские экономисты МакГир и
уже упоминавшийся мной Р. Уоллсон построили модель распределительной демократии, из которой следовало, что группы, возникшие как
хищнические, в случае своего успеха, когда доходы от промышленных активов превышают доходы от возможностей перераспределения, меняют
установку в правилах, и у них начинает меняться поведение.
Это был один из источников формирования новой структуры общественного договора, потому что первая группа, доминировавшая на рынке, -
это, конечно, олигархи. Но к концу 90-х годов появились еще группы, которые приняли участие в создании конвенции. Это малый и
средний бизнес, и это в узком смысле гражданское общество, то есть некоммерческий сектор. Я хочу несколько слов сказать о том, что
внес в формирование правил этот поток.
Средний бизнес как экономическое явление возник, пожалуй, не раньше 1995 года, потому что до середины 90-х годов практически не было
компаний, которые бы заглядывали на пять-семь лет вперед и понимали бы, что они будут действовать именно в этой сфере деятельности.
Кроме того, только после дефолта 1998 года началось массовое образование отраслевых ассоциаций. Это ведь олигархам договориться
трудно, потому что они воевали друг с другом, но легко, потому что их не так много. Договариваться в отраслях, где действуют сотни
или тысячи участников, гораздо тяжелее. Возникает проблема множественности участников этой области деятельности. Поэтому, конечно,
гораздо позже стали возникать более массовые группы, которые были представлены отраслевыми ассоциациями.
Если же говорить про малый бизнес, то он, скорее всего, не получил бы никакого политического представительства, если бы в этом не
была заинтересована кремлевская власть. Малый бизнес настолько рассеян численно, настолько лишен возможности иметь специальных
менеджеров для создания политических ассоциаций, настолько лишен времени даже для того, чтобы читать газеты и смотреть телевизор,
кроме, разве что, валютных курсов, что фактически без посторонней помощи он сорганизоваться не может. Или же это происходит в
течение десятилетий.
Заметным контрагентом во взаимоотношениях с властью средний и малый бизнес стали уже про новом президенте, при президенте Путине.
Тогда формула договоренности с большим бизнесом свелась к так называемой модели равноудаленности: бизнес не вмешивается в политику,
а власть не вмешивается в бизнес. Очень неудачная формула 2000 года, очень неудачная потому, что эта формула не учитывала целый ряд
обстоятельств. Давайте вспомним третий фактор, который не позволяет держаться в рамках неформальных правил и заставляет расписывать
правила формальные.
Как быть, если крупная американская компания хочет купить контрольный пакет крупной российской нефтяной компании? Должна в этом
случае власть вмешиваться или нет? Задеты тут национальные интересы или нет? А как быть, если, скажем, крупная национальная компания
спонсирует не одну политическую партию, а три политические партии? Это нарушение соглашения или нет? Вообще-то спонсирование
политических партий этой формулой конвенции не запрещено, даже есть список политических партий, которые можно спонсировать. А можно
спонсировать все партии из списка одновременно? Ничего не сказано: нет этого в конвенции. Поэтому я и говорю, что конвенция была
крайне неудачной: она не могла выполняться. Она неизбежно пришла бы к кризису.
Давайте вернемся к малому и среднему бизнесу. Их вклад в формирование правил был связан с политикой дебюрократизации, программой
Грефа и так далее: целый ряд законов из пакета дебюрократизации создавался при живейшем участии среднего и даже малого бизнеса.
Проведение этого пакета было бы невозможно без определенного давления с этой стороны. Законы вводились в 2001 году, сейчас уже можно
сказать, что из этого получилось: каждые полгода проводится мониторинг Всемирного банка по исследованию ситуации с деловым климатом,
его проводит институт Цэфир.
Произошло существенное снижение издержек от проверок деятельности бизнеса. Это очень большой и важный выигрыш, потому что для малого
и среднего бизнеса бюрократия - гораздо более страшный враг, чем для бизнеса большого.
Однако замеры также показывают, что выиграли те, кто уже был на рынках, а не те, кто создает новый бизнес. И средний бизнес,
естественно, выиграл больше, чем малый. Это показывает вполне нормальную экономическую динамику интересов. Какие интересы были
вложены в эти законы, такие интересы и сказались на итогах действия этих законов.
Теперь про группу номер три. Как это некоммерческий сектор оказался в ситуации конвенции, переговорного процесса с властью и участия
в создании правил? Я хочу напомнить идею Фукуямы насчет того, что первоначальное состояние - это самоорганизация или, говоря другими
словами, гражданское общество (я потом с Фукуямой буду спорить, но с этим тезисом соглашусь). История 90-х показывает, что так оно и
есть.
В начале 90-х годов люди оказались брошены властью, система правил была опрокинута. Естественно, они стали самоорганизовываться для
решения своих проблем: социальных, политических, экономических и так далее. И пока существовала значительная степень анархии, это
гражданское общество существовало, никак не обращаясь к власти, или взаимодействуя с отдельными региональными представителями
власти, отдельными ведомствами. Я бы сказал, что мы в 90-е годы не осознавали, что мир некоммерческих организаций образует основу
гражданского общества. Таким же образом, как я думаю, начальники департаментов, губернаторы и мэры не очень сильно осознавали, что
они образуют государство. Пока не произошло процессов консолидации и вообще прямого столкновения в развитии разных субъектов, не
было осознания того, что за деревьями существует лес.
Понятно, что консолидация власти началась в 1999-2000 годах, и понятно, что тогда же пошли процессы координации между
некоммерческими организациями, которые привели к определенным результатам, потому что некоммерческий сектор сознавал, что если
вертикаль будет выстраиваться, власть усиливаться, а некоммерческий сектор будет оставаться в прежнем состоянии, то очень скоро от
некоммерческого сектора останутся только рожки да ножки, потому что разговаривают только с сильным контрагентом. В реальных
конвенциях может выступить только достаточно сильный субъект.
Тогда и возникли два слова: переговорная площадка. Они возникли перед Гражданским форумом 2001 года, и это ключевые слова для
понимания того, как складывались конвенции между третьим сектором и государством.
Мне кажется, что есть два условия для того, чтобы работал переговорный процесс между некоммерческим сектором и государством.
Первое условие: некоммерческий сектор должен быть экономически значим. Он на самом дел значим, потому что, по расчетам Института
экономики города, в 1997 году 2% валового продукта страны создал некоммерческий сектор. Я считаю, что это очень консервативный
расчет. Кстати, хочу сказать, что в 2003 году это был всего 1%. И понятно почему это случилось: в последние годы некоммерческий
сектор живет в худших условиях, чем в 90-е.
В чем же проявляется экономическая значимость сектора? Приведу простой пример. Весной 2001 года ввели налоговое законодательство,
очень тяжелое для некоммерческого сектора, потому что нужно было платить налоги, которые платить было невозможно. Например, единый
социальный налог, подоходный налог на похлебку для бомжа, на бесплатную консультацию в Интернете - при этом еще и индивидуальный
налоговый номер бомжа нужно было получить. В общем, много было всяких прелестей. Крупные гражданские организации тогда пошли на
переговоры с правительством. И первое, что было сказано правительственной команде, которую тогда возглавляла вице-премьер Валентина
Матвиенко, и где были министры экономического блока, что при таких налоговых условиях мы будем вынуждены уйти вот из этих, этих,
этих и этих областей, а вам придется их взять на бюджет и организовывать деятельность в этих областях самим. И на это мы получили
очень быстрый ответ: "Нет, мы совершили ошибку, мы пересмотрим эти налоговые нормы". Первое условия диалога вот этих самых нищих
многочисленных крикливых или, наоборот, тихо работающих некоммерческих организаций с сильной властью то, что есть экономическая
значимость деятельности этих организаций, что они оказывают услуги населению. Я об этом немножко говорил на предыдущей лекции в мае,
о чем вы, наверняка, забыли, поэтому я коротко напоминаю.
Вторым условием является конкурентность политического поля. В ситуации 2001 года были олигархические группы, которые соперничали с
властью, была парламентская оппозиция, которая вышла на поле гражданского общества так же, как отдельные олигархи, для того, чтобы
наладить отношения с этим сектором.
2003 год: Как не состоялся новый общественный договор
При наличии этих двух условий был возможен переговорный процесс, и возникли определенного рода конвенции. Я хочу сразу сказать, что,
по моему мнению, этот период закончился в 2003 году. Во всяком случае, в конце 2003 года. Вообще, кризис, связанный с "делом ЮКОСа"
означал очень серьезный поворот в формировании структуры общественного договора в России.
Заметьте, что получается. Получается, что было несколько линий, и в этот процесс взаимодействия с властью вступали все новые группы
для формирования правил: для воздействия на законодательство, для сближения законодательства с реальной деятельностью и так далее.
Но уже тогда в этом процессе была существенная слабость. Есть такое выражение у тех, кто занимается теорией контракта, "зонтичный
контракт". Это значит, что все замкнуто на какого-то одного контрагента. Все эти силы разговаривали с властью гораздо больше и
интенсивнее, чем друг с другом. Поэтому уже тогда была очень существенная слабость во всей этой конструкции. И хотя можно было
говорить, что по каким-то тенденциям формируется горизонтальный контракт, на самом деле он был очень слаб.
Я перехожу к кризису с ЮКОСом, потому что это существенный, поворотный момент. В чем суть этого кризиса? Я не буду рассказывать
ничего про само "дело ЮКОСа" - я скажу о том, что, по теории общественного договора, скажем, в варианте нобелевского лауреата
Джеймса Бьюкенена, есть очень сложный переход от фазы договора о разоружении к фазе договора о правах. Он связан с проблемой
компенсаций. Бьюкенен писал об этом за двадцать лет до того, что возникла проблема, когда олигархи в начале или середине 90-х годов
схватили собственность. Они должны за это заплатить? Кому они должны за это заплатить? Что должны заплатить?
На самом деле, это нормальная предсказуемая проблема при формировании общественного договора в стране. И решаться эта проблема могла
по-разному. Напомню, что когда де Сота исследовал проблемы с правами собственности, которые возникли в свое время в США, там тоже
фигурировала компенсация, потому что формально земля штатов Новой Англии принадлежала аристократии, которая, как положено по
английскому общему праву, легально оформила свою собственность на нее. Потом эта земля была без всяких прав захвачена сквоттерами,
начала обрабатываться фермерами, а потом еще делилась с помощью оружия (затем вмешивались суды и законодательные собрания). Там тоже
стояла проблема компенсации, потому что, когда в итоге отдавали землю тем, кто ее обрабатывал, нужно было решить проблему, как быть
с лендлордами, которые легально этой землей владеют. Проблема в некотором отношении обратная.
Проблема компенсации может решаться по-разному. Нужно было, скажем, вводить компенсационный налог. Почему его нельзя было ввести
сразу, в первой половине 90-х годов?
Во-первых, потому что не было еще достаточно разработанной системы правил для того, чтобы решать такие тонкие проблемы, как
компенсационные налоги. Когда начинались залоговые аукционы, их авторы понимали, что они маленьким финансовым капиталистам за
государственные деньги продают огромные промышленные комплексы - права в этом Счетная палата. Только давайте посмотрим, что бы было,
не продай они эти комплексы. Там же зарплату не платили, скажем, в "Норильском никеле", а директор государственного предприятия, я
помню, по телевизору объяснял, что деньги из Лондона долго идут, с биржи металлов. Бред полный: как будто там на санях везут деньги
из Лондона - это электронная операция, она занимает секунды.
Можно было продать и на открытых торгах. Но тогда "Норильским никелем" и вкусным "Юганскнефтегазом", безусловно, владели бы
иностранные компании. Ни у кого в стране не было сколько-нибудь значимых денег, чтобы конкурировать на открытых торгах. Поэтому была
осуществлена вот такая операция, когда за государственные деньги мелким, по мировым понятиям, капиталистам продали большие
промышленные комплексы, на которых они получили свои миллиарды. Дальше возникает вопрос: что с миллиардами-то делать? Миллиарды они
в каком-то смысле получили в подарок, хотя и не без собственного участия и собственных усилий.
Поэтому один вариант - это компенсационный налог, когда говорят: "Пересчитываем. Теперь вы готовы платить - заплатите, а
собственность остается вашей". Это вариант, который применялся в Англии.
Другой вариант коренится в том, что они должны не столько государству, сколько различным группам населения. Отсюда та схема, которую
мы разрабатывали летом 2003 года как программу под названием "Новый общественный договор", - а эта программа разрабатывалась так
называемой кризисной группой, куда входили три ведущие деловые организации: РСПП, "Деловая Россия", "ОПОРА" - и гражданские
организации под эгидой комиссии по правам человека при президенте России. Мы пришли к согласию, что главная проблема у большого
бизнеса во взаимоотношениях не с главой государства, а с теми группами населения, права которых бизнес не признавал. Не права на
собственность, а иные права.
Есть иллюзия того, что люди, не получившие собственность, страшно хотят ее получить. Это не совсем так, потому что люди довольно
легко не только тогда, но и сейчас расстаются, скажем, со своими полученными некогда акциями. Кроме прав собственности есть права,
которые не менее экономически ценны. От трудовых и социальных до потребительских и права на здоровую окружающую среду. Никакие из
этих прав реально бизнесом не признавались, и мы видели проблему в том, чтобы совершить размен в признании прав, а деньги, которые
действительно должны быть перенаправлены, направить не через государственный бюджет, где они как-то поразительным образом
рассеиваются - сколько бы их ни собирали, а через специальные программы новой спонсорской деятельности под контролем, арбитражем со
стороны гражданских организаций, как это было предложено большим бизнесом. Вот такого рода программы разрабатывались и обсуждались с
властью, с прежним главой администрации нынешнего президента в том числе. В течение трех месяцев.
Окончилось все в Нижнем Новгороде 24 октября 2003 года. Как и предполагалось по договоренности с президентом, там мы должны были
обсудить с министрами экономического и силового блока эту самую программу законопроектных работ, конвенций и так далее. Министры
экономического блока обсуждали эту программу, а силовой блок нет, потому что представители силового блока знали то, что не знали
остальные, - что Ходорковский на следующий день на пути с форума будет арестован и что кризис будет решен другим способом. И
проблема компенсаций будет решена по-иному. И мы таким образом войдем не в горизонтальную структуру, а в иную структуру - в
структуру вертикального контракта.
2004 год: Регенерация вертикального социального контракта
Я утверждаю, что в течение последнего года у нас идет интенсивная регенерация привычного для России гоббсовского договора. Я могу
говорить о фактах. Ведь что есть главный признак такого рода контракта? Главный признак такого рода контракта есть то, что власть
имеет возможность забрать права и перераспределить их. Забыли о "Юганскнефтегазе", хотя сегодня все о нем говорят. Давайте посмотрим
на другие права.
Что произошло в 2004 году? Например, у людей моего поколения забрали право на выбор накопительной пенсионной системы. Даже не
спросили. Говорят: "Раньше выбирал, а теперь не будешь выбирать". При этом, замечу, это вертикальный контракт, но все-таки контракт:
компенсация была предложена, но меня не спросили, согласен ли я на нее. Было сказано: "Ну если там вкладываешь, мы тебе от
государства чего-нибудь добавим. Вот мы придумали такую компенсацию".
Но это мелочи по сравнению с монетизацией льгот, потому что там у людей забрали вполне ощутимые куски прав, которые реально не могут
быть обеспечены в новой системе. Торопились очень сильно, и власть, вроде бы, чувствует себя в своем праве. И опять сказали: "Мы вам
денег добавим. Мы права-то заберем, но денег добавим. Повысим где-нибудь что-нибудь, потому что все-таки конъюнктура очень
благоприятная".
Потом дело дошло до гражданских прав, до избирательных прав. Может быть, и не надо избирать губернаторов. Но меня лично не
устраивает то, что у меня было право, а теперь его нет. Правда, опять предложили размен: "Губернаторов не будете избирать. Будете
формировать общественную палату". Я бы рассмотрел другой вариант. Может быть, надо сенаторов выбирать? Может, не надо избирать
губернаторов - пусть будет единство исполнительной власти. Но сенаторов-то можно выбирать, можно? - "Нет, будем формировать
общественную палату".
Это явные признаки того, что вертикальный контракт работает. Заметим, что он работает ведь не только в действиях власти. Он работает
в отношении групп населения к этим действиям. Нельзя же сказать, что за этот год страна встала на дыбы и абсолютно отказалась с этой
властью жить и работать. Этого нет, этого не произошло.
Почему произошел этот поворот? Почему кризис, связанный с проблемой компенсации в 2003 году решился так, как он решился? Я снова
возвращаюсь к схеме, о которой уже говорил, к модели МакГира-Уолсона, к модели распределительной демократии. Тогда не было слова
"олигархия": оно применялось к античности, но Александр Николаевич Привалов еще не придумал применить это слово к крупным финансовым
тузам в России. Они говорили, что, да, нормальный путь этих захватнических групп заключается в том, что они обрастают промышленными
активами, у них меняется мотивация и они требуют других правил. Но это происходит при одном условии... Точнее, весь этот процесс
может сорваться, если появляются другие распределительные группы, которые прорываются к рычагам государственной власти, и процесс
начинается сначала. То есть срыв, и "на дворе мочало - начинай сначала".
В России произошло то, что могло произойти по модели МакГира-Уолсона - появились новые распределительные группы. Смотрите, как они
сейчас, жадно чавкая, во все это ринулись. Мне кажется, что причины лежат в двух вещах.
Во-первых, дело в том, что у нас власть по конституции 1993 года устроена очень просто. Она так устроена, что в общем не обязательно
длительно продвигаться, устанавливая контроль за различными ветвями власти; власть так устроена, что она во многом единоличная.
Вышли на влияние на эту самую личность и, считайте, решили проблему доступа к пирогу.
А во-вторых, распределительные группы преобладали не только вверху, но и внизу. Это показывает история с социальными льготами. Ведь
правы те, кто говорят, что реально льготами пользуются не те, кому они предназначены, что состоятельным удобнее пользоваться
льготами для бедных, чем самим бедным, которым это сделать практически невозможно, - это тоже святая правда. Поэтому у нас вся
история с монетизацией льгот - это замечательная история борьбы распределительных групп внизу, которые лишаются всего этого, с
распределительными группами вверху. Скорость принятия социального взрывпакета можно объяснить только одним способом: нужно было
быстро установить контроль за большими финансовыми потоками, вынуть их из одних рук и переместить в другие. Там очень большие
финансовые потоки. Другого объяснения я не нахожу, почему нельзя было, несколько раз прогнав этот самый пакет, который депутаты не
успели прочесть, его поправить, убрав хотя бы очевидные ошибки, которые не позволяют его реализовать. Цель была не в том, чтобы
осуществить, а в том, чтобы перераспределить.
Что мы имеем на сегодняшний день - я подхожу к заключению своей лекции. Два признака характеризуют нынешнее состояние общественного
договора в России.
Во-первых, проблема компенсаций решилась в пользу вертикального контракта.
Во-вторых, мы имеем еще одно отягчающее обстоятельство - доминирование перераспределительных групп. Так называемое
рентоориентированное поведение, то есть стремление не создавать доходы, а перераспределять их.
Это наихудшие условия из возможных для экономического развития, поэтому как экономист я полагаю, что задача удвоения валового
продукта у нас будет решаться не очень хорошо. Я напоминаю, что Россия по темпам ростам сейчас, в более или менее благополучной
обстановке, занимает десятое место среди стран СНГ. И это при благоприятной нефтяной конъюнктуре.
Я считаю, что это нормально. При условиях, когда мы имеем вертикальный контракт и преобладание рентоориентированного,
перераспределительного поведения.
Понимаете, здесь возможны варианты. Возможен вертикальный контракт, но при этом могут доминировать не перераспределительные группы.
Что будет тогда? - Тоже не рай земной. Но тогда, например, возможна активная промышленная политика. Возможно, избирательная
протекционистская политика. Однако в таких условиях, когда подобная политика проводится в условиях вертикального социального
контракта, очень велика вероятность ошибки. Это показывает пример восточно-азиатских тигров. Иногда они крупно выигрывают, иногда
крупно проигрывают, потому что там власть решает: "Все, движемся в эту сторону. Никого не слушаем, ни с кем не разговариваем".
Очень характерен пример Сингапура. Сингапур применил самые старые методологии социального контракта, созданные в 80-е годы Джоном
Роллсом, которые позволяют не разговаривать с группами интересов, а моделировать: представлять себе, как высказалась бы та или иная
группа, если предложить ту или иную меру. Сингапур построил несколько программ социального контракта, основанных на моделировании.
Почему на моделировании? - Потому что режим авторитарный, он не хочет ни с кем разговаривать. Только что-то не очень получается.
Выясняется, что профессор, принадлежащий к среднему классу как-то неточно моделирует взгляды малограмотного подростка пятнадцати лет
из неблагополучной семьи. Как-то не очень у него это получается, несмотря на наличие математических моделей. Поэтому многие страны,
которые сделали скачок, перешли к реальным моделям социального контракта, как Ирландия, сделавшая скачок в последние десять лет. Там
уже четыре социальных контракта подписывались между реальными группами интересов.
Итак, есть более благоприятный для развития вариант с авторитарным режимом но без перераспределительных групп, когда доминируют
группы с производительными интересами. При этом высока вероятность ошибки, но даже там лучше условия для развития, чем в нашей
ситуации.
Есть другой не очень благоприятный вариант, когда группы с перерапределительными интересами преобладают в условиях горизонтального
контракта. Мы, вообще говоря, в 90-е годы жили в очень близкой ситуации. Это то, что называется "британская болезнь" (я упоминал ее
во время прошлой лекции): при наличии всех демократических институтов хорошо организованные группы, конкурирующие между собой, пилят
уменьшающийся пирог, как это было, например, с британским конгрессом тред-юнионов в 70-е годы. Это неблагоприятные условия для
развития страны, но эта болезнь проходит - она как насморк. Тянется, тянется, тянется, а потом вдруг задышал. Это проходит, потому
что распределительные группы либо сбиваются в достаточно большие коалиции, и перераспределять становится бессмысленно, либо они
вытягивают на себя такой ресурс, с которым что-то надо делать, и появляются производительные интересы.
Я даже не говорю о наилучшем, с моей точки зрения, варианте, когда при горизонтальном контракте доминируют группы с
производительными интересами. Не будем мечтать о малосбыточном. Я говорю о том, что мы попали в ту клеточку, где самые худшие
условия для развития. По этому поводу я постоянно повторяю анекдот, который очень точно выражает ситуацию с возможностями нашего
развития. Я хотел бы рассказать его и сейчас, прошу прощения у тех, кто его уже слышал.

Снежная королева подходит к Каю и говорит:
- Кай, что ты делаешь?
- Как, я из этих ледяных букв пытаюсь выложить слово "вечность".
- Кай, а какие же буквы у тебя есть?
- "А", "о", "п" и "ж".

Мы, решая сейчас задачу экономического развития, имеем вот такой набор букв. И что же делать? Как быть в этой ситуации? Я
возвращаюсь к вопросу о гражданском обществе. Сейчас объясню, почему. Я ведь почти ничего не говорил о гражданском обществе на
протяжении этого рассказа.

Реплика из зала: Может быть, сначала стоит сложить наиболее очевидное слово?

Аузан: Слово, скорее всего, сложат и без нас. Даже если мы не будем подсказывать.
Понимаете, дело не в том, что гражданское общество является для меня ответом на все вопросы. У меня к нему совершенно не религиозное
отношение. Но все-таки ответ на те два вопроса, о которых мы упомянули, лежит именно в сфере гражданского общества.
Что мы имеем:
Мы имеем преобладание перераспределительных интересов. Но дело в том, что у гражданского общества как у производительной силы есть
некоторый специфический ряд продуктов. В частности, как полагает мой уважаемый коллега профессор Тамбовцев, гражданское общество
производит переговорную силу.
Я приведу простой пример, чтобы было понятно, о чем идет речь. Когда на вас на улице напал вооруженный грабитель, у вас очень низкая
переговорная сила по сравнению с ним. А у грабителя очень мало стимулов заниматься производительной деятельностью. Но если вашу
переговорную силу каким-то образом увеличить, например, путем объединения с другими людьми, то у грабителя появится гораздо больше
мотивов для производительной деятельности. Поэтому такая вещь как переговорная сила или, говоря более простым языком, правозащита и
возможность создания организаций и ассоциаций для защиты совместных интересов влияют на количество и активность
перераспределительных групп в стране. Это первое.
Второе. Если мы говорим о вертикальном контракте, то давайте поймем, из какой самой глубокой основы возникает вертикальный контракт.
Когда вы считаете, что любую проблему можете решить через верх и не можете решить ее с человеком, который находится рядом с вами,
вот это и есть самая глубокая основа вертикального контракта. Когда вы считаете, что без письма министру внутренних дел и обращения
к президенту Российской Федерации невозможно починить канализацию в доме, у вас в стране будет вертикальный контракт.
А когда возникает такая вот ситуация? - Когда доверие на нуле, когда социального капитала в стране практически нет. Социальный
капитал - это продукт, который производит гражданское общество. Экономический капитал - основа и продукт бизнеса. Человеческий
капитал - продукт, например, таких вещей, как образование. А социальный капитал производится гражданским обществом и только
гражданским обществом.
Я обещал, что буду не только соглашаться с Фукуямой, как у нас теперь принято, но и спорить. Фукуяма полагает, что бесполезно
заниматься гражданским обществом в переходных экономиках, потому что социальный капитал был уничтожен авторитарным режимом. Фукуяма
не жил в 70-80-е года в СССР - у нас были созданы огромные запасы социального капитала, иначе бы миллионы людей не вышли на улицы. У
нас были многочисленные элементы гражданского общества в позднюю авторитарную эпоху: от КСП до московских кухонь,
экономико-математической школы в МГУ с 1968 года и так далее. Вот там производился социальный капитал.
Он сгорел в ходе шоковых реформ - это понятно. Я видел, на чем сгорал этот социальный капитал - на резкой смене правил. Люди верят
своей газете. Газета публикует рекламу. Люди не отличают утверждения рекламодателя от того, что пишет любимая газета, за которую они
в огонь и в воду. А рекламодатель врет. И как после этого верить своей газете? При такой резкой смене правил часто горит социальный
капитал. Нам нужно заново наработанный, заново созданный социальный капитал. Кто его будет производить? - Гражданское общество.
Поэтому приходя к тому, как лечить болезнь, связанную с этим набором из "о", "п", "ж" и "а" - вертикальным контрактом и
доминированием перераспределительных групп, - я говорю, что нужны такие продукты, как повышение переговорной силы и социальный
капитал, - продукты, производимые гражданским обществом. Вопрос сводится к тому, как развивать гражданское общество. Но на него я
сегодня отвечать не буду. Про это я буду делать следующую лекцию.
Обсуждение. Ходорковский и "проблема безбилентника"

Лейбин: Есть ощущение, - возможно, ложное, - что четыре буквы близки к тому, чтобы сложиться. Та часть общества, которая живет по
писаным правилам, в общем-то, невелика. И, судя по всему, она уменьшилась в результате срыва переговорного процесса. Этот срыв так и
не дал заключить контракт. А уменьшение формальной области означает уменьшение возможности управления страной административным
путем, чем, вроде бы, занимается сейчас власть.
Таким образом, с одной стороны, перед нами стоит кризис управления. С другой стороны, было сказано о 50% людей, которые живут не
хуже, но чувствуют, что работают больше, и 20%, которые живут однозначно хуже. Кажется, что эти группы населения вообще не были
вовлечены ни в экономику, ни в область заключения политических контрактов.
Глазычев в своей лекции рассказал замечательную историю о том, как в деревнях и малых городах не могут самоорганизоваться, чтобы
починить дорогу и лестницу, но вполне имеют кассы взаимопомощи. Иными словами, там есть какие-то законы самоорганизации и своей
жизни. Но есть и родительские комитеты, средства родителей, за счет которых, на самом деле, живет система образования. Это
одновременно экономические и неформальные отношения.
Несмотря на все налоговые реформы, большая часть населения валяет, по выражению Виталия Найшуля, налогового дурака. Это значит, что
есть большое поле для расширения сферы формальных отношений. Они связаны с процессами налоговых преобразований, которые должны
создать налогоплательщика, со схемами здравоохранения и образования, которые в успешном варианте не могут не опираться на
легализацию, использование ресурса самоорганизации населения и т.д.
Вроде бы должны возникнуть субъектные договоренности.
Но здесь проблема: получается так, что всех этих субъектов может создать только государство.
Здесь я перехожу к вопросу. Кому под силу создавать таких субъектов? Где здесь гражданское общество?

Аузан: В принципе невозможна ситуация, когда все субъекты имеют организованное представительство, - в обществах так не бывает. К
сожалению, даже в самых благополучных обществах всегда есть определенное количество людей, которые не организуются, не ассоциируются
и не влияют на развитие. Но они есть. Они живут, и у них есть реальные проблемы. Вот тогда необходимо государство.
Другое дело, что у нас организованы очень немногие субъекты. И сейчас степень их организации падает. Я проиллюстрирую идею насчет
социального капитала на вполне практическом примере. Если брать кризис вокруг проблемы возмещения в 2003 году, то силы, которые
стояли за иной вариант решения этой проблемы, были ничуть не меньше тех сил, которые одержали победу. Тогда мы обсуждали ситуацию в
кризисной группе, и люди из большого бизнеса говорили: "Ну как же, ведь вся пресса подмахивает Кремлю", - и прочее, и прочее. Отсюда
вопрос: а чья пресса? Я спрашиваю: "Вы что, господа, хотите сказать, что главный редактор вашей газеты сначала смотрит на Кремль, а
потом на собственника?"
То же самое было с политическими партиями, потому что в третьей Государственной Думе присутствовали партии левой и правой
парламентской оппозиции, достаточно влиятельные и смотревшие по-другому на способ решения проблемы компенсаций.
Почему же ничего не получилось? Да боя-то не было. Армия разбежалась без боя. На поле остались одни некоммерческие организации.
Знаете, почему? Потому что они верят друг другу. Когда перед решающим боем люди начинают оглядываться, они говорят: "Ё... он же меня
ударит в спину раньше, чем бой начнется!" К большому бизнесу это относилось в гораздо большей степени, чем к каким-то другим силам,
но именно у большого бизнеса были рычаги, связанные с масс-медиа и политическими партиями.

Реплика из зала: Может дело в том, что не любят Ходорковского?

Аузан: Ну да, конечно. Но давайте не будем искать в этом следствия личных качеств, а постараемся найти некоторые более общие
причины, почему кто-то не разбежался, а кто-то разбежался.
Ситуация с социальным капиталом в стране такова, что недоверие разваливает эти связи. У нас социальный капитал почти на нуле.
Поэтому я бы сказал, что вопрос заключается в том, как реально формируются такие организации без участия власти.
Кстати говоря, власть может играть роль в создании тех или иных организаций и, более того, позитивную роль. Иногда власти нужен
контрагент и собеседник, который скажет, где можно что-то поправить в их взаимных отношениях к их взаимной выгоде. Власть может
участвовать в такого рода проектах.
Я возвращаюсь к лекции, которую читал в мае, где я говорил о проблемах внутреннего устройства гражданского общества. Тогда я говорил
о том, что над гражданским обществом витает одна великая проблема, "freerider problem" - "проблема безбилетника". Результаты
достанутся всем, а издержки должен понести кто-то. Но есть же и варианты решения этой проблемы, много вариантов. Тогда эта проблема
решается. Тогда возникают организации.
А решается она либо когда участвуют малые однородные группы, - скажем, люди в одном подъезде, одинакового достатка, - либо когда
возникают дополнительные, так называемые селективные стимулы - пиво только членам профсоюза и далее в таком же духе. Эти процессы
довольно хорошо известны. Это занимает время, но это происходит, и такие процессы нужно тормозить или ускорять в зависимости от
того, как ведет себя власть. Об этом я охотно и подробно поговорил бы на следующей лекции.
Однако я хотел бы прореагировать на еще один ваш тезис - по поводу того, что буквы складываются. Понимаете, господа, я не уверен в
том, что мы с вами заинтересованы в том, чтобы буквы как можно скорее сложились. Это очень серьезный вопрос, и, глядя на соседнюю
Украину, я как экономист с опаской прицениваюсь к тому, что там происходит. Опять-таки, теория процессов институциональных
изменений, за которую, напомню, нобелевскую премию получил Дуглас Норт, в частности объясняет структуру революций и контрреволюций с
помощью того, что происходит с экономическими правилами.
Объяснение строится следующим образом (к нам это имеет прямое отношение и к Украине тоже). Наша жизнь состоит из сочетания
формальных и неформальных правил. Меняются они по-разному. Неформальные правила никогда не меняются скачком - они плывут, меняются
очень медленно. Формальные правила, наоборот, меняются только скачками, которые могут быть резкими, как в революцию, когда
существенно меняются конституционные правила.
Что происходит во время революции? Даже при самих благих целях происходит колоссальный отрыв формальных правил от неформальных.
Дальше образуется зона разрыва, где живет криминал, где живет манипулирование; где возникает сильное раздражение населения тем, что
происходит. Пусть эти формальные правила самые великолепные, но их в жизни применить невозможно, потому что неформальные правила до
них не доползли. И дальше начинается противофаза: формальные правила уходят вниз. Я считаю, что в 2000-2002 годах, в ходе первых
путинских реформ, мы прошли этот самый этап пересечения правил. Тогда была возможна легализация. Тогда были положительные
воздействия некоторых законодательных изменений. Однако потом правила, по этому закону, ушли вниз, и у нас снова возник разрыв, уже
сейчас возникает: между достаточно реакционными формальными правилами и неформальными, которые за это время подросли.
Стало быть, если мы говорим, что нам надо опять пройти через резкие изменения, которые связаны со складыванием букв, то мы опять
входим в эту синусоиду. Украина прошла через мягкую, но революцию, и она будет расплачиваться за эту революцию. За любую революцию
придется расплачиваться, поэтому мне кажется, что проблема состоит в том, что нам хорошо было бы выйти из этой противофазы, не войдя
в продолжение синусоиды.

Сергей: Здесь прозвучало очень много интересных вещей. Не кажется ли вам, что наша российская культура, ментальность являются очень
четким отражением того, что мы являемся нацией обывателей? Даже если вспоминать события 1991, 1993 годов, - обыватели просто
проснулись, вышли на улицу, а потом, когда ситуация немного изменилась и немного деформировалась, обыватели ушли в сторону: то, что
мы говорили о залоговых аукционах, 1996 год и так далее.
Не правильнее ли, действительно, было бы сделать открытые конкурсы и дать возможность Западу прийти на наши рынки? Почему мы так
боимся западных предпринимателей, акул-капиталистов? Ведь то же японское чудо произошло после оккупации страны Соединенными Штатами
Америки. Южная Корея, Тайвань, тот же Сингапур и так далее - громадное влияние Соединенных Штатов и других стран. Наверное, если бы
имелось желание эти страны выжать, как тряпку, и выбросить на свалку истории, то они не дали бы им подняться, а оставили бы на
уровне колоний, заставив влачить совершенно нищее существование. Однако мы видим, что везде, где развитые цивилизационные ценности
были привнесены, пускай даже и силой, подвергшиеся воздействию страны достигли достаточно высокого уровня жизни и экономического
развития.
Может быть, все-таки была совершена ошибка, что нашим олигархам дали таким образом прибрать к рукам предприятия? Может быть, не надо
было изобретать велосипед, а стоило отдать все западному менеджменту, который имеет больший опыт и который сделал своих людей
счастливыми? Не сократило бы привнесение всего этого цивилизационный разрыв, так чтобы нам не пришлось сейчас затрачивать двадцать
или тридцать лет на это самое удвоение ВВП?

Аузан: Во-первых, я ведь не говорил о том, что хорошо и что плохо. Я просто интерпретировал то, как это происходило, с точки зрения
складывания социального контракта.
Но теперь я готов говорить о том, что хорошо и что плохо. Не все страны, по отношению к которым было проведено вмешательство,
перешли на новый путь и живут хорошо. Можно назвать десятки бедных стран с преобладающим американским влиянием. Берем Латинскую
Америку. Сколько раз с помощью политики канонерок устанавливались те или иные режимы - они что, вступили на путь Японии?
Во-вторых, и с Японией делали то, что делали, не для того, чтобы страна процвела, - так получилось. Делали это для того для того,
чтобы страна сначала нарастила рынок для английской и американской торговли и перестала представлять военную угрозу, а не для того,
чтобы Япония конкурировала потом на американском рынке с американскими автомобилестроителями. Нету такого сознательного
миссионерства для поднятия страны.
В-третьих, давайте посмотрим, как ведут себя иностранные инвесторы здесь в России. Я утверждаю, что они довольно быстро дичают.
Возьмем немецкий капитал в России. Можем взять и американский - суть одна и та же. А заключается она в том, что они приходят сюда со
своей привычной системой правил, потом видят, что здесь, оказывается, можно получать гораздо большие доходы, если играть не по
европейской или американской внутренней системе правил, а по другой. Ведь не случайно Deutsche Bank и ABN AMRO были готовы
финансировать сделку по "Юганскнефтегазу", которую они в жизни бы не финансировали на европейских рынках. Это два почтенных банка,
германский и голландский.
И не случайно в день ареста Ходорковского все телеканалы транслировали заявление Андреа фон Кноп, главы Немецкой палаты в России,
что все хорошо: немецкий капитал всем в России доволен - "в Багдаде все спокойно".
Давайте смотреть на мир более реалистично. Я думаю, что как Норт прав насчет того, что исторически случайно возникает выход на
низкие траектории развития, так и переход на высокие траектории с помощью иностранного вмешательства возникает случайно. В одном
случае это произошло очевидным образом, в двух-трех случаях есть какие-то признаки, и в сотне случаев нет никаких признаков. Не
лечит.

Вопрос из зала: Я заранее прошу прощения за то, что будет несколько пространная иллюстрация к тому, что говорил Александр
Александрович. Я хотела бы рассказать историю из моей жизни. Это история магазина "Наманган"; история, на самом деле, про то, как я
поверила в человечество.
Магазин "Наманган" был в середине 90-х приватизирован и из него был устроен большой супермаркет. Потом хозяева магазина для того,
чтобы снизить социальную напряженность в торговом зале, устроили магазин "Хлеб", куда вывели всех бабушек, потому что торговали
только хлебом и дешевыми йогуртами. Потом вывели всех пьяных, устроив магазин "Рыба", в котором продавали только рыбу и водку. Затем
они обеспечили интересы домохозяек и мужиков, устроив при магазине металлоремонт, ремонт автомобилей и парикмахерскую. Потом
обеспечили интересы семей и подростков, устроив дискотеку и семейную пиццерию. В общем, все под себя подобрали.
Через какое-то время они стали конкурировать с местными муниципальными властями для того, чтобы отобрать кусок микрорайона для
уборки и не платить, соответственно, муниципальные налоги. Под это они подобрали всех бичей, устроив прямой обмен стекла на водку
непосредственно в пункте приема стеклопосуды.
Они обустроили все вокруг, и все были ими довольны, несмотря на то, что там сидели азербайджанцы. Все были готовы передать право
уборки территории "Намангану". И под конец они сделали потрясающую вещь: они в магазине устроили адвокатскую контору. Очередь в эту
контору примерно на треть меньше, чем очередь в бедный магазин за хлебом.
Чувствуется, что люди ощущают востребованность использования формальных правил. Понятно, что когда перестанет работать и адвокатская
контора, потребуются изменения формальных правил на уровне конституции, на что сейчас люди из Люблино еще не готовы. Они не
понимают, о чем это. А вот на уровне адвоката они уже понимают.

Аузан: Я скажу очень коротко, что, к сожалению, простых решений не существует. Могу привести противоположный пример. В середине 90-х
годов с известной всем фирмой "Партия", которая "вне политики, вне конкуренции", конкурировала фирма "АМО". Это была большая фирма.
Имея опыт в области защиты прав потребителей, я хочу сказать, что "АМО" проводила политику, очень лояльную по отношению к своим
клиентам, в отличие от "Партии", которая кидает их непрерывно. Но "АМО" на рынке больше нет.
То ли слишком рано начали (саморегулирование как проявление новых отношений бизнеса с окружающим населением возникло достаточно
поздно), то ли не так пошли - нету очевидной причины. Но то, что бывают успешные соединения формальных и неформальных правил, - это
факт.

Денис: Мне кажется, что разговор сейчас, затронув много интересных тем, удаляется от основного момента - от гражданского общества и
общественного развития. Я не претендую на такой объем исторических знаний, каким обладает уважаемый докладчик...

Аузан: Вообще-то я экономист, я доктор экономических наук.

Денис: Мне кажется, что вопрос лежит в области над конкретными дисциплинами, хотя термины используются экономические. Но, опять же,
не об этом разговор.
У меня возникла пара вопросов, связанных с парой сомнений, которые закрались в процессе прослушивания лекции.
Сомнение первое. Пример первого доктора - это пресловутый старый добрый исторический детерминизм, цивилизационный подход,
пресловутая колея.

Есть Запад, есть Восток -
Не встретиться им никогда.
Не будет слова Божия
Без Страшного суда.

Пример второго доктора. Это банальная, чуть альтернативная история, когда мы выискиваем момент поворота, говорим, что свернули не
туда, и что если бы мы свернули в другую сторону, все было бы замечательно.
Ваши примеры, по-моему, все это опровергают. Вы рассматриваете страны, которые в рамках нынешней парадигмы кажутся благополучными, и
говорите, что перед ними несколько поколений назад стояли проблемы, которые казались неразрешимыми, но тем не менее были этими
поколениями решены.
И, наконец, третий доктор. Здесь вообще вариант кривого зеркала. То есть теория подобрана совершенно идеально. Нельзя предсказывать
судьбу страны, подглядывая на Америку, а есть пара городов, накрытых куполами, - у нас это Петербург и Москва. Опять же мафия как
организованная сила, с которой все договариваются.
То есть мне кажется, что в этом случае все три доктора совершенно ничего нового не говорят. Это сомнение.
Немножко удаляясь от этого. Правильно ли я понял: по вашему мнению, точка бифуркации была пройдена буквально только что, в 2003
году? То есть не 1991 или 1993, 1995-1996 годы, не выборы 1999 года, а именно 2003 год? Надеюсь, что я понял правильно.
Соответственно хотелось бы задать вопрос из области альтернативной истории. Как вы считаете, какие в рамках последних десятилетий
были другие возможные решения для того, чтобы у нас была горизонтальная мобильность, например, капиталов и более правильные меры в
отношении промышленности?
И, наконец, последнее. Вы сказали, что социальное доверие и социальная энергия были накоплены в условиях советского режима. Режима
откровенно авторитарного, как сейчас любят говорить, откровенно тоталитарного, зачастую. Но, тем не менее, это были элементы
гражданского общества. А все-таки: не пытаетесь ли вы искать, что называется, сухой лист в осеннем лесу или песчинку на берегу моря,
то есть вообще в гражданском ли обществе дело? Возможно, пресловутое слово из четырех букв - это совсем не это слово, а мы идем по
естественному пути вертикальной организации, путем, привычным для нашей цивилизационной парадигмы: концентрация власти,
авторитаризм, восстановление растраченной энергии и соответствующее потом использование ее в рамках нашей привычной парадигмы
развития, возможно, совпадающей с западной, возможно, не совпадающей. Может быть, это более благоприятный момент, а гражданское
общество по отношению к нему вторично и третично?

Аузан: Уважаемые друзья. Во-первых, я хочу сделать, скажем так, совершенно непедагогичное признание. Я, будучи доктором, профессором
и заведуя кафедрой в МГУ имени Ломоносова, не имею права это говорить, но я скажу. Я не считаю, что наука умеет много гитик. И когда
я излагал мнение каждого из трех докторов, я не имел в виду, что кто-нибудь из них прав. Кого-то приятнее слушать, кого-то
неприятнее - никто из них другого не опроверг. Вот такой консилиум. То, что взгляды экономистов на эти общие предметы, несомненно,
имеют аналог вне экономический знаний - это точно.
Конечно, не очень вегетарианский взгляд давно известен. Так же, как и альтернативная история. Конечно, и Норт родился в общем не в
экономической пробирке. Разница в том, что эти люди обсуждают неэкономические вопросы на экономическом языке и с помощью
экономических методов. Кто из них прав, я сам не знаю. Я ищу для себя какие-то ответы.
Могу сказать, что, конечно, очень не хочется, чтобы, скажем, правильным оказался приговор первого доктора. Мне не хочется, лично
мне. Может быть, у других другие мнения.
Я коплю для себя какие-то основания, почему первый доктор не прав. Например. Месяц назад я был на замечательном обсуждении в
Берлине, где собралась партия "зеленых": там были депутаты из Бундестага, руководство партии и всякие их интеллектуалы. Там возникла
полемика насчет России и Европы. Один из присутствовавших излагал идеи еще Токвиля. Тут слово взял один из лучших специалистов по
истории стран Восточной Европы, профессор Шрёдер из Бремена. Он действительно очень известен; возможно, он лучший специалист по
этому вопросу в Германии. И Шрёдер сказал по поводу идентичности: "Ну нельзя же так забывать свою собственную историю. Еще сто лет
назад в Германии был спор: а Германия - это Европа или не Европа? И чем же это мы такая сильная Европа, когда национал-социалистскую
катастрофу в ХХ веке пережили? В XIX веке тоже много что было. Может, на Испанию посмотрим? Или на Италию? Да вообще у нас от всей
Европы останутся одни Нидерланды. Вот там классика. Все остальное - это сложный путь в Европу, и чем отличается в этом смысле
российская история от итальянской, испанской или германской - это очень сложный вопрос".
Действительно, когда начинаешь смотреть на факты, понимаешь, что с национальной идентичностью как-то все очень сложно. Она есть, но,
видимо, границы, которые она задает, достаточно подвижны.
Теперь про точку бифуркации. Да, я полагаю, что мы прошли точку бифуркации - мы это сделали. И это печальный вывод, потому что я был
убежден в 2001 году, что идет некоторая борьба тенденций, исход которой еще не определился. Сейчас очень быстро идут процессы,
которые в очередной раз возвращают нас к испытанным схемам - никто не привнес это искусство: мы прошли эту точку, а дальше начало
складываться так, как складывается, - и оно складывается, одно к одному. Когда наступит следующая точка бифуркации, - я не знаю. Я
полагаю, что предыдущую мы прошли, опираясь на то, как устроена динамика процесса.
Насчет авторитарного, тоталитарного режима, того что было в советское время, и связи этого с гражданским обществом.
Я бы резко различал авторитарные и тоталитарные режимы. Тоталитарные режимы - это, насколько я понимаю, продукт ХХ века.
Государство, которое проникает в семейную личную жизнь, в сферу совести и вообще куда угодно, - это изделие века ХХ-го. Государство
должно было развиться до очень сильного состояния, чтобы обрести тоталитарность. Я полагаю, что в тоталитарном государстве никакого
гражданского общества нет и быть не может. Там любая организация опосредована принуждением, угрозой применения принуждения или
является инструментом принуждения.
Но в авторитарных государствах не так. Поздняя советская эпоха - это не тоталитарное государство, а авторитарное. Там, на мой
взгляд, были многочисленные элементы гражданского общества, и они производили то, что они производили.
Требуется ли вообще обращение к концепту гражданского общества для разговора на эти темы? Я считаю, что да. Я ведь этим нарочно не
злоупотреблял. О гражданском обществе как о непосредственном предмете я старался рассказать в прошлый раз. Я прошу прощения за эту
дурную профессорскую привычку говорить: "А что, вы не читали моей последней книжки?" - в ответ на вопрос, но я непрерывно говорил в
прошлый раз про гражданское общество. Наверное, и в следующий раз я буду говорить про него гораздо больше, чем сейчас.
Но сейчас мне было важно на крайних точках сказать о происходящем. Сам поворот, способ складывания контракта - я сказал об этом
коротко, но для меня это важно - зависит от того, насколько влиятельно гражданское общество. Какая схема навязывается. Ведь каждая
из этих трех сфер деятельности: бизнес, гражданская сфера и область государства - имеет разный геном, разную структуру деятельности.
И мы на социальном контракте видим, как это отпечатывается: или это иерархические структуры, или это горизонтальное взаимодействие,
всюду, где можно, добровольное; или это сделка. Вот такие отпечатки видны.
При слабом гражданском обществе мы будем иметь либо иерархическую структуру при вертикальном контракте, либо сильное влияние
принципов сделки.
И второе, что мне было важно сказать, и я сказал это в конце: не вижу я других рецептов против тех болезней, которые названы, кроме
тех продуктов, которые производятся гражданским обществом. Если вы видите, кто еще производит социальный капитал, - скажите. Если вы
видите, кто меняет переговорную силу...

Реплика из зала: Правозащита...

Аузан: Так это и есть продукт гражданского общества. Правозащита - это и есть то, что на экономическом языке называется изменением,
выравниванием переговорной силы, снятием асимметрии.

Реплика из зала: Вертикальный контракт, стало быть, не производит социальную энергию...

Аузан: Подождите, я не говорю про социальную энергию, я говорю про социальный капитал.
Вы правы в каком отношении. Если мы под социальным капиталом, как это принято, скажем, в экономической социологии, понимаем нормы
доверия, на основе которых возможна деятельность, - конечно, они могут быть очень по-разному структурированы. Да, в странах
Латинской Америки, скажем, довольно значительные запасы социального капитала, но они поделены на своеобразные радиусы доверия, как
выражается тот же Фукуяма. Есть группы, внутри которых существует сильное доверие и которые связаны просто как мафия. И они
противостоят другим группам - стенка на стенку. А где-то там витает власть авторитарного типа. И так может быть устроен социальный
капитал.
Что касается того, может ли власть производить социальный капитал: я думаю, что она может соответствовать или не соответствовать
этому процессу. Когда говорят, что рейтинг доверия президента 70%, для меня это объясняется следующим образом: когда люди не
доверяют никому, они бы, наверное, делегировали полномочия на уровень богов. Но боги-то разные. Полномочия поделятся между Аллахом,
Буддой, Иеговой и Христом. А вот последний единый уровень для делегирования - это глава государства, и там это все желаемое и
невостребованное доверие и сосредоточилось. Я думаю, что это фиктивное производство доверия, это иллюзия. А настоящее производство
доверия происходит в условиях реального человеческого взаимодействия.
Простите за длинный ответ, просто я на ходу размышляю, потому что вопросы интересные, - спасибо.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, неужели наш русский путь в том и заключается, чтобы ждать, пока в Европе что-то изменится в хорошую
сторону, и только после этого начинать по-новому прорубать туда окно? Или наш русский путь лишен каких-то своих глубинных
положительных корней, которые никому не известны?

Аузан: Понятно. Вы знаете, мой ответ, возможно, вас не устроит: я не знаю, в чем наш русский путь. Я думаю про это, но не могу
ответить определенно. Я не имею в виду, что Россия - это обязательно европейская страна, но она может стать европейской страной. А
может и не стать. Я понимаю, что в России надконституционные ценности устроены по-другому, чем, скажем, в Англии. Но и в Италии они
устроены по-другому, да и внутри Италии - несколько по-разному. Я думаю, что человек, дающий определенный ответ на такого рода
вопросы, лукавит. У меня нет определенного ответа на этот вопрос - это предмет размышлений.

Лейбин: Я так понял, что схемы и подходы, излагаемые Александром Александровичем, никак не связаны с тем, какая фактура
надконституционных ценностей и укладов, за счет чего, собственно, Россия и может состояться, в чем ее игра. Разговор о социальном
контракте не противоречит попыткам опереться на ресурсы и ценности, которые имеются в нашей культуре.

Аузан: Нет, простите. Внесу маленькую поправочку.
Дело в том, что структура надконституционных ценностей, конечно, влияет на такие темы, как социальный контракт и гражданское
общество. Мы имеем, несомненно, мифологизированные образы вроде "государства", "воли", "правды" - многозначные слова, которые
переводятся с точностью до наоборот. По-моему, я приводил этот пример в мае. Меня бесит, когда говорят о политической воле: мол,
недостаток политической воли. Но слово "воля" в русском имеет все значения от "а" до "я": от полной, ничем не ограниченной свободы,
вольницы до решения одного единственного лица, который за нас все решит.
Конечно, это предмет национального согласия, что у нас для счастливой жизни не хватает политической воли. У нас есть такого рода
мифологизированные вещи. Но мне кажется, что, тем не менее, в надконституционных ценностях нет такого, что запрещало бы развитие,
например, гражданского общества. Очень хорошо отметила одну вещь Людмила Михайловна Алексеева. Когда шла полемика, Людмила
Александровна в ответ на слова Дугина о том, что слова "гражданин" и "общество" являются кальками, сказала: "Извините, это вполне
русские слова. И они не отторгаются сознанием. Они не произносятся в иностранной транскрипции, как, скажем, маркетинг".

Людмила Вахнина ("Мемориал"): Александр Александрович, в ваших рассуждениях все время возникают описания катастрофических ситуаций.
И похоже, что есть обратимые ситуации, как, например, в Германии: произошла катастрофа, а потом все вернулось к норме. Очень страшно
думать, что у нас могла произойти необратимая катастрофа. Мы потеряли столько общественных основ... Мы все время исходим из того,
что у нас колебательный режим. Но он может сорваться в неуправляемый. Очень страшно, что у нас может произойти именно это.
Как вы оцениваете наши перспективы в плане возникновения необратимой катастрофы?

Аузан: Вы знаете, мне, наверное, трудно ответить правильно на этот вопрос, потому что я по интуитивным взглядам на жизнь оптимист.
Поэтому я апокалиптические варианты почти никогда не принимаю в расчет. Так не стоит делать.
Когда-то я говорил, что официальной религией советского народа является пессимизм. Это была официальная религия, которая скрывала за
собой веру в лучшее будущее: все-таки вдруг будет не так. Я не думаю, что возможны какие-то апокалиптические вещи, хотя понимаю то,
о чем вы говорите: ущерб, нанесенный, скажем, веком ХХ, достаточно серьезен, а были случаи нанесения ущерба и до этого. Страна
действительно очень много теряла. Даже в периоды колоссальных и славных исторических скачков, вроде эпохи Петра Великого, которая
мне представляется не менее катастрофичной, чем... Ну да, есть основания считать, что страна теряла очень много крови и что
непонятно, как она одолеет этот самый исторический недостаток.
Но давайте учтем, что ХХ век выдвинул схожие испытания с тоталитарной государственностью не только для России. Да, более короткие.
Но все-таки целый ряд стран прошли сквозь такого рода испытания, и, похоже, преодолели их последствия - Германия и Италия. В Испании
государство тоталитарным в полном смысле не было. Это была система жесткого авторитаризма, но там в общем сохранялись определенные
пространства. Именно поэтому Испания из такого состояния выходила мягко: из всех тоталитарных режимов выход очень сложный.
Давайте считать, что у меня нет ответа на ваш вопрос, но нет и тяжелых ожиданий. Я считаю, что сейчас у нас динамика отрицательная:
мы в противофазе. Но я не думаю, что это противофаза, которая направлена, например, в новый тоталитаризм. Или в катастрофу такого
масштаба, как те, что Россия уже пережила.

Новикова, Центр "Демос": У меня несколько вопросов, и все они технические.
Допустим возникновение идеальной ситуации формирования горизонтального контракта. Все равно возникнут элиты внутри гражданского
общества - это хорошо. Но как объяснять тогда гражданам, чтобы им было очевидно, что они тоже участвуют в распределении этого
прибавочного продукта? Иначе мы можем потом опять получить проблемы.
Второй вопрос. Вы говорили о том, что вертикальный контракт у нас брался на вооружение изначально, где-то с XV века. В том числе вы
объяснили это тем, что не было проблемы земли, и нужно было закрепить человека на этой земле. Скажите, а почему так получилось, что
закрепляли именно русских? Татары из Казанского ханства никогда не были крепостными. Как получилось, что самым подневольным
населением было русское? Мне интересно, почему тогда этот вертикальный контракт был не до конца проведен.
Третий вопрос не совсем связан с темой обсуждения, но мне интересно. Разве не было до двадцатого века тоталитарных государств?
Например, инквизиция, регламентация сексуальной жизни?

Аузан: Что касается первого вопроса, то я, может быть, не очень правильно его понял. Что вы имеете в виду под объяснением? Что те,
кто не влияет напрямую на принятие решений, тоже что-то имеют от результатов?

Новикова: Мне кажется, что люди сейчас недовольны тем, что они не понимают, какие выгоды они имеют от того, что происходит в
российской экономике. Допустим, что будет идеальная ситуация: они должны понимать, что лично получают что-то от всех этих
экономических удач.

Аузан: Понятно. Давайте вопрос про техники объяснения переадресуем пиарщкам. Я не знаю, как их построить. Я могу сказать следующее:
вообще картина того, что происходит в жизни, и то, что фиксируется общественным сознанием, - это сильно разные вещи. С вашего
разрешения я приведу пример, гораздо более близкий к темам моих лекций. Я полагаю, что за 90-е у очень многих людей вырос огромный
опыт решения вопросов при помощи горизонтального контракта. Люди решают очень многие вопросы в гаражном кооперативе, в кредитном
союзе, даже не образуя никакого формального объединения. Но у них в сознании такой клеточки нету. У них в сознании есть клеточки:
бизнес, государство, но в их картине мира нет клеточки "гражданское общество".
В итоге возникает крайне странная ситуация, когда явление есть, а слова нету. И это очень сильно влияет на поведение - когда люди
неверно обобщают свой собственный опыт. Поэтому я бы для начала занялся объяснением не того, что люди имеют или не имеют от
действующей экономической и политической систем России, - этим у нас занимаются многочисленные партии. Занимаются с равной мерой
неуспешности, я бы сказал. А, вот, попытаться людям объяснить, что они что-то умеют делать лучше, чем власть, к которой они
обращаются с просьбой это сделать; что у них накоплен определенный опыт и что это имеет достаточно серьезные системные
последствия, - вот это, действительно, было бы очень здорово. Мне кажется, что есть единственный способ, - хоть это и не очень
красиво звучит, - тыкать носом в собственные достижения. Показывать: вы это сделали и это сделали, и это сделали - а все вместе оно
называется совершенно по-другому. У вас нету слов, которые позволили бы это обозначить - мы вам скажем, как это называется.
Про тоталитарные государства. Вы знаете, это сложный вопрос: существовал ли тоталитаризм до ХХ века. Почему он мне кажется сложным?
Если говорить, например, о религиозных организациях, то я бы рассматривал скорее некоторые альтернативные эксперименты вроде
государства иезуитов в Парагвае. Надо посмотреть: может быть, там было что-то близкое к тоталитарному режиму. Но в каком смысле
церкви даже в период своего максимального преобладания все-таки, скорее всего, не достигали тотальности. Внутри церкви ограничения
заложены религиозными нормами, которые тотально проповедуются. При этом там есть правила, которые определенным образом защищают
человека. Во всяком случае, если мы будем смотреть на результаты террора церковного и террора государственного, то государство,
конечно, преуспело существенно более.
Не претендуя на окончательность ответа: думаю, что подходы к тоталитарным системам, конечно, были, но были и серьезные внутренние
ограничения, которые не позволяли это сделать. Обращаю ваше внимание на то, что та же инквизиция в одних областях католического мира
устанавливала полный контроль (в основном там, где были свежи раны от противостояния с мусульманским миром), а чуть глубже этого
контроля уже не было, и власть соперничала с церковью за влияние. Но с этим вопросом лучше к историкам.
Теперь про закрепощение русских и не русских.
Во-первых, давайте не будем злоупотреблять выражением "вертикальный контракт". Безусловно, Россия привносила его на все
присоединяемые территории. Другое дело, когда мы говорим о крепостничестве.
Ссылаясь на отличную работу Георгия Федотов "Россия и свобода", я могу объяснить то, как этот принцип приходил в новые области.
Георгий Федотов сказал, что Россия открыла способ осуществлять технический прогресс без расширения свободы. То, что не умели делать
никакие европейские государства. Крепостническое построение промышленности при Петре и после Петра. Это очень похоже на политику
кольберизма, меркантилизма в Англии и во Франции, но это не попытка силой загнать люмпенов в систему наемного труда, а закрепление
человека даже не за крепостником, а за заводом. За купцом же было нельзя, и поэтому приписывали к уральскому заводу: уже
неперсонализированное закрепление.
Если же говорить о том, были там русские или не русские. У поморов не было рабства, не было крепостничества.

Новикова: Но это море, это север.

Аузан: Север. Но я просто хочу сказать, что были русские, которые не попали в крепостническую систему.

Новикова: Это видно.

Аузан: И, что интересно, эти русские, как на севере - поморы, так и на юге - казаки, часто говорят: "Мы не русские: мы крепостными
не были". Хотя казаки-то точно из беглых, но они начинают отделять себя по этому самому признаку.
Касательно присоединения национальных областей: вертикальный контракт не означает, что там не происходило сговора. Происходил сговор
с национальной элитой, происходило поддержание национальных порядков. И обратите внимание на то, что, скажем, в Финляндии и Польше
были порядки, максимально приближенные к европейским, и Российская империя признавала эти правила, включая отсутствие
крепостничества, выборность парламента, местные денежные единицы и так далее. Вертикальный контракт все равно основан на сговоре,
связанном с переговорной силой.

Новикова: В общем, я поняла: крепостничество - это один из возможных инструментов, а там просто были использованы другие.

Аузан: Да. Кроме того, здесь не играет роли национальный признак. Были том числе и этнически русские районы, которые не были этим
охвачены, куда крепостничество не дотянулось. Туда русские уходили от крепостничества: в Сибирь, например. Я бы сказал, что вообще
Россия не евразийская страна, а евроамериканская, потому что за Уралом начинается типичная Америка.

Дмитрий: Александр Александрович, вы говорили о субъектах, которые участвуют в переговорах по созданию социального контракта. Кто
становится обычно инициатором этих переговоров и кто бы мог стать им в наших условиях, чтобы создать социальный контракт, более
приемлемый для развития экономики?

Аузан: Давайте я начну с того, что сейчас, с моей точки зрения, переговорный процесс невозможен. Вот сейчас, в этой исторической
точке. Он был возможен до прохождения этой самой точки бифуркации - я не знаю, когда снова появится возможность для такого
переговорного процесса.
Второе соображение. Понимаете, далеко не всегда этот процесс проходит осознанно. Иногда люди разговаривают и договариваются об
одном, а на самом деле получается, что они договорились о конституционных правилах. Я могу привести вам в качестве примера
английскую Великую хартию вольностей. Бароны с Иоанном Безземельным договаривались о том, чтобы он их не трогал и имущество не
отбирал. Причем эти бароны отнюдь не были сторонниками теории социального контракта, особенно горизонтального. Они были
безграмотными, жадными и защищали в первую очередь себя. Но там возникла формула: "Никто не может быть осужден иначе как судом
равных себе", - потом оказалось, что эта классная вещь применима и к другим сословиям. Иногда социальный контракт существует в виде
договоренности, которая возникает в нашей жизни, но не осознается как договоренность о конституционных ценностях, а выглядит как
договоренность о том, чтобы ты у меня чего-нибудь не забирал, а я тебя не буду за это топором бить. Получается в итоге решение на
уровне конституционных ценностей.
Второе соображение, таким образом, заключается в том, что совершенно не обязательно принятие идеи о том, что мы строим социальный
контракт, сознательно ведем переговоры. Люди просто взаимодействуют, решая проблемы, и иногда получаются решения, выходящие за
пределы конкретного случая.
И третье соображение. Вообще-то далеко не все страны проводили эксперименты или шли путем создания сознательных социальных
контрактов. По последним тридцати годам я бы сказал, что так было в Испании с пактом Монклоа; как я уже говорил, так было в
Ирландии. Еще Хорватия, Эстония. В Англии это имело ограниченный характер в виде так называемого компакта (?): соглашения, которое
десять лет формировалось между некоммерческим сектором и правительством Британии.
Может быть, в России вообще не будет больше попыток сознательно создать глобальные договоренности. Тогда процесс будет устроен так
же, как это было у английских баронов с Иоанном Безземельным.

Михаил Викторович: Александр Александрович, как вы оцениваете вероятность того, что в ближайшем обозримом будущем, в период до
двадцати лет произойдет европейская катастрофа, после которой соотнесенность с Европой в любом отношении: экономическом или в плане
поиска ценностей - теряет значительную часть смысла, и мы можем оказаться в несколько противоестественном положении хранителей
каких-то погибших или полупогибших ценностей?

Аузан: Наверное, я отвечу так же, как ответил Людмиле Вахниной по поводу России: я не чувствую большой вероятности наступления
Апокалипсиса в Европе или Америке, или даже в Китае, хотя должен сказать, что там, по моему мнению, нарастает серьезный внутренний
кризис. Есть у меня некоторые основания так считать. Так что, когда мы примеряем к себе китайскую модель, то вопрос не только в том,
где взять столько китайцев, но еще и в том, как сама модель дальше будет жить.
Это не означает, что европейские образцы остаются единственными или лучшими. Там и внутри есть определенное разнообразие. Я вообще
не склонен считать, что есть одна дорога правильная и четыре неправильных. В родной для меня и не чуждой вам, Михаил Викторович,
институциональной экономической теории это называется методом дискретных институциональных альтернатив. Всегда есть несколько путей
движения, способов движения. Каждый из них связан с определенными выгодами и издержками. Кроме того, выбирают эти пути разные люди,
которые имеют разное представление о том, что хорошо, что плохо; что желательно и что нежелательно. Мир устроен в этом смысле
достаточно альтернативно.
Я не думаю, что правильной является схема, когда мы говорим, что эта дорога, пожалуй, идеальна, а остальные мы даже не будем
рассматривать. Даже из безвыходного положения, как известно, есть по меньше мере два выхода: плохой и очень плохой. Мы их не
рассматриваем только потому, что психологически не желаем их рассматривать. Но альтернативы существуют всегда.
Для меня, во-первых, пока совершенно не очевиден европейский выбор России. Это один из вариантов. Я не знаю, насколько он реализуем,
и понимаю, что на сегодняшний день мы находимся дальше от этого выбора, чем пять лет тому назад.
Во-вторых, есть другие варианты, которые надо взвешивать. Наверное, есть варианты, которые мы еще не видели. Если все сказанное было
воспринято как европоцентричность, то это скорее мои эстетические предпочтения, потому что мне вот здесь нравится, я считаю, что это
европейская стилистика. Ну нравится мне здесь. Но это эстетический выбор, а не аналитический.

11 января 2005, 18:37



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 23:59:59

Рамиль Гарифуллин. Принять себя (*+)

Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050112_gar.html

Принять себя
Рамиль Гарифуллин

Дата публикации: 12 Января 2005

Принятие себя - это прежде всего способность долговременно находиться со своим внутренним миром (со своими мыслями, переживаниями,
фантазиями и т.п.), который для личности становится главной ценностью. Это своего рода тест на пребывание в одиночестве сам с собой,
причем такое, что нельзя смотреть телевизор, засыпать, входить в общение с кем-либо и с чем либо. При этом можно общаться только с
собой.
Совсем недавно под новый 2005-й год попали в кутузку двое незнакомых мужчин и находились там трое суток. Один из них был
малоразговорчивым и спокойным, другой болтливым и суетливым. Последний так утомился за трое суток, что лез уже не только на стены,
но и на потолок. Малоразговорчивый же, находясь в собственных думах, не заметил, как быстро пролетело время.
В этом ценность способности долговременно и наедине находиться с самим собой, ничего не делая, не занимаясь каким либо трудом и т.п.
Казалось бы, неужели трудиться - это плохо? Увы! Приходиться констатировать, что число людей, неспособных принимать себя, усиленно
растет. Из недавнего разговора с одним знакомым: "Я либо как лошадь работаю и не могу себя видеть без работы, либо как свинья
напиваюсь водки и пьянствую. Если нет водки, то воскресенье для меня сильное испытание, не говоря уже о новом годе, а тут еще
десятидневные каникулы придумали!" Это и есть испытание на принятие себя. Этот мужчина не выдерживает условий, при которых он
находится с самим собой и, поэтому, убегает от себя, превращаясь в другого (опьяненного), который принимается им настолько, что
человек теперь уже может некоторое время находиться наедине "с собой", с улыбкой на лице.
Того мужчину трясло от принятия себя. Поэтому некоторые вместо того, чтобы принять себя, "принимают на себя"... алкоголь или
наркотик. Таким образом, патологическая зависимось от труда, называемая трудоголизмом, находится в одном ряду с алкоголизмом. Не в
этом ли основная причина пьянства большинства людей труда? Труд необходим, но не такой, с которым вы в патологической зависимости.
В целом, отсутствие способности принимать себя имеет место не только у больных, страдающих алкоголизмом, но и людей, страдающих
любыми патологическими маниями и зависимостями (от труда, секса, пищи, телевизора, игровых автоматов и т.п), от отсутствия которых у
людей начинается душевное беспокойство.
Почему для человека так важно уметь принимать себя? Потому, что принятие себя - это и есть истинная любовь к себе. Любовь к другому
всегда основывается только на любви к себе. Таким образом, любовь к другому - это принятие другого. Иными словами, не верьте тем,
кто утверждает, что он не любит себя, но любит других. Все это проявление фундаментального психологического принципа "внешнего через
внутреннее."
Многие настолько не принимают себя, что начинают самообманываться. Иными словами, они не любят и обманывают себя настолько,
насколько не любят и обманывают других. Таким образом, расцвет манипулятивных технологий в мире - свидетельство того, что люди и
человечество все меньше и меньше принимают себя, все меньше и меньше любят себя.
Прошедшие десятидневные каникулы стали для россиян хорошим испытанием на принятие себя. Согласно нашим исследованиям, большинство
тяжело перенесли это испытание. Кто-то не выдержал и сорвался... на работу (нами был зафиксирован социальный феномен сопротивления
каникулам). Кто не смог туда сорваться, тот сорвался и начал пьянствовать до тех пор, пока работу не откроют. Кто-то принял себя,
был с собой, поэтому принял и других. Провел время в любви и согласии с собой, и поэтому с другими (например, с близкими).
Остальные просто погрузились в депрессию.
Очевидно, что эти каникулы стали испытанием потому, что в России до сих пор не существует развитой культуры досуга, как способа
убегания от себя, как спасения для тех, кто не умеет принимать себя.
Мода на каникулы пришла с Запада. У них есть основание для таких каникул в силу того, что с одной стороны, у них хорошо развита
культура досуга, с другой, каникулы выгодны и приносят прибыли; они, собственно, есть не более чем изощренный способ выворачивать
карманы. У нас же зимние каникулы оказались лишь прихотью чиновников и возможностью хоть на десять дней парализовать социальную
жизнь. Иными словами, мы не готовы к таким каникулам, так как нам остается принимать себя, а этого делать мы не умеем.
Запад тоже не способен принимать себя. Поэтому и развил свою высокотехнологичную культуру досуга, всяческие игрушки для детей и
взрослых, целые виртуальные миры, созданные специально для того, чтобы продавать место в них тем, кто хочет убежать из реальности.
Погружение в эти миры - и есть наша неспособность принимать себя, обманываясь в иллюзии. И чем больше мы будем уходить в эти миры,
тем больше будем терять способность любить себя и других, любить живое, и тем больше будем любить неживое - искусственно
двигающееся; такая форма некрофилии, согласно Фромму. Правда, Фромм не предполагал, что эта некрофилия достигнет таких глобальных
масштабов.
И все- таки на земном шаре есть оазис, где люди не разучились принимать себя, куда не пришел еще этот цунами, но, к сожалению,
приходят реальные природные цунами и катаклизмы в виде бедствий и землетрясений. И для них зимние каникулы действительно стали
испытанием на принятие себя.
Многие западные ученые, преподавая на Востоке, приходят к выводу, что как бы они не обучали там своим европейским премудростям, им
не удается изменить восточный менталитет - способность принимать себя и долго находиться с самим собой в намазе или молитве. Сами же
западные ученые, живя там и находясь далеко от своих цивилизованных "игрушек", начинают страдать, но до тех пор, пока сами не
опускаются на колени со своими учениками. Япония, а теперь и Китай, приняли Запад, но не отравилась как другие, так как уже имели
сильный иммунитет - принятия себя. (Кстати, проблема безработицы на Востоке не так опасна, как на Западе, так как незанятый
восточный человек не испытывает такой депрессии от появления свободного времени, как суетливый западный).
А мы так и не приняв себя, находимся в вечной революционной суете. Правда, некоторым везет: вот, например, у Ходорковского появились
условия для принятия себя. Его сейчас ничто не отвлекает.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 22:42:28

Ю. Богомолов: "национализм, да вкупе с подсушенным порохом в коммунистических пороховницах - это взрывная сила" (*+)

ДЮЖИНУ НОЖЕЙ В СПИНУ РЕВОЛЮЦИИ

[ 16:01 11.01.05 ]



http://www.izvestia.ru/comment/article983602

И снова российский либерализм связывает определенные надежды на светлое будущее отчизны с революцией. Не прошло и века. Не впрок нам
пророчество "Бесов".

***

:Ныне всяк оппозиционер обновляет какой-нибудь скомпрометированный термин. Националисты - "национализм". Большевики - "большевизм".
Демократы - :

После Октября у нас в России установилась по уважительным причинам стойкая аллергия на слово "революция".

Отчаявшись заставить сиять заново прекрасное слово "демократия", наши либералы после украинских событий взялись за отбеливание
такого антидемократического по природе инструмента общественного развития, как революция.

Происходит это по знакомой схеме. По той, по которой облагораживались войны. Мы это проходили в советской школе: бывают войны
справедливые и несправедливые, захватнические и освободительные, колониальные и антиколониальные.

Так, мол, и с революциями. Мол, они повивальные бабки. К тому же предлагается еще один важный показатель: кровавая она или
бескровная.

ХХ век дал несколько примеров бескровной и безалкогольной революции. Все они похожи на лабораторные опыты: в пробирку наливается
что-то бледно-оппозиционное, потом добавляется пара капель какого-нибудь революционного реактива - легкий дымок, и содержимое
окрашивается в какой-нибудь приятный цвет - розовый или оранжевый. И власть перетекает от одной элиты к другой.

А когда начинается математика больших чисел, то все заканчивается не столь благополучно. В мегамире действуют другие законы, нежели
в макромире, и все процессы там проистекают абсолютно иначе.

Европа марксизм пережила как предохранительную прививку, чуть потемпературила и стала социально ориентированной, а Россия и Китай -
корчились в предсмертных судорогах и довольно долго кровью харкали.

Россия - это математика очень больших чисел. Звать ее на площадь, хотя бы и с мирной целью: вы тут постойте у Кремля с оранжевыми
хоругвями, послушайте рок, а мы, либералы, по-свойски потолкуем с президентом и его администрацией - штука рискованная.

***

Собственно на восточно-европейском Западе все эти плодово-цветочные революции - это и никакие не революции в традиционном смысле.
Назовем их условно новой политтехнологией. Она практикуется, как можно было уже заметить, в странах с размягченными авторитарными
режимами.

Надо сказать, от одного опыта к другому технология эта не просто совершенствуется, но и гуманизируется. Самый первый блин (свержение
диктаторского режима Чаушеску в Румынии) вышел, все-таки, кровавым комом. На то, конечно, были объективные причины. Диктатор уж
слишком далеко зашел в своей самоизоляции и в деспотизме по отношению к своему народу.

Народ имел моральное право на восстание. Но, как сегодня выясняется, без тонко продуманной и мастерски организованной работы
западных спецслужб дело бы не сделалось.

Под занавес старого года НТВ показало документальное исследование "Шах и мат семье Чаушеску", которое в условиях предновогоднего
ажиотажа, осталось почти незамеченным. Между тем, оно представляет собой в известном смысле подкоп под героический миф о спонтанном
характере восстания румынского народа.

Всякое рациональное покушение на иррациональный миф в глазах его массового потребителя ничего не стоит. Миф неуязвим. Но тут случай
несколько другой. Потребителем сказки о румынской революции является либерально-демократическое сознание. И оно, признаюсь, было
сильно уязвлено прозвучавшими в фильме признаниями резидентов ЦРУ и свидетельствами некоторых участников тех событий. Теперь мы
видим, что свержение режима Чаушеску проходило по детально проработанному сценарию.

Но самым, пожалуй, шокирующим пунктом стало то, что кровопролитие входило в план инициаторов восстания. Оно требовалось для
массовизации протестных акций населения. И оно явилось следствием опять же продуманной провокации.

В чем опасность таких сценариев с кровавой начинкой. Выпустив из бутылки джина революции, не знаешь, как его загнать обратно без
большой крови. Разве что посредством больших кредитов:

Впрочем, большие кредиты оказываются нелишними и в тех случаях, когда старую власть удается вышвырнуть с насиженных резиденций без
единой на ее теле царапины.

Без внешних финансовых заимствований национальная демократия на первых порах довольно быстро скукоживается. К слову, сказать, это
нормально и естественно.

Бескровные версии цветочных революций - сербская и грузинская - заключали в себе довольно явственный силовой потенциал, который
выходил наружу в критический момент. Памятны кадры штурмов парламентов в Белграде и в Тбилиси.

Незабываемы телекадры, когда улыбчивый Мишико Саакашвили с перекошенным от злобы лицом стучит чем-то деревянным и требует к ответу
Шеварнадзе, которому еще вчера пел осанну. А какой затем победители и триумфаторы устроили в парламенте дебош:

В Тбилиси, как и в Белграде толпа явила свою силу. В Киеве оранжевый Майдан был своего рода бронепоездом на запасном пути. Или, если
быть более точным: дамокловым мечом.

Он висел над деморализованной властью. А непосредственными участниками ее свержения работали жестко структурированные группы молодых
людей, во главе которых состояли "десятники". (В "Бесах" по задумке Петруши Верховенского народная стихия должна была быть завязана
в единый узел маленькими узелками - группами сознательных революционеров по пять человек).

Группы по команде исходящей из "штаба революции" бросались на блокирование того или иного правительственного учреждения, подвергали
осаде парламент, Верховный суд, Центризбирком.

Ненасильственный, несиловой характер оранжевой революции, в сущности, фикция, которая, возможно, в учебниках государства украинского
станет красивым и красочным мифом.

Был момент - телевидение его четко зафиксировало - когда голосование в Раде едва не поломало сценарий переворота. Тогда комиссар
оранжевых Юлия Тимошенко бросилась на улицу, пригласив ее к штурму и срыву парламентского заседания. "Улица" мгновенно среагировала.
Перед угрозой быть смятой Рада прервала свое заседание. Ну а затем ни президент, ни парламентарии, ни судьи уже не посмели перечить
тем, кто оказался во главе толпы, и все пошло как по маслу.

Мюзикл революции со всеми обязательными для него ингредиентами - героями-протагонистами, злодеями-антагонистами, с концертными
номерами, с сольными партиями, с впечатляющей массовкой, с лирикой и романтикой единения - это действительно самое эффективное
средство новейшей выборной политтехнологии.

Против лома административного ресурса нашелся прием - лом толпы. Но ведь тоже лом. Скажем так: "Дамоклов лом", который, в принципе,
столь же недемократичен, как и административный меч. Хотя "высшие либералы" (выражение из "Бесов") считают, что оранжевая стихия это
и есть "высшее проявление народовластия".

Окажется ли этот "лом" в истории обновившейся Украйны, одноразовым, покажет уже ближайшее время. Искушение его использовать еще
разочек, в случае, если кто-то из вождей Майдана себя почувствует обделенным, будет велико. Например, если кандидатура госпожи
Тимошенко на пост премьер-министра не получит поддержки в парламенте:

При амбициях этой дамы, при том, что она уже вошла во вкус роли харизматического вождя, вдохнула его пьянящий воздух, не прибегнуть
к помощи оранжевого Майдана и палаточного Крещатика будет труднее, чем отказаться от нее.

Что же касается одного из самых популярных пропагандистских мотивов, будто люди на Майдан приходили за деньги, то это глупость. Это
сдутый мяч, который почему-то охотно пинали и власть, и оппозиция. Мяч летал плохо, но бившие по нему никак не могли остановиться.

Конечно, оранжевой массовке никто ничего не платил. Но, что это меняет? Разве сбегающимся поглазеть на пожар кто-то что-то платит.
Те, кто собираются на концерт, или на футбол, сами приплачивают. А тут такое зрелище, такой кайф:

***

В России политическая жизнь притупилась, социальная - приобрела относительно размеренный характер. Общественно-социальный расклад
понятен, а мировоззренческая сторона бытия выглядит крайне запутанной - какая-то сложно пересеченная местность. Где былая четкость
деления на славянофилов и западников, государственников и общественников, националистов и космополитов, классовых врагов и классовых
друзей, наконец, на мужчин и женщин:

В обществе идеологическая смута, чем-то отчасти напоминающая то, что описал Достоевский в "Бесах". Та смута датируется 70-ми годами
позапрошлого века. Шестидесятник той поры гневно воскликнул: "Европа хмурится и начинает беспокоиться: Пятнадцать лет реформ! А
между тем никогда Россия, даже в самые карикатурные эпохи своей бестолковщины не доходила до такого позора:"

И тогда бесенок Петруша Верховенский решил, что Россия созрела для потрясений, что в России образовался класс "наших" по определению
того же Петруши.

Тут, пожалуй, следует обратить внимание на то обстоятельство, что в нынешней России все в большей степени "нашими" для "высших
либералов" делаются нацболы Лимонова, от которых еще совсем недавно убежденные демократы брезгливо нос воротили.

Теперь, говорят, лимоновцы пахнут по-другому. Не насилием, не национализмом и не диктатурой, а юношеским идеализмом, которому его
родитель писатель Эдуард Лимонов дал неудачное имя - "национал-большевизм". Хотя на мой вкус, достаточно верное, если иметь в виду
перспективу.

Кого может раззадорить сегодня в России правая идея? Она по природе не является массовой. А национализм, да вкупе с подсушенным
порохом в коммунистических пороховницах - это взрывная сила. Таков рецепт приготовления "ярко красного либерализма" (выражение опять
же Достоевского) которому с поправкой на моду и на время можно придать оранжевые тона, но который если поскрести обнаружит
коричневую суть.

***

С поправкой на современные информационные технологии можно по-другому делать революции. Нет нужды устраивать пожары, погромы,
теракты, самоубийствами, как это практиковалось бесами, народовольцами, эсерами: Ведь, в сущности, кровопролитные эксцессы были
тогдашними СМИ, их экспрессивным языком, метафорами, тропами, рифмами и прочими выразительными приемами.

А теперь, когда весь мир окантован, обмотан и опутан информационными сетями, то какой-нибудь современный Петруша Верховенский может
не суетиться и не подбивать какого-нибудь нынешнего прекраснодушного Эркеля на бесчеловечные поступки.

Лимонов, выйдя из тюрьмы, сразу догадался о преимуществах бескровных (безалкогольных?) терактов. Тогда, как "высшие либералы" только
сейчас к этому пришли. И то под впечатлением украинского бунта, сознательного и человечного.

:Революция - это зараза. Притом, всякая революция. В том числе и цитрусовая. Ее надо бояться, как в средние века люди страшились
чумы. Ее в ХХI веке надо поставить вне закона, как термоядерную войну.

Мне, гагаре, не доступны радости буревестников:

***

Петру Верховенскому почти все удалось в отдельно взятой энской губернии: и молодежь увлечь, и кровь пролить, и веру покачнуть, и
устои поколебать, и власть деморализовать... За одним дело стало - за харизматичным вождем. Петр Степанович готовил на эту роль
Ставрогина. Да тот нравственно не выдержал немыслимого бремени кровавой революции и повесился.

Вот и сегодня: искры есть, Запад снова нахмурился, моторные верховенские запыхались в хлопотах по сплочению рядов, а вождя нет.
Вернее, их слишком много. Может, в этом и спасение России на данном историческом этапе?..




 Юрий БОГОМОЛОВ



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 03:00:40

Вячеслав Глазычев: "государство у нас еще не одно поколение останется государством доминации обычного права" (*+)

Русский Журнал / Колонки / Столпник
www.russ.ru/columns/stolpnik/20050111.html

Lex et Moris
Вячеслав Глазычев

Дата публикации: 11 Января 2005

Утратив вкус к беллетристике, давно читаю одни мемуары - чем незатейливее автор, тем лучше. Вот, выписал из машинописного текста,
составленного ученым соседом, который, в отличие от всех прочих, не ограничился описанием дедовского дома, но присовокупил к нему
аккуратно вычерченные планы этажей: "Чтобы обстановка в этом месте была спокойна, по просьбе Сергея Львовича в переулке был учрежден
постоянный пост городового. Этот пост был, так сказать, частным, а содержание поста, вплоть до выплаты жалования городовому, вносил
в жандармское управление". Несколько специфический строй фразы не препятствует тому, чтобы оценить свидетельство:
частно-государственное предприятие есть у нас дело давнее, вполне укоренившееся.
Вот еще кусочек, относящийся к 70-м годам уже позапрошлого столетия, из мемуаров одного из первых российских этнографов Веры
Николаевны Харузиной: "... на флигеле, прямо против нашего дома, красовалась большая ярко-синяя с ярко-красным вывеска распивочного
заведения, и дверь его то и дело хлопала, впуская и выпуская людей, зачастую самого предосудительного вида. А по воскресеньям, когда
продажа питей была запрещена, неизменно повторялось одно и то же... Вход был прегражден. Для большей, казалось, верности на крыльце
стоял сиделец лицом к улице, заложив руки за спину и придерживая ими створки деревянной двери, с равнодушным как будто видом
поглядывая то туда, то сюда. Но вот к нему подходил субъект весьма проблематичного вида... Часто можно было видеть, что охранитель
двери со ступенек своего крыльца беседует с блюстителем порядка, городовым, стоящим на мостовой и смотрящим за соблюдением
праздничного отдыха, - и вдруг городовой с такой же легкостью, как и прочие, протискивался за спиной сидельца в гостеприимно для
него приоткрытые двери..."
На этом историческом фоне как-то странно было бы изумляться систематичности возгорания военных складов или мелкооптовой торговли
оружием, чем регулярно озабочены многочисленные в них сидельцы.
Некоторые из моих друзей впали едва ли не в панику в связи с принятием подряд закона о местном самоуправлении и целых двух
кодексов - жилищного и градостроительного. Напрасно. Будь все эти законодательные акты дееспособны, я бы испытал сходный ужас.
Однако не вижу особых оснований для волнения. Достаточно, к примеру, прочесть разъяснения авторов градостроительного кодекса в ответ
на недоуменные вопросы вполне дельных профессионалов из Петербурга, чтобы понять: и эти профессионалы, и тем более не столь
профессиональные чиновники будут поступать так же, как поступали до сих пор, отложив кодекс в дальний ящик. Разумеется, некоторая
нервотрепка неизбежна, так как время от времени, когда это будет выгодно носителю силы, мудреные параграфы кодекса будут извлекать
на свет, но в большинстве случаев носители сил договорятся и так - по обычаю. Примерно так будет обстоять дело и с жилищным
кодексом, который - по обычаю - суды будут трактовать, как им заблагорассудится. Опять-таки время от времени особо упорные стороны
конфликта будут добиваться иной трактовки в судах высшей инстанции, но общей картины это изменить не сможет. Тем более так будет и с
законом об основах МСУ: неглупые соотечественники всегда найдут объяснения, почему именно они не могли вполне исполнить требования
закона к муниципии, поскольку функционирование оной муниципии и так производится сообразно с местным обычаем, а муниципалы лишь
умело делают вид, что все существование обывателей зависит от бюджетных субсидий. Продолжая традицию, процитирую весьма толкового
советника шведского короля Густава II Адольфа.

В разгар Тридцатилетней войны Аксель Оксенстьерна задумчиво пробормотал: An nescis, mi fili, quantilla prudentia mundus regatur [1].

Сколько бы ни говорилось о правовом государстве, оно у нас еще не одно поколение останется государством доминации обычного права,
согласно которому обыватель в столкновении с мощью казенной машины всегда прав - и в собственных глазах, и в глазах окружения, если
только речь не о разбое, который среднерусским обычаем никогда не приветствовался.
...Сначала я столкнулся с этим сам, подготовляя схему для помощника. Затем решил испытать знакомых, обладающих несколько большими
географическими познаниями, чем фонвизинский Митрофанушка. Результат тот же - при попытке нарисовать карту России по памяти рука
довольно твердо двигает карандаш по северному контуру. Вот Кольский полуостров, за ним Белое море... береговая линия Таймыра,
поворот на носу Чукотки... Все, что от Приморья и до границы с Казахстаном, рисуется правдоподобно, дальше начинаются трудности, но
все же довели линию до Каспия, как-то совладали с Кавказским хребтом... Все, приехали. Дальше всех заклинивает - ни один из
испытуемых не сумел верно провести на бумаге границу с Украиной. Попробуйте, убедитесь.
"Жили-были четыре маленьких кролика, и звали их Флопси, Мопси, Ватный Хвост и Питер". В последний день ушедшего года BBC сообщила,
что сотрудник Британского музея Ричард Паркинсон и Джон Нанн, врач и любитель древностей, перевели "Сказки кролика Питера" на язык
древних египтян. "Beatrix Potter's words sometimes do not readily fall into ancient Egyptian", - they wrote in the foreword.
(Для тех, кто подзабыл латынь - заголовок по-русски звучит: закон и обычай.
Annum novum faustum, felicem!

Примечания:
1 Разве не знаешь, сын мой, как мало нужно разума, чтобы править миром.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 03:00:38

Владимир Каганский: Новое пространство новой России (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050111_kag.html

Новое пространство новой России
Владимир Каганский

Дата публикации: 11 Января 2005

Современное пространство РФ - при всем бремени и имперского, и советского наследства - беспрецедентно и поразительно ново, ново как
относительно СССР, так и относительно имперской дореволюционной России. По-видимому, именно такого пространства Россия в своей
истории никогда не имела как возможности, не знала как реальности. Тогда выход из советского пространства означает отнюдь не
возвращение к досоветскому российскому имперскому пространству, а переход к принципиально новому состоянию.
Что же это за новое состояние пространства России?
Никогда еще в России (тем более в СССР) не были столь цельны, четко оформлены, осознаны и многообразно представлены все конкретные
части страны, нынешние регионы - субъекты федерации. Наши регионы просто есть - и никакой властной вертикали этого не изменить: у
Центра нет ни достаточно мощных, ни достаточно точных средств воздействия на них; регионы можно в порыве административного безумия
пообъединять - но в высшей мере географически реальными, в самом деле существующими, самыми целостными, главными составными частями
страны останутся именно и прежде всего нынешние регионы - субъекты федерации. Нынешний уровень институциональной децентрализации
велик и сам по себе, а для России просто уникален. (По-видимому, столь полицентрична была только Киевская Русь.) Разумеется,
превращение властей регионов фактически в региональные корпорации - нонсенс с точки зрения нормального (западного) государства;
однако именно это означает, что децентрализация страны имеет реальную экономическую основу. (Именно первые лица регионов должны были
бы с полным основанием именоваться олигархами.) Если в стране и есть какое-то реальное разделение властей - то оно существует только
лишь между федеральной и региональной властями. При внешнем сходстве авторитарного регионализма жизненная атмосфера и хозяйственный
климат в разных регионах довольно серьезно различаются. Само существование даже именно таких регионов - основа возможного
диверсифицированного будущего, оплот столь необходимого стране - и столь мучительного для государства - разнообразия ее
пространства, сложности культурного ландшафта. Крупный же бизнес - от собственной структуры до политических манифестов - имперская,
централизованная структура; в этом аспекте крупный формально частный и несоветский (постсоветский) бизнес взял на себя интегрирующие
и в определенном смысле даже силовые функции бывших советских структур КПСС и ВПК.
Децентрализовано и полицентрично многое. Пресса - и значит, информация и даже смыслополагание - капитально и необратимо
регионализованы; в стране практически нет больше общенациональных газет; в регионах быстро прогрессирует местное радио- и
телевещание. Регионы вообще превратились в особые порядки жизни, жизненные миры со своими особыми нормами, правами и правилами.
Пространство РФ ныне - экономически и культурно открытое, внешние границы государства никогда еще не были столь проницаемы, через
них никогда не проникал столь значительный поток вещей, людей и идей. Страна впервые в своей истории имеет не военные
границы-бастионы, границы-форпосты или границы-аванпосты, но мирные границы-посредники. Из барьерных границы государства
превратились в контактные! Приграничные регионы набирают экономический вес, притягивают инвестиции и новые технологии, помаленьку
становясь инновационными полигонами; повседневная экономическая жизнь приграничных территорий, каковая, в противоречии с логикой
географического положения, всегда в СССР зависела от далекого Центра, стала напрямую зависеть от самой активности пограничных
связей; бум приграничных регионов налицо. Каждый приграничный регион начинает жить в двух геоэкономических, геокультурных и
геополитических системах; в перспективе у некоторых приграничных территорий есть шанс сыграть чрезвычайно дефицитную для нынешнего
пространства РФ роль двойственно-контактной провинции; такой провинцией была Польша в социалистическом лагере и Эстония в СССР.
Сама РФ в новых государственных границах - образование в основном приграничное, уже большинство городов-миллионеров находятся в
приграничной зоне и испытывают то или иное внешнее воздействие. Следствием ресурсной ориентации экономики стали мощные
трансграничные потоки; по-видимому, для большей части населенной территории страны внешние связи не менее важны, нежели внутренние.
Пространственная структура РФ становится все более открытой; потенциал этого открытия огромен, его последствия чрезвычайно велики и
во многом непредсказуемы.
Заработала - и это везде, на всем огромном пространстве - логика географического положения. Географическое положение если не
оказывается пока более сильным фактором, нежели институциональное положение (положение в пространстве институциональных структур,
особенно административно-территориального деления), то становится все более и более сильным; собственно география берет реванш над
географией административной. Происходит повсеместное восстановление культурного ландшафта, его реабилитация и даже местами
ревитализация.
Проявившиеся как локусы новой экономики вторые города - например Череповец, Тольятти, Норильск, Братск, Новокузнецк и проч. -
сделали актуально и фактически полицентричным пространство многих регионов. Пространство - несмотря на административную и
финансово-корпоративную моноцентричность и даже новую постсоветскую централизацию - обретает шанс полицентричности.
Чрезвычайно новой и важной чертой пространственной структуры страны следует считать появление фактически частных (корпоративных)
поселений; это прежде всего те самые вторые города - но не только они. Впервые реально привилегированный статус становится частным
статусом; в пространстве появились частные системы статусов и начинают появляться частные иерархии (в смысле и "частные", то есть
негосударственные, и "частичные", то есть не покрывающие всего пространства) - если, разумеется, наши корпорации
(финансово-промышленные группы) действительно можно считать частными и негосударственными.
Все элементы советского пространства стремительно меняются местами, советское пространство инвертируется и размывается в ходе
пострегионализации.
Хотя РФ и остается геополитически империей, однако в ее пространстве не столь уж велика доля существенно инородных территорий,
ищущих свою пространственную судьбу за пределами нынешнего государства; они известны, и нужды нет их перечислять. Территория
государства природно, культурно и ландшафтно весьма неоднородна - но столь однородной, прежде всего культурно, она не была уже много
столетий (может быть - и никогда). РФ - все еще империя, но менее империя, нежели за всю имперскую историю России. В имперской стене
появилось окно возможностей, и через него видимы контуры потенциально неимперской (постимперской) России. Это - поразительная
геополитическая новость. (Но используется ли, осознается ли новизна пространства, наметившийся разрыв с полутысячелетием имперской
структуры? - вряд ли, коль скоро власть стремится законсервировать уходящие, в сущности архаические черты и структуры пространства,
выдвигает и продвигает все новые имперские проекты.)
В СССР регионы уже существовали и набирали помаленьку силы, они были латентными "игроками" (но см. кампании борьбы с местничеством);
институты-детали, блоки государства могли приобретать собственные интересы - но в СССР не было негосударственных блоков. Сейчас же,
при всей могучей силе регионализации (вплоть до приватизации регионов), в целом по сравнению с советскими временами произошедшего
усиления доли и роли регионов как деталей государственного пространства в жизни страны и государства, мы непосредственно наблюдаем
негосударственное или, если угодно, уже постгосударственное обустройство пространства; регионы стремительно размываются - но, как и
процесс регионализации, который был замечен экспертами только после многих лет протекания, этот процесс также не привлек пока
никакого внимания. Укажу здесь только на фактически проведенное заново коммерчески-географическое освоение всего пространства страны
внутренними "челноками" - независимо от административно-региональной структуры (этот интереснейший феномен привлек поразительно мало
аналитического внимания) - и на быстро набирающий силу процесс формирования новых территориальных общностей разных размеров вне
каркаса советского пространства - пострегионализацию.
На смену мощной спонтанной регионализации, в которой новые места и роли приобретали регионы - былые составные части советского
пространства, - пришла пострегионализация. Современное пространство Российской Федерации - уже не только система крупных
блоков-регионов, но быстро усложняющаяся мозаика больших и малых территориальных локусов, обретающих пространственное развитие и
резко контрастирующих с окружением. В отрыв - экономический и социальный - от окружающей территории уходят и целые регионы, и их
части, и отдельные поселения, и фрагменты городов и сел, и былые колхозы-совхозы, и новые фермерские хозяйства... Пространство
становится все сложнее, в нем все больше различий; но ведь ресурсы (особенно пространственного развития) - это не наличие, а именно
различие. В ходе пострегионализации новые пространственные субъекты становятся все более сомасштабны личности, отдельному человеку.
Это ли не фундаментальная новация для имперского пространства и не симптом шанса нормализации, восстановления культурного
ландшафта?!
В современной РФ появилось новое обустройство пространства. Пространство стремительно диверсифицируется, спонтанно организуется уже
независимо от властно-государственного каркаса.
Очень устойчивое географическое положение - и то уже четко различает и даже уже растождествляет РФ и СССР, даже РФ и РСФСР. Главная
часть мира лежала к западу от западных границ СССР: евроатлантический макрорегион - главная часть мира сейчас лежит к востоку от
восточных границ РФ: быстро поднимающийся азиатско-тихоокеанский макрорегион мира. Для РФ куда более важно положение относительно
Каспийского моря: РФ в некоторых отношениях становится Северным Прикаспием, чем никак не был СССР. РФ перестала быть значимой
черноморской страной, де-юре - но еще не де-факто (военные базы в Средней Азии) - потеряла контакт с Ближним Востоком; то же самое
относится к Центральной Европе, Юго-Восточной Европе и Малой Азии. Географическое положение РФ куда скромнее, проще и беднее, нежели
у СССР. Нет у РФ - в отличие от СССР - и связующих общих частей с Восточной и Центральной Европой, Ближним и Средним Востоком.
Отличие РФ от СССР еще и в том, что РФ в одном отношении дальше от Европы (отделена несколькими поясами государств от основного
массива единой Европы) - а в другом отношении ближе и стала ее непосредственным соседом на границе РФ и Финляндии.
* * *
Ни страной Россией, ни вообще страной Российская Федерация все еще не стала - пока это только поле сборки фрагментов СССР. У
современной РФ сейчас есть пока лишь шанс стать страной - и в этом случае страной иной и новой, нежели был и СССР, и дореволюционная
Россия. Момент ответственнейший. Шансы частичной реставрации (полная или существенная реставрация уже невозможна) убывают, но они
еще сохраняются. Время выбора настало - пока же спонтанные процессы распада СССР преодолевали структурную инерцию советского
пространства, реальной возможности выбора не было. Хочет ли современная Российская Федерация разорвать свою связь с советским
пространством, СССР и имперским прошлым - или она хочет "подморозить" ситуацию? Альтернатива определенна - и мучительна: или возврат
к некой смеси советско-имперских прошлых (фактически же - новый имперский проект) - или постепенное конституирование новой страны,
новой России.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 03:00:34

Алексей Чадаев. Революция отменяется - до момента, пока не кончится пиво (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050111.html

Революция отменяется
До момента, пока не кончится пиво

Алексей Чадаев

Дата публикации: 11 Января 2005

Вот тебе, бабушка, и Новый Год. Химкинская акция старушек, перекрывших главную автотрассу России в порядке протеста против
монетизации льгот - как гром среди ясного неба, в сонные и спокойные святки. Радостные восторги одних - "Наконец-то у нас что-то
такое началось". Истеричные камлания других - "Уголовщина! Беспорядки! Провокация!". Сонное бухтение третьих: "Если они сами, то это
одно дело, а вот если их кто-то научил, тогда совсем даже и другое..."
Кто бы мог подумать, что выход из новогоднего запоя обернется таким тотальным бардаком? Пенсионерские акции - не только в Химках, но
и по всей стране. А тут еще и будто бы в некоем башкирском городе милиция, по одной из версий, раскрыла целое экстремистское гнездо,
а по другой - в порядке мести за некие обиды, а заодно и острастки ради перепорола полгорода мирных обывателей; и тоже бомонд
колготится: нешто война? Хотя обе версии - явная фантастика.
Но то - где-то в Башкирии, почти что в параллельной Вселенной. А вот московские обыватели, мучительно вспоминающие после
двухнедельных праздников, каково оно ехать с утра в метро на работу, поневоле оказались зрителями силовой операции "перехват", она
же "поймай старушку". Чуть ли не на каждой станции метрополитена, в троллейбусах и автобусах, контролеры и милиционеры ловили
бабусь, которые, оказывается, знать не знали о том, что их льготы на бесплатный проезд в общественном транспорте отныне
"монетизировали". И, разумеется, громко возмущались: "я ветеран войны!"
Трудно верится в то, что всезнающие бабушки вдруг "не знали" чего-то, непосредственно относящегося к их пенсионерскому житью-бытью:
скорее всего, "не знаю" - это лишь первая половинка фразы, вторая, опущенная - "и знать не хочу". Имели право, в сущности. В том
числе и на активный протест - в этом-то, кажется, все согласны. Мало кто понимает, зачем надо было "реформировать" именно их - тех,
кто любые и всяческие резкие изменения в своем жизненном укладе переносит наиболее болезненно.
Вообще-то, сама по себе идея раздать неимущим категориям денег под благовидным предлогом, дабы они смогли платить за то, чем до сих
пор пользовались бесплатно - достаточно здравая. Однако исполнение оказалось даже хуже, чем можно было предположить, исходя из самых
пессимистических оценок эффективности работы системы: ситуация, когда денежные компенсации за отмененные льготы ожидаются не ранее
февраля, а сами льготы отменяются уже с начала января - это даже издевательством не назовешь. На этом фоне такие вопросы, как размер
самих компенсаций, нечего и обсуждать.
Проблема в том, что чем дальше российская власть идет по пути бесконечного реформирования, тем сильнее и окончательнее разучивается
проводить какие-либо реформы. Нет, отмазка у нее, конечно, есть - ее саму уже скоро год как усиленно реформируют, где уж там
нормально работать; но тем удивительнее идея проводить какие-либо реформы посредством системы, которая сама намертво застряла в
процессе радикального переустройства.
Но, с другой стороны, а что делать? Надо же "продолжать двигаться по пути либеральных реформ". Еще бы - ведь это, кажется, последнее
из заклинаний, оставшихся у нынешней власти из наследия предыдущей. Если и его "слить", то уже никуда не деться от вопроса о
легитимности власти: что, от ельцинской России сегодня не осталось ничего, кроме ельцинского преемника? Вот и приходится бесконечно
и автоматически продолжать "антинародные реформы" - уже не ради какой-либо государственной пользы, а просто для того, чтобы не упал
остановившийся велосипед.
Впрочем, власть оказалась далеко не одинока в своей импотенции. Большая часть ее оппонентов показали свое с ней диалектическое
единство, не сумев извлечь из этой ситуации ничего, ограничившись проклятиями режиму и призывами к революции. Ответственного
политического действия - явно ожидаемого, напрашивающегося хода - не сделал никто.
Есть ли у нас ответственный класс? Судя по башкортостанскому Благовещенску, где бывшие менты, ушедшие в бизнес, воюют с ментами
действующими, которые, кажется, "тоже хотят", бузить есть кому. Но предложить решения, которое стало бы политическим событием, менты
не могут. Ни те, ни эти.
Если бы ответственный класс существовал, все было бы по-другому. Мы хотим, чтобы уважаемые пожилые люди сохранили возможность
бесплатного проезда на транспорте, даже если государство ее их лишило? Значит, необходимо на следующий же день после Химок объявить
и раскрутить общероссийскую акцию по сбору средств на проездные ветеранам и инвалидам, и сделать так, чтобы каждый пенсионер мог
прийти и бесплатно получить по месту жительства билет на тот вид городского транспорта, которым он пользуется. Без всякого там
собеса - своими силами.
По силам было бы такое партии парламентского большинства - "Единой России"? Да, конечно же, по силам, с ее-то общероссийской
инфраструктурой. По силам такое было "партии самостоятельных людей" - СПС? Труднее, учитывая слабую региональную сеть, но, в общем,
тоже не гору сдвинуть - сумели же они в предвыборный период засыпать "письмами счастья" всю страну! По силам такое было общественным
организациям бизнеса - РСПП, "Деловой России", "Опоре"? Наверное, если поднапрячься, то да. А если не в масштабах страны, а в
масштабах региона, города, района, дома - это могут сделать и гораздо менее известные и сильные. Было бы желание. Но ни у кого даже
мысли в голове не возникает, чтобы нарушить монополию начальства на политическую субъектность.
В итоге оказывается, что возможны лишь два вида политического действия: перекрыть улицу (если ты гражданская организация) или
перепороть кого попало (если ты цербер режима). Такая вот трогательная идиллия первых и вторых, изготовившихся танцевать кадриль
революции.
Только революции пока не будет. Потому что Путин наложил вето на закон о запрете пить пиво в публичных местах. Отложил и отправил на
доработку. Вот когда доработают и примут...



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 03:00:32

Кого наказывать за невоспитанных детей? (<Гатчинская правда>) (*+)

Кого наказывать за невоспитанных детей?
Газета <Гатчинская правда> (г.Гатчина) N148(19069) от 21.12.2004

<Пошли, бесстыжая нахалка...> Эти слова мне довелось услышать из уст одной мамы, которая таким образом обращалась к своей дочери.
Дело происходило на очередном заседании районной комиссии по делам несовершеннолетних и соблюдению их прав. Приведенное выше
обращение матери к дочке было завершающей фразой долгого разбирательства: как заставить четырнадцатилетнюю девочку посещать
регулярно школу, то есть выполнить предписанные законом гражданские обязанности. Мать уже не в состоянии <бороться> с дочерью,
которая вышла из-под контроля, на увещевания и другие материнские меры воздействия не реагирует.
Администрация Лукашевской школы, в которой учится Надя, усмотрела в этой ситуации вину матери, дескать, не выполняющей своих
родительских обязанностей. Формально, действительно, так. Но в данной ситуации простое обвинение матери - не выход из положения.
Мать, в силу специфики работы, с 5 до 16 часов трудится, зарабатывает деньги. У них с дочерью никого из родственников нет. Бывший
муж скрывается от уплаты алиментов, правоохранительные органы, в том числе суды и прокуратура, на подобные факты уклонения отуплаты
алиментов уже не реагирует. Вот и получается, что мать - это <робот> для зарабатывания денег. А ведь еще после работы надо
<пробежаться> по магазинам, справить домашние дела и т.п. Когда уж тут заниматься воспитанием дочери, главное для неё, не потерять
работу, дабы не сгинуть с голоду. Конечно, вина матери тоже присутствует, у нас немало подобных примеров, и у детей, вроде бы
нормальное поведение. Можно попенять матери, что, мол, надо было заниматься воспитанием дочери с малых лет.
Члены комиссии по-человечески ситуацию понимают, они на стороне матери и вместе с ней ещё раз пытаются вразумить непутевую дочь.
Однако обязанность комиссии не только пожурить провинившихся, но принять меры. И та их принимает -административное взыскание в форме
штрафа.
А вот другой пример. Главная фигурантка - вновь девочка. Кстати, тот факт, что среди нарушителей, попадающих под воздействие
комиссии по делам несовершеннолетних, девочек не меньше, чем пацанов, настораживает. На сей раз учащаяся Сиверского техникума Мария
Д., 15 лет от роду, была задержана на улице в ночное время в состоянии алкогольного опьянения. По её словам, она вместе с подружками
собиралась на дискотеку, и перед этим решили <разогреться> спиртным. Уверяет, что пили джин-тоник и допились до такого состояния,
что на дискотеку уже не попали. Когда возвращалась домой, то её задержали представители правопорядка. Естественно, утверждает, что
пила так <сильно> всего... второй раз в жизни, что больше такого не повторится, что все осознала. Говорила всё это бодро и уверенно.
Вот только непонятно: была ли это внутренняя убежденность пересмотреть поведение, или просто внешняя форма защиты перед членами
комиссии? Ответ придет только со временем. А пока, члены комиссии, каждый по очереди постыдил девчушку за растрату родительских
денег, непонимание тяжести формирования семейного бюджета и <постращали> примерами женского алкоголизма, превращения добропорядочных
женщин в <синюшниц>. В заключение - штраф.
Обо всех мальчишках и девчонках, а также их родителях, попавших в этот день на заседание комиссии, не рассказать. Их много. У
каждого своя история, свой путь, ведущий к грехопадению. Но не могу не уделить внимание рассмотрению дела ученика Пудостьской школы.
Восьмиклассник Сергей И. плохо учится, имеет двойки за четверть по английскому языку и, как ни парадоксально, по физкультуре,
прогуливает школу и ведет себя вызывающе. Естественно, члены комиссии стали разбираться, почему парень допускает подобное.
Субтильный подросток, с претензиями на оригинальность, выражавшуюся в многочисленном количестве серег в ухе и необъятной ширине
рэперских шаровар, неохотно мямлил о предвзятости со стороны взрослых и своей законопослушности. И здесь выяснилось, что это только
цветочки, ягодки оказались ошеломляющими. Некоторое время назад он оскорбил педагога, при этом, что называется, распустил руки.
Считая себя <избранным>, он стал расталкивать учеников младших классов и первым забрался в школьный автобус, который доставлял детей
на занятия. На замечание о неподобающем поведении учительницы своей школы и попытку с её стороны навести порядок, он просто схватил
её за воротник пальто и стал трясти. В былые времена это было бы уголовное преступление. Ну, а теперь особых мер наказания к нему не
применялось. Немало нынче дел, которые выходят за рамки привычного поведения. Это так. Но когда речь заходит о посягательстве на
честь и достоинство учителя, то тут не может быть никаких проволочек. Эдак мы дождемся, что учителя будут в целях самозащиты
приходить на занятия с оружием.
Присутствующий на заседании комиссии отец подростка, который, кстати, в разводе с матерью, воспитанием сына не занимается, ведёт
себя как сторонний наблюдатель, никак не реагировал на происходящее.
Члены комиссии дали оценку поведению зарвавшегося малолетнего хулигана, приняли меры. Но ведь этот факт, как, впрочем, и все другие
факты отклоняющегося поведения детей и подростков, свидетельствуют, что они имеют немало причин, перед которыми подобные комиссии,
школа, местные власти бессильны. Одна из причин - самоустранение родителей от воспитания детей. Меры здесь должны применяться не
просто жесткие, а жестокие. Кроме всенародного осуждения и общественного воздействия, которые должны быть гласные и инициироваться
школой, трудовым коллективом, общественностью, необходим четкий механизм материального обеспечения процесса воспитания ребенка.
Бросил ребенка -плати. Чтобы мамы не мытарились до седьмого пота в поисках заработка. И, конечно, не должно быть такого, что бы
запросто можно было уклониться отуплаты алиментов. Если государство не может помочь своим налогоплательщикам, которые содержат это
государство за свой кошт в поисках неплательщиков алиментов, то пусть само государство возьмет на себя материальное обеспечение
воспитательного процесса. Ведь по Конституции у нас государство социальное, вот пусть и реализует эту функцию в полном объеме.
Закономерно, что нужны меры и в отношении другой категории родителей, которые, нарожав детей, считают свою функцию завершенной.
Здесьтоже необходим прагматичный подход. Лишен родительских прав - плати. Ато многие и рады отдать на воспитание детей государству,
дабы на них не тратиться, а деньги пропивать. Нужны и другие кардинальные меры, о которых неоднократно общественность и СМИ извещали
власть предержащих. Но как всегда, главным объяснением невозможности осуществления действенных мер является ссылка на нехватку денег
в государственном бюджете. Нас уже почти приучили, что денег всегда не хватает, особенно на социальные нужды. Но почему их хватает
для разворовывания в огромнейших масштабах, о чем сегодня говорится откровенно, в том числе в центральных СМИ? Второй причиной
непринятия мер является якобы невозможность нарушения прав человека. Эти пресловутые права почему-то всегда пытаются обеспечить
всякой мрази, но не как не детям.
Итак, куда пошли <бесстыжая нахалка> вместе с матерью после заседания комиссии? Мать, понятное дело, срочно побежала на работу, а то
запишут прогул со всеми вытекающими последствиями. А вот куда пошла дочь? В школу? Сомневаюсь.
Е.Веселовский

Версия для печати Оставить комментарий (1)
Постоянный адрес статьи:
http://www.rosbalt.ru/2004/12/22/190191.html



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 00:33:43

С-Петербургский университет, 11 января. Международная научная конференция "Психология власти" (*+)

Психопатология власти во всех своих аспектах

Психология никогда не процветала в России - ни в советской, когда власть не хотела считаться с истинной природой человека, ни в
постсоветской, когда востребованы оказались исключительно обслуживающие власть парапсихологи - очень прыткие, но по-гамбургскому
счету не очень далекие:..
Тем любопытнее международная научная конференция, которая открывается 11 января в Санкт-Петербургском университете. Изначально
конференция называлась <Психология и психопатологии власти>, в последней момент название сократилось до <Психологии власти>. О
причинах этой метаморфозы <Росбалт> может только догадываться. Во всяком случае, они, несомненно, лежат в рамках темы конференции и
тоже могут быть предметом изучения:.. Но не в этом суть!
Это, пожалуй, одна из первых серьезных попыток поговорить о феномене и природе власти как таковой. Без реверансов в сторону
властителей и роялей в кустах, призванных наигрывать только запрограммированные мелодии. Как отмечает в своем программном докладе
инициатор конференции и председатель оргкомитета завкафедрой политической психологии СпбГУ профессор Александр Юрьев: <Конференция
имеет целью довести до сведения общества и политиков, что власть и лидер, ею управляющий, это не одно и то же. Политик - всего лишь
потенциальный <носитель власти>, а источниками власти являются естественные законы отношений субъекта и объекта власти, которые он
должен правильно применить в своей практической деятельности. Политик или партия никогда не захватывают власть - они только получают
право на управление системой власти, с которой у них самих складываются очень сложные отношения. Система власти, которой они
управляют, вынуждает их действовать только так, как именно эта система власти им позволяет. Они всегда жертвы системы власти и
заслуживают сочувствия. Но политик, получивший право на управление властью, получает право и на ее модернизацию, ремонт или замену.
Вот здесь политику и требуются научные знания закономерностей власти для ее реконструкции, чтобы не погибнуть самому и не погубить
массу людей, которых он везет на машине политической власти через тернии глобальных изменений в мире>.

Далее профессор Юрьев обрисовывает основные предполагаемые проблемы конференции:

Носители власти во всем своем многообразии;
Функции власти - с самых разных точек зрения;
И, наконец, последняя и наиболее фундаментальная проблема: источник силы власти.

По мнению Юрьева таким источником является человеческая потребность в цели: <Только тот, кто владеет целеобразованием, обладает
реальной властью над людьми, над смыслом и целью их жизни, над их политическим поведением>.

Обозревать конференцию мы, естественно будем позже - после ее окончания - но уже сейчас можно коротко проанализировать
представленные на конференцию доклады.
Прежде всего, отметим широкий интерес к проблеме - семьдесят участников из разных уголков России и зарубежья - как ближнего, так и
дальнего выступят с докладами на пленарных заседаниях и на шести секциях конференции. А теперь о том, что обращает на себя внимание:

Сразу в нескольких докладах поставлен вопрос о необходимости смены генеральных властных постулатов и принципов, при этом российские
проблемы большинством воспринимаются как зеркало общемирового кризиса управления - исчерпанности существующих моделей.

Так, ректор СПб восточно-европейского института психоанализа Михаил Решетников полагает, что пора признать фиктивность идеалов эпохи
Просвещения, признать невозможность <свободы, братства и равенства>. Он декларирует наступление постдемократической эпохи, которая
будет строиться на укреплении государства, а также на основе <отказа от все более сомнительных в своей безграничности прав и свобод,
как со стороны государства, так и со стороны граждан>. <Мы уже убедились, что общество без разумного насилия превращается в общество
беспредела> - констатирует Решетников. И одновременно задается вопросом, не является ли воинствующий фундаменталистский экстремизм
внешней реакцией на внутреннюю слабость политической системы Европейской цивилизации?

Та же тема присутствует в докладе О.Мищенко <Развитие государства и общества и причины, приводящие к их упадку>. Проанализировав
нынешнее состояние Западно-Европейской цивилизации (к которой по большому счету относится и Россия) автор делает вывод: <: признак
упадка и омертвления Западно-Европейской цивилизации очевиден, она начала исчерпывать себя, значит что-то неладно, необходимо искать
новые пути развития>.

Новым путям общественного устройства посвящен доклад профессора СПбГУ В. Аллахвердова. <Само общественное устройство должно
ориентироваться на человека как на существо сознательное, а потому и усилия общества должны быть в первую очередь направлены на
обеспечение эффективной работы сознания>. Перекос в сторону <экономического человека>, озабоченного исключительно удовлетворением
примитивных потребностей первого порядка ведет в тупик. Что собственно и происходит с современным обществом. Идеальный потребитель
начинает терять свою специфически человеческую сущность, превращаясь в запрограммированного биоробота:..

<Объявление денег главным критерием жизненного успеха создало у многих людей наркотическую зависимость от процесса получения денег.
:. Политтехнологи своими мнимыми успехами учат: к народу надо относиться как к быдлу. Такой взгляд на людей даже у самых честных и
толковых правителей вынужденно порождает психопатологические роли: Любая власть, опирающаяся на представление о лишенном сознания
человеке, демонстрирует триаду основных облигатных симптомов шизофрении>, - считает Аллахвердов.

Эти три симптома - аутизм (уход в себя), амбивалентность (двойственность поступков, двойной стандарт власти), эмоциональное отупение
(нежелание и неспособность осознавать некоторые непереносимые реалии жизни <подданных>).

Может ли существовать власть, ориентированная на человека как на существо сознательное? Ответ существует только в будущем:..

По мнению профессора СПб Университета экономики и финансов В.Крамника основным <ментальным источником дефицита эффективности
российской власти> являются авторитарность, доктринерство и ригидность. Этот доклад отчасти оппонирует приведенному выше. Докладчику
кажется, что <россиянам всех постов и рангов в той или иной мере присущ своеобразный дизайн мышления, характеризующийся
преимущественно эмоциональным, умозрительным, ортодоксальным мировосприятием, склонным к абсолютизации, идеализации идей и решений,
<словесным>, а не деловым подходом. Такое понимание отражает способность оценивать политику преимущественно с ценностных, идейных,
моральных, а не практических позиций>.

К сожалению, упомянуть все любопытные доклады невозможно - их действительно много. Хотелось бы только отметить, что некоторые из них
построены на анализе совершенно конкретных политических ситуаций и конструкций. Скажем, доклад сотрудников Алтайского филиала
Сибирской академии госслужбы И.Панарина и Ю.Ляпина: <Развитие предвыборных манипуляций как косвенный показатель деградации власти>,
построен на материале избирательной компании по выборам губернатора в Алтайском крае.

Остается добавить, что конференция будет проходить в течение 11-12 января в Менделеевском центре СПбГУ и в помещениях факультета
психологии СПбГУ. <Росбалт> будет следить за ходом конференции и постарается осветить наиболее интересные выступления:..

Татьяна Чеснокова, ИА <Росбалт>


http://www.rosbalt.ru/2005/01/10/191666.html



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:33:43)
Дата 15.01.2005 19:00:04

Конференция закончена. Итоги (*+)

Росбалт, 13/01/2005, Главная лента 14:35
Люди власти считают себя <жертвами системы>

В Санкт-Петербургском госуниверситете завершилась международная конференция <Психология власти>.

Любопытно, что в сугубо научной конференции принял участие один из наиболее влиятельных петербургских вице-губернаторов - Виктор
Лобко. В своем выступлении он декларировал заинтересованность в научном исследовании <власти как института> и приветствовал
участников конференции.
Какие проблемы интересуют прежде всего саму власть? Виктор Лобко перечислил следующие: <Как формировать институт власти, как он
должен функционировать, кто должен быть во власти?>

Обратившись к докладу инициатора конференции, заведующего кафедрой политической психологии СПбГУ профессора Александра Юрьева,
вице-губерантор процитировал ту мысль, которая оказалась ему наиболее близкой: <Система власти, которой они (властители - прим.
авт.) управляют, вынуждает их действовать только так, как именно эта система власти им позволяет. Они - всегда жертва системы власти
и заслуживают сочувствия>.
<Я - тоже жертва>, - подчеркнул Виктор Николаевич и прокомментировал ситуацию с монетизацией льгот, которую еще ранее критиковал в
своем вводном слове проректор университета Владимир Троян. <Я не принимал решения по монетизации льгот, - заявил Виктор Лобко, - а
вынужден его реализовывать...>

Затем вице-губернатор сформулировал главную, на его взгляд, проблему российских властей всех уровней: <Дефицит людей, способных
служить отечеству, служить людям...>. <Как сделать, чтобы такие люди приходили во власть?>, - этим риторическим вопросом завершилось
его выступление, после чего он покинул научную конференцию.
Между тем, следующий докладчик, завкафедрой социальной психологии СПбГУ А.Свенцицкий, начал свое выступление с реплики в адрес
вице-губренатора. <Служить бы рад, прислуживаться тошно>, - прокомментировал он вице-губернаторскую тоску по качественным кадрам.

Далее конференция пошла по запланированному руслу. Как и обещали, мы предоставляем читателям <Росбалта> возможность ознакомиться с
наиболее интересными, на наш взгляд, докладами (см. ссылки ниже).

Если попытаться сделать какие-то первые выводы по итогам конференции, то придется констатировать, что пока комплексное изучение
проблем власти находится в процессе становления. Есть отдельные любопытные и важные исследования, но не сформировался целостный
подход к проблемам власти как общественного института. А психология, как наука, пока не отвечает на те общественно важные вопросы,
которые стоят перед людьми, непосредственно формирующими власть...

Как должен быть устроен механизм управления страной, городом, муниципалитетом, что у них общего, в чем различия?
Как найти оптимальный баланс между терпимостью к оппозиции и критике и потерей управляемости?
Какие люди оптимальны для работы во властных структурах и как распознать тех, кому доступ туда должен быть категорически закрыт?
Как проводить реформирование власти силами той же власти?

Это только часть наиболее актуальных вопросов. Поскольку у Петербургского госуниверситета есть намерение превратить конференцию в
ежегодную, а устроители обещали всячески способствовать формированию сообщества политических психологов, появляются хорошие шансы на
то, чтобы в конце концов получить ответы на эти вопросы.

Кстати, приходится выразить сожаление по поводу отсутствия на конференции многих ведущих московских специалистов в этой области.
Хочется надеяться, что в будущем они подключатся к обсуждению столь насущных для сегодняшней России проблем.

Татьяна Чеснокова, ИА <Росбалт>


--------------------------------------------------------------------------------
Материалы по теме:
10.01.2005 13:28 Психопатология власти во всех своих аспектах (5)

Версия для печати Оставить комментарий
Постоянный адрес статьи:
http://www.rosbalt.ru/2005/01/13/192043.html






От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 00:33:41

Регионы России о своих проблемах: <Достаточно или добавить?> (*+)

http://www.rosbalt.ru/2005/01/11/191011.html

Регионы России о своих проблемах: <Достаточно или добавить?>
В канун Нового года <Росбалт> провел очередной опрос членов <Регионального экспертного клуба>. Журналистам и редакторам ведущих
региональных изданий было предложено назвать наиболее острые социальные проблемы региона, которые остаются нерешенными в течение
последних нескольких лет.
Итак, тройка основных российских проблем, по результатам опроса, выглядит следующим образом:

1. Низкий уровень жизни населения на фоне общего роста цен.
2. Неудовлетворительное состояние жилищно-коммунального хозяйства, сопровождающееся ожиданием роста цен на услуги ЖКХ.
3. Плачевное состояние сельского хозяйства страны, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Кроме этих основных проблем, на которые обратили внимание почти все опрошенные <Росбалтом> эксперты, для российских регионов весьма
актуальны проблемы наркомании и пьянства, долгов по заработной плате, безработицы, транспорта, демографическая проблема и дефицит
кадров, низкий уровень пенсионного и медицинского обслуживания.
Ниже публикуются наиболее интересные и показательные ответы региональных респондентов <Росбалта>.


--------------------------------------------------------------------------------

Ирина Панченко, редактор еженедельника <Биржа плюс карьера>, г. Нижний Новгород:

- Опрошенные мной специалисты утверждают, что основная проблема Нижегородской области та же, что и у всей страны - низкий уровень
жизни. Причем, есть сельские районы, где ситуация дошла до критического состояния. А в Нижнем годами не решаемые проблемы -
транспорт и ЖКХ.

Жизнь в автомобильной пробке становится ежедневной нижегородской реальностью. Да, это участь всех больших городов, но у нас ситуация
усугубляется тем, что город разделен Окой на Нагорную и Заречную части. В часы пик добраться из пролетарского Заречья наверх в
бизнес-сити - трудная задача: три имеющихся моста не справляются с транспортным потоком. Эти мосты, которым давно за сорок, отчаянно
нуждаются в капремонте. Но стоит его начать - и городская жизнь, без преувеличения, будет парализована.
Снять остроту проблемы мог бы метромост через Оку (в Нижнем метро есть только в Заречье). К его строительству приступили несколько
лет назад. Успели расселить жителей, расчистить подходы к мосту, установили опоры через реку, но тут закончились деньги, да и
городская власть сменилась. Теперь, чтобы достроить метромост, требуется 0,8 годового бюджета города. Понятно, что без федерального
финансирования не обойтись.
Вообще, транспортная проблема становится первостепенной. Основные городские магистрали прокладывались в те времена, когда личные
автомобили были редкостью, а объездные трассы для грузового транспорта не предусматривались. В результате старые узкие улицы,
особенно в деловой части города, просто забиты еле движущимися и припаркованными машинами. Были случаи, когда пожарная машина не
могла подъехать к горящему дому, а <скорая> не успевала к умирающему. Видимо, транспортная проблема должна решаться системно и с
участием федеральных властей и федерального бюджета.

Что касается проблем жилищно-коммунального хозяйства (а они у всех одинаковые), то, как считает Сергей Абышев, депутат Нижегородской
думы и в прошлом вице-мэр Нижнего, пока система управления ЖКХ будет советской, а не рыночной, деньги так и будут разбазариваться.
Изменять систему управления ЖКХ, по мнению депутата, следует централизованно, а не на уровне отдельно взятой мэрии. Замечу, что с
апреля 2005 года нижегородцы будут стопроцентно оплачивать жилищно-коммунальные услуги, но я сильно сомневаюсь, что это скажется на
качестве этих самых услуг. Денег мы платим всё больше, а мусора и текущих труб что-то не убавляется.

Лев Кощеев, главный редактор газеты <Уральский рабочий>, г. Екатеринбург:

- Проблем много, и почти про каждую можно сказать, что ее не решили. Однако можно выделить самые актуальные и острые:

1. Фактическая гибель уральского села. Оно и в советские времена жило <не очень>, а в условиях кризиса наступил коллапс, который
общество героически не замечает. Нет ни программы развития сельского хозяйства, ни его свертывания.
2. В городах - жилищная проблема. Не хватает денег не только на то, чтобы купить квартиру, но и на то, чтобы ее снять.
3. Наркомания (хотя здесь определенные сдвиги к лучшему есть).

Игорь Сухарев, главный редактор газеты <Земское обозрение> и сайта Zeminfo.ru, г. Саратов:

- В нашем регионе наиболее острые из нерешенных проблем, пожалуй, те же, что и по всей стране:

1. Низкий средний уровень доходов.
2. Отсутствие у людей уверенности в будущем высоком доходе, что, вместе с отсутствием иных, кроме коммерческих, возможностей
получить основные житейские блага (жилье, образование, здоровье), приводит к нежеланию обзаводиться семьей и детьми.

Василий Балдицын, редактор газеты <Ставропольская правда>, г. Ставрополь:

- Среди проблем Ставрополья самой главной остается низкий уровень жизни. Ну, а факторов, на него влияющих, можно назвать немало. От
недобросовестных работодателей, не выплачивающих вовремя заработную плату, до <эпидемии> банкротств, особенно сельхозпредприятий,
что серьезно сказывается на жизни аграрного края. Добавлю, что очень многие из этих банкротств несут в себе явные признаки
преднамеренности. Так что рекордные урожаи в крае есть, а вот система сельхозпроизводства трещит по швам.

Еще одна проблема - занятость и низкая заработная плата. Формально существует значительный банк вакансий, которые, однако,
заполняются слабо, ибо предлагаемое вознаграждение за труд на многих свободных рабочих местах - мизерно. Вот и получается, что вроде
как спрос на работников есть, но работать на такие должности практически никто не устраивается. И особенно в этом плане страдает
молодежь и женщины предпенсионного возраста.

Не последнее место принадлежит и прочим проблемам, свойственным большинству территорий России, и зачастую парадоксальным: отсутствие
доверия к власти вообще при доверии к президенту; низкие доходы при растущем числе абонентов мобильных сетей; глухое недовольство
новациями в сфере пенсионного обеспечения при практически полном отсутствии протестных действий.
Добавлю, что актуальным на протяжении многих лет остается и вопрос безопасности населения, обусловленный, в первую очередь,
продолжающимся более 10 лет чеченским конфликтом (напомню, Ставрополье граничит с Чечней).

Вера Южанская, главный редактор еженедельника <Наше время>, г. Ростов-на-Дону:

- Депрессивные районы и города - вот страшная проблема. В Ростовской области это - шахтерские территории. Восточный Донбасс
практически был уничтожен при так называемой реструктуризации угольной промышленности. И началась форменная катастрофа. В пылу
преобразований шахты закрывали без всякого смысла. Грянула безработица, началось подтопление территорий. Брошенное оборудование
ржавело и растаскивалось. Города и поселки превратились в зону бедствия. Никакие аргументы руководства области на центр не
действовали - там гнули свою линию. Последствия теперь расхлебывает регион.
Сейчас забрезжила надежда - на областном уровне принят закон о шахтерских территориях, который предоставляет очень существенные
налоговые льготы предпринимателям, которые открывают и развивают предприятия и фирмы в шахтерских городах и поселках. Открываются
производства. Появляются рабочие места. А жители Шахт, Зверево, Гуково, Новошахтинска до сих пор без мата не вспоминают череду
премьеров, которые приезжали в Восточный Донбасс, лезли все по очереди в шахту и обещали свою поддержку...

И еще - проблема не только Ростовской области: бедность, особенно на селе. Тут комментарии не нужны.

Татьяна Артемова, главный редактор газеты <Саратовские вести>, г. Саратов:

- Сказать, что жизнь в Саратовской области стала совсем безоблачной, конечно, будет преувеличением. Так, до сих пор не полностью
погашена задолженность по заработной плате сотрудникам ряда предприятий. Правда, этот процесс в последний год идет заметно активнее,
и фактически своим работникам остались должны лишь те предприятия, которые находятся на той или иной стадии банкротства - на
большинстве реально работающих производств старые долги гасятся.

По-прежнему невысока, как и в целом по России, заработная плата бюджетников. Но она будет повышена на 20% уже с начала 2005 года.

Кроме того, в нашей редакционной почте порой попадаются жалобы на сложности с оформлением субсидий малообеспеченным семьям по оплате
жилищно-коммунальных услуг. Да и уровень работы коммунальщиков пока устраивает далеко не всех - есть локальные проблемы с
отоплением, подачей горячей воды, содержанием домов и благоустройством.

Дмитрий Ефремов, главный редактор <Воскресной газеты>, г. Уфа:

- Главная проблема - неуверенность людей в завтрашнем дне. Матери боятся рожать. Студенты не надеются после окончания вуза получить
работу по специальности. Большинство сомневается, что завтра не останутся без работы и без средств к существованию. Люди среднего
возраста с ужасом ждут приближения пенсии. Все боятся заболеть. Боятся чиновников, милиции, бандитов. Предприниматель боится, что
отберут деньги и бизнес, а то и жизнь.
Есть ли кто-нибудь в нашей стране, кроме президента и прессы, кто излучал бы оптимизм?

Борис Кузьмин, политический обозреватель газеты <Советская Чувашия>, г. Чебоксары:

- Для Чувашии характерны практически все социальные проблемы, испытываемые большинством регионов страны. Главная проблема -
недостаточно высокий уровень заработной платы. Хотя она и растет, средний уровень по стране догнать пока не может. Республика -
трудоизбыточная. В поисках более достойных заработков многие выезжают в Москву, Подмосковье, на Север. Местное население всё
ощутимее проявляет недовольство тем, что разница в оплате труда по сравнению, скажем, с Москвой слишком высока. Это -
государственная проблема. Вызывает беспокойство и продолжающееся сокращение сельского населения, что ставит под угрозу экономику
агропромышленного комплекса.

Одна из бед сельчан и горожан - пьянство. Президентом республики издан ряд указов по борьбе с этим пороком и утверждению здорового
образа жизни. Однако сдается порок медленно.

По-прежнему острой остается жилищная проблема. Хотя темпы вводы жилья в расчете на одного жителя у нас более высокие, чем во многих
соседних регионах, его доступность все еще низкая. Особенно - для населения с достатком ниже среднего уровня.

Анатолий Базархандаев, генеральный директор ИРА <Байкал-пресс>, г. Улан-Удэ:

- Рейтинг наиболее острых социальных проблем Республики Бурятия:

1. Низкий уровень жизни.
2. Монетизация льгот.
3. Повышение цен на услуги ЖКХ и электроэнергию.
4. Рост цен на бензин, товары и услуги.
5. Безработица.
6. Задолженности по заработной плате.

Людмила Болдырева, главный редактор газеты <Тихоокеанская звезда>, г. Хабаровск:

- Нерешенных проблем очень много:

1. Так называемая демографическая эрозия: иммиграция китайских граждан, людей из стран бывшего СССР, с северных территорий России
параллельно с выездом за пределы края квалифицированных специалистов и молодежи.
2. Усугубление дефицита кадров.
3. Серьезное сокращение численности работоспособного населения и рост числа пожилых граждан, пенсионеров; как следствие - увеличение
нагрузки на все социальное обслуживание.
4. Охрана здоровья и уровень лечебной помощи населению, учитывая специфику сложных климатических условий Дальнего Востока и
состояние российской медицины.
5. Транспортная проблема для юридических и физических лиц - с учетом удаленности от центра страны (стоимость проезда-пролета, размер
железнодорожного тарифа для доставки грузов).
6. Энергетическая проблема (стоимость электроэнергии, в том числе и для населения).
7. Загрузка и платежеспособность предприятий оборонного комплекса.
8. Рост стоимости содержания предприятий ЖКХ по причине их преимущественно ветхого и устарелого состояния.
9. Снижение уровня образования, начиная со школ.

Достаточно или добавить?


Версия для печати Оставить комментарий
Постоянный адрес статьи:
http://www.rosbalt.ru/2004/12/28/191011.html




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 00:33:38

В. Горюнов: "Россия должна открыто переводить дилемму выборов у соседей в плоскость пророссийского/прозападного"(*+)

http://www.rosbalt.ru/2005/01/11/191721.html

Росбалт, 11/01/2005, Главная лента 11:00
Постсоветское отступление России
В минувшем году Россия потерпела геополитическое поражение на всех фронтах постсоветского пространства.

На Юге все 366 дней 2004-го прошли под знаком Грузии. Пришедший к власти в результате государственного переворота Михаил Саакашвили
легитимизировал свое пребывание на посту главы государства, победно <вернул в состав Матери-Грузии> никогда не выходившую из нее
Аджарию, брошенную Москвой на произвол судьбы, и тут же попытался сделать то же самое и с Южной Осетией.
Правда, здесь у него пока ничего не получилось - осетины не аджарцы, да и Кремль неожиданно не отдал разрешение этой ситуации на
откуп Совету безопасности. Саакашвилевским <псам войны> (главный из которых, Ираклий Окруашвили, в декабре стал министром обороны
Грузии) удалось только положить на осетинских высотах несколько десятков грузинских солдат.

Теперь, собравшись с силами, Тбилиси начинает политико-дипломатическое наступление на Цхинвали: готовятся предложения по вхождению
Южной Осетии в состав Грузии, что неприемлемо для этой непризнанной республики. Ее лидеры и народ давно мечтают о воссоединении с
Северной Осетией, находящейся в составе России. Москва отвечает на это дежурными фразами об уважении территориальной целостности
Грузии.
Впрочем, на своей декабрьской пресс-конференции Владимир Путин невзначай уточнил, что речь идет всего лишь о <тезисе о
территориальной целостности>. Очевидно, однако, что пока нет вразумительного ответа на вопрос, что же хочет Москва от Цхинвали и
Сухуми, тогда как у Тбилиси таких предложений - невпроворот.

Несложно предположить, что после торжественной инаугурации нового президента Украины Виктора Ющенко, ставшего таковым только
благодаря всё той же неопределенности внешнеполитических ориентиров Кремля и полному отсутствию политической воли, Грузия вновь
поставит вопрос об интернационализации миротворческих операций в обеих непризнанных республиках. В частности, о замене российских
<голубых касок> украинскими, что символично замкнуло бы <оранжево-розовую> антироссийскую дугу.

О последствиях провала Москвы на Украине сказано уже столько, что добавить хочется только одно: итоги президентских выборов в этом
государстве окажут колоссальное политическое, экономическое и, что гораздо более важно, психологическое воздействие на Россию.
Украина - часть исконно русской территории с исконно русским населением. Успех <проекта Ющенко> снял последние барьеры для открытого
ведения третьими странами своей политики на территории уже самой Российской Федерации. И - для попыток реализации <оранжевых>
сценариев в отдельных регионах РФ. Наивно думать, что технологии <розовых революций> будут применены к России как единому
государственному организму - <расхватывать> нашу страну, скорее всего, станут по частям.

На Северо-Западе мы наблюдаем Калининградскую область - вроде бы полноправный российский регион, попасть в который из другого
российского региона с 1 января 2005 года можно только по загранпаспорту. Помнится, в свое время президентский спецпредставитель
Дмитрий Рогозин докладывал, что успешно справился с проблемой калининградского транзита. И правда, хорошо получилось...
Тем временем борцы за русские школы в соседней Латвии хоть и поставили на уши своими акциями не только Ригу, но и Брюссель, в итоге
все же потерпели поражение. Вялая позиция России смотрелась тут хотя и симпатичнее двурушничества наших <западных партнеров>, но по
сути равна была полному ничегонеделанию.

Весь год, особенно осенью, Москва вела себя откровенно недружественно по отношению к Белоруссии. И это в достаточной степени
предопределяет дальнейшую судьбу третьей <славянской сестры>, причем не по тбилисско-киевскому, а скорее по белградскому сценарию.
Добиваться смены режима Лукашенко западные <партнеры> будут не революциями, а жёсткой экономической блокадой при реальной угрозе
применения силы. Без участия России таковая блокада в принципе невозможна - но всё поведение Москвы в последние годы показывает, что
на нее в этом плане можно рассчитывать.

Политика официальной Москвы на восточном направлении - в Центральной Азии - не запомнилась ничем, кроме договоренности о
скоропалительном уводе российских пограничников с таджикско-афганской границы. Передача ее под контроль Душанбе повлечет очевидное
ослабление борьбы с наркотрафиком в связи с неспособностью и отчасти нежеланием таджикской стороны делать это так, как положено.

Кроме того, ситуация в Таджикистане и вокруг него продолжает оставаться нестабильной, что в значительной степени связано с
воздействием внешних сил. Режим президента Рахмонова не вполне контролирует территорию страны, поэтому не стоит сбрасывать со счетов
возможное обострение внутренней обстановки. И в этом случае Россия может оказаться в весьма невыгодной ситуации: имея в Таджикистане
свою военную базу и обязательства перед нынешней таджикской властью, Москва должна будет всячески поддержать официальный Душанбе.
При этом резко возрастёт вероятность ее втягивания во внутритаджикские разборки.

Однако всё это, как и обещания колоссальных инвестиций в вызывающе нестабильную экономику Таджикистана (в общей сложности порядка $1
млрд., которые должны быть вложены в строительство Рогунской и Сангтудинской ГЭС, модернизацию имеющегося и строительство нового
алюминиевого завода) при полном списании таджикского госдолга России (главным образом, за переход в российскую собственность
нурекского оптико-электронного узла системы раннего предупреждения о ракетном нападении <Окно>), в Москве в прошедшем году назвали
очередной победой.

Точками дальнейшего приложения сил наших западных <партнеров> в году нынешнем будут, как несложно догадаться, Молдавия, Армения,
Азербайджан, Киргизия и, возможно, Казахстан, в то время как радикальные исламисты с юга будут усиливать влияние в ряде российских
регионов и пограничных государствах Центральной Азии. После украинского провала Кремля успех этих планов - дело почти решенное.

Почему же у России ничего и нигде не получается? Основная проблема - не в технологиях, а в отсутствии у Москвы внешней политики как
таковой. Маловразумительная каша из отживших принципов международного права и невнятное бормотание избитых истин вроде <ребята,
давайте жить дружно, мы признаем любой ваш выбор> - это не политика. Квинтэссенция этой нелепости - завершившийся полным провалом
московский политтехнологический проект для Украины <В Европу вместе с Россией>...
Москва до сих пор так и не предъявила <ближнему зарубежью> своего геополитического проекта. А пока таковой отсутствует, <стоять за
Россию> можно только из ностальгических побуждений. Да и то недолго - молодое поколение стран СНГ никакого пиетета перед Москвой за
сам факт ее существования не испытывает.

Российская политика на постсоветском пространстве не может быть отделена от геополитики - все последние десять лет нам это
недвусмысленно и неоднократно давали понять как наши западные <партнеры>, так и южные исламистские противники. Пора уяснить, что и
те, и другие давно отбросили правила игры времен <холодной войны> - в частности, уважение к неприкосновенности негласно
распределенных сфер влияния и интересов партнеров-соперников.

Россия стоит перед выбором - или она проводит на постсоветском пространстве самостоятельную политику (и готова жёстко отстаивать
свои интересы перед всеми центрами силы), или полностью отказывается от подобных устремлений (и согласовывает с этими центрами все
свои действия). Второй вариант - реализация концепции <ограниченного суверенитета> и конец РФ как самостоятельного субъекта мировой
политики.
Воплотить в жизнь первый - не так уж и сложно. Ведь на деле народы постсоветских государств ни разу не делали сознательного анти-
или пророссийского выбора. Решающими для избирателя являются совершенно иные мотивы, что прекрасно показали украинские выборы.

Для многих жителей Центральной и Восточной Украины, говорящих на суржике и имеющих в России массу родственников, определяющим стал
фактор двойной судимости Виктора Януковича: в селах и малых городках это по-прежнему - несмываемое клеймо. А вот о том, что
изменится в случае прихода к власти несудимого Ющенко, эти люди не думали, потому что Россия никогда не соотносила свою реальную
политику по отношению к государствам <нового зарубежья> с их дружественной или недружественной политикой по отношению к Москве.
Украинскому электорату просто не с чем было сравнить анти- или пророссийскую политику своего руководства. Поэтому Россия должна
открыто переводить дилемму электорального выбора в соседних странах в плоскость пророссийского/прозападного и не стесняться заявлять
о неприемлемости прихода к власти в этих странах прозападных лидеров и партий.

Разумеется, после этого отношения с Западом ухудшатся. Но кардинально не изменятся. Твердая и жесткая позиция всегда сначала
воспринимается в штыки - а потом ищется компромисс. Напомним: после того, как западным <партнерам> стало окончательно ясно, что
позиция президента Путина по Чечне окончательна и бесповоротна, разговоры о нарушении там <прав человека> стали уделом европейских
маргиналов. То же самое случилось и с обсуждением <разгона НТВ>, ареста Михаила Ходорковского... Как только на Западе понимают, что
угрозами российскую позицию не изменить, накал критики тут же снижается и ищутся другие пути воздействия на ситуацию.

Необходимость выбора между суверенитетом и вассалитетом России - жестокая реальность, которая должна быть осознана руководством
страны. Пока есть надежда, что власть не слепа, можно рекомендовать ей снять розовые очки. Если же предполагаемая слепота станет
доказанным фактом, снимать нужно будет саму российскую власть.

Владимир Горюнов, политолог, член Совета Ассоциации политических экспертов и консультантов. Москва



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 00:33:35

Марат Гельман: <России придется расстаться с имперским проектом> (*+)

Марат Гельман: <России придется расстаться с имперским проектом>

Известный российский политтехнолог Марат Гельман, принимавший активное участие в украинской предвыборной кампании, поделился с
<Росбалтом> впечатлениями от итогов выборов и объяснил, почему, с его точки зрения, не удалось обеспечить победу Виктора Януковича.


--------------------------------------------------------------------------------

- Почему российские политтехнологи проиграли на Украине?

- Там были донецкие, а не российские политтехнологи. Российские технологии на Украине - это пропагандистский миф. На победу Ющенко
можно смотреть с разных точек зрения, но стоит отметить, что штаб Януковича работал с населением как с электоратом, а штаб Ющенко -
как с активом. Электорат в лучшем случае мог только голосовать, а актив вышел на Майдан и переломил ситуацию после второго тура.

Центр Украины выбирал не по принципу <русскоговорящие - украиноговорящие>, а по принципу, кто из двух персонажей симпатичнее по
разным причинам. И в центре население предпочло Януковичу Ющенко.
Российские пиарщики не имеют отношения ни к одному значимому событию этой кампании, кроме так называемого <русского проекта>, то
есть приезда Путина на Украину и поддержки Россией Януковича.

- Однако распространенная точка зрения состоит именно в том, что поражение Януковича вызвано в первую очередь действиями
политтехнологов из России...

- Это ложная мысль. Руководитель штаба Януковича Сергей Тигипко говорил, что нам не нужны политтехнологи, мы всё правильно
подсчитаем. Ставка была сделана на масштабные фальсификации, а не на работу с электоратом.

- И в этом главная ошибка?

- Там была масса ошибок. Фальсификации - не технология, это просто нарушение закона, точно так же, как цензура в СМИ. Когда говорят
о русских политтехнологах, в первую очередь обычно имеют в виду Глеба Павловского. Он действительно занимался приездом Путина и
организовал <Русский клуб> в Киеве, но это только одна сторона кампании. Здесь, скорее, можно говорить не о влиянии России на выборы
на Украине, а о том, что совершены политические ошибки. Глеб Олегович надеялся на победу Януковича и скорее достаточно активно
<пиарил> себя как политтехнолога, чем реально влиял на штаб <донецких>. А штаб <донецких>, как я уже сказал, работал с электоратом
вяло.

- Может быть, изначально Янукович был неудачен в качестве кандидата?

- Любой кандидат, который шел бы против Ющенко, носил бы на себе отпечаток власти. Я не согласен с тем, что была изначально неверная
ставка. Янукович мог выиграть. Конечно, были с электоральной точки зрения и менее проблемные кандидаты. Но Кучма не хотел активно
участвовать в выборах, а кандидатов, которые могли самостоятельно обеспечить себе эту кампанию, оказалось не так много. С другим
кандидатом было бы работать проще, но и у Януковича шансы были.

- А с чем вы связываете вялое участие Кучмы в поддержке своего <преемника>? У него были свои планы?

- Безусловно. План Кучмы понятен. Если президент Украины хотел бы избежать событий на Майдане, он бы еще полтора года назад снял с
должности мэра Киева Омельченко, потому что тогда был формальный повод. Омельченко сыграл ключевую роль в ситуации после второго
тура.

Для Кучмы главной была идея конституционной реформы, а не то, кто из кандидатов станет президентом. Так получилось, что ко второму
туру ни сторонники Ющенко, ни сторонники Януковича не готовы были поддержать конституционную реформу, а после второго тура всё
поменялось. От Кучмы зависела легитимность выборов, и он поставил условие - голосовать за реформу.
Действующий президент Украины - победитель в этой схватке. Но, к сожалению, при этом он подставил российских коллег.

- Но, возможно, что президент Ющенко захочет и сумеет отыграть ситуацию с конституционной реформой в обратном направлении?

- Его окружению хотелось бы больше власти, эти люди не хотели бы ни с кем делиться министерскими портфелями, согласовывать состав
правительства с парламентом. В первую очередь, заинтересована в отмене реформы Юлия Тимошенко, чью кандидатуру не утвердит на посту
премьера или вице-премьера парламентское большинство. Именно она - главная проигравшая. Но нынешний состав Рады не будет отменять
реформу Кучмы.
В этой ситуации Ющенко правильнее было бы не пытаться сконцентрировать сейчас власть в своих руках, а напротив - рассредоточить ее.
Например, инициировать избрание губернаторов.

- Насколько велик ущерб репутации России, как лидера на постсоветском пространстве, после такого исхода украинских выборов?

- Главный вопрос для России заключается в том, чем теперь станет Украина. Она тоже, как и мы, имеет советское прошлое, но выбирает
другой путь. Мы выбрали более строгую архитектуру власти, украинцы - более рассредоточенную. Если через некоторое время на Украине
дела будут идти лучше, чем у нас, всё население России будет смотреть на соседа как в зеркало. Если появится страна, где люди начнут
жить лучше, для рейтинга Путина и для возможной операции <преемник> это может оказаться серьезной проблемой.

России придется расстаться с имперским проектом. Не осталось даже маловероятного сценария возвращения империи, и это очень серьезная
проблема. Имперское сознание, которое есть у нас, станет ущемленным, и если говорить о влиянии на политический процесс, мы будем
наблюдать перетекание электората из <Единой России> в <Родину>.

- А в России возможно нечто подобное украинской <оранжевой революции>?

- Вероятность, безусловно, существует, хотя я не верю в то, что у нас события повторятся. Основная опасность есть на региональном
уровне. В ситуации, когда губернаторы назначаются, мы можем получить нечто подобное в отдельно взятом регионе - условно,
какой-нибудь <оранжевый Псков>. Это будет некий протест против неудачного назначения. А в масштабах страны просто нет игроков,
которые могли бы осуществить <оранжевую революцию>.

На Украине двигателем событий были пассионарные люди, защищавшие свои убеждения, и были серьезные игроки, которые могли
профинансировать и оформить энергию этих людей. В России сегодня не осталось ни одного игрока, способного играть в такую рискованную
игру. Но и в масштабе региона нечто подобное - очень опасно.

Беседовал Алексей Левченко, ИА <Росбалт>. Москва


http://www.rosbalt.ru/2004/12/29/191112.html





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 12.01.2005 00:33:31

Ярослав Бутаков. Чемодан-вокзал-Россия или Будет ли в русской истории шестой период? (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050109.html

Чемодан-вокзал-Россия
Будет ли в русской истории шестой период?

Ярослав Бутаков

Дата публикации: 9 Января 2005

Больше ста лет назад В.О. Ключевский отметил колонизацию обширных земельных пространств как основной факт русской истории на
протяжении веков. "Периоды нашей истории - этапы, последовательно пройденные нашим народом в занятии и разработке доставшейся ему
страны... Ряд этих периодов - это ряд привалов или стоянок, которыми прерывалось движение русского народа по равнине и на каждой из
которых наше общежитие устроялось иначе, чем оно было устроено на прежней стоянке". Выдающийся историк выделял, как известно, четыре
таких периода: днепровский, верхневолжский, великорусский и всероссийский. Последний, начавшись в XVII веке, продолжался и во
времена Ключевского, т.е. в конце XIX - начале ХХ вв.

Тогда, действительно, колонизацию русским народом пространства Российского государства можно было рассматривать как еще не
завершившуюся. Уступка американских владений в 1867 году не исказила общей тенденции. Как раз тогда, в 60-е гг. XIX столетия
началось заселение только-только присоединенных Приамурья и Приморья. Когда эти территории были путем простой демаркации границ
отторгнуты энергичной Россией у дряхлого Китая, русских там практически не было, зато китайцы и корейцы жили во множестве. К началу
ХХ века положение резко изменилось, и уже русские составляли большинство населения российского Дальнего Востока.

Медленнее шла колонизация Закавказья, а также присоединенной в 50-80-х гг. XIX в. Средней Азии. Здесь процесс сдерживался климатом и
враждебным этническим окружением. Попытки имперских властей создать там крепкие русские колонии не увенчались успехом во многом
из-за формально-бюрократического подхода к проблеме. Как прежде петербургским сановникам было безразлично положение далеких
американских колоний России, так и теперь они равнодушно относились к закреплению вновь приобретенных южных окраин.

Вопиющий случай такой административной халатности сто десять лет назад описывал выдающийся русский географ А.Н. Краснов,
обосновывавший государственную необходимость интенсивного субтропического земледелия в Закавказье. Дело происходило в Кутаисской
губернии, на западе Грузии:

"Один из администраторов выписал крестьян для поселения во вверенном ему крае, выбрал для поселка прекрасную землю и, переселив и
обустроив крестьян, ожидал цветущей русской колонии. Мужики, облагодетельствованные администрацией, рьяно принялись за обработку
земли. Добросовестно распахали они сколько возможно глубоко пашню и посеяли пшеницу. Но сколько ни прилагали они старания, земля,
родившая перед тем у туземцев прекрасные урожаи, не дала им ничего... Сколько ни бились они над проклятой землею, она отказалась
наотрез кормить чужих пришельцев, и обнищавшие крестьяне разбрелись куда глаза глядят... Не могли они знать, что субтропическая
почва Мингрелии относится к пахоте совершенно иначе, чем чернозем их родины, и что глубокая запашка здесь гибель для земледелия".

И здесь, и в Батумской области, и в других местах имперская администрация часто относилась с пренебрежением к научной обоснованности
аграрной колонизации и пускала дело на самотек, предоставляя колонистов собственной участи. Научная общественность, за исключением
отдельных представителей, в свою очередь, равнодушно взирала на попытки властей обеспечить русское присутствие во вновь
присоединяемых областях, с удовлетворением отмечая неудачи таких попыток как очередные поражения ненавистного самодержавия.

Присоединение к России большинства новых территорий, особенно таких, как Финляндия, Польша, Кавказ, Средняя Азия, никогда не имело
целью взимание с них какого-то "прибавочного продукта" в пользу метрополии. Расширение России диктовалось соображениями
геополитической безопасности. Требовалось обеспечить господство на Балтике и сократить сухопутную границу - завоевали с четвертой
попытки Финляндию. Надо было обуздать кавказское разбойничье гнездо - что же, после 47 лет войны сделали и это. Хивинское ханство и
Бухарский эмират были крупными очагами работорговли - их сначала стеснили казачьими пограничными линиями, а потом и упразднили.

Присоединение Средней Азии влетело России в копеечку. По подсчетам М.А. Миропиева в начале ХХ века, только за 9 лет (1889-97 гг.)
Россия истратила на Туркестан 87,3 млн. руб., получив прибыли лишь на 61,3 млн. Таким образом, среднегодовый убыток России от
присоединения Туркестана составлял почти 3 млн. рублей. Как видим, система дотаций недоразвитым окраинам не была изобретением
"ленинско-сталинской национальной политики". Она, как и многое другое, была унаследована Советским Союзом от Российской империи.

Ресурс для аграрной колонизации России к началу прошлого столетия был практически исчерпан. Индустриальное развитие России стало
новым важным фактором интенсификации заселения окраин России русским народом. Разработки бакинских нефтепромыслов, строительство
железных дорог в Закавказье и Средней Азии создали условия для формирования крупных русских анклавов в тех регионах. После революции
и гражданской войны этот по преимуществу русский промышленный пролетариат стал основным катализатором реинтеграции бывшей имперской
периферии в новое государственное образование - СССР.

Стройки различных пятилеток придали новый импульс миграционным процессам, причем основное их направление продолжало оставаться таким
же, как и в XVII-XIX столетиях - растекание русского народа по пространству державы. Хотя в советское время миграции приобретают все
более межэтнический характер, но преобладающей тенденцией по-прежнему является распространение русского этноса, увеличение его
удельного веса в населении окраин. Тенденции обратного рода намечаются уже только к концу советского периода, где-то в 60-70-е гг.
прошлого столетия.

Индустриализация республик Прибалтики и Средней Азии, освоение зоны БАМа и тюменских нефтепромыслов свидетельствовали о продолжении
четвертого периода русской истории. Развитие агрономии и мелиорации сделали возможным даже еще один виток аграрной колонизации.
Правда, при освоении целинных земель Северного Казахстана советская власть допустила такое же, только в несравненно больших
масштабах, пренебрежение к сельскохозяйственной науке, что и царские власти при колонизации Закавказья. Тем не менее, именно
целинная эпопея сделала русский этнос численно преобладающим в Казахстане до начала 90-х гг. прошлого века.

Но параллельно с заселением окраин шел и другой процесс - обезлюдение русского центра. Он стал особенно заметен после Великой
Отечественной войны. Послевоенный компенсационный прирост населения слабо затронул центральный регион страны, поскольку избыток
трудовых ресурсов партийная власть направляла на окраины Российской Федерации и в другие республики. В результате демографический
упадок сильнее всего ударил по старым земледельческим областям России, причем симптомы этого упадка стали отчетливо наблюдаться
задолго до распада СССР.

Для примера. Согласно ревизии 1859 года в Смоленской губернии, занимавшей приблизительно ту же территорию (плюс-минус один уезд),
что нынешняя Смоленская область, проживало 1 млн. 150 тыс. чел. Спустя сто лет, по данным всесоюзной переписи 1959 года, в
Смоленской области проживало чуть более 1 млн. 130 тыс. Последствия демографического взрыва конца XIX и начала ХХ вв. были начисто
"съедены" революцией, коллективизацией, тремя войнами и, конечно, миграцией. В 1970 году в области проживало еще меньше - 1 млн. 100
тыс., и по последней переписи - 1 млн. 050 тыс. Перед Великой Отечественной войной в Курской области, включавшей территории нынешних
Курской и Белгородской областей, жило 3 млн. 200 тыс., а в 1970-м в обеих областях вместе - 2 млн. 750 тыс. - столько же, сколько и
теперь.

Таким образом, коллапс роста населения стал явственно чувствоваться в Российской Федерации уже в 50-60-е гг. прошлого века. Нынешний
демографический кризис отнюдь не свалился снегом на голову, как некоторые стараются уверить. Он мог быть неожиданным только для тех,
кто не интересовался положением дел в нашем государстве, но для власть имущих в позднем СССР он не был секретом. Не собираюсь
обелять руководство ельцинской РФ, но главная вина за демографическое неблагополучие лежит на всех поколениях послевоенного
партийного руководства. Проблема заявила о себе десятилетия назад, но ни в одном партийном документе мы не найдем даже намека на
нее, тогда как проблемы с поднятием уровня недоразвитых республик, с "неперспективными селами", т.е. проблемы, решение которых
высасывало соки из России и подрывало ее жизненные силы, измышлялись постоянно.

О том, что условия жизни в Российской Федерации были в целом хуже, чем в других республиках, и о целенаправленной миграционной
политике партии, направленной на размывание этнического ядра России, свидетельствует и то, что за период 1959-89 численность русских
в РФ возросла меньше, чем их численность в целом по СССР: на 22,5 % против 27,2 %. Это не было следствием перенаселения центра
страны, ибо за то же время численность азербайджанцев в РФ выросла в 4,7 раза (при общем росте в 2,3 раза), узбеков - в 4,3 раза
(общий рост - 2,8 раза), грузин - в 2,3 раза (общий рост - 48 %). Перенаселение стали испытывать национальные окраины, и
миграционные потоки изменили направление.

Попутно происходила стихийная репатриация русского населения из некоторых республик СССР, вызванная политикой туземного партийного
руководства. Так, за те же 30 последних лет перед распадом СССР, число русских в Грузии уменьшилось на 16,4 %, в Азербайджане - на
21,7 %, в Армении - на 26,7 %. Абсолютное уменьшение численности русских в 70-80-е гг. началось также в Узбекистане, Туркмении,
Таджикистане.

Все вызывающие тревогу демографические процессы современной РФ отчетливо наметились еще в СССР. Россия из страны колонизующейся
превратилась в страну, которая русским народом деколонизуется. Четвертый период русской истории завершился, начался пятый. Случилось
это не в одночасье, поворот начался где-то в 60-70-е гг. прошлого века, и теперь мы присутствуем далеко не при его начале, а
пожинаем его уже не первые плоды.

Урбанистическим коллапсом завершилось развитие большинства европейских наций в ХХ столетии, с каковым явлением оказался тесно связан
процесс деколонизации Европой заморских владений. Обычно он сопровождался стягиванием державообразующего этноса к имперскому ядру,
хотя это не предотвратило массовое вторжение в Европу этнокультурно чуждого элемента. Печальный пример дряхлеющей Европы,
расцвеченной вавилонским смешением рас, у нас перед глазами. Повторим ли мы его с неизбежностью?

Распад СССР не привел к интенсивному стягиванию русского народа на историческую родину. Руководство РФ, по-видимому, до сих пор
препятствует массовой репатриации русских из стран СНГ; во всяком случае, подобная задача на государственном уровне даже не
ставится. Но свято место пусто не бывает, и РФ заполняется иноязычными выходцами из соседних стран. Россия по-прежнему колонизуется,
но это обратная колонизация - заселение исторического русского центра нерусскими этносами. Причем эта колонизация носит отнюдь не
модернистский, индустриальный характер, а архаичный - аграрный, торговый и чисто люмпенский.

Партийно-советское руководство, поднимая экономику отсталых регионов, сделало отсталым центр России, где, кроме нескольких анклавов
относительного благополучия, типа Москвы, Нижнего Новгорода и Ярославля, прочие области имеют довольно примитивную инфраструктуру и
влачат жалкое существование. Неудивительно, что многие русские в странах ближнего Зарубежья, несмотря на систематическое ущемление
их прав, все-таки чувствуют себя увереннее, чем иные жители нечерноземной глубинки.

Как считают некоторые демографы, эффективно бороться с демографическим кризисом можно, по-видимому, только деурбанизацией. Как
сказал еще в начале ХХ века один позабытый в современной Европе большой немецкий ученый, "люди рождаются в деревне, а умирают в
городе". Деурбанизация, приоритетное развитие сел и малых городов, могут и должны стать одним из главных направлений стратегического
развития России.

Современное состояние страны есть длительное пренебрежение сначала царской, а потом советской власти миграционной политикой,
законами демографии и этнологии. В свое время царская власть не обращала внимания на неконтролируемый взрыв рождаемости, видя в нем
даже благо для России. В результате наплодившаяся орава пролетариев покончила со старым строем, хотя лучше от этого никому не стало.
Впоследствии коммунисты благодушно взирали на количественный рост "новой исторической общности - советского народа", не желая
замечать, что внутри нее произошли необратимые качественные перемены, которые поспособствовали в конце ХХ века гибели великой
державы.

Создание компактного этнического ядра государствообразующего народа на территории РФ, стягивание русского народа в Россию "heim in
Reich", удержание существующих границ, в противовес бесплодным, вредным и дезориентирующим мечтаниям о скором имперском реванше -
вот единственно реалистичное содержание российской политики на ближайшие десятилетия до тех пор пока, по крайней мере, не удастся
демографически оздоровить сердце страны.

Если это произойдет, то пятый период русской истории - период дерусификации России - сменится шестым - периодом относительной
стабилизации. Именно этим постсоветская власть имеет исторический шанс отличиться в лучшую сторону от всех предшествующих российских
режимов. Но для этого должна в корне измениться сама расстановка государственных приоритетов. Иначе Россия и русские могут не
пережить XXI века.




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 04.01.2005 20:34:14

Иеромонах Григорий (В.М.Лурье): "Главный культурный итог 2004 года - обвальное поражение русской культуры" (*+)

Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20041230_lu.html

Культурная контрреволюция
Иеромонах Григорий (В.М.Лурье)

Дата публикации: 30 Декабря 2004

Итоги года нужно подводить с какой-нибудь пользой. Поэтому полезней всего их подводить тогда, когда главным итогом года является
поражение. Если после поражения еще остается, кому подводить итоги, то подведение итогов само собой перейдет в формулировку задания
на ближайшее будущее.

1. Прощание с Украиной на пороге "страны теней"...

Главный культурный итог 2004 года - обвальное поражение русской культуры. Не один 2004 год в нем виноват, но именно этот год
закончился для русской культуры обвалом и ритуальным поношением - в Киеве на майдане.
Украинцы - если не все, то половина, и особенно молодежь - показали, что не хотят считать нашу культуру своей. А украинские писатели
(почему-то в символическом количестве 12 человек) в обращении к Ющенко назвали русский язык "языком попсы и блатняка", чем и подвели
базу под отвержение украинцами русской культуры. Действительно, если так, то скоро мы поймем и одобрим украинские школы, где стали
изучать в переводе на украинский даже "русскоязычного классика украинской литературы" Гоголя-Яновского. Да, классика надо бы изучать
на культурно чистом языке.
Насчет "блатняка и попсы" - это мы должны запомнить и попомнить означенным писателям, чтобы знать, с кем имеем дело, но гораздо
важнее запомнить эти слова совсем по другой причине: по причине того, что они абсолютно справедливы, и даже изначальным источником
их являются вовсе не украинские писатели, а сама Россия.
Ведь это Россия, а не украинские писатели, вещает на Украину под названием "Русское Радио", и в этом голосе России и на самом деле
не слышно ничего, кроме блатняка и попсы. Почему наша российская попса должна быть для украинцев лучше украинской? В конце концов,
ведь это музыкальные украинцы победили в 2004 году на всемирном конкурсе попсы со своей Русланой.
Русская попса на Украине - это заведомо неконкурентоспособный продукт.
Оценивать перспективы конкурентоспособности разных культурных продуктов, как правило, надежнее всего по реакции молодежи.
Достоевский, например, говорил, что он пишет для 17-летних - и при его жизни его редко любили те, кто был старше 20 лет. Но зато уже
после его смерти тогдашние дети выросли и создали культ Достоевского как великого писателя - вполне заслуженный, но такими
заслугами, которые взрослыми современниками Достоевского поняты быть не могли.
В случае российско-украинских культурных связей сейчас - при оценке перспектив их развития - смело можно пренебречь всеми вообще
составляющими, кроме молодежной. Молодежь могла стать и стала на самом деле ударной силой "оранжевой революции", и только молодежь
могла бы стать - но не стала - ударной силой контрреволюции. Той силой, которая нужна Украине, но не менее нужна и России, если мы
не хотим у себя римейка оранжевого путча.
Поэтому будущее русской молодежной культуры - это и не только будущее российско-украинских культурных и прочих связей, но и будущее
России как таковой.
Надо еще раз посмотреть на майдан и спросить, как такое стало возможным: почему там были не только те, кому там быть надлежало, -
вроде Русланы и дотоле никому не известной группы из Львова с ее бесконечной кричалкой-гимном толпе: "разом нас боhато, нас не
подолаты" ("вместе нас много, нас не победить"), - но и прекрасные украинские рок-группы "Океан Эльзы" и "Вопли Видоплясова"? Ведь
еще недавно мы воспринимали эти группы как часть общерусского рок-движения, в котором украинский колорит языка и музыки был такой же
чертой авторского стиля, как петербургские реминисценции у "Зоопарка" или "Аквариума"... А теперь "вдруг" - именно они, плоть от
плоти русской молодежной культуры, - где-то совсем не там, где эта культура. Какой-то разрыв по живому...
Было бы приятнее всего для нашего самолюбия объяснить это "американизацией", "продажностью Западу" и т. д. Но увы: применительно к
молодежи и к ее идейным лидерам такие объяснения не убедительны.
Мы сами научили украинскую молодежь презирать Россию. Ведь это мы определили эталоны безобразного:

Храмами блестят Мак-Дональдсы -
"Миром доллару помолимся!" -
И ангел с крылышками 'Always'а
Нас зовет в страну теней...
(Артур Струков, "Культурная Революция": "Разрушь Америку")

- но теперь мы сами же стали им соответствовать. Чтобы убедиться в этом, украинцам даже не надо ехать в российские города, а
достаточно посмотреть российское телевидение. После этого не надо думать, что нас могут не презирать те, кто не хотят "в страну
теней" вслед за ангелом, выпархивающим из "Русского Радио".
Отрадного во всем этом только одно: что мы тоже туда не хотим - не хотим туда, куда нас, а не одних только украинцев, зовут
российские СМИ с их засильем блатняка, попсы, рекламы, сериалов.

2. ...и встреча "нескончаемым вечером после войны"

Может быть, в нашей "взрослой" культуре уже и на самом деле не осталось ничего хорошего. (Если все-таки осталось, так тем лучше. Дай
ей Бог здоровья.) Но, повторим (тем более, что вслед за Достоевским), что настоящая культура - это та, которая нацелена на
17-летних.
И здесь нам по-прежнему есть что сказать.
Мы пришли к удивительному периоду, когда прежние рокеры 80-х слегка постарели и - дерзну сказать о своем собственном поколении -
чуть ли даже не поумнели. У многих из них остался подростковый экстремизм, но появились жизненный опыт и глубина. Похоже, сейчас это
производит совершенно новое воздействие на молодежь, и это такой недавний процесс, что я просто не решаюсь еще подводить его итоги.
Что-то мне нравится больше, что-то меньше, но пока что я предпочел бы относиться с большим вниманием ко всему и ко всем из ныне
действующих сорокалетних: и к Умке, и к "Агате Кристи", и к "Кузьме и виртуозам" (группа Константина Рябинова, когда-то сооснователя
"Гражданской Обороны"), и, разумеется, к "Гражданской Обороне"... - Ко всем тем, кто заявил о себе в течение 2004 года чем-либо
новым и неожиданным.
"Старики", похоже, доказывают, что они стали настоящим жестким стержнем молодежной культуры, на котором сможет держаться новая
культурная традиция. И это такая традиция, от общности с которой никуда не деться не только украинской или белорусской молодежи, но
даже русскоязычной молодежи далекой, но давно уже культурно близкой нам ИзраИльщины...
Наши "старики" как не теряли, так и не теряют ключи - культурный код - к реальным запросам той молодежи, которой трудно самой
осознать свои поиски смысла жизни, но которая точно не увлекается ангелами с крылышками из российских СМИ.
Если это читает кто-нибудь из "взрослых", из тех, кто способен повлиять на российскую информационную политику, кто способен
допустить в российских СМИ диалог с молодежью на языке "неформата", - то пусть бы он задумался...
А я не хочу больше вспоминать о российских СМИ после того, как сейчас чуть-чуть расскажу о самом главном, наверное, культурном
достижении года - альбоме "Гражданской Обороны" "Долгая счастливая жизнь", где все темы (даже музыкальные) их молодости рассказаны с
опытом если не старости, то зрелости. Может быть, "взрослым" в этом альбоме не все будет "понятно", но, вспомним: книги (и
рок-альбомы) пишутся не для "взрослых".
Этот альбом - тот самый информационный код, при общении на котором никакие информационные шумы не будут способны повредить нашей
коммуникации с нашей молодежью. Вот только два главных элемента этого кода.
Заглавная песня - "Долгая счастливая жизнь". Монолог о том, что нам предлагают "взрослые". Если еще короче, чем у Летова, - они
говорят: "Я живу долго и счастливо. Отстань!" И так же назойливо и безысходно повторяется у Летова:

Изменениям и праздникам нет
Преступлениям и праздникам нет
Исключениям и праздникам нет
Нет, нет, нет.
На семи продувных сквозняках
По болотам, по пустыням, степям
По сугробам, по грязи, по земле
Долгая счастливая жизнь
Такая долгая счастливая жизнь
Отныне долгая счастливая жизнь
Каждому из нас
Каждому из нас
Каждому из нас
Каждому из нас
Нас, нас, нас, нас!

Детям не нужна ни долгая, ни счастливая жизнь, но им нужны изменения и праздники.
И вот второй пример из Летова - как раз о том, какие именно праздники детям по-настоящему нужны. В свой еще подростковый период он
пел "винтовка - это праздник". А сейчас уже без эпатажа и абсолютно всерьез:

Волчий билетик - на то, чего не было
Чайный пакетик в разбитый стакан
Пыльное дно пересохшего зеркала
Гиблая баня, землистый туман
Неистребимость смирившейся фауны
Горечь несъеденной дольки луны
Промах Акелы, усталость металла,
нескончаемость вечера после войны
Это - вечная награда
Эта радость - навсегда

О "нескончаемом вечере после войны" лучше помнится в молодости - до тех пор, пока еще продолжаешь его искать. А вот где его искать -
это обязаны показать взрослые. Одни взрослые и не пытаются это делать, предпочитая делать деньги на "попсе и блатняке", а другие -
пытаются, и очень успешно, как мы и видели на майдане.
Наша русская контрреволюция может научиться делать гораздо лучше.



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 31.12.2004 15:44:56

(!!!) Православствующие "оборзеватели" (*+)

http://195.182.150.206/Vedomosti/?id=1754&folder=106

Унесенные революцией
Виктор КОШВАНЕЦ

И поутру они проснулись. И, опохмелившись чем бог послал, с изумлением припомнили, что нет такой другой страны на свете, где бы
революция под разными соусами и названиями продолжалась уже ровно век...
Это о нас. 9 января исполнится сто лет, как подхватившие Россию ветры революции понесли ее из 1905-го в 1907 год, а затем из февраля
1917-го к Октябрю. Под их всесокрушающим натиском ломались и трещали по швам традиции и сословные уклады, родственные связи,
вдребезги разбивались оземь церковные колокола. Словно песчинки, закрутились в вихре братоубийственной войны судьбы миллионов людей.
Остановись, Русь, куда ты мчишься? А она, не замечая потерь, мчалась в революцию дальше. Коллективизация, индустриализация... Все
тот же бой не на жизнь, а на смерть, когда время для человека стало измеряться количеством нескончаемых ударных вахт.
Опустошительная Великая Отечественная, почти четыре года ни с чем не сравнимых лишений, мужества и самопожертвования.
Казалось бы, уж после этого страна просто заслужила хоть какой-то передых, а люди право на личную жизнь. Но нет! С ветрами революции
шутки плохи, и вскоре они надули целину, БАМ, новые сверхударные пятилетки с новыми массовыми коловращениями населения, по-прежнему,
говоря словами поэта, не чующего под собою страны.
А потом особая революционная песня - горбачевская перестройка, гремучая смесь управленческого волюнтаризма и пустопорожней болтовни
о человеческом факторе, от чего у этого самого - оталоненного, лишившегося спасительной водки и сигарет - фактора голова
окончательно пошла кругом. Чем тут же и воспользовались революционеры конца восьмидесятых - начала девяностых годов, развернувшие
страну на 180 градусов - в дикий капитализм. Причем настолько дикий, что в сравнении с ним российский капитализм дооктябрьского
периода выглядит чуть ли не как образчик социальной справедливости.
Действительно, тому капитализму, по которому тяжко вздыхал Станислав Говорухин, и в голову не приходило в одночасье лишать
сбережений и <похоронных> десятки миллионов людей, экспроприировать обманным и откровенно криминальным путем госсобственность, что,
не моргнув глазом, проделали дорвавшиеся до власти завлабы и оборзевшие в райкомах комсомолята. Естественно, весь этот революционный
беспредел, как и в 1917 году, творился под флагом утверждения свободы и демократии. Однако истинную цену этим лозунгам мы узнали в
октябре 1993-го. Когда-то большевики, за что их клянут и по сей день, разогнали строптивое Учредительное собрание. Революционеры
новейшего времени неугодный им парламент просто расстреляли.
Кстати, о большевиках и власти вообще. Помнится, еще в школе я никак не мог до конца уяснить смысл слов известной песни: <Смело мы в
бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это>... На фига, думалось, идти в бой не ради победы, а чтобы всем
погибнуть. Но потом, повзрослев, сообразил: власть-то останется, какие бы жертвы и потери ни нес народ.
А теперь соотнесите слова этой песни со всей столетней историей отечественной революции. Не правда ли, они о любой модификации
российской власти за прошедший век, включая и нынешнюю.
Честно говоря, наверное, это вообще очередной чисто российский феномен, когда выросшая не из каких-либо графьев и потомственных
денежных мешков, а из самых что ни на есть недр народа власть умудряется мгновенно отчуждаться от него. Вроде бы еще вчера человек
шастал с авоськой за картошкой, бегал до ветру во двор, а ныне ему и дела нет до повседневных забот рядовых граждан, в том числе и
собственных избирателей. Недаром в свое время, переиначив слова не менее известной песни, чем упомянутая ранее, в стране пели:
<Вышли мы все из народа. Как нам вернуться назад?..>
Не хотели и не хотят не только вернуться, но и, повторяем, зачастую хоть немного проникнуться бедами уносимых революцией людей.
Что касается революции, то невольно создается впечатление, что именно она уже давно стала и основной формой существования власти в
нашей стране, и единственным оправданием самого ее существования. Чуть оклемается народ, чуть залижет раны после очередного
общенационального штурма ветряных мельниц вроде ускорения или поголовной
ваучеризации населения, как власть в революционном порыве придумает что-нибудь новенькое. Скажем, реформу ЖКХ или монетизацию льгот.
Да и мало ли как еще будут называться эти кавалерийские атаки, проводимые по принципу: главное ввязаться в бой, а там уже куда
кривая выведет. Выведет же известно куда: власть останется при своих, и отнюдь не пиковых, интересах, а разменной монетой в этом
вечном бою снова станут люди-песчинки. Таскать, как говорится, нам не перетаскать.
...Что, страшноватая сказка под Новый год? А вот и не так. Представьте себе хотя бы на мгновение, что бы стало с <унесенными ветром>
Скарлетт, ее спутниками и их потомками, окажись они в стране, где бы революция, и вдобавок по российскому образцу, продолжалась
ровно столетие. Да они бы уже давно обитали на деревьях и добывали огонь трением. Ну а более изнеженные европейские нации под
молохом подобной революции вообще прекратили бы свое существование.
Нас же ничто не берет. Живем, хлеб жуем, рожаем детей, стреляем в потолок новогодним шампанским и верим, что лимит революций в
России будет рано или поздно все-таки исчерпан. И уж тогда...
Впрочем, давайте пока останемся осторожными оптимистами. А потому, вместо того чтобы мечтать о завтрашних молочных реках с
кисельными берегами, просто напомним под бой курантов революционерам всех мастей слова, которые часто любит повторять отмечающий
сегодня пятилетие со дня пребывания во главе государства президент: <Не дождетесь!!!>

==============

http://195.182.150.206/Vedomosti/?id=1751&folder=106

Православие как идея национальной гармонии
Игорь РИММЕР, депутат Законодательного собрания, уполномоченный по связям Мариинского дворца с религиозными конфессиями,
председатель Общественной палаты Санкт-Петербурга

Не первый год новая Россия ищет свою национальную идею. Ищем в политике, в экономике, в государственном строительстве, в праве.
Сменяются лозунги - один ярче другого, но это не помогает. А все потому, что мы явно не туда устремляем взоры. Наша опора и надежда
вовсе не внизу, не под ногами, а значительно <выше этажами> - в духе, в духовности, в духовном взгляде на мир и на себя в этом мире.
На протяжении своей многовековой истории наш народ не единожды убеждался: Россия без веры - это начало конца. Даже любые колебания и
послабления в вере для России горше всякой болезни. Так было в начале XVII века, когда Смутное время чуть было не лишило Россию
независимости. Так было и в первой половине двадцатого. Хватит, хватит подобных поисков, в результате которых мы не находим, а
только теряем!
Россия стремится сегодня к своему будущему и одновременно к своим духовным основам - не только к православной традиции, но и к
православному присутствию в мире, к православной мечте. Хорошо известно при этом, что верное истинно христианским заветам русское
православие самым терпимым образом относится ко всем другим религиозным конфессиям, к людям иных верований. Православная и
многонациональная Россия - это страна с глубокими традициями духовной толерантности, искреннего уважения к любой вере вообще. И наш
Петербург - один из самых ярких тому примеров.
Выйдите на Невский проспект и взгляните на украшающие его храмы: наряду с Казанским собором там стоят голландская и армянская
церкви, протестантская Петрикирхе и католический костел святой Екатерины. Потому и называли справедливо начиная с позапрошлого века
наш Невский <проспектом веротерпимости>. Так было, есть и, уверен, будет: русское православие всегда творило атмосферу согласия и
сотрудничества между народами, населяющими Россию, устанавливало взаимопонимание между верующими различных конфессий. И все это во
имя и во благо нашей общей Родины - России.
Из православной России никогда не исходил и не изойдет дух религиозной неприязни и национализма, призыв к <крестовым походам> против
<неверных>. Православие - идея национальной гармонии, государственного единства и территориальной целостности страны. А это и есть
условия не только выживания, но и грядущего процветания державы. И только так должно быть в России, если она хочет оставаться сама
собой.
Похоже, даже скептики начинают сегодня понимать актуальность для России именно православных идей. За это красноречиво говорит наша
история. Кто, как не православная церковь радела всегда за независимость страны? Под ее хоругвями как под боевыми знаменами русские
полки защищали алтари и очаги Отечества в битве на Куликовом поле в 1380 году и при освобождении Москвы от польских оккупантов в
1612-м. Даже Сталин в Великую Отечественную войну понял, что только за коммунизм русские люди сражаться не будут и, по сути, вернул
России церковь.
А разве сегодня российские рубежи не испытывают угрожающего давления - особенно по южному и дальневосточному периметрам? Разве
сегодня тревога за судьбу Родины перестала быть священным чувством, как и в прежние времена, когда над страной сгущались тучи
внешней опасности? И что же прикажете делать, на что опираться, если нам всерьез угрожает международный терроризм, который открыто
проповедует ненависть к христианской цивилизации?
Конечно же, об ответной ненависти речь не идет и не может идти. Ни в коем случае! Но вот о рвении к сбережению собственных
христианских ценностей надо говорить во весь голос. Небрежение к духовным основам нашей православной истории и культуры - это не
просто малодушие, а прямое подыгрывание тем, кто бросает сегодня вызов всему человечеству.
Православие - это мужественный рецепт духовности не только в экстремальных ситуациях, когда под угрозой оказывается безопасность и
жизнь россиян. Православная вера - это еще и надежная культура бытия в наших трудных преобразованиях экономики, хозяйственной жизни.
Страшно представить, каких бесчувственных олигархов взрастило атеистическое безверие.
Конечно, идеализировать наше прошлое нельзя, но нельзя и не согласиться, что возникновение капитализма в православной России
позапрошлого века и сегодняшняя действительность - это день и ночь. В той самой России предприниматель мужественно, день за днем
исполняя свой долг, взращивал капитал, открывал фабрики, шахты, строил железные дороги с гордым осознанием того, что он умножает
национальное богатство. Его православная вера всегда была лучшим путеводителем в царстве социальной справедливости. Понятия
<Родина>, <народ>, <совесть> всегда оставались для русского предпринимателя, исповедующего христианство, главными и вполне
осязаемыми ценностями. Они, а не алчность и непотребство сделали российскую экономику на рубеже ХХ столетия самой крепкой и
динамичной.
Глубоко православный человек и искренний патриот России Петр Столыпин опирался в своей знаменитой реформе на традиционные силы
русского характера. По прогнозам его правительства, к 1940 году Россия должна была выйти по своему экономическому потенциалу на
первое место в Европе и на второе в мире после США. Увы, исторические катаклизмы понесли нашу страну по иному руслу развития. И
тернистый путь ее не кончается до сих пор.
Нам остро не хватает сегодня истинно православной веры и в качестве эталона морали, которая не позволяет человеку опускаться,
выражаясь современным языком, <ниже канализации>. Где же нынче наши <духовные пастыри> от литературы и искусства? Как могли
допустить мы то, что происходит с нашей эстрадой, с нашим телевидением? Наблюдаемой там вакханалии пошлости, отсутствия вкуса,
откровенно наглой коммерциализации всего и вся невозможно допускать в стране, в которую по-настоящему возвращаются христианское
достоинство и православное самоуважение.
Безусловно, православие - это еще не вся культура. Но, как всякий огромный пласт настоящей, а не мнимой культуры, оно может и должно
стать противоядием от растления душ пошлостью, жадностью, алчным любопытством, утробными инстинктами и самодовольной
невзыскательностью.
Если власти не наведут в духовной сфере порядок - через наблюдательные советы, через нравственную цензуру, через привлечение к
ответственности за постоянные нарушения этики и морали со стороны печатных и электронных СМИ, то свое авторитетное слово скажет
Русская Православная церковь. И скажет его, если нужно, прямо народу: духом пали - духом и возродимся! По-иному не бывает.
Надо четко понимать, что православная Россия - это не прихоть неких религиозных иерархов или политический капитал правящей элиты.
Это сама русская жизнь в максимально полном, глубинном ее понимании. И эта жизнь - под знаком полной смысла веры и красоты, которая
призвана спасти мир, в обновляемой духовно России только еще начинается. А за веру можно и нужно постоять!



От Георгий
К Георгий (31.12.2004 15:44:56)
Дата 01.01.2005 15:04:39

Еще к вопросу "потерянной России" (*)

https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/105/105635.htm



От Вячеслав из Сарова
К Георгий (01.01.2005 15:04:39)
Дата 01.01.2005 16:22:20

"Православный капиталист" - то же самое, что "Христов бес"

>
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/105/105635.htm
Да, в материале Прудникова описан ад. И нет никакого сомнения в том, что этот ад породила страсть сребролюбия "православных капиталистов". Православный не может быть капиталистом, как не может бес быть служителем Христа. Василий Великий считал всякого собственника грабителем: "Кто любостяжатель? Неудерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжатель, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем, а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнажённому - одежда, которую охраняешь в своих кладовых; необутому - обувь, которая гниёт у тебя; нуждающемуся - серебро, которое зарыто у тебя. Поэтому всем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить" (Василий Великий. Творения. Ч. IV. М., 1993. С. 97.). Да, такие слова без "призмы истории" простому православному люду давать нельзя! Но Василий Великий произносит и более суровые слова о собственности вообще, а не только о собственности богатых людей, в сравнении с этими словами коммунистическое "частная собственность, основанная на эксплуатации наёмного труда" просто лёгкий выговор: "Личная собственность есть кража…" "Приобретать в собственность что бы то ни было и откуда бы то ни было есть хищение…" (Василий Великий. Творения. Т. 2. 1911. С. 529-530.) Жесткие слова произносит и Иоанн Златоуст. Ему, правда, не удалось ясно выразить, в чём заключается злой корень богатства, но, что оно имеет недоброе происхождение, он не сомневался никогда, о чём говорится в его XII беседе "На первое послание к Тимофею": "Скажи мне, откуда ты приобрёл богатство? От кого ты получил его? От деда, - скажешь ты, - от отца. Но можешь ли ты, восходя через длинный ряд поколений, доказать таким образом, что имущество это законно приобретено? Никак не можешь этого сделать. Напротив, начало и корень его непременно должны скрываться в какой-нибудь несправедливости. Почему? Потому, что сначала Бог не сотворил одного богатым, а другого бедным и, приведши людей, не показал одному пути ко многим золотым сокровищам, а другому идти этим путём воспретил, но всем предоставил для возделывания одну и ту же землю. Каким же образом, в таком случае, ты владеешь столькими-то и столькими-то участками, а ближайший не имеет ни клочка земли, если земля составляет общее достояние? Скажешь - мне отец передал. А он от кого получил? Тоже от предков. Но постоянно восходя выше, непременно нужно найти начало… Положим… ты не виноват в том, что отец твой награбил; правда, ты владеешь тем, что приобретено посредством грабительства, однако сам ты не грабил… Что же из этого? Ужели богатство есть благо? Нисколько. Но оно и не зло, скажешь ты… Но разве это не зло, что один владеет тем, что принадлежит Господу, и что один пользуется общим достоянием? Не Божия ли земля и всё, что на ней есть? Поэтому, если наши имущества принадлежат Богу, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов; что принадлежит Богу, то принадлежит всем сообща. Разве мы не видим такого устройства в больших домах? Именно всем поровну выдаётся определённое количество хлеба, потому что исходит из житниц домохозяина; дом господский открыт для всех. И всё царское принадлежит всем: города, площади, улицы принадлежат всем; мы в равной мере пользуемся ими. Посмотри на строительство Божие: он сотворил некоторые предметы общими для всех, чтобы хоть таким образом пристыдить человеческий род. Таковы воздух, солнце, вода, небо, море, свет, звёзды; он уделил их всем равномерно, как будто братьям. Для всех он создал одинаковые глаза, одинаковое тело, одинаковую душу; всем дал одинаковое устройство, всех из земли, от одного человека произвёл; всем предоставил один и тот же дом. Но всё это нисколько не послужило к нашему обращению. И другое сделал он общим: бани, города, площади, улицы и заметь, что касательно того, что принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но всё совершается мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-нибудь и обратить в свою собственность, то происходит распря, как будто вследствие того, что сама природа негодует на то, что в то время, когда Бог отовсюду собирает нас, мы с особенным усердием стараемся разъединиться между собою, отделиться друг от друга, образуя частное владение, и говорить эти холодные слова: это твоё, а это моё. Тогда возникают споры и огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем частное владение вещами. Между тем для того Бог и дал нам первое в общее употребление, чтобы мы научились из этого, что и последние должны быть общими…" (Флоровский Г. Восточные отцы IV-VIII веков. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1999. С. 213-214; Волгин В.П. Предшественники современного социализма в отрывках из произведений. М., Л., 1928. С. 49-50.)



От Вячеслав из Сарова
К Георгий (31.12.2004 15:44:56)
Дата 31.12.2004 17:21:32

Re: (!!!) Православствующие...


>Конечно, идеализировать наше прошлое нельзя, но нельзя и не согласиться, что возникновение капитализма в православной России
>позапрошлого века и сегодняшняя действительность - это день и ночь. В той самой России предприниматель мужественно, день за днем
>исполняя свой долг, взращивал капитал, открывал фабрики, шахты, строил железные дороги с гордым осознанием того, что он умножает
"Православный капиталист" - это то же самое, что и "христов бес". Если возможны "христовы бесы", то возможны и "православные капиталисты". Писание, святые отцы, каконинизированные не сергианами, учат, что это невозможно
>Если власти не наведут в духовной сфере порядок - через наблюдательные советы, через нравственную цензуру, через привлечение к
>ответственности за постоянные нарушения этики и морали со стороны печатных и электронных СМИ, то свое авторитетное слово скажет
Если речь идет о церковной власти, то она не скажет ничего твердого. Будет лицемерить, как это она сегодня делает.

От Георгий
К Георгий (31.12.2004 15:44:56)
Дата 31.12.2004 16:01:23

Комментарии. (*/+)

> Это о нас. 9 января исполнится сто лет, как подхватившие Россию ветры революции понесли ее из 1905-го в 1907 год,

Прямо так и начинается. А до этого была тишь и гладь, и Божья благодать...

> Остановись, Русь, куда ты мчишься? А она, не замечая потерь, мчалась в революцию дальше. Коллективизация, индустриализация... Все
тот же бой не на жизнь, а на смерть, когда время для человека стало измеряться количеством нескончаемых ударных вахт.
> Опустошительная Великая Отечественная, почти четыре года ни с чем не сравнимых лишений, мужества и самопожертвования.
> Казалось бы, уж после этого страна просто заслужила хоть какой-то передых, а люди право на личную жизнь. Но нет! С ветрами
революции шутки плохи, и вскоре они надули целину, БАМ, новые сверхударные пятилетки с новыми массовыми коловращениями населения,
по-прежнему, говоря словами поэта, не чующего под собою страны.

Как раз в это время люди и занялись "личной жизнью". Кто хотел. Или "целина", "БАМ" и "новые сверхударные пятилетки" - это то же
самое, что гражданская война, индустриализация и коллективизация?
Мда...

>Чем тут же и воспользовались революционеры конца восьмидесятых - начала девяностых годов, развернувшие страну на 180 градусов - в
дикий капитализм. Причем настолько дикий, что в сравнении с ним российский капитализм дооктябрьского периода выглядит чуть ли не как
образчик социальной справедливости.
> Действительно, тому капитализму, по которому тяжко вздыхал Станислав Говорухин, и в голову не приходило в одночасье лишать
сбережений и <похоронных> десятки миллионов людей, экспроприировать обманным и откровенно криминальным путем госсобственность, что,
не моргнув глазом, проделали дорвавшиеся до власти завлабы и оборзевшие в райкомах комсомолята.

Песец! Особенно именно про "комсомолят, оборзевших в райкомах". Вот, кто, мол, и почему...
Насчет "того капитализма" - см. ниже.

> Что касается революции, то невольно создается впечатление, что именно она уже давно стала и основной формой существования власти в
нашей стране, и единственным оправданием самого ее существования. Чуть оклемается народ, чуть залижет раны после очередного
общенационального штурма ветряных мельниц вроде ускорения или поголовной ваучеризации населения, как власть в революционном порыве
придумает что-нибудь новенькое. Скажем, реформу ЖКХ или монетизацию льгот.

Интересно, что этот Кошванец писал в эпоху горбачевской перестройки. Наверняка восхищался...

>А вот и не так. Представьте себе хотя бы на мгновение, что бы стало с <унесенными ветром> Скарлетт, ее спутниками и их потомками,
окажись они в стране, где бы революция, и вдобавок по российскому образцу, продолжалась ровно столетие. Да они бы уже давно обитали
на деревьях и добывали огонь трением. Ну а более изнеженные европейские нации под молохом подобной революции вообще прекратили бы
свое существование.

нечего прибедняться ;-)))

> Впрочем, давайте пока останемся осторожными оптимистами. А потому, вместо того чтобы мечтать о завтрашних молочных реках с
кисельными берегами, просто напомним под бой курантов революционерам всех мастей слова, которые часто любит повторять отмечающий
сегодня пятилетие со дня пребывания во главе государства президент: <Не дождетесь!!!>

Угу. Угу.

> Страшно представить, каких бесчувственных олигархов взрастило атеистическое безверие.

Атеистическое.... Конечно...

> Конечно, идеализировать наше прошлое нельзя, но нельзя и не согласиться, что возникновение капитализма в православной России
позапрошлого века и сегодняшняя действительность - это день и ночь. В той самой России предприниматель мужественно, день за днем
исполняя свой долг, взращивал капитал, открывал фабрики, шахты, строил железные дороги с гордым осознанием того, что он умножает
национальное богатство. Его православная вера всегда была лучшим путеводителем в царстве социальной справедливости. Понятия
<Родина>, <народ>, <совесть> всегда оставались для русского предпринимателя, исповедующего христианство, главными и вполне
осязаемыми ценностями. Они, а не алчность и непотребство сделали российскую экономику на рубеже ХХ столетия самой крепкой и
динамичной.

Вашу мамашу... "Хочу жить в Советском Союзе!.." анекдот (с)

============================================
Жизнь и быт рабочих заводов, возглавлявшимися вполне православными хозяевами, которые ни райкомов, ни комсомола не нюхали, см.
здесь:

Царствование Екатерины II и Павла. Почти детективная история о сманивании в Россию британца-пушкаря (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109213.htm

Путиловский завод и др. предприятия Нарвской заставы в нач. 19 в. Первая забастовка. Жилье и быт рабочих. (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109214.htm

Наводнение 1824 г., Нарвская застава, поведение администрации завода и властей (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109215.htm

Н. И. Путилов во главе завода. Расцвет предприятия. Невыплаты зарплаты и столкновения с рабочими. Смерть Н. И. Путилова (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109216.htm

(!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!) Уровень и образ жизни рабочих Нарвской заставы. Постепенное вызревание забастовочного движения (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109218.htm

Отношение властей к нуждам рабочих (Витте, градоначальник Фуллон и др.). Зубатовщина. Появление Гапона (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109219.htm

Идея шествия с петицией. Кровавое воскресенье. Отклики на расстрел демонстрации. Поведение Николая II и властей. (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109220.htm

Окончание главы. От Кровавого воскресенья до Февраля и Октября. Посещение в 1915 г. царем Путиловского завода (+)
https://www.vif2ne.org/nvz/forum/2/archive/109/109225.htm













От И.Пыхалов
К Георгий (31.12.2004 16:01:23)
Дата 06.01.2005 04:14:35

Кошванец

>Интересно, что этот Кошванец писал в эпоху горбачевской перестройки. Наверняка восхищался...

При желании можно найти. Он уже тогда был ведущим обозревателем "Ленинградской правды" (которая в 1991-м срочно переименовалась в "Санкт-Петербургские ведомости"). Только стоит ли на эту шушеру тратить силы и время?

От Iva
К Георгий (31.12.2004 16:01:23)
Дата 31.12.2004 16:55:11

Re: Комментарии. (*/+)

Привет

>Песец! Особенно именно про "комсомолят, оборзевших в райкомах". Вот, кто, мол, и почему...

А кто же, Георгий. Вы на биографии олигархов посмотрите! Кто их воспитал и вырастил и дал путевку в жизнь? Да и на карьеру Горби посмотрите.

Владимир

От Георгий
К Iva (31.12.2004 16:55:11)
Дата 01.01.2005 15:04:56

Короче говоря, я не позволю обгаживать один только СССР. (-)




От Георгий
К Iva (31.12.2004 16:55:11)
Дата 01.01.2005 15:04:21

А в каких "райкомах" воспитывались "православные предприниматели" - ...?

... - "ум, честь и совесть нашей эпохи"?



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 29.12.2004 21:02:41

Елена Литвак. Полевые исследования украинского национал-мазохизма (о творчестве Оксаны Забужко) (*+)

http://left.ru/2004/18/litvak117.phtml

Елена Литвак
Полевые исследования украинского национал-мазохизма

Один мой сотрудник, застав меня однажды за чтением с экрана монитора, пробежал глазами два абзаца текста и безапелляционно заявил:
<Если ты сможешь прочитать это до конца, то тебе памятник нужно будет поставить>. Сейчас он уже должен размышлять над проектом
памятника, потому что я честно, не пропустив ни строчки, дожевала знаменитый роман звезды современной украинской литературы Оксаны
Забужко <Полевые исследования украинского секса> до последней страницы. Впрочем, памятника, наверное, не будет, потому что коллега
упорно не верит в то, что я смогла это сделать.

Вначале я списывала трудночитаемость этого плода национального творчества на украинский язык, который я, впрочем, знаю хорошо. Но
попытка прочтения русского перевода ничего не изменила.

Почти бесконтрольный поток сознания разочарованной женщины, в котором одна мысль врезается в другую, не давая додумать ее до конца,
в котором предложения прерываются на полуслове, теряя то подлежащие, то сказуемые и оставляя читателя в недоумении: кто же все-таки
что сделал? Эта мешанина обильно сдобрена украинскими интерпретациями отборного русского мата и приправлена обрывками фраз на
английском (видимо с целью показать, что украинским интеллектуалам под силу выучить иностранный язык и даже частично два языка).
Короче, яркий образчик женской логики в худшем смысле этого понятия.

Сюжетную нить мне пришлось собирать по частям, блуждая в дебрях растрепанных чувств героини. Даже жалко ее стало чисто по-женски.

Ага, значит, женщине не везло в личной жизни. Интересно, почему? Может, рожей не вышла? Да нет, почти красавица. Может в общении с
людьми плохо находит общий язык? Да вроде не похоже. Поэтесса, звезда украинской литературы. Постоянные встречи, поездки за границу,
литературные вечера с чтением собственного творчества, общение. Мужики на нее, как пчелы на мед, слетаются. Может, они ей по
интеллекту не подходят? Да нет - многие из ее же круга. Так в чем же дело? Почему женщина с таким букетом достоинств в 34 года
готова драться на стену от одиночества?

Ну, угадайте! Нет версий? А ей все время попадаются русские мужчины. Ну еще иногда иностранцы дальнего зарубежья. При чем иные из
них готовы носить ее на руках и осыпать дорогими подарками. Но это все не то. Она хочет настоящего украинского мужчину.

Когда она заводит роман с очередным русским, то пытается его украинизировать:

<тябричити йому на побачення, виключно аби розширити сп?льний внутр?шн?й прост?р порозум?ння, книжку за книжкою з власно? б?бл?отеки
(Липинський, бл?н, Грушевський, ? про Горську в?н також не чув, ан? про Св?тличного, за ним були зовс?м ?нш? ш?стдесят?, добре, я
тоб? завтра принесу!), а в час? любосного воркотання мимоб?жно згадавши "Не захист мр?й - блаженний д?м..," тут-таки запускатися в
п?вгодинний коментар про життя ? творч?сть автора - це, зна?ш, був у тридцят? такий поет на Зах?дн?й Укра?н?, - ? отак, хай йому
грець, все життя! - профес?йна укра?н?заторка, наче ще по одному органу ?м ус?м нарощу?ш, коли-небудь наша незалежна, чи радше
ще-не-вмерла, якщо до того часу не вмре,мала б запровадити якусь спецв?дзнаку - за к?льк?сть укра?н?зованих койком?сць, ти б ?м
загаратала список тобою навернених!>

Перевод:

<тащить ему на свидание, исключительно чтобы расширить общее внутреннее пространство взаимопонимания, книжку за книжкой из
собственной библиотеки (Липинский, блин, Грушевский, и о Горской он тоже не слышал, и о Светличном, за ним были совсем другие
шестидесятые, хорошо, я тебе завтра принесу!), а во время любовного воркования мимолетно вспомня <На защиту мечты-блаженый дом...>,
тут-таки пускаться в получасовой комментарий о жизни и творчестве автора - это, знаешь, в тридцатые был такой поэт на Западной
Украине,- и вот так, чтоб его, всю жизнь!- профессиональная украинизаторка, будто еще по одному органу им всем наращиваешь,
когда-нибудь наша независимая, пока-еще-не-умерла, если к этому времени не умрет, должна бы предоставить какую-то спецнаграду - за
количество украинизированных койкомест, ты бы им закатала такой список тобою обращенных!>

Бедная страдалица! При чем, по-видимому, она даже не мыслит <увеличивать общее внутреннее пространство взаимопонимания> за счет
чего-то другого: мировой литературы там, или мировой музыки, или игры в теннис на худой конец. Может ее очередная пассия всего
Шекспира в оригинале наизусть знает, может, музыку любого композитора с двух нот угадывает, но это все не играет никакой роли, если
он не знаком с творчеством третьеразрядных западноукраинских поэтов. Значит, нужно познакомить, иначе мужик неполноценный. В итоге,
правда, он все равно недоукраинизируется до идеальной кондиции, а значит - прощай, наша встреча была ошибкой.

И вот на 34-м году бренного существования героини, когда (в том числе ее слезами и молитвами) Украина уже наконец получила
долгожданную <нэзалэжнисть>, пришел ОН. Вообще-то по меркам любой мало-мальски уважающей себя женщины он - эгоистичное животное,
вообще не способное на чувства. Но у него есть огромное приимущество перед другими. Он говорит на украинском языке.

Конечно, жизнь с эгоистичным животным - не сахар и не мед, потому, вконец измучив друг друга, герои расстаются, и звезда украинской
поэзии, позвякивая осколками разбитой любви, уезжает в Штаты читать местным студентам лекции о том,...

<що не було! не було в Гоголя, такого, який в?н був, натод? ?ншого вибору, окр?м як писати по-рос?йськи! хоч плач, хоч гопки скачи -
не було!>

<что не было! Не было у Гоголя, такого, какой он был, тогда иного выбора, кроме как писать по-русски! хоть плач, хоть гоп скачи - не
было!>

Это было в 95 году. Кто знал тогда в США о такой стране, как Украина? Помнится, мой бывший одноклассник как раз в это время вернулся
из Оклахомы, прожив там год. Он возмущенно рассказывал мне: <Представляешь, они говорят 'Да, что-то слышали о вашей Украине. Это
где-то недалеко от Кении?'!> Может рядовые американцы и искали Украину на карте Африки, а может они и карты никогда в глаза не
видели, а вот Госдепартамент США точно знал место Украины на глобусе. Кто еще, кроме Госдепартамента США, мог быть заинтересован в
чтении лекций по никому не нужной культуре, от содержания которых сам Гоголь, некогда открытым текстом сказавший: <Все мои труды
принадлежат России>, наверное, неоднократно переворачивался в гробу?

Представляю каким шизофреническим бредом кажется все это для незнакомого с современными украинскими реалиями русского читателя, да
еще и воспитанного на советской идеологии дружбы братских славянских народов. Особенно впечатляют конечные выводы
высокоинтеллектуальной поэтессы:

<...що нас ростили мужики, обйобан? як-т?льки-можна з ус?х к?нц?в, що пот?м так? сам? мужики нас трахали, ? що в обох випадках вони
робили з нами те, що ?нш?, чуж? мужики зробили з ними? ? що ми приймали й любили ?х такими, як вони ?, бо не прийняти ?х - означало
б стати по сторон? тих, чужих?>

<...что нас растили мужики, объебанные как-только-можно со всех концов, что потом таке же мужики нас трахали, и что в обоих случаях
они делали с нами то, что другие, чужие мужики сделали с ними? И что мы принимали и любили их такими, как они есть, потому что не
принять их - означало бы стать на сторону тех, чужих?>

Вот это выпад! Причем не нужно иллюзий, господа, <чужие> - это вы русские. Уважаемые русские мужчины, немедленно признавайтесь, что
вы делали с несчастными обездоленными украинскими представителями сильного пола. Как это <ничего>? Как это вы <такого даже помыслить
не могли>? Тут ясно написано в каком преступлении вас обвиняют. Даже орудие названо. Так что не отпирайтесь.

После таких заявлений я начинаю бояться, что при любом намеке на Украину в России просто начнут автоматически крутить пальцем у
виска. Пожалуйста, не нужно. Слава богу, я не могу сказать, что здесь все воспринимают на <ура!> это чудотворчество (творчеством
назвать язык не поворачивается). Но его активно проталкивают в средствах массовой информации, хвалят, превозносят, создают рекламу -
<раскручивают>. А потом, глядишь, как в сказке о голом короле - толпа начнет восхищаться.

Гаже всего то, что к украинской культуре все это не имеет ни малейшего отношения. Просто произошел исторический конфуз. Небольшая
этническая группка так называемых галичан, которая и в составе Украины появилась-то после 39 года, воспитанная Австро-Венгрией в
ненависти ко всему русскому заразила этой ненавистью пол-Украины. Как говорил в своем интервью депутат Верховной Рады Украины
Владимир Алексеев:

<Такая же перекодировка сознания, которая была осуществлена поляками и австрийцами в отношении галичан, производится сейчас
галичанами в отношении всей Украины. Только средства воздействия на сознание на несколько порядков более мощные. При этом активно
эксплуатируется австро-галицкая идеологемма второй половины XIX века: "Любить Украину - значит ненавидеть Россию, быть украинцем -
значит отказаться от своей кацапской родни". И пока российские политики разглагольствуют об улучшении межгосударственных
российско-украинских отношений, тут происходит создание нового человека>

Вот для этого-то и нужна современная украинская <литература>, новая, не оскверненная тоталитаризмом: герои национал-мазохисты, у
каждого из которых сидел безвинно в лагере отец или дед (странно, почему ни у меня, ни у кого из моих знакомых никто не сидел? ),
украинский язык, изуродованный почти до неузнаваемости полонизмами, латинизмами и новоизобретенными словами (лишь бы не было похоже
на русский), которые не возможно найти ни в одном украинско-русском словаре, потоки яда, изливаемые на <клятых москалей> и стоны:


<що з ними вс?ма пот?м сталося, вимерли в тридцять третьому? згинули в таборах, в сл?дчих тюрмах НКВД, чи просто над?рвалися на
колгоспних роботах? йолки-палки, ми ж були вродливим народом, лед? й джентльмени, в?дкритозорим, дужим ? рослявим>

<что с ними всеми потом сталось, вымерли в тридцать третьем? Погибли в лагерях, в следственных тюрьмах НКВД, или просто надорвались
на колхозных работах? Елки-палки, мы ж были красивым народом, леди и джентльмены, открытозорым, сильным, рослым>

Автоматически напрашивается вывод, что в колхозах пахал исключительно украинский народ, а от русского он внешне отличался примерно
так же, как вымершие бронтозавры от современных пород лошадей. Причем, чего уж там греха таить, тюрьмы НКВД и лагеря только для того
и были придуманы, чтобы уничтожить украинскую нацию!


Из литературы вчерашнего дня готовы вытащить на свет божий и дать вторую жизнь любой дряни, лишь бы там было о мазохистических
страданиях украинского народа под московским каблуком. А вот великолепного украинского писателя-юмориста Остапа Вишню тихо опустили
в небытие. За то, что едко осмеивал украинских националистов на их же родном языке и (о, ужас!) активно поддерживал советскую
власть. А может потому, что боятся не выдержать сравнения с ним Забужко и Андрухович? Может Украине и нужна была <незалэжнисть>,
чтобы рядом с русской культурой комплекс неполноценности не мучил?

С приходом независимости и тотальной украинизации сравнивать становится не с кем. Русский язык и литература в школе изучаются в
мизерном объеме в качестве зарубежных, поэтому украинские дети <нэалэжных> времен их просто не знают. И, что же мы получили взамен?
Кого же нам предлагают в качестве кумиров публики? А все равно кого, лишь бы кипел ненавистью ко всему русскому.

Так ведь очень удобно мыслить, потому как ежели на Украине что не так: в науке достижения слабые, или литература убогая, или в
экономике порядка нет, или мужчины в интимной жизни, увы, несостоятельны, то всегда есть наготове объяснение:

<В рабств? народ вироджу?ться...>

<В рабстве народ вырождается...>

Только вы, пани Оксана, за весь народ, пожалуйста, не расписывайтесь. Что вы понимаете в народе-то? Судя по вашим писаниям, все, что
вы видели в жизни - заплеванные американские забегаловки и американских студентов, жующих жвачку. И за чужих мужчин тоже не
волнуйтесь. Не c вашими женскими талантами за них волноваться. Волнуйтесь лучше за украинскую культуру и литературу. Вот где
настоящее вырождение, не без вашего участия, между прочим, свершившееся.





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 29.12.2004 21:01:58

В. Толстых: "Кризис, в который вступил СССР, можно было преодолеть, не посягая на основы государства и общества" (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=77&tek=2773&issue=84

Валентин ТОЛСТЫХ, доктор философских наук, президент клуба <Свободное слово>, член Экспертного совета <ПЖ>


Обманутое доверие
Сила и слабость государства российского

Валентин ТОЛСТЫХ - доктор философских наук, профессор, лауреат Государственной премии (1987 г.). Главный научный сотрудник
Института философии Российской академии наук, где работает с 1970 г. Автор более 200 научных работ. В 1992 г. организовал и
возглавил в качестве директора Центр исследований проблем культуры Горбачев-фонда. В 1988 г. организовал и стал президентом
теоретического клуба <Свободное слово>, в состав которого входят известные философы, историки, экономисты, политологи и деятели
культуры. Участвовал в создании новой <Философской энциклопедии> в качестве эксперта раздела <Философия культуры> и автора ряда
статей.

Уже произнесены ответственные слова и определения <нового курса> президента Путина - <сентябрьская революция>, <ползучий переворот>,
<реставрация>, <мобилизация> и т.д. и т.п. Яснее от этого ситуация не становится, и, что особенно важно отметить, никто к этому не
стремится, а на инвективы не откликаются, даже не огрызаются. Что тоже можно понять и объяснить.

Суть проблемы, как я ее вижу и понимаю, состоит не в недостатке разумных суждений и соображений, которые как раз высказываются. А в
том, что разговор вообще идет, как говорится, <не по теме>, которая всех интересует, но явно замалчивается, а в лучшем случае вокруг
да около, не переступая известных границ, которые в условиях повальной гласности никто специально не устанавливал, но они как бы
сами по себе всеми признаны и соблюдаются. Обнародованные после трагических событий в Беслане три путинских шага по укреплению
единства страны и созданию эффективной системы управления, безусловно, выходят далеко за рамки борьбы с международным терроризмом. И
задуманы они были до Беслана, что сразу было замечено широкой общественностью. О терроризме уже забыли, не до него, и все покатилось
по наезженной колее идеологических противоречий и межпартийных разногласий.

Причину неадекватной реакции на наглую вылазку террористов в Беслане, а до этого в Ингушетии и Москве Владимир Путин видит в том,
что <мы не проявили понимания сложности и опасности явлений, происходящих в собственной стране>. С таким подходом и тезисом
президента можно только согласиться. Вопрос в том, какие <явления> при этом имеются в виду и какого рода системный ответ на вызовы и
угрозы стране предлагается выработать и претворить в реальность. Президент озадачил аналитиков и комментаторов своим пассажем о
Советском Союзе, которого, к сожалению или без сожаления, увы, уже нет, и можно лишь строить догадки, как бы он отреагировал на
подобный агрессивный акт и вообще был бы ли этот последний возможен. Зато реакция нашей интеллектуальной элиты уже известна, и она,
откровенно говоря, разочаровывает. В сущности, она сводится к двум основным <лейтмотивным> позициям.

Для приверженцев либеральной традиции и системы ценностей политические и управленческие инициативы Путина являются откатом от
демократии и возвратом в прошлое, короче, реставрацией. И само напоминание о том, что нынешняя Российская Федерация представляет
собой <ядро гиганта> - огромного и великого государства, именуемого Советским Союзом, выглядит подозрительно. Хотя можно согласиться
с теми, кто считает путинскую характеристику страны (<нежизнеспособна> по отношению к СССР) вынужденной оговоркой, не более того. По
той простой причине, что, если говорить всерьез, Советский Союз в том виде и с тем потенциалом, которым он располагал даже в очень
трудные 1990-1991 гг., вполне бы мог просуществовать до ноября 2004 г. (когда пишутся эти строки) и вполне адекватно ответить на
любую террористическую угрозу. Из сказанного вовсе не следует, что Путин скрытый <сталинист>, а я вожделеющий возврата назад
<совок>. Что касается отката от демократии, то нельзя откатываться от того, чего и в помине не было. Суть дела как раз в том и
заключается, что проект внедрения демократии в России потерпел полное фиаско и фактически это признали сами новоявленные
<демократы>, именуя ее страной <дикого>, <криминального> или <бюрократически-олигархического> капитализма.

Обратите внимание: мало кого волнует, скажем, угроза <авторитаризма>. Почему? Сужу по себе: будучи демократом по убеждениям, я
категорически не приемлю того жизнеустройства, которое ныне воцарилось в России и освящено понятием демократии. Это во-первых, а
во-вторых, я знаю, что без использования рычагов и механизмов автократического проявления реформы и модернизации нигде не
проводились и не получались (Япония, Германия, Чили и др.).

Важно, ради чего и в чьих интересах этот авторитаризм будет использован: если ради умножения олигархических состояний и продолжения
обанкротившейся ельцинской <политики реформ>, как было до сих пор, то я решительно против авторитаризации системы управления
страной, и ничего хорошего от замены выборных начальников <назначенцами> не жду; если же тенденция и инструменты единоначалия будут
использованы в интересах простых россиян и развития страны, как это сумел сделать в свое время Рузвельт в США политикой <Нового
курса>, то я <за> такой авторитаризм и готов обсуждать любые предложения и инициативы. Не ясна самая <малость> - во имя чего, какого
<нового курса> все это делается?

Однако нисколько не радует меня и поддержка инициатив президента со стороны так называемых патриотов и государственников (считаю
себя патриотом России, но никогда себя так не назову и, будучи государственником по воспитанию, резко критически отношусь к
государству, в котором живу). И вот почему. Русских справедливо упрекают в чрезмерной тяге к этатизму. Но это историческая данность,
многовековая традиция, с которой надо считаться и не пытаться одним махом ее отменить, как попытались это сделать наши новоявленные
либералы. Однако сейчас, как, впрочем, не раз и в прошлом, народ в своем отношении к государству переживает драму <обманутого
доверия>.

Сегодня мало кто из нас скажет: <Государство - это мы>. Можно ли любить и почитать государство, которое, как модно ныне выражаться,
<мочит> и <кидает> своих подданных, например, инициировав в десятилетие лихолетия два массовых ограбления в особо крупных размерах
(в 91-м и 98-м гг.), а сейчас и третье, может быть, самое обидное и безжалостное, под видом замены льгот денежной компенсацией?
Государство продолжает равнодушно взирать на растущую смертность и падающую рождаемость, на разгул коррупции и преступности,
наглядно демонстрируя свою неспособность обеспечить безопасность граждан и элементарную справедливость.

Как же выглядит на этом фоне запущенная в оборот идея сильного государства, с ударением на слове <сильное>, а надо бы - на
<государство>. Никто не задумался над простым вопросом: а может ли быть в принципе сильным государство, повернувшееся к своим
гражданам телесным низом, бросившее подавляющее большинство людей на произвол судьбы? Суть в том, что государство это антинародное,
говоря не популистским, а вполне марксистским языком, и потому чем оно слабее, тем лучше, так как меньше может обмануть и обобрать.
Певцам чистой <государственности> следовало бы хорошо подумать, как его преобразовать и действительно обновить, превратив в орудие
фактического (а не мнимого) народовластия. У нас оно таковым пока не является и потому обречено быть слабым и нежизнеспособным,
несмотря на все правоохранительные усилия.

Кризис, в который вступил Советский Союз в конце 70-х - начале 80-х гг., был первым и вполне нормальным кризисом сравнительно
недавно созданной системы, который вполне можно было преодолеть, не посягая на основы государства и общества. Американский кризис
конца 20-х - начала 30-х гг. был куда более глубоким, и тем не менее предложивший <Новый курс> Рузвельт с ним справился. Потому что
с ним была согласна страна - не по рейтингу, а по душе и по делу. Ностальгия по Советскому Союзу с годами не убывает, а усиливается?
По чему мы тоскуем?

Если все потери, лишения и трудности, выпавшие на долю страны с 91-го г., оправданы добытой высшей ценностью - свободой, то,
спрашивается, почему свобода оказалась на руку ворам, мошенникам и лжецам, а честные предприниматели и наемные работники стонут и
корчатся от произвола и мздоимства чиновников, беспредела криминала и вседозволенности для нуворишей? Что это за свобода, которая
висит на волоске, которым является <президент-гарант>? И поскольку неясно, на чем эта кургузая конструкция держится, могут ли ее
существенно укрепить всякие <пертурбации> с регионами, полпредами, губернаторами? Крепко сомневаюсь в этом.

Мы никак не отважимся посмотреть правде в лицо и признать, что не работает и неэффективной является сама общественная система
квазикапитализма, где рынок - не рынок, демократия - не демократия, государство - не государство, закон - не закон и т.д. Мы
провозглашаем лозунг общенационального единства, зная заранее, что оно немыслимо в обществе, лишенном понятий <общее благо> и <общее
дело>, расколотом на очень богатых и очень бедных, пропасть между которыми не уменьшается, а увеличивается (несмотря на все старания
угодливой статистики). Наконец, мы хотим создать эффективное управление, не меняя порочных принципов кадровой политики и самой
ситуации, когда сплошь и рядом глупые управляют умными, слабые - сильными, бессовестные - совестливыми. Вы верите в чудеса
социального пиара? Лично я - нет.

События на Украине утвердили меня в моих предощущениях и предостережениях. Единство украинской политической нации до сих пор
казалось не более хрупким и ненадежным, чем нашей российской, а экономический рост был на Украине даже более высоким, чем в России.
А политтехнологи, обслуживающие текущий политический процесс, ориентировались на русские образцы либо просто <москалями> и являлись.

Известно, чем все это обернулось. <Оранжевой> революцией, или бунтом, отнюдь не бессмысленным, но явно беспощадным, хотя и без
пролития крови. Обернулось расколом нации (политической!) на <своих> и <чужих>, полным крахом авторитета власти и распадом ее
институтов. И, пожалуй, самое главное - дискредитацией ценностей, на которых вся эта постсоветская конструкция держалась и
удерживалась. Причина одна, и она очевидна: говоря крепким украинским словом, <обрыдла власть>, погрязшая во вранье и коррупции.

Интересно, какие уроки извлекут из этих украинских событий российские власти?





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 29.12.2004 21:01:48

Клеветники России и бизнесмен Кузьма Минин. Новый праздник может не на шутку обострить обстановку (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=57&tek=2780&issue=84

РАКУРС

ПОЛИТИКА ДОСУГА> РАКУРС>
--------------------------------------------------------------------------------


Сергей МИТРОФАНОВ


Клеветники России и бизнесмен Кузьма Минин
Новый праздник может не на шутку обострить обстановку

В 2005 г. в России будет отмечаться новый государственный праздник, имеющий, однако, глубокие исторические корни. Настолько
глубокие, что только благодаря патриотической памятливости российских парламентариев вновь удалось ввести в политический контекст
тему Смутного времени. И весьма смутную дату его окончания - 4 ноября 1612 г., - потому что в этот день Смутное время явно не
закончилось. <Политический журнал> решил заглянуть в будущее и мысленно побывать на праздновании славной 393-й годовщины.

Прежде всего следует отметить, что по заведенной в России традиции о принятом Думой решении вспомнят лишь накануне. Согласно спешно
проведенным исследованиям социологических служб - РОМИР, ФОМ, ВЦИОМ, ВЦИОМ-А : - тут же выяснится, что 99% россиян абсолютно не
представляют, что конкретно случилось в истории 4 ноября, а 1% почему-то будет уверен, что речь идет о решении Ельцина назначить
Путина наследником. В силу этих обстоятельств сетку программ телевидения придется срочно подстраивать под задачи политического
просветительства.

Несколько изготовленных телепередач восполнят пробел знаний и пояснят, что речь идет об изгнании из Москвы иноземных захватчиков, а
именно поляков, которые, однако (но это будет несколько затушевано), там оказались, потому что их туда пригласили московские бояре.
Главными действующими лицами будут обозначены князь Пожарский (1578-1642) и простой, но зажиточный гражданин Минин (умер в 1616 г.).
В логике госпропаганды это должно отвечать местами либеральному, местами ура-патриотическому, а местами и патерналистскому курсу
современной России. Как известно, Минин и Пожарский возглавили 2-е земское ополчение, в 1612 г. освободили Москву и, таким образом,
способствовали становлению стабильной государственности. Относительно стабильной, конечно, ведь всего через 300 лет она основательно
рухнула.

Культурная программа 4 ноября будет, естественно, подбираться из того, что было сочинено по этой теме ранее.

Так, накануне будет несколько раз и по нескольким каналам показан найденный в архивах черно-белый художественный фильм <Минин и
Пожарский> (1941, реж. Всеволод Пудовкин). С чувством будет исполнена первая русская оратория <Минин и Пожарский, или Освобождение
Москвы>, сочиненная крепостным графа Шереметева Степаном Дегтяревым (1766-1813). Показан ремейк пьесы <Минин>, написанной Сергеем
Глинкой, братом великого композитора. По чистому недоразумению в культурную программу ноября попадет и композиция <Минин и
Пожарский> группы <Лесоповал>. В основном из-за слов <На Красной площади спустился этот лох. А Минин и Пожарский сказали: <Хенде
хох!>. Имеется в виду - спустился Матиас Руст. А также вспомнят и оперу <Минин и Пожарский> Михаила Булгакова.

Поскольку в отличие от кинофильма последнее произведение так и не было никогда доведено до уровня готового продукта (в 1937 г.
директора Большого театра расстреляли за недостаточную патриотичность, и репетиции по понятным соображениям тут же прекратились),
либретто прочитают современные актеры. Причем слова патриотической песни, написанные, кстати, не Булгаковым, а вставленные туда
цензурой (<За матушку, за родну землю, за славный город Москву! Уж заполонили-то Москву поляки злы. Разобьем мы их, перевешаем>),
будут с успехом использованы <Идущими вместе> в показательной демонстрации около польского посольства. Чучело Лжедмитрия, которое
там сожгут, будет олицетворять Григория Явлинского, а чучело его жены Марины Мнишек - Ирину Хакамаду.

NB. История Лжедмитрия - одна из главных драм Смутного времени. Молодой авантюрист-западник был действительно ставленником Польши,
поддержан Северной Украиной; опережая свое время, планировал широкий союз европейских государств, но не принял православие и был
убит в 1606 г. в результате заговора клятвопреступника Василия Шуйского; пепел Лжедмитрия зарядили в пушку и выстрелили в сторону
опять же Польши.

Неприятно, но милицейские сводки в результате зафиксируют несколько фактов нападений скинхедов на сотрудников польского посольства.
Как пить дать, это вызовет нешуточный международный скандал. Польский сейм выступит с политическим заявлением, а некоторые польские
парламентарии предложат на государственном уровне отмечать даты поражения русских войск от польского оружия и дни подавления
национально-освободительных движений русским царизмом. Таких памятных дат наберется на полгода выходных. Главными же будут считать
поражение Троцкого под Варшавой в 1920 г. и дату роспуска Варшавского договора. Естественно, что кампания даст сигнал для широкой
критики режима Путина с позиций европейского либерализма. В ответ придворный комментатор Михаил Леонтьев вынужден будет прочитать по
Первому каналу известное, хотя и по нынешним временам невразумительное стихотворение Александра Пушкина <Клеветникам России>,
написанное по случаю подавления польского восстания:

Уже давно между собою //Враждуют эти племена; // Не раз клонилась под грозою // То их, то наша сторона. // Кто устоит в неравном
споре: // Кичливый лях иль верный росс? - делая вывод, что, конечно, верный росс.

В заключение отметим, что 4 ноября политические круги Москвы воспользуются поводом для пропаганды своих политических взглядов. Левые
выпустят заявление, согласно которому днем изгнания из Москвы польских войск в 1612 г. является не четвертое, а восьмое ноября по
новому стилю, тем самым соединив под одну идею новый и старый, революционный, праздники. Дело в том, что захватчиков, как мы уже
отмечали, вообще-то поддерживали московские бояре, то есть центральная власть. Что касается ополчения, то оно было создано в
самоуправляемых регионах. Ноябрьские дни 1612 г., таким образом, суть предвестники Великой Октябрьской революции 1917-го, и отмечать
их можно вместе.

Правые вспомнят, что победа 2-го ополчения была бы невозможна без поддержки торгового сословия, а именно бизнесмена Кузьмы Минина,
который и организовал его финансирование. А где нынешние минины? - риторически воскликнут правые. В тюрьме. Актуальным станет лозунг
<Ходорковский - это Минин сегодня>.

В свою очередь, Счетная палата обратит внимание, что поначалу Кузьме Минину никто помогать не собирался и патриотический подъем сам
собой на Руси не намечался. Наоборот, богатые новгородцы клялись, что сами без гроша, а поддались патриотическим <уговорам> только
тогда, когда хитроумный Минин предложил на содержание ратных людей отдать <все злато и серебро и, если надо будет, продать
имущество, заложить жен и детей своих>. Метод, очевидно, будет неплох и в отношении семей современных олигархов, которым не хватает
патриотизма. Что касается простых людей, то они, как всегда, будут праздновать и новые праздники, и старые, соединив их в единый
праздничный цикл.




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 29.12.2004 21:01:45

"А к чему приводит православная позиция - тоже уже в литературе описано. Двести лет прошло, а до сих пор актуально" (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=56&tek=2767&issue=84

Татьяна КРАВЧЕНКО


Техника половой безопасности
Нужен ли нашим школьникам курс <про это>?


Сейчас этот вопрос ставится на повестку дня все чаще и чаще. И поводы, мягко говоря, малорадостные. СПИД, гепатит, венерические
заболевания, ранние беременности - и это все тоже. Но есть кое-что пострашнее. В Туве, например, в этом году решено возобновить
школьный курс <Этика и психология семейной жизни> в связи с: убийствами новорожденных. С 26 февраля по 13 апреля в черте Кызыла было
обнаружено три выброшенных младенца (один живой), на обочине трассы Кызыл-Эрзин нашли еще один труп новорожденного. Даже для Тувы,
стабильно имеющей высокие показатели по общему количеству преступлений, покушение на жизнь новорожденных - чрезвычайно редкий вид
преступности. Единственный случай за последние годы произошел в 2000 г., когда студентка техникума, приехавшая на учебу из села
староверов, решила скрыть беременность от глубоко верующих родственников и убила собственного ребенка.

Учить или не учить?

Курс <Этика и психология семейной жизни> в школах решили ввести еще в 1983-1985 гг. (34 часа в 9-10-х классах) вместе с курсом
<Гигиеническое и половое воспитание> (12 часов в 8-м классе). До того сектор <этико-эстетических проблем полового воспитания> в
Академии педагогических наук СССР занимался главным образом пропагандой полного сексуального воздержания до 25-30 лет и запугивал
подростков ужасными последствиями мастурбации (импотенция, потеря памяти и т.д. и т.п.).
Решить - решили, только на практике дело пошло туго. Было совершенно непонятно, как преподавать, и главное - кто должен это делать.
Во многих школах решение попросту игнорировали, а там, где попытались что-то предпринять, реакцию получили, мягко говоря,
неоднозначную. Занятия для восьмиклассников быстренько прикрыли, <Этика> просуществовала немного дольше, причем создатели курса в
пояснительной записке оправдывались: да мы не о сексе, не о сексе! <Задача педагога, ведущего этот курс, состоит в том, чтобы
активно включить родителей в воспитание качеств семьянина у своих детей. Вопросы полового и тем более сексуального просвещения не
входят в содержание данного курса, поскольку их коллективное обсуждение в классе означало бы солидарность с позицией <свободного
секса>, перечеркивающей этические нормы семьи. Глубоко интимные, сокровенные вопросы отношения полов могут обсуждаться лишь в
доверительном общении матери с дочерью, отца с сыном. Поэтому принципом преподавания курса <Этика и психология семейной жизни>
является недопустимость провоцирования у подростков и юношей переживаний сексуального характера:>.
В общем, проблема сексуального образования тогда так и осталась нерешенной. Сейчас ситуация почти не изменилась: противники
всяческих разговоров о сексе в рамках школьной программы по-прежнему бомбардируют соответствующие государственные и общественные
организации гневными письмами. Особенно возмущаются люди воцерковленные, православные, а церковь их в этом активно поддерживает,
наставляет, разъясняет, что половое воспитание не является обязательным предметом, аттестация по половому воспитанию не потребуется
ребенку никогда.
Родители, говорит она, имеют законное право на освобождение своего ребенка от этих занятий, но важно не допустить внесения основ
сексологии в программу по биологии или другие общеобразовательные предметы, что сделает эти занятия обязательными. (По мнению
Российской академии образования (РАО), половое воспитание должно быть только в виде вкраплений в общеобразовательные предметы.)
Священноначалие Русской православной церкви дало отрицательную оценку введению такого предмета в программу государственных школ, это
было включено в деяния Архиерейского собора 1997 г., и Патриарх Московский и всея Руси на выступлении перед московским духовенством
в декабре 1997 г. не только высказался резко против, но и призвал к активному сопротивлению, то есть благословил на борьбу с
введением полового воспитания в школе.

Как воспитать Наташу Ростову

Почему-то конфликтующие стороны, обсуждая вопрос <за> или <против>, в словосочетании <сексуальное воспитание> упирают на
прилагательное, существительное как бы опуская. Между тем именно в существительном существо дела и состоит.
Слово <воспитание>, согласно толковому словарю, имеет два значения: первое - систематическое воздействие на развитие ребенка и
второе - обладание навыками, отвечающими требованиям, предъявляемым средой.
Дело-то именно в этом - в среде. Для того чтобы в племени дикарей мумба-юмба человека признали воспитанным, ему не нужно уметь
пользоваться ножом и вилкой, уступать старшим место в общественном транспорте - в том обществе, где он вращается, <воспитанность>
характеризуется другими признаками поведения. Собственно, навыки, которыми должен обладать воспитанный человек, - это своеобразная
система взаимной безопасности: человека от общества, а общества от человека. Посмотрите на наше общество. Обратите внимание на
рекламные щиты на улицах, на рекламные ролики, которые крутят по ТВ, - это же яркие, наглядные сексуальные пособия. Можно сказать,
сексуальная провокация. То же - в фильмах и сериалах. Конечно, <Секс в большом городе> подросткам смотреть не рекомендуется, но ведь
смотрели же! И рекламировали этот сериал не слабо:
А в такой среде навыки безопасного секса просто-таки жизненно необходимы. И в таком обществе обучение технике безопасного секса куда
более полезная вещь, чем введение в программу средних школ мертворожденных предметов вроде <Этики и психологии семейной жизни>. Как
этому обучать - другой вопрос. Создатели курса <Этики> считают, что обучать должны не учителя, а родители, - что ж, возможно, так и
будет, когда родителями станут те, кому сейчас лет 15. У них нет <табу>, которые то же общество выработало у тех, кому сейчас 30.

Академия подворотни

Однако вернемся к первому, основному значению слова <воспитание> - систематическое влияние на развитие ребенка. Самую радикальную
позицию здесь занимает православная церковь: никакого такого осознанного влияния быть не должно. Сексу - нет! Наиболее доступно это
сформулировал о. Андрей Кураев: <Мне часто задают вопрос: <Как быть без сексуального воспитания? Пусть лучше дети в подворотнях все
узнают?> А чем плоха, я вас спрашиваю, подворотня? Это свой мир, где ребенок узнает все, что ему нужно>.
В общем, получается, что с точки зрения церкви секс - нечто грязное, постыдное, чем нравственные люди не занимаются. И эти
недостойные проявления человеческого естества могут быть оправданы только воспроизведением потомства: тут уж церкви приходится идти
на уступки, без <этого> дети ну никак не рождаются. Но <это> между мужчиной и женщиной должно происходить только в браке, освященном
церковью, и без изысков: возможно, в православной литературе вы этого не прочтете, но грамотный батюшка, наставляя неофитов,
обязательно объяснит, что приемлема только миссионерская поза, <леди не двигается>, все остальное - грех. То есть речь идет не о
радости, которую любящие могут доставить друг другу, а о необходимом отправлении, вроде опорожнения кишечника. Гадко, грязно,
неприлично, но - приходится, человек несовершенен, иначе организм не работает.
В этом смысле подворотня - самое то, что надо. Там про воспроизведение потомства расскажут так и такими словами, что в сознании
маленького человечка навсегда закрепятся за словом <секс> самые грязные ассоциации. Но ведь проблемы, отсюда вытекающие, могут не
только отравить, но и сломать жизнь. Разве можно заниматься <этим> с любимым человеком? Разве можно его, любимого (или любимую),
<этим> оскорблять?
Позиция же РАО может быть воспринята как золотая середина. В академии говорят о <сексуальных> вкраплениях в курсы биологии, основы
жизнедеятельности, еще куда-нибудь, чуть ли не в физкультуру. Но делать это надо осторожно, семь раз отмерить, подумать, прикинуть:

На самом деле в школьной программе уже есть предмет, который учит строить взаимоотношения, - литература. Вся русская классика - о
любви. И отнюдь не платонической. Почему, например, Наташа Ростова не вышла за Андрея Болконского? Да потому, что физиология
вмешалась: зов тела, которому очень трудно сопротивляться. Бедной Наташе - девочке-подростку, переживающей период юношеского
сексуального томления, - неодолимо хотелось переспать с Анатолем Курагиным. Что из этого вышло, см. <Войну и мир>, том второй.
Отвергнутый церковью Толстой убедительнее, чем любой православный священник, объяснил: сексуальное томление - штука опасная и
отношения, выстроенные исключительно на сексе, без любви, без родства душ, губительны. А уж дело преподавателя литературы -
<вытащить> эту линию из романа и акцентировать на ней внимание учеников. Собственно, вот вам и <основы психологии семейной жизни>.
А к чему приводит православная позиция - тоже уже в литературе описано. Причем давно описано, в романе Дени Дидро <Монахиня>, 1796
г. издания, живописующего однополую женскую любовь. Двести лет прошло, а до сих пор актуально.




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 29.12.2004 21:01:42

Демографический изгиб. Аборт как показатель взаимоотношений властей и граждан (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=56&tek=2768&issue=84

Ирина КОСАЛС


Демографический изгиб
Аборт как показатель взаимоотношений властей и граждан

На днях в Нижнем Новгороде под эгидой Московской патриархии и при поддержке полпредства президента РФ в Приволжском федеральном
округе прошел церковно-общественный форум <Духовно-нравственные основы демографического развития России>. Его участники призвали
запретить в России аборты, прекратить финансирование всех центров планирования семьи, выйти из международных соглашений и
обязательств, дающих право женщинам самим планировать рождение ребенка и беременность без вмешательства государства, запретить
деятельность международных программ и фондов.



Высвобождение для труда

Проблема абортов в России сегодня искусственно политизируется. РПЦ, различные общественные организации, в первую очередь
националистического толка, политики и общественные деятели постоянно твердят о <демографическом коллапсе>, <вымирании нации>,
которые надо остановить, закрыв въезд инородцам и запретив аборты. Такие взгляды становятся опасными, когда находят поддержку
властей, что и происходит в последнее время все чаще.
В России впервые аборт по желанию женщины был узаконен в ноябре 1920 г. декретом <Об искусственном прерывании беременности>. Это был
первый в мировой истории права закон, разрешающий аборты. (В Европе, где церковь сохраняла свое влияние на общество, они были
разрешены на несколько десятков лет позже.)
Право на первоочередность и льготы получали фабрично-заводские работницы, жены рабочих. По выражению ученого-демографа Андрея
Попова, страна <использовала аборты для высвобождения женщин для нужд народного хозяйства>.
Однако когда к началу 30-х гг. массовые репрессии, депортации, коллективизация подвели страну к демографическому кризису, было
принято решение аборты запретить. К слову сказать, в это же время аборты запретили и в фашистской Германии.
Запрет на аборты не привел к сокращению их количества. И соответственно весь объем абортов перешел из легальной сферы в нелегальную,
что привело к резкому увеличению женской смертности.
На легальное положение аборт опять перевел Никита Хрущев в 1955 г. Но, вернув гражданам некоторую свободу репродуктивного выбора,
советская медицина опять не предложила никаких иных, превентивных способов регулирования рождаемости. Фактически по причине низкого
уровня контрацептивной и сексуальной культуры населения аборт был единственным методом этого регулирования. По статистике, каждая
советская женщина делала в среднем по 5-8 абортов.

<Планировать> не значит <сокращать>

Важным шагом по либерализации законодательства, регулирующего аборты, стал приказ Минздрава СССР (1987 г.), разрешающий
искусственное прерывание беременности по так называемым социальным показаниям на поздних сроках, то есть после 12 недель. В 1996 г.
перечень таких показаний был расширен почти вдвое. Теперь в него вошло, например, отсутствие жилья, безработица, доход семьи ниже
прожиточного минимума.
Усилия государства и общественных организаций принесли свои плоды: по статистике, в последние годы в России количество абортов
уменьшилось более чем вдвое. И в несколько раз снизились женская смертность и инвалидность, связанные с криминальными абортами.
Однако достаточно быстро либерализация в этой сфере столкнулась с противодействием церкви, отдельных общественных организаций,
депутатов, чиновников.
Так, государственная программа <Планирование семьи> просуществовала недолго и была закрыта. (Формально депутаты Госдумы просто
отказали ей в финансировании, и она вошла фрагментом в программу <Безопасное материнство>.) По словам зам. директора НИЦ акушерства
и гинекологии РАМН Владимира Серова, аргументы были такие: <Говорили, что на Западе эта программа была создана, чтобы уменьшить
нищее население, и у нас она создается для этого же. Люди просто невежественны. Конечно, планирование семьи для Китая или для
Индии - это сокращение рождаемости. А планирование семьи для Германии, Италии или Нидерландов - это, во-первых, профилактика
абортов, а во-вторых, лечение бесплодия. Никто в Европе не собирается сокращать население. Но убедить депутатов мы не смогли>.
В свою очередь, медикам так и не удалось добиться принятия <Закона о репродуктивных правах граждан>. В нем говорилось и о том, что
право решать самостоятельно, без давления и контроля со стороны государства, вопрос о том, когда и сколько иметь детей, является
неотъемлемым правом российских граждан. Закон не приняли, в частности, потому, что он требовал материальных затрат, в том числе и на
развитие системы контрацепции.

Столкновение интересов

В 2002 г. депутаты Госдумы еще раз предприняли попытку запретить аборты на поздних сроках. А в августе 2003-го правительство РФ
неожиданно принимает решение резко сократить перечень социальных показаний - с 13 до 3. Иначе говоря, в стране постепенно происходит
заметный <откат> и возврат к традиционным советским методам борьбы с абортами.
Как доказывает практика запрета абортов, никакого всплеска рождаемости не произойдет. Просто вырастет число криминальных абортов,
увеличится смертность женщин и количество брошенных и беспризорных детей. Румыния, где аборты были запрещены с 1966 по 1990 г., до
сих пор занимает одно из первых мест в мире по доле беременностей, прерываемых абортом, и последнее - по рождаемости.
В свою очередь, частота абортов никак напрямую не связана с уровнем рождаемости. В западноевропейских странах в среднем рождаемость
такая же, как и в России, однако количество абортов в несколько раз меньше. Это означает, что европейская женщина, не желающая
рожать, использует превентивные методы предотвращения беременности, а россиянка ее искусственно прерывает.
Сегодня существует опасность, что нарождающаяся культура контрацепции в России постепенно сама сойдет на нет - не будет условий для
ее дальнейшего распространения и даже простого поддержания. И тогда власть получит еще одну лазейку для вмешательства в частную
жизнь под видом защиты государственных интересов. Выиграет и консервативная часть духовенства - в качестве альтернативы сексуальному
просвещению школьников настойчиво предлагается введение курса <Основ православной культуры> как профилактики, в том числе и абортов.
Если государство начнет реализовывать эти рецепты, страна опять наступит на те же <советские> грабли. А цивилизованная практика
отношений гражданина и власти в сфере семьи и регулирования рождаемости так и останется несбывшимся замыслом реформаторов.




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 28.12.2004 22:11:34

Партия власти не справляется с протестными настроениями (*+)


--------------------------------------------------------------------------------
ПАРТИЯ ВЛАСТИ НЕ СПРАВЛЯЕТСЯ С ПРОТЕСТНЫМИ НАСТРОЕНИЯМИ

[ 10:54 28.12.04 ]



http://www.izvestia.ru/politic/article933064

Безусловная победа согласованных с Москвой кандидатур, беззастенчивое использование "судебных технологий" и резкий рост неприязни
россиян к выдвиженцам власти - таковы итоги заключительных в этом году выборов глав регионов. По мнению экспертов, нет никаких
оснований считать, что новая система избрания губернаторов без участия самих избирателей способна решить проблему массового
протестного голосования.

Убедительней всего недовольство граждан проявилось в Ульяновской области: из пришедших на выборы каждый четвертый отдал свой голос
кандидату "против всех" - абсолютный рекорд за всю историю отечественной избирательной практики второго тура. В нем боролись
поддержанный "Единой Россией" экс-мэр Димитровграда Сергей Морозов (он и стал губернатором) и депутат Госдумы от той же партии
Маргарита Баржанова. Главный конкурент Морозова - бизнесмен Сергей Герасимов, который по результатам первого тура отставал всего на
7% голосов, был снят с регистрации облсудом (Верховный суд оставил это решение в силе) всего за 6 дней до голосования. Повод -
протест Морозова, который обвинил соперника в подкупе избирателей посредством снижения цен на молоко местным заводом, совет
директоров которого Герасимов возглавляет.

- Судя по всему, Герасимова все-таки испугались, хотя Морозов достаточно уверенно лидировал и вполне можно было бы обойтись без
такого безобразия, ведь Морозова сейчас можно снять абсолютно за то же самое: раздачу водки и так далее, - уверен директор Института
региональной политики Максим Дианов. - Если бы власть не использовала двойные стандарты, вполне могла бы победить и Баржанова, но
поскольку власть поддерживала сразу двоих кандидатов "Единой России" и исключила из процесса, скажем так, "независимую силу", это
очень возмутило население.

В Хакасии на третий срок переизбран действующий глава правительства (высшая должность в исполнительной власти республики) Алексей
Лебедь, получивший более 60 % голосов. На втором месте - коммунист Владимир Керженцев (12%), чуть-чуть отстал от него господин
"против всех" (11,8%). Однако здесь протестное голосование проявилось на других выборах. В Хакасии выбирали не только главу региона,
но и - впервые по партийным спискам - Верховный совет республики. "Единая Россия" получила 22% голосов (по сравнению с другими
регионами - более чем скромный результат: с учетом одномандатников во фракции "единороссов" будет 25 депутатов). Второе место заняла
не какая-то федеральная партия, а блок "Хакасия", поддержанный коалицией "Патриоты России" во главе с Геннадием Семигиным (депутатом
Госдумы от Хакасии), - 17%. На выборах блок выступал в союзе с Партией пенсионеров (8%) и Аграрной партией (3,5%). Таким образом, в
совокупности за патриотические силы проголосовала почти треть избирателей. Если учесть голоса одномандатников, то в парламенте
фракция "Хакасия" может располагать 27 мандатами. КПРФ получила 18%, но у зюгановской компартии будут только 8 депутатов.

В Волгоградской области губернатор Николай Максюта тоже останется на третий срок. Его соперник Николай Волков сумел за три недели
между турами голосования увеличить свою поддержку ровно в три раза: если 5 декабря он получил 13% голосов избирателей, то в минувшее
воскресенье - уже 39%. По мнению экспертов, это следствие призывов голосовать "против губернатора" некоторых неудачников первого
тура (например, снятого с регистрации по той же "судебной технологии" мэра Волгограда Евгения Ищенко).

- Если подводить итоги выборов губернаторов за год, то очевидно, что "Единая Россия" не продемонстрировала шага вперед. Напомню, что
только два кандидата за всю ее историю - Виктор Малеев в Усть-Ордынском округе и Леонид Маркелов в Марий Эл - были выдвиженцами
именно от этой партии, всех остальных "единороссы" только поддерживали, - резюмирует Максим Дианов. - Зато свои возможности
продемонстрировали левые (их результаты гораздо выше, чем в прошлом году), правые (как правило, они занимали вторые места, а в
Псковской области либеральный политик выиграл) и кандидат "против всех". Это и есть протестное голосование.




 отдел политики, отдел корсети





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 28.12.2004 22:11:12

Недовольных в России стало больше, чем довольных (*+)

http://www.izvestia.ru/life/article880120


НЕДОВОЛЬНЫХ В РОССИИ СТАЛО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДОВОЛЬНЫХ



Во второй половине 1990-х годов наши сограждане неизменно полагали: прожитый год был еще хуже, чем предыдущий. С момента избрания в
2000 году президентом России Владимира Путина ситуация поменялась, и вплоть до декабря 2004 года доля позитивных оценок последних
365 дней превышала долю негативных - так сообщают социологи из Фонда "Общественное мнение" (ФОМ). Сегодня массовое сознание словно
вернулось в 1999 год - социальных пессимистов снова стало больше.

Правда, ученые предостерегают от поспешных выводов о фундаментальном переломе в настроениях общества, но признают: основания для
такого перелома есть.

Даже среди самых оптимистически настроенных слоев - молодежь, люди с высоким уровнем доходов, с высшим образованием, жители
мегаполисов - число позитивных оценок 2004 года "для себя лично" снизилось на четверть. Но еще хуже обстоят дела с оценкой этого
временного отрезка "для России": доля тех, кто считает, что истекающий год был для нашей страны лучше предыдущего, уменьшилась по
сравнению с прошлым декабрем наполовину. Социологу ФОМа Светлане Климовой ничего не остается, как предельно дипломатично
констатировать:

- Такое резкое снижение позитивных оценок уходящего года и применительно к "себе лично", и применительно к стране в целом
диссонирует с вполне оптимистичными заявлениями правительства о росте реальных доходов населения, снижении инфляции, росте ВВП.

Это несоответствие между тем, с чем граждане имеют дело в реальности, и тем, что они наблюдают каждый вечер на захлебывающихся
"позитивом" телеэкранах, нагляднее всего выражается в оценке деятельности ведущих политиков, прежде всего президента. Если в
предыдущие годы Владимир Путин набирал в номинации "человек года среди политиков" от 41 до 44% голосов россиян, то на этот раз его
выбрали лишь 26% опрошенных.

Впрочем, даже на фоне такого обвала популярности глава государства все равно возвышается Спасской башней над другими представителями
отечественной политической фауны: занявший второе место Владимир Жириновский получил 5% народной любви, Сергей Шойгу - 2%, у всех
остальных деятелей этот показатель не превысил 1%.

По мнению социологов, главная причина и роста пессимизма во всех социальных группах, и падения доверия к политической элите одна:
"День знаний", который террористы (граждане России) провели для всей страны в бесланской школе.

- Событием, которое развеяло ощущение благополучной жизни, едва начавшее возникать в прошедшие три года, стал теракт в Беслане, -
убеждена Климова. - Другие, более или менее существенные негативные события стали как бы "подверстываться" к этой трагедии, усиливая
ощущение опасности и нестабильности.

Наиболее точный анализ происходящего дал один из респондентов ФОМа: "внутреннее состояние страны, народа пошатнулось от ряда
трагедий". Но дело не только в трагедиях. Те участники исследования, которые смогли объяснить, почему, на их взгляд, 2004 год был
хуже 2003-го, в основном говорили об инфляции, росте цен, низком уровне жизни, ухудшении материального положения людей,
экономических и социальных проблемах (к обычному перечню которых добавилась замена льгот денежными выплатами). Все это, кроме
монетизации, присутствовало в нашей жизни и раньше, но в конце 2004 года количество неприятных обстоятельств жизни перешло у россиян
в качество их настроений: заряд социального оптимизма, который общество получило с приходом молодого и сверхпопулярного президента,
почти иссяк.

Показательна динамика ответов на вопрос: "Как Вы полагаете, наступающий год лично для Вас будет в целом лучше, хуже или таким же,
как уходящий год?" Вроде бы россиян, которые верят, что следующий год будет лучше прежнего, меньше не стало - снижение с 39 до 37%
находится в пределах статистической погрешности. Однако в этом году по сравнению с предыдущим более чем вдвое - с 6 до 14% -
увеличилось число тех, кто уверен, что наступающий год лично для них будет хуже. Перспективы страны выглядят, по мнению ее граждан,
еще мрачнее: пессимистов по сравнению с прошлым декабрем стало более чем втрое больше (от 2004 года ухудшения для России ожидали 5%
опрошенных, от 2005 года ждут недоброго уже 17%).

Тем не менее оптимисты не вымерли, их по-прежнему немало - 27%. Больше того, "для себя лично" успехов в новом году ожидает 37%
россиян.

- Это значит, что часть населения уверена в своих силах, в том, что она сможет остаться "на плаву" или даже улучшить свою жизнь,
несмотря на возможное ухудшение ситуации в стране, - поясняет Светлана Климова.

Если же говорить об ожиданиях лучшего для страны в целом, то оптимисты, к сожалению, аргументируют свои радужные предположения с
большим трудом. Чаще всего (9%) они высказывают суждения, в которых выражена лишь общая надежда на улучшение ситуации, без указаний
на конкретные обоснования таких прогнозов: "должно наладиться", "будет не високосный год", "мы не можем ниже опускаться", "пора уже
нам всем жить достойно". Еще 4% полагают, что "Путин нас куда-нибудь выведет", а "правительство поумнеет". Надежду на то, что жизнь
в стране станет более безопасной и стабильной, выразил 1% опрошенных.

Обсудить в форуме


 Георгий ИЛЬИЧЕВ



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 28.12.2004 22:11:11

Ген. директор ВЦИОМ: "Время ожиданий в России закончилось" (*+)

http://www.izvestia.ru/press/article927786

ВАЛЕРИЙ ФЕДОРОВ: "ВРЕМЯ ОЖИДАНИЙ ЗАКОНЧИЛОСЬ!"

В понедельник, 27 декабря 2004г. в Медиа-центре газеты "Известия" состоялась пресс-конференция генерального директора ВЦИОМ ФЕДОРОВА
Валерия Валерьевича и директора по исследованиям ВЦИОМ ПЕТУХОВА Владимира Васильевича на тему: "Новогодние опросы . Настроения и
ожидания россиян".

Публикуем фрагменты этой пресс-конференции.

Федоров В.В.

Это традиционный опрос, который проводится ВЦИОМом в конце каждого года. Он дает нам возможность сопоставить общественное мнение с
тем, как россияне оценивали основные вопросы нашей жизни год назад. В нашем репрезентативном опросе принимают участие 1600
респондентов из ста населенных пунктов, находящихся в 39 регионах РФ.

Что привлекло наибольшее внимание в этом году

2004 год был, пожалуй, самым тяжелым за последние пять лет. Судя по результатам опроса, 56% оценили его для себя лично как скорее
трудный, либо вовсе как плохой, очень тяжелый, тогда как удачным, в целом хорошим он был для 43%. Год назад соотношение позитивных и
негативных оценок было практически обратным - со знаком "плюс" его оценили 55%, со знаком "минус" - 44. Смещение субъективных оценок
в этом году в минусовую сторону связано с тем, что произошел целый ряд событий, который окрасил восприятие общей атмосферы в стране
в отрицательные тона. К такому событию относится, прежде всего, Беслан. 71% россиян сказали, что больше всего им запомнились
террористические акты. Среди событий, которые повлияли не в лучшую сторону на оценку социального самочувствия россиян и на
перспективу развития страны, первое место заняла монетизация льгот. Это событие дало довольно значимый негативный сдвиг.

Что ожидают россияне от следующего года

Если в декабре 2003 года ожидания в целом были весьма положительными: 74% россиян ожидали для себя и своей семьи позитивного
развития событий в новом, 2004 году, то сегодня лишь 55% россиян ожидают улучшения для себя лично и для своей семьи. То есть можно
сказать, что ожидания изменились в худшую сторону.

Главные события уходящего года

Главные события - это Беслан, война в Ираке, президентские выборы и события на Украине. Что касается внутрироссийских проблем, то
наиболее ярко обсуждаемые из них в течение года были следующие: 13% - дело ЮКОСа, 11% -отмена праздников 7 ноября и 12 декабря,
11% - президентские выборы в России, 10% - переход к новой системе выборов губернаторов.

Из неполитических событий самыми запомнившимися для россиян стали Олимпийские игры -14%. К ним примыкает успешное выступление
российских теннисисток на международных турнирах -6%.

Из экономики -снижение курса доллара к рублю - 13% и 3% -рост золото-валютных запасов резервов России.

Из событий культурной жизни лидером является скандал вокруг Филиппа Киркорова. 11% россиян считают это важнейшим событием культурной
жизни 2004 года и 4% отмечают выход на экраны кинофильма "Ночной дозор".

Петухов В.В.

Причинами негативных оценок, которые получены в результате декабрьского опроса общественного мнения, явились следующие:

- Первая причина - в обществе растет уровень социальных притязаний. Те индикаторы социального самочувствия, которые не меняются в
течение года (уровень материального положения, уровень адаптированности, оценка, как они будут жить в следующем году), говорит о
том, что большинство россиян этот уровень уже не устраивает. То есть можно констатировать, что в России преодолен постдефолтный
синдром, который характеризовался стратегией выживания. Сегодня общество эта ситуация не устраивает, и соответственно растут
требования к власти по улучшению качественных показателей жизни.

- Вторая естественная причина недовольства -это трансформация общественного запроса. Тот запрос, который был сформирован в момент
прихода В.Путина к власти, -запрос на порядок и стабильность -сегодня представляется россиянам недостаточным. А стабильность и
порядок являются весьма проблематичными. Этот запрос дополняется запросом на новое качество жизни, на более инициативную социальную
политику со стороны государства, а не демонтаж неких социальных завоеваний, что в действительности происходит в последнее время. То
есть общество хочет от власти ровно противоположное тому, что она реализует в своей социальной сфере -не уход из социальной сферы, а
наоборот ее присутствие.

- И третья причина - это внешнеполитический контекст. Мы начинаем ощущать себя уязвимыми не только изнутри, но и вовне. Ирак не
воспринимается просто как что-то далекое, он тесно связан с нашими внутриполитическими событиями, с террором, события на Украина,
Грузия, Абхазия: То есть, есть ощущение того, что Россия в каком-то смысле утрачивает свои позиции на постсоветском пространстве и в
мире, что не может оцениваться позитивно.

Что касается оценок перспектив на следующий год, то обращает на себя внимание то, что на протяжении всех лет наблюдения мы видим
существенную разницу между оценками перспектив своего собственного положения и ситуацией в стране. И этот разрыв растет. То есть
люди гораздо лучше оценивают то, как они живут, по сравнению с тем как они оценивают, как живет страна в целом. Можно сказать, что
оптимистов в отношении себя и будущего больше, чем пессимистов. Это единственный индикатор, где число позитивных оценок превышает
число негативных. Люди в большинстве своем не просто адаптировались, они уже могут выстраивать свою жизненную стратегию
самостоятельно, не рассчитывая на помощь государства.

Федоров В.В.

Об оценке политиков, политических партий и основных институтов политической системы

Безальтернативной политической фигурой, как и год назад, остается президент. Его деятельность одобряет три четверти россиян. По
цифрам есть некоторые подвижки по сравнению с прошлым годом. Если в декабре 2003 года 80% россиян одобряли деятельность Путина на
посту президента России, то сейчас -71%. За год потеряны 9%. Сегодня нет ни одного политика, который бы приблизился к президенту по
уровню его деятельности.

Второй фигурой был и остается министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу. От 20 до 25% россиян (в разные месяцы) одобряют его
деятельность.

Однако при вопросе, кто из политиков запомнился больше всего, выяснилось, что такая монополярность отсутствует. Президент не
является единственной фигурой, которая активна в информационном поле. Второй фигурой здесь является В.Жириновский. Если в декабре
37% россиян заявили, что в качестве политика им запомнился Путин, то 22% в качестве такого политика заявили Жириновского.

Говоря об отношении россиян к правительству, следует отметить, что смена руководства правительства пока не пошла ему на пользу, с
точки зрения оценок россиян. Если в декабре 2003 года 40% россиян одобряли деятельность правительства Касьянова, то сегодня 30%. Что
касается уровня неодобрения, то в прошлом декабре 41% не доверял работе правительства, а в этом декабре -52%.

Что касается Государственной думы и Совета Федерации, то здесь таких печальных тенденций нет, потому что наши парламентские
институты в течение уже многих лет являются наименее рейтинговыми из всех государственных институтов. Если в январе этого года 25%
россиян одобряли работу Госдумы, то в декабре -23%.

Что касается политических партий, то год назад мы выяснили, что вместо шести парламентских партий у нас теперь их всего четыре -обе
либеральные партии СПС и "Яблоко" выпали из парламентской обоймы, в то время как новая партия "Родина" в нее вошла. Год 2004-й
показал, что эти тенденции устойчивы. Праволиберальные партии не смогли отстоять своих позиций, в то время как "Родина" укрепилась.
В декабре 2004 года мы фиксируем, что, за исключением "Единой России", все три представленные в Госдуме партии -КПРФ, ЛДПР и
"Родина" - имеют равный рейтинг, который колеблется в пределах 7%.

Что касается "Единой России", то ее отрыв от других претендентов несколько сокращается. Если в марте этого года ее рейтинг составлял
38%, то в декабре -31%, потеряны 7%.

Есть еще одна тревожная тенденция -это увеличение процента голосующих против всех. В декабре 2003 года таких людей было 5%, а
сегодня на вопрос "как бы вы проголосовали, если выборы состоялись сегодня?", уже 16% наших сограждан говорят, что они проголосовали
бы против всех.






От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 28.12.2004 22:11:07

Две трети россиян - за оппозицию? (*+)

http://www.izvestia.ru/comment/article651760

ДВЕ ТРЕТИ РОССИЯН - ЗА ОППОЗИЦИЮ


Несмотря на то что подавляющее число граждан уже пятый год подряд одобряют (с незначительными колебаниями) деятельность президента
и, будь выборы в Думу завтра, снова отдали бы голоса "Единой России", в обществе растет потребность в существовании серьезных
оппозиционных сил. Именно серьезных, потому что нынешних противников власти россияне таковыми, как правило, не признают.

- По сравнению с началом первого путинского президентства осознание необходимости оппозиции существенно возросло, - утверждает
социолог Леонид Седов.

Если в 2000 году потребность в политическом многоголосии высказывали меньше половины граждан, то сегодня их набралось уже 2/3 от
числа участников всероссийского исследования "Левада- центра". Одновременно резко (с 24 до 13%) сократилось число людей,
затрудняющихся сформулировать свою позицию по этому вопросу, что только подтверждает правило: когда одинакового вокруг становится
слишком много, хочется разнообразия. Поэтому существующей оппозиции независимо от ее имиджевого окраса следует не талдычить об
изъянах кремлевского партстроительства (они никого, кроме 4% политического класса, не интересуют), а предлагать людям
(избирателям-"покупателям") новые разновидности политического продукта, советуют маркетологи.

Политики их не слышат. Словно специально "Левада-центр" опубликовал в конце октября, когда участились разговоры об "объединенном
фронте сопротивления режиму", рейтинг доверия "властителям дум", находящимся в оппозиции Путину, а также "деятелям, составляющим
часть истеблишмента, но представляющим его либеральное крыло". Григорий Явлинский, Ирина Хакамада, Борис Немцов, Владимир Рыжков не
набирали и по 3% голосов в свою поддержку, Александр Жуков с трудом перевалил за 2%, Герман Греф получил ровно 1%, Анатолий Чубайс,
Алексей Кудрин, Борис Березовский и Михаил Ходорковский заслужили по 0,3% народного доверия. Лидером среди всех оппозиционеров
остается Геннадий Зюганов, но у него сегодня тоже всего 6% поддержки россиян. Коммунисты, правые и "яблочники" могут до
бесконечности вспоминать использованный против них на последних парламентских выборах административный ресурс и грозиться засудить
Центризбирком в Страсбургском суде по правам человека, но это не отменяет вердикта, который вынесло их борьбе общество: в 2000 году
только четверть граждан считала, что в стране нет серьезной оппозиции, сегодня так думает почти половина населения страны.

- Ощущение, что реальных альтернатив Путину при сегодняшней жизни не существует, людей напрягает, - тревожится руководитель
исследовательской группы "Меркатор" Дмитрий Орешкин. - Число таких людей, думаю, будет увеличиваться дальше, и это приведет к тому,
что выскочит - как чертик из шкатулки - человек, который никаких особых заслуг не имеет, ничего реального не может предложить, но
просто за счет того, что он говорит новыми словами, получит больше социальной поддержки, чем того стоит.

По мнению ученого, таким чертиком при безысходном "безрыбье" может стать даже учрежденная в канун 7 ноября ЕНПСМ (Единая народная
партия солдатских матерей). Ведь еще неизвестно, пойдет ли ей во вред почти истерическая кампания в некоторых электронных СМИ,
которые за любым шевелением общественного организма видят "руку демона-Березовского". Лондонский абонент московских газетчиков
вместе с Анатолием Чубайсом лидируют в рейтинге недоверия россиян (не доверяет им треть населения страны, по данным Всероссийского
центра изучения общественного мнения). Любому специалисту по психологии масс известно, что отрицательный пиар может быть гораздо
эффективнее положительного. Особенно если он подается так топорно, как это делают духовные наследники "Прожектора перестройки".

Никто не отменял и угрозу с другого фланга, ведь 37% россиян хоть и не одобряют, но говорят, что относятся "терпимо" к людям,
призывающим к борьбе против нерусских (данные "Левада-центра"). Поэтому большинство экспертов едины в том, что отсутствие в среде
"правых" и "розовых" новых людей и новых идей может дорого стоить и власти, и обществу. По мнению Леонида Седова, "предельное в
нашей стране число демократически мыслящих людей, неудовлетворенных отсутствием оппозиции", составляет 35% взрослого населения. Даже
если делать поправку на то, что такая оценка выглядит чересчур оптимистичной, "электорального материала" для создания влиятельной и
прогрессивной оппозиционной силы в стране достаточно. Дело за "малым" - кто-то должен ее организовать.

Обсудить в форуме


 Георгий ИЛЬИЧЕВ, Ольга ТРОПКИНА



От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 28.12.2004 22:10:57

Быть трудоголиком не модно или Нужно зарабатывать больше, а бывать на работе реже (*+)

http://www.inauka.ru/psychology/article51666.html

БЫТЬ ТРУДОГОЛИКОМ НЕ МОДНО

Нужно зарабатывать больше, а бывать на работе реже

Полина КАНЕВСКАЯ



Специалисты по персоналу ожидают, что в будущем году у руководства многих российских компаний произойдет своего рода ломка
стереотипов. Связано это будет с ростом потребности работников в гибком графике работы, более приспособленном к реальной жизни.
Популярность "яппи" - трудоголиков, работающих 26 часов в сутки, - резко уменьшилась за последние года полтора. "Люди стали больше
зарабатывать, и у них, естественно, появилось стремление пользоваться этими деньгами, а на это тоже нужно время, - отмечает
руководитель проекта HRM Анастасия Каслина. - К тому же после "ударных трудовых 90-х" многие не понаслышке сумели оценить значимость
семьи и тыла. Поэтому спрос на гибкий график работы постоянно растет". Однако организовать такие условия труда для работника
оказывается чрезвычайно сложно.

Работники не могут, начальники не хотят

"Многие работники хотели бы иметь гибкий график работы, но работодатели идут на его предоставление крайне редко, - отмечает
коммерческий директор 3R (React Realize Recruit) Recruiting Company Инна Cуматохина. - Обычно поблажки делаются для менеджеров. Но
такой шаг руководства скорее является исключением из общего правила. При прочих равных работодатель всегда выберет сотрудника,
который будет работать полный рабочий день и не настаивать на гибком графике. К отдельной категории, впрочем, относятся торговые
представители, которые по определению работают "в поле". Хотя и они должны "отмечаться" в конторе в начале и в конце рабочего дня".
"Такой привилегии, как гибкий график, удостаиваются "крайние" в иерархической лестнице: или высшие чины организации, но они часто
пребывают в тяжелой зависимости от обстоятельств, или, наоборот, младший обслуживающий персонал, - говорит Анастасия Каслина. - К
примеру, курьер сразу может устроиться на частичную занятость, допустим, по четным дням. Особый разговор о творческих специальностях
, "вольных стрелках" и свободных художниках. Но здесь приходится мириться с тем, что вдобавок к гибкому графику работы они получают
гибкий график доходов".

Гибкая система штрафов

Любопытна реакция руководства на попытки подчиненных организовать себе гибкий график труда. Компании, где эта возможность возведена
в ранг корпоративной политики, можно сосчитать по пальцам. "Чаще это решается внутри отделов на индивидуальном уровне при общении с
непосредственным начальником. Но все больше компаний, наоборот, приобретают системы учета рабочего времени, слежения за
передвижениями сотрудников. Штрафы и иные санкции за опоздания очень распространены", - отмечает Анастасия Каслина. Часто из-за
этого происходят корпоративные конфликты и увольнения.
"Проблемы возникают, когда внутренняя норма человека противоречит корпоративной, - продолжает руководитель проекта HRM. - В итоге
люди чаще всего уходят из организации, в которой, как они считают, нечеловеческие условия труда. За примером далеко ходить не
приходится. Посмотрите на своих друзей и знакомых и на то, насколько разнятся их привычки задерживаться на работе".

Жените трудоголика!

"Все зависит от личности непосредственного руководителя, - утверждает Инна Суматохина. - Хронический трудоголизм и сидение на работе
до ночи редко рассматривается как общий корпоративный стиль. Чаще эта практика распространяется на отдельные подразделения.
Сверхурочная работа нередко рассматривается в таких отделах, как проявление лояльности к руководству и компании в целом. Сотрудник
как бы демонстрирует, что он готов сделать что-то на работе даже в ущерб личной жизни. Правда, в последнее время наблюдается
тенденция к снижению распространенности этого явления. Все чаще считается, что человек, который задерживается на работе допоздна,
просто не справляется со своими обязанностями. Вообще, эта форма трудоголизма более свойственна российским компаниям, нежели
представительствам западных фирм. Связано это в основном с тем, что в наших компаниях не отлажена структура бизнес-процессов".
Коммерческий директор 3R Recruiting Company вспоминает недавнюю встречу с дамой, пришедшей в компанию в поисках новой работы. До
недавних пор она работала личным помощником президента крупной компании, занимающейся страхованием и инвестициями. Руководитель
любил задерживаться на работе до 4-5 утра и того же требовал от своего помощника. В какой-то момент дама не выдержала и уволилась.
Любопытно в этой истории то, что через некоторое время после этого конфликта глава компании женился и стал проповедовать совсем
другой стиль работы. Теперь рабочий день в компании заканчивается не позднее 18 часов.

Офис может быть мобильным

Как выяснилось, компания может извлечь немалую выгоду из свободного графика работы. Причина - дефицит и высокая стоимость арендных
площадей в столице. С недавних пор в Москве появилась тенденция открытия так называемых мобильных офисов. Внедрение новшества
связано еще и с тем, что в силу специфики своей работы некоторые категории работников проводят много времени вне офиса.
Выглядит "мобильная" работа так. Сотруднику выдается ноутбук и телефон с оплаченным трафиком. Он не имеет постоянного рабочего места
и может работать дома, "в поле" или за любым свободным столом в своей же конторе. Вводя такую систему, компания экономит на затратах
по организации рабочего места. Однако пока в Москве всего несколько примеров фирм, работающих по такой схеме. В основном это
представительства западных компаний.





От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 27.12.2004 23:03:18

В. Каганский. Страны своих столиц-городов или города-столицы своих стран? (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20041227_kag.html

Россия - Франция
Владимир Каганский

Дата публикации: 27 Декабря 2004
СТРАНЫ СВОИХ СТОЛИЦ-ГОРОДОВ
ИЛИ ГОРОДА-СТОЛИЦЫ СВОИХ СТРАН?
Москву частенько сравнивают с Парижем. Общего много: Париж для Москвы и России не только мечта, не только источник дворянской
культуры и безжалостной революционной цивилизации, - это столицы былых блестящих держав; бывали в прошлом и краткие взаимные
оккупации, и долгие культурные связи. Реальны и многообразны сходства и связи этих городов. Однако столицы, сконцентрировав
внимание, оттянули его от своих стран. Москва же и Париж сходны вследствие именно сходства мест в сходных системах. Сходные столицы
сходных стран.

НОВЫЕ КРАЯ ЕВРОПЫ
Россия и Франция - новая молодая Европа. Территории, ставшие Россией и Францией, не всегда были Европой; сами эти страны были отнюдь
не всегда. Динамизм европейской цивилизации отчетливо явлен в скорости, с какой Европа меняла свое место, двигаясь по Земле. С
античности Европа не только расширилась и сместилась на северо-запад, она радикально изменила свою пространственную форму.

Средневековая Европа заняла крупнейший и расчлененнейший полуостров крупнейшего материка между двумя средиземными морями; позже
евроатлантическая цивилизация попытается превратить Северную Атлантику в новое средиземноморье, но - не успеет. Только смена места и
территориальной формы цивилизации "Европа" позволила России и Франции уйти из периферии; к ним пришла Европа (а из Северной Африки
ушла - похоже, навсегда). Путешествия Европы сделали Европою Россию и Францию; европеизация Балто-Черноморского перешейка и
Североморско-Балто-Адриатического перешейка и были путешествием Европы. Будучи вначале внешней периферией Европы, наши страны стали
полноценными провинциями - пусть и диковатой бедной Европы раннего средневековья.

Россия и Франция - противоположные, полярные края Европы; в культурном ландшафте этих стран овеществлена эта миссия-бремя - быть
краем. В битве при Пуатье остановили мусульман-арабов; мусульмане живут доселе в сердце России. Россия и Франция - далекие окраины
тогдашней цивилизации, некогда северные холодные задворки тогдашней Европы, ставшие краями и попытавшиеся побыть центрами, что им и
удавалось разное немалое время. Империи русского и французского языка, миры и диаспоры русской и французской культур по-прежнему
управляются из Москвы и Парижа.

Россия и Франция - внешние ворота Европы, сухопутные и морские (Брест и Марсель гомологичны тогда Астрахани (Оренбургу) и
Тобольску). Близость и сопредельность колоний, оказывается, не такое уж геополитическое благо, что дали и дают почувствовать своим
метрополиям Алжир и Кавказ; их сходство подметили еще французские путешественники ХIХ века. Через Россию в Европу струится поток
Западной Евразии, через Францию - поток Северной и Западной Африки.

Только две европейских страны имеют в себе и мусульманский средиземноморский Юг, и норманнский Север (не говоря о Сицилии, которая
есть страна, совместно созданная норманнами и арабами). Франция никак не меньше России стоит на пути из варяг в греки, из Византии в
Скандинавию; греки жили прямо на территории Юга и нынешней России, и нынешней Франции. Роль норманнов в России и Франции столь
велика, что следует выразиться точнее: Россия и Франция - две дальние полярные периферии норманнско-варяжского мира (до того - мира
греческого и эллинистического). На Днепре и Сене не раз торжествовал Один, а Юги стран отдавались воинствам Мухаммеда.

Россия и Франция - два пути из одного средиземноморья в другое; два полукольца, замыкания и сочленения европейского Севера и Юга.
Континентальная Европа - географический квадрат "Средиземноморье - Скандинавия - Россия - Франция".

ОБЩЕЕ МЕСТО
Россия и Франция хранили не свой размер, а свое место: выросши чуть не стократно, они сохранили исходное местоположение, смысловые и
символические координаты - и не сместили центра. Утрачивая былую весомость, покидая ныне блестящий ряд великих держав, приобретая и
теряя, бросая и забрасывая заморские и загорные владения, Россия и Франция вернулись на свое географическое место. По-прежнему ядро
этих стран - среднее течение нескольких крупных рек, текущих в разные стороны и впадающих в разные моря; столицы стоят на одной из
таких рек. Междуречье, Иль-де-Франс.

Для Московской же России гомология с Францией поразительно точна. Столицы встали в среднем течении средних рек, в междуречье рек
более крупных, Москва на реке Москва в междуречье Волги и Оки, Париж на Сене в междуречье Луары и Рейна. Московская Россия и
Парижская Франция - агрессивные, но укорененно-устойчивые организмы, сказал бы геополитик-теоретик.

УЙТИ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ
Россия и Франция уходили от Европы, унося ее с собой, разнося Европу, раздвигая рубежи и границы Европы: первой Россией была
Киевская Русь, первой Францией - римская Галлия, ядро которой совпадало с теперешним Провансом. Франция и Россия покинули свою
геополитическую родину, чтоб обрести новую географическую идентичность на прежней периферии, дополнив исходный политический и
культурный базис новым; романизированные галлы впитали германцев-франков, славяне - угро-финнов. Россия возникла там, где теперь
Украина, потом возникла на новом месте или переместилась на новое место, а прежнее - не без труда завоевала (отвоевала). Франция
возникла там, где теперь Прованс, потом возникла на новом месте, а прежнее - не без труда завоевала (отвоевала). Россия и Франция
ушли со своего места развития, лишь потом включив прежнюю южную родину как покоряемый враждебный элемент; кто знает, не повторят ли
Прованс, Лангедок и весь французский Юг судьбу Украины?

Сюжет путешествующих стран объединяет Россию и Францию. Страна ищет и находит свое место; дух страны ищет места материализации. Если
считать страну не вполне случайностью, окажется, что страна может начать складываться не с любой точки и не в любом месте; новые
точки роста нужны не только для инвестиций и экономик - нужны и точки роста стран. Перерождение страны меняет ее контуры и
обязательно - место ее ядра: новоевропейская Германия началась в ином месте, нежели Священная Римская Империя германской нации,
каковая вообще была центрирована по тому, что впоследствии станет Австрией; одни и те же имена обозначают пучки разных стран, хотя
бы и состоящих в сложной преемственности. Россия, Британия, Германия, Польша, Франция - это не имена конкретных стран, а
собирательные имена последовательностей, пространственно-временных траекторий стран.

СТРАНЫ-ПЕРЕШЕЙКИ
Россия и Франция - противоположные, трансматериковые перешейки между двумя судьбоносными европейскими средиземноморьями - Балтика +
Северное море и собственно Средиземноморьем. Франция - самый малый и крайний западный ближайший перешеек к Атлантике, вернее - этот
перешеек проходит по Франции. Россия - самый большой и самый континентальный, крайний восточный перешеек. Оба перешейка состоят лишь
из одной страны каждый; таких перешейков в Европе больше нет; недолго ими были Литва и Речь Посполитая. Германия - только часть
перешейка; Священная Римская Империя германской нации базировалась на центрально-европейском перешейке и контролировала его.

Французский перешеек - уже почти остров (соединение Рейна и Роны). Российский перешеек формально все же полуостров - почти материк.
Но именно почти: Франция - никак не Британия, но и Россия - никак не Азия. Россия - западный край Азии и восточный край Европы,
Франция - западный край Европы. Собственно Европа, континентальная Европа (континент, как говорят островитяне-британцы) в самом
узком смысле - ядро между двумя этими перешейками с примыкающими к нему полуостровами и островами, омываемое не столько морями,
сколько крупными реками. Российский и французский перешейки прорезаны водными путями - естественными и искусственными. Водные пути
по перешейкам - оси России и Франции; каналы (волоки) - скрепы пространства; выходы водных путей - внешние ворота страны. Ось
России - водное пересечение Восточно-Европейского перешейка, связка европейских средиземноморий, искусственный пролив - и тогда
Европа есть остров. Водная ось России делает Европу островом, как водные соединения Средиземноморья с Бискайским заливом и Рейном
превратили в остров и Францию и Пиренейский полуостров. Последовательно сменившие друг друга России были нанизаны на водные пути
Днепр-Волхов-Балтика и Дон-Волга-Балтика.

Хотя ныне ось России - уже не искусственный пролив с Волгою, Волго-Балтом и Волго-Доном, но сама структура сохранна. "Третья Россия"
имеет осью сухопутный пролив Транссиба; страна нанизана на свою главную ось, связующую два водоема - теперь уже два океана.
Транссибирская магистраль - гомолог пути из варяг в греки.

Два моря - два пути - два флота - два круга политических и культурных притяжений и отторжений - два резко контрастных компонента,
которые не снивелировали границы. Да что два компонента - две нации, недалеко от северной границы которых и стоит столица.
Перманентная многовековая гражданская война Юга и Севера. Два языка, одному из которых велели притвориться несуществующим или хотя
бы наречием... Это о чем? Равно о Франции - и о России. Ведь Украина - российский Прованс, а Прованс - французская Украина.

Большие полифронтальные страны

Россия в любых границах и Франция - страны очень большие, прежде всего числом и разнообразием соседей. За каждым сектором соседства
стоит большой геополитический и геокультурный горизонт. Дело не в числе соседей - дело в разнообразии соседей. Сколько разнообразных
войн, взаимных влияний, культурных заимствований, поэтических сюжетов... Да взять только главные иностранные языки после латыни и
греческого - Франция: итальянский - испанский - английский; Россия: польский - немецкий - французский - английский. Стрелка
геополитического компаса вертится.

И во Франции есть места, где зимой на равнине лежит снег, пьют водку и пиво, говорят на диалекте немецкого языка; и в России есть
места с бесснежной зимой, бахчами, виноградниками, крестьянским самодельным виноградным вином и средиземноморским ландшафтом,
исторически недавно - и средиземноморскими жителями. Да Одиссей-то и странствовал, кажется, между Россией и Францией - которых,
однако, тогда не было; но на их южных побережьях уже были греческие поселения.

ОБЩИЙ архетип ПРОСТРАНСТВА
Мало стран имеют так много общего, как Россия и Франция.

Россия и Франция - страны, где реки начинаются в средине стран, текут в разные стороны, впадают в разные моря и ведут в разные
страны. Центробежная речная - она же большую часть истории транспортная - сеть. Москва и Париж - центры величайших
центростремительных транспортных сетей, пауки субконтинентальных полимагистралей, создатели и творцы собственного исключительного
центрального положения путем государственной, политической, экономической, транспортной и культурной централизации пространства.
Центростремительная власть в центробежном пространстве. Таких стран в Европе больше нет. Россия и Франция - две разные модели
Европы-в-целом.

Устойчивая малая родина речного города в большом междуречье. Возвращение на геоисторическую родину страны и долгое ее завоевание
("воссоединение"). Центробежный рост при равномерном расширении во все стороны. Моноцентрическое центростремительное пространство и
его овеществление в транспортной сети и решетке расселения с пропущенным вторым рангом городов. Выход ко многим разным соседям и
многим разным морям при сохранении общей сухопутности; страны-микроконтиненты, две микро-Европы. Уже упомянутые судьбы
стран-перешейков и полифронтальность; двухчастность и судьба исходного, а потом завоеванного Юга. Двудольные страны явно и отчетливо
делятся на разнокультурные Север и Юг; столица стоит на севере, поскольку и была столицей Севера, но близко к границе Юга.
Московская агломерация доходит до Оки, но парижская все же не дотягивается до Луары (за Окой начиналось Дикое Поле, а сейчас резко,
скачком меняется вид и суть культурного ландшафта). Луара - Ока Франции.

Внешний пояс России и Франции исторически недавно был представлен иными и чужими странами - куда больше малого ядра. Францией стало
то, что было Британией, Германией, Бургундией, Провансом, Испанией, Италией. Россией стало то, что было Новгородом, Польшей, Литвой.
Все края стран - отчетливые, самобытные, самосознающие регионы; их пришлось завоевывать и подчинять оружием, культурой, образованием
и деньгами, но тысячелетний исход покорения все еще не ясен. Гражданские войны были и войнами регионов, вернее - ядра и регионов;
может быть даже - это вечный конфликт федерального центра и регионов.

Франция впитала рыхлую полицентричную "федеративную" Бургундию, Россия - рыхлую полицентричную "федеративную" Литву. Территории
России и Франции - в основном огосударствленные Москвой и Парижем руины несостоявшихся, не удержавшихся рыхлых слабых и мягких
нецентрализованных гигантов. Литва проиграла Москве-России и стала для нее территорией-материалом, Бургундия проиграла
Франции-Парижу, став пространственным сырьем для династического производства территории Франции.

Национальная модель культурного ландшафта
Пермский прецедент
Новая природная зона: русская саванна
Дачный бум
Из уральского дневника
Путешественник
Советское пространство - наше наследство
Противоречивая Москва
Россия: инверсии советского пространства
Пострегионализация
Неожиданное сходство
Парадоксы местного самоуправления
Центр - Провинция - Периферия - Граница
Российское пространство в российских деньгах
Кимры и окрестности
Российская империя - СССР - РФ
Российская Федерация как империя
Башкортостанское пространство



Сегодня / Политика / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек / Форумы / ВИФ / Архив / Авторы / Подписка /
Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2004. Условия перепечатки. Хостинг - Телеком-Центр.




От Георгий
К Георгий (27.12.2004 22:50:43)
Дата 27.12.2004 23:03:14

В. Глазычев. "что же мы важного мы потеряли в високосный год? Нельзя не признать: не потеряли почти ничего" (*+)

Русский Журнал / Колонки / Столпник
http://www.russ.ru/columns/stolpnik/20041227.html

Post scriptum
Вячеслав Глазычев

Дата публикации: 27 Декабря 2004

И сотряслись воды.

Все же удивительно экономно устроено наше восприятие. Погибнет несколько десятков людей от террористического акта или в катастрофе,
и мы содрогаемся от ужаса. Если же, как только что сталось, волной от землетрясения смыло более десяти тысяч душ, но дело было в
Юго-Восточной Азии, то это проскальзывает сквозь сознание, почти его не задевая. Как только на экране замелькали воспоминания
туристов, переживших цунами в Тайланде, мы начали что-то ощущать, но это что-то - скорее удовлетворение от того, что нас-то судьба
от подобного уберегла. Что же касается удаленных шриланкийцев, то еще одним миллионом без крова над головой больше... Это настолько
привычно, что и вовсе заботит одних сотрудников благотворительных агентств, которым, вместо передышки рождественских каникул,
придется считать одеяла, продуктовые пакеты и палатки.

Вот-вот уберут палатки с главной киевской площади, теперь именуемой иначе, и там наконец перестанут майданить. Кстати, если открыть
Даля, то обнаружится парочка поговорок, за цитирование которых на всякого москаля обрушится гнев дорогих соседей: "на всякого
майданщика по десяти олухов" или "не будь олухов, не стало бы и майданщиков". Что поделаешь, одно из значений слова - "торг, базар
или место на нем, где собираются мошенники для игры в кости, в зернь, орлянку, карты".

У нас, похоже, особого шума не предвидится. Правительство публично расписалось в неспособности, однако в отставку по этому поводу не
торопится, и никого это не только не сердит, но даже и не заботит - похоже, что мы наконец достигли такого состояния, когда жизнь
начинает идти натуральным образом. Во мне это пробуждает оптимизм, поскольку чем меньше будут амбиции правительства, тем большего
достигнут все, кто работает без понуждения. Если бы прогнозировали рост экономики на десять процентов, было бы основание приуныть,
тогда и на пять было бы рассчитывать трудно. Поскольку же прогнозируют шесть, то наши люди, испокон веку поступающие иным образом,
чем все, что известно о западном Homo faber, могут и двенадцать спроворить.

Не знаешь, что сказать - припомни что-нибудь из Овидия или, того лучше, Ювенала. На днях, отбивая накат журналистов, президент Путин
воспользовался не лучшей из латинских формул права. Оратор был явно не в духе и, словно извиняясь за начитанность, почему-то сразу
же назвал чеканную фразу ерундой. Конечно, можно было применить более изящную формулировку той же максимы - Par super parem non
habet potestatum, ну да и так не дурно вышло.

Полагаю, что, следуя Сперанскому, административную реформу разумно ограничить насильственным научением латыни в корпусе чиновников,
с непременной сдачей экзамена на чин по этой дисциплине. Вреда не будет точно, польза же может проявиться хотя бы в том, что
выступления на заседаниях правительства не потребуется скрывать от телевизионных камер. Представьте речь господина Шойгу по поводу
доклада господина Соколова, выстроенную в стиле Цицеронова обвинения Катилины: Quid tibi pecunia opus est, si uti non potes? ("По
что тебе деньги, когда не можешь их потратить?").

Populus remedia cupit ("Народ жаждет лекарств") - так говорил славный целитель Гален. Народ жаждет лекарств в буквальном смысле,
охотно ловясь на крючок ошалевших от жадности фармацевтов. Жаждет ли чудесных средств избавления, что имел в виду Гален? В этом я не
уверен - судя по опросам, то ли этот тип суеверия начал утрачивать популярность, то ли его упорные адепты естественным образом
убывают в числе, тогда как новые генерации не обнаруживают склонности к верованию во что бы то ни было.

Пытаясь уяснить, что же мы важного мы потеряли в високосный год, нельзя не признать: не потеряли почти ничего. Честь не могли
потерять сейчас - при любых детских трюках с продажами и перепродажами компаний - уже потому только, что потеряли ее раньше. Почти
ничего, а не вовсе ничего - потому что потеряли время. Впрочем, не привыкать.

Давайте договоримся: уходящего года не было.