Армен Асриян
КАК ОДИН ВИТИЦКИЙ ДВУХ СТРУГАЦКИХ ПОБОРОЛ
<< предыдущая статьякультураследующая статья >>
Один из самых известных брендов на рынке позднесоветской литературы - <Братья Стругацкие> - в разное время, как любой удачный бренд,
трансформировался до неузнаваемости, чтобы соответствовать меняющимся ожиданиям потребителей. Сегодня наследник и правообладатель
литературного и идеологического бренда - Борис Натанович Стругацкий - предпринимает заметные усилия, чтобы превратить его из факта
истории литературы в живой и активно действующий силовой фактор сегодняшнего политического поля.
ЛИТЕРАТУРНАЯ ВДОВА
Давным-давно, если кто помнит, появился такой фантаст - С. Ярославцев. В отличие от других фантастов, известных и не очень, появился
он не от папы с мамой, а - как злые языки клевещут - исключительно от недовольства Бориса Натановича Стругацкого. Вздумал старший
братец, Аркадий Натанович, тряхнуть стариной, написать чего-то там такое в одиночку, а младший возбухать начал: <братья Стругацкие>,
де, марка известная (словом <бренд> в те времена былинные еще пользоваться не умели - его уже потом, в порядке гуманитарной помощи,
в Россию добрые миссионеры завезли), и нечего, мол, всякой единоличной пачкотней славную репутацию позорить: Покладист был старший
братец, не стал младшему перечить, придумал себе Ярославцева, и развлекался время от времени. И тайну честно хранил, так что о
происхождении Ярославцева широкие читательские массы только через -надцать лет прознали. Хотя стесняться-то особо нечего было -
книжки были, в общем-то, вполне себе ничего, а некоторые рассказы так даже очень и очень ничего. Но - давши слово - держись:
Долго ли, коротко ли, а захотелось и младшему того же. А поскольку уговор уже был, пришлось придумывать С. Витицкого. Только
почему-то про то, кто такой Витицкий, стало известно сразу после появления первой книжки. А так - ну, книжки себе и книжки. Не
Ярославцев, во всяком случае. И уж всяко - не Стругацкие:
Шли годы. Старшего брата не стало. Витицкий себе пишет, издается, продается помаленьку. Но то ли не так продается, то ли еще что -
но мало-помалу даже формальные приличия стали нарушаться - то в книжных магазинах появится объявление типа <Борис Стругацкий
возвращается под псевдонимом Витицкий>, то журнальчик какой интервью берет у автора - у Стругацкого, естественно:
И вот, Витицкий очередную книжку сделал. <Бессильные мира сего>. Опять же - ну книжка себе, и книжка: Местами даже забавно.
И вот - свершилось! Журнальчик мелкий, но лиха беда - начало. Тут тебе и интервью, и прочий хрен-перец, а главное - знатные
фатастоведы аллюзии проводят - какая сюжетная линия из какого романа Стругацких тянется: В общем, противновато, конечно, когда на
глазах два чужеродных организма крупными стежками друг к другу пришпандориваются, чтобы сначала за сиамских близнецов выдать, а
там - и вообще за одно нормальное целое: Благо, у покойника (то есть у <братьев Стругацких>) уже никто спросить не сможет - как ему
операция, нравится, или все же не очень:
И поначалу ведь не очень понятно - зачем? То есть когда жилплощадь приватизируют, прочих членов семьи всеми правдами-неправдами
крыши над головой лишая, еще как-то понятно - <люди, как люди, квартирный вопрос только испортил их>: А тут-то зачем? Чего Борису
Стругацкому от братьев надо?
А потом книжка мемуаров подоспела - <Б.Н. Стругацкий>, а дальше - не то <Как это было>, не то <Это было, было:> - в общем, что-то
патетическое, в духе незабвенной тети Вали Леонтьевой. И как-то все сразу разъяснилось. Это уже в самом деле поведение типичной
<литературной вдовы>. Причем не простодушной вдовы, которую гонорары за посмертные издания волнуют, а вдовы <идейной>, которой
гонорары интересны во вторую очередь, а главное - монопольное право на интерпретацию, возможность поставить покойного мужа на службу
кружку, к которому она теперь прибилась: А если понадобится - и рукопись неопубликованную подправить, а что не подправляется -
просто утаить, если не в печке спалить - лишь бы подогнать все творчество под <линию партии>.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
А теперь самое время вспомнить - с чего все начиналось? А начиналось все в середине пятидесятых, когда, после хрущевского мятежа, в
стране образовался культурный и идеологический вакуум. И все эти споры и конфликты разного уровня уже потом, задним числом, пером
победившей интеллигенции были описаны, как простой антагонизм реакционеров-сталинистов и передовой общественности разного градуса
прогрессивности. (Победившей тогда, естественно, только в культурной сфере, но этого, как оказалось, вполне достаточно, чтобы через
несколько десятков лет разрушить весь организм. А то, что потом новые хозяева и саму прогрессивную интеллигенцию пинками под зад на
улицу выставили - утешение слабое.)
Так вот, картинка эта - наведенная. Примерно, как картинка, выстроенная в 96-ом - <Ельцин или коммунистический реванш>, или та, что
лепится сегодня - <Чубайса в президенты, или победа нацизма>. Главное в такой картинке - заткнуть всех, кто хочет и может выдать
нормальную программу действий, заведомо перпендикулярную обеим мертворожденным альтернативам.
Начнем с того, что никакой <интеллигенции> в позднесоветском понимании в середине пятидесятых просто не существовало. На тот момент
в стране существовало несколько: как бы это назвать: да пускай будет социальных групп, в конце концов. Несколько общностей,
включавших сотни тысяч человек каждая, проникнутых каждая своей, более-менее единой корпоративной, если угодно - раннесословной
этикой.
Это была армия, ГБ (что характерно - менты так и не сумели выработать полноценного корпоративного чувства, но это так, к слову), ВПК
и <интеллигенция> в тогдашнем понимании, включавшая в себя только гуманитариев и прочих деятелей искусств. Расчленеие старой
интеллигенции, выделение всяческой <инженерии> (включая сюда физиков-химиков и прочих полезных в народном хозяйстве мыслителей) в
особую страту, слабо связанную с носителями остатков старой крамолы - это был один наиболее удавшихся сюжетов сталинского проекта.
Впрочем, совсем неудавшихся линий там, пожалуй, и не было, просто вся картина не успела проявится. Торопливый хрущевский мятеж - и
сама его торопливость была вызвана именно тем, что времени практически не оставалось, несколько бериевских лет - и страна была бы
перестроена по технократическим лекалам, а партия - выкинута на помойку: Так вот, только этот мятеж и помешал проявиться уже готовым
результатам. Как поле, аккуратно перепаханное за два-три дня до появления всходов: Собственно, 53-ий год был последней точкой
бифуркации - дальше уже неуклонный ход истории вел прямиком к 91-му. После победы над не успевшим сложиться окончательно
сословно-технократическим обществом никто уже не мог помешать номенклатуре спокойно двигаться к полной приватизации страны. А то,
что в процессе оной приватизации комсомольцы и вторые секретари съели первых - так это их внутренние разборки: Если закрепощение
крестьян происходит одновременно с указом о передаче майората не старшим, а младшим сыновьям - должно ли это обстоятельство
заинтересовать крестьян? Но это совсем другой разговор:
Причем разгромленное ГБ пребывало в некоторой растерянности, а <интеллигенция> - то есть столичная богема да провинциальные
библиотекарши: Ну, сами понимаете: Нет, велись в московских салонах всяко-разные разговоры, в духе более позднего аверинцевского
<надо приобщать ИТР хотя бы к начаткам мировой культуры> - но это было на уровне Васисуалия Лоханкина и его роли в мировой
революции.
Всерьез существовали только армия и ВПК. Причем оба сословия сохраняли инерцию от заданного в прежние годы импульса навстречу друг
другу, собственно, слияние уже начиналось: А после - очень возможно, что и свернули бы шею партии, вернулись бы на магистральную
линию развития:
Нет, разумеется, не, то чтобы именно Стругацкие были главным чтением для инженеров, конструкторов, физиков: Но, как бы это
сформулировать: В общем, кто не помнит - пусть поверит на слово - для двух, как минимум, поколений технарей книги Стругацких были
чем-то вроде <Капитала> для доленинских марксистских кружков. Можно морщиться и рассуждать о дурновкусии - уж извиняйте, именно
такой у нас вкус и был. <Вот такое у нас лето:>
ПЕРВАЯ ЛАСТОЧКА
С самого начала, со <Страны багровых туч> возникает характерная пара Быков-Юрковский. Солдат и ученый. Собственно <интеллигенции> в
первых повестях нет вообще. Незачем. Первым представителем этой породы оказывается Маша Юрковская, <кукушка>, но уже в <Стажерах> -
в <Стране> это всего лишь фотография на столе Дауге. Зато каков представитель! Просто персонаж из сегодняшнего ночного клуба,
какого-нибудь <Бункера> или <Пропаганды>, перенесенный в чужой, враждебный и омерзительный мир:
<Сумасшедший мир. Дурацкое время, - сказала она устало. - Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа: Весь смысл жизни
в работе. Все время чего-то ищут. Все время что-то строят. Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда
была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась.
Какая-то глухая, неявная. Я не понимаю ее. Может быть, ты понимаешь, Григорий?
- Понимаю, - сказал Дауге.
- Ты всегда понимал. Ты всегда понимал мир, в котором ты живешь. И ты, и Володька, и этот скучный Быков. Иногда я думаю, что вы все
просто ограниченные люди. Вы просто неспособны задать вопрос - <зачем?> - Она снова отпила из бокала. - Ты знаешь, недавно я
познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем
развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают
меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется?>
Заменить <это же страшно> на <это - тоталитаризм> - и можно запускать человека в Интернет, бороться за <общечеловеческие ценности:>
Впрочем, этого слова тогда еще тоже не знали, оно тоже еще ждало своего часа в багаже добрых миссионеров.
(Продолжение в следующем номере)