Вот здесь-то и есть самая главная ваша л о ж ь (или заблуждение - искренне надеюсь). (/+)
> Я уже говорил несколько раз. Нормальные люди не хотят назад, они всегда хотят вперед. Есть группа людей (консерваторы,
традиционалисты - глупые пингвины, прячущие жирное тело в утесах) которые не являются в этом смысле нормальными. Эта группа может
быть значительной по своей численности, но она не играет большой роли в человеческом сообществе, потому что она не способна к
истинному созиданию, а только лишь к убогому тиражированию уже созданного. Все положительное в истории людей происходило вопреки
влиянию этой группы. А поэтому и не стоит на нее ориентироваться.
Зря, - ох, зря Вы так подставились.
Чтобы Вам было яснее, процитирую известную книгу Л. В. Успенского: "Слово о словах". Там не о революции, но О НОВОМ - в языке. И,
по-моему, НАСТОЛЬКО в тему, что... :
====================
"...Так, спрашивается, как же выпутаться из этого довольно запутанного положения? Каждый, кому не лень, придумывается слова, новые
слова. Одним они нравятся, другие вступают в жестокую борьбу против них. Как определить, кто же из спорящих <прав> и кто <виноват>?
Как и где найти судей, которые могли бы разрешить эти споры, одни слова пропускать, давать им путевку в жизнь, другие запрещать и,
так сказать, <сдавать в утиль языка>?
Я уже сказал, что, когда всерьез изучаешь историю языка, в частности - историю его словесного состава, убеждаешься: никакие запреты
и никакие распоряжения и благословения здесь силы не имеют. Право слову жить дает только сам язык.
Хорошо, пусть так. Но как прикажете это понимать: сам язык? Каким образом он, - а "язык" это все-таки предмет скорее умозрительный,
чем вещественный, - как может он аапрещать и разрешать что либо?
Он делает это нашими с вами руками (вернее сказать, нашими с вами языками). Я уже говорил, что в жизни общества все время спорят
стародумы и новаторы, те, кто хватается за любую речевую новинку, как за сокровище (главным образом - люди молодые), и те, кто
рассматривает любое новое слово как оскорбление любимому ими прекрасному языку наших классиков, великой литературы нашей (по
преимуществу - граждане в возрасте).
Обе стороны хотели бы, чтобы в их руки попала самодержавная пласть, они бы...
А что бы сделали <они>? Если бы стародумам во времена Державина и Батюшкова удалось <заморозить> русский литературный язык на
тогдашнем его уровне, как бы мы с вами разговаривали и писали сегодня о космонавтике, о кибернетических машинах, о математической
лингвистике?.. В конце XVIII века и слов-то таких не было.
А с другой стороны, попади языковая власть в руки торопливых творцов, - каждый начал бы изобретать слово за словом. Автор
<Иностранной литературы> пустил бы в ход слово <особитость>, Прохор Палыч Троепольского утвердил бы в языке термин <куриться> (а
может быть, <утиться> и <гуситься> тоже?), работники учебно-производственного комбината ввели бы термин <авосичный> цех. Тот, кто
понимал бы, что значит <особитость>, не понимал бы, что означает <авосичпый> или <гуситься>.
В каждом городке, в каждом местечко люди стали бы говорить на свой лад, своими, в других местах неведомыми словами... И естественно,
что, мnло-помалу, всем бы нам, потерявшим то, что нас соединяет,- строгое единство языка нашего, пришлось бы изрядно <возникать> по
каждому такому взаимному непониманию. А вот именно неустанная борьба между двумя лагерями говорящих, между "консерваторами" и "новаторами", не давая решительной
победы ни тем, ни другим - она то и производит внутри языка уже упомянутое мною действие <саморегуляции>, <самозатачивания"
(выделение мое. - Г.). Их взаимодействие и устанавливает в нем то, что мы именуем нормой литературной общерусской речи. Эта норма не
есть нерушимый закон, устанавливаемый свыше учеными-языковедами, грамматистами, или совещаниями писателей. Она есть та
равнодействующая, которая рождается в языке сама, но нашими усилиями, усилиями всех говорящих. И, раз установившись, она на
протяжении какого-то отрезка времени управляет нашей речью. А потом, под влиянием той же непрекращающейся борьбы старого и нового,
она несколько изменяется. Но опять-таки - не в силу индивидуальных усилий каких-то, пусть самых ученых, обладающих наивысшим вкусом
людей. Их усилия, может быть, и оказывают известное влияние на язык, но только в тех случаях, когда они совпадают с его
собственными внутренними стремлениями. И иногда случается так, что язык с самого начала резко отвергает придуманное по всем ученым
правилам самым умным человеком слово. Так, например, язык не принял слов <летавйца> или <лтйца>, которые предлагал для наименования
женщин-летчиков большой знаток русского языка поэт В. Хлебников. Язык взял неведомо кем впервые сказанное слово <летчица> и
прекрасно пользуется им вот уже больше полувека.
А бывает и так, что человек, вполне достойный быть автором новых слов, произносит их впервые, по они остаются при нем на долгий,
очень долгий срок. А потом вдруг входят, точно взрывом каким то, но всеобщее употребление.
Такай история случилась с одним литературным термином, который А. II. Чехов, очень осторожный в придумывании новых слов, никогда
почти не допускавший их в свои печатные произведения, употребил в одном из писем своей знакомой E. M. Шавровой, писательнице,
пользовавшейся его советами. В декабре 1894 года Чехов назвал ее <экспрессионисткой>: <Вы - экспрессионистка, Вам [моя повесть] не
понравится>.
Слова <экспрессионист> или <экспрессионистка> общерусский язык не знал вплоть до двадцатых годов XX века, когда на Западе возникло
новое течение в искусстве, названное, как бы в пику <импрессионизму>, <экспрессионизмом> (первое означало <искусство впечатления>;
второе - <искусство выражения внутренних чувств человека>). Я не уверен, приходилось ли Чехову сталкиваться с термином
<импрессионизм>, а слова <экспрессионист> в его время, безусловно, не сущогпювало.
Он его употребил, но оно сразу не <пошло в ход>. Почему? Потому что время еще не приспело...
Вот как сложно обстоит дело с лексическим, словарным развитием языка. Вот как осторожно надо судить о новых словах, а им более
(sic! - Г.) - изобретать и давать им <путевки в жизнь>. Но как полезно дли каждого, кто хочет заниматься этими вопросами, прежде чем
сердиться и кипятиться, и <возникать> или <изумлЕнным становиться>, - углубиться в историю языка и посмотреть, как такие процессы
происходили раньше и как им надлежит происходить."
Цит. по: Успенский Л. В. Слово о словах. Имя дома твоего. - Л., Лениздат, 1974. С. 423-425.
================
Мой вывод: человечество развивается в результате объединенных усилий двух групп - новаторов и традиционалистов. Одни обеспечивают
новизну, другие предохраняют развитие от уродливых тенденций.
Единственное, что мы, традиционалисты (а я себя отношу в большей степени к последним), можем обещать новаторам - это не прибегать к
физическому насилию. Это обещать безусловно следует.
Настороженное отношение к новому - это есть не только нечто ВОЗМОЖНОЕ, но и ДОЛЖНОЕ.
