От Георгий Ответить на сообщение
К Администрация (Дмитрий Кропотов) Ответить по почте
Дата 13.02.2004 20:31:56 Найти в дереве
Рубрики Ссылки; Версия для печати

Скептику и Мирону (пусть порадуются) или Совок презренный (*+)

http://www.livejournal.com/users/asriyan/50252.html

ОРУЖЕЙНИКИ ИМПЕРИИ
Вообще-то обещал разговор по существу только завтра...

Но вот вспомнил - лежит же уже несколько лет готовая статья (единственная, которая так никому и не понадобилась - в одном месте
опубликованы одни фрагменты, в другом - другие, а целиком - всем оказалась поперек шерсти).
Сегодня многое написалось бы совсем по-другому, но, для затравки - вполне.
=====================
Без малого пятьдесят лет в России идет гражданская война. Это очень своеобразная, тайная война, окружающие вообще о ней не
догадываются. Это война между Коммунистической партией, вернее, ее правящей верхушкой, и военно-промышленным комплексом. Как
правило, главные сражения этой войны выигрывают коммунисты. Первой важной победой партократии и, соответственно, страшным поражением
ВПК было убийство гениального администратора науки Лаврентия Павловича Берии и приход к власти Хрущева. Последней - и страшнейшей -
победой партии был август 91-го. Но война еще не закончена:

Территория СССР была перегорожена невидимой стеной. По одну сторону этой стены были райкомы и обкомы, пьяные водопроводчики и
вороватые буфетчики, комсомольские собрания и профсоюзные путевки... По другую стороны стены была Родина. Проще было тем, кто сидел
в закрытых городах. Вся территория города была по ту сторону стены. Сложнее было жить в обычном городе, попадая на Родину только в
рабочее время, зайдя за бронированную дверь, располагавшуюся в обычном заштатном НИИ, где одуревшие от лени инженеры и лаборанты
даже не изображали никакой деятельности, оживляясь только тогда, когда возникала возможность выписать по липовым бумажкам несколько
внеплановых литров спирта. Такая дверь была чуть ли не в каждом НИИ. И те, кто работал за ней, дважды в день пересекали границу. По
одну сторону этой невидимой стены жили граждане Советского Союза. По другую - граждане ВПК. Нет, мы тогда не называли себя таким
образом, сама эта аббревиатура была тогда не в моде. Было простое слово - <Мы>. И оно было правильным - потому что и по ту сторону
стены было много людей, которые были для нас своими. Каждый из нас знал, что в любом городе может встретить своих. Встретить где
угодно - в любом НИИ, на любом заводе, в каждой поликлинике, школе или больнице, в богом забытом гарнизоне, просто в чистом поле, в
пустыне, в тайге - с геологами, геодезистами, да мало ли с кем... Своих не могло быть - просто по определению - только в райкомах,
обкомах, в буфетах и магазинах, да еще в первых, режимных отделах тех самых заводов и НИИ.
Это "Мы" не поддавалось никаким попыткам дать исчерпывающее определение, хотя и казалось интуитивно очевидным - хотя бы методом
исключения. В стране, по большому счету, было всего три занятия - воровать, проповедовать "всесильное, потому что верное" учение и
работать. Любое занятие, так или иначе, сводилось к трем основным. Рабочий на заводе немного работал - или имитировал работу -
немного воровал. Руководитель любого ранга немного воровал, много проповедовал и очень много распределял - то есть воровал
опосредованно (так уж устроен человек распределяющий - в результате его деятельности всегда оказывается, что ему положено куда
больше, чем тем, кого он как бы обслуживает). Так что страну населяло три идеальных типа - буфетчики, комиссары и работники, причем
комиссаров в чистом виде практически не встречалось - ну, разве что "профессиональные марксисты" - специалисты по
марксистско-ленинской философии и прочей политэкономии социализма. "Мы" - это был тип работника в чистом виде. "Мы" - это были люди,
каждый из которых, если оказывался перед выбором - увеличение зарплаты или замена на рабочем столе "Электроники-60" на только что
появившуюся в природе IBM РС XT - просто не мог выбрать деньги. Или еще проще - "мы" - это были те, кому большевики мешали работать.
Мешали прямо - когда инженер-физик из НИИ, относящегося к ведению Минэлектропрома, встречался с коллегами из Минсредмаша или
Минобщемаша, работающими над близкой темой, с соблюдением всех правил конспирации - ибо злостно нарушал режим секретности. Или
когда, из раза в раз, толпа физиков и конструкторов вручную толкала многотонный автоприцеп с очередным спутником "Метеор" добрый
километр - из Сборочного цеха в Испытательный - потому что никак невозможно было вовремя подать транспорт. Мешали, многолетним
запретом на кибернетику обеспечив нам, как в старом анекдоте, отставание навсегда. И мешали косвенно, невозможностью читать,
невозможностью разговаривать...
И "мы" мучительно искали облик своего "светлого будущего", искали идеологию... И когда в качестве рабочей гипотезы приняли, что этим
будущим должны быть демократия и рынок, то вкладывали в это очень конкретное содержание. И понятие "рынок" означало, прежде всего,
возможность сбросить со своей шеи орду комиссаров-распределителей, и можно было мечтать, на что пойдут эти немыслимые средства,
уходящие на содержание многомиллионной армии дармоедов. А "демократия", кроме прочего, означала опять же гигантскую экономию за счет
другой орды - комиссаров-политработников...

Мы никогда не были патриотами в том смысле, какой вкладывают в это слово <патриоты кадровые> (это, конечно, несколько менее
прибыльный бизнес, чем быть профессиональным демократом, но там есть некоторые формальные требования - демократу, к примеру, языки
желательно знать). Этот ни к чему ни обязывающий футбольный патриотизм, позволявший на два тайма по сорок пять минут ощутить
искреннее единство с народом, служил, по-видимому, своеобразной отдушиной партийному начальству - нельзя же, в самом деле,
лицемерить непрерывно, так и с катушек съехать недолго. Наверное, именно поэтому мы очень рано охладевали к футболу...
Весь наш патриотизм заключался в работе, которую мы любили, которой гордились, и которую умели делать. Вообще говоря, любая
социальная группа, претендующая на роль элитной, несет свою жизненную философию, свою систему ценностей, которая затем, после
победы, адаптируется, переводится на языки всех остальных социальных групп, превращаясь в национальную идею. Наша жизненная
философия, в конечном итоге, сводилась к утверждению, что "Понедельник действительно начинается именно в субботу!" или - в
конкретный исторический момент - "Уберите идиотов, не мешайте работать!" Это означало очень и очень многое. Это означало, например,
что каждый человек имеет право на образование, позволяющее обрести любимую работу, которая и составит смысл его жизни. Это означало,
что любой человек талантлив от природы, и если он, при отсутствии явных врожденных дефектов, все-таки вырос партийным или
комсомольским функционером, лагерным вертухаем или щипачом-карманником - то исключительно потому, что никто не сумел вовремя в нем
различить и указать ему самому физика, геолога, врача, музыканта.
Это означало, что человек, однажды узнавший, что такое РАБОТА, уже никогда не променяет ее на СЛУЖБУ (если, конечно не стал
военным - у них просто работа так называется). Это означало, что человек имеет неотъемлемое право работать с полной отдачей, то есть
не простаивать томительные дни и недели в ожидании необходимого оборудования, литературы, просто дополнительной пары рук. Это
означало, что никто не смеет указывать ЧЕЛОВЕКУ, что именно он должен читать, что именно смотреть, о чем именно разговаривать -
просто потому, что это противоречит тому же праву работать с полной отдачей. Но это означало и то, что никто не смеет называться
ЧЕЛОВЕКОМ (тем более - претендовать на какие-то связанные с этим фактом права), только на том основании, что у него две руки, две
ноги, и голова, которой он ест. Это означало, что если прервать порочную цепь воспроизводства воров и функционеров (например,
посредством введения свободного рынка, при котором <человек распределяющий> должен вымереть в результате естественного отбора за
полной своей ненадобностью и совершенно очевидной экономической неэффективностью), если все нормальные и здоровые люди будут "нами",
то именно это и будет тем самым светлым будущим, и если угодно, можно будет завалиться этой вашей колбасой, только никто не будет
воспринимать это обстоятельство, как выдающуюся победу, потому что не будет уже в природе этого типа людей...
Не то, чтобы мы совершенно не интересовались колбасой, просто для нас она была именно колбасой, мясным продуктом, который иногда
есть в магазине, и его можно купить, если не очень большая очередь, иногда нет, и это вызывает некоторую досаду - на пару минут,
пока не отвлечешься на что-либо действительно важное... Она не была символом, жизненной ценностью и мерилом успеха. И яхты, которые
так или иначе, но были у нас всегда - потому что мы, в крайнем случае, умели строить их собственными руками, потратив на это два -
три сезона, и это был замечательный отдых, ничуть не хуже, чем потом выходить на них в море - так вот, и яхты эти как-то не вызывали
желания пересчитать их стоимость в те же батоны колбасы или разделить ее на собственную зарплату, дабы уточнить, сколько же лет тебе
пришлось бы обходится без еды, питья и всего прочего, лишь бы заполучить двухмачтовую красавицу, рассчитанную на шесть человек
экипажа, в свою единоличную, отдельную от всех друзей собственность - гораздо актуальнее была необходимость получить права рулевого
парусной яхты...
И когда нам попадался на глаза очередной буфетчик - любого ранга, в погонах или без оных - волокущий куда-то вдаль охапку
уворованного сервелата - он вызывал у нас даже не столько гнев ни классовую ненависть, сколько легкую брезгливость и даже некоторое
сочувствие к убогому, которому недоступны радости жизни, не конвертируемые в колбасу...
И все это вместе могло бы оказаться совсем недурной национальной идеей.
И именно поэтому в конце девяностых было очень смешно, когда дедушка Ельцин отправил толпу чиновников в Волынское, дабы они там ему
национальную идею выработали. Незадачливые волынские сидельцы, проторчавшие на казенной даче, кажется, год с лишним, дабы эту самую
национальную идею выработать, вернулись ни с чем. Деньги, правда, <освоили>. Бессмысленность затеи была очевидна любому нормальному
человеку. Жизненная философия победивших буфетчиков - секретарей обкомов, воров в законе и мелких комсомольских холуев - "все
меряется на бабки!" (практически исчерпывающий все их представления о рыночной экономике) - на языки других социальных групп не
переводится по определению... Все, кто всерьез придерживался такой точки зрения, изначально находились в их тесных рядах. Никого
другого убедить в правоте этой формулы невозможно, как бы не лезть из кожи, организуя необратимость процесса. Нет, одних можно
заморочить демократией, якобы сопутствующей грабежу, других - соблазнить новой и, на первый взгляд, увлекательной игрой в крутых
бизнесменов, но ведь все это ненадолго. Довольно скоро люди начинают приходить в себя, и чем дальше, тем больше их одолевают
сомнения по поводу того, что рынок представляет собой именно гибрид одесского Привоза, цыганского базара и воровского толковища, как
это вообразилось полудюжине доморощенных <чикагских мальчиков> с кружковским самообразованием. "Можно очень долго обманывать очень
немногих людей, или очень недолго - очень многих, но невозможно очень долго обманывать очень многих..."

Совок представлял собой злобную карикатуру на Империю. Собственно говоря, Совок жаждал обладать единственным ее атрибутом -
имперской военной мощью (теми самыми ракетами) - и был вынужден породить сословие оружейников.
Мы ведем свое происхождение из "республики Курчатова", из шарашки. И до самого конца Совок сохранял для нас условия барака с
облегченным режимом посреди гигантской зоны. Шуточки, звучавшие со сцены на Дне Физика, в любом другом месте привели бы к серьезным
неприятностям и для авторов, и для организаторов. Году уже в восемьдесят седьмом мы, трое бывших физиков, уже в качестве студентов
Литинститута показали довольно, в общем, рядовую программу на конкурсе капустников в ГИТИСе. Показали - и уехали. А когда вернулись
за забытым кейсом - были поражены тем, что нас встречали слезами и объятиями. Оказалось, когда жюри объявило нас победителями, а мы
не вышли на сцену, зал решил - повязали ребят сразу за кулисами. Хотя с нашей точки зрения, вязать было абсолютно не за что - самые
крамольные тексты мы уже озвучивали каждый в своем университете в куда более суровые времена. Мы слишком привыкли жить в атмосфере
негласного "этих не трогайте, пускай зубоскалят - они бомбу делают".
Вот только нас совершенно не устраивало привилегированное положение расконвоированных. И не только потому, что в этих условиях нам
приходилось работать в четверть силы - но и потому, что мы понимали - такая химерическая конструкция просто нежизнеспособна. Когда
военпред на заводе заново тестирует узлы, уже прошедшие ОТК, чтобы из нескольких сотен выбрать те самые полдесятка, действительно
соответствующих ГОСТу, которые пойдут дальше по военному конвейеру, а с остальной рухлядью пусть разбирается промышленность
гражданская - такой КПД не выдержит никакая экономика, даже советская, с ее практически бесплатной рабочей силой.
Номенклатурное сословие, воссоздав сословие оружейников, сословие действительно имперское, практически по Марксу - породило
собственных могильщиков. Оружейникам была необходима подлинная Империя. Нет, мы тогда не произносили этого слова, нам ведь
приходилось определять свои координаты не просто на выжженном дотла культурном пространстве - это было бы еще полбеды. Но наше
культурное пространство было заполнено исковерканными, неузнаваемыми понятиями и символами, смысл которых поначалу доходил до нас "с
точностью до наоборот". Мы мучительно доискивались подлинных смыслов, с нечеловеческим напряжением вырывались из болота
"образованщины", и понимание того, насколько еще этот процесс далек от завершения - едва ли не главное наше отличие от все науки
превзошедших либерал-комсомольцев, искренне полагающих себя вершиной развития человечества.
Но все, что нам было действительно необходимо, что, собственно, только и могло дать нам реальную почву под ногами, просто дать
гарантии нашего существования, выводившее нас из разряда исторических курьезов, социальной флуктуации, возникшей по прихоти хозяев и
обреченной исчезнуть, как только тем надоест играть в "сверхдержаву" - была Империя. Не форма государственного устройства, не
агрессивный монстр, как в старом анекдоте - "пожирающий все на своем пути"... Но живой социальный и экономический организм,
вмещающий в себя множество образов жизни, субкультур, этнических и региональных хозяйственных особенностей, наконец. Не заставляющий
всех скопом изображать "социалистическую экономику" или "свободный рынок", не вынуждающий никого имитировать прыжки в ширину - из
байского раннего феодализма - в "новую историческую общность", из родоплеменного уклада - в "свободное демократическое общество". Та
самая "цветущая сложность", при которой все живое и жизнеспособное не загоняется в подполье, за наспех размалеванную ширму - чтобы
подпасть там под контроль уже откровенных бандитов. Империя - это, если угодно, экзистенциальная категория, "способ наиболее
интенсивного существования социальных тел", способ, при котором реально, а не декларативно, требуется "от каждого - по способностям"
, а воздается... Воздается, наверное, "каждому - по вере его..." Способ не дающий забыть о том, что "Человек - это то, что дОлжно
превзойти!" А не желающих помнить об этом опускает вниз, если не на самое дно, то, во всяком случае, в безвестное захолустье, а
делается это резким толчком или мягко и плавно, за несколько поколений - это уже технические детали...
Королев, Курчатов, Туполев и сотни других генералов от ВПК вряд ли понимали подлинный смысл хрущевского переворота, но не могли не
почувствовать - мгновенно наступила другая эпоха. Раньше, хотя это и не произносилось вслух, но было очевидно: страна работала на
них. После - они работали на партию, на хозяев: Просто страна работала на них, как на породу, популяцию, подвид. И сама работала над
ними, как умелый селекционер - заботливый к породе, следовательно - безжалостный к особям. Это, по-видимому, самый быстрый и
эффективный селекционный механизм - поставить невыполнимую задачу и, выхватывая почти вслепую кандидатов с самого низа, мгновенно
отбраковывать несправившихся, пока не находился тот, кто делал задачу выполнимой. Значит - на своем месте. При таком механизме не
могла быть проиграна, к примеру, лунная гонка - просто ее выиграл бы другой, если не справлялся Королев. Новая же реальность,
низвергая породу в холуи, давала персональные гарантии особям - не только гарантии неприкосновенности, но и гарантии пожизненности
былых заслуг. И заслуженные генералы от науки (человеческой своей составляющей) приняли перелом с радостью - хотя видовой инстинкт
не мог в них не бунтовать: как против самого переворота, так и против этой <человеческой, слишком человеческой> радости своих
носителей. Именно поэтому у каждого из них с тех пор время от времени прорывались непонятные окружающим горечь и какое-то
безадресное отвращение - это отвращение было в первую очередь адресовано самим себе, как предателям интересов вида.
Вершина существования Советского Союза - Сталинский проект - представлял собой идеальный тип предельной эффективности. По видимому,
люди просто не в состоянии долго выдерживать существование с такой интенсивностью. И бросаются в куда более мерзкую крайность -
предельный гуманизм прав человека и прочей политкорректности. <Дух утонул в брюшном сале>. Стоило бы, правда, оглянуться на опыт
скандинавских стран - там, где дух либерального гуманизма и всяческая социальная защищенность достигают максимума, начинается
эпидемия самоубийств. Человек все-таки не в состоянии жить без высшей цели.
Подлинная Империя представляет собой идеальный компромисс между эффективностью и гуманизмом, между напряжением сталинского проекта,
рассчитанного все-таки на сверхчеловеков, и брюшным салом сегодняшнего мироустройства. Империя ставит планку выше возможностей
особи, заставляя ее преодолевать себя, и отстраняет уставших мягко, но непреклонно.
"...Простая механическая громадность и голое количество враждебны человеку, и не новая социальная пирамида соблазняет нас, а
социальная готика: свободная игра тяжестей и сил, человеческое общество, задуманное, как сложный и дремучий архитектурный лес, где
все целесообразно, индивидуально и каждая частность аукается с громадой..." (Мандельштам)
Впрочем, сталинский проект был отягощен слишком многими привходящими обстоятельствами. Не стоит забывать, что, во-первых, это была
рефлекторная реакция рвущейся к мировой гегемонии страны на поражение в первой мировой войне. Если не впадать в дилетантские
причитания о злых большевиках, на деньги немецкого генштаба учинивших революцию в уютной и благополучной стране, то нельзя не
увидеть, что революция была всего лишь одним из этапов русского модернизационного проекта. Она была естественным продолжением
идеологии <русского космизма>, начиная с полубезумных Федорова и Циолковского. Стоит вспомнить Платонова, завершавшего создание
идеалистической коллетивистской идеологии с мощным зарядом устремленности в будущее и реконструкторским пафосом вплоть до
эсхатологии. Идеология была изначально заточена под технический и социальный рывок, при этом прекрасно сочетаясь с монархическим
устройством. Другое дело, что внутренние социальные механизмы империи должны были достаточно быстро демонтироваться. После резкой
научно-промышленной модернизации (разумеется, без всякого разорения деревни) должно было произойти форсированное отстраивание новой
и более жизнеспособной сословной иерархии. К сожалению, выдохшиеся старые имперские элиты оказались неспособны на столь серьезные
усилия:
Сталину же пришлось начинать с насилия. Любая революция (в том числе нынешняя <демократическая>) выносит на поверхность
деструктивный слой <профессиональных революционеров>, адреналиновых наркоманов, чувствующих себя уютно только в стрессовых ситуациях
и продолжающих вольно или невольно эти ситуации провоцировать. Никакое мирное строительство невозможно без отстранения этого слоя.
Будем надеяться, на этот раз удастся отстранить их бескровно: В сталинском же случае это было просто невозможно. И потому, что
кровавая революция превратила этих людей в профессиональных убийц, которые готовы были драться за власть до конца. И потому, что в
его случае речь шла по большей части не об адреналиновых, а о самых обыкновенных наркоманах (вспомним, что гражданская война
посадила практически всех руководителей первого призыва на <матросский чаек> - спирт с кокаином), а это уже совсем другое
мировосприятие... И этот кровавый отсвет искажает пропорции для внешнего наблюдателя, сам проект остается неразличим.
Но, на радость прогрессивной общественности, все закончилось в пятьдесят третьем, когда произошла консолидация разнородных элементов
властной вертикали - недобитые последыши революционных убийц, плюс - недоотстраненные ликвидаторы этих убийц, плюс -
неопартноменклатура (задумывавшаяся Сталиным как времянка буквально на пять-десять переходных лет), плюс - наименее пригодная часть
новой технократии (возникшая из-за спешки), которая, именно в силу своей малопригодности, охотно пошла на союз с вышеперечисленными
против качественной части технократии.

Что же касается <Империи и демократии> - стоит напомнить, что Британская Империя всегда была наиболее демократическим государством
Старого Света, и основополагающий документ, на основе которого и были потом выработана концепция "прав человека" - "Habeas Corpus
Act" - был рожден на заре ее могущества. Другое дело, что права эти распространялись только на жителей метрополии, с колониальными
народами все обстояло гораздо сложнее, но понятий "колония" и "метрополия", напротив, совершенно не знала Империя Российская - хоть
в до-, хоть в послепетровской редакциях...
Когда тот же Сахаров на вопрос: "В чем смысл жизни?" уверенно и не задумываясь отвечал: "Смысл жизни - экспансия" - никто ведь не
предполагал, что имелась в виду вооруженная агрессия против всех, кто под руку подвернется! Но труд ученного и труд популяризатора
науки, монашеский подвиг и миссионерское служение, труд крестьянина, непрестанно окультуривающего и очеловечивающего окружающий
ландшафт, труд врача, учителя, инженера - именно это и есть подлинная экспансия. Имперская экспансия есть в первую очередь экспансия
культурная, экспансия системы ценностей и разумного жизнеустройства. И вооруженная мощь необходима Империи преимущественно на тот
крайний случай, когда ее культурной экспансии пытаются противопоставить грубую силу - ибо ее оппонентам, как правило, больше нечего
ей противопоставить. Именно поэтому Штаты, с тех пор, как примерили мантию единственного распорядителя мировых судеб, вызывают
растущее отторжение - ну, не тянут утенок Дональд и кролик Роджер со "Сникерсом" наперевес и с мультипликационным лепетом о
политкорректности и правах сексуальных меньшинств, на имперскую культуру. И никогда не потянут, каким бы числом "Томагавков" и
бомбардировщиков "Стеллз" эти потуги бы не подпирались....
Русская же государственность вообще не знает неимперского способа существования - другое дело, на каком отдалении от "идеального
типа" Империи располагалась каждая конкретная модель. Даже, повторим еще раз, даже карикатурный Совок, являя собой пример "от
противного", находился, тем не менее, в той же системе координат... Стоит начать перестраивать Россию в "не-Империю" - как она
немедленно начинает рассыпаться в труху...
Можно, кстати, представить Пушкина, писавшего "Клеветникам России", когда казаки разъезжали по улицам не Грозного, а цивилизованной
Варшавы - ненароком перенесенного в девятьсот девяносто, к примеру, второй... Вот была бы радость "демократической прессе"! Вот был
бы матерый "русский фашист"! Насмерть бы затравили, без единого выстрела, куда там дилетантам - Геккернам с Дантесами! Да и
Мандельштама до кучи - написал же в четырнадцатом году - "Поляки, я не вижу смысла// в безумном подвиге стрелков..." Типичный
душитель национально-освободительного движения! Да еще добавившего в середине тридцатых, что не ощущает морального права оставаться
"единственно правым", когда заблуждается весь народ... Законченный же сталинист! О Лермонтове, по видимому, воспитанному человеку и
заговаривать не следует - боевой офицер, в Чечне той же самой... Кем там ему полагается быть? Убийцей и мародером? Насильником и
садистом? Ну-ну...
Самый, наверное, откровенно-имперский поэт Бродский, когда "три мужика в бане", чтобы избавиться от всем надоевшего Горбачева,
разодрали в клочья тело Империи, написал абсолютно бешеный текст - "На независимость Украины". Текст, который до сих пор, кажется,
не удосужился опубликовать никто, кроме национал-большевистской "Лимонки". Политкорректность оказалась важнее литературы. Да и что
им, собственно говоря, Бродский? Не Сорокин же, в самом деле, не Бренер с Куликом, не Баян Ширянов. У них своя тусовка...
Русская культура, в особенности - литература, неотделимы от имперской судьбы не только биографиями главных героев, но и по основному
своему посылу - максимальному нравственному напряжению, не желании никаких других истин - только <последнюю правду>:
Потому и выдают ущербность своего читательского опыта сторонники <демократической> (в сегодняшнем понимании) России - они либо не
осознают того, что в этом случае им придется отказаться от всего своего культурного багажа, как от имперского наследия и начать с
нуля создание новой, партикулярной, бюргерской культуры (что, действительно, может оказаться возможным в пределах Московского
княжества или вольного города Санкт-Петербурга, в рамках же единой России - никогда), либо же прекрасно все осознают - но не видят в
этом ничего особо катастрофичного - для себя...
Повторю еще раз - мы были обязаны разрушить Совок - просто чтобы обрести почву под ногами, получить гарантии собственного
существования, выйти из разряда исторических курьезов, социальной флуктуации, возникшей по прихоти хозяев и обреченной исчезнуть,
когда им надоест играть в сверхдержаву. Но вчерашние хозяева, слегка перестроив ряды, сумели удержаться у руля - и оказалось, что мы
сменили наше прежнее, ненадежное положение на новое - откровенно катастрофическое. Наш замах, как в том же айкидо, был использован
против нас же. Или... они вовремя сумели распознать грозящую опасность? Была ли вообще революция? В смысле - мы ли ее учиняли? Ведь
по всем прикидкам выходило, что объективно все должно было начаться в десятых - двадцатых годах ХХI века - когда и мы были бы уже
готовы... Действительно ли последнее Политбюро было так уж смертельно напугано блефом американских "звездных войн"? Или - гениально
сыграло страх, растерянность, невежество, шараханье из стороны в сторону - чтобы спровоцировать нас, еще только начинавших
перекликаться через их головы, чтобы поднять и повести по заранее размеченной тропе, как овец на бойню, за выращенными здесь же, при
бойне, вожаками-провокаторами?
Ну, хорошо, отставим в сторону домыслы и предположения - пока. Не будем впадать в манию величия, утверждая, что элиты советского и
постсоветского Совка взяли курс на "Верхнюю Вольту без ракет" с единственной целью - избавиться от нас, как от единственных - пусть
даже только потенциальных - конкурентов на элитный статус. Но этот курс неизбежно приведет к нашему полному исчезновению - именно
как социальной группы.
Семенов и Капица, Тамм и Ландау, Королев и Курчатов, Зельдович и Харитон - в мире буфетчиков это всего лишь имена из далекого
прошлого, где-то между Колумбом и Гуттенбергом. Не то открыли чего, не то на рулетке выиграли... прославились, короче. Так же как
Державин и Пушкин, Тютчев и Бунин, Гумилев и Мандельштам, Ходасевич и Набоков. Имена. Не учителя, не авторитеты, не символы
определенной системы ценностей. В их мире нет места такой системе ценностей. В нем мы обречены биологически, у нас нет возможности
воспроизводства, наши дети будут определять свое место в мире, в котором они при всем желании не смогут нас продолжить - за
отсутствием нашей социальной ниши. Наши дети станут их детьми - если за оставшиеся пятнадцать-двадцать лет, пока мы еще на что-то
способны, не перевернуть картину мира. Они будут выбирать, скажем, не между физфаком и филфаком, а между экономическим и
юридическим - в лучшем случае. А в худшем - между карьерой бандита, наркокурьера или проститутки. Какие аргументы против мы сможем
привести, не выглядя при этом клиническими идиотами? Мы, проигравшие свою страну, свою войну, свою, а не воровскую свободу:.
Кроме всего прочего, только мы, имперское сословие профессионалов, кровно заинтересованы в сохранении единства страны - и в новом
собирании разлетевшихся осколков. Когда от единого государственного организма откалывается часть, ей неизбежно приходится упрощать
свою внутреннюю структуру, избавляясь от слишком уж специализированных образований.
Казанскому ханству не нужна будет космическая программа, для Московского княжества недопустимой роскошью окажется и гигантский
Физтех, и Институт теоретической физики. Новосибирская директория не потянет содержание Академгородка... Пусть вам об этом расскажут
десятки тысяч специалистов, съезжающихся в Россию изо всех стран СНГ (понятно, что не речь не о чеченских бандитах и не об
азербайджанцах на базаре). Только мы можем и должны остановить распад - просто из своих же шкурных интересов, чтобы не оказаться
запроданными на три поколения вперед в челноки, ларечники, рыночные охранники - и то, если сильно повезет...
Любые правые, левые, голубые и зеленые - это часть единого и недурно отлаженного механизма, неуклонно катящегося по пути к Верхней
Вольте без ракет. (точнее, нескольких десятков Верхних, Нижних, Дальневосточных и Казанских Вольт.) Хорошо организованный хаос.
Самобьющаяся баклуша.
Кроме всего прочего, разрушение естественной социальной структуры неизбежно приводит либо к большевизму, либо к нацизму. С
большевизмом более-менее ясно, что же касается нацизма - когда разрушена даже большевистская "наоборотная" социальная конструкция, а
неподлинность, "понарошечность" предложенного взамен карточного домика понимают уже все, включая самих хозяев (нет, нет, да и
выдадут себя быстрой вороватой оглядкой - не пора ли рвать когти? - или можно еще доворовать?) - вместо отсутствующей напрочь
социальной вертикали начинает стихийно складываться стратификация горизонтальная - как в неустойчивой региональной форме, о которой
уже упоминалось, так и в куда более устойчивой - этнической и конфессиональной. Причем крах региональной модели (когда стало
совершенно очевидно, что модель "мы - куряне", "мы - калининградцы", "мы - красноярцы" - несла исключительно негативный заряд,
годилась для противостояния с "федеральным центром" - и только) даст новый толчок к развитию этнической горизонтали. Нацизм вообще
психологически наиболее уютная идеология - в том смысле, что не требует от человека ничего "преодолевать"... Нацист - в рамках своей
идеологемы - принадлежит к "элите" самим фактом своей принадлежности к "избранному народу", ему не надо прикладывать никаких усилий
для подтверждения своей избранности, и он не может быть лишен этой избранности ни за какие проступки. Именно поэтому стихийный, без
жизнеспособной элитной группы, процесс структуризации народа, процесс "бегства от хаоса" - направляется по этому пути - пути
наименьшего сопротивления. И именно поэтому нацизм наиболее враждебен имперской идее, основывающейся исключительно на "преодолении",
"достижении", "устремленности"... Империя не может быть этноцентрична, она по определению устремлена вовне, она нацелена на
вовлечение новых стран, народов, культур в ойкумену имперского мира. Империя сословна - и человек непрерывно обязан доказывать свое
право на социальный статус. Империя никому не выдает вечных индульгенций...
Человек проживает свою жизнь под знаком вечного вопроса: "Не говори мне, от чего ты свободен, скажи, для чего ты свободен?" Едва ли
не самой главной функцией элиты во все времена было - неустанно объяснять человеку, для чего он свободен - равно, как функцией
советской антиэлиты было - разъяснять ему, для чего (точнее, во имя чего) он несвободен. Именно поэтому сегодня общество пребывает в
хаотическом состоянии - ни одна из сегодняшних действующих элит не способна ни на то, ни на другое. А неподалеку - учителя в
нарукавных повязках со свастикой толково и с огоньком объясняют каждому желающему, от чего он свободен. Хотя откуда все взялось -
достаточно понятно. Никто же не мог в свое время предвидеть, что здоровье дедушки Ельцина отменит всяческие мечтания о третьем
сроке. А для акции "Голосуй или проиграешь - 2" коммунистическая страшилка уже не годилась. Политическая машина, действующая по
законам шоу-бизнеса, нуждается в непрерывном форсировании, в нагнетании повторяемого приема, наращивании спецэффектов. Слишком
многие твердо встали на позицию "Оба - хуже!" А вот какой-нибудь вытащенный из рукава Баркашов - или кто бы там оказался более
подходящим фюрером - не в персоналиях же дело - был бы идеальным воплощением образа "...проиграешь". С таким загонщиком
президентские егеря могли бы расслабиться, как в теплой ванне - электоральное стадо само дружно ломанулось бы под хозяйский
выстрел...
Да, сегодня нет уже того дедушки. Но все люди, придумывавшие эти убогие кунштюки для него (и для себя, естественно) остались. И они
прекрасно понимают - если продолжится путинский курс, если к власти окончательно и бесповоротно придут люди, отличающие рынок от
воровства, а демократию - от развала страны, то завтра, заведя уголовные дела на всех вчерашних хозяев, потребуют их выдачи у стран,
куда те обязательно успеют свалить. А в этом случае могут ведь и в самом деле выдать... А вот если вместо нормальной власти
возникнет что-нибудь людоедское - тогда им всем политическое убежище будет гарантировано. Так что не надо обольщаться - люди,
оплачивающие проект <Чубайс (Хакамада, Немцов, Явлинский - нужное подчеркнуть) или нацизм>, прекрасно понимают, что ни у Чубайса, ни
у Хакамады в таком раскладе нет никаких шансов. И их это, в принципе, устраивает. Главное - не дать <электорату> увидеть
альтернативные пути развития.
Сегодня в России есть только две реальные силы с видами на будущее - это нацизм и Империя. И, как обычно, у Империи гораздо меньше
шансов. Но так ведь и положено.
Война продолжается. Люди отошли от шока первых десяти революционных лет. Возникают первые группы, первые структуры. Московские
<Бастион> и <Русский Удод>, питерский <Имперский Генштаб>, десятки провинциальных команд. Их, кстати, не финансирует никто. Люди,
умеющие зарабатывать деньги и ценить свое время, не жалеют ни того, ни другого на становление новой идеологии, хотя и понимают, что
сами не успеют увидеть плодов своего труда:
Кстати, стоит обратить внимание на то, что вся сегодняшняя российская фантастика носит исключительно имперский характер. А это -
очень серьезный симптом. Фантастика, как самый живой литературный жанр, наиболее четко ловит вектор социальной динамики. Вспомним,
что фантастика шестидесятых-семидесятых занималась исключительно социальными и национальными проблемами (вторых, правда, критика
старалась не замечать) за несколько десятилетий до того, как они вышли на политическую поверхность. Кстати и американская фантастика
тех же времен точно так же опережала свое общество, четко демонстрируя свою заточенность на борьбу с Союзом социальными методами.
(Не только азимовская эпопея, но и такие вещи, как <Поворотный пункт> Пола Андерсона и десятки других - но это уже отдельный
разговор.)

Может быть, еще слетаем к звездам?
==========

ivan_ghandhi
2004-02-10 14:41 (ссылка)
Убедительно - только пропущен один интересный момент. Моральный. Из-за которого я так и не смог уговорить себя пойти работать за
колючую проволоку. Потому что почти всё, что вы, ребята, делали - это орудия убийства других людей. Гордиться тут совершенно нечем,
даже если вы совершали научно-технические чудеса. Честные профессионалы вполне могли совершать такие же чудеса и на мирной почве.

Главное дело, я никогда не понимал, каким образом армянин может надеяться вообще на признание российских сограждан. Они же, что ты
им ни делай, хоть мёдом обмажь, всё равно будут обзывать ЛКН. То же самое и с евреями.

Мило, конечно, быть таким абстрактным техническим идеалистом, но если, к примеру, у тебя дети... ну или когда они появятся - то надо
уже как-то более реалистичным, что ли, быть.

Был один такой выдающийся профессионал по расчёту прочности буровых установкок (по его учебникам до сих пор учатся); и вот его сын
тоже вырос честным человеком и написал дипломную работу (он экономист) о преимуществе капиталистической системы. Он не виноват, это
результаты расчётов. Дальше этого сына стали таскать по тюрьмам и дурдомам. И даже когда ему пришло приглашение из Израиля, то вышла
закавыка - в приглашении у него отчество "Абрамович", а он был Арамович.

Ну да, ну да, давно дело было, и все уже давно уехали куда следует. Но когда начинаются эти ностальгические песни, то как-то
вспоминаются всякие реальные случаи из реальной жизни. И как профессора Минца, при всех его способностях (нынче в Стэнфорде
работает) выкинули из Математического института... И как ещё одного моего знакомого математика за политику выкинули из "ящика", в
котором он какие-то хитрые алгоритмы изготовлял.

Не надо ля-ля, что вы там, по ящикам, не осуждали по указаниям Израильскую военщину и её наймита предателя Солженицына. Не осуждали
бы - вам бы не дали спутники делать, а спутники вам ведь были важнее чести, верно?