ЧЕЛОВЕК СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Александр Васильев: "Мода - это коллективное сумасшествие"
Сергей Шаповал
Театральный художник, оформляющий спектакли во многих странах мира, главный художник Национального русского театра Литвы,
коллекционер, историк моды, написавший несколько книг и выступающий с лекциями от МГУ до Австралии, декоратор интерьеров, успешный
бизнесмен - все это об одном человеке. Александр Васильев сегодня активно работает в России, которую покинул в 70-е годы. Именно в
Москве он отметил в декабре свой сорок пятый день рождения.
- Александр, у вас много различных занятий, как бы вы могли себя представить?
- Театральный художник, историк моды и декоратор интерьеров. Это не редкость в русской культуре, в эпоху Серебряного века таких
людей было немало. Специализация пришла позже. Если мы заговорим о Бенуа, мы скажем, что он историк искусства, театральный художник
и живописец. Дягилев был композитором, импресарио и издателем. Гончарова была художником, создателем моды и театральным декоратором.
- То есть вы встаете в один ряд с деятелями Серебряного века?
- Это так. И дело здесь не в завышенной самооценке. В Париже я воспитывался художниками "Мира искусства", моими наставниками были
Добужинский и Бушен. Иначе и быть не могло.
- Если бы не было парижского периода, ваша жизнь сложилась бы иначе?
- Разумеется. Париж дал мне мои знания, семь языков, на которых я говорю, позволили получать информацию не только по-русски. Я
обожаю русский язык, стараюсь говорить правильно и разнообразно. Должен сказать, что сегодня в России по-русски говорят очень плохо.
Меня убивает, когда кинореклама начинается со слов "прикольный фильм". Мне нравится космополитичность, именно благодаря ей я получаю
информацию, которую, живя в России, я не получил бы никогда. Останься я здесь, я был бы сыном своих родителей: ни папа, академик
живописи, ни мама, профессор, не оставили бы меня без работы. Но я проиграл бы в универсализме и широте кругозора.
- Как вы определяете понятие "мода"?
- Мода - это манера жизни. Это понятие не имеет исключительного отношения к одежде, было бы совершенно неверно так считать. Мода
имеет отношение ко всему кодексу нашего поведения: манере ходить, сидеть, разговаривать, лечиться теми или иными лекарствами,
заводить тех или иных животных, ездить на тех или иных автомобилях, одеваться в ту или иную одежду, причесываться так или иначе.
Мода меняется и накладывает существенный отпечаток на нашу жизнь. Если говорить более емко, то мода - это коллективное сумасшествие.
Меня - и, похоже, только меня - очень волнует, что в России до сих пор нет музея моды, который есть во всех цивилизованных странах
мира. Как мне сказал министр культуры Швыдкой, в России существует более двух тысяч различных музеев, и все они обращаются к
государству за дотациями, поэтому о музее моды никто не будет и разговора заводить. Я предлагал выставить мою огромную коллекцию, но
никто не проявил интереса. В ней около десяти тысяч предметов от начала восемнадцатого до конца двадцатого века, она путешествовала
по Австралии, Южной Америке, Бельгии, Франции, Англии, Швейцарии.
- Вы занимаетесь историей моды, имеете возможность сравнить разные страны. Какая из них, по-вашему, самая стильная?
- Конечно, Италия! Это самая прекрасная страна мира. На ее территории самый красивый город мира - Рим, она создала самую
замечательную музыку, самую замечательную живопись и архитектуру, мода сегодняшнего дня идет из Италии, там уникальная кухня, и там
живет самый веселый народ Европы. Я готов поехать в Италию в любой момент, в другие страны - надо подумать.
- А как же Франция?
- Франция - страна огромного вкуса, но не огромного стиля. Без обсуждения можно признать, что именно Франция обладает самым
рафинированным вкусом. Кто еще мог бы позволить себе вариации на тему серого цвета? Никто. Французы создали Париж - поэму серому
цвету.
- Что в этом плане вы можете сказать о России?
- Россия - это страна, где я родился, я к ней испытываю больше чем любовь. Она моя боль и страсть одновременно. Сегодняшнее ее
состояние мне не нравится, что я серьезно переживаю. Меня повергает в уныние здешний стиль жизни, а вульгарность просто убивает.
Россия из уникальной страны постепенно превращается в страну банальностей.
- Что вы берете за точку отсчета?
- Царскую Россию. Все сравнения я делаю с 1913 годом. Советский период был для меня самым глухим, ни в моей жизни, ни в жизни моей
семьи он не оставил глубокого следа. Я его забыл, как кошмарный сон. Россия советского времени была закрытой, поэтому она напоминала
компот из сухофруктов. После открытия в этот компот посыпались мухи и сделали его несъедобным.
- Российская вульгарность, по-вашему, органична или привнесена извне?
- Она пришла из-за границы. Из-за сложной экономической ситуации в России сюда направилось все самое дешевое. Дорогое пришло тоже,
но позднее. Первыми на российском рынке оказались китайские и турецкие товары в плохом исполнении. Вслед за ширпотребом пошли
дешевые фильмы, дешевые машины, бывшие в употреблении, и неликвид в моде. В Россию двинулись фирмы, не пользующиеся популярностью на
Западе, их в шутку называли: "Горелово", "Неелово", "Неурожайка" тож. Россия стала сливной ямой. Еще один важный момент - плохое
знание иностранных языков. В отличие от царских времен, когда в каждой приличной семье у ребенка было три учителя - английская мисс,
немецкая фройляйн и французская мадемуазель, в советскую эпоху методика преподавания языков была чудовищной. Контакты с Западом в
90-е годы в силу незнания языков строились чаще всего через бывших соотечественников третьей или четвертой волны эмиграции. Если
учесть качественный состав этих волн, становится понятно, почему в России оказались все эти "шедевры стиля".
- Давайте представим себе фантастическую ситуацию: в Италии разрушается производство, ее заваливают китайские и турецкие товары. Там
тоже восторжествует вульгарность?
- Не знаю. Я даже не могу представить себе такую ситуацию.
- Как возникает мода: ее создают стилисты или они в своей работе следуют за тем, что витает в воздухе?
- Мода - это зеркало истории. В моде отражаются войны, космические исследования, экономические взлеты и падения, кино, личности
людей, например, принцесса Диана или Мэрилин Монро, и так далее. Это огромная мозаика, из нее и рождается мировая мода. Здесь нет
рецепта, моду можно отнести к миру магии и волшебства. Многое зависит от атмосферы в стране, господствующих моральных ценностей. Я
без конца езжу по России, часто возглавляю жюри на местных конкурсах моды. Могу сказать о двух главных направлениях моды, они очень
многое говорят о нынешнем состоянии России. Я определяю их как "шалашовки" и "исламистки". Все национальное отвергнуто как ненужное.
Если в советское время было засилье национального узора, кружева, вышивки, льна, то сейчас мы не найдем ни одной формы русского
костюма. Скажем, о сарафане сегодня и разговор заводить не стоит: как его скроить - никто не знает. Что характерно для "шалашовки"?
Трусики, лифчика не надо, небольшое болеро, зверский грим и сигарета. Второе направление говорит о влиянии возрождающейся здесь
мусульманской религии. Ситуация читается таким образом, что "шалашовки" представляют христианство, противостоя "исламисткам". И что
мы видим? "Исламистки" одеты в добротные ткани, они представляют тип одалиски из гарема, которая не позволит себе ходить полуголой,
как это делают "шалашовки". Тут даже не нужно задаваться вопросом: у кого моральные ценности выше? Это свидетельствует о моральной
катастрофе, которую переживает сегодня Россия.
- Главным объектом притяжения-отталкивания для России стала Америка, ее вы можете отнести к стильным странам?
- Нет. Я много работал в США, часто туда езжу. Это деревенская страна, она очень пошлая, может быть, самая пошлая, там состоялся
триумф кича. То же можно сказать и о Германии.
- Расскажите о вашей мастерской интерьеров.
- Это мой новый бизнес в России. Он связан с частными заказами на создание интерьеров.
- Они очень дорогие?
- На российском рынке наши интерьеры не самые дорогие. Наш проект стоит 200 долларов за квадратный метр. Проект студента-выпускника
стоит 100 долларов за квадратный метр, если брать верхнюю планку, то она находится между 500 и 1000 долларов.
- Вы могли бы нарисовать усредненный портрет вашего клиента?
- Это человек, который любит старину и хочет создать уют в старинном стиле. Ему хотелось бы жить сегодня в аристократическом стиле.
- Аристократический стиль подразумевает некое конкретное время?
- Да. Кто-то хочет как в восемнадцатом веке, кто-то - как в девятнадцатом. Для нас тут нет проблемы.
- Но ведь вы можете сделать интерьер квазисемнадцатого века?
- Это зависит от средств, которыми располагает заказчик. Мы можем на аукционах купить подлинные вещи, это не составит особого труда.
После нашего интервью я должен буду заехать к одной миллиардерше, которой я делаю интерьер квартиры. Она хочет проект плюс некоторое
внимание. Я готов.
- У вас много клиентов?
- Это секрет фирмы.
- Какой из видов вашей деятельности сегодня финансово наиболее успешен?
- Все вместе. Моя книга "Красота в изгнании" стала бестселлером, успешны лекции, которые я читаю, успешны и спектакли, которые я
оформляю по всему миру. Очень важны авторские права за восстановление постановок. Это означает, что я получаю проценты при каждом
восстановлении "Щелкунчика" или "Ромео и Джульетты". Но я не могу себя причислить к разряду богатых людей, говорю об этом без
всякого кокетства. У меня есть несколько недвижимостей, но у меня нет свободных миллионов.
- По всей видимости, у вас очень жесткий режим деятельности?
- Очень. У меня все расписано на полтора года вперед. У меня ничего не может быть вдруг. Недавно мне предложили срочно слетать в
Магнитогорск и прочитать лекцию, причем готовы были заплатить большие деньги. Но я не могу вклинить даже прибыльное дело в свое
расписание. Я уже кому-то дал слово, а это для меня важно.
- А вас никогда не охватывает тоска от того, что вы уже сегодня знаете, что будете делать, скажем, в марте следующего года?
- Никогда! Я это называю по-другому - предвкушение. Я смотрю в расписание: "Ой, я скоро должен лететь в Лас-Вегас". Я составляю
список всего, что мне нужно будет сделать в те дни, когда я буду там. Я предвкушаю эту поездку. У меня плановое хозяйство.
- Но именно плановость лишает жизнь авантюрности.
- Я сейчас даю вам интервью - это авантюра.
- Каково ваше представление о счастье?
- Счастье - это иметь свободное время и ничего не делать. Со мной это случается редко.
- Выходит, все сказанное вами описывало каторжное существование?
- Каторжное, но очень приятное, очень комфортабельное. Я абсолютно неленивый человек. Например, сегодня с утра я ездил в Измайлово
на вернисаж покупать вещи для коллекции, потом в течение трех часов я читал лекцию, теперь я разговариваю с вами, потом я заеду на
чай к миллиардерше, после чего сяду в поезд и уеду в Литву, меня с утра ждет работа. К тому же у меня там имение, в котором я
развожу розы. Сейчас я восстанавливаю сорта роз, выведенных в России в девятнадцатом веке. Они сохранились только в Англии, там я и
купил саженцы. Это сорта "Генерал Шаблыкин", "Звягинцев" и "Малахов". Я очень хочу их восстановить.
- Может быть, вы знаете о своем предназначении?
- Я уверен в нем. Решение принимал не я, оно было мне ниспослано. Все, что я делаю, направлено на просвещение людей. Я хочу, чтобы
люди стали лучше.
