25 ДЕКАБРЯ. Le Temps.
"Каннибализм? Это в высшей степени культурный акт!"
Анна Льетти
В Касселе продолжается процесс над каннибалом Армином Майвесом, который, как
предполагается, завершится не раньше конца января. Суд выслушал показания
последних свидетелей, рассказавших, как они, став кандидатами на съедение,
избежали этой участи - к их великому сожалению. Они подтверждают, что
программист из Германии имеет мало общего с типичным серийным
убийцей-антропофагом, таким, например, каким был русский Чикатило. На сей
раз мы можем действительно говорить о каннибализме, говорит Мондер Килани,
профессор Института антропологии и социологии Лозаннского университета.
- В чем разница между Армином Майвесом и психопатом-антропофагом а-ля
Ганнибал Лектер?
- Здесь речь не идет о спонтанном, тайном, совершаемом в уединении акте
серийного убийцы. Это поступок, спланированный чуть ли не публично,
возведенный в ритуал и в значительной мере обоюдный: этот человек дал
соответствующее объявление в интернете, на него откликнулось немало
добровольных партнеров, а жертва разделила с ним трапезу в виде куска
собственного тела. Более того, германский людоед отверг нескольких
кандидатов, дав тем самым понять, что не будет поедать первого встречного.
Здесь мы явно близки к традиционному обряду людоедства, который предполагает
интерактивные отношения между едоком и поедаемым.
- Каков смысл этого акта в традиционных обществах?
- Поедая себе подобного, ты обретаешь его качества, его ценности, его
храбрость. Того, кого едят, любят и ненавидят, но, конечно, его личность
берется в расчет: кого попало не едят. Другого едят потому, что когда-то он
сам съел кого-то из наших предков: качества, которые мы приобретаем,
питаются качествами предков, съеденных теми, кого мы собираемся съесть. Это
не уничтожение другого человека: это ритуал, передающийся из поколения в
поколение. Впрочем, когда каннибализм не носит чисто символического
характера, этот акт является редким: в принципе поедать себе подобного -
табу; чтобы нарушить его, за разрешением обращаются к богам.
- Какое отношение имеет Армин Майвес к этим ритуалам далеких эпох?
- О поступке этого человека как таковом мне трудно судить: свое слово должен
сказать психиатр. Но я могу констатировать, что этот акт нас завораживает.
Причина, я думаю, состоит в том, что каннибальские импульсы прочно
присутствует в нашей культуре и структурируют наше воображение. Почитайте
сказки и мифы, начиная с "Красной Шапочки", вспомните о языке влюбленных, а
также о христианстве.
- Вы имеете в виду евхаристию?
- Да. Одно из главных разногласий между протестантами и католиками возникло
в XVI веке: первые обвиняли вторых в идолопоклонстве на том основании, что
во время мессы правоверные должны есть тело Христа. Это была эпоха, когда
Европа открывала для себя "дикарей-каннибалов" Нового Света, а полемика
разгорелась как раз в Бразилии - стране, по соседству с которой проживали
эти "варварские" народы. Я думаю, что каннибальский фантазм (образное
представление, возникающее без реального раздражителя. - Прим. ред.)
универсален.
- По мнению психиатров, вся разница состоит в том, что отделяет фантазм от
перехода к реальному акту. Что скажет по поводу этой разницы антрополог?
- Он скажет, что в некоторых обществах каннибализм явно не является
симптомом нарушения регламентации, ибо он сам регламентирован и социально, и
в религиозном плане: это в высшей степени культурный акт. Антрополог, как и
психиатр, не судит о том, хорошо это или плохо. Для него важно, в данном
случае, пояснить, что людоедство - это не то, чем его представляют, это не
акт чистого дикарства, борьба с которым послужила оправданию истребления
населения Нового Света.
- Но ведь убивают людей! Как вы, специалист по каннибализму, решаете для
себя лично эту моральную проблему?
- В каннибализме меня интересует то, в какой мере он помогает понять мое
собственное общество, в том числе его разрушительный потенциал: мы не так уж
далеко ушли от каннибализма. Вспомним, что народы Нового Света, которых
Христофор Колумб называл "каннибалами", были открыты в тот момент, когда по
Европе катились войны, сопровождавшиеся невероятными жестокостями. Именно
поэтому Монтень считал более варварским "поедать человека живьем, чем съесть
его мертвым". В частности, знаменитый писатель указывал пальцем на акты
настоящего каннибализма, имевшие место во время войны между католиками и
протестантами.
Если говорить о более близких к нам временах, то я могу констатировать:
несмотря на все разговоры о морали и разуме, мы продолжаем вести
истребительные войны. Каннибал менее жесток. Он говорит: я тебя съем по
такой-то причине и таким-то образом. Так кто же в большей степени варвар?
