У Ольги Аросевой давно не было новых ролей, а сейчас в Театре Сатиры ставят
спектакль специально для нее. Пьеса называется "Вышел ангел из тумана". Во
время репетиции Ольга АРОСЕВА встретилась с корреспондентом "Известий"
Алексеем ФИЛИППОВЫМ. Она рассказала о том, как интересно работается с
режиссером Никитой Ширяевым, о сюжете пьесы, о том, что театр должен учить
добру. Постепенно разговор зашел о прошлом Театра Сатиры.
- Вы были актрисой Плучека, а у него - при всем зрительском успехе - в одном
отношении судьба была не очень счастливой: о нем мало писали, его творчество
не анализировали...
- Дело было в жанре - к сатире у нас относятся с пренебрежением. К тому же
Плучек, человек большого таланта и огромной культуры, занимал уязвимое
положение: к официозу, как Товстоногов и Гончаров, он не примыкал,
ниспровергателем основ, как Ефремов времен "Современника", не был. Валентин
Николаевич никому не кланялся, но не был и фрондером - в таком случае от
тебя воротят нос и начальство, и прогрессивная общественность. Зато Плучек
был образцом высокого профессионала: он ставил прекрасные спектакли и сумел
собрать отличную труппу. Валентин Николаевич воспитал целое поколение
актеров: от Папанова (когда я пришла в наш театр, он играл в массовках) до
ставшего замечательным мастером Миронова. И при этом он - ученик
Мейерхольда - никогда не строил из себя мэтра, за которым должны ходить три
секретаря и стенографистка. Плучек любил и умел шутить, легко расковывал
артиста - на репетициях все время стоял смех.
- Вы ведь застали и прежний, доплучековский Театр Сатиры...
- Я начинала в Ленинграде, у Николая Павловича Акимова. Проработала там пять
лет, играла центральные роли, а когда Николая Павловича сняли, решила уйти.
Очевидно, он отрекомендовал меня тогдашнему главному режиссеру Театра Сатиры
Николаю Васильевичу Петрову - я даже не показывалась. Это был хороший
театр - очередными режиссерами работали Гончаров, Равенских и Плучек (он
пришел на месяц позднее меня). И артисты здесь служили прекрасные: Поль,
Хенкин, Лепко. А играли мы пьесы, разоблачавшие управдомов, - и публике это
нравилось, зал смеялся.
- Не кажется ли вам, что нынешний Театр Сатиры через голову Плучека
возвращается к тому, что было раньше, - легким комедиям, сатирическим
обозрениям?
- Обозрения - соблазнительный жанр, зритель их любит, в них можно занять
почти всю труппу. Но я не думаю, что наш театр уйдет в них целиком. В память
о Миронове мы сделали "Андрюшу", к юбилею театра тоже выйдет обозрение, в
форме обозрения будет и спектакль по Аверченко, о котором мечтает
Ширвиндт... Видите - их не так много, и это не те легковесные и пустые
обозрения, которые Театр Сатиры ставил раньше. Подождем - увидим: в нашей
труппе работают замечательные артисты, они могут и должны играть серьезные
роли.
- Похоже, что это сказано и для художественного руководителя.
- Мне кажется, он сам так думает.
- Среди прочего Театр Сатиры примечателен и отсутствием склок: даже передача
власти из рук Плучека в руки Ширвиндта прошла мирно. Неужели никакой
оппозиции не было и у молодого Плучека, возглавившего театр в 1957 году?
- Нет - он ведь тоже был своим. Он долго работал здесь ассистентом режиссера
и бил на репетиции в барабан. Плучек вошел в театр не как завоеватель, он у
нас вырос. А крови, склок, собраний в Театре Сатиры действительно мало.
Наверное, дело в том, что все наши ведущие артисты - и Хенкин, и Лепко, и
Поль, и Кара-Дмитриев, и Тусузов, и Менглет, и Папанов, и Миронов - были
самодостаточны. Они блистали в кино и на эстраде, зарабатывали отличные
деньги, у них не было зацикленности на театре. Плучек ахал: "Боже мой, после
репетиции все хватают чемоданы и куда-то разбегаются!"
- Он и на "Кабачок" жаловался. В разговоре с главой Гостелерадио СССР
Лапиным Валентин Николаевич назвал передачу "раковой опухолью на теле
театра".
- Дело было в том, что "Кабачок" дал актерам независимость - о нашей
тогдашней популярности сегодняшние звезды могут только мечтать. Плучеку было
обидно: публика приходит на его спектакль и хлопает, когда на сцену выходит
пани Зося. Но когда ему было нужно, он просил пани Монику съездить с ним - к
начальству или в больницу. Валентин Николаевич пытался соблюдать чистоту
нравов и высокого служения искусству, но понимал, что высокое приносит мало
денег.
- Сталин действительно дарил вам цветы?
- Так все и было. Это произошло на авиационном параде: мой отец, старый
большевик, в прошлом посол, а в то время председатель Всероссийского
общества культурных связей с зарубежными странами, взял нас с сестрой на
Тушинский аэродром. Трибун еще не было, все стояли прямо на земле, и Сталину
не понравилось, что дети ютятся сзади. Нас провели вперед, он спросил:
"Девочка, сколько тебе лет?" Я ответила, что 21 декабря мне исполнится
десять. А у него тоже день рождения 21 декабря. "Да ты моя ровесница.
Приходи 21-го, вместе праздновать будем!" И подарил мне букет. 21 декабря я
купила гортензию в горшке и поперлась в Кремль. Дошла до будки с часовыми,
охрана спрашивает: "Ты куда?" "К Сталину, на день рождения". Они, видно,
подумали, что я несу пулемет. Схватили мою гортензию, начали разворачивать,
я кричу: "Там цветок, осторожнее!" Потом они куда-то позвонили и сказали,
что Иосиф Виссарионович благодарит, но встретиться не может. Он сейчас
занят: "Иди, девочка, домой, а цветок мы передадим".
- Тактичные были люди.
- Конечно - могли ведь и пристрелить. Узнав об этом, отец схватился за
голову и долго ругал меня за то, что я не сказала, куда пошла. А я отвечала,
что меня пригласили в гости, - вот я и принесла подарок.
- Вашего отца арестовали перед войной?
- Нет, еще в 1937 году. Нас выселили из Дома на набережной, но маму не
тронули - они с отцом были в разводе. Тогда я уже мечтала о театре: я с
детства любила всех изображать. К тому же мой прадед был антрепренером и
имел свой театр, отцовская сестра стала актрисой, брат - актером. Сам отец
обожал читать вслух рассказы Чехова и Зощенко, а в нашем доме постоянно
устраивались самодеятельные вечера. Но я поступила не в театральное, а в
цирковое училище. В театральные вузы брали только после десятилетки, а я
закончила восемь классов. Может, я и осталась бы в цирке, но мне хотелось
быть наездницей, а лошадей в ту пору не было - они воевали. Я пробыла в
цирковом училище два года, экстерном закончила среднюю школу и пошла учиться
на актрису. А дальнейшее вам известно: Театр им. Ленсовета, Театр Сатиры -
вот и вся жизнь.
- Из чего она складывается сейчас?
- Свободное время я провожу на даче - обожаю цветы. У меня есть собака -
леонбергер Патрик. Он еще щенок, но когда становится на задние лапы,
оказывается выше меня. Этим летом я снялась в двух сериалах, играю в
антрепризных спектаклях. Их у меня четыре: "Афинские вечера", "Столетник",
"Нью-Йорк. Рози до востребования" и "Мама напрокат". Слава богу, что есть
антрепризы: в театре можно ничего не делать годами, а жизнь-то уходит. К
тому же это дает какие-то деньги. Не так давно я написала книжку, сейчас мне
хочется начать работать над второй. Актерская профессия - штука эфемерная,
то, что ты делаешь на сцене, исчезает вместе со спектаклем... Надо же
оставить после себя какой-нибудь след.
