|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
24.11.2003 10:55:18
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Практика Антонио Грамши. Красное двухлетие. "Ordine Nuovo".ч.2
> Опыт революционной борьбы за власть периода "красного двухлетия"
> 1919-1920 отражен в богатом наследии Грамши, опубликованном в целом
> томе русского перевода его сочинений -а ранее, в 1919-1920, в журнале
> "Ордине Нуово"(Новый Порядок). В своде статей выделяются отдельные
вехи,
> маркирующие процесс и развитие. Эти статьи ниже цитируются в узловых
> местах.
>
> "Политика и экономика, социальная среда и социальный организм всегда
> составляют единое целое, и одна из самых больших заслуг марксизма
> заключается именно в утверждении этого диалектического
единства",-писал
> Грамши еще во время войны, критикуя реформистов и синдикалистов за то,
> что они произвольно изолируют либо одно, либо другое. В период "Ordine
> Nuovo" представление о нерасторжимости экономики и политики является
для
> него, таким образом, давно и прочно завоеванной идейной позицией. Это
> частное выражение свойственного Грамши уже в то время глубокого
> понимания диалектики объективного и субъективного в историческом
> процессе.
>
> ГЛАВА 2
> ПРОБЛЕМА РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ ГРАМШИ ПЕРИОДА
> "КРАСНОГО ДВУХЛЕТИЯ" (1919-1920 гг.)
>
> (Из И.В. Григорьева "Исторические взгляды Антонио Грамши", М. 1978.
Стр.
> 66-119)
>
(продолжение)
Исходная посылка созданной Де Леоном теории "индустриальной" организации
пролетариата состояла в том, что пролетарская революция не означает
произвольное творчество нового, но высвобождает из узких рамок
частнособственнических отношений и, ставит на службу всему обществу уже
созданную капитализмом высокоорганизованную систему индустриального
производства. Очевидно, что в этой своей части идеи Де Леона должны были
привлечь интерес и симпатии Грамши.
Сравнив круг идей грамшианских статей 1919-1920 гг. и работ Де Леона, мы
можем предположительно утверждать, что из произведений последнего Грамши
были известны такие, как "Социалистическая реконструкция общества",
"Социализм против анархизма", "Реформа или революция". О том, когда
именно Грамши познакомился с ними, точных данных нет. Тольятти
вспоминал, что еще во время войны - когда он, находясь на военной
службе, приезжал в Турин в отпуск - Грамши советовал ему заняться
поисками материалов о движении английских шоп-стюардов и работ Де
Леона97. С. Ф. Романо допускает, однако, что в памяти Тольятти факты
несколько сместились и он отнес к периоду войны то, что на самом деле
имело место позднее.
В статье, написанной Грамши в январе 1918 г., действительно есть
делеонистские ноты, которые могли быть отзвуком "Социалистической
реконструкции общества". События в России рассматриваются им как
процесс, в ходе которого революционные силы все яснее и отчетливее
определяют свой облик, смысл и направление своего движения: "Они
"спонтанно, свободно, согласно своей внутренней природе вырабатывают
представительные формы, посредством которых должен осуществляться
суверенитет пролетариата. Они не признают такой представительной формой
Учредительное Собрание - парламент западного типа, избранный по системам
западной демократии. Русский пролетариат дал нам первый образец прямого
представительства производителей: Советы"98. Однако это высказывание не
характерно для исторических взглядов Грамши начала 1918 г. В то время у
него над представлением о революции как свободном процессе исторического
становления явно преобладали другие мотивы - полемика против фатализма в
духе "Революции против "Капитала"", упор не на необходимый, а на
волевой, субъективный момент в истории. Поворот к позитивной постановке
проблемы исторической необходимости намечается у Грамши примерно с
середины 1918 г. И лишь после этого в его статьях начинают уже не
случайно, а постоянно встречаться положения, так или иначе
перекликающиеся с мыслями Де Леона, в частности оценка рабочих
организаций в их "институциональном" значении как ростков нового
общества в недрах старого99.
Можно, следовательно, предположить, что впервые Грамши обратился к
сочинениям Де Леона действительно в то время, какое называет Тольятти, -
но прочитанное начало активно включаться в процесс развития его
собственных идей лишь позднее, в преддверии "Ordine Nuovo"100.
Сходство мыслей, подхода, отдельных формулировок у Грамши и Де Леона
обнаруживается по нескольким основным направлениям. Главное, что роднит
их, - это представление о пролетарской революции как таком процессе
социального переустройства, который не начинается и не кончается
завоеванием политической власти (хотя безусловно предполагает его), но
развертывается из глубин общественного организма, от сферы производства.
Отсюда у Де Леона вытекает идея организации пролетариата на
"индустриальной" основе - в соответствии со структурой создаваемого
капитализмом производственного аппарата, - к которой очень близко
свойственное Грамши понимание фабрично-заводских Советов.
Как Де Леон, так и Грамши не сводят замену капиталистических
производственных отношений социалистическими лишь к упразднению частной
собственности на средства производства, уделяя большое внимание
обеспечению реального участия всей массы производителей в управлении
социализированным производством. Оба озабочены связанной с этим
проблемой перестройки пролетарского сознания101, и то содержание,
которое Грамши вкладывает в сорелевский термин "психология
производителей", подсказано помимо его собственных наблюдений над
туринской действительностью именно Де Леоном, отправлявшимся в своих
построениях от условий крупного, высокоразвитого капиталистического
производства США.
Бесспорным кажется нам влияние Де Леона на аргументацию Грамши в
полемике с анархистами. Утверждая в противовес анархистским
представлениям, что социализм не будет царством индивидуалистического
хаоса, что вместе с капитализмом будет уничтожен лишь исторически
преходящий тип организации общественных связей, но не сама эта
организация как таковая, Грамши шел вслед за американским мыслителем,
который подчеркивал важность и непреходящий характер организующего
начала в управлении крупным общественным производством при
социализме102.
Но в воззрениях Де Леона есть и такие черты, которые сближают его с
синдикалистами и даже дают повод оценивать его (на наш взгляд, слишком
однозначно и прямолинейно) как идеолога анархо-синдикализма. Они так или
иначе связаны с одним центральным вопросом - о роли политического
действия в процессе социального освобождения пролетариата, - в котором
Грамши стоял на совершенно отличных от Де Леона позициях.
С точки зрения Де Леона, применение политических средств социального
переустройства обусловлено всецело той капиталистической оболочкой,
которую разрывает социализм при своем рождении, а взятие государственной
власти должно стать в сущности последним политическим актом
пролетариата, ибо "социалистическое общество знать ничего не знает о
политическом государстве; в социалистическом обществе политическое
государство является делом прошлого; оно либо атрофируется от
неупотребления, либо его ампутируют - в зависимости от того, что
диктуется обстоятельствами"103. Грамши, который в отличие от умершего в
1914 г. Де Леона наблюдал воочию, как побеждает пролетарская революция,
уже в 1919-1920 гг. твердо знал, что пролетариату еще на долгий срок
понадобится "политическое государство" как таковое. Перед американским
теоретиком у него было то бесспорное преимущество, что его представления
о революции формировались не априорно, а на реальном историческом опыте
российского Октября.
Грамши открыто и недвусмысленно критиковал противопоставление
"индустриализма" политике вообще, у самого Де Леона заложенное лишь в
зерне, но вполне выявившееся у его последователей из ИРМ104. Эта
присущая делеонизму тенденция была несомненно связана с тем, что у Де
Леона применяемое к институтам новой общественной организации понятие
естественно возникающего в истории покоилось на фаталистической основе.
Позиция Грамши, как мы видели, была принципиально иной.
Но дальше всего Грамши и Де Леон отстоят друг от друга в понимании задач
пролетарской партии и ее места в революции.
Именно в этом пункте теория Де Леона наиболее уязвима, наиболее близко
смыкается с анархо-синдикализмом. Партия в его представлении нужна для
выполнения лишь разрушительной, но не созидательной работы революции и
должна (как и государство) перестать существовать па другой же день
после ее победы, ибо цель политического движения пролетариата
исчерпывается борьбой за овладение "политическим разбойничьим замком"
капитализма - государственной властью, которую "необходимо захватить с
единственной целью уничтожить ее". Строительство же новой системы
экономических отношений должно быть делом "индустриальной" организации
пролетариата, которая одна лишьв состоянии "захватить и удержать"
средства производства с тем чтобы "улучшить и расширить все хорошее, что
в скрытом состоянии в них имеется и развитию чего капитализм мешает",
"спасти их для цивилизации"105.
У Грамши, в отличие от Де Леона, пролетарская партия не есть нечто
внешнее по отношению к этому процессу становления нового, а органически-
вписывается в него. Уже в начальный период разработки своей концепции
фабрично-заводских Советов Грамши отводит ИСП или, точнее, ее
коммунистической фракции активнейшую роль в возникновении новых
институтов пролетарской демократии. За три дня до публикации в "Ordine
Nuovo" первой программной статьи о Советах он говорит на собрании
Туринской секции ИСП: "Престиж, который излучает социалистическая
партия, должен быть направлен к тому, чтобы придать революционную форму
этой организации (Советам. - И. Г.), сделать ее конкретным выражением
революционного динамизма на пути к величайшим свершениям"106. Формула
"излучение престижа" употреблена Грамши отнюдь не случаййо: она отражает
самую суть его взглядов тех лет на историческую роль партии в
революционном движении пролетариата.
В Советах для Грамши воплощается то спонтанное творчество масс, без
которого нет коммунистической революции в истинном смысле этого слова.
Но в той же статье, где с предельной остротой формулируется мысль о
значении действий масс как подлинного, не фальсифицированного выражения
исторической необходимости, мы находим ясную и решительную критику
синдикализма именно в вопросе о партии: "С каждым днем выступает все
очевиднее ошибка синдикалистов-теоретиков и синдикалистов-практиков,
будь то реформисты или революционеры: политическая партия, которая
должна была бы исчезнуть, захлестнутая потоком профсоюзного движения,
все больше укрепляется и рабочие со все большей отчетливостью видят в
ней главный инструмент своего освобождения..."107. А в полемике с
анархистами (апрель 1920 г.) Грамши подчеркивает назначение
сознательного авангарда революции с помощью полюбившейся ему формулы,
которая была воспринята им от Р. Роллана и поистине могла бы стать
девизом всей последующей политической деятельности будущего вождя
итальянских коммунистов: "Пессимизм разума и оптимизм воли"108.
В том, как решает Грамши проблему партия - массы, проступают
характернейшие черты всей его концепции пролетарской революции как
определенного, закономерно возникающего явления человеческой истории.
"Коммунистическое общество, - подчеркивает он в статье, прямо
озаглавленной "Партия и революция",- мыслимо лишь как "естественная"
формация, отвечающая определенному уровню развития средств производства
и обмена, а революция- как акт исторического признания "естественности"
этой формации. Следовательно, революционный процесс есть не что иное,
как спонтанное движение трудящихся, порожденное взрывом противоречий,
присущих человеческому обществу в условиях господства капиталистической
собственности"109. Партия пролетариата играет роль "главной "действующей
силы"" внутри этого процесса разложения старого и образования нового,
она "постепенно становится воплощением исторического сознания народных
масс и направляет их спонтанное, неудержимое движение", - но это
направляющее действие "не имеет осязаемой формы оно осуществляется при
посредстве бесчисленного множества духовных связей, представляет собой
излучение престижа и лишь в решающие моменты может превратиться в
непосредственное руководство - чтобы вывести массы на улицу, дать
вещественную организацию боевым силам, готовым к борьбе во имя отражения
какой-либо опасности, во имя устранения угрозы насилия со стороны
реакции"110.
| Действуя таким образом, партия оказывает "органическое" влияние на
процесс становления новой исторической действительности, который Грамши
образно уподобляет возникновению коралловых рифов, сооружаемых усилиями
множества первичных организмов и в конце концов прорывающихся из
океанских глубин к солнечному свету. Она осуществляет "самую действенную
диктатуру - диктатуру, основанную на престиже, то есть на сознательном и
добровольном признании авторитета, почитаемого необходимым для полного
успеха предпринятого дела"111.
Такое понимание партией своей руководящей роли мыслится Грамши как
важнейшее, неотъемлемое условие выполнения ею собственной исторической
миссии. "В самом деле, разве может существовать коммунистическая партия
(которая была бы партией действия, а не академией доктринеров и
политиканов, "правильно" думающих и "правильно" выражающих свои мысли о
коммунизме), если в массах не существует духа исторической инициативы и
стремления к производственной самостоятельности, каковые должны найти
свое отражение и синтез в коммунистической партии?"112. Этим и
определяется та позиция, которую должны занять коммунисты по отношению к
Советам, вырастающим из недр производственного процесса и выражающим
глубинные, исторически необходимые тенденции массового движения:
"... Так как формирование партий и возникновение реальных исторических
сил, отражением которых являются партии, происходит не внезапно, не из
ничего, а в результате диалектического процесса- то не состоит ли
важнейшая задача коммунистов именно в том, чтобы сделать сознательными и
организованными те коммунистические по своему существу производительные
силы, которые должны будут, развившись и приумножившись, создать прочную
и постоянную экономическую базу политической власти пролетариата?... Для
коммунистов, которые не довольствуются однообразным пережевыванием азов
коммунизма и исторического материализма, но живут в обстановке реальной
борьбы и понимают действительность такой, какова она есть, - с точки
зрения исторического материализма и коммунизма революция как завоевание
социальной власти пролетариатом может быть понята лишь как
диалектический процесс, в котором политическая власть делает возможной
власть над производством, а власть над производством делает возможной
власть политическую..."113.
Особо следует подчеркнуть, что у Грамши (в отличие от Де Леона) роль
партии не только не исчерпывается негативной фазой пролетарской
революции, но связывается прежде всего с ее позитивной, созидательной
фазой. В его понимании революция, проделавшая лишь разрушительную работу
и даже приведшая к созданию новой власти, но не затронувшая сферы
экономических отношений или пытающаяся "создать средствами принуждения
экономические условия своего сохранения и укрепления", в сущности не
является "революцией - созидательным процессом в коммунистическом
смысле" и обречена на поражение114. Революция, разрушающая буржуазное
государство, сама по себе еще не тождественна пролетарской революции -
это тождество возникает лишь под воздействием партии, сознательно
направляющей развитие революционного процесса:
"Поскольку коммунистическая партия становится партией, к которой питают
"демократическое" доверие все угнетенные классы, поскольку она постоянно
держит контакт со всеми слоями трудящихся, она ведет все слои народа к
признанию коммунистического пролетариата в качестве руководящего класса,
который должен сменить капиталистический класс у кормила государственной
власти, она создает условия, при которых становится возможным
отождествление революции как разрушения буржуазного государства с
пролетарской революцией, с революцией, которая должна экспроприировать
экспроприаторов и положить начало новому строю отношений в области
производства и распределения"115.
Представление о "естественности", закономерной исторической
обусловленности коммунистических общественных отношений, которые не
могут быть введены произвольно, должно лежать в основе деятельности
партии как до, так и после взятия власти пролетариатом - настаивает
Грамши, отправляясь (как видно из других материалов "Ordine Nuovo") от
Марксова анализа Коммуны116. Роль коммунистической партии в рабочем
государстве есть функция "психологического реактива, воздействующего на
широкие массы так, чтобы вести их к сознательному и добровольному
осуществлению новых отношений, ставших возможными в силу новых
условий"117.
Таким образом, Грамши далек от недооценки исторической роли партии
рабочего класса в процессе революционного переустройства общества. Но он
решительно отвергает волюнтаристский метод руководства революцией,
стремление формировать ее развитие извне - подобно тому, как это сделала
социал-демократия в Германии, которая "сотворила парадокс, насильственно
втиснув процесс развития немецкой пролетарской революции в формы своей
организации, и вообразила, что подчинила себе историю. Она авторитарным
образом создала свои Советы, в которых имела надежное большинство своих
людей; она надела путы на революцию, приручила ее. И сегодня она
утратила всякий контакт с исторической реальностью - если не считать
таковым контакт кулака Носке с затылком рабочего, - а революционный
процесс идет своим, неконтролируемым, еще неясным путем, который
принесет с собой неведомо какие взрывы насилия и страданий"118.
Отвергая практику подчинения живой революционной действительности
априорной схеме, видя в Советах выражение исторической инициативы масс,
продукт их спонтанного творчества, рассматривая партию как силу,
способную встать во главе массового [движения и вести его вперед лишь
при том условии, что она сумеет завоевать доверие "ведомых", Грамши по
всем этим пунктам находится в полном согласии с ленинским пониманием
Советов, партии и их роли в революции119. Поэтому предпринимавшиеся в
литературе попытки противопоставить Грамши Ленину в этом вопросе
беспочвенны и явно тенденциозны: все они в конечном счете основаны на
произвольной подмене идеи взаимодействия Советов и партии у Грамши -
идеей автономии Советов по отношению к партии.
Полемика вокруг "ординовистской" трактовки Советов, партии, революции
является важным направлением идейной борьбы в итальянском
социалистическом движении, завершившейся расколом ИСП на съезде в
Ливорно (январь 1921 г.) и созданием КПИ. Участники этой полемики стояли
на весьма отличных от Грамши позициях в понимании общего хода
исторического движения, в оценке переживаемого исторического момента, в
представлении о том, как конкретно соотносятся объективный и
субъективный факторы в революционном процессе.
Проблема Советов оказалась в центре дискуссий между различными течениями
ИСП спустя несколько месяцев после Болонского съезда (октябрь 1919 г.),
официально оформившего ее присоединение к Коминтерну. Внутри
высказавшегося за Советы и диктатуру пролетариата большинства ИСП
туринская группа имела против себя, с одной стороны, стоявшее у
руководства партией течение максималистов во главе с Серрати, а с
другой - фракцию абстенционистов, возглавляемую Бордигой. Критика теми и
другими идей "Ordine Nuovo" в основном совпадала: как Серрати, так и
Бордига приписывали "ординовистам" своего рода "экономизм", постановку
проблемы рабочего контроля на предприятиях в отрыве от задач
политического действия пролетариата, выдвижение фабрично-заводских
Советов на первый план сравнительно с партией и тем самым - поощрение
стихийных тенденций масс в ущерб сознательному началу в революционном
движении.
При этом оба оппонента Грамши исходили из представления о революции как
единовременном акте взятия политической власти, который необходимо
должен предшествовать всякой попытке установления рабочего контроля на
предприятиях, тогда как грамшианской концепции такая "ступенчатость"
чужда: революция для Грамши есть диалектический процесс, в котором
(говоря его словами) "политическая власть делает возможной власть над
производством, а власть над производством делает возможной власть
политическую"120. Если Грамши и в данном случае был верен своему
активному отношению к истории (он мыслил и действовал, сознавая себя
непосредственным участником уже начавшегося революционного процесса), то
Серрати и Бордига, возлагая все упования на решающий момент в будущем,
оба в равной мере оставались в плену исторического фатализма. С
метафизическим, основанным на жестких разграничениях подходом к
общественному развитию у Серрати и Бордиги было связано и принципиально
отличное от грамшианского понимание отношения между ведущими и ведомыми:
сознательность авангарда и отсталость масс представлялись им полюсами
абсолютной, навечно заданной противоположности, в то время как для
Грамши речь шла об исторически обусловленной и подвижной грани,
постоянно преодолеваемой и вновь, но на новом уровне возникающей в живой
практике революционной борьбы.
Грамши активнейшим образом участвует в дебатах вокруг создания Советов в
Италии в период между Болонским съездом и Миланской сессией
Национального совета НСП (апрель 1920 г.)121. С аболиционистами,
представлявшими - при всех своих идейных слабостях - наиболее
значительное левое течение в партии, он стремится в конечном счете
добиться сотрудничества. Главное острие грамшианской полемики
направляется против максимализма с его чисто декларативным, словесным
признанием борьбы за Советы и столь же абстрактным пониманием задач
партии в этом плане.
Рассмотрение в систематическом порядке статей Грамши за период с ноября
1919 г. до весны 1920 г. показывает, что в поле его зрения неизменно
остаются и Советы как непосредственное, "пластическое" выражение
пробуждающейся в массах способности к историческому творчеству, и
партия, призванная помочь рабочему классу "обрести сознание того
положения, какое ему отведено в истории", "найти конкретное и
органическое выражение тем чувствам и страстям, которые рождаются из
насущных потребностей, вызываемых новыми материальными условиями
существования людей"122. Это - два в равной мере неотъемлемых аспекта
свойственного Грамши понимания пролетарской революции как исторического
явления. С Серрати и Бордигой Грамши расходится не в вопросе о
принципиальном признании за партией роли авангарда пролетарского
движения, а в представлении о том, как должна осуществляться эта
авангардная роль, как она соотносится со спонтанным действием масс и
вписывается в процесс исторического развития.
Подчеркивая вновь, что в создании фабрично-заводских Советов проявляется
и воплощается историческая необходимость. Грамши утверждает: "Горе тем
деятелям, которые не захотят понять, как важно и глубоко то, что так
воодушевляет пролетариат; они этим лишь докажут, что утратили всякий
духовный контакт с массой, превратились в соломинку, которую несет река
времени, перестали быть живой и действенной частью исторического
движения пролетариата, который открывает внутренние законы своего бытия
и становления"123. Основанное на понимании этих законов "позитивное
действие" есть и наилучшее возможное истолкование истории, ибо "историю
интерпретируют не с помощью идеологических абстракций или тщательно
приглаженных и разукрашенных понятий, - но посредством мужественного и
твердого действия ...посредством осуществления внутренне присущих ей
законов, подчиняясь ходу ее развития"124
История, все время история: умение слушать ее ритм, погрузиться в ее
течение и двигаться в нем, сообразуясь с ним и "подключая" к нему линию
собственного действия, - именно в этом, с точки зрения Грамши, находит
свое конечное выражение способность партии к политическому руководству
массами. В свою очередь, массы выступают у Грамши не просто как
"ведомый" по отношению к партии, но как самостоятельная и находящаяся в
развитии общественная сила, которая под воздействием как партии, так и
собственного опыта все более осознанно "открывает" и осуществляет
глубинные законы истории. Активного приобщения масс к позитивному
историческому действию властно требует сама исключительная сложность
созидательных задач пролетарской революции, для решения которых нет
"никакой однозначной формулы"125. Советам должна поэтому принадлежать
триединая функция органов "контроля, самоуправления трудящихся и
завоевания власти"126.
"Коммунистическая революция, - настаивает Грамши, - осуществляет
автономию производителя как в экономической, так и в политической
области. Политическое действие рабочего класса (направленное к
установлению его диктатуры, к созданию рабочего государства) приобретает
реальную историческую значимость лишь тогда, когда оно является функцией
процесса развития новых экономических условий, таящих в себе богатые
возможности, активное стремление к расширению и окончательной
консолидации. Чтобы достигнуть положительного результата, политическое
действие должно сочетаться с действием в сфере экономики-.
Коммунистическая революция есть историческое признание ранее
существовавших экономических явлений, которые она выводит на
поверхность, энергично защищает от всяких реакционных поползновений,
превращает в нормы права, - которым она, иными словами, придает
соответствующую их природе форму и организацию". Именно отсюда для
Грамши следует, что "создание коммунистических политических Советов
возможно лишь после того, как достигнут расцвета и обретут
первоначальную организацию фабрично-заводские Советы"127.
Развитие этих первичных ячеек, в которых рабочие массы учатся
самоуправлению, есть для Грамши вопрос прочности самой политической, а
не только "индустриальной" (употребляя делеоновский термин) власти
пролетариата. Эта власть по своей природе не может быть чем-то
верхушечным и искусственным, существование рабочего правительства
невозможно, "если рабочий класс неспособен как целое стать
исполнительной властью рабочего государства"128. Диктатура пролетариата
имеет своей задачей "гарантировать условия развития тех институтов,
которые рабочая масса создает для управления производством в своих
интересах и для прямого самоуправления", а до ее установления подобную
же функцию внутри рабочего класса должна выполнять партия, которая
именно в этом смысле является "моделью того, чем завтра будет рабочее
государство"129.
Но для этого самой социалистической партии надлежит "избавиться от
господства профсоюзного корпоративизма и партийного сектантства, видеть
движение людских масс, которые ищут себе формы, и работать над тем,
чтобы этой-формой была система Советов"130. Лишь тогда она действительно
сможет "указать, в чем заключается позитивная работа по строительству
нового", "дать импульс к тому, чтобы рабочие и крестьянские Советы
претворились в плоть и кровь, а не остались мертвой фразой из резолюции
съезда", и практически разрешить задачу "организовать всю массу
итальянских трудящихся в такую систему, которая органически найдет свое
высшее выражение в партии"131. Реальное же состояние ИСП никак не
отвечает этим требованиям: "...именно в момент, который мог бы стать
решающим, социалистическая партия - главный инструмент итальянской
пролетарской революции - разлагается", превратившись из "самой большой
исторической силы итальянской нации" в ее "самую большую социальную
слабость". Отсюда вывод, вынесенный Грамши в заголовок статьи: "Прежде
всего - обновить партию"132.
Новый этап деятельности "ординовистов" и внутрипартийной полемики
вокруг их платформы открывается весной 1920 г. и заканчивается II
конгрессом Коминтерна. Он проходит под знаком одного из крупнейших
послевоенных выступлений итальянского пролетариата - всеобщей забастовки
в Турине и Пьемонте в защиту фабрично-заводских Советов, явившейся
решающим практическим испытанием этого звена грамшианской концепции, а с
другой стороны, знаменуется предпринятой по инициативе Грамши конкретной
попыткой туринцев поставить перед руководством ИСП проблему обновления
партии.
Написанный Грамши доклад под названием "За обновление социалистической
партии" был представлен заседавшей как раз в дни туринской забастовки
(апрель 1920 г.) сессии партийного правления в Милане. Этот документ
есть не только наиболее развернутое выражение взглядов Грамши на
пролетарскую партию, которые были прочно связаны с общим строем его
представлений об исторических закономерностях и условиях осуществления
социальной революции пролетариата, но и свидетельство присущей ему
исключительной прозорливости в оценке ближайших перспектив исторического
развития Италии.
Скорейшая необходимость превращения ИСП в подлинно коммунистическую
партию выводилась Грамши из четкой констатации кризисного, переломного
характера переживаемого страной исторического момента: "За настоящим
этапом классовой борьбы в Италии последует либо завоевание революционным
пролетариатом политической власти для перехода к новому способу
производства и распределения, позволяющему возродить производственный
аппарат,- либо бешеный разгул реакции имущих классов и правящей касты.
Будут пущены в ход все средства из арсенала насилия, чтобы обречь
промышленный и сельскохозяйственный пролетариат на рабский труд; будет
сделано все, чтобы беспощадно разгромить органы политической борьбы
рабочего класса (социалистическая партия) и включить органы
экономического сопротивления (профсоюзы и кооперативы) в аппарат
буржуазного государства"133.
Партия, какой хотел ее видеть Грамши, должна была "воплощать в себе
живое революционное сознание всего угнетенного класса", уметь "приковать
к себе внимание всей массы, добиться того, чтобы ее директивы стали
директивами всей массы, и таким образом стать ее вожаком, ее мыслящей
головой"134. Логически вытекавшие из всей грамшианской трактовки
революции, эти требования к партии соединялись с такой постановкой
вопроса о Советах, которая исключала всякие кривотолки относительно
якобы допускаемой туринскими коммунистами изоляции фабрично-заводских
Советов от сферы политического действия: "Секции должны способствовать
созданию на всех предприятиях, в кооперативах, профсоюзах, воинских
частях коммунистических групп, которые будут неустанно распространять в
массах концепции и тактические установки партии, организовывать
фабрично-заводские Советы для осуществления контроля над промышленным и
сельскохозяйственным производством, вести пропаганду, необходимую для
прочного завоевания коммунистами профсоюзов, Палат труда и Всеобщей
Конфедерации Труда, для того, чтобы именно коммунисты стали теми, кому
масса доверит быть ее представителями при формировании политических
Советов и осуществлении диктатуры пролетариата. Существование сплоченной
и связанной твердой дисциплиной коммунистической партии, которая через
посредство своих ячеек на предприятиях, в профсоюзах, в кооперативах
координирует и сосредоточивает в своем центральном исполнительном
комитете все революционное действие пролетариата, есть коренное и
необходимое условие любой попытки создания политических Советов; при
отсутствии этого условия всякое предложение подобного, рода должно быть
отклонено как абсурдное и способствующее лишь дискредитации идеи
Советов"135. Здесь не только нет и тени принижения роли партии, но ее
обновление в коммунистическом духе (с которым медлило руководство ИСП)
выдвигается как предварительное условие создания в Италии Советов
политического характера.
Однако сформулированные Грамши предложения туринцев не были приняты
лидерами ИСП. Пойдя на некоторые уступки "ординовистам" в теоретическом
плане, Национальный совет в сущности дезавуировал их политически: он
вменил туринской секции в вину руководство забастовкой в Пьемонте,
объявив эту забастовку движением чисто экономического характера,
относящимся к компетенции профсоюзов, а не партии. По тем же мотивам
партийное руководство сняло всякую ответственность за забастовку и с
себя, отказавшись призвать трудящихся всей страны на поддержку
пролетариата Пьемонта.
Исход забастовки оказался половинчатым. Предпринимателям не удалось, как
они рассчитывали, уничтожить Советы на предприятиях и пришлось более или
менее официально признать их существование. Но и фабрично-заводские
Советы не смогли стать теми полновластными органами рабочего контроля,
какими их хотели сделать непосредственные участники борьбы и ее идейные
вдохновители - туринские коммунисты. Уроки апрельской забастовки
поддавались поэтому разному истолкованию, и осмысление их углубило
расхождения внутри левого крыла итальянского социалистического движения.
Бордига от имени абстенционистов безоговорочно расценил забастовку как
поражение и как свидетельство допущенных туринцами "тяжелых ошибок
метода"136. В этих условиях новая попытка Грамши сблизиться с
абстенционистами во имя обновления партии, выразившаяся в его участии
(как наблюдателя) в общенациональной конференции этого течения
(Флоренция, 8-9 мая 1920 г.), оказалась безуспешной. Конференция не
поддержала его предложения о скорейшем создании внутри ИСП
коммунистической фракции. О том, какова должна быть истинно
коммунистическая партия и как она может быть создана, Грамши и Бордига
говорили на разных языках. Если Грамши имел в виду обновление ИСП
изнутри путем исключения реформистского меньшинства137 и настаивал на
"широком контакте с массами, который может быть достигнут лишь через
посредство новых форм организации" (коммунистических групп на
предприятиях и фабрично-заводских Советов)138, то Бордига помышлял о
создании путем "миноритарного" раскола ИСП численно небольшой партии
"чистых" коммунистов, что неизбежно должно было сообщить ей узкий,
сектантский характер. Не случайно в статьях, написанных после
конференции абстенционистов, Грамши более открыто и резко, чем раньше,
критикует специфически-бордигианское понимание партии.
"...Мы всегда считали, - подчеркивает он, - что долг коммунистических
групп, существующих внутри партии, заключается в том, чтобы не
поддаваться партикуляристским галлюцинациям (проблема парламентского
абстенционизма, проблема создания "действительно" коммунистической
партии) - но работать над созданием в массах таких условий, при которых
все частные проблемы могут быть решены как проблемы органического
развития коммунистической революции"139. Иными словами, коммунисты
должны быть "партией, ясно сознающей историческую миссию пролетариата и
умеющей вести пролетариат к выполнению его миссии ... партией масс,
которые хотят своими собственными силами, самостоятельно освободиться от
политического и индустриального рабства путем организации общественного
хозяйства, - а не партией, которая использует массы в попытках
героического подражания французским якобинцам"140.
В свою очередь, внутри группы "Ordine Nuovo" апрельская забастовка
породила острую дискуссию вокруг понимания Советов и революции между
Грамши и Таской.
Позиция Таски заключалась, если суммировать основные ее положения, в
следующем; Грамши, делая упор на Советы предприятий, исходит из условий
домонополистического капитализма, когда капитал был непосредственно
связан с производством; его взгляды сродни экономическому материализму и
грешат недооценкой волевого, сознательного элемента; Советы нужны как
форма организации масс в непосредственно-революционный период (какой в
данный момент переживает Италия), но "нормальной" формой массовой
организации при капитализме, соответствующей условиям монополистической
его фазы, являются профсоюзы; в период после революции профсоюзы в
большей мере, чем фабрично-заводские Советы, пригодны как форма прямого
участия производителей в управлении производством. В основе этой позиции
лежит в сущности оценка апрельской забастовки как поражения, доказавшего
ограниченные возможности фабрично-заводских Советов сравнительно с
традиционными организациями пролетариата.
Столь же суммарное изложение позиции Грамши, в свою очередь, сводится к
следующим пунктам, каждый из которых мы сейчас рассмотрим подробнее:
развиваемая в "Ordine Nuovo" концепция Советов, с которой не согласен
Таска (и которую Грамши, в отличие от Таски, не считает нужным как-либо
пересматривать в свете опыта апрельского движения), исходит как раз из
условий империалистической, фазы капитализма, рассматриваемой как
нормальное его развитие, в то время как Таска видит в ней какое-то
отклонение от нормы;
идея Советов интернациональна, ибо это естественный продукт классовой
борьбы в странах развитого капитализма, а не простое подражание русскому
опыту;
прямая демократия (и Советы как форма ее) имеет ценность не только для
непосредственно-революционного периода.
В этой связи нам прежде всего необходимо вернуться к представлениям
Грамши о переживаемой Италией фазе капиталистического развития, к тому,
что и как меняется в них по сравнению с его взглядами юношеского
периода.
Напомним: в конце 1918 г. у Грамши впервые появилась альтернативная
оценка шансов на длительное историческое существование
капиталистического строя в Италии. В то время, однако, он еще
придерживался своего прежнего взгляда на Италию как страну, не знавшую
настоящего, развитого капитализма, и не исключал начисто возможности его
дозревания на путях "либеризма", а усиление под влиянием войны тенденции
к монополии, к государственно-монополистическому регулированию и т. п.
считал своего рода аномалией, порожденной слабостью итальянского
капитализма.
Опыт бурного послевоенного двухлетия, принесшего с собой не только
глубочайшие революционные потрясения, но и экономическую разруху таких
масштабов, что капитализм, казалось, был бессилен справиться с ней, вел
Грамши к решительной переоценке рецептов либеральной экономической науки
и всего "либеристского" типа экономического развития. "Либеральная
утопия" - вот суждение, которое весной 1919 г. выносит Грамши о взглядах
Эйпауди, когда-то оказавших немалое влияние на его собственный подход к
проблеме либерализма и "либеризма".
Но свое отношение к доктрине Эйнауди Грамши пересматривает не только в
том, что касается принципов либеральной экономической науки как таковой.
Эту доктрину он теперь открыто отвергает как определенную форму
буржуазной, враждебной марксизму идеологии141. В присущем Эйнауди
способе рассмотрения общественных проблем он обнаруживает родство с
механистическим фатализмом: "Производство и обмен товаров становятся
здесь самоцелью; их осуществление уподобляется действию механизма
жестких и самодовлеющих чисел, ход которого люди могут "нарушить", но не
могут задать и оживотворить. В общем, эта наука есть схема, заранее
предначертанный план, путь, указанный провидением, абстрактная и
математическая утопия, которая никогда не имела, не имеет и не будет
иметь никаких точек соприкосновения с реальной исторической
действительностью"142. Такой взгляд Грамши отбрасывает во имя
марксистского, коммунистического "полного охвата всех сторон жизни
человечества", предполагающего изучение в истории "как экономических,
так и духовный сил... в их взаимодействии, в диалектическом процессе,
который является результатом неизбежных столкновений между классом
капиталистов - силой по преимуществу экономической, и классом
пролетариев - силой по преимуществу духовной..."143.
Крах либерализма как идеологической системы, образующей надстройку над
экономикой свободной конкуренции очевиден для Грамши в сопоставлении с
трагической реальностью войны и послевоенного социально-политического
кризиса. "... Война уничтожила все завоевания либеральной идеологии.
Свобода - экономическая и политическая - исчезла из сферы внутренней
жизни государств и из сферы международных отношений. Государство
выступило в своей основной функции - как орган, распределяющий богатства
между отдельными капиталистами; политическая конкуренция в борьбе за
власть уничтожена упразднением парламентов. Бюрократия выросла, став
более тяжелым грузом и более серьезной помехой. Милитаризм, являющийся
согласно либеральной экономической науке непроизводительной силой, стал
самым могущественным средством накопления и сохранения прибыли,
осуществляемого посредством ограбления хозяйства других стран и
установления белого террора в своей стране. Во всех отраслях
деятельности усиливается монополия, подчиняя весь мир эгоистическим
интересам кучки англо-саксонских капиталистов"144. В самой Англии,
когда-то являвшей собой классический образец воплощения либеральных
принципов в политике и экономике, "либеральный мир разваливается с
большим треском, чем где бы то ни было"145. Принцип неограниченной
свободы хозяйственной деятельности, исповедуемый либеральными
экономистами, в условиях невиданной послевоенной разрухи оборачивается
угрозой голодной смерти для половины населения земного шара: "Свобода
торговли "сама по себе" стимулирует производство, приумножение
материальных благ, но сегодня она убивает людей... Абстрактно
либеральные экономисты правы, а практически они - преступники. Вот
почему мы говорим, что [либеральная] политическая экономия полностью
обанкротилась - так же как потерпела полное банкротство система частной
собственности, из незыблемости которой она исходит в своих
доказательствах"146.
Несостоятельность либеральной политической экономии Грамши измеряет
всемирным масштабом. Этот новый момент появляется у него не случайно, а
как отражение уже складывающегося подхода к рассмотрению капитализма в
виде мировой системы связей и взаимоотношений, в которую вплетаются в
качестве составных звеньев отдельные страны со всеми их особенностями,
со всеми различиями в уровнях экономического развития. На этом
основывается теперь и его оценка перспектив пролетарской революции в
Италии, полемически заостренная против реформистов, которые, утверждая,
что в Италии нет объективных предпосылок для революции, рассматривали ее
"как организм, не зависящий от всего остального мира, а итальянский
капитализм - как чисто итальянское явление"147
"Экономический и политический кризис, переживаемый итальянским
обществом, - подчеркивает Грамши, - не может быть объяснен и разрешен
иначе как в рамках мировой системы... Когда мы говорим, что
капиталистический режим достиг также и в Италии мертвой точки в своем
развитии, "педанты" от марксизма считают такое утверждение "антинаучным"
и поверхностным, не основанным будто бы на беспристрастном изучении
итальянской экономической структуры. Но капитализм - это историческое
явление мирового масштаба, и процесс его развития не дает возможности
одновременного выравнивания уровней экономического развития отдельных
стран"148. Здесь налицо уже не только представление о капитализме как
единой мировой системе, но и понимание характерного для его новейшей
фазы неравномерного, скачкообразного развития, т. е. одного из важнейших
элементов ленинской теории империализма и пролетарской революции.
Термин "империализм" Грамши начинает употреблять одновременно с
констатацией краха либеральной экономической доктрины, буквально на тех
же страницах "Ordine Nuovo" - сперва еще в самом общем смысле, не
раскрывая его конкретного содержания149. Но уже к осени 1919 г.
очевидно, что понятие империализма освоено Грамши именно как определение
новой стадии в развитии капитализма, во многом отличной от
предшествующей, которая безвозвратно ушла в прошлое:
"Период "игры случая", период свободной индивидуальной инициативы
сменился в XX веке империалистическим периодом, периодом такого развития
национальных экономических комплексов, когда каждый из них,
организовавшись в военную силу вступает в борьбу за завоевание мировых
рынков, за завоевание мира. Этот период имеет своим кульминационным
пунктом войну и означает уничтожение условий существования либеральной
экономики, уничтожение условий существования капитализма"150.
Связь своей концепции Советов с тем пониманием империализма, какого
придерживается Коммунистический Интернационал, Грамши подчеркивает с
самого начала полемики с Таской: "Мы рассматриваем фабрично-заводской
Совет как абсолютно оригинальный институт, рождающийся из той ситуации,
в какую поставлен рабочий класс современным историческим периодом в
развитии структуры, капитализма... Структура капитализма в настоящий
момент характеризуется преобладанием финансового капитала над
промышленным, господством банка над фабрикой, биржи над производством
товаров, монополии над капитаном промышленности. Это - органическая
структура, нормальное для капитализма явление, а вовсе не "порок,
порожденный привычками военного времени", как утверждает товарищ Таска
вкупе с Каутским и в противоречии с основным тезисом Коммунистического
Интернационала" 151. Идея Советов вытекает из этой структуры постольку
поскольку империализм, разрывая непосредственную связь функции
капиталистического предпринимательства с производственным процессом в
рамках отдельного предприятия, тем самым подготовляет материальные
условия для полного вытеснения капиталиста из сферы общественного
производства, что и составляет цель фабрично-заводских Советов как
органов рабочего контроля, а затем реальной экономической власти
пролетариата в обществе, освобожденном от господства капиталистической
собственности.
Коль скоро идея Советов у Грамши органически вписана в контекст тех
изменений, какие принес с собой новейший, монополистический капитализм
как мировая система, - она универсальна, интернациональна по своей
природе. Это не специфически русское явление (в создании Советов Грамши
видит именно общее, а не особенное в русской революции) и не порождение
чрезвычайных обстоятельств, подобных военному поражению для Германии,
Австрии, Венгрии; начавшееся движение за Советы в Англии и США
доказывает, что это есть "нормальный продукт классовой борьбы в странах
наиболее интенсивного развития капитализма"152.
Примечательно, какую роль в обосновании грамшианской концепции Советов
сыграл опыт Турина - промышленного центра, представлявшего собой как бы
"модель" высокоразвитого монополистического капитализма. Об особом
облике Турина, созданном развитием здесь крупного промышленного
производства, Грамши писал неоднократно. В туринской действительности он
черпал самую аргументацию своих идей о том, как через фабрично-заводской
Совет у рабочего формируется "психология производителя" в
коммунистическом понимании. И именно в Турине призыв "Ordine Nuovo" к
созданию фабрично-заводских Советов раньше, чем где-либо, нашел
встречный отклик на предприятиях и стал знаменем широкого массового
движения.
Жизненность грамшианской идеи прямой демократии как вырастающей из
высокого развития капитализма органической, непреходящей, связанной не
только с непосредственно-революционным периодом потребности
освободительной борьбы пролетариата, нашла убедительное подтверждение
спустя полвека - практике современного рабочего движения не только на
родине Грамши, но и в других странах. Эта проблема по-новому поставлена
в порядок дня классовыми битвами конца 60-х - начала 70-х гг.,
возникшими на почве "неокапиталистической" действительности, на почве
сегодняшнего государственно-монополистического капитализма. Ее
значимость признана в полном объеме XII съездом ИКП (февраль 1969 г.),
ориентировавшим коммунистов на сочетание борьбы за расширение и
обновление представительной демократии с развитием самых различных форм
прямого самоуправления масс153. Завоевания итальянской "жаркой осени"
1969 г. - признание прав выборных цеховых делегатов, рабочих ассамблей
на предприятиях, права представителей рабочих вмешиваться в вопросы
технологии производства и т.п. - лежат на той же линии, которая начата
деятельностью туринских фабрично-заводскдх Советов периода "Ordine
Nuovo".
Но тот, кто намного обгоняет свое время, обычно остается не понятым
современниками. Так произошло и с Грамши, с разработанной им платформой
группы "Ordine Nuovo". Основная причина идейной изоляции Грамши внутри
левого, потенциально коммунистического крыла ИСП состоит - как теперь
уже широко признано - именно в том, что его концепция базировалась на
слишком "чистом", слишком исключительном для тогдашней Италии образце
высокоразвитого капитализма, какой являл собой Турин. Сознание этой
специфичности туринского опыта, затрудняющей понимание идеи
фабрично-заводских Советов в других частях Италии, не было чуждо и самим
"ординовистам" - в первую очередь Грамши154. Внешним выражением
проистекавшей от указанных причин изоляции группы "Ordine Nuovo" была
слабость ее организационных связей за пределами Турина, которую, однако,
не следует абсолютизировать и преувеличивать. Материалы журнала со всей
очевидностью свидетельствуют о том, что туринские коммунисты вполне
сознательно стремились выйти со своей платформой на общенациональную
арену и предприняли в этом направлении ряд практических шагов, а своих
читателей, поддерживавших его денежными взносами, "Ordine Nuovo" находил
не только во многих уголках Италии, но и вне ее.
Идейно-политическая ориентация группы "Ordine Nuovo" по-разному
оценивалась действовавшими в Италии представителями Коминтерна. Один из
них - Н. М. Любарский, выступавший под именем Карло Никколини, по этому
пункту в основном поддерживал Серрати. Но было и другое мнение - Д. С.
Риделя, который установил тесный контакт с редакцией туринского
еженедельника и в вопросе о создании Советов в Италии придерживался
позиции, очень напоминавшей "ординовистскую"155. На стороне туринцев
была и "группа русских и польских коммунистов", выразивших своим
участием в подписке в фонд журнала "пожелание, чтобы программа "Ordine
Nuovo" стала программой действия всех коммунистов Италии"156.
По-видимому, это были А. Визнер, Б. Л. Деготь и Е. Соколовская157.
На II конгрессе Коминтерна позиция "ординовистов", изложенная в докладе
Грамши "За обновление социалистической партии", получила решительную
поддержку В. И. Ленина. Отметив, что предложения туринцев руководству
ИСП "вполне соответствуют всем основным принципам III
Интернационала"158, Ленин при обсуждении тезисов об основных задачах
конгресса отстоял эту оценку вопреки упорному противодействию всей
итальянской делегации, включавшей в себя только максималистов и
абстенционистов.
Непосредственно речь шла об одном конкретном документе, но суждение
Ленина, несомненно, основывалось на более широком знакомстве с идеями
"Ordine Nuovo". В его распоряжении был целый ряд статей из туринского
журнала, в том числе статьи Грамши "Дань истории", "Рабочая демократия",
"Профсоюзы и Советы", "Революционеры и выборы" (1919 г.), исключительно
важные для понимания всей концепции революции, которой придерживалась
туринская группа159. Одобренная Лениным платформа "ординовистов" была
лишь концентрированным выражением того общего направления мысли, которое
неустанно защищал Грамши: признания величайшей исторической ценности
почина масс, чье прямое, непосредственное "вторжение" - через Советы -
на арену революционного действия рассматривалось как единственный способ
подтолкнуть вперед решение всех насущных проблем итальянского рабочего
движения, включая обновление партии.
Именно так - в широком, касающемся коренных исторических особенностей
пролетарской революции смысле - истолковал согласие Ленина с
"ординовистами" и сам Грамши. Возражая Бордиге, который продолжал
муссировать версию о синдикалистских тенденциях "Ordine Nuovo", Грамши
подчеркивал: ":Наше прегрешение состоит всего лишь в убеждении, что
коммунистическую революцию могут осуществить только массы, а не
секретарь партии или президент республики в порядке декрета; такого
мнения как будто придерживались также и Карл Маркс и Роза Люксембург и
придерживается Ленин - и все они с точки зрения Тревеса и Турати
являются анархо-синдикалистами" 160.
Теми же идеями проникнут составленный Грамши летом 1920г. для Исполкома
Коминтерна доклад о движении фабрично-заводских Советов в Турине. Особое
внимание Грамши уделяет апрельской забастовке и ее урокам, настойчиво
подчеркивая общенациональную, а не локальную значимость происходившего в
Турине - "столице коммунистической революции, Петрограде итальянской
пролетарской революции" 161, резко и недвусмысленно критикуя
свойственное социалистическим и профсоюзным лидерам "желание избежать
прямого участия масс в революционной борьбе, желание сохранить опеку над
массами со стороны профсоюзные организаций" 162. Более определенно, чем
раньше, он говорит здесь о поражении забастовки. Но и теперь это
поражение не рассматривается им как поражение идеи, программы, которой
вдохновлялось туринское движение: фабрично-заводские Советы по-прежнему
остаются для него живым воплощением пролетарской революции в действии, а
отношение к ним - важнейшим мерилом способности к политическому
руководству массами и соответственно отправным пунктом критики положения
дел в партии.
Однако внутри группы "Ordine Nuovo" тем временем нарастали разногласия,
продолжавшие линию расхождений между Грамши и Таской. Теперь от Грамши
отделились Тольятти и Террачини, в сущности присоединившиеся к Таске в
оценке роли Советов сравнительно с традиционными формами массовых
организаций. Грамши возглавил немногочисленную новую фракцию туринских
социалистов - "Группу коммунистического воспитания", платформой которой
были взгляды на революцию, Советы, партию в прежней, неурезанной
"ординовистской" трактовке.
Бесспорно, что во второй половине 1920 г. внимание Грамши все чаще
концентрируется на проблеме партии, поскольку именно в этом звене чем
дальше, тем больше проявляется главная слабость всего итальянского
рабочего движения. Но его концепция революции не претерпевает при этом
никаких внутренних разрывов, не пересматривается ни в одном существенном
элементе; наоборот, речь идет об органическом развитии посылок,
заложенных в ней с самого начала деятельности Грамши в "Ordine Nuovo".
Снова и снова в своей критике ИСП и в раздумьях о том, какой должна быть
коммунистическая партия, Грамши настаивает на необходимости для партии
"живого слияния с пролетарскими массами", умения не бояться их прямого,
самочинного действия, которое, направляясь против аппарата буржуазного
государства и навязанной классом капиталистов дисциплины труда, не может
не быть разрушительным, но именно поэтому революционно163. Разрушение
есть неотъемлемый аспект революции как исторического явления; всякий
иной подход означает отрыв от живой действительности исторического
процесса, видение истории не как действия реальных, поставленных в
конкретные обстоятельства людей, а как движения идеологических
абстракций. Но позиция коммунистов не исчерпывается признанием
исторической необходимости разрушительного начала в революции: их долг -
"добиться, чтобы уже в процессе разрушения были налицо осознанные
элементы созидательной деятельности и стремление к ней"164. Это означает
умение сознательно направить поток революционной энергии масс и их
самодеятельного творчества в сфере индустриальных отношений, в котором
выражается историческая потребность в освобождении созревших в недрах
капитализма коммунистических производительных сил; лишь таким образом
могут быть созданы "экономические условия государственной власти,
находящейся в руках коммунистического пролетариата" 165.
Вскоре (в сентябре 1920 г.) последовали события, которые явились новой
серьезнейшей проверкой не только различных теоретических представлений о
революции, но и практической готовности к ней итальянского рабочего
класса: захват рабочими предприятий металлообрабатывающей промышленности
и некоторых других отраслей. Движение, которое казалось -и действительно
могло бы стать - прологом пролетарской революции в Италии, выявило всю
глубину трагического разрыва между революционным потенциалом масс и
уровнем политического руководства ими. Фабрично-заводские Советы (прежде
всего в Турине) в условиях продолжавшегося три недели захвата
предприятий полностью оправдали себя как форма рабочего управления
производством; они наладили не только бесперебойное изготовление и сбыт
продукции, но и вооружение рабочих, создание отрядов красной гвардии и
т. д., раскрыв тем самым также и свои потенции в борьбе за завоевание
пролетариатом политической власти. Но дальнейшее развитие движения
уперлось в неподготовленность партии, воспитанной максималистскими
лидерами в ожидании "решающего часа" и парализованной бездействием
именно тогда, когда он наступил. Позиция реформистских вождей ВКТ,
облегчивших правительству Джолитти маневрирование с целью разрядить
исключительно острую и опасную для буржуазии ситуацию, довершила дело.
Движение, поначалу возбудившее огромные надежды на скорое торжество
итальянского пролетариата, захлебнулось и. более того, оказалось
последней вспышкой его революционной энергии в период "красного
двухлетия". Дальнейшие события показали, что оно явилось поворотным
пунктом, за которым соотношение классовых сил в Италии претерпело
коренные изменения не в пользу пролетариата.
"Ординовисты" не были инициаторами этого выступления. Оно началось по
решению возглавляемого реформистами профсоюза металлистов в ответ на
локаут, объявленный предпринимателями. Попытка руководства ВКТ побудить
турищев взять на себя одних ответственность за перевод движения на
повстанческие рельсы была отвергнута ими - недавний опыт апрельской
забастовки слишком ясно говорил о том, что в этом случае "итальянский
Петроград" остался бы изолированным. Но в пределах своих возможностей
Грамши и его товарищи прилагали максимум усилий, чтобы дать верное
направление мощному порыву пролетарских масс.
Грамши с первых же дней захвата предприятий уделял исключительное
внимание анализу исторических уроков этого движения. Происходящее он
рассматривал прежде всего как подтверждение глубокой жизненности тех
целей, которыми вдохновлялось возглавленное "ординовистами" движение
фабрично-заводских Советов. В разгар событий он писал: "...
Фабрично-заводские Советы возникают повсюду; рабочие, занимая
предприятия, могут действовать лишь своими собственными силами, и они по
необходимости должны развивать в себе дух инициативы, превращаясь из
объекта определенной индустриальной организации и дисциплины в
облеченный ответственностью субъект, должны выработать из себя
коллективную личность, коллективную душу, коллективную волю. И вот мы
видим, как туринский опыт - опыт самоуправления и автономной инициативы,
который рабочие Турина начали проделывать уже год назад и во имя
которого они должны были выдержать гигантскую битву, - теперь
осуществляется в общенациональном масштабе... Туринские рабочие были
правы в апреле 1920 г.; туринские рабочие шли в русле истории, в русле
мировой революции"166.
Но еще тогда, когда движение шло на подъем, Грамши подчеркивал и другое:
недостаточность одного лишь захвата предприятий, который, "являясь
показателем степени слабости капитализма и силы пролетариата, сам по
себе не создает никакой окончательно завоеванной новой позиции", пока
государственная власть, вооруженная сила, аппарат политического
принуждения остаются в руках буржуазии, и "не может быть возведен в
эксперимент коммунистического общества". "Нужно... сказать правду
рабочей массе. Нельзя, чтобы рабочие хоть на момент поверили, будто
коммунистическая революция осуществится так же легко и плавно, как
занятие незащищенного предприятия. Больше того, эти события должны
послужить коммунистам для того, чтобы хорошо объяснить массам, что такое
революция во всей ее сложности: они являются непреложным доказательством
утопичности реформизма и анархо-синдикализма" 167.
Сентябрьские события позволили и самому Грамши яснее, чем прежде,
увидеть некоторые реальные трудности на пути развития революции. Уже
после апреля он начал, в частности, убеждаться в том, что слишком
оптимистически, с известным элементом мифологизации оценивал уровень
массового сознания, формируемого у рабочих механизмом крупного
производства, что психология даже туринского пролетария есть гораздо
более сложный и медленнее поддающийся преобразованию комплекс, нежели
ему казалось раньше168. Грамши больше задумывается теперь над тем, как
закрепить те несомненные сдвиги в "народной психологии", в понимании
массами трудящихся общей линии движения истории, которые имели место в
военные и послевоенные годы 169.
И этот извлеченный из апрельских и сентябрьских событий урок также
включается Грамши в обоснование исторической роли коммунистической
партии: именно ей надлежит быть силой, которая преодолевает инертность
массового сознания, проистекающую из подчиненного положения рабочего в
системе капиталистического производства. "Коммунистическая партия, -
пишет он, ---- является инструментом и исторической формой процесса
внутреннего освобождения, посредством которого рабочий из исполнителя
превращается в инициатора, из массы - в вождя и руководителя, из руки -
в мозг и волю; в образовании коммунистической партии можно разглядеть
зародыш той свободы, которая получит свое полное развитие и
распространение после того, как рабочее государство создаст необходимые
для этого материальные условия"170.
Хотя со стороны критиков грамшианского понимания революции имели место
попытки истолковать итоги движения за захват предприятий в полемическом
против "ординовистов" плане, а разногласия среди них самих были лишь
приглушены, но не сняты этими событиями, осенью 1920 г. тема Советов и
рабочего контроля уже не занимала большого места в дискуссиях, которыми
было поглощено итальянское социалистическое движение. После II конгресса
Коминтерна все остальные проблемы идейной борьбы внутри ИСП оказались
оттеснены на задний план спорами вокруг определенного условиями приема в
Коминтерн требования о скорейшем очищении партии от реформистских
элементов, нашедшего в сентябрьских событиях дополнительную,
драматически-наглядную мотивировку. Перекрестный огонь Коминтерна и
левых в самой ИСП отныне сосредоточился на максималистах с их уклончивым
отношением к разрыву с реформистами. "Ординовисты" активно включились в
полемику вокруг назревавшего раскола и влились в созданную в ноябре 1920
г. коммунистическую фракцию ИСП, которая два месяца спустя на съезде в
Ливорно станет Коммунистической партией Италии.
Заслуживает внимания тот факт, что В. И. Ленин, запрашивая у
представителя Коминтерна при ИСП Л. М. Геллера (Кьярини) материал для
подготовки своей статьи "О борьбе внутри Итальянской социалистической
партии", вновь вспоминает о платформе "Ordine Nuovo", настаивая на
необходимости "доказать каждое положение туринской программы,
доказать"171. Почти одновременно Грамши в Италии пишет статью
"Предсказания", которая и в оценке ближайших перспектив исторического
развития страны, и в постановке насущных задач момента как бы продолжает
и заостряет именно основные мысли апрельской платформы туринцев, а с
другой стороны, бьет в ту же цель, что и ленинский анализ борьбы внутри
ИСП, атакуя в первую очередь половинчатую позицию максималистов.
Центральная идея всей статьи - это настойчивый призыв к скорейшему
созданию коммунистической партии, ибо только оно может предотвратить
исход переживаемого Италией кризиса в пользу поднимающих голову сил
крайней реакции - военщины, националистов, фашистов: "Если в ближайшем
будущем из хаоса не возникнет могучая классовая политическая сила (а
такой силой, с нашей точки зрения, может быть лишь итальянская
Коммунистическая партия), если она не сумеет убедить большинство
населения в том, что в нынешнем беспорядке имманентно присутствует некий
порядок, что сам этот беспорядок имеет определенное объяснение, ибо
нельзя себе представить краха веками существовавшей цивилизации и
утверждения новой цивилизации без такого апокалиптического разрушения и
гигантского разлома; если эта сила не сумеет утвердить рабочий класс и в
сознании масс, и в реальной политической организации институтов власти
как господствующий и руководящий класс - наша страна не сможет
преодолеть нынешний кризис, она по крайней мере на двести лет перестанет
существовать как нация и как государство и превратится в центр maelstrom
(водоворота - англ.), который увлечет в свою пучину всю европейскую
цивилизацию" 172.
Характерно, что и в острых полемических схватках последних месяцев перед
расколом Грамши неизменно соотносит свои требования к коммунистической
партии с критериями от истории. Ясное сознание коммунистами своих целей
должно, по его мысли, облекаться в такую программу политического
действия, которая "отвечает направлению исторического движения и
постольку является интерпретацией реально и непосредственно свершающейся
истории, а не планом, предустановленным абстрактно путем холодного
расчета"173. И критика коммунистами не только настоящих, ко и прошлых
позиций ИСП есть выражение не "запоздалой мудрости", а исторического
подхода к пониманию ими своих собственных задач, предполагающего умение
определить, глядя из настоящего, что в прошлом умерло и должно быть
похоронено, дабы могло продолжаться движение вперед - в будущее: в этом
смысле настоящее есть "могила прошлого и колыбель будущего" 174.
Так в канун Ливорно создание коммунистической партии предстает в
творчестве Грамши как необходимая историческая потребность итальянского
рабочего движения, как органическая составная часть всей его концепции
пролетарской революции.
>
> ЛИТЕРАТУРА
>
97 См.: Феррара М. и М. Беседуя с Тольятти. М., 1954, с. 37.
98 SG, p. 160.
99 Gramsci A. Scritti 19I5-1921, p. 90, 92 (декабрь 1918 г.).
100 Помимо работ самого Де Леона важным дополнительным источником
знакомства Грамши с его идеями был близкий к делеонизму и ИРМ журнал М.
Истмена "Liberator".
101 Сp., например, Д е-Леон Д. Избp. произв. М.-Л., 1932, с. 65; Gramsci
А. Scritti 1915-1921, p. 127 (июнь 1920 г.).
102 См.: Д е-Леон Д. Указ, соч., с. 7-8, 63.
103 Там же, с. 193.
104 ON, p. 231.
105 Д е-Леон Д. Указ, соч., с. 197.
106 Gramsci A. Per la verita. Scritti 1913-1926 a cura di R. Martinelh.
tRoma, 1974], p. 350. Сp. также ON, p. 22 (июль 1919 г.): "Ближайшая
задача коммунистической фракции Итальянской социалистической партии
заключается в том, чтобы содействовать развитию пролетарских фабричных
институтов там, где они уже существуют, или их возникновению там, где их
еще нет".
107 ON, p. 99.
108 Ibid., p. 400. Сp. также: ibid., p. 404 (июль 1920 г.).
109 Ibid., p. 68 {декабрь 1919 г.),
110 Ibid., p.68-69.
111 Ibid., p. 70.
112 Ibid., p.138 (июль 1920 г.).
113 Ibid., p. 138-139.
114 Ibid., p. 137.
115 Ibid., p. 138.
116 Сp.: ibid., p. 150, а также публикации в журнале отрывков из работы
Маркса "Гражданская война во Франции" ("L'Ordine Nuovo", а. I, N 42, 27
marzo 1920, p. 338; a. II, N 4, 5 giugno 1920, p. 28).
117 ON, p. 143 (июль 1920 г.).
118 Ibid., p. 68
119 Сp., в частности: Ленин В.И. Поли. собp. соч., т. 36, с. 6; т. 37,
с. 505, 509.
120 Напомним, что в период между Февралем и Октябрем В. И. Ленин
выдвигал лозунг рабочего контроля над производством и распределением в
тесной связи с общей перспективой развития революционного кризиса, но
как осуществимый также и на пути к завоеванию пролетариатом политической
власти, а не только после этого. См. в особенности статью "Удержат ли
большевики государственную власть?" (Ленин В. И. Поли. собp. соч., т.
34, с. 306), где Ленин защищает большевистскую постановку вопроса о
рабочем контроле от обвинений в синдикализме, исходивших от меньшевиков
и очень напоминающих те, с которыми в 1919-1920 гг. столкнется Грамши.
121 В начале 1920 г. руководство ИСП предложило на обсуждение партии
один за другим два документа, в которых намечалась программа борьбы за
Советы в Италии. В обоих фабрично-заводские Советы подчеркнуто
отличались от Советов как политических органов, которым отводилось
главное место. Характерное для этих проектов стремление создать систему
политических Советов как некую искусственную конструкцию, навязанную
массовому движению извне, а не вырастающую органически из его
собственного развития, было основным предметом их критики со стороны
группы "Ordine Nuovo".
122 ON, p. 99 (март 1920 г.).
123 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 29, 6-13 dicembre 1919, p. 223.
124 ON, p. 314 (в том же номере).
125 Gramsci A. Per la verita, p. 97 (январь 1920 г.).
126 Ibid., p. 99.
127 ON, p. 79 (февраль 1920 г.).
128 Ibid., p. 95 (март 1920 г.).
129 Ibid., p. 99.
130 Ibid., p. 388 (декабрь 1919 г.).
131 Ibid., p. 313, 59 {ноябрь 1919 г.).
132 Ibid., p. 389-390 (январь 1920 г.).
133 Ibid., p. 117.
134 Ibid, p. 118.
135 Ibid., p. 121-122.
136 "Il Soviet", a. Ill, N 13, 2 maggio 1920.
137 ON, p. 121.
138 "П Soviet", a. Ill, N 14, 16 maggio 1920.
139 ON, p. 137-138 (июль 1920 г.).
140 Ibid., p. 139-140. (Курсив мой. -Я. Г.), Упоминание о якобинцах в
таком контексте свидетельствует, что Грамши еще не изжил свой юношеский
"антиякобинизм". Однако "ординвистский" период его деятельности и в этом
отношении принес с собой определенный сдвиг. Будучи фактически главным
редактором "Ordine Nuovo", Грамши перепечатывает в нем некоторые
материалы, где проводится параллель между якобинцами и большевиками, а в
августе 1920 г. на страницах пьемоитской "Avanti!" и сам апеллирует к
якобинской традиции в позитивном плане, называя рабочее государство
"Комитетом общественного спасения пролетарской революции" (ibid, p.
411).
141 Ibid., p. 233.
142 Ibid., p. 233-234.
143 Ibid., p. 234.
144 Ibidem.
145 Ibid., p. 233
146 Ibid., p. 244 (июнь 1919 г.).
147 Ibid., p. 308 (ноябрь 1919 г.).
148 Ibid., p. 252 (июнь 1919 г.).
149 Ibid., p. 240, 241.
150 Ibid., p. 305-306 (ноябрь 1919 г.). Сp. также ibid., p. 92 (март
1920 г.); Gramsci A. Scritti 19I5-1921, p. 146 (ноябрь 1920 г.).
151 ON, p. 130 (нюнь 1920 г.).
152 Ibid., p. 28 (сентябрь 1919 г.).
153 Ltingo L. Un'alternativa per uscire dalla crisi. Rapporto al XII
Congresso del Parti comunista italiano. [Roma, 1969], p. 12-13, 31.
154 ON, p. 109, 478 (май 1920 г.).
155 D. R. La lotta impegnata. "L'Ordine Nuovo", a. II, N 1, 8 maggio
1920.
156 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 37, 14 febbraio 1920, p. 296.
157 Упоминаемый Грамши как "польский товарищ" большевик Арон Визнер знал
его с осени 1917 г. Владимир Александрович Деготь - рабочий-большевик,
прошедший многолетнюю школу партийной работы в подполье и эмиграции,-
прибыл в Италию незадолго до Болонского съезда ИСП и познакомился с
Грамши через Визнера. Он выделял Грамши среди всех итальянских
социалистов. с которыми встречался, отмечая, что тот "куда глубже, чем
другие товарищи, разбирается в ситуации" и "ярче понял русскую
революцию" (Деготь В. В "свободном" подполье. Воспоминания о подпольной
работе за границей в 1919-1921 годах. М.-Пг., 1923, с. 50).
158 Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 41, с. 199.
159 Sсirinjа К- Lenin e la formazione del PCI: nuovi documenti
sovietlci. - "Critica marxista", 1970, N 6, p. 109-110.
160 ON, p. 489.
161 Ibid., p. 179.
162 Ibid., p. 185.
163 Ibid., p. 401-402, 404 (июль 1920 г.).
164 Ibid., p. 402.
165 Ibid., p. 138 е sgg.
166 Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 136-137.
167 Ibid., p. 131-132.
168 "L'Ordine Nuovo", a. II, N 11, 31 luglio 1920, p. 81.
169 См., в частности: Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 144-145 (ноябрь
1920 г.).
170 ON, p. 157 (сентябрь 1920 г.).
171 Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 51, с. 299.
172 Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 140 (октябрь 1920 г.).
173 Ibidem.
174 ON, p. 425 (октябрь 1920 г.).
> ====конец ч2======
>