художник призван служить, по мере своих сил, раскрытию Истины мира.
В синтезе Музыки и Слова может быть заключена эта Истина.
Музыка - искусство бессознательного. Я отрицаю за Музыкой Мысль, тем более
какую-либо философию. То, что в музыкальных кругах называется философией,
есть не более чем Рационализм и диктуемая им условность (способ) движения
музыкальной материи. Этот Рационализм и почитается в малом круге людей
философией.
На своих волнах (бессознательного) она несет Слово и раскрывает сокровенный,
тайный смысл этого Слова.
Слово же несет в себе Мысль о Мире (ибо оно предназначено для выражения
Мысли).
Музыка же несет Чувство, ощущение, Душу Мира.
Вместе они образуют Истину Мира.
Рациональное выражается через Волю.
Бессознательное - через Откровение.
Декабрь 1977 г.
* * *
Вспыхнувший интерес к жизни Ал<ександра> Блока.
Спекулятивные мерзости А. Штейна и других. К сожалению, и "блоковед" Орлов
сочинил "повесть" о жизни поэта, пересказав своими суконными словами многое
такое, что стало источником и первопричиной бессмертных стихов.
Какая глупость, какая пошлость и бездарность.
Это делает человек, хорошо знающий биографию и произведения Блока, его
записные книжки, статьи, дневники, в которых много сказано о подобном,
обывательском интересе к частной жизни художника, в сущности не подлежащей
рассмотрению, всегда бесстыдному. Интерес обывателя к жизни знаменитого
человека может быть объяснен в первую очередь обезьяньим чувством
любопытства, но зачем потрафляет этому писатель? То же и книга Катаева о
своих знаменитых и менее знаменитых знакомых.
Во всем этом интересе есть что-то антипоэтическое, низкое, желание сделать
гения "своим", себе подобным. Это заметил еще А.С. Пушкин, когда писал об
интересе общества к тайной жизни лорда Байрона. Теперь это стало повальным
бедствием.
Люди, занимающиеся этим литературно, т.е. пишущие подобные произведения:
"Роман без вранья", или "Гамаюн" (о Блоке), или книга Катаева (более
претенциозная, но в сущности обывательская), - не заслуживают уважения и
даже, наоборот, как-то вызывают у меня презрительное чувство.
В связи с этими книгами в разговорах слышал много порицаний по адресу жены
Блока.
У меня же она вызывает чувство восхищения. Несмотря на все ее человеческие
недостатки и слабости, о которых я, к сожалению, узнал из разных книг.
Женщина, внушившая столь глубокую и прекрасную страсть одному из самых
замечательных русских людей нашего века, заслуживает восхищения. Но самое
прекрасное - это читать стихи об этой любви.
Все низкое, житейское - сгорело, осталось только прекрасное: любовь,
страданье, безмерная красота.
10 июля 1978 г.
* * *
Музыка додекафонистов - это какая-то грязная, сорная трава, выросшая на
развалинах великой германской культуры.
На это больно смотреть, трагический упадок высокого духа, упадок унижения.
* * *
1) Народное - которое способно восприниматься нацией целиком и само
адресовано нации как целому.
2) Сословное искусство - адресуемое наднациональной элите, своего рода
"сливкам общества" или, как их называл А. Блок, "подонкам общества".
* * *
Моцарт и Сальери
Любопытно, что Пушкин сделал трактирного скрипача слепым. Это - тонкая
деталь! Он играет не по нотам, а по слуху. Музыку Моцарта он берет, что
называется, из "воздуха" - который как бы пронизан, пропитан ею.
Если сказать просто: дар мелодии - вот тот божественный дар, которым наделен
Моцарт и который отсутствует у "жрецов" искусства вроде Сальери, владеющих
тайнами и ухищрениями мастерства, умением, формой, контрапунктом, фугой,
оркестром и т.д., но лишенных дара вдохновенного мелодизма, который дается
свыше, от природы, от рождения.
У Твардовского... о словах: "Им не сойти с бумаги!" Ноты Моцарта именно
сошли с бумаги - они парят в пространстве, их слышит слепой скрипач.
* * *
О зависти Сальери к Моцарту, в чем ее причина. Чаще всего говорят, что в
профессиональной зависти меньшего таланта к более крупному. Это не совсем
верно. Дело совсем в ином. Не завидует же Сальери Гайдну, великому
композитору, величие которого он сознает, напротив, упивается "дивным
восторгом", слушая его музыку и наслаждается ею, как гурман, как избранный
(вот в чем дело!), не деля своего восторга с толпой низких слушателей.
Не завидует же он великому Глюку, новатору, направившему музыку по новому,
дотоле неизвестному пути, <так что> и Сальери бросает свою дорогу и идет за
ним, смело, убежденно и без колебаний. Не завидует он и грандиозному успеху
Пуччини, кумиру Парижа.
(Его возмущение вызывает слепой скрипач). Народность Моцарта - вот с чем он
не может смириться.
Народность Моцарта - вот что вызывает его негодование и злобу. Музыка для
избранных, ставшая и музыкой народной.
Вот что вызывает гнев и преступление Сальери. Чужой - народу, среди которого
он живет, безнациональный гений, становящийся злодеем, для того чтобы
утверждать себя - силой, устраняя связующее звено между искусством и
коренным народом.
Стремление утвердить себя (свое творчество) силой, не останавливаясь перед
злодейством, - это мы видим на каждом шагу, и особенно много этого в наши
дни, когда художественное творчество стало важной частью общественного
сознания.
Борьба с Моцартом - это борьба с национальным гением.
Симфоническая рутина наших дней расплодилась до бесконечности, до
невозможности, она заполнила собою все концертные эстрады, проникла в театр,
в балет и оперу, механическая, мертвая сама, она умерщвляет и другие жанры,
все, к чему она прикасается, становится мертвым. Идея этого искусства есть
смерть, и она поразила всю музыку.
Спасение искусства заключено в вере в чудо воскресения, т.е. в идее, лежащей
вне самой музыки, ибо новая музыка мертва не только сама по себе, мертва
идея, ее рождающая.
* * *
Моцарт и Сальери (продолж<ение>)
Гений - не есть превосходная степень таланта.
Это - совсем иное понятие. Талант, пластические способности, умение,
мастерство, рациональное ("ухищрение злобы", по выражению Глинки). Гений -
дух творчества, наитие, озарение, откровение, способность общения с высшей
силой, способность получать от нее первотолчок, а не придумывать его.
Талант - организация. Гений - стихия. Он часто - рудиментарен.
Талант и Гений существуют одновременно в творческой личности. Иногда они
находятся в пропорции, в гармонии. Тогда возникают грандиозные миры
бетховенских фортепианных сонат или симфоний, Сикстинская капелла
Микеланджело, Шекспир. Величие духа соединено с совершенством. Шуберта
"Зимний путь", Шумана "Карнавал", Шопен. Но, может быть, грандиозность
посыла и зияющие промахи в осуществлении. Мусоргский. Ошибки в оркестре 9-й
симфонии Бетховена.
* * *
Движение в театре: ревизия русской литературы, приспособление ее для других
целей, чем она была предназначена ее авторами.
Все смешалось, любой из деятелей современной режиссуры почитает себя вправе
делать что угодно с творениями классиков, которые когда-то почитались
великими, неприкосновенными.
Боже, сколько издевательств претерпела царская цензура за свое вмешательство
в литературу, а это вмешательство совершенно ничтожно рядом с тем, что
творят современные деятели театра с попустительства государства и при
отсутствии всякой критики!
<1980 г.>
* * *
"Клоп" театра Мейерхольда - от полемики, вызов "Чайке" МХАТ. На смену
птице - насекомое. Разряд антиискусства, возникающего из полемики, из злобы
дня, просто из злобы.
Искусство, в возникновении которого лежит не глубокая душевная идея, а
полемика. В данном случае полемика с МХАТ, психологическим русским театром,
замена его театром "агитационным", "идейным", театром идеи. В "Чайке" же -
множество идей, ибо она - отражение жизни!
Идея, заданность - подменяет саму жизнь. Именно в этом беда современного
театра, когда на сцене мы видим не великих художников, чье величие доказано
временем и каких единицы в истории человечества, а видим ставших впереди и
заменивших их собою многие десятки предприимчивых теа<тральных> дельцов.
* * *
М.А. Булгаков, Нестеров и Корин - три великих русских художника - ощутили, в
чем подлинный пафос современных им событий, минуя национальные,
сословно-социальные проблемы и всякие иные, они увидели самую суть, корень
вещей, духовный смысл происходящего, определяющий все строение новой жизни,
строение общества.
Дьявольское овладело людьми настолько, что сам дьявол удивлен этому и
благодарит людей за исповедование веры в него.
Воланд не примитивный носитель, совершитель зла, он делает так, что люди
сами начинают творить зло.
* * *
Композиторы РАПМА, организации типа "Массолит". Была такая серия "Музыка -
массам", где предприимчивые дельцы обрабатывали "для масс" (слово "народ"
тогда вообще не существовало, ибо считалось, что народа нет и есть только
классы) популярные произведения - творения немногих великих музыкантов, не
состоявших в черном списке, "Турецкий марш" Моцарта (Rondo alla turca -
часть из сонаты Моцарта), "Похоронный марш" Бетховена из его сонаты As-dur и
др., беспощадно коверкая, уродуя музыку так, что иногда ее и узнать-то было
нельзя.
Во дворе Московской консерватории горел костер, в котором сжигались ноты
классиков. Это было за 2-3 года до костров Геббельса.
Самодеятельным хорам было нечего почти петь. Хоркружками пелись только песни
типа "Славное море..." и т.д. Новая музыка, создаваемая представителями
РАПМА, как правило, была примитивно-слабой, малохудожественной, за
исключением нескольких хоров А.Давиденко, талантливого, живого композитора,
искавшего пути воплощения новых тем.
Главные же пласты хоровой музыки, накопленные за века существования русской
хоровой культуры, исчезли из жизни, казалось - навсегда.
Вот что такое образ бывшего регента в пенсне.
* * *
Это унижение хоровой музыки, разрушение ее продолжается до сих пор. Двадцать
лет назад А.А. Юрлов получил возможность работать с хором и создал
прекрасную капеллу, отдав этому годы своей жизни.
Хор этот был действительно гордостью нашей музыки.
Репертуар его был огромен. Он исполнял крупнейшие хоровые сочинения
европейского искусства <...>, пел много музыки разных советских
композиторов.
Наконец, Юрлов обратил внимание и вынес на мировую эстраду вместе с
революционной музыкой наших дней и классическое русское хоровое искусство. И
люди изумились этой красоте, а имя Юрлова получило поистине всенародное
признание.
<Начало 1980-х>
* * *
Режиссер П. Его лозунг "освободить оперу от ораториальности", т.е. от
духовного начала. Надо сказать, что многоопытный режиссер во многом здесь
преуспел. Особенно мешала ему русская опера, как раз до краев наполненная
этим ораториальным, хоровым, народным началом, народной духовностью.
Его идеал - это "мюзикл" американского типа, скверный драматический театр с
прикладной, неважно какой музыкой. Скверный, потому что актеры в опере
учились и должны прежде всего петь.
Он идет в своей работе не от "литературы" как искусства слова и уж совсем не
от музыки, к которой он глух как стена, а от сюжета, от фабулы, от интриги,
действия, от занимательности, а не от содержания.
* * *
Рахманинов-композитор творил в атмосфере жестокой, беспощадной борьбы со
всем тем, что составляло сущность его творчества.
Эта борьба, открыто прокламировавшая тогда: "Сбросить Толстого,
Достоевского, Пушкина и др. с парохода современности", - касалась и самого
Рахманинова.
Например, у Маяковского в какой-то статье - слова: "бежал от невыносимой
мелодизированной скуки" (с концерта Рахманинова).
Да эта борьба и вынудила его покинуть Родину.
<...>
Не только резкостями и критическими нападками боролась художественная среда
с музыкой Рахманинова, но и замалчиванием, демонстративным невниманием и
т.д.
Кого только не возносили в те годы: и Скрябина, и Дебюсси, и Регера, и
Шенберга. Думаю, что путь Рахманинова-композитора был очень трудным.
Известно, сколько раз он доходил до отчаяния, да и перерывы многолетние в
творчестве сами говорят за себя.
Все это продолжалось и после Революции, а в 1931 г. его музыка была вообще
запрещена. Один из <...> критиков озаглавил статью о нем "Фашизм в поповской
рясе".
Вдохновляющий момент враждебной Рахманинову критики исполнен большой
духовной глубины. В основе этой критики лежит отвержение внутренней идеи,
которой наполнена рахманиновская музыка.
Борьба с этой идеей - ее искоренение и уничтожение всюду, в чем бы она ни
проявлялась. Вот как стоял и продолжает стоять этот вопрос.
Подобная же судьба у Мусоргского, отвергавшегося по причине
"безграмотности", или, как теперь говорят, "новаторства", ибо дело тут не в
"новизне" или "архаичности" - дело во внутренней сущности искусства. Она-то
и отвергается - миропонимание, строй души отвергается. <...>
Путь Рахманинова-композитора не был столь безоблачным, усеянным только
розами. Быть в России ХХ века русским художником, в том глубоком смысле, в
каком им был Рахманинов, - это тяжелая судьба.
<...>
Рахманинов в эпоху крайней переусложненности, увлечения всякой звуковой
"экзотикой" имел смелость быть простым в том смысле, в каком было простым
творчество Пушкина, Глинки, Л.Толстого, П.Чайковского, А.Чехова.
Простота - изначальное свойство русского искусства, коренящееся в духовном
строе нации, в ее идеалах.
<Начало 1980-х гг.>
* * *
Как это ни странно, Глупость часто сообщает человеку смелость, активность,
действенность.
Ум же обычно неразделен с сомнением.
<1981 г.>
* * *
Я хочу создать миф: "Россия".
Пишу все об одном, что успею, то сделаю. Сколько даст Бог.
<1981 г.>
* * *
"Красный дьявол"
Первый сатирический журнал, который издавался в России после установления
Советской власти, начал выходить в 1918 году. Он назывался "Красный дьявол".
Очень красноречивое название.
21 ноября 1981 г.
* * *
Трагедия - не история, не суетливая взвинченность, не вопли и судороги, не
грохот оркестров или радиоусилителей, не удары палкой по башке.
Вспомним статую бессмертного Софокла - это само величие и покой.
<1985 г.>
* * *
Воспеть Русь, где Господь дал и велел мне жить, радоваться и мучиться.
1 сентября 1985 г.
* * *
Слушаю радио - прохожу по шкале - на всех языках - мир поет! Наше время -
время песни, эпоха песенного искусства, причем далеко не всегда пошлого и
безвкусного, нет, именно сейчас, теперь, в последние годы, песня стала
намного лучше, чище, лиричней, благородней (чего раньше совсем не было
почти!), нежнее, разнообразней.
Лишь наша советская песня удручает своим однообразием, своей унылой,
затасканной пошлостью. Ничего свежего, ничего своего. Вот беда! Есть
однако - Паулс!
8 ноября 1985 г.
* * *
О Блоке: трагическое он носил в самом себе изначально и таким видел мир -
органично. Не нужно было никаких особых потрясений, кроме обычных для
человека, - развал семьи, крах любовной мечты, развал относительного
благополучия, нищета и пр. Слава поэта была, что называется, весьма
небольшой. Не всероссийской и уж совсем не всемирной. Такой и сейчас нету! И
не надо. Великому национальному поэту совершенно не нужна мировая слава.
Она - пустой звук.
Постоянное упоминание имени - избавляет от прочтения стихов, от вникания в
их глубины. А стихи Блока - истинно <исполнены> глубины. Глубины сердечного
чувства, глубины мысли. Глубины духа.
Никаких особых потрясений не испытав, он носил в себе неблагополучие мира,
чувствовал близкую его гибель.
<1989 г.>
* * *
Лет 30-35 назад я как-то задал вопрос С.В. Аксюку (музыковеду. - Прим.
публикатора.) о том, что такое "додекафония" как идея. Он сказал: "Это
отлично сконструированная мышеловка, и, смею Вас уверить, многие в нее
попадут".
Человек серьезный и умный, он оказался глубоко прав.
* * *
О духовной музыке Рахманинова, Танеева, Чеснокова, Гречанинова и иных.
М.П. Мусоргский - великий духовный композитор русского православия. Он
открыл заново корневое - русское искусство. Оно получилось из слияния
древнего Византийства, попавшего в Россию, в глушь ее (на Север), в раскол,
в культурную изоляцию и там расцветшего невиданным цветом. Его не коснулось
секуляризированное, обмирщенное филистерское искусство Европы, абсолютно
лишенное Божьего Духа, Высоты, Непостижимой тайны, искусство полнокровное,
могучее, хранившее народный дух, контактное с природой и ее жизнью,
исполненной изначально Божественного духа, смысла непостижимого и вечного.
Сила музыки Мусоргского и тогда уже была почувствована замечательными
музыкантами, но среди них не оказалось (кроме Н.А. Римского-Корсакова!) ни
единого человека, понявшего и почувствовавшего эту ослепительную
Гениальность.
Более того, именно в Москве под воздействием <...> П.И. Чайковского
сложилось <...> пренебрежительное отношение к этому озарению, открытию.
Чайковский, Танеев и их школа насаждали бескрылый музыкальный академизм
провинциально-европейского образца. Их музыка наследовала главным образом
Бортнянскому, Веделю, Турчанинову и другим. <...> Однако Бортнянскому никак
нельзя отказать в таланте, в мастерстве (болонской выучки!). Но здесь не
было ни одной истинно великой личности.
Лучшее, чего достигла эта школа: "Всенощная" Рахманинова, сочинение
несомненно замечательное. Много красивой, элегической музыки, чудесно звучит
хор. Пользование старыми темами Киевского и Знаменного распева было большой
находкой Рахманинова.
Ему удалось найти этому мелосу новые и великолепные формы, гармонии
прекрасны, хор звучит стройно и довольно разнообразно, хотя звучность
несколько тяжеловата, густа, неразреженна, мало воздуха (как вообще у
Рахманинова), все забито нотами, число их слишком обильно. Фактура
решительно преобладает над мелосом, душа красиво грустит здесь, на своей
Русской земле, но не летит к небесам.
Музыка элегическая, грустная, размягченная (или умягченная). В ней есть
нечто "ватное", как в фигурах Бориса и Глеба на иконах Нестерова.
Все это напоминает Владимирский собор в Киеве, который я безумно люблю, как
люблю и эту музыку Рахманинова.
Однако в музыке его нет загадочности, нет Непостижимого, того, что
составляет главное, Божественное в Христе. Нет Таинства, мистичности его
Страшных Тайн, нет и чувства Запредельного Восторга, космического
Вселенского пространства.
Нет чуда, нет расступающегося моря, нет сгорающих в печи отроков, нет
Восставшего из Гроба, нет таинства Воскресения, нет потрясения жен,
увидевших отваленный камень и пустой гроб (этого вообще нет ни в какой
музыке).
"Христос воскресе из мертвых" - это лишь возглас ликования, но нет
изумления, потрясения внезапной тишины...
Зато одна песнь "Ныне отпущаеши" песни Симеона Богоприимца представляет
собой шедевр наивысшего достоинства, по красоте, глубине, по Христианству,
по выразительности самого напева и гениальному претворению его в хоровом
звучании, в форме и плетении голосов. Одна из лучших страниц музыкального
искусства.
<1990-1991 гг.>
* * *
Нота - совершенно упала в цене.
Современные сочинения наполнены поистине мириадами нот, неисчислимым
количеством звуков.
Композитор наших дней пытается воздействовать на слушателя, обрушивая на
него тонны мертвой музыкальной материи (да - тонны, ибо она имеет вес!),
замысловато-математически организованной.
Желание пришибить, прибить слушающего, дезорганизовать его душу и сознание,
воздействовать на нервное, на низменное в человеческом существе. Отсюда же
эротизм, венский, конца XIX - начала XX века (Шницлер, Ведекинд, Фрейд),
перешедший в порнографию и развиваемый многочисленными эпигонами.
* * *
Моя форма - песня. Отдельная, заключенная в себе идея. Как ее подать?
Оркестровая музыка требует более пространного изложения, более длительного
по времени. То есть надобно песни эти соединять? Разбухший оркестр - вышел
весь из аккомпанемента, из сопровождения главного - мелодии, выразительной
речи.
Сопровождение - подсобное, дополняющее и украшающее, усиливающее
выразительность, но все же не главное, постепенно стало само - главным, но
вместе с тем - осталось второстепенным. Вот парадокс. Объяснить его не
берусь, не могу, а вместе с тем это - так! Но кто поверит в это из
музыкантов, ведь воспитаны они все в другом.
Пение - "мелодия" тянет к простоте, четкости, к формуле, к символу.
Инструмент - тянет к выдумке, ухищрению, вариантности (вариации), к
бесконечному изменению.
* * *
Аккомпанемент может быть построен на одной гармонии, например - до мажор (в
арии; без изменения! - почти).
Это как единый фон, т.е. одного цвета, например: золото в старых иконах,
особенно византийского письма, или пронзительно синий фон (со звездами! как
небо в Провансе, вот откуда он это взял!) у Ван Гога в портретах. На таком
фоне должно быть нарисовано лицо сильной выразительности или, еще лучше,
Божественный лик. В музыке - это мелодия, символ души Божественной или
Человеческой, подобно тому как лицо есть символ души.
* * *
Если музыка хочет выражать душу человеческую, ее печаль и радость, ее
сокровенные устремления, - она должна возвратиться к мелодии. Иного пути -
кажется, нет.
* * *
О "сложности" и "простоте" в искусстве.
За последнее время такое противопоставление часто встречается в разговорах
об искусстве, в том числе и о музыке.
Безобидное и на первый взгляд как будто естественное, оно между тем совсем
не безобидно. В основе его лежит - софизм. Как бы ты ни ответил на вопрос:
"Какое искусство вы любите, предпочитаете? Простое или сложное?" - ответ
будет далеким от сущности искусства, от его смысла (пусть даже тайного!), от
его идеи, предназначения.
Такой вопрос обычно задают сторонники так называемого "сложного" искусства,
ибо кто же в наши дни сознается в своей "простоте", в любви к простому,
бесхитростному, простодушному, "однозначному", несложному. Никто не хочет
быть простым, все теперь люди сложные.
Прокламируемый интерес к "сложному" заменяет собою интерес к "глубокому". И
делается это - сознательно!
Глубина, если она действительно есть в произведении, никогда не бывает
пустой, на то она и глубина, т.е. тайное, скрытое, зерно, если угодно
истина, которая всегда ценна.
Между тем "сложное" само по себе не есть ценное. Есть много "сложного", но
совершенно пустого, есть и "простота - хуже воровства".
Одним словом, ни простота, ни сложность сами по себе не представляют
ценности.
Однако же говорят "Божественная простота", например о Пушкине. Но я никогда
не слыхал, чтобы говорили "Божественная сложность". <...>
Отчего же не говорят "Божественная сложность"?
А вот отчего:
"Искусство", т.е. содеянное человеком, в особенности "сложное", несет на
себе печать его разума, "измышленности", и чем ни сложнее, тем
"измышленнее".
"Измышленная простота" не особенно интересна, наоборот, чем сложнее, тем
"измышление" интереснее.
Простота же ценна тогда, когда она появляется как озарение, откровение,
наитие, вдохновение не разумного, а духовного Божественного начала. Только
такая, вдохновленная простота, внезапное проникновение в истину, в "тайну"
мира - вот это ценно.
Сложность есть понятие человеческое, для Божества - мир прост.
Вот почему мы говорим "Божественная простота" о творении человека, когда оно
просто, когда с него снята поверхностно окружающая его оболочка "сложного",
затрудняющего нам видеть истину, зерно, Божественную сущность мира.
При созерцании такого искусства человек испытывает чувство облегчения,
успокоения души, восторга исходящего от сознания прикосновения к Высшему
началу.
Написано плохо, но мысль верная!
Никто не хочет быть простым, что понимается как "примитивным". Жизнь теперь
сложная (как будто она когда-либо, хоть один день в истории, была простая!).
Век сложный, время сложное. Считается, что все в мире усложнилось.
* * *
"Битлз". Ансамбль.
Редкое, талантливое искусство.
Современные шотландские барды.
Легкое, изящное, мелодичное пение без натурализма, без утробного воя, без
воплей. Легкая игра, яркая ритмика. Все - с душой, просто, без "оперности",
без виртуозничанья.
Они использовали богатую ритмику американского джаза, которая не является у
них самоценной, а сопровождает мелодичное пение, идущее от традиций
шотландской песни, баллады, ничего агрессивного, лирично, проникновенно,
народно, если хотите.
* * *
Тютчев:
О чем ты воешь, ветр ночной,
<...>
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке.
Изумительное выражение того, каким должно быть искусство.
* * *
Для меня Россия - страна просторов, страна песни, страна печали, страна
минора, страна Христа.
