Правнучка Троцкого руководит Национальным институтом США по борьбе с
наркоманией
Евгений БАЙ, Вашингтон
Нора Волков родилась через три года после смерти Сталина и через 16 лет
после того, как агент НКВД Рамон Меркадер ударом ледоруба убил ее прадеда -
Льва Троцкого. Нора говорит, что в ее жилах 50 процентов русской крови. Ее
отец Эстебан Волков-Бронштейн в 1940 году переселился из Турции в Мексику и
там стал жить в одном доме (? 45) с Троцким на улице Вьена. Здесь и родилась
Нора. Но наша беседа - не только о прославленном прадеде, но и о том, каков
ее собственный путь к известности. Всего 10 лет назад получившая
американское гражданство доктор Волков (так в сочетании с ученым титулом
принято к ней обращаться в США) руководит Национальным институтом по борьбе
с наркоманией - самым крупным центром такого рода не только в Америке, но и
во всем мире. С доктором Норой ВОЛКОВ встретился вашингтонский корреспондент
"Известий" Евгений БАЙ.
- Когда вы ощутили, что причастны к известной семье?
- С самого детства. Еще бы, я ведь родилась в доме, где был убит Леон (так
звучит его имя по-испански) Троцкий. Там сами стены излучали историю. Мы,
дети, проникали в самые закрытые комнаты, где хранились исторические
реликвии. Я прочитала множество книг, написанных самим прадедом, и книг о
нем. А когда мне было уже 17-18 лет, отец начал впервые давать интервью
прессе, и я уже из газет узнавала все новые и новые подробности о жизни
Троцкого. А до этого отец вообще не говорил со мной о прадеде.
- Он был не согласен с его революционными идеями?
- Когда Троцкого убили, отцу было 13 лет, у него в ту пору не было
собственных политических взглядов. Но вся история его семьи, оставшейся в
России, была для отца одной большой раной. Моя бабушка покончила с собой.
Мой дедушка не вернулся из концлагеря. Моего дядю расстреляли в сталинской
тюрьме. От семьи почти ничего не осталось. Детство отца было тяжелейшим, он
пережил огромную психологическую травму. И ему понадобились годы, чтобы
выйти из ракушки, в которую он сам себя загнал, и начать общаться с миром. А
Россию он принял не так давно. Может быть, лет десять назад. Ему кто-то
позвонил из друзей и сказал: "Ты знаешь, Эстебан, мы нашли твою сестру, она
жива". И он поехал в Москву на встречу с сестрой. Ее звали Ева. Она умерла
от рака два месяца спустя после того, как повидалась с братом. Это была
последняя часть трагедии, которую пережила семья. Россия оказала настолько
болезненное влияние на отца, что, когда мне было 19 лет, он отговорил меня
ехать на учебу в Москву.
- Как это случилось?
- Мне, образцовой студентке, окончившей колледж в Мехико, вдруг пришло
приглашение учиться в МГУ. В то время Троцкий у вас был предан анафеме,
книги его не издавались, и никто о нем не вспоминал. Отец был уверен, что
российские власти хотели использовать мое присутствие там в своих корыстных
интересах. Например, могли объявить на весь мир: "Вы видите, какие мы
либералы, - даже пустили в страну правнучку Троцкого". А насколько
либеральной была Россия в середине 70-х годов, всем было хорошо известно.
- Вы видели фильм "Фрида", получивший несколько "Оскаров"?
- Видела, и он мне понравился. Он очень хорошо поставлен.
- А вы согласны с художественной интерпретацией последнего периода жизни
Троцкого?
- Там нет политической интерпретации, нет никакого идеологического послания.
В картине почти ничего не говорится о взглядах Троцкого. Речь идет лишь о
красивой истории любви. Думаю, правдивой.
- По мере того как вы все больше узнаете о своем прадеде, какой вам видится
его роль в российской истории?
- Его жизнь была поистине трагичной. Но я всегда думаю о том, каким же
блестящим должен был быть ум этого человека, чтобы он смог оказать такое
сильное влияние на историю своей страны.
- Скажите, как вы, не столь в отдаленном прошлом гражданка Мексики,
оказались на таком видном посту в Америке?
- В 1981 году я закончила Национальный автономный университет Мексики и
собиралась продолжить учебу в США, в Массачусетсском технологическом
институте. Но именно в то время я получила один из номеров журнала
"Сайентифик Америкэн", который изменил мои планы. В журнале я прочитала об
изучении мозга с помощью сканеров, которые отслеживали траекторию внесенных
в него радиоактивных элементов. Они свидетельствовали о различных
нейрологических изменениях в мозгу при инсульте, эпилепсии, болезни
Альцгеймера или при воздействии наркотиков. Я этим страшно заинтересовалась
и вместо Массачусетса направила свои стопы в Нью-Йоркский университет. Моей
специальностью стало изучение влияния на мозг наркотиков. Первыми
наркотиками, которыми я занималась, были кокаин и опиум.
- Ответьте на простой вопрос: наркомания - это болезнь?
- Да, болезнь, которая вызывает химические изменения в мозге. Но сами по
себе наркотики не в состоянии вызвать патологическую зависимость. Она
возникает в особой обстановке, окружающей среде, где присутствует особого
рода социальный стресс. Речь может идти о странах, которые переживают
переходный период, где существует бедность и остро стоят проблемы миграции.
- Насколько я понимаю, ваш центр в основном изучает пути борьбы с
наркоманией внутри США. А в Америке нет стрессовых факторов переходного
периода.
- Наш институт финансирует 85 процентов всех научных работ в мире, которые
ведутся в сфере борьбы с наркоманией. Наркомания стала международной
проблемой, мы не можем предохраниться от нее, если в мире существуют мощные
очаги заражения. Но и в самих США наркомания - серьезнейшая проблема. По
нашим подсчетам, если учесть все негативные последствия, которые она
оказывает на производительность труда, семейные связи, преступность, то
получим годовые потери в размере 150 миллиардов долларов. При этом речь идет
лишь о применении нелегальных наркотиков, я не говорю о курении или
злоупотреблении алкоголем.
- В России считают, что американцы в отличие от русских не страдают от
алкоголизма. Это верно?
- Проблема алкоголизма в Америке тоже стоит достаточно остро. Здесь, по
нашим данным, около 25 миллионов людей злоупотребляют спиртным. Из них
примерно половина - больные люди, которых надо лечить.
- И какие методы лечения вы предлагаете?
- Хорошие результаты дала групповая терапия в обществах анонимных
алкоголиков. Что же касается препаратов, то есть по крайней мере два
лекарства, которые являются весьма эффективными. Одно из них называется
"Акампросат", оно сначала пришло в Западную Европу, а потом в США, другое -
"Налтрексон".
- Есть ли у вас какой-то профессиональный интерес к изучению проблем
наркомании и алкоголизма в России?
- Конечно. Ведь половина моей крови, это приблизительно два литра, -
русская. И половина моего мозга и моих генов - также русская. Мой интерес и
личный, и профессиональный. Именно ваша страна сейчас из-за гигантских
исторических изменений испытывает разнообразные стрессовые факторы и
становится привлекательным объектом для наркоторговцев.
- У вас есть какие-то программы сотрудничества с российскими научными
центрами такого рода?
- Два месяца назад я побывала в Ленинграде... простите, я должна называть
его Санкт-Петербургом. Там проводилась встреча наших сотрудников с учеными
из Института физиологии имени Павлова. Наши совместные работы идут по двум
направлениям. Первое - сотрудничество в борьбе со СПИДом, второе - изучение
воздействия наркотиков на мозг человека.
- Не думаете ли вы, доктор Волков, что во времена, когда жил ваш известный
прадед, миллионы людей в Советском Союзе были поражены той же болезнью, что
и наркоманы, - они испытывали хроническую зависимость от некоей идеологии,
которая стала для них своего рода наркотиком? А если это было именно так, то
предпринимались ли позднее попытки изучить и научно обосновать эту болезнь?
- Я согласна с тем, что эта зависимость от идеологии может рассматриваться
как некая форма наркомании. Но, насколько я знаю, пока еще никто не пытался
посмотреть на это явление с точки зрения нейробиологии.
- Но, может быть, лечение этих людей должно строиться на тех же принципах,
что и лечение анонимных алкоголиков?
- Вполне возможно. Но в этом случае речь идет не о химических изменениях в
мозге, как это происходит при потреблении наркотиков. Так бывает у людей,
которые постоянно едят или, например, испытывают тягу к порнографии. Их
можно вылечить и без применения лекарств. Но групповая терапия по отношению
к этим людям может принести успех лишь в том случае, когда им будет
предоставлена другая, альтернативная вера. Например, вера в самих себя, а не
во всемогущего лидера.
