>Атеизм ныне – мода. Атеизм – это аксиома мышления, неприятие которой в лучшем случае провоцирует снисходительные улыбки, в худшем – «праведный» гнев материалистов.
Замечу, что и вера нынче тоже мода (с оговоркой, о присутствующих не говорят).
>Христианство представляет собой внутренне полностью согласованную теорию (если, говорить о христианстве как о теории).
Точнее сказать, христианство есть вера. Но христианская теология построила нечто такое, что можно назвать умозрительной теорией, разрешающей те противоречия, на которые может натыкаться «незрелое» сознание. Но чуда не отменила и теология. Она его включает, но не дает ему рациональных объяснений. Чудо должно остаться чудом.
>можно натолкнуться на удивительнейшую вещь: христианство научно. Если бы профессиональный теолог взялся за проверку тех механизмов и законов духовной жизни, о которых говорит христианство, то он бы нашел, что здесь будет иметь место полная индукция: нет ни одного факта, который противоречил бы теории.
Вопрос о научности – принципиальный. Дать объяснение – не значит достигнуть научности. Мифология все объясняла человеку родового общества.
>«научный» атеизм глубоко антинаучен.
Поле, в котором он находится, само по себе не научно. Здесь сражаются не теории, но два принципа, два убеждения, можно сказать, две веры.
>В России марксизм – из всех западных теорий, появлявшихся здесь – снискал себе наибольшую популярность.
Точнее, он утвердился как официальная теория и официальная теология после победы октябрьской революции. В дореволюционный период такого (наибольшей популярности) не наблюдалось.
>во-вторых, марксизм – это продукт своего времени, продукт сознания с еще высоким уровнем религиозности, продукт сознания с низким (в сравнении с современностью) уровнем знания в сфере естествознания, нулевыми знаниями в психологии, с очень примитивными представлениями о системах.
Правда, что Маркс происходил из семьи потомственных раввинов. Но религиозность марксизма есть что-то вроде веры в торжестве справедливости здесь, на земле, в мирской жизни, а не в раю. В этом смысле он прямо противоположен христианской веры с ее «богу-богово…».
>Главное – это не превращать в догму ни один метод: ни материализм, ни идеализм, ни метафизику, ни диалектику.
Превращать в догму не надо, но и свалить в одну кучу невозможно.
>Мы или являемся детищами Православия, с его ценностными установками и мировоззренческой позицией, или мы суть гордые атеисты (готовые верить в любой «-изм», в любую ахинею, но только не в Бога).
Мы – дети своей истории, мне кажется, что с этого нужно начинать.
>Здесь же коренится и третий вопрос – о нравственном критерии в применении к пониманию истории и политики. Кто-то на форуме сказал: история, мол, нравственностью не управляется. Вроде бы – так. Но – это только кажется: христианское видение истории с его эсхатологией очень и очень убедительно доказывает, что история ничем, кроме нравственности не управляется
Хотя и сильно сказано (сильно в том смысле, что ничем, кроме нравственности…) могу поддержать тезис об очень важной, если не исключительно роли нравственного начала. Оно не создает ткацкие станки, но оказывается решающим в точках бифуркации. В этом смысле, полагаю, Достоевский с его «основание всему начала нравственные» - не устарел. Реформация модифицирует представление о Добре и Зле, т.е. представления нравственные. Она сделала возможным тот выбор, который сделал европейский запад.