Страницы истории, которые становятся известными 60 лет спустя
В истории Великой Отечественной войны, блокады Ленинграда, 60-летия событий
которых мы продолжаем отмечать, есть явления, эпопеи, кампании, не связанные
с какой-то определенной датой. Они проявлялись, действовали и развивались
всегда. И если мы не знаем или забываем о них, то многое теряем. Во всяком
случае такая мысль возникает при знакомстве с монографией <На грани жизни и
смерти>, выпущенной издательством <Нестор>. Ее автор - известный историк
лауреат Государственной премии, доктор исторических наук Андрей ДЗЕНИСКЕВИЧ.
С ним беседует наш обозреватель Игорь ЛИСОЧКИН.
- Для всех, кто интересуется историей блокады, <болеет> ею (а имя им -
легион), вы человек весьма авторитетный, и для многих семь книг, написанных
вами, являются настольными. Однако вы не историк медицины. И что подвигло
вас заняться исследованиями в столь специфической области?
- Это началось достаточно давно. Работая в архивах, я наткнулся на пласты
блокадных документов, относящихся к медицинским учреждениям города, которые
никогда не вводились в научный оборот. Далее - больше: я стал понимать, что
многое из того, что происходило в блокаду, не потеряло значения по сей день.
Дополнительным толчком для меня послужила международная конференция,
посвященная голодной смерти в блокированном Ленинграде. Она была
организована в нашем городе при поддержке британского благотворительного
фонда <Веллком Траст>.
- Вокруг голодной смерти в блокированном Ленинграде и числа ее жертв сломано
столько копий, что все это превратилось в дело политики, пропаганды...
- Действительно, немало журналистов и историков, в особенности зарубежных,
использовали эту тему для псевдосенсаций, для опошления и извращения самой
сути героической блокады Ленинграда. Но на нашей конференции не было
политики, в ней участвовали серьезные ученые и архивисты, которые
рассматривали трагедию нашего города в общемировом, общечеловеческом
аспекте.
Дело в том, что на протяжении всей известной нам истории голод был
непременным спутником человечества и остается для него угрозой по сей день.
Трагедия первой ленинградской блокадной зимы, конечно, способна подавить
каждого. Но давайте вспомним ужасающий голод в Поволжье и на Украине... И
такова судьба многих стран. Массовый голод поражал Ирландию, трижды Индию,
трижды Китай, Эфиопию, Грецию, Нидерланды. Голодная смерть сегодня витает
над странами третьего мира.
Естественно, мимо этого не могли пройти ученые. Сто с лишним лет назад один
из основоположников нового научного направления Корнелий Волфорд перечислил
12 причин голода и разделил их на категории естественных и искусственных. С
той поры появились научные школы, работы, книги.
К сожалению, исследования такого рода практически не велись в нашей стране.
То, что было в прошлом, замалчивалось, на протяжении нескольких десятилетий
считалось, что голод нам угрожать не может. Прошедшая международная
конференция, посвященная голоду, явилась в нашей стране первой. И была она
обращена не в прошлое, а в будущее. Ученые исследовали, что и как было в
блокаду, с тем чтобы ленинградский опыт борьбы с голодом мог быть
использован в интересах всего человеческого сообщества. И, как вы понимаете,
без медицинского аспекта тут было не обойтись.
Я посвятил книгу блокадным медикам-исследователям. А о них на протяжении
десятилетий было известно очень немного. Очень долго значительная часть
блокадных документов оставалась закрытой. Оставались недоступными для
изучения материалы медицинской и демографической статистики. Особенно
засекречивались данные по так называемым социальным болезням (туберкулезу,
кожно-венерическим и психическим). И только когда архивы начали открываться,
перед исследователями предстала широкая картина фронта борьбы за спасение
населения от голода и болезней. То, что раньше подразумевалось, угадывалось,
явилось во всей полноте фактического материала и волнующем драматизме
событий.
- Но так ли были важны некоторые закрытые материалы? Что, к примеру, может
дать статистика кожно-венерических заболеваний?
- Постараюсь объяснить. Эти болезни были наследием гражданской войны и
разрухи. С начала 1930-х годов началось их искоренение, и уже в предвоенные
годы они были сведены до минимума. В Ленинграде ситуация с ними не вызывала
никакой тревоги и на протяжении всей блокады.
Беда пришла после разгрома гитлеровских армий под Ленинградом, в 1944 году,
когда наши войска вступили на территории, ранее оккупированные противником.
На них, как выяснилось, заболевания выросли в 10, 20 и даже 30 раз! Главным
источником был фашистский вермахт: в Германии в то время венерические
заболевания были очень распространены.
Не успели наши медики справиться с этой волной, как нагрянула вторая. Ее
принесли солдаты и офицеры, возвращавшиеся из Германии, Австрии, Румынии,
Венгрии. У нас спешно готовились кадры врачей-венерологов, разворачивалась
сеть диспансеров. И только в 1949 году с этой бедой удалось справиться.
Во всей исторической и другой литературе нет упоминания о том, что Германия
в годы второй мировой войны принесла в нашу страну не только смерть и голод,
зверства и разрушения, но и массовые заболевания сифилисом, шанкром,
гонореей. А ведь так было. Об этом свидетельствуют архивные документы.
- Первая глава вашей книги имеет 15 подглавок, каждая из которых посвящена
одному институту. Почему вы отказались от обобщенного повествования?
- Народ должен знать своих героев. Ведь, например, в исторической литературе
описан ход каждой фронтовой операции, названы ее участники. А у
медиков-исследователей был свой фронт и свои битвы (хотя не все из них
удалось выигрывать). И я счел необходимым сказать о каждом институте, о его
деятельности, назвать фамилии авторов исследовательских работ. Они достойны
этого.
Медики переживали все то же, что и остальные жители города. Они так же гибли
от голода, от бомбежек. Эти данные я привожу в книге. Порой, казалось, не
оставалось никаких возможностей для работы. Ведь не было ни электричества,
ни тепла, ни воды. Автоклавы, в которых проводились реакции, обкладывали
горячими кирпичами.
И при всем том исследовательская работа шла! Исследователь не может не
исследовать. В качестве эпиграфа к книге я взял строку, на мой взгляд очень
яркую, из блокадного дневника врача-патологоанатома Лидии Михайловны
Линдер-Черемных: <Какой парадокс: такой ужас голода и страдания и такие
интереснейшие научные загадки!>
За годы блокады медики провели сотни тысяч опытов, экспериментов,
исследований, направленных к одной цели - сохранению жизни и здоровья
человека. Очень глубоких. Поскольку в конце войны они вылились в сотни работ
и защищенных кандидатских и докторских диссертаций.
Я веду речь не о частных научных успехах, а о глобальных достижениях,
обеспечивших стойкость Ленинграда. Например, благодаря исследованиям и
работе с донорами Института переливания крови Ленинградский фронт,
медицинские учреждения города никогда не испытывали дефицита донорской
крови. Правда, доставлялась она не в стандартных ампулах, а в винных
бутылках. Другой посуды в городе не было. Но представьте: сколько жизней
было спасено благодаря этому!
- <Научные загадки> блокады во многом связаны с голодной смертью, с
алиментарной дистрофией?
- Когда в ноябре 1941 года первые дистрофики стали поступать в больницы, то
состояние многих из них не вызывало особых опасений. Но через несколько дней
эти люди неизбежно умирали. Причина их смерти не была понятна медикам.
Начались исследования, в которых принимали участие практически все
институты, в планах некоторых из них насчитывалось до десяти направлений по
этой теме. Исследовалось буквально все - от изменений крови и плазмы до
влияния внешних условий на голодающего.
Механизм развития дистрофии был раскрыт довольно быстро. Вначале важнейшие
органы человека питаются за счет подкожной жировой клетчатки, затем
наступает очередь мышечной ткани. Когда эти резервы иссякают, органы
человека в определенной последовательности начинают питаться один другим.
Даже сердце может уменьшиться на треть. И к моменту гибели человека у него
остаются неизмененными два органа - мозг и почки.
Впрочем, этот механизм никак не объяснял причины многих неожиданных смертей.
В декабре 1941 года был введен термин <алиментарная дистрофия>. Медики
пришли к выводу, что длительное голодание порождает новую болезнь, которая
меняет ход и проявления ранее известных болезней, способна поражать
различные органы. Поэтому во многих случаях человека, пораженного
алиментарной дистрофией, нельзя спасти полноценным и усиленным питанием, его
надо лечить. И, несмотря на более чем скромные в то время возможности
медицинских учреждений, методы такого лечения были созданы.
- Хотя главная загадка первой страшной блокадной зимы так и остается
неразгаданной. Сужу по материалам той международной конференции, о которой
вы говорили. Физиологи уверенно утверждают, что при тех продовольственных
нормах, которые были установлены в ноябре 1941 года, население города могло
прожить лишь менее месяца. Это, как говорится, твердо установленный
медицинский факт. Таким образом, уже к середине декабря 1941 года все
ленинградцы перешагнули последнюю, смертную черту, а затем еще три месяца,
до весны 1942 года, когда продовольственное снабжение города улучшилось,
существовали, жили и работали во все более усугубляющихся блокадных
условиях, за гранью собственной смерти. Должны были погибнуть все, а погиб
лишь каждый третий. Как объяснить этот невероятный факт?
- Сейчас на земном шаре есть немало стран, население которых недополучает до
10 процентов продовольствия, необходимого для полноценного выживания. Но тем
не менее они живут. Ученые, проводившие там исследования, выяснили, что
существуют компенсаторные механизмы, позволяющие человеку выживать в
условиях постоянного голодания. Правда, за это народы расплачиваются
эпидемиями, хроническими заболеваниями и неполноценным потомством.
Однако эти механизмы совершенно неприменимы для блокадных условий, где голод
был стремительным и уничтожающим. Участники конференции предположили, что в
те годы имел решающее значение психосоматический фактор, говоря литературным
языком - главенство духа над плотью. Выживать вопреки физиологии помогали
чувство долга, мужество, самоотверженность, активная деятельность,
стремление помочь ближнему. Кстати, та же мысль в разных формах
прослеживается в работах блокадных медиков. Но все это, конечно, пока лишь
гипотеза, над которой предстоит серьезно работать.
- Вы посвятили несколько глав книги решению социальных проблем, возникавших
в городе в блокадные годы.
- Медицина всегда непосредственно связана с социальными проблемами. И тут
очень важно проследить, насколько власти следовали рекомендациям ученых, что
они делали в этом смысле для населения города.
- Так как же относился тогда Смольный к науке, к ученым?
- Никто в Смольном, в обкоме партии, пренебрежением к науке не страдал. Дело
не только в собраниях активов ученых, в работе комиссий, которые занимались
реализацией предложений научных сотрудников и изобретателей. Когда
складывалась ситуация, которая представлялась неразрешимой, в Смольный на
предельно короткие оперативные совещания приглашались ведущие ученые города.
После одного из них, например, профессор Шарков за одну ночь создал всем
известную <пищевую целлюлозу>.
То же относилось и к медикам-исследователям. Их работы рассматривались очень
внимательно, а некоторые темы в их планы вносились по инициативе
руководителей обороны города.
Одним из важнейших направлений была охрана труда. Исследования велись по
отраслям, по предприятиям, по профессиям, по возрастам. Медики следили за
условиями и режимом работы и отдыха, устанавливали допустимые нормы и
нормативы, предлагали щадящие методы использования вредных химических
веществ, применявшихся на различных производствах. Война войной, блокада
блокадой, но и в тех условиях специалисты стремились достигнуть максимума
возможного.
Хотя не все было возможно преодолеть. В этом смысле интересна история
широкомасштабного исследования труда женщин. Они составляли в блокаду до 85
процентов всей рабочей силы, выполняли множество работ, которые
противоестественны для женской конституции: были кузнецами, литейщиками,
молотобойцами, грузчиками... И медики решительно выступили против этого. У
них возник конфликт с руководителями предприятий. Смольный, образно говоря,
оказался меж двух огней. С одной стороны, там хорошо понимали, что медики
правы, а с другой - заменить женщин было некем, снять их с тяжелых работ
означало остановить производство. Решение принималось трудно. Но в конечном
итоге все согласились, что наибольшую опасность для женщин представляет
поднятие тяжестей. После этого на всех предприятиях под весьма жестким
контролем началось создание средств малой механизации. Женщины получили
устройства и приспособления, с помощью которых можно было перемещать и
кантовать тяжелые детали и грузы. Пусть частично, но проблема была решена.
- Забота о сохранении производственного потенциала или забота о людях?
- Невозможно оторвать одно от другого. Давайте я приведу пример, который
может показаться неожиданным. В одном из медицинских НИИ была выполнена
работа <О половой жизни ленинградцев>. Какое, кажется, это имело отношение к
войне, к судьбе города? Но тем не менее его руководители были чрезвычайно
озабочены снижением рождаемости, которое вело город к демографической
катастрофе. Настолько озабочены, что следить за аналитическими работами
медиков и статистикой было поручено начальнику Управления НКВД Кубаткину,
который с начала 1942 года докладывал все данные руководству Ленинграда.
Катастрофа казалась неминуемой. Четыре пятых молодых ленинградок всю войну
оставались девственницами, 84 процента замужних женщин не жили половой
жизнью, почти 34 процента из них остались вдовами. Это говорит не столько о
том, что в Ленинграде было мало мужчин, сколько о том, что ленинградки
придерживались устоявшихся довоенных представлений о любви, браке, семье и
не руководствовались принципом <Война все спишет>. А рождаемость в городе
стремительно катилась к нолю.
Был принят и начал осуществляться широкий план мероприятий. Медикам поручили
справиться с аменореей, которой после первой блокадной зимы страдали
большинство женщин и девушек. Улучшались бытовые условия для молодых семей.
Расширились возможности женских консультаций. Были приведены в порядок
родильные дома. Созданы специальные отделения в больницах для особенно
слабых женщин. Со временем все беременные обеспечивались витаминами А и D
(три тонны жидких витаминов ленинградцы получили в подарок от Швеции). Эта
работа велась постоянно. И всего через год после Победы рождаемость в
Ленинграде достигла довоенного уровня.
Не могу не упомянуть еще об одной эпопее - борьбе за улучшение
санитарно-гигиенического состояния города. Ведь Ленинград является
единственным городом в истории, который подвергся осаде, но обошелся без
эпидемий. Он смог захоронить сотни тысяч погибших, провел массовые
субботники и воскресники по очистке улиц и площадей. Об этом написано
немало.
Менее известно, что его состояние продолжало оставаться весьма тяжелым.
Речка Ждановка, Мойка, Карповка, каналы Обводный и Грибоедова, водоемы
предприятий находились в ужасающем состоянии, в водопроводной воде регулярно
проходили <проскоки> кишечной палочки, большую опасность продолжали
представлять массовые захоронения.
С 1942-го по 1944 год в городе были взяты многие тысячи проб воды, почвы и
воздуха. Занимались этим три самостоятельные лаборатории, сил явно не
хватало. И 26 августа 1944 года в Ленинграде был создан специализированный
Санитарно-гигиенический институт. Несмотря на трудности военного времени, он
формировался как мощная научно-исследовательская организация: 11 основных
отделов, 8 вспомогательных, 295 штатных специалистов.
Одним из первых реализованных и весьма широких его проектов было расширение
<зеленых легких> города. Решалась задача не только создания кольца старых и
новых парков, но и приближения зеленых насаждений к жилью. В рамках этого
проекта закладывались парки Победы, озеленялись пустующие участки и дворы,
возникали бульвары и скверы. Все велось методами <народной стройки>, и,
наверное, не было блокадника, взрослого или ребенка, которые не участвовали
бы тогда в посадках... Прутики-саженцы давно превратились в могучие деревья.
И горько видеть, как они сегодня вырубаются ради коммерческого строительства
жилья и торговых центров. Я вижу в этом не только ущерб для экологии города,
но акты беспамятства, варварства, кощунства.
- Вы говорите взволнованно, а ведь ваша книга имеет чисто академический
характер, она содержит много статистических данных, таблиц... Все это
предназначено специалистам?
- Я не медик и не берусь судить о чисто медицинских делах. Но мне хотелось
сосредоточить в книге малоизвестные и вообще неизвестные материалы о
блокадных исследованиях, которые могут быть использованы другими историками,
медиками, социологами, политологами. Впрочем, льщу себя надеждой, что любой
человек, интересующийся блокадной историей, может найти в ней для себя
немало неожиданного и интересного.
