Господа экономисты и знающие помогите;
Леонид Сергеевич Гребнев доктор экономических наук профессор кафедры экономической теории
Философия экономики.(так назв.его книга). Он так же автор в ж-ле Ю.Осипова"Философия и хозяйство". Осипов -орг-тор конф-ции по соц-зму окт.2000г.
По теме нескольких возможных типов экорномик (напр "воточного"типа) и об однобокости абстрактных подходов (стандартных либеральных"рыночников") . Но еще важней о причинности
kuski
...
Маркс - это, мол, пугало для буржуазных экономистов. Однако, в действительности "буржуазные" теоретики сейчас не забывают помянуть это имя в ряду великих ученых прошлого в научных работах[38] и даже в учебниках для первокурсников[39]. Более того, отдавая дань его вкладу в исследование капитала, соответствующий "фактор" обозначается немецкой буквой К
...
статическую причинность он(Хикс) связал со статической теорией ("классикой"), одновременную - с теориями Кейнса (в макроэкономике) и Маршалла (в микроэкономике). Открытым он оставил два вопроса: 1)какой теории соответствует последовательная причинность - предмет его особых забот и надежд; 2)какой причинности соответствует теория, названная им "неомарксизмом? Возможно, ему не очень хотелось давать на два вопроса один ответ, который вроде бы подсказывался многими его собственными высказываниями (в частности, об историческом характере динамики в экономике, о пограничном, естественноисторическом характере экономики).
Во всяком случае, открытость ответа оставляет некоторый шанс ученым, в той или иной мере и форме исповедующим марксизм, на плодотворное участие в дальнейшем развитии экономической теории. Видимо, Хикс, как и положено экономисту, не хочет терять ни одной благоприятной возможности (opportunity) для извлечения выгоды (в данном случае - интеллектуальной). Может быть, такая позиция одного из патриархов экономической науки подвигнет кого-то из наших марксистов на включение в современную дискуссию о причинности в экономике без насилия над собой, без разрыва со своим прошлым?
Наконец, в заключительном комментарии хотелось бы еще раз затронуть тему неопределенности, сквозную в монографии "Причинность в экономической науке". При всем внимании к этой теме, уделенном Хиксом, остается впечатление, что неопределенность для него - что-то вненаучное, находящееся за пределами объяснения (во всяком случае, объяснения через "событийную" причинность: почему случилось?). С этим связано и его определение экономики как отрасли знания, находящейся на периферии науки, и понятие "неопределенного знания".
Признавая высокую степень фрагментарности знания, особенно в экономике, он все же считает, что не существует событий, которые невозможно пытаться объяснить, т.е. указать причину его появления. Такой подход, вполне логичный в рамках "событийной" причинности, выводит из сферы подлежащих объяснению спонтанные, самопроизвольные, беспричинные события. Таковые встречаются уже в физике. Достаточно упомянуть явление самораспада атомов радиоактивных изотопов. Как известно, для его объяснения используется "свойственная" причинность, которая отнюдь не претендует на то, чтобы объяснить, почему именно этот атом самопроизвольно разделился именно в этот момент (период) времени[43].
Экономика как наука имеет дело с людьми, чья способность к самопроизвольным действиям вряд ли может игнорироваться без фатальных последствий для самой науки. При таком игнорировании вряд ли можно обнаружить существенные различия между "экономическим принципом" и "стремлением" капель к шарообразности - минимизации поверхности при заданном объеме, как объяснительными принципами "поведения" наблюдаемых предметов. Хотя в книге Хикса свобода выбора постулируется в гл. I., при возврате к этой теме в гл. VII ему приходится больше говорить о времени реакции субъектов на событие, о пороговых (граничных) значениях переменных, требующих изменения ожиданий, чем о свободе выбора или решений. Иными словами, неопределенность как свойство поведения экономических агентов, как существенная характеристика свободы этого поведения здесь не обсуждается. Если такое усечение отражает реалии рыночной экономики, надо перестать поминать всуе свободу выбора. Если же нет - с неопределенностями, со спонтанным поведением надо работать "внутри" науки. Европейская традиция, связанная с именем Б.Спинозы, уделяет большое внимание спонтанности, самопричинности (causa sui). Довольно прочные корни эта традиция имеет и в России, причем как раз в связи с активностью человека, в том числе и в экономической жизни. Для напоминания об этой традиции выше уже приводились слова С.Булгакова о прерываниях механических последовательностей причинности точками "абсолютно-индивидуальных" решений.
В целом, как представляется, более плодотворным, чем соединение "потоковой" и "запасовой" причинности, является синтез чего-то вроде их аналогов на более глубоком уровне - "событийного" и "свойственного" подходов к причинности, которые в экономической науке пока-что существуют как бы параллельно, независимо друг от друга. О желательности такого синтеза свидетельствует, в частности, то, что, начав с "событийной" причинности, Хикс довольно быстро перешел к "статической" причинности, а Маркс, начав со "свойств" товара, так же быстро перешел к метаморфозам (Т-Д; Д-Т'). О возможности же такого синтеза свидетельствует объективное существование предметов, представляющих собой одновременно и вещи (со своими свойствами), и последовательности событий. Имеются в виду циклические процессы, в т.ч. и процессы воспроизводства, привычные для экономистов классиков вообще и для К. Маркса в особенности. Вспомним хотя бы его формулу: Д-Т-...П...-Т'-Д' (см. подробнее [6]).
(СП - это ссылка на след.работу, см.ниже)
В комментариях к гл. III эта тема уже затрагивалась. К сказанному можно добавить, что речь сейчас не может идти об отказе от "методологического индивидуализма" в пользу возврата к "воспроизводственной парадигме", игнорирующей специфику человеческой деятельности. И то, и другое (и третье, и четвертое...) - для экономиста, скорее, не символы веры, а что-то вроде сменной оптики со своими техническими характеристиками, разрешающей способностью. Учитывая, что полунатуральный характер российской экономики будет сохраняться довольно долго, можно предположить, что современные модификации "воспроизводственного подхода", опирающегося на континентальную традицию мышления еще послужат нашей науке и, как знать, пригодятся для анализа постиндустриальных, пост- рыночных реалий экономики мировой.
...
www.hse.ru/rectorat/grebnev/
Между историей и наукой:
к анализу проблемы причинности в экономике
www.hse.ru/rectorat/grebnev/text/ve-4-94.htm
tot
www.hse.ru/rectorat/grebnev/text/pe-5-99.htm
...
Двойственность предметного мира в хозяйственной жизни была замечена уже первыми исследователями рыночной экономики и стала предметом забот многих последующих поколений ученых. Не решена проблема и по сей день, хотя теперь это вроде бы мало кого беспокоит. Может быть, напрасно.
Первоначально двойственность в экономике виделась как совмещение у одной и той же вещи — товара — свойств двоякого рода: потребительной ценности и меновой ценности (стоимости)[1]. Эта двойственность — эмпирически наблюдаемый феномен, впервые замеченный уже много веков назад. И если с потребительной ценностью все выглядело достаточно просто — она определяется конкретными, чувственно воспринимаемыми параметрами вещи и их соответствием потребностям конкретного же пользователя, то с меновой ценностью дело обстояло сложнее. Ясно было, что меновая ценность (стоимость) вещи в какой-то мере зависит от ее чувственно воспринимаемых параметров, но столь же ясно было, что она зависит не только от них, а от чего-то еще, чувственно не воспринимаемого. Но чего? Классики экономической теории предположили, что от труда, затрачиваемого на производство обмениваемых вещей.
Продолжая эту традицию, К. Маркс ввел двойственность и в понимание труда, различив конкретный и абстрактный труд, который и был объявлен субстанцией ценности (стоимости), проявляемой в пропорциях обмена, меновых ценностях (стоимостях). Таким образом, двойственность предметного мира хозяйства была «сведена» к двойственности процессов его создания. Далеко не всех ученых такое решение проблемы удовлетворило. Во-первых, двойственность не исчезла; во-вторых, она стала еще менее понятной. Если меновые пропорции — величина наблюдаемая, хотя и трудно объяснимая, то абстрактный труд — типичная «вещь в себе», что-то принципиально не наблюдаемое, сверхчувственное и к тому же оторванное от потребительских качеств вещей, которые хоть как-то влияют на пропорции обмена.
Австрийская школа заменила абстрактный труд в качестве субстанции ценности абстрактной же полезностью и предложила довольно стройную теорию ценности (стоимости), основанную на понятии предельной полезности (полезности предельного продукта, его последней используемой единицы). Не наблюдаемость абстрактной полезности, равно как и нерешенность проблемы соизмерения полезностей различных индивидов, привели к вытеснению кардиналистской полезности австрийцев неоклассической ординалистской полезностью, производной от предпочтений индивидов при сравнении различных наборов благ.
Казалось бы, проблема двойственности в экономике решена. С понятием субстанции покончено, а сверхчувственные свойства элиминированы из мира благ и «запаяны» в предпочтения суверенных субъектов.
Однако это не так.
...
необходимо отметить двухуровневый характер предметности как наиболее важную качественную особенность предметов-циклов. При этом верхний уровень представляет собой замкнутую последовательность процессов, нижний уровень — предметы, изменения которых и образуют линейные процессы, составляющие цикл. Соответственно конкретизируются традиционные методологические категории «конкретное» и «абстрактное». Конкретное как единство многообразного[19] (и даже противоположностей, учитывая противоположную направленность линейных процессов P1 и Р2) характеризует верхний уровень предметности цикла. Оно «складывается» во времени из абстрактных, то есть частичных, односторонних линейных процессов, существующих виртуально — то как действительность, то как возможность. Точнее, каждый такой процесс носит двойственный характер — он конкретен, поскольку каждый раз связывает действительные изменения конкретных предметов нижнего уровня, и абстрактен, поскольку представляет собой совершенно не самостоятельную «часть» целого. Поэтому в рамках марксовой картины экономической реальности следовало бы говорить о двойственном характере не только труда (процесса производства), но и потребления и очень осторожно подходить к количественной характеристике абстрактной стороны процессов. А в рамках хайековой картины экономической реальности «конкретные цели» существуют на уровне предметности нижнего уровня, а «абстрактные правила» обслуживают существование «расширенного порядка», воспроизводство цивилизации.
...
ссылка
[19] Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Маркса. М.: Изд-во АН СССР, 1960.
...
www.hse.ru/rectorat/grebnev/text/ve-4-93-1.htm
еще
www.hse.ru/rectorat/grebnev/text/tambovtsev97.htm
