|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
23.02.2003 11:25:21
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
А.Кустарев Пьер Бурдьё. Вечный бой с агентами невежества(*)
А.Кустарев - автор проходивших по форуму важных материалов"Каким
будет новый социальный проект","Русские штудии Вебера", "Как заговорить
призрак", рецезии на"Запад" Зиновьева. Это некролог в журнале , жанр,
несвободный от упрощений и спрямлений. Сравнение с Хомски и Маркосом
попадалось и у других. "Может быть, всего только три человека не
скурвились и не продались в поганые 90е -Хомски, Негри и Бурдье". Фраза
из статьи про"поганое десятилетие" с сайта
авангардистов-постмодернистов,там попадаются интересные статейки (напр
Цветков) про культурелей, но по части растолкования они еще
более"спрямленные", чем кустаревская.
В дополнении ссылки на материалы об общественно-политической
деятельности Бурдье(франц)
-------------
http://www.newtimes.ru/newtimes/artical.asp?n=2940&art_id=2299
?2940 24 марта 2002
Человек и его столетие
Пьер Бурдье. Вечный бой с агентами невежества
Его наука была не на службе социально сильных или начальства, а на
службе социально слабых и одиночек
Александр Кустарев
Пьер Бурдье умер в самом конце января 2002 года и, таким образом,
принадлежит обоим столетиям. В качестве некролога эта заметка
слегка запоздала, но зато она попадает в рубрику <Человек и его
столетие>, где Пьеру Бурдье и надлежит находиться.
Бурдье - самый известный и уважаемый французский социолог за
пределами Франции. В Германии он <свой>, кроме всего прочего,
просто потому, что кровно связан с немецкой социально-философской
традицией - от Канта через Макса Вебера и Зиммеля до Хайдеггера. В
Америке (в отличие от Англии) всегда смотрели и до сих пор смотрят
на Париж как на интеллектуальную столицу. У Бурдье много
почитателей и в России. На русском языке есть две книги его работ.
Гении родятся в провинции и умирают в Париже
Пьер Бурдье родился в 1930 году в семье мелкого чиновника. Он был
родом из Беарна. Из тех же краев вышел самый <народный> из всех
французских королей Генрих IV (в своем кругу его так и называли -
<беарнец>). Где-то по соседству родился и Д'Артаньян. Бурдье был
характерным французом и на некоторых фото напоминал Алена Делона.
Французы говорят, что гении родятся в провинции и умирают в Париже.
Биография Бурдье и в этом смысле была классической. Учился он в По,
работал сперва в Алжире, потом в провинциальном Лилле. Окончательно
он завоевал Париж в 1964 году, а в 1981 году занял престижную
кафедру социологии в Коллеж де Франс. В 1993 году он получил
золотую медаль Национального центра научных исследований. Это
высшая награда, какой может удостоиться во Франции <научник>. Пьер
Бурдье был первым (и пока единственным) социологом, получившим эту
награду. Этим, пожалуй, завершилась его формальная карьера, и после
этого он все больше занимается общественными инициативами.
Социологи бывают двух разновидностей. Можно обследовать параметры
человеческих массивов. Образец - обследование общественных мнений.
Результаты таких исследований обычно поступают в распоряжение тех,
кто управляет (манипулирует) обществом через соответствующие
институты (органы), решая, например, сколько в стране должно быть
полицейских или насколько следует поднять или опустить налоги.
Такой социолог в основном обслуживает начальство.
А иной социолог опирается на личный опыт индивида в обществе, то
есть в системе, сетке, или, если пользоваться понятиями, которые
предпочитал Бурдье, в пространстве, в поле общественных
(человеческих) отношений. Продукт такой социологии адресован самому
индивиду и дает ему руководство к маневрированию в обществе или,
если угодно, дает ему в принципе возможность воздействия на
общество. Пьер Бурдье был социологом этого рода. Его наука не на
службе социально сильных или начальства, а на службе социально
слабых и одиночек.
Ученый-обезьяна
Социология Бурдье подчеркнуто научна и в самом классическом смысле
этого слова. Страсть к истине была у него сильнее даже понимания
того, насколько <истина> условно- относительна и эфемерна. Бурдье
двигали азартная любознательность, глубокое доверие к логике и
готовность сделать неизбежные выводы, как бы они ни расходились с
его собственными обыденными интересами и эмоциональными
потребностями. В ХIX столетии такие характеры часто встречались в
естественно-научной среде - Дарвин, Пастер, Мечников, Роберт Кох.
Эти люди хладнокровно признавались, что они обезьяны, и ставили над
собой медицинские опыты.
Следуя этой традиции, Бурдье подверг вивисекции свой собственный
класс (самого себя) - класс профессиональных интеллектуалов. На
первый взгляд может показаться, что Бурдье стал жертвой чрезмерной
рефлексии и что он загнал себя в очень ограниченное пространство,
где, дескать, копошатся пара сотен оторванных от жизни академистов.
Но это неправда. Пространство, где оперировал Бурдье, только
кажется ничтожно малым. На самом деле оно огромно благодаря своей
плотности. Как ядро атома. Это в содержательном плане. Но еще
важнее это пространство в структурном плане, коль скоро это мозг
общества. Содержательная и структурная сторона дела соединяются в
традиционном понятии <власть> и в понятии символ-капитала или
культуркапитала, специфическом для социологии Бурдье.
Традиция, к которой принадлежит социология Бурдье, очень
национальна. Интерес к этой среде существует во Франции давно. И
именно во Франции. Вероятно, со времен классицизма. Отцом этой
традиции, можно, пожалуй, считать Лабрюйера, хотя рядом с ним можно
обнаружить еще добрую дюжину моралистов и мемуаристов, занятых
вивисекцией окружающего их пространства - двора, светского общества
(салона), верхних сословий и корпораций. В оглавлении <Характеров>
Лабрюйера мы находим рассуждения обо всех <тусовках>, о
<достоинствах человека>, о <суждениях>, <о моде>, а в самом тексте
- многочисленные пассажи, где обнаруживается материя, скрытая за
красноречием, лестью, набожностью. Обнаруживаются интересы за
поведением и социальность за публичностью. Обсуждается ценность
<общественного положения>. Эта традиция в XVIII-ХIX веках заметно
перемещается в литературу (роман), доходит до почти стерильной
утонченности у Пруста, где она даже с трудом узнаваема, а затем
эффектно перемещается в социологию, где ее с наибольшим блеском и
убедительностью воплощает Пьер Бурдье. К этому времени взгляд
социолога уже обращается к общественным единицам, к таким
<салон-корпорациям>, как литераторы, художники, академия, богема.
Игра с огнем
Но, решившись на суждения об этом пространстве, Бурдье играл с
огнем. Анализируя умственную практику общества, или, если угодно,
практикующего умственного класса (интеллектуалов, академического
класса), он должен был <выносить сор из избы>.
<Известно, что ни одна группа не любит тех, кто выбалтывает ее
секреты, особенно, пожалуй, когда нарушитель и предатель ссылатся
при этом на их же возвышенные идеалы. Люди не скупятся на похвалы
беспристрастному взгляду, называя его <смелым> или <трезвым>, если
речь идет о другой или враждебной им компании, но становятся
подозрительны, когда <трезвый> взгляд обращается на них самих.
Ученик чародея, рискнувший сунуть нос в чью-то колдовскую кухню и
ее фетиши, вместо того, чтобы отправляться в далекие тропики за
таким надежным материалом, как экзотическая магия, пусть готовится
к тому, что разбуженные им силы обрушатся на него со всей яростью>.
Карл Краус больше чем кто-либо имел право на такой диагноз:
объективность имеет тем больше шансов на одобрение и восхваление в
<своем кругу> за <смелость>, чем дальше от <своего круга> ее объект
в социальном пространстве. В редакционной статье первого номера
своего журнала <Факел> он писал: критикуйте далекое и чужое - это
сулит вам легкую добычу и всяческие блага; но если вы станете
копаться в своем ближнем окружении вместо того, чтобы послушаться
доброго совета и не трогать святыни, приготовьтесь к тому, что вас
безжалостно затравят>.
В Homo Academicus (1982), откуда взят этот пассаж, Бурдье ссылается
на судьбу китайца Ли Чжи и его <Сожженную книгу>. Ли Чжи был
ренегатом сословия мандаринов. Он выдал их подноготную обществу.
Его книга была объявлена вне закона. Интеллектуалы и академия
привыкли считать себя субъектами, а на всех остальных смотреть
сверху вниз, как на дикарей или даже как на черепки, то есть как на
объекты, не имеющие собственного сознания, души. Социология,
которой занимался Бурдье, лишает их привилегии субъекта. Он не
избегает при этом сложностей этой задачи. Он не становится в позу
<выше самого субъекта> и не превращает его самого в <черепки>.
Бурдье отчасти превращает субъект в объект, отчасти объект в
субъект. (Кто хочет получше ознакомиться с тонкостями этой
операции, может с пользой прочитать предисловия Н.Шматко к двум
книгам Бурдье на русском языке. Есть также чудесный русский сайт в
сети
bourdieu.narod.ru.)
Культура капитала и капитал культуры
Одно из самых главных понятий в аппарате Бурдье - это понятие
<символ-капитала> или <культуркапитала>, параллельное понятию
<экономического капитала>. Что такое экономический капитал, мы как
будто бы знаем. Это недвижимость и деньги. А культуркапитал
опознается труднее, потому что <капитал> представляется материально
осязаемым; это, так сказать, вещь, а <культура> - это нечто вроде
<эфира>, так сказать, <сотрясение воздуха>. Кроме того, соединение
слов <культура> и <капитал> обыденному интеллигентскому сознанию
кажется кощунственным, и оно отказывается их соединять. Но стоит
только перешагнуть через эти предрассудки, как все становится
кристально ясно. Культуркапитал - это, в сущности, авторитет в
сфере культуры, престиж, статус и, следовательно, власть. Это ближе
к авторитету торговой марки (brand) и цены фирмы (goodwill). В этих
понятиях <культуркапиталистами> можно считать Аллу Пугачеву и
Солженицына, Мадонну и Ростроповича; культуркапиталистическими
корпорациями - Большой театр, журнал <Новый мир>, Институт
социологии РАН или <команду блестящих профессионалов>. А
культуркапиталистическими конгломератами - Министрество культуры
России, AOL - Time Warner или NewsCorp Руперта Мёрдока или империи
типа <Березовский - Гусинский>.
Представление о культуркапитале, развитое Бурдье, сильно обогащает
наши взгляды на социальное расслоение и неравенство и, таким
образом, фиксирует новую сферу господства и социального конфликта.
Так же как деньги идут к деньгам, повторяет Бурдье, культуркапитал
и авторитет аккумулируются в руках немногих, отводя всем остальным
роль поклонников, адептов и прислуги.
Все более прямое вмешательство медиа и все больший контроль медиа
над обществом нисколько не устраняют неравенство по линии
символ-капитала, но, напротив, еще больше усугубляют
несправедливость и произвол в распределении почета dignitО и
презрения indignitО. Медиа (журналисты) роковым образом домогаются
культурного господства, и их власть тяготеет к тирании.
Производство <информации> и насыщение <коммуникации> не есть
распространение <знания>. В них воспроизводится не свобода, а
господство.
Могущество владельца символ-капитала измерить нелегко. Это не
знания и квалификация человека. Эти параметры характеризуют рабочую
силу. Но так же как и знания инженера могут быть превращены в
капитал, в капитал превращаются и эрудиция, суждения, пророчества,
новости, анекдоты, имена собственные и пр. - все, что существует не
телесно, а как символы. Особенно наглядно в этом смысле то, что
происходит с харизматическими лидерами. Одна идея может дать им
огромное количество господства. Самые яркие примеры - Иисус,
Магомет. В сущности, каждая идея, каждый артефакт обеспечивают их
собственнику определенное количество власти. И, как считает Бурдье,
собственники идей (своих и чужих) этим пользуются. Более того, сам
процесс производства и приобретения идеофактов и артефактов есть
реализация интересов тех, кто озабочен именно своим господством.
Бурдье: <Нет более несправедливого распределения ресурсов, во
всяком случае более жестокого, чем неравное распределение
символ-капитала, то есть общественной важности людей и
осмысленности их жизни (raisons de vivre)>. И далее: <Раньше власть
культуркапитала была отдельной от политической или экономической
власти. Сегодня все они соединяются в руках одних и тех же людей,
контролирующих мощные медиагруппы, или, иначе говоря, совокупность
средств производства и распределения культуры>. Читая это, невольно
вспоминаешь могучую советскую суперструктуру. Будет справдливо
признать, что до Бурдье наше ощущение этой стороны жизни было
смутным и недостаточно привычным. Теперь же оно входит, если мы,
конечно, к этому готовы, в наш хабитус.
Индивид как общество
Самим понятием <хабитус> мы тоже обязаны Пьеру Бурдье. Смысл этого
понятия нам уловить труднее. Его содержательность сильно связана с
обширным философским контекстом. Хабитус - это общество,
воплощенное в индивидуальной ментальности. Личность как воплощение
общественности. Индивид здесь понимается как социальный агент,
реализующий в своей личной практике программу данного общества в
зависимости, конечно, от того положения, которое он в обществе
занимает. Индивид некоторым образом и есть общество. Общественный
индивид - это его хабитус.
Все старые терминологии исходят из субъектно-объектного
противопоставления индивида и общества, а Бурдье его избегает. В
его социологии нет индивида или субъекта, а есть агент. Агент,
разворачивающий свой хабитус в пространстве общества, практикует. А
общество трактуется не как совокупность структур или индивидов, а
как совокупность сосуществующих, конкурирующих и конфликтующих
практик (трудно удержаться и не заметить, что в такой трактовке
тусовки превращаются, так сказать, в хабитусовки). Практика каждого
агента ориентирована на различение. Каждый хочет быть иным, чем
другой. В ходе различения происходит иерархическое расслоение.
Такое представление об обществе подводит под одну крышу и
экономику, и культуру, и базис, и надстройку, и материальные
интересы, и <идеальные интересы> (как выразился бы Вебер) и
устраняет роковой вопрос о том, что первично, что вторично, что
более важно и что менее. Как если бы исчезла телесная раздельность
музыки, скрипача и скрипки.
Можно думать, что философско-теоретические взгляды Бурдье есть
обобщение его собственной практики. Мыслительная работа Бурдье
перетекает в общественную активность по инерции или по логике
саморазвития живого организма: социолог Бурдье превращается в
политического активиста, как семя превращается в растение. Если мы
поняли какую-то социальную механику, мы получили возможность
воздействовать на нее. Если, в частности, мы поняли механизм
господства, мы можем воздействовать на него. Мы знаем, что
культурное господство, или власть капитализированной символики,
имеет тенденцию к самоукреплению. И шансы на это тем больше, чем
хуже мы понимаем этот механизм. Поэтому, говорит Бурдье,
<социологии как науке приходится неустанно защищать свое право на
существование, в особенности от тех, кто нуждается в потемках
незнания, где им сподручнее ловчить с символ-ресурсами (exercer
leur commerce symbolique)>.
Узнается? Конечно. Знание - сила. А в переводе на адекватный
современности язык Бурдье: знание - освобождение. Тут хотелось бы
подчеркнуть одно очень важное обстоятельство. По Бурдье, как будто
бы получается, что условием отношений господства оказывается не
знание господствующих, а невежество объектов господства.
Господствующие не менее слепы и предрассудочны, чем те, кем они
помыкают, но им от этого вреда нет. Более того, они роскошествуют и
сибаритствуют в невежестве. Знание может быть только инструментом
освобождения. Знание не может быть инструментом господства. Легко
сообразить, что при таких взглядах Бурдье был заклятым врагом
массмедиа и медиаинтеллектуалов. Он считал их агентами невежества.
До крушения коммунизма в Восточной Европе Бурдье, хотя и был, что
называется, <политически озабоченным>, на открытую общественную
сцену очень не рвался. Но в 90- е годы пошла волна приватизаций,
разрегулирования рынков, глобализации- американизации, новая волна
абсолютного обнищания, демонтаж социального государства, и
случилось так, что наиболее азартная и интеллектуально изощренная
оппозиция всему этому сложилась именно во Франции. Пьер Бурдье стал
чуть ли не главным ее лидером. Он <заводился> все больше и стал
даже напоминать Сартра (образца 60-х годов), Ноэма Чомского и чуть
ли не команданте Маркоса. Многие его старые друзья и ученики не
последовали за ним и даже стали говорить о нем не без некоторого
раздражения. Было похоже, что на старости лет Бурдье впадает в
гиперкритический ригоризм, анархо-марксизм и левую
политкорректность, вульгаризируя свои же собственные
социологические представления. Постмодернистские попутчики стали
подозревать его в скобарском позитивизме.
Бурдье ратовал за создание общеевропейского движения, сдерживающего
разрегулирование экономики, нынешние формы глобализации и
господство транснациональных корпораций. Он настаивал, что
общественные движения всячески должны сохранять спонтанный характер
и не создавать профессиональное руководство. Он настаивал на
федеративном устройстве всевозможных сил гражданской самообороны
без насильственного объединения. И так, чтобы никто не доминировал
- своего рода коллективный эгалитаризм. Он отдавал предпочтение
прямому действию по конкретным поводам. Одним из таких поводов была
для него угроза новой безработицы, долговременного, если не
фатального, <исключения> широких масс из поступательного движения
общества на базе высокотехнологической экономики. Бурдье всякий раз
оказывался на стороне les misеrables, как выразился бы Гюго, или,
как теперь чаще говорят (в большой мере с легкой руки самого
Бурдье), <исключенных> (les exclusеs).
Все это делает его левым. Безжалостная вивисекция, которой
подвергает Бурдье жрецов и поклонников искусства (L'amour de l'art,
1966 год ), университетскую лектуру и медиаинтеллектуалов, может
встретить сочувствие в Англо-Америке или в России в правобуржуазных
и правопопулистских кругах. Это было бы недоразумение, поскольку
Бурдье - носитель самого крайнего интеллектуализма, который именно
так раздражает правых. С другой стороны, среди самих правых
преобладают именно медиаинтеллектуалы, то есть агенты
культуркапитала, которых так не любил сам Бурдье.
Но традиционная левая тоже не может его переварить, несмотря на всю
его нелюбовь к новобуржуазным порядкам. Сам он говорил про себя,
что он <левее, чем левый>. Это самоопределение создает проблемы для
попавших под обаяние его интеллекта и склонных пользоваться его
продуктами, но испытывающих неприязнь ко всему <историческому
левому>. Бурдье мог бы объявить, что деление политического спектра
на <левую> и <правую> устарело, что теперь вместо <левых> и
<правых>, попеременно приходящих к власти, мы имеем <верх> и <низ>,
что вообще <политика умерла>, что наступили времена <центристского
синтеза> и т. д. При его виртуозном интеллектуальном аппарате и
богатом воображении он легко все это обосновал бы. Тем более что он
иногда так, вероятно, и думал. Но он почему-то остался при старом
понятии. Было это чистое упрямство, или проснувшийся в нем к
старости культурный атавизм, или политический маневр? Кажется,
никто его об этом не спрашивал. А может быть, просто не успели
спросить.
| cодержание |
----------
вводная с сайта
http://bourdieu.narod.ru/
Пьер Бурдье - несомненно один из крупнейших социологов современности.
Как во Франции, так и в Европе фигур равновеликих ему сегодня нет. На
разных этапах своего творческого пути П. Бурдье исследовал социальное
воспроизводство, систему образования, государство, власть и политику,
литературу, масс-медиа, социальные науки. Он не поддается одномерной
оценке и менее всего подходит на роль идола. Он тот, кто будоражит умы,
вызывает восхищение и надежду одних и бурный протест других. Обостренное
чувство социального, критика, направленная против любых способов и
механизмов доминирования: политического, экономического, культурного -
вызывает сопротивление и отторжение со стороны попавших в зону его
критики.
П. Бурдье - не привычный академический или кабинетный ученый. Он
стремится не просто познать и объяснить общество, но воздействовать на
него, изменить его с помощью <интеллектуальных орудий>, которые, на его
взгляд, дает настоящий социологический анализ. Позиция П. Бурдье как
<ангажированного> социолога - и этим он опять-таки напоминает Ж.-П.
Сартра - сложилась не сразу и не просто, а по мере роста его социальной
и социологической зрелости. К тому же, политическая вовлеченность П.
Бурдье определяется не его <левой> или <правой> политической позицией,
но через оппозицию всяким господствующим политическим практикам, какой
бы ориентации они не были. Он неоднократно подчеркивал свою
непричастность к какой-либо политической партии:
<Я не испытываю склонности к пророческим выступлениям и предпочитаю
действовать в тех случаях, когда могу: выйти за пределы моей
компетенции: ведомый чувством, может быть иллюзорным, некоего
легитимного гнева, близкого чувству долга: Выступая от своего
собственного имени, я делал это в надежде, если не мобилизовать людей
или хотя бы вызвать дискуссии: то разорвать видимость единодушия, на
котором держится символическая сила господствующего дискурса> (Bourdieu
P. Contre-feux. - Paris: Liber-Raison d'agir, 1998. - P. 7-8.).
Начиная с 1993 года, с публикации коллективной монографии <Нищета мира>,
Пьер Бурдье вместе со своими единомышленниками занимает критическую
социологическую и политически ангажированную позицию, выступая на
стороне социально обделенных, находящихся под угрозой или исключенных из
общества групп: алжирских эмигрантов, безработных, молодежи <проблемных
парижских окраин>, крестьян, выступающих против неолиберального
репрессивного законодательства: Свою позицию ангажированного социолога -
<ученого-борца>, соединяющего некоим образом сартровского <тотального
интеллектуала> и <специфического интеллектуала> М. Фуко, - Пьер Бурдье и
близкие ему исследователи выражают в социологических исследованиях и
публикациях на <горячие сюжеты>, объединенных в книжную серию <Повод к
действию>. Эти работы, а также выступления П. Бурдье на митингах и
демонстрациях навлекли на него множество нареканий со стороны <чистых
мыслителей>, считающих, что дело ученого - быть в стороне от политики,
наблюдать и анализировать, но не участвовать непосредственно в
политических событиях.
Теоретическая система П. Бурдье и труды его школы сталкиваются с
отчуждением в кругах университетских преподавателей, чуждых духа
научного поиска. Однако невозможно отрицать, что число его приверженцев
и последователей во всем мире непрерывно растет. Школа П. Бурдье - это
не нечто ставшее и неизменное, но развивающийся организм с
постоянно-переменным составом сторонников и учеников. Ряд
исследователей, начинавших в 60-ых с П. Бурдье - <первый круг>, -
отделились, не выдержав работы в логике единой школы (Ж.-К. Шамборедон,
Ж.-К. Пасрон, К. Гриньон, Л. Болтански). С другой стороны, за
двадцатипятилетнюю историю существования Центра европейской социологии и
журнала , основанных и
руководимых непосредственно П. Бурдье, сформировалось <твердое ядро> и
четко очерченные теоретические контуры школы.
Восемь лет прошло с момента первой публикации на русском языке
программной статьи П. Бурдье <Социальное пространство и генезис
"классов"> (Бурдье П. Социальное пространство и генезис <классов> /
Пер. с фр. Н.А. Шматко // Вопросы социологии. - Т.1. - 1992. - N°1. - С.
17-36.).
http://bourdieu.narod.ru/sp/PB_SP_genese_de_classes.htm
С того времени было опубликовано в переводе немало трудов как самого
юбиляра, так и его коллег. Для лучшего понимания концепции социоанализа
рекомендуем обратиться к работам, список которых приведен в конце данной
книги.
Задача, которую ставила перед собой редколлегия ,не в том, чтобы
доказать неоспоримость и всесильность теоретической системы Пьера
Бурдье. Наша задача скромнее - дать читателю возможность самому
познакомиться с социоанализом, а также продемонстрировать позицию его
критиков, подвергающих внимательному разбору ряд аспектов и составляющих
концепции П. Бурдье: габитус, поле, капитал.
Представляя работы Пьера Бурдье, критические статьи pro et contre Бурдье
наш сайт предлагает русскоязычному читателю окунуться в это
экстремальное социологической пространство и проверить утверждение на
собственном опыте.
Автор сайта выражает огромную благодарность директору
Российско-французского центра социологии и философии Института
социологии Российской Академии наук к.филос.н. Н.А. Шматко и г.н.с.
этого центра д.филос.н. Ю.Л. Качанову за согласие опубликовать в
интернете представленные статьи и многочисленные советы по созданию и
оформлению сайта. Работа выполнена без поддержки фонда <Открытое
общество> и других благотворительных и неблаготворительных организаций.
Юлия Маркова
Российско-французский центр
социологии и философии
Институт социологии
Российской Академии наук
======
(две недавние статьи в "Юманите" всвязи с выходом новых книг о
политической составляющей деятельности социолога."Встречный огонь-2"
и"Вмешательства"
Отрывок - машинный перевод, сорри. В статьях из "Юманите" всвязи с
деятельностью Бурдье упомянуто об "углубленной проработке" им идей
Грамши. Сборники вышли по--французски. На сайте несколько свежих
франкоязычных материалов и мало англоязычных - СП)
http://www.pages-bourdieu.fr.st/.
http://www.humanite.presse.fr/journal/2001/2001-01/2001-01-19/2001-01-19
-040.html
19 Janvier 2001 - CULTURES
Pierre Bourdieu et " le savoir engage "
Avec "Contre-feux 2", le sociologue propose, a l'echelle de l'Europe,
l'etablissement d'un lien nouveau entre mouvements de societe et
chercheurs...
http://www.humanite.presse.fr/journal/2002/2002-09/2002-09-06/2002-09-06
-029.html
... qui place en exergue cette phrase d'Antonio Gramsci : " Nous autres,
nous nous eloignons de la masse : entre nous et la masse, se forme un
ecran de quiproquos, de malentendus, de jeu verbal complique. Nous
finirons par apparaitre comme des gens qui veulent conserver leur place.
" Rencontre.
06 Septembre 2002 - CULTURES
BOURDIEU
La " trajectoire " Bourdieu
Беседа с Franck Poupeau, вокруг выхода "Вмешательств".
...
Исследователь в Коллеж де Франс, Franck Poupeau обеспечил с Thierry
Discepolo, выбор и представление текстов Pierre Bourdieu, объединенных
под заголовком "Вмешательства, 1961-2001". Он только что, к тому же ,
координировал номер журнала Agone ( 1 ), заглавие которого" Возвращаться
в борьбу". Элементы для критики спорного вопроса, который помещен вместо
эпиграфа - это фраза Antonio Gramsci: " мы другие, мы удаляемся от
массы: между нами и массой, образовался экран qui-pro-quos,
недоразумений, сложной устной игры. Её завершение - в том, что мы
проявим себя как люди, которые хотят занять свое настоящее место "
...одна из целей, объявленных публикацией "Вмешательств", как сказано
составителями - опровергнуть идею, согласно которой Pierre Bourdieu
обнаружил политическую деятельность "поздно", злоупотребляя при этом
своей научной известностью...Эта задача проходит сквозь всю книгу, через
критику позы " axiologique нейтралитета " социолога, который
присутствует от момента входа Bourdieu в интеллектуальную жизнь, в
начале шестидесятых годов, всвязи с войной в Алжире. Для этой
замечательной претензии к нему в "нейтралитете" была фактически только
политическая точка зрения - но скрытая.
...
============