Это введение к собственному трактату Грамши"Современный государь".
Учение о политической партии нового типа. Маккиавелли вербуется в свои
сторонники(в некоторых местах прописано как и почему это можно сделать),
а его наследие поворачивается той стороной,которая может послужить делу
"народно-национальной реформы".
Обратную операцию и по отношению к наследию Маиавелли, и по отношению к
наследию его "народно-национального" потомка , разивающего живую часть
традиции -Грамши - проделали наши противники.
Ключевые позиции и концепты этого очерка далее развиты в
корпусе"Тюремных тетрадей"более внятно и подробно
==========
(отрывки)
это не приведенный в систему трактат, а "живая, животрепещущая книга, в
которой политическая идеология и политическая наука сливаются в
драматическую форму мифа"1. В отличие от утопий и схоластических
трактатов - формы, в которые облекалась предшествовавшая ему
политическая наука,- Макиавелли дал своей концепции фантастическую и
художественную форму, благодаря которой теоретический и рациональный
элементы воплощаются в образ кондотьера, пластично и антропоморфно
символизирующего "коллективную волю".
В своей книжице Макиавелли рассуждает о том, каким должен быть Государь,
чтобы привести народ к созданию нового Государства, и его рассуждения
ведутся строго логично, научно отрешенно, в заключительной же главе сам
Макиавелли становится народом, сливается с народом, но не с народом
вообще, а с тем самым народом, которого он убедил своими предшествующими
рассуждениями, народом, сознанием и выражением которого он себя ощущает,
народом, с которым он мысленно отождествляется, кажется, что вся
"логическая" работа оказывается не чем иным, как саморефлексией народа,
внутренне целостными рассуждениями, развивающимися в народном сознании и
завершающимися страстным непроизвольным криком. Страсть в ходе
внутренней саморефлексии снова оборачивается аффектом, лихорадочным
чувством, фанатизмом действия. Вот почему эпилог "Государя" не является
чем-то внешним, "навешенным" на него извне, чем-то риторическим - эпилог
этот следует истолковывать как необходимый элемент произведения, более
того, как тот элемент, отсвет которого лежит на всем произведении и
превращает его в своего рода "политический манифест".
...
Позитивные условия следует искать в существовании социальных городских
групп, соответственно развившихся в сфере промышленного производства и
достигших определенного уровня историко-политической культуры. Всякое
формирование коллективной, национально-народной воли оказывается
невозможным без того, чтобы большие массы обрабатывающих землю крестьян
не вторгались также и в политическую жизнь. К этому стремился Макиавелли
посредством реформы ополчения6, это сделали якобинцы во время
Французской революции, в понимании этого надо видеть опередившее свое
время якобинство Макиавелли, зародыш (более или менее плодотворный) его
концепции национальной революции. Весь ход истории после 1815 года
обнаруживает усилия традиционных классов помешать формированию такого
рода коллективной воли, дабы сохранить "экономико-корпоративную" власть
в международной системе пассивного равновесия 7.
Важный раздел в "Современном Государе" должен быть посвящен вопросу
нравственной и интеллектуальной реформы, то есть вопросу религии и
мировоззрения. В этой области мы тоже обнаруживаем традиционное
отсутствие якобинства и боязнь якобинства (последнее философское
выражение этой боязни - мальтузианская позиция Кроче по отношению к
религии) 8.
Современный Государь по необходимости должен быть глашатаем и
организатором моральной и интеллектуальной реформы, что будет означать
создание почвы для последующего развития коллективной
национально-народной воли, ведущего к осуществлению более высокой и
всеобщей формы современной цивилизации.
Вот эти два основных положения: формирование коллективной
национально-народной воли, организатором и вместе с тем активным,
действенным выражением которой является Государь, и нравственная и
интеллектуальная реформа должны были бы образовать структуру всей книги.
Конкретные пункты программы следует включить в первую часть, то есть они
должны "драматически" вытекать из изложения, а не превращаться в сухое и
педантичное перечисление доводов и выводов.
Возможна ли культурная реформа, а следовательно, подъем
гражданственности угнетенных слоев общества, без предшествующей
экономической реформы и изменения их положения в социальной и
экономической жизни? Вот почему моральная и интеллектуальная реформа не
может не быть связана с программой экономической реформы, более того,
программа экономической реформы является тем самым конкретным способом,
каким реализует себя всякая нравственная и интеллектуальная реформа.
Современный Государь, развиваясь, опрокидывает всю систему нравственных
и интеллектуальных отношений, поскольку его развитие означает, что
каждое действие начинает рассматриваться как полезное или вредное, как
доброе или злое только в зависимости от того, как оно соотносится с
Государем, служит ли оно упрочению его власти или оказывает ей
сопротивление. Государь занимает в сознании место божества или
категорического императива, он становится основой современного мирского
сознания, предпосылкой полной секуляризации всей жизни, всех
свойственных ей обычаев и нравов.
Современный государь, государь-миф не может быть реальным лицом,
конкретной личностью, он может быть только организмом, элементом
сложного общества, в котором уже начала складываться коллективная воля,
добившаяся признания и от части уже проявившая себя в действии. Организм
этот уже дан историческим развитием, и он есть политическая партия -
первая клетка, в которой соединяются ростки коллективной воли,
стремящиеся к тому, чтобы обрести универсальность и тотальность
В современном мире только непосредственное и неотвратимое
историко-политическое действие, характеризуемое необходимостью
стремительных, молниеносно принимаемых мер, может мифологически
воплотиться в конкретную личность; стремительность мер должна оказаться
необходимой в силу большой непосредственной опасности; большой
опасности, которая, именно потому что она большая, моментально разжигает
страсти и фанатизм, аннигилируя критичность рассудка и разъедающую
иронию, способные разрушить "божественно провиденциальный" характер
кондотьера (что и произошло в авантюре Буланже) 4. Но такого рода
непосредственное действие по самой своей природе не может быть
долговременным и органичным: оно почти всегда оказывается действием типа
реставрации и реорганизации, а не типа, свойственного созданию новых
государств и новых национальных и социальных структур (как это было в
случае с "Государем" Макиавелли, в котором реставрационный аспект был
всего лишь частью риторики, то есть был связан с литературными
представлениями об Италии как прямой преемнице Рима, которая призвана
восстановить строй и могущество Рима5*), типа "охранительного", а не
оригинально творческого, при котором, иными словами, предполагается, что
уже наличная коллективная воля оказалась ослабленной и распыленной,
пережившей грозный и опасный кризис, однако не смертельный и
катастрофический, и которую поэтому требуется вновь сосредоточить и
укрепить, но уже не как коллективную волю, создаваемую ex novo
изначально и направляемую на конкретные и рациональные цели, а как
обладающую конкретностью и рациональностью, пока еще никак не
проявившими себя и не подвергшимися еще критике реального, универсально
признанного опыта истории
...
можно предположить, что Макиавелли имел в виду "несведущего", что он
стремился дать политическое воспитание "несведущему", политическое
воспитание не негативное, формирующее ненавистника тирании, как то
хотелось бы думать Фосколо, а позитивное, формирующее человека, которому
приходится признавать необходимость применения известных средств - пусть
даже таких, которые свойственны тиранам,- для достижения определенной
цели. Тот, кто был рожден и выпестован в традициях правительственных
сфер, тот почти автоматически приобретал характерные черты
реалистического политика благодаря всему своему воспитанию, полученному
в семейному кругу, где господствовали династические и правонаследные
интересы. Так кто же тогда был "несведущим"?
Тогдашний революционный класс, "народ", итальянская "нация", городская
демократия, выдвинувшая из своей среды Савонаролу и Пьеро Содерини, а не
Каструччо и герцога Валентино. Можно утверждать, что Макиавелли
стремится убедить эти силы в необходимости иметь "вождя", который знал
бы, чего он хочет и как достичь того, что он хочет, и принять этого
"вождя" с восторгом даже в том случае, если его действия придут в
реальное или кажущееся противоречие с распространенной в то время
идеологией, с религией. Такая политическая позиция Макиавелли вновь
возникает в философии практики12. Вновь возникает необходимость стать
"антимакиавеллистами", развивая теорию и практику политики, которая
может послужить обеим борющимся сторонам, хотя предполагается, что в
конечном итоге она послужит прежде всего стороне "несведущих", ибо
считается, что именно она является прогрессивной силой истории и
немедленно приведет к достижению важного результата, к расколу единства,
основанного на традиционной идеологии, без крушения которой новая сила
не смогла бы прийти к осознанию себя как независимого субъекта.
Макиавеллизм послужил улучшению технических приемов традиционной
политики консервативных господствующих групп, точно так же как он
послужил политике философии практики; это не должно скрывать от нас его
существенно революционного характера, который ощущается уже теперь и
объясняет все проявления антимакиавеллизма - от антимакиавеллизма
иезуитов до ханжеского антимакиавеллизма Паскуале Виллари.
....
Предвиденье и перспектива.
Другой вопрос, который следует поставить и рассмотреть - это вопрос о
"двойной перспективе" в политической деятельное и и государственной
жизни. Различные уровни, на которых может представать двойная
перспектива - от самых простейших до самых сложных, но которые, однако,
теоретически возможно свести к двум основным уровням, соответствующим
двойной природе Макиавеллиева Кентавра, звериной и человеческой,- к силе
и согласию, к авторитету и гегемонии, к насилию и цивилизованности, к
моменту индивидуальному и универсальному (к "Церкви" и "Государству")
20, к агитации и пропаганде, к тактике и стратегии и т. д. Некоторые
свели теорию "двойной перспективы" к чему-то пошлому и банальному всего
лишь к двум формам " непосредственности", которые, более или менее
"сближаясь", механически следуя друг за другом. Однако может случиться
так, что насколько первая "перспектива" будет элементарнейшей и самой
что ни на есть "непосредственной", настолько вторая должна будет
оказаться "далекой" (не во времени, но в плане диалектической связи),
сложной, возвышенной; подобно тому как в человеческой жизни, чем более
отдельный индивидуум вынужден защищать свое непосредственное физическое
существование, тем больше он опирается на все самые сложные и самые
высокие идеи культуры и человечности, выдвигая именно их на первый план.
Несомненно, предвидеть - значит всего лишь ясно видеть настоящее и
прошлое в их движении: ясно видеть, то есть четко определять основные и
неизменные элементы прогресса. Но предполагать, будто существует чисто
"объективное" предвиденье - полнейшая нелепость. Тот, кто выступает с
предвиденьем будущего, на деле выступает с "программой", которая должна
восторжествовать, и предвиденье как раз и оказывается элементом ее
торжества. Это не значит, что предвиденье всегда должно быть
волюнтаристским и произвольным или чисто тенденциозным. Напротив, можно
даже утверждать, что только в той мере, в какой объективный аспект
предвиденья связан с программой, этот его аспект приобретает
объективность: 1) что только страсть обостряет ум и делает интуицию
более ясной; 2) что, так как действительность является результатом
приложения человеческой воли к совокупности вещей (машиниста к машине),
то устранение всякого волевого элемента или учитывание только включения
посторонних воль как объективного элемента общей игры искажает самоё
действительность. Только обладающий сильной волей находит необходимые
элементы для реализации своей воли.
Поэтому полагать, будто определенное мировоззрение и миропонимание в
самом себе содержит величайшую способность предвиденья, значит допускать
грубейшую и глупейшую ошибку,. Конечно, мировоззрение внутренне заложено
во всяком предвиденье и потому, является ли оно бессвязным переплетением
взятых с потолка мыслей или четким, последовательным видением мира,
имеет немалое значение, но свое значение оно приобретает именно в голове
человека, который высказывает предвиденье и вызывает его к жизни,
используя для этого всю свою сильную волю. Это видно по предвиденьям,
высказываемым так называемыми "беспристрастными" людьми: они изобилуют
праздными догадками, мелочными подробностями, изящными предположениями.
Только наличие у "провидца" программы, которую он намерен реализовать,
вынуждает его придерживаться существенного, тех элементов, которые,
поддаваясь "организации" и допуская, чтобы их направляли в ту или иную
сторону, по сути дела, и являются теми единственными элементами, которые
можно предвидеть. Это противоречит принятым взглядам на подобный вопрос.
Принято считать, что всякий акт предвиденья предполагает установление
законов столь же точных, как законы естественных наук. А так как
подобных законов не существует в полагаемом абсолютном или механическом
смысле, то не принимаются во внимание посторонние воли и не
"предвидятся" результаты их воздействия. В результате все строится на
высосанной из пальца гипотезе, а не на почве реальной действительности.
....
Макиавелли не является чистым ученым; он человек партии, человек могучих
страстей, активный политик, желающий создать новые соотношения сил, а
потому он не может не интересоваться тем, что "должно быть", разумеется,
понимаемым не формалистически. Поэтому вопрос не может ограничиваться
этими рамками, он значительно более сложен: речь идет о том, чтобы
выяснить, является ли "должное" актом произвола или необходимости,
является ли оно конкретной волей или мечтой, желанием, витающей в
облаках любовью. Активный политик - это творец, побудитель к действиям,
но он не творит из ничего, не трепыхается в мутной пустоте своих
мечтаний и желаний. Он опирается на наличную действительность, но что
такое эта наличная действительность? Не является ли она чем-то статичным
и неподвижным, а вовсе не соотношением сил, находящихся в постоянном
движении и постоянно нарушающих равновесие? Прилагать волю к созданию
нового равновесия реально существующих и действующих сил, опираясь на ту
определенную силу, которая считается прогрессивной, укрепляя ее во имя
ее же победы, всегда значит действовать на почве наличной
действительности, но во имя господства над нею или преодоления ее (или
способствовать этому). "Должное" является, следовательно, конкретностью,
больше того, оно является реалистическим и историческим истолкованием
действительности, единственной действительной историей и философией,
единственной политикой.
===
