От Мак Ответить на сообщение
К Мак Ответить по почте
Дата 30.09.2016 19:28:42 Найти в дереве
Рубрики Школа; Семинар; Тексты; Версия для печати

Глава из этой книги С.Кара-Мурзы «Перетекание рынка в общество» — фундам.ошибка

>Кара-Мурза С.Г. Российское обществоведение: становление, методология, кризис – М.: ООО «ТД Алгоритм», 2016 – 480 с.

>Можно купить книгу и скачать ее
>ТД «Алгоритм» +7 (495) 617-0825, 617-0952
>Сайт: http://algoritm-izdat.ru
>Электронная почта: algoritm-kniga@mail.ru

>Ссылка для скачивания файлов: http://files.mail.ru/8E7DC5C4C2EE41F4AB77FCD2E9D72DCB
>Файлы будут храниться до 28.10.2016
>На здоровье!

>Книгу можно также скачать на сайте https://algoritm-kniga.ru/rossijskoe-obschestvovedenie-stanovlenie-metodologija-krizis.html
>Просьба разместить ссылку на нее, на ваших доступных ресурсах, спасибо!


Стр. 368-380

«Перетекание рынка в общество» — фундаментальная ошибка


В марте 1990 г. академик Т.И. Заславская представила в
АН СССР программный доклад, который стал подведением
итогов перестройки. Суть ее формулировалась так: «Переход
от самого негуманного и антисоциалистического капитализ-
ма в мире к значительно более цивилизованному, гуманному
и “социализированному” капитализму».
Так в 1987—1988 гг. была начата реализация стратегиче-
ского проекта ликвидации экономической системы и общест-
венного строя СССР. Разработка этого проекта велась долгое
время. Чтобы описать стратегические доктрины и принципы
главных акторов, которые действовали в тот период, эмпири-
ческого материала достаточно.
Хотя разработчиков доктрины консультировали в основ-
ном экономисты из англо-саксонской неолиберальной шко-
лы, в планы реформы не были заложены смягчающие соци-
альный шок механизмы, которые были известны основопо-
ложникам классического английского либерализма. Об этом
пишет в 2000 г. профессор Калифорнийского университета М.
Буравой: «Если Англия реагировала на рынок активностью
общества и регулятивными действиями государства, в Рос-
сии общество полностью отступило перед рынком к прими-
тивным формам экономики. Государство же, не стремясь к си-
нергии с обществом, связало себя с глобальной экономикой,
с транснациональными потоками природных ресурсов, фи-
нансов, информации…
У Поланьи государство Англии представляет “коллектив-
ные интересы”, добиваясь баланса рынка и общества. В Рос-
сии государство похитила финансово-природно-ресурсно-
медийная олигархия… Опыт Китая показывает, что государ-
ственный социализм может обеспечить основы расцвета
рыночной экономики, развивая синергию государство—об-
щество; для Поланьи это данное. Россия утратила такую воз-
369
можность, став жертвой программы разрушения государст-
венной экономики, как будто разрушение самодостаточно
для генезиса нового» [253].
Из доктрины реформ выпала одна из важных функций,
которые государственная власть должна выполнять при ли-
берализации хозяйства. Эта функция в терминологии консер-
ваторов-либералов формулируется так: не допустить «пере-
текания рыночной экономики в рыночное общество». Дру-
гими словами, в любой общественной системе, в том числе
либеральной, есть интересы и ценности, бытование которых
не должно регулироваться рынком. Один из зачинателей ин-
ституциональной политической экономии Ален Кайе пишет:
«Если бы не было Государства-Провидения, относительный
социальный мир был бы сметен рыночной логикой абсолют-
но и незамедлительно» (см. [254]).
Как можно было профессорам и академикам не заметить
этого предупреждения?
Но в России смысл и роль этой функции в ходе рефор-
мы игнорировались. Можно сказать, эта функция принципи-
ально была исключена из доктрины реформы, как бы во ис-
полнение постулата идейного основателя современного не-
олиберализма Ф. фон Хайека: «Всенародная солидарность со
всеобъемлющим этическим кодексом или с единой системой
ценностей, скрыто присутствующей в любом экономическом
плане, — вещь неведомая в свободном обществе» [255].
Строго говоря, разработчики доктрины российской ре-
формы отбросили даже базовую либеральную ценность —
либерализм. Как выразился сам Адам Смит, либерализм от-
вергает «подлую максиму хозяев», которая гласит: «Все для
нас и ничего для других». Можно ли было допустить «перете-
кать» этой максиме в общественные отношения России?
Эта проблема поднималась в самом начале реформы, но
даже в академической среде не была обсуждена. А.С. Панарин
пишет: «Самая большая тайна, ныне скрываемая от нас новой
господствующей идеологией, состоит в том, что экономиче-
ские отношения сами по себе не сплачивают людей» [256].
Значение барьера, препятствующего распространению в
обществе «рыночного» мировоззрения, в главном растолко-
вал уже Адам Смит. Он предупреждал об опасности трагиче-
370
ского обеднения всей общественной жизни под воздействи-
ем рынка. Дж. Грей цитирует такое резюме этих рассуждений
А. Смита: «Таковы недостатки духа коммерции. Умы людей су-
жаются и становятся более неспособными к возвышенным
мыслям, образование записывается в разряд чего-то пре-
зренного или как минимум незначительного, а героический
дух почти полностью сходит на нет. Исправление таких недос-
татков было бы целью, достойной самого серьезного внима-
ния» [104, с. 194].
Задача ограничить пространство рынка культурными и
политическими заслонами очень сложна. Американский фи-
лософ К. Лэш пишет: «[Рынок] оказывает почти непреодоли-
мое давление на любую деятельность, с тем чтобы она оправ-
дывала себя на единственно понятном ему языке: становилась
деловым предприятием, сама себя окупала, подводила бух-
галтерский баланс с прибылью. Он обращает новости в раз-
влечение, ученые занятия в профессиональный карьеризм,
социальную работу в научное управление нищетой. Любое
установление он неминуемо превращает в свои образ и по-
добие» [130].
Но надо отдать должное — Запад приложил огромные
усилия, чтобы нейтрализовать вирулентность «духа коммер-
ции». Но ведь российские реформаторы не просто пренеб-
регли опытом этих усилий Запада, они подавляли даже по-
пытки обсудить эту проблему. Так к рычагам и явной, и тене-
вой власти просочились самые хищные слои и субкультуры
рынка. Хорошо хоть фанатизм рынка не захватил широкие
массы, они и стали буфером.
Какие угрозы России породил диктат «рынка»? Многие из
них лежат на поверхности, и мы их лишь перечислим:
— коррупция госаппарата — «продажа частицы власти
на черном рынке»;
— резкое сокращение инвестиций в основные фонды
страны (капиталовложений в будущее) ради быстрой выгоды;
— внедрение идеологии потребительства и деформация
культуры — сдвиг к «обществу потребления» со множеством
разрушительных последствий (преступность, сокращение ро-
ждаемости, дезинтеграция общества);
371
— деградация культуры и рост массы обездоленных из-
за коммерциализации образования и здравоохранения.
Скажем об угрозах менее очевидных, но уже в средне-
срочной перспективе очень опасных. Есть формула: «То, что
имеет цену, не имеет ценности». Резкое расширение зоны ку-
пли-продажи быстро снижает мотивацию населения на лич-
ные усилия по сохранению страны. Мы наблюдали, как жизне-
способность постсоветской России снижалась в 90-е гог. из-за
падения этой мотивации.
Индикатором может служить отношение к службе в ар-
мии. Еще в 1988—1989 гг. армия была институтом, который
пользовался очень высоким доверием граждан (70—80%).
Но уже в 1993 г. от службы уклонилось 80% юношей призыв-
ного возраста, укомплектованность армии и флота упала до
53%. В осенний призыв 1994 г. Сухопутные войска получили
только 9% необходимого числа призывников — «родная зем-
ля продается!».
«Власть коммерциантов» разорвала узы между большин-
ством населения и государством. Практическое наделение
олигархов властью подорвало гражданскую мотивацию. Вот
вывод социологов в 2004 г.: «В период 1993—1997 гг. все па-
раметры гражданской идентификации теряли силу вследст-
вие отчуждения от государственных институтов и недоверия
к властным структурам. В настоящее время высокий рейтинг
Президента можно рассматривать как сугубо символический,
поскольку доверие гаранту Конституции и законности не со-
провождается уважительным отношением к государствен-
ным институтам власти: Думе, Правительству, органам право-
порядка» [257].
Угроза жизнеспособности России возникла и от того, что,
подняв к власти и собственности мещанство с его философи-
ей «мелкого коммерсанта», государство подорвало (если не
пресекло) воспроизводство интеллигенции. Мещанство —
ее антипод, экзистенциальный враг.
Историк и социолог О.К. Степанова пишет: «Антитезой “ин-
теллигенции” в контексте оценки взаимоотношения личности
и мира идей, в том числе — идей о лучшем социальном уст-
ройстве, являлось понятие “мещанство”. Об этом прямо писал
372
П. Милюков: “Интеллигенция безусловно отрицает мещанство;
мещанство безусловно исключает интеллигенцию”…
Интеллигенция в России появилась как итог социально-
религиозных исканий, как протест против ослабления связи
видимой реальности с идеальным миром, который для час-
ти людей ощущался как ничуть не меньшая реальность. Она
стремилась во что бы то ни стало избежать полного втягива-
ния страны в зону абсолютного господства “золотого тельца”,
ведущего к отказу от духовных приоритетов. Под лозунгами
социализма, став на сторону большевиков, она создала в ко-
нечном итоге парадоксальную концепцию противостояния
неокрестьянского традиционализма в форме “пролетарского
государства” капиталистическому модернизму» [258].
Страна не может быть «собранной» без достаточного чис-
ла людей с «трансцендентальной системой ценностей» —
аристократов духа. В работе П.А. Сорокина «Человек и обще-
ство в условиях бедствия» он дает характеристику этого типа
личности: «Люди с трансцендентальной системой ценностей
и глубоким чувством нравственного долга обладают ценно-
стями, которых не может у них отнять ни один человек и ни
одна катастрофа. При всех обстоятельствах они сохранят яс-
ность ума, чувство человеческого достоинства, самоуважение
и чувство долга. Имея эти качества, они могут вынести любое
испытание, каким суровым бы оно не было» [259].
Эти люди «внерыночного» типа были рассыпаны по всем
социокультурным группам. Особенно важным их «резервуа-
ром» стала интеллигенция — в этой социальной нише такие
люди образовали сообщество с близким для всех их типом
образования и рациональности, а также с внутренней инфор-
мационной системой.
Их ценили и в Российской империи, и в СССР — хотя они
часто были очень неудобны для власти, да и для общества.
Поведение интеллигенции не раз приобретало взрывной ха-
рактер из-за сочетания рационализма с глубокой, даже ар-
хаической верой. Об этом размышлял Достоевский, а Ницше
даже ввел понятие об особом типе нигилизма — «нигилизм
петербургского образца (т.е. вера в неверие, вплоть до муче-
ничества за нее)».
373
В 1990-е гг. таких людей маргинализовали и в общности
рабочих, и крестьян, и офицеров… Они или носят социаль-
ную маску конформиста, или ведут катакомбную духовную
жизнь. А интеллигенция не устояла под натиском «рыночной
экономики» и распалась как система.
Удивительно, что в буржуазный энтузиазм впала интелли-
генция, которая всегда претендовала на то, чтобы быть духов-
ной аристократией, хранительницей культурных ценностей
России. Как получилось, что она вдруг оказалась охваченной
мировоззрением мещанства и стала более буржуазной, неже-
ли российская буржуазия начала ХХ в.? Еще более удивитель-
но, что при этом в ней усилились и утопические, мессианские
черты мышления. Быть мещанином и в то же время совер-
шенно непрактичным — ведь это провал рациональности.
Как представляла себе интеллигенция свое бытие в бур-
жуазном обществе, если бы его действительно удалось по-
строить в России? Она как культурный тип там никому не
нужна. Й. Шумпетер писал: «Буржуазное общество выступа-
ет исключительно в экономическом обличье; как его фунда-
ментальные черты, так и его поверхностные признаки — все
они сотканы из экономического материала» (см. [260, с. 184]).
Напротив, русская интеллигенция — явление исключительно
внеэкономическое. Сказано было много раз и вполне ясно: ин-
теллигентность с рыночной экономикой несовместима.
Она могла и может существовать только в «культуре с
символами» (Гегель), то есть в небуржуазном сегменте обще-
ства. Если бы интеллигенция, бурно поддержав Горбачева и
Ельцина, сознательно желала бы своего уничтожения и рас-
творения в массе ларечников и нищих — было бы странно,
но логично. В этом было бы даже нечто героическое. Но наши
интеллектуалы мечтали так и остаться аристократией, при го-
сударственной кормушке, служить «инженерами человече-
ских душ» — но чтобы вне их круга экономика была бы ры-
ночной, а общество — буржуазным.
Интеллигенция всегда была связана с государством и
существовала под его опекой, хотя и фрондировала против
него. А в этот раз государство бросило ее на произвол судь-
бы, и ее сожрала «рыночная экономика». А.С. Панарин писал:
«Буржуа в принципе стремится в такие пространства, где его
374
асоциальные практики не получают должного отпора». Но
этот отпор могли дать только совместно государство и сама
интеллигенция.
В начале реформы в России встала национальная про-
блема рекрутирования и формирования совершенно новой
для нашего общества и государства социокультурной общ-
ности — частных предпринимателей, владельцев капита-
ла. К задаче сборки этой общности ни власть, ни общество
не были готовы. Сложности этой задачи предвиделись уже в
1989—1991 гг., об этом предупреждали и западные социоло-
ги и философы, и ряд отечественных ученых. Однако в после-
военный период в мировой общественной науке были про-
ведены интенсивные исследования процессов создания со-
циокультурных групп, и российское обществоведение могло
почерпнуть из этих исследований ценное знание.
В частности, было показано, что предпринимательство
в любой культуре предполагает собой духовно-нравствен-
ный проект, а не только экономический. Это знание было ка-
тегорически отвергнуто обществоведами, которые обеспе-
чивали интеллектуальное обслуживание группы реформато-
ров Горбачева и Ельцина. За первые десять лет перестройки и
реформы сервильное обществоведение много сделало, что-
бы вообще устранить из мировоззренческой матрицы эконо-
мической элиты понятия греха и нравственности, заменив их
критерием экономической эффективности.
Решение о методе создания общности бизнесменов
было принято в закрытом порядке, ученые-«консерваторы»
не были допущены к обсуждению. А в целом сообщество об-
ществоведов как будто «не замечало» этой сложной пробле-
мы, которую требовалось изучить и обсудить. Так был создан
порочный круг, который надолго блокировал и возможность
консолидации общества, и восстановление хозяйства, и мо-
дернизацию всего бытия России. В самой доктрине реформы
была допущена фундаментальная ошибка: авторы доктрины
игнорировали тот факт, что любой хозяйственный уклад име-
ет под собой определенную мировоззренческую основу. Ни в
одной стране, которая проводила индустриализацию, не до-
пускали возникновения частного предпринимательства, не
связанного какой-либо этической системой.
375
Современный капитализм и буржуазное общество мог-
ли быть построены на Западе потому, что им предшествовало
построение новой нравственной матрицы — протестант-
ской этики. Это специфическая культурная основа, во многих
смыслах несовместимая с культурой России. В Японии и по-
том в Юго-Восточной Азии сложился «конфуцианский капита-
лизм», организованный государством на основе межсослов-
ного договора, корнями уходящего в традиции ХI в. Япония,
когда ей надо было создавать современную промышленность
(«Реставрация Мэйдзи), отправила в Европу самураев учиться
на предпринимателей. Но их деятельность была, как и у пу-
ритан, формой служения, в данном случае служения Японии.
Предпринимательство Тайваня, доктрина которого была вы-
работана Гоминданом (хотя и при поддержке США), подчиня-
лось «социалистической» этике. За 1950—1960-е гг. там рез-
ко сократилось социальное расслоение: децильный фондо-
вый коэффициент с 30,4 в 1953 г. сократился до 8,6 в 1964 г. и
6,8 в 1972 г.
Русский капитализм ХIХ в. был многим обязан старооб-
рядцам, они вручали сбережения религиозной общины для
создания фабрик молодым образованным выходцам из их
среды. Но в России 1990-х гг. готовую промышленность вру-
чили людям, лишенным всяких нравственных обязательств
перед производством, зачастую не знающим и не любящим
его. Редкие исключения не изменили общей картины.
Общий вывод такой: не может возникнуть успешной ры-
ночной экономики, если общность частных предпринимате-
лей, которым дают право распоряжаться капиталами, не связа-
на жесткими этическими нормами, нарушение которых карает-
ся санкциями уже внутри сообщества. А реформаторы 1990-х
в России исходили из того, что ослабление государственного
контроля и надзора, свобода от обыденных для советского
времени норм, увеличение свобод и льгот приведут к появле-
нию дееспособного и ответственного предпринимателя.
Это — глубокое заблуждение. Эффективный и ответствен-
ный предприниматель — продукт большой системы социаль-
ных, культурных и экономических усилий государства и об-
щества. Без этой системы уход государства приводит лишь к
появлению хищного антисоциального и антинационального
376
культурно-исторического типа, который начинает доминиро-
вать в элите. Вот один из многих симптомов: согласно оцен-
ке Министерства финансов РФ, в результате ухода от нало-
гов государство недополучает около 90 млрд долл. ежегодно.
А по оценкам американского центра Global Financial Integrity,
в 2011 г. в России масштабы теневой экономики достигли 46%
ВВП. Во всех странах СНГ в условиях кризиса теневая экономи-
ка еще более выросла: 68% ВВП — в Грузии, 57% ВВП — на Ук-
раине, более 62% ВВП — в Азербайджане [261]. Как с такими
бизнесменами можно создать социальное государство? Вспом-
ним, что группа западных экспертов высшего класса объясня-
ла нашим видным социологам и экономистам, что нельзя было
рекрутировать бизнесменов посредством приватизации, ибо
они «демонстрируют паразитическое поведение» [85].
Академик А.Г. Аганбегян, бывший помощником Горбачева
в экономике и несущий ответственность за доктрину форми-
рования общности бизнесменов, сейчас рассказывает такой
эпизод: «Руководители General Motors, Ford и Chrysler пришли
в конгресс США просить деньги для Детройта, где безработи-
ца достигла 40%, но их отправили назад, сказав: во-первых,
продайте свои личные самолеты, во-вторых, установите себе
зарплаты ниже зарплаты президента и т.п. …General Motors
вынужден был объявить банкротство и взять эту помощь, но
постарался скорее выплатить долг, настолько жесткими были
условия…
Возьмем наш пример. Обратился Р. Абрамович с прось-
бой о помощи. Ему дали 2,2 млрд долл. — больше, чем всему
малому бизнесу России. При этом Р. Абрамовичу дали день-
ги в начале кризиса, а малый бизнес получил помощь только
осенью 2009 г., когда значительная часть малых предприятий
уже разорилась. Что сделал Абрамович? Как пишет иностран-
ная пресса, он купил себе третью по счету яхту, самую боль-
шую в мире, за 390 млн долл., и на одном из островов в Ка-
рибском море купил имение за 90 млн долл. Владея целой эс-
кадрильей самолетов, судов, несколькими замками, ничего из
этого не продал» [262].
Так уж были воспитаны наши порожденные реформой
магнаты. Обществоведами не были учтены даже предупре-
ждения теоретиков рыночной экономики. Адам Смит закан-
чивает первый том своей главной книги «Богатство народов»
377
предостережением о культурных особенностях предприни-
мателей. Более того, исследователь трудов Смита Т. Линдг-
рен в книге «Социальная философия Адама Смита» (1973) пи-
сал, что главной задачей политэкономии была не проблема
эффективности, а совместимость правил социальной практи-
ки с принципами справедливости, которые разделяет боль-
шинство населения. По словам Линдгрена, «Смит был убеж-
ден, что справедливость, а не эффективность является sine
qua non любого общества».
Об этом пишет и философ К.А. Свасьян: «После наспех
проведенной перестройки… началась пересадка: диковин-
ный эксперимент социал-мичуринцев, вознамерившихся
скрестить хоругвь с либертарианством и выращивать протес-
тантские культуры на православном камне веры. Эти начитав-
шиеся в свое время Макса Вебера шестидесятники ухитри-
лись упустить из виду очевидное: чтобы капитализм возникал
из духа аскетической этики, а не из разбоя вчерашних ком-
сомольских выскочек, выскочивших вдруг из своих закрытых
партийных кормушек в «закрома родины», потребовалась бы,
как минимум, религиозная реформация с заменой правосла-
вия трансплантатом кальвинизма» [263].
Уже двадцать пять лет общество с презрением смотрит
на стяжательство, которое в России олицетворяет «крупный
бизнес». Это отношение настолько негативно, что социологи
затрудняются с его измерением. Качественный вывод из об-
щероссийского опроса населения «Россияне о крупном биз-
несе» (2003 г.) таков: «Отношение респондентов к крупно-
му бизнесу во многом определяется тем, что опрошенные в
большинстве своем, по сути, отказывают ему в праве на су-
ществование — хотя и не всегда в полной мере отдают себе в
этом отчет» [264, с. 154].
Само наделение собственностью производилось по ме-
ханизмам и критериям, которые сразу разрушили остатки и
так хлипкой этической основы предпринимательства. Капи-
тал, полученный общностью предпринимателей, не получа-
ет легитимности и потому, что их действия в 1990-е гг. нанес-
ли большой ущерб народному хозяйству и населению. Сразу
после приватизации были «выдавлены» в теневую экономику
(в челноки, ларечники и пр.) 10 млн рабочих и инженеров —
золотой фонд любой индустриально развитой страны. В ос-
378
новном они постепенно опустились на «социальное дно». Так
новые собственники, предприниматели, стали агентом раз-
рушения общности промышленных рабочих. Приватизация
превратилась в программу деиндустриализации России.
Одна из непосредственных причин провала рыночной
реформы в России — в том, что «сословие» предпринимате-
лей формировалось в России неправовым и антисоциальным
способом захвата и распределения общенародной собствен-
ности — и оказалось повязанным с преступным миром.
Вот официальное заключение российских специалистов:
«Наиболее деструктивным из факторов, влиявших как на со-
стояние общества в целом, так и на криминальную ситуацию
в стране, стал неоправданно высокий темп концентрации ка-
питалов и средств производства в руках частных лиц. Это не
только углубило социальное неравенство и антагонизм меж-
ду отдельными группами населения, но и ожесточило борь-
бу за сферы влияния среди новоявленных бизнесменов, об-
ладающих криминальным опытом или связями с преступным
миром. В результате наблюдается активный процесс крими-
нализации экономики с одновременным усилением альян-
са экономической и общеуголовной преступности в наибо-
лее опасных формах. Отсюда — заказные убийства банкиров
и крупных коммерсантов; серии банкротств и разорений бан-
ковских и иных финансовых структур, подконтрольных менее
влиятельным криминальным группировкам» [265].
Возникшая общность предпринимателей поразила лю-
дей своим социал-дарвинизмом, который всегда был чужд
культуре России. Примечательно, что у идеологов российско-
го предпринимательства метафора хищника очень популяр-
на. Вице-президент РСПП И. Юргенс так объяснял необходи-
мость освободить предпринимателей от контроля государ-
ства (2004 г.): «Хищник в неволе не размножается. А именно
хищники, т.е. крупные предприниматели, готовые рисковать
и своей шкурой, и шкурой других, — именно они вытаскива-
ли экономики рыночного типа» [266]1
.
1
Какова степень аномии в среде коммерсантов и их партнеров, го-
ворит такой факт: «Практически все заказные убийства, так или иначе свя-
занные с коммерческой деятельностью, инициируются близкими связями
потерпевших. Так, 24,0% заказчиков принадлежали к сфере частного пред-
379
Вот еще более откровенные философские рассужде-
ния о роли олигархов (может, провокация?): «Глупо отрицать,
что олигархические капиталы в России выросли на общена-
родной собственности (была у нас когда-то такая). Наши рот-
шильды взяли то, что плохо лежало, а некоторые и вовсе за-
лезли в карман государству. Но давайте зададимся вопросом:
так ли уж это несправедливо? И вообще уместно ли в данной
ситуации ставить вопрос о справедливости?.. Судить об оли-
гархах с точки зрения морали — все равно что ругать львов
за то, что они поедают антилоп… Они — элита общества и по-
тому руководствуются иными, нежели обычные люди, прин-
ципами.
Да, российские олигархи лишены нравственных предрас-
судков. Но только благодаря этому они и выжили в прямом
смысле этого слова и выдвинулись на первые роли в жесто-
чайшей конкурентной борьбе, на деле доказав свое право
владеть лучшими кусками российской экономики. Нас же не
удивляет, почему самый сильный и опытный лев не охотится,
но тем не менее первым поедает добычу, которую ему прино-
сят члены прайда. Таков закон природы: сильнейшему доста-
ется все. Человеческое общество по своей природе мало чем
отличается от прайда. На вершине социальной пирамиды и
оказываются самые оборотистые и проворные.
Олигархов обвиняют в том, что они выводят свои активы
в офшорные зоны и покупают дорогую недвижимость за гра-
ницей. Но положа руку на сердце ответьте: вы бы стали вкла-
дывать миллионы долларов в нынешнюю Россию?
Президент должен определить, кто поведет экономику
России вперед, сделав ставку на таких прагматиков, как Век-
сельберг, сумевших сколотить огромную финансово-промыш-
ленную империю, охватывающую не только отдельные горо-
да, но и целые регионы» [268].
Наше сообщество обществоведов и гуманитариев на
все это никак не реагировало, как будто это детские шало-
сти. Почему? В этом не видят грозного симптома глубокой
принимательства, 34,0% были членами семьи или родственниками погиб-
шего, 12,0% — руководителями предприятий и 25,0% — государственными
служащими» [267].
380
болезни культуры? Считают, что «все схвачено» и население
с этим примирилось? Если так, то наше обществоведение и
гуманитарные науки неадекватны более, чем казалось. Ведь
этот провал в знании и предвидении, допущенный в начале
реформ, необходимо заделывать, добром такие провалы не
кончаются.