Интервью В.Рыбакова («eSamizdat») 4. О коммунизме и фашизме
Интервью В.Рыбакова для журнала «eSamizdat» (Италия)
опубликовано в книге "Напрямую: эссеистика, письма, интервью", Спб. Из-во "Лимбус Пресс, ООО "Из-во К Тублина", 2008 - 400 с.
выложено на сайте Рыбакова http://rybakov.pvost.org/pdf/ryb-3.pdf
4. В «Давних потерях» Вы пишете о двух единственных путях
возможного развития человечества, и о том, что «история поро-
196
дила коммунизм как способ реализации первого пути и затем
фашизм как способ блокирования первого пути посредством
реализации пути второго». Затем Вы добавляете: «В этом, и
только в этом смысле можно, к сожалению, сказать, что комму-
низм породил фашизм». Вы знаете, что здесь, в Европе, многие
историки считают, что коммунизм и фашизм – явления одного и
того же рода, проповедующие насилие над человеком? Что Вы
думаете по этому поводу? И где находится, по Вашему, фашизм
на сегодняшний день? В группах неонацистов? Или, скорее все-
го, в политике Всемирного Банка и Соединенных Штатов? А
коммунизм? Где его найти сейчас?
Столько вопросов сразу, и каждый из них требует для ответа по
крайней мере целой научной статьи...
Во-первых, коммунизм и фашизм сходны лишь по применяемым
методикам. Они в значительной степени едины технически, поскольку
равно разрешают тотальное насилие как методику переустройства ми-
ра. Я понимаю, что для обычного человека эта сторона наиболее за-
метна и потому волнует более всего. Но те, кто утверждает, что фа-
шизм и коммунизм — одно и то же, напоминают мне героиню пьесы
Ионеско «Бред вдвоем», которая утверждала, что улитки и черепа-
хи — это одни и те же животные, потому что и у тех, и других есть
твердая оболочка, в которую они прячутся. А тут ведь даже не пан-
цирь — а острые, колючие, очень болезненные для окружающих
иголки. Ну, конечно, ежи, дикобразы, иглокожие рыбы — это все од-
но и то же!
Дело, однако, в том, что коммунизм — открытая система, восхо-
дящая к мировым этическим религиям, а нацизм — закрытая, восхо-
дящая к племенным верованиям и в каком-то смысле напоминающая,
скажем, иудаизм или любую иную религию того или другого «из-
бранного народа». Известно, что в большинстве древних языков нет
слова или знака, обозначающего человека вообще. Человек — это
член нашего племени, а остальные люди — это разновидность живот-
ного мира. Для нациста, как для первобытного человека, «мы» — это
люди, а все «не мы» — не люди, и это навсегда. Граница непреодоли-
ма. Во веки веков дана нация или раса господ, а остальные в лучшем
случае могут рассчитывать лишь на статус фольксдойчей. Меж тем
для коммунизма, как для христианства или ислама, нет ни эллина, ни
иудея. Уверовавший, кем бы он ни был, становится «нашим». Уже в
коммунистической России принадлежность к коммунистам не зависе-
ла от национальности. Зачастую — и от сословия. Сейчас в Китае сде-
лан следующий шаг — коммунистом на равных правах с крестьяни-
ном и рабочим может быть и миллионер, владелец громадной корпо-
рации.
Нацизм, таким образом, обрекает на неравенство по националь-
197
ному признаку. Оно не может быть преодолено, искоренено. Даже те,
кто в равной мере уверовал в нацизм, навсегда неравны, если один
принадлежит к правильной расе, а другой — как прирученный пес
поддерживает его притязания и получает за это подачки. Для того,
чтобы стать венцом творения, при нацизме не нужно никаких личных
усилий, никакой духовной работы — либо ты родился господином,
либо ты родился слугой. Никакие твои старания этого не изменят. Или
нацизм — или равенство наций, компромисса нет.
Коммунизм же предполагает равенство уверовавших. Стать ком-
мунистом может каждый, вне зависимости от национальности, веро-
исповедания, происхождения, степени достатка. Зато акт вхождения
требует личных усилий по определенному самосовершенствованию.
Изменил свое сознание, усвоил определенную систему ценностей —
причем, как теперь выясняется, вполне динамичную и гибкую, спо-
собную к развитию — и ты уже полноценный коммунист.
Эта разница кажется умозрительной, но обусловливает колос-
сальные различия. Коммунизм дает некую нравственную перспективу,
даже требует ее иметь, чтобы, поднявшись над собой, над своим свое-
корыстием, присоединиться к другим коммунистам, а нацизм — не
дает. Нацизм — это убежденность в своей прирожденной, не завися-
щей от личных качеств и духовных усилий первосортности, а комму-
низм — нет. Еще лет пятнадцать назад считалось, что коммунизм и
благосостояние несовместимы, и именно поэтому коммунизм не име-
ет исторической, в первую очередь, экономической перспективы.
Этим задурили нам головы реформаторы восьмидесятых-девяностых
годов. Сейчас пример Китая показывает, что их доводы были несо-
стоятельны.
Я не берусь утверждать, что за коммунизмом есть перспектива,
тем более — обязательная и единственная. Наверняка нет и быть не
может какой-то единственной, одной на всех перспективы. Цивилиза-
циям нужно разнообразие, чтобы во всякий момент каждой из них
было чьими глазами посмотреть на себя со стороны. Чтобы ни одна не
зазналась, не утратила чувство реальности. Но, если нацизм явно и
навсегда скомпрометировал себя и не способен дать никаких прием-
лемых вариантов будущего, коммунизм — возможно, все еще спосо-
бен.
Во всяком случае, тот путь развития цивилизации, который Запад
объявил единственно правильным — когда общество атомизируется,
все люди лишаются каких бы то ни было привязанностей и ориенти-
руются лишь на абсолютно одинокую прагматичную эффективность,
далеко не всем нравится. На самом деле эта перспектива ужасна. Сей-
час те, кто против нее, потянулись в крайний ислам. Но религиозный
фанатизм, нетерпимость и упоение кровью — это тупиковый путь.
Это критика из прошлого, это нападение динозавра на арифмометр.
198
Нужно, чтобы к арифмометру подошел человек — тогда и нападать не
понадобится, человек будет просто использовать арифмометр, когда
надо что-то посчитать, и отставлять тупую железяку в сторону, когда
надо подумать, помечтать, посмотреть на закат или почитать стихи.
Нужна критика из будущего. И я не исключаю, что мы еще увидим
появление некоей массовой идеологии на базе старого коммунизма,
которая поставит во главу угла коллективистскую социальную спра-
ведливость, основанную на подчеркнутой толерантности при под-
черкнутой национальной идентичности и через нее — на традицион-
ных для каждой данной культуры семейных ценностях.
Именно поэтому особенно обидно то, что произошло в 80-х —
начале 90-х годов России. Как раз тогда, когда стадия насилия прак-
тически была пройдена, и власть, и народ от насилия устали и не мог-
ли больше с ним мириться, да и реальным двигателем экономики это
насилие уже не могло быть, именно тогда, когда колоссальные, по ев-
ропейски меркам просто-таки невообразимые жертвы и страдания
громадного народа России могли начать приносить плоды — страна
опять пошла по кругу. Снова все развалила и начала почти с нуля.
Не уверен, что крах коммунизма в России был исторически неиз-
бежен. Опять-таки пример Китая подсказывает, что не все так просто.
Но усталость и косность престарелого руководства, бессовестная ко-
рысть интеллигентов и молодых руководителей среднего звена, дол-
гая оторванность от политики большинства народа, следствием кото-
рой явились его инфантильная доверчивость и полная политическая
неграмотность (кто конфетку показал — тот и отец), а к тому же —
целенаправленная подрывная работа извне сделали свое дело.
В политике США, безусловно, присутствуют элементы, которые
некоторым горячим говорунам дают право называть Америку фаши-
стской страной. В первую очередь это то, что я приводил как основ-
ную характеристику нацизма — уверенность в своей прирожденной
первосортности. В том, что ты имеешь право на то, на что никто, кро-
ме тебя, права не имеет. Нужно быть теоретиком очень смелым — и,
боюсь, очень ангажированным антиамериканскими силами, — чтобы
попытаться доказать, будто в современных условиях нацистской мо-
жет стать столь многонациональная нация, как североамериканцы —
просто по признаку принадлежности к некоему избранному государ-
ству. Я пока не готов к таким масштабным выводам.
