Интервью В.Рыбакова («eSamizdat») 1. Об исторической фантастике
Интервью В.Рыбакова для журнала «eSamizdat» (Италия)
опубликовано в книге "Напрямую: эссеистика, письма, интервью", Спб. Из-во "Лимбус Пресс, ООО "Из-во К Тублина", 2008 - 400 с.
выложено на сайте Рабакова
1. В своей книге «Современный русский историко-фантастический
роман» Елена Петухова и Игорь Черный разделяют писателей
исторической фантастики на три группы. К первой принадлежат
авторы, которые начинали писать в 60-е и 70-е. В их фантастике
звучит явная антикоммунистическая ярость. «Самыми яркими
ее представителями являются Кир Булычев («Река Хронос») и
Василий Звягинцев («Одиссей покидает Итаку»)». К второй
группе принадлежат «авторы среднего возраста, преимущест-
венно сорокалетние (А. Валентинов, Л. Вершинин, А. Лазарчук
и М. Успенский, С. Логинов, В. Рыбаков, С. Синякин, Д. Тру-
скиновская). В их книгах отчетливо звучит неудовлетворен-
ность результатами событий 1987-1991 годов. Большинство из
названных авторов были непосредственными участниками тех
процессов, последовательными сторонниками демократизации
жизни советского общества, реформирования системы. Однако
многие их ожидания не оправдались. Произошли смена власти и
передел собственности, в ходе которых многие духовные и
идейные вдохновители демократических преобразований в Рос-
сии были оттеснены от активной политической деятельности на
периферию общественной жизни. И тогда наступило время от-
резвления. Появилась возможность отстраненно разобраться во
всем происходившем и происходящем. Как ни парадоксально,
но во многих книгах, созданных представителями этой группы,
отчетливо звучит тоска по былому, по временам империи (ком-
мунистической или какой-либо иной). С нею ассоциируются
воспоминания о днях бурной молодости, полной надежд на воз-
193
можность построения социализма «с гуманным лицом»«. И, на-
конец, «в третью группу входят преимущественно молодые пи-
сатели в возрасте от 25 до 40 лет, для которых история является
не более чем антуражем, фоном для всевозможных приключе-
ний вымышленных и реальных героев или для рассуждений на
общефилософские и морально-этические темы (А. Бессонов, Р.
Злотников, С. Лукьяненко, А. Мартьянов, Г. Л. Олди, В. Свер-
жин и др.). В их произведениях практически нет политики, раз-
мышлений авторов над сущностью и особенностями историче-
ских процессов и т. п.». Вы согласны с этим?
Ну, наверное, можно и так сказать. Хотя, как всякая грубая схема,
эта классификация низводит живых людей до винтиков механизма,
только не сталинского, а литературно-критического. Потому я и не
стал критиком или литературоведом, что не хочу говорить за других
людей, приписывать им то, что думаю сам, строить их в ряды и нака-
лывать на булавки, как насекомых в альбоме. Я могу говорить только
за себя.
Я ностальгирую по социализму и по застою ровно в той степени,
в какой вообще все люди скучают и тоскуют по молодости. Не более.
То, что тремя росчерками пера русские в декабре 91-ого году ока-
зались разделенным народом (что в Европе, когда речь идет о евро-
пейцах, кажется, считается национальной трагедией) — это одно из
главных преступлений, совершенных реформаторами. Моя убежден-
ность в том, что это — вопиющая несправедливость, тоже не имеет ни
малейшего отношения к какой-то там тоске по империи.
И, главное, конечно — цели реформаторов. Для меня это самое
существенное и как для писателя, которого в первую очередь волнует
не политика, а этика и психология, и просто как для человека. Сейчас
можно считать доказанным, что основным мотивом значительного
числа крупнейших реформаторов являлась личная корысть. Стремле-
ние Ельцина сбросить Горбачева, а по возможности еще и нарочито
его унизить при этом, стремление приватизаторов вроде бы спасти
экономику, но на самом деле просто присвоить ее, получить в собст-
венность все грандиозное хозяйство СССР — то, что ценой колос-
сальных жертв и с колоссальной надеждой на будущее создавалось
всем народом Союза... В этом смысле для меня абсолютно неважно,
заслуживал Союз гибели или нет. Да, его экономика была неработо-
способна, да, его вожди впали в маразм...
Но в данном контексте гораздо важнее, что такие реформаторы
не заслуживали такой победы.
Я считаю эту победу победой непорядочных и очень жестоких
людей. И соответственным образом отношусь к событиям 91-ого.
Сейчас, более полутора десятков лет спустя, ситуация помалень-
ку выправляется. У меня есть много претензий к тому, что происходит
194
ныне в России, но в целом это — восстановление. Однако это уже
третье восстановление из руин, третье возрождение после третьей на-
циональной катастрофы за какие-то 90 лет! Какая страна, кроме Рос-
сии, вообще выдержала бы такое?
Конечно, коммунисты, особенно ранние, времен Октябрьской ре-
волюции, были не лучше демократизаторов. Они ровно так же ис-
пользовали надежду и веру обычных людей на лучшее в своих коры-
стных целях. Они точно так же относились к обычным живым людям
как к мусору, как к сырью для своих преобразований. Но дело в том,
что в преступлениях большевиков я не участвовал. Я испытываю боль
и сострадание к тем, кого большевики сгубили, но мне не совестно за
преступления большевиков. А, помимо боли и сострадания к тем, кого
сгубили демократы, за победу демократов мне еще и совестно, по-
скольку в их преступлениях я участвовал — уже тем хотя бы, что в
течение нескольких лет им верил и радовался тому, что они берут над
жалкой, немощной советской властью верх.
