7-8 июня под Минском состоялась конференция левых объединений, движений, групп и инициатив Беларуси, России и Украины. Конференция завершилась подписанием резолюции, которая сейчас находится в открытом доступе и может быть подписана любым желающим. Но для того, чтобы подписать подобный документ — равно как отказаться от его подписания — вначале стоит проанализировать происходящие в Украине события и выработать собственное мнение, совпадающее — либо, соответственно, идущее в разрез — с текстом резолюции. Именно этим и попробовал заняться наш автор Максим ЛАТУР.
Впрочем, поскольку, по мнению редакции, результаты аналитических поисков Максима оказались достаточно спорными — мы сопроводили публикацию его статьи небольшим редакционным комментарием в конце.
Братья-славяне: украинский солдат и протестующий. В поле около Краматорска, 16 апреля 2014 года.
Фото: AP Photo | Manu Brabo
Существует классическое сталинское определение нации: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»[1]. Данное определение с одной стороны является статичным, не отражающим ни основания зарождения, ни описывающим динамику нации. С другой стороны социоцентричным — этнос, биологическая часть нации, выносится за скобки.
[1] Сталин, И.В. Марксизм и национальный вопрос // И.В. Сталин. Cочинения. М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1946. Т. 2.
Схематично обрисуем картину становления нации.
Очевидно, что нации начинают появляться с приходом капиталистического (индустриального) способа производства, когда возникает необходимость в интеграции в производство большего количества людей, а так же территорий для основания производства. Кроме того, регион обмена между людьми значительно расширился за счёт новых возможностей транспортировки товаров и услуг. Территории, ставшие в последствии территориями национальных государств, были заняты различными, как правило близкородственными, этносами, формировавшими общую социокультурную, в том числе и языковую, идентичность. Разумеется, что множественность этносов приводила к формированию нации на основе одного, либо нескольких наиболее близкородственных этносов, определявших если не количественный, то качественный состав нации ввиду владения основными ресурсами (включая инфраструктуру и власть во всех коннотациях) и/или средствами производства. Прочие же этносы, составляющие пограничные и переходные с другими нациями структуры, впоследствии стали национальными меньшинствами.
При этом периферические этносы включались в социокультурное и экономическое пространство «становой» нации различным способом. Это могли быть равные и не равные права в распределении продукта производства и владении средствами производства. Равенство в данном случае предполагает либо количественное равенство, либо равную долю в производстве относительно количественного состава этноса, либо симулякр, когда отношения принимаются всеми сторонами как равные, но фактически таковыми не являются. Неравенство, как и равенство, так же может быть количественным и качественным. Важно заметить, что основным отправным моментом является согласие этносов на подобный способ производства и распределения, в противном случае любые отношения будут восприниматься как неравные и приводить к этническим, если этнос обособлен на территории данного национального государства и не имеет собственного национального государства, или национальным конфликтам.
Теперь на эту упрощенную схему центральных и периферических этносов нам необходимо наложить межклассовое, а затем межгрупповое взаимодействие. Таким образом социальное пространство национального государства усложняется как существованием классовой борьбы внутри отдельных этносов, так и существованием классовой борьбы на уровне нации в целом. На уровне нации отдельные этносы могут занимать, как мы уже писали ранее, различные места в социальной иерархии. Например, один из этносов может преобладать в классе капиталистов, а другой в классе пролетариев, что будет приводить к наложению межэтнической напряженности на межклассовую. И в то же самое время этническое меньшинство может солидаризироваться с большинством в классовой борьбе, отрицая свою этническую принадлежность, ставя свою социальную принадлежность выше, ассимилируясь и формируя единое социокультурное пространство с подчиненным этносом.
Разумеется, все приведенное выше лишь приблизительная схема, но она позволит нам спроецировать основные моменты ситуации на юго-востоке Украины. Ведь для того, чтобы высказать какое-либо мнение по поводу ситуации, необходимо её понимать.
Начнем со схематического рассмотрения динамики этносов в юго-восточных регионах Украины. Не смотря на то, что состав населения Украины в целом и юго-восточных регионов в частности является полиэтническим[2], для рассмотрения мы выделим два этноса, которые для данных территорий являются «становыми», преобладают в количественном и качественном составе.
[2] В восточных регионах в разное время проживало до 6% белорусов. — здесь и далее прим. авт.
В конце XIX века (перепись 1897 г.) на территории современных Донецкой и Луганской областей (Екатеринославская и часть Харьковской губерний) преобладали украинцы. Русские составляли до 18 %. Таким образом отнесение юго-восточных регионов Украины к «исконно русским территориям» выглядит крайне сомнительно. Как с точки зрения de jure – уже почти 100 лет территории принадлежат Украине, как в составе УССР, так и в составе независимой республики. Так и de facto – на территории изначально преобладало украиноязычное население, а русские являлись лишь вторым этносом.
За время существования СССР этническое соотношение стало меняться. Для СССР даже в большей степени, чем для царской России, было характерно центробежное распространение русских. Это было связано с увеличившейся потенциальной мобильностью населения и стремлением к увеличению доли «основной» нации в этническом составе союзных республик. Как мы видим в «Таблице 1» количество русского населения на территории Украины за период с 1917 по 1989 годы возросло в 3,1 раза. Что касается процентного соотношения, то процент русского населения в Донецкой области вырос с 37,5% в 1959 году до 43,6% в 1989 году, для Луганской 38,7% и 44,7% соответственно. Скорее всего это связано не только с миграционными процессами, но полунасильственной ассимиляцией местного населения со становой для СССР нацией. Увеличение количества смешанных браков в которых дети записывались уже русскими, уменьшением количества украинских школ и так далее.
Следующим этапом стал период независимости. Здесь уже наблюдается обратная ситуация – за период с 1989 по 2001 гг. процент русских в Донецкой области падает с 43,6% до 38,2%, в Луганской с 44,7% до 39%. Это связано, во-первых, с центростремительным движением русского этноса в 1990-х годах, во-вторых, с начавшейся украинизацией и изменением самоидентификации отдельных русских, проживающих на территории Украины.
В плане рассмотрения самоидентификации интересны три исследования проведенных «Центром Разумкова» (украинский негосударственный аналитический центр, основанный в 1994 г. — прим. ред.). В первом опросе предлагалось ответить, выбрал бы опрашиваемый своей «Родиной» Украину, если бы у него была возможность выбора. Большая частота ответов «нет» приходится на восток и юг Украины. Для востока это 18%. Опрос №2: «отказались бы вы от украинского гражданства ради гражданства другой страны?» Восток отвечает «да» в 26,2%. Какое же гражданство хотят жители востока Украины? 31,7% опрошенных хотят российской гражданство.
К сожалению, нам не удалось найти данных о численном количестве русскоговорящих в восточных регионах Украины, но мы можем опираться на косвенные данные из исследования, проведенного Центром Разумкова в 2006 году. Согласно полученных данных даже на востоке Украины 85,2% опрошенных в достаточной мере владеют украинским языком. Однако, в быту, скорее всего, им пользуются как минимум 36,8%. Таким образом, при преобладании этнических украинцев или, точнее, тех, кто себя идентифицирует как украинца, возникают языковые «ножницы».
Касательно экономической составляющей, большинство производства Донецкой и Луганской областей представлено угледобывающей промышленностью, переработкой чёрных и цветных металлов, машиностроительным и химическим производством. Порядка 70% произведенной продукции экспортируется за рубеж. Доля экспорта в Россию составляет для Донецкой области 24,7%, для Луганской – 33,0%. Однако и доля экспорта в страны ЕС является не меньшей. Для Донецкой области – 14,1%, для Луганской — 36,7%. Что говорит о дихотомии интересов крупной буржуазии – необходимости сохранять дружественны отношения со всеми крупными партнерами. Скорее всего именно с этим связана «странная» позиция Ахметова – попытка сохранить суверенитет между двух огней. Потребителям в РФ, как и в ЕС, в конечном счете безразлично, кто конкретно будет владеть предприятиями, лишь бы продукция продолжала поставляться. Однако несложно понять, что если РФ поддерживает «сепаратистов» по формальным основаниям («народовольцы, защитники русского народа»), то для ЕС они выглядят как прямая угроза поставкам, пусть даже это и не скажется значительно на производстве. Кроме того, ЕС рассчитывает, что новая украинская власть будет лоббировать интересы ЕС, устанавливая порядок поведения крупной буржуазии на юго-востоке. А «сепаратисты» являются лишь группой с интенцией стать крупной буржуазией в данном регионе и их позиции крайне шаткие.
Опираясь на все косвенные статистические данные мы можем сказать, что юго-восток Украины является регионом со значительным пророссийским влиянием. Это подтверждает этническая составляющая, языковая, экономическая. Мы можем говорить о пророссийской настроенности до 20% населения. Но это не значит, что все из этих 20% готовы воевать за то чтобы быть россиянами или частью «русского мира». Тогда кто же воюет на юго-востоке и за что?
Неизвестный «сепаратист». Славянск, 13 апреля 2014 года.
Фото: Reuters | Gleb Garanich
Но начнем мы с тех, кто не воюет. Большинство населения юго-востока пребывало и пребывает в состоянии серии. Внешне они все разобщены, атомизированы, но вся их практика направлена на сохранение существующего положения вещей. Любое изменение ситуации воспринимается ими, как направленное против их бытия, а любой человек, агент, группа или коллектив, выступающие за изменение ситуации как чужой, враг, подлежащий элиминации. Изменение для них всегда воспринимается как изменение к худшему, соответственно и изменение – это всегда худшее. Но отказ от изменения и элиминация чуждого происходит не через действие, praxis, а через инерцию, статику. Отсюда и массовое голосование юго-востока за Януковича и Партию Регионов. Они голосовали не за действие/изменение, а за сохранение своего modus vivendi. В языковой форме это хорошо описывается поговоркой «лишь бы не было войны». Хотя, как показали дальнейшие события, именно к началу боестолкновений это и привело.
События в Киеве, которые привели к формированию новых групп и коллективов, а так же неясная риторика вокруг языкового вопроса, привели серию в движение. Под давлением обстоятельств, в первую очередь идеологического порядка, перед каждым индивидуумом встала необходимость самоидентификации и объединения в группы и коллективы на основе проведенной самоидентификации. Так сформировался широкий коллектив, основу которого можно выразить как: «нам без разницы, что вы делаете там, но не смейте менять что-то здесь». Именно этот коллектив сформировал площадные протесты на юго-востоке. Но его мотивационной составляющей и массовостью воспользовались иные люди. Интенция к отторжению инаковости стала опорой для ранее существовавших, часто разрозненных групп, исповедовавших иные, нежели сохранение status quo, цели. Для данных групп протестные настроения стали «социальным лифтом», позволившим им сформировать иную систему власти вместо либо параллельно существующей. Это стало тем более возможно, потому что «официальную» власть представляли люди на момент событий в Киеве утратившие реальную власть, либо не имевшие потенциала выбрать сторону. Рыба сгнила с головы. Таким образом сложилась ситуация, когда массы желали сохранения предсуществовавшей ситуации, видели в центральной власти угрозу своему бытию, а существовавшие властные структуры не могли/не хотели принимать решения и осуществлять их на практике. И место «официальных» властных структур заняли группы имевшие активных сторонников и получившие возможность действовать безнаказанно.
Вполне вероятно, что в деятельности данных групп, представлявших интересы мелкой буржуазии в её стремлении к укрупнению, криминальных элементов, желавших легализоваться в качестве буржуазии, отдельных фракций крупной буржуазии, стремившихся к еще большему укрупнению, была заинтересована и Российская Федерация. РФ, не официально, как и в Крыму, поддерживала наиболее активную часть протестующих материально, предоставлением «военных советников» и людскими ресурсами. Разумеется, все доказательства, которые мы можем найти на эту тему являются косвенными, но остается фактом, что через подобную поддержку РФ достигала или пыталась достичь нескольких выгодных только ей задач. Программой максимум, скорее всего, считалось отделение юго-восточных областей Украины (Одесская, Николаевская, Херсонская, Днепропетровская, Запорожская, Донецкая, Луганская, Харьковская) в пользу России. Программой минимум была дестабилизация ситуации в Украине в целом и срыв внеочередных выборов президента, что означало бы сохранение за украинской властью статуса нелегальной, нелегитимной. Это расширяло бы России пространство для маневра на международной политической арене, в том числе в плане легализации захвата Крыма. Однако, дальнейшие события показали, что, в отличии от событий в Крыму, действия на территории континентальной Украины сопряжены для «защитников русского мира» с рядом трудностей.
Как выяснилось, во-первых, «русская весна» не пользуется поддержкой широких слоёв населения. Во-вторых, новой украинской власти, в том числе и благодаря Крыму, удалось консолидироваться для устранения внутренней и внешней угрозы. В-третьих, многие из «колебавшихся» представителей власти успели либо переметнуться на сторону «хунты», либо были исключены из поля власти. В-четвертых, сформированные из добровольцев (людей четко осознававших, что они будут воевать, и против кого) по принципу самоорганизации батальоны Национальной Гвардии смогли успешно заменить колеблющуюся украинскую армию. Следует заметить, что материальная поддержка Национальной Гвардии идет за счёт населения на добровольных началах, что возвращает нас к «во-первых». В-пятых, во многих регионах удалось погасить протестную волну, которая могла бы использоваться пророссийскими группами, за счет смены руководства на более жесткое, актов террора, получивших правильное освещение. Можно долго рассуждать кто именно подготовил и провел провокацию в Одессе, но фактом остается угасание «антимайданной» активности в Одесской области.
Провозглашение Донецкой народной республики. Донецк, 7 апреля 2014 года.
Фото: AFP
В итоге «сепаратистам» удалось укрепится только в Донецкой и Луганской областях, но даже там они не контролируют всю территорию. Им удалось обеспечить себе коридор для доступа материально-технических средств с территории Российской Федерации, выбив украинские войска с части пограничных переходов. Однако, «народное доверие» к «сепаратистам» как к защитникам «русскоязычного» населения от украинских «бандеро-фашистов» с увеличением числа боестолкновений всё более угасает. Свидетели указывают на то, что «сепаратисты» ведут оборонительные бои, прикрываясь нон-комбатантами и объектами инфраструктуры городов (детские сады, школы, церкви, газораспределительные станции, водоочистные сооружения). В том числе провоцируют попадание под огонь мирных жителей и, даже, журналистов, используя в дальнейшем жертвы среди мирного населения в «информационно войне». Доверия не добавляют и случаи грабежа, захвата зданий, в том числе частной собственности, похищений людей с требованием выкупа и пыток мирного населения. В результате поведение мирного населения подвергается дихотомии. С одной стороны увеличивается доля сторонников «единой Украины», видящих в украинских военных освободителей. Есть информация о поддержке частью населения украинской армии и Национальной гвардии через предоставление бойцам продуктов питания и информации о деятельности «сепаратистов». Часть населения приняла решение покинуть район боевых действий. По разным данным на территорию России уже выехало более 100 тысяч населения (данные ФМС на 3 июля: более 100 тыс. граждан Украины обратилось в отделения ведомства за консультацией по вопросу длительного пребывания на территории РФ. — прим. ред.). Как ни странно, это тоже говорит не в пользу «сепаратистов». Люди предпочли уехать, а не защищать интересы «защитников народа». Часть из беженцев заявляет о том, что вернется в свои населенные пункты после окончания антитеррористической операции.
Итак, мы пришли к выводу, что несмотря на наличие в юго-восточном регионе Украины пограничной этнической напряженности, подстегиваемой кризисом самоидентификации на фоне слабости существующей власти, большинство населения склонно к сохранению серии и избеганию прямого конфликта. Это подтверждает наличие беженцев и события после «замирения» Славянска. Одной из причин отступления «сепаратистов» можно считать отсутствие желающих воевать и ограниченность наличного состава. В то же самое время никаких «фильтрационных лагерей» и «бабьих яров» ни на территории Славянска, ни в его окрестностях не образуется. Со слов «сепаратистов» украинцы проводят «геноцид» русского населения. В таком случае только в Славянске «бандеровцам» пришлось бы уничтожить не менее 50 тысяч человек.
Так мы возвращаемся в вопросу кто готов и ведет открытую борьбу за власть в на территории юго-востока Украины? Выходцам из каких социальных классов и групп населения она выгодна? В чье мировоззрение органически вплетается такая форма борьбы?
Всех «сепаратистов» мы можем условно разделить на несколько крупных групп, пересекающихся между собой идеологически, но имеющих, в том числе и антагонистические, отличия.
Монархисты и люди зараженные великодержавной идеологией. Часть из них, такие как Стрелков-Гиркин, сознательно приехали воевать, можно даже сказать, что они сознательно готовились к подобному шагу всю сознательную жизнь. Часть, такие как Губарев, уже находилась здесь, являясь членами пророссийски, проимперски настроенных партий и организаций. Именно эта фракция является ведущей в идеологическом плане и занимает большинство руководящих позиций.
Мелкая буржуазия и криминальные группировки. Этот элемент, является наиболее малочисленным в «сепаратистском» движении, но в отличии от все остальных наиболее целостно представляет свои экономические задачи по укрупнению, в отличии от остальных фракций. Именно поэтому они способны отбросить идеологическую шелуху о защите «русского мира», «геополитическом противостоянии Моря и Суши». Идеологически — это фракция скрытых предателей «сопротивления». В тот момент, когда они поймут, что «сепаратизм» не может выполнить поставленные задачи, они покинут ряды «ополченцев» и, скорее всего, переметнутся на сторону украинского правительства.
Люмпен. Данная фракция, в силу узости восприятия окружающего мира и склонности к упрощенному, «черно-белому» анализу действительности, идеологически значительно пересекается с «монархистами». Экономически они рассматривают участие в «ополчении» как социальный лифт и расширение роля перспективы. В то же самое время, будучи значительно социальнодезадаптированными, они склонны к прямому, либо косвенному саботажу действий руководства. Плюс предоставление им более выгодных условий существования также может приводить к предательству интересов «сопротивления».
Рассмотрим основные политические линии «сопротивления». В первую очередь по отношению к «внешней политике» самопровозглашенных республик. Вопрос о языке мы умышленно обойдем. Он создает лишь фон и почву, но не является основным, и все основные фигуры «сепаратистов» прекрасно об этом осведомлены. Вот три основных интенции в движении «сепаратистов»:
За присоединение к России. Как мы указывали выше, часть населения морально готова к смене украинского гражданства на российское. Зачастую это связано не только с этнической связью, но и с экономической составляющей. Подавляющее число населения юго-востока считает уровень жизни в России выше уровня жизни в Украине. РФ так же сочла бы этот вариант приемлемым. Хотя после присоединения уровень жизни мог бы значительно снизиться. Было бы закрыто большинство угольных шахт. В России из года в год проводится закрытие угольных шахт уже имеющихся на ее территории. Украинские шахты экономике РФ не нужны и не выгодны. Однако, более-менее безболезненное присоединение могло быть осуществлено только в рамках «мирного» этапа, после осуществления «народного референдума». Референдум же удалось провести только в условиях развернувшихся боевых действий. К тому же «легальность» и «легитимность» в условиях, в которых он был проведен, вызывали сомнения не только у украинских властей и стран Запада. В связи с потерей времени Россия ожидаемо спустила «присоединение» на тормозах.
За федерализацию Украины. Идея, поддерживаемая большинством населения юго-востока. В рамках федерализации они получали бы относительную экономическую и социокультурную независимость от Киева. Федерализация так же устраивает крупную буржуазию, которая становилась хозяином положения в рамках федерального региона уже de jure, сохраняя при этом формальную независимость как от Киева, так и от России. Мелкая буржуазия поддерживает федерализацию в рамках проекта по укрупнению.
За создание нового суверенного государства «Новороссия» без «ссудного процента» и прочих «еврейских штучек». Фиктивное образование, существующее только в голове его «лидеров». По сути это «план Б» в связи с неудавшимся присоединением к России, когда сказать «извините не получилось, расходимся» не позволяют многочисленные клятвы в верности «георгиевской ленточке» и трупы мирного населения, а делать что-то надо. Правда, «делать» так и остается на уровне «проекта-симулякра».
Все вышесказанное можно свести к трем основным противоречиям, с которыми сталкиваются «сепаратисты»:
1. Между «сепаратистами» и их врагами. Следует исходить из того, что изначально юго-восточный «сепаратизм» был представлен двумя тенденциями: наиболее многочисленной, но и наиболее пассивной, фракцией «мира» и немногочисленной, подпитываемой российскими империалистами, фракцией «войны». Фракция «войны» изначально видела в новой киевской власти «фашистов», «украинских жидобендеровцев», «укропов» и ставила своей задачей не только «отсоединение от/присоединение к», но и защиту «русского мира», а так же последующее наступление на Киев. При этом фракция «мира», как наиболее массовая, на начальных этапах использовалась фракцией «войны» в качестве наступательного оружия. На этом этапе противоречие между «сепаратистами» и новой киевской властью не носило характер антагонистического. Однако, украинские власти в это время не были легализованы и понимая свой легитимный, но нелегальный статус, не могли идти на изменение в основном законе, требовавшееся для замирения «сепаратистов». По сути, Киев просил об отсрочке до «легализации» власти. Это требование входило в противоречие с задачами фракции «войны», которая, прикрываясь девизом «Киев не слушает восток», полностью захватила власть [3].
[3] Термин «полностью» не является для нас удовлетворительным. Под «полностью» здесь подразумевается идеологическая, фиктивная сторона власти, а не контроль над всей территорией. Контроль «сепаратистов» осуществлялся в значительно ограниченном количестве населенных пунктов, а в ряде городов длительное время существовало двоевластие. Разделение на политическую составляющую ДНР/ЛНР и гражданские власти, которые продолжали поддерживать жизнедеятельность гражданских служб.
И окончательно перевела противостояние в форму вооруженного конфликта. Вполне возможно, что угроза полномасштабного вооруженного конфликта была блефом – никто не рассчитывал, что разваливающаяся украинская армия и состоящая из противоречивонастроенных групп киевская власть смогут организовать хотя бы иллюзию сопротивления. «Сепаратисты» ошиблись. Ошиблись, не учтя народность нового режима. Не учтя, что «сепаратизм» стал организующим фактором для населения Украины. Если ранее силы украинцев были направлены против режима Януковича, то «сепаратисты», подняв упавшее знамя, стали целью номер один. И если за Украину теперь воюют не только свергнувшие Януковича «бендерофашисты», а весь украинский народ, то это заслуга «сепаратистов». В своей инфантильности ДНР и ЛНР напоминают Скуперфильда, путешествующего в Сан-Комарик. Он пьет льющуюся с верхней полки газировку и высчитывает экономические прибыли от выпитого, но в конце концов получает бутылкой по голове.
2. Между «сепаратистами» и народом. Здесь мы не будем рассматривать отношение «сепаратисты»/весь украинский народ, а только отношение между «сепаратистами» и населением юго-восточных областей. Как мы уже писали выше, «ополченцы» изначально могли смело рассчитывать на 20% поддержки населения. Вполне возможно, что когда противостояние «сепаратистов» и украинских властей еще не носили антагонистический характер, поддержка была выше. Но в дело вмешались боевые действия, которые, как и любой акт насилия, поляризует мнение как участников конфликта, так и сопричастных людей. Вначале выяснилось, что население не горит желанием защищать что-либо с оружием в руках. Потом, что не сильно одобряет действия «сепаратистов». А после освобождения ряда населенных пунктов, что совсем не одобряет применяемые «сепаратистами» методы ведения войны и не голосовало за ЛНР/ДНР. Население активно разбегается, причем, в обе стороны. Можно выделить два типа отношения и, одновременно, две фазы поведения нон-комбатантов. Первая характеризуются умеренной поддержкой «сепаратизма» и стремлением к сохранению status quo (о чем мы уже писали выше). Вторая — бегством. Население скорее склонно подстраиваться под существующие/сформированные структуры власти. Подобное поведение направлено на сохранение существующего материального благосостояния. Для большинства «сепаратизм» не может выступать в качестве «социального лифта», а если же и является таковым, то возможные выгоды не перевешивают возможные последствия от применения подобного инструмента. Все это на фоне отсутствия стержневой идеи. Даже вся мощь российской пропагандистской машины не смогла окончательно убедить жителей юго-востока, что украинцев необходимо убивать только за то, что они украинцы. А столкновение жителей Славянска с тоннами колбасы вместо «фильтрационных лагерей», окончательно превратило их в украинцев и противников «сепаратизма».
3. Между «сепаратистами». Это наиболее сложный для рассмотрения вопрос, так как вся информация, на которую мы можем опираться является либо косвенной, либо полученной из недостоверных источников. Однако можно говорить о наличии энного количества различных групп и формирований, имеющих собственных полевых командиров. Группы в значительной степени атомизированы, не подчинены единому центру, либо их координация достигается договоренность между полевыми командирами. В этом смысле ЛНР/ДНР существуют как фиктивные над-образования, выполняющие роль фиксирующего объекта для взгляда извне, в то время как de facto, как и Новороссия, не существуют. Кроме того, группы идеологически сильно разнятся, представляя собой идеологически практически весь право-патриотический спектр. Единственное, что их объединяет — война против Украины. Если допустить, гипотетически, прекращение боевых действий и отделение от Украины, то можно будет ожидать гражданскую войну между группами «сепаратистов» уже в рамках Новороссии за собственность и сферы влияния.
***
Подводя итог вышесказанному. Вооруженный конфликт на территории Украины имеет множество измерений и построен на сложной совокупности предзаданных и сформированных в процессе развития ситуации противоречиях: этнических, национальных, социальных, экономических. Данная совокупность противоречий на данный момент пришла в состояние крайней поляризации и не может быть разрешена кроме как через вооруженный конфликт, где физически будет уничтожена одна из сторон. При этом важно понять, что одна из сторон это «восходящая нация», которая не желает больше быть «младшим братом», а вторая, представленная всеми возможными типами архаики и ксенофобии, поддерживается и используется «старшим братом». В связи с этим любые заявления «левых» о мире между народами, о прекращении конфликта, во-первых, тщетны, так как это всё равно, что пытаться в одиночку остановить поезд, во-вторых, в идеологическом плане играют на руку «сепаратистам», с которыми у «левых», если они «левые», а не «православные коммунисты», нет ничего общего.
Максим ЛАТУР, специально для LEFT.BY
___________
ОТ РЕДАКЦИИ Приятно, что, в том числе, и наша инициатива (проект LEFT.BY был одним из организаторов упомянутой выше Минской антивоенной конференции) выступить с открытым заявлением по ситуации на Украине и призывом к немедленному перемирию продолжает обсуждаться. Хотя на особо широкий резонанс мы не слишком рассчитывали. Но «тонкий писк белорусских левых», как высказался по этому поводу один из пользователей «сети» (локально известный белорусский философ и специалист в области иудаистической логики), прозвучал на фоне гробового молчания прочих представителей белорусского гражданского общества. Так, как будто они за кровь и смерть, — получается, так?
Не получается. Потому что у них есть очень «весомое» оправдание — они уверены и до пены у рта готовы доказывать, что вся кровь на руках сепаратистов, смерть приносящих, в то время как украинские войска просто мастера по части fair play, современные «рыцари» войны. Обратного им не докажешь, как и того, что война — это война, и à la guerre comme à la guerre, как говорится, — без сантиментов. В гибели солдат виноваты их командиры, в гибели мирных жителей — виноваты все. Это и было положено в основание Минского заявления — солидарная вина всех участников конфликта в продолжающемся кровопролитии. В итоге это нам и поставили в вину, в итоге обвинив чуть ли не в «косвенной поддержке ЛНР и ДНР».
Это напрямую касается статьи нашего товарища Максима Латура, явно симпатизирующему официальной украинской стороне, — и в итоге не покидает ощущение, что конечный вывод: про тщетность любых заявлений о мире, тем более, что они «играют на руку «сепаратистам», с которыми у «левых», если они «левые», а не «православные коммунисты», нет ничего общего», — был ясен автору изначально. Всё остальное — «подгонка под ответ», все доводы, включая крайне странное для левого обращение к вопросам формирования наций (с «коллективистским» их определением и ориентацией на этническое понимание национальности), которые, на самом деле, стоило бы оставить нашим национал-демократам, — по той известной аналогии, что «предоставьте мёртвым погребать своих мертвецов».
Нам — левым — более пристало разбирать людей по их отношению к труду и роли в системе общественного производства.
Тем более, что автор вдобавок начинает говорить о «восходящих нациях», «нисходящих нациях» (а тут недалеко уже и до апологии «социального расизма»), а в итоге заявляет, что противоречия между юго-восточной и прочими «украинами» не могут быть разрешены никак, кроме «кроме как через вооруженный конфликт, где физически будет уничтожена одна из сторон». В результате — ещё и апология войны.
Впрочем, Максим уже ранее сформулировал своё «традиционно-классовое» понимание социального насилия — в противовес отвергающему его постмодернистскому.
Присовокупим к этому ещё и крайне странный отбор источников информации — присутствуют, в основном, украинские электронные СМИ, которые тяжело заподозрить в объективности в условиях продолжающейся войны. Как, впрочем, и российские. Поэтому тяжело что-то утверждать «наверняка», а тем более делать далеко идущие выводы о поддержке/неподдержке в настоящее время жителями условного «юго-востока» идеи отделения от Украины и их отношения к парамилитарным подразделениям Нацгвардии, якобы «замирившим» Славянск. Особенно цинично это выглядит на фоне упоминания гуманитарной помощи: не хотелось бы напоминать автору, что и нацистские оккупанты любили фотографироваться с якобы освобождёнными ими от «большевистской власти» жителями востока и юга СССР, и в качестве «оплаты» за «картинку» они использовали «тонны колбасы».
И ещё по поводу Славянска. По словам нового начальника Славянского городского управления МВД Игоря Рыбальченко, «число сторонников ДНР только в Славянске может составлять до 10 тысяч человек» (это, надо понимать, из оставшихся в городе). Как пишет далее специальный корреспондент журнала «Эксперт» Геворг Мирзаян, «ранее украинские власти заявляли о возможности создания сети лагерей, для проверки причастности граждан к поддержке в том или ином виде ополчения, однако сейчас подобный сценарий кажется все-таки маловероятным. Прежде всего потому, что на это просто нет денег…»
Да и не стоило бы снимать со счетов самих ополченцев «Новороссии», на социальный состав и политические установки которых автор смотрит крайне упрощённо — и, понятно, снова с «украинской стороны». На самом деле, ополченцы недавно отметились крайне интересным обращением к первым лицам ДНР и ЛНР, где они заявили о своём категорическом нежелании, «чтобы на нашей крови, ценой наших жизней… был произведен очередной передел собственности простой заменой украинской бизнес-элиты на новую… элиту ДНР, и над нами, вчерашними рабочими и крестьянами встали новые господа, а мы, простые солдаты… снова нанимались к ним в батраки на унижающих человеческое достоинство условиях…»
Неужели мы — левые — бросим их в этой их непростой ситуации? Особенно в условиях наступающей в Киеве олигархической реакции?
***
Тем не менее, мы не можем не оценить работы, проделанной Максимом, в том числе в области анализа современных украинских статистических данных, показывающих этно-национальную динамику на её территории, а также в части поиска движущих сил и мотивов протеста на юго-востоке Украины. И хотя версия автора нам представляется, во-многом, спорной, окончательные выводы мы предлагаем сделать читателям.
