Заседание Совета по науке и образованию 20 декабря 2013 года, 15:40, Москва, Кремль
В.ФОРТОВ:
Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги! Я в своём выступлении хотел бы очень коротко остановиться на тех практических проблемах, которые возникают при реализации академической реформы, которая является самой радикальной и масштабной за всю нашу 300-летнюю историю. Но сначала я хочу поблагодарить Вас, Владимир Владимирович, за введённый мораторий по структурным, организационным, кадровым и прочим изменениям в процессе реформы. Этот мораторий сильно затормозил, но, к сожалению, не прекратил полностью тот бурный поток желающих поуправлять имуществом, брать на себя те функции, которые, по-моему, этим людям не свойственны. В противном случае я просил бы и считаю полезным подкрепить Ваше устное мнение поручением Правительству о практической реализации моратория. Предложил бы внести это в проект решения нашего Совета. Если это возможно, это здорово помогло бы. Второе. Убеждён, что заявленные цели проводимых преобразований РАН могут быть [достигнуты] только при чётком понимании всеми участниками процесса основной идеи реформы, состоящей в том, что за Академией наук закрепляется научно-организационное руководство научными исследованиями и институтами, а за Агентством – хозяйственно-административные и финансовые компетенции. Это прямо написано в законе. Без этого ясного понимания духа и буквы закона мы обречены на перманентные конфликты, взаимное перетягивание одеяла, нестыковки, от которых уже сейчас начинают страдать наши учёные и тормозится реализация этих реформ. Мы с Михаилом Михайловичем это чувствуем каждый день, у нас возникают проблемы, связанные просто с отсутствием тут чёткости. К сожалению, не все администраторы понимают эту не раз высказанную Вами и ясно зафиксированную в законе аксиому. Многие начальники прямо заявляют, что теперь Академия – это только дискуссионный клуб, а институты подчиняются целиком и полностью Агентству. Здесь нужна ясность и здесь нужны чёткие записи. Хорошо бы это сделать тоже в процессе решения. В качестве примера, когда административные структуры берут на себя несвойственные функции, я бы привёл последние движения, связанные с оценкой эффективности. Законом о реформе и положением о ФАНО установлено, что именно РАН осуществляет мониторинг и оценку эффективности деятельности научных организаций независимо от их ведомственной принадлежности. Вместе с тем недавно принятое постановление Правительства «Функции по оценке эффективности» возложено на Минобрнауку России, а программа там даже не упоминается, Владимир Владимирович. Такой вышел документ. Парадокс заключается в том, что только летом этого года было принято положение о министерстве, в котором функции мониторинга и оценки эффективности не предусмотрены в принципе. Это один из очень многих примеров. Третье – о грустном. Я хочу сказать немножко о деньгах. Это не очень модная тема. Тем не менее её обойти трудно. В.ПУТИН: Это как раз, по-моему, самая модная тема. В.ФОРТОВ: Значит, мы эту проблему, я чувствую по Вашему настрою, решим. В докладе Андрея Александровича справедливо подчёркивается ведущая роль РАН в научном ландшафте России. И высокая эффективность именно этого сектора науки. В РАН работают всего 18 процентов исследователей страны, которые дают 57 процентов рейтинговых публикаций, а по удельным затратам на одну публикацию Академия в разы оказывается эффективнее американцев. Социологические рейтинги показывают, что РАН, несмотря на оголтелую критику последних месяцев, сохраняет максимальный в стране рейтинг доверия – это 67 процентов, слегка даже обгоняя Православную церковь. К сожалению, эта высокая эффективность и репутация нашей Академии не была в должной мере финансово поддержана. Выделяемые РАН в последние годы ресурсы оставались на постоянном уровне или даже падали с учётом инфляции на фоне кратного роста вложений в вузовскую науку и проекты типа «Сколково» и «Нанотех». Я хочу Вам, Владимир Владимирович, показать эту картинку, Вы, наверное, помните её. Здесь изображена очень веская зависимость финансирования от времени, стагнация полная и даже лёгкое падение именно академического сектора. Вот такую финансовую стагнацию можно было бы объяснить в прошлом необходимостью стимулирования реформ. Сегодня же, с началом реформ, мне кажется, было бы справедливо обеспечить как минимум синхронный рост финансирования Академии вместе с другими секторами науки. Для реализации майских указов и тех целей, которые, Владимир Владимирович, Вы поставили в своём Послании, нам неизбежно придётся уходить от сегодняшнего стагнационного сценария финансирования науки и ставить, как Вы только что сказали при открытии нашего заседания, амбициозные задачи. Ну, например, так, как добивался успеха в своё время Сальвадор Дали, который говорил в своей автобиографии, что «в четыре года я хотел быть кучером, в шесть лет –Наполеоном, а дальше мои амбиции только росли». Одним из таких амбициозных проектов мог бы стать мегапроект, и с Михаилом Валентиновичем мы на эту тему говорили, по созданию петаваттного лазера. Буквально два дня назад у нас было такое обширное заседание президиума Академии наук, где этот проект был очень высоко оценен. Мы имеем шанс здесь вырваться [вперёд] как следует. Это междисциплинарный проект, сегодня у нас есть очень хорошая база для этого дела. Поэтому я просил бы, если, Владимир Владимирович, это Вы сочтёте возможным, обратите внимание на этот проект, он не очень дорогой. Четвёртое, что я хотел бы отметить. Мы ясно видим, что в последнее время, и про это было сказано Андреем Александровичем, делается немало попыток ввести новые формы организации научных исследований: усиление фондовой компоненты, что, безусловно, правильно, масштабная поддержка науки в вузах, реформа РАН, организация федеральных научных центров и многое, многое другое. Эти меры, однако, сфокусированы главным образом на фундаментальную науку страны, в то время как важнейшие для нас прикладной, оборонный и корпоративный сектора фактически выпали сегодня из внимания государства. Наука, однако, единый, взаимосвязанный организм, где важны все звенья. Ведь нельзя выиграть хоккейный матч, если играет только один вратарь. Я и многие коллеги в Академии, мы убеждены, что в сложившейся ситуации необходимы новые пассионарные организационные меры. В качестве одной из них могло бы быть создание новой структуры, похожей на Министерство науки и технологий. Этот шаг позволит сформировать более адекватный канал управления научно-технической политикой, наладить эффективный диалог между наукой, государственными, частными корпорациями, бизнесом при опоре на экспертные возможности Российской академии наук и ведущих университетов, разумеется. Это позволит сконцентрироваться на разработке эффективных механизмов, введении в хозяйственный оборот интеллектуальной собственности (с этим у нас не всё слава богу), ускорить решение ключевых проблем ввода экономики на новый технологический уклад. Начинать эту работу, как сказано в недавнем Послании Президента, следует с определения государственных приоритетов, привлекая для этого и нашу Академию, и высшую школу, как я уже сказал. И последнее. Несколько слов о ставшей уже вечнозелёной теме бюрократии в науке. Бюрократизм, волокита, бумаготворчество, а на самом деле безответственность, мелочная опека и диктат махрового чиновника превратились сегодня у нас в тяжелейшую, всеми признанную проблему, от этого страдают буквально все. Бюрократия кардинально снижает эффективность нашей работы, почти не оставляя времени для реальных исследований, убивает научную инициативу, творчество и губительным образом сказывается на конкурентной способности науки нашей страны. Это тяжёлое наследство прошлого, можно так считать, которое нам досталось и с которым следует наконец расстаться, а не порождать новые бюрократические механизмы и структуры. Вот что писал академик Пётр Леонидович Капица в письме к Нильсу Бору аж в 1936 году. Он писал так: «То, что в Англии решается телефонным звонком, здесь требует сотни бумаг. Тебе на слово никто, ничему не верит, верят только бумаге <…>. Бюрократия душит всех». Написано, как сегодня. Мы уже привыкли, что разнообразные конкурсы проводятся месяцами, а деньги для научной работы поступают поздней осенью, когда уже самое время писать отчёты за год. Свежий пример: совсем недавно в недрах научного ведомства вместе с американской аудиторской компанией PricewaterhouseCoopers за 90 миллионов рублей, Владимир Владимирович, была создана «карта российской науки», которая ляжет в основу оценки деятельности институтов с последующим возможным их переформатированием. Появление этого документа вызвало взрывную реакцию учёных, так как там содержатся вопиющие, грубые ошибки и откровенные, в общем, неточности, так сказать, враньё. Например, согласно этой карте знаменитый Физический институт занимается гинекологией, педиатрией, юриспруденцией, овощеводством и огородничеством. Московский математический институт имени Стеклова ведёт работы по литературе… В.ПУТИН: Из того, что Вы перечислили, всё важно. В.ФОРТОВ: Но я там записан как специалист тоже по гинекологии. Я даже не знаю, как комментировать. На этом основании, понимаете, мы очень боимся, что будут приниматься решения такого типа. В науке постоянно усиливается диктат малокомпетентных чиновников, слабо либо вообще не представляющих, что такое настоящая наука, поэтому вводящих новый и малоосмысленный критерий, требующий от учёных горы бумаг. Передо мной, Владимир Владимирович, две стопки бумаг. Вот это отчёт Института Макса Планка – 5 страниц. Я потратил на него 20 минут времени, взял ручку и написал. Это раз. А вот это – то, что надо на такую же сумму, только в рублях, представить мне как директору института. 2,2 миллиона рублей и 2,2 миллиона евро – чувствуете разницу, да?Нам кажется, что в этой ситуации у нас необходимо ввести экспертные критерии оценки научной работы – об этом Андрей Александрович говорил, и Вы говорили в начале, – которые были бы разработаны самими учёными, а высвобождающиеся десятки миллионов рублей направить на реальную науку, а не на пустое бумаготворчество. Я заканчиваю. Я хочу привести в этой связи один исторический пример, когда немцы добились радикальных успехов в борьбе с бюрократией, правда, с помощью британских ВВС. В своих мемуарах рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер пишет, что в мае 1944 года британские ВВС разбомбили его министерство, сгорели все бумаги, инструкции, переписки, отчёты, регламенты и прочая бюрократическая белиберда. Этим англичане радикально устранили бюрократические барьеры в Германии тех времён. Шпеер пишет, что он был поражён, как резко повысилась эффективность работы, как упростилось и ускорилось принятие решений. Как результат – производство вооружений в Германии почти удвоилось и достигло к февралю 1945 года абсолютного максимума за годы войны, в ситуации, когда Германия лежала в развалинах и были жесточайшие бомбардировки, многие заводы были просто потеряны. Я, конечно, не призываю так действовать и в нашем случае, но согласитесь, что-то в этом есть. Спасибо.
