4. Российская наука и власть: причины противостояния [15]
(...)
4а. Идеологические разногласия. Попытка реванша?
Первые реформаторские правительства 90-х годов в большой мере состояли из недавних сотрудников РАН. Е. Т. Гайдар, как известно, был аспирантом академика С. С. Шаталина. Пришедшие к власти молодые экономисты, опираясь на поверхностно усвоенные идеи старших коллег и поддержку западных экспертов, избрали путь радикальных преобразований, «шоковой терапии». Это немедленно вызвало протест специалистов из РАН, несопоставимо лучше знавших реалии и осознававших границы возможного. Начался новый этап противостояния правительственной элиты и Академии наук.
Шоковая терапия была системой взглядов, согласно которым максимально быстрая приватизация, либерализация цен и внешней торговли, минимизация государственного вмешательства в экономику должны были привести к скорейшему возникновению эффективного рыночного механизма. Эта концепция фактически противоречила и теории, и накопленному опыту. Тем не менее, она была господствующей среди экспертов МВФ и Всемирного банка. Большинство крупных западных теоретиков на первых порах не слишком интересовались Россией, и их голоса не были слышны.
Ошибочность этой концепции становилась все более очевидной по мере ее применения в России и в других странах с переходной экономикой. Чем беднее была страна и чем более последовательно применялся этот подход, тем глубже был спад производства и уровня благосостояния. Это вело, в частности, к резкому снижению финансирования науки.
Надо отдать должное академическому сообществу российских экономистов, большинство из них возражали против шоковой терапии.
В 1994 г. российская оппозиция получает мощную интеллектуальную поддержку на Западе: возникает The Economic Transition Group - группа американских и российских экономистов, публикующая манифест - заявление о необходимости отказа от шоковой терапии и использовании градуалистской стратегии при переходе к рынку, о необходимости проведении государством активной промышленной и социальной политики. [16] Состав этой группы постепенно расширялся. С американской стороны в нее вошли 7 нобелевских лауреатов - Эрроу, Кляйн , Тобин, Леонтьев, Стиглиц, Норт, Модильяни а с российской -целый ряд тогдашних и будущих членов академии, в том числе Абалкин, А. Арбатов, Г. Арбатов, Богомолов, Глазьев, Гринберг, Ивантер, Львов, Макаров, Минакир, Некипелов (координатор группы), Петраков, Ситарян, Шаталин, Шмелев, Яременко.
В июле 1996 г. Группа экономических преобразований публикует еще одно заявление «Новая экономическая политика для России» [17], где формулируются пять тезисов -рекомендаций по выходу из кризиса. В этом же году выходит сборник «Реформы глазами американских и российских ученых» (Богомолов (ред.), 1996), где ведущие статьи принадлежат членам этой группы, несколько позднее вариант этого сборника был опубликован в США (Klein, Pomer (eds.), 2000). [18]
В середине 1990-х начинается решительный поворот в отношении широкой массы западных экономистов к методам проведения реформ, которые в 1980-1990-ых гг. навязывались [19] международными организациями развивающимся и переходным экономикам. Нарастающий поток статей признает неудачу шоковой терапии, анализирует причины. [20]
После кризиса 98 г. постепенно меняется и экономическая политика в России. Но все же «шоковая терапия» по-прежнему остается у нас одним из типичных приемов проведения реформ.
Среди правительственных экспертов по-прежнему преобладают сторонники этого подхода. Не удивительно, что ни одна из реформ, проведенных по их рекомендациям, не привела к успеху. Монетизация льгот, введение накопительной пенсионной составляющей, аукционная система госзаказов, введение плоского подоходного налога и ЕГЭ - все эти институциональные преобразования осуществлялись правительством при полном игнорировании фундаментальных рекомендаций теории реформ. Практически по всем этим проблемам во всех обсуждениях и комиссиях, куда привлекались специалисты из РАН, они выступали жесткими оппонентами правительственных чиновников и небольшого числа «избранных» консультантов.
Нужно сказать, что и в тех случаях, когда правительственные инициативы шли в разрез с псевдолиберальными установками (как это имело место, например, при создании госкорпораций), мнение академической общественности практически не принималось во внимание. Более того, во главе таких госкорпораций как Роснано и Росатом оказались представители все того же «либерального» крыла.
Некоторые мои коллеги считают не удивительным, что среди совсем немногих представителей научного сообщества, одобривших проект реформы (фактически -ликвидации) РАН в ее радикальном первом варианте оказались два наиболее известных сторонника шоковой терапии - В. А. Мау и Е. Г. Ясин . <…>
Как бы то ни было, у меня нет решающих аргументов против гипотезы о том, что, поддерживая проект реформы Ливанова, определенная часть авторов шокотерапии 1990-х пытается, наконец, продемонстрировать работоспособность предпочитаемого метода.
4b. Юношеский радикализм: взгляд из западного далека
Есть еще, по крайней мере, две группы акторов, стремящихся к ликвидации Академии. В составе первой из них - молодые экономисты, овладевшие основами западного экономического знания и смотрящие на ситуацию в российской экономике и российской науке из американского (в интеллектуальном смысле) далека. Со свойственным молодости радикализмом, они отказываются считать авторитетами тех, кто подобного образования не получил, и без сомнений готовы немедленно внедрять западные институты и западные рецепты экономической политики и в российскую практику.
Эта «шокотерапевтическая» стратегия, как уже отмечалось, отвергнута и самой западной теорией. Проблема, однако, лежит глубже и касается широко распространенного тезиса о том, что «наука едина». Будучи верным по отношению к точным и естественным наукам, этот тезис несостоятелен, когда речь идет об экономике и других общественных дисциплинах. Несостоятелен - потому, что пока отсутствует (только создается) экономическая теория пригодная для того, чтобы служить надежной базой для приложений к системам, находящимся на разных стадиях развития, с разной культурой и историей. Например, такая область как макроэкономика очень сильно «американизирована», а значит, не вполне применима даже к европейским странам. Не случайно М. Бурда и Ч. Виплош снабдили свой учебник по макроэкономике (выдержавший пять изданий) подзаголовком «Европейский текст». 1990-ые годы показали, насколько отличаются макроэкономические закономерности в развивающихся и в развитых странах. В этих условиях опыт, понимание реальной практики играет нередко большую роль, чем знание моделей [21]. Борьба экспертных мнений в 1990-ых выявила это со всей очевидностью [22].
Среди радикалов - сторонников шокотерапии есть и представители точных наук, познакомившиеся с организацией научных исследований на Западе и наивно полагающие, что заимствование формальных правил из более развитых систем способно в одночасье изменить ситуацию в России. Здесь поражает не сам факт заблуждения, а уверенность ученого в том, что стратегия реформирования не требует особой разработки и специальных знаний. Между тем, хорошо известно, что подобные попытки прямолинейной трансплантации практически никогда не приводят к успеху.
(...)
6. Заключение
В теории реформ предполагается наличие проектировщика, стремящегося преобразовать ту или иную институциональную подсистему в более совершенную, минимизируя при этом общественные издержки с учетом существующих ограничений. На практике, однако, реформы чаще всего инициируются малоквалифицированными администраторами, не умеющими считать издержки и преследующими политические и/или своекорыстные цели. В этом отношении проект реформы РАН, предложенный Минобрнауки, является исключительно ярким примером, заслуживающим осмысления.
Проведенный выше анализ продемонстрировал, что чрезвычайно затратный и бесперспективный с общественной точки зрения план реформы явился результатом сложного сочетания заблуждений и политических мотивов. Среди политических мотивов основным, хотя и не единственным, является стремление лишить организационной самостоятельности сообщество потенциальных оппонентов власти, к тому же пользующихся уважением и доверием населения. Относительно демократический механизм принятия решений в рамках РАН является вызовом для тех, кто рассматривает вертикаль власти как наивысшую ценность, во имя которой можно пожертвовать таким символом России как Российская академия наук. Подобный мотив, однако, вряд ли восторжествовал бы, если бы не ошибочная убежденность реформаторов и части публики в неэффективности Академии. Эта убежденность в свою очередь опирается на тезис о том, что РАН не способна обеспечить инновационное развитие, а для успеха имитации фундаментальные исследования будто бы не нужны вовсе. Между тем, как показывает опыт развивающихся стран, «задача эффективного заимствования и постепенного перехода на инновационный путь развития является фундаментальной комплексной проблемой, требующей широкого участия представителей и общественных, и точных наук, постепенного повышения роли фундаментальных исследований.» (Полтерович, 2010с). Довольно парадоксально, что правительственные заблуждения косвенно разделяют и многие представители Академии, склонные к обещаниям инновационного скачка.
Как бы ни закончилось нынешнее противостояние, атаки на фундаментальную науку будут продолжаться до тех пор, пока не будет осознана роль фундаментального научного исследования в процессе догоняющего развития. Это требует времени. Однако события, произошедшие за два месяца летних баталий, дают повод для оптимизма. Академическое сообщество обнаружило нетривиальные способности к самоорганизации. Академическая молодежь объединилась со старшим поколением. Ряд вчерашних критиков Академии фактически встали на ее защиту. Протест против проекта Минобрнауки поддержали и многие сотрудники университетов. Отзывы иностранных ученых выявили, что престиж РАН в мире все еще высок.
Даже подлинные демократии, будучи менее уязвимыми, чем догоняющие страны, все же не защищены от реализации проектов реформирования, движимых интересами или ошибочными концепциями. Принятие закона о регламенте на проекты реформ, предусматривающего в обязательном порядке ответы на базовые вопросы, связанные с предлагаемыми институциональными изменениями (см. Полтерович, 2005, 2007), лишило бы легитимности рассмотрение подобных проектов и существенно затруднило бы их одобрение и правительствами, и парламентами. В Части II будет сделана попытка наметить общий план проекта реформы РАН, опирающегося на приведенные выше тезисы и рекомендации теории реформ.
