13 августа 2013 года. ТрВ № 135, c. 1, "На передовой" Владимир Фортов, Наталия Демина Рубрика: Наука и общество
В Троицке президент РАН Владимир Фортов дал короткое интервью нашей газете. Беседовала Наталия Демина.
Мне ваша газета нравится», — сказал президент РАН Владимир Фортов в преддверии интервью корреспонденту ТрВ-Наука. В ожидании официальной части встречи, организованной по поводу подписания соглашения о сотрудничестве Академии наук и правительства Москвы, Владимир Евгеньевич поделился своими мыслями о реформе Академии, перспективе взаимодействия с властями Москвы и пользе от заключения соглашения.
Подписание соглашения состоялось 6 августа на территории филиала ФИАН в Троицке. По словам участников встречи (Москву представлял врио мэра Сергей Собянин), Троицк был выбран не случайно: гости смогли своими глазами увидеть результаты наукоемкого производства и оценить потенциал Троицкого Технопарка ФИАН.
— Что вы ожидаете в сентябре: позитивный или негативный сценарий развития событий?
- Я, как говорится, оптимист по вере и пессимист по знанию. Думаю, что мы должны победить.
— На чем основана эта надежда?
- Уж очень экстремальный и непродуманный вариант предложили наши оппоненты. И представить себе, что это будет реализовано, очень трудно. Мы рассчитываем на лучшее.
— Какую вы видите реальную пользу от сегодняшнего подписания договора между правительством Москвы и Академией наук?
- Это всегда полезно по многим причинам. В том договоре, который мы подписываем с Москвой, есть, по-моему, интересные пункты, которые реально помогут нам вести исследования. Например, очень много и давно пишут про то, что нужно сделать так, чтобы научное оборудование и реактивы быстро проходили таможню. Здесь такой механизм есть. То, что, скажем, Академия наук будет этим пользоваться — это первая польза.
Польза еще и в том, что технопарки, которые очень хорошо развиваются в Троицке, будут пользоваться поддержкой Собянина и его команды. Похоже, что новое руководство Москвы разворачивается лицом к науке, и поэтому это очень важно. И важно то, с чего мы начали разговор. Всё-таки Собянин — это человек высокого уровня, и он входит в близкий круг. И то, что Собянин и его команда интересуются нашими делами —кроме пользы я в этом ничего не вижу.
— Как вы думаете, он в курсе объявленной реформы Академии наук и что Академия наук отнеслась к ней не очень позитивно?
— Я думаю, что он всё знает. Сегодня такого нет, что власть чего-то не знает или ей не докладывают, такое представление неправильно. И то, что вокруг Академии сложилась такая острая ситуация, волнует очень многих. Я надеюсь, что мы с помощью всех наших ученых выйдем на правильное решение.
— Какой у вас прогноз: состоится ли возврат ко второму чтению или даже к первому?
— Второе чтение не есть самоцель, наша главная цель — сделать закон таким, чтобы он способствовал развитию науки, а не ее уничтожению. Это довольно серьезное дело, потому что сталкиваются две концепции. Одна концепция состоит в том, что надо ученых как-то разместить под чиновниками, тогда чиновники каким-то образом поднимут качество и эффективность нашего труда. Это глубокое заблуждение, которое основано на невежестве тех, кто такое проповедует.
А другая схема, наша, которую предлагает Академия наук, предусматривает самоорганизацию, свободу, возможность критики и обсуждения всех решений перед тем, как они приняты, и только это позволяет построить нормальную и хорошую науку. Во всем мире так принято заниматься наукой, и все нормальные люди это понимают. Собственно, сейчас идет не борьба каких-то запятых или пунктов, а за то, что надо принимать либо одну концепцию, либо другую.
Мы разработали и отнесли в Думу, а сейчас занимаемся лоббированием наших предложений, которые ровно к этому и сводятся. А что касается другой стороны, то она проводит свою линию…
— А это реально, ведь третье чтение не позволяет вносить существенных правок?
- Понимаете, это же дело очень темное. Это как на это посмотреть. Нам важен результат. Если мы добьемся результата в третьем чтении, то это будет нормально.
- Вы можете сейчас назвать имена тех, кто все-таки был автором этого законопроекта? Вам стало это яснее?
- Вы знаете, нет. У меня есть свое мнение, но, как сказано в одном анекдоте, «я с ним не согласен» (смеется). Я могу догадываться. Это, между прочим, тоже интересный элемент происходящего, такая революционная «вещь» не имеет своего автора. Это значит, что автор трусит и не способен изложить свои аргументы нормальным языком и всем людям. Я считаю, что это полное безобразие.
Я про это говорил и Владимиру Владимировичу, когда мы с ним встречались, что без обсуждений, без сопоставления разных точек зрения ничего доброго не получится. И он действительно встал на нашу сторону после разговора с Примаковым, Осиповым, Садовничим и Рошалем. Рошаль тоже просил его о том, чтобы этот закон не был принят сразу в трех чтениях, о чем сначала шла речь. Поэтому я думаю, что таким образом мы добьемся нужного результата.
- Вы готовы к тому, что Академия наук станет более «императорской», где принцип единоначалия будет самым важным?
- Я не понял вашего вопроса.
- Мне показалось, что сейчас все поправки принимаются только с согласия Путина, и без его одобрения вы ничего не можете в законе поменять.
- Нет-нет, я так не думаю. Есть некое направление деятельности. Нас сильно поддержал не только Путин, но и Сергей Евгеньевич Нарышкин, и нас поддерживает Комитет по науке. В общем, чем дальше, тем больше мы ощущаем поддержку разных людей. Повторяю, нам очень важна позиция реальных ученых, потому что этот закон полностью игнорирует тех людей, на которых он бы и должен быть по-хорошему рассчитан.
Это те, кто работают в лабораториях и те, кто занимаются наукой на самом деле, а не только ею руководят.
— Вы, наверное, знаете историю про Болгарскую академию наук, что она спаслась от губительной ликвидации с помощью внешнего научного аудита. Как вы к этому относитесь применительно к РАН?
- Вы знаете, здесь вот какая особенность жанра. Можно проводить любой аудит. Я и мои коллеги не боимся никаких проверок, потому что у нас есть объективное, я в этом убежден, представление, где мы сильны, а где мы слабы, где мы должны дорабатывать. И если будет еще одна проверка и власть ей поверит, то мы этому открыты.
— А сами инициировать ее не хотите?Собрать международную панель экспертов?
- Сейчас разговор идет в другой плоскости и другой терминологии. Нам говорят: есть закон и вы его должны выполнять, а мы говорим, что этот закон не будет работать, он пойдет во вред, давайте мы изменим то-то. Сейчас идет дискуссия на этом поле, а не о том, как улучшить работу Академии. Видите, какая вещь, прошли выборы президента РАН, и все три кандидата, а на самом деле их было десять, они так или иначе говорили о реформах и об улучшении, и у каждого была своя программа, у меня в том числе.
И мы рассчитывали на то, чтобы сразу после выборов сделать какую-то синтетическую программу, объединить лучшие идеи, и она фактически была подготовлена, и мы начали ее реализовывать. А тут как снег на голову этот законопроект. Поэтому сейчас разговор идет не о том, чтобы сделать внешний аудит или какой-то еще. Повторяю, мы готовы к любому аудиту, нам нечего скрывать.
В том числе и финансовому аудиту. Первое, что я сделал на посту президента РАН, я написал письмо Степашину, главе Счетной палаты. И попросил представить все результаты аудита и сформулировать претензии Счетной палаты к Академии наук, которая много проверяла наши учреждения.
— Итоги аудита пока не представлены?
- Представлены.
- Вас результат удивил, огорчил?
- Вы знаете, фактически я не нашел там чего-то фатального. Я нашел обычные замечания, которые ни в коей мере не являются преступлениями, а являются следствием того, что законы написаны очень мутно и плохо читаются. Я, например, когда читаю законы, то читаю их по несколько раз, потому что смысл не очень ясен.
— Ливанов говорит, что этот рамочный закон — это только начало, а дальше начнется настоящая реформа. С вами сейчас обсуждают содержание этой реформы?
— Он со мной?
— Может не он, а кто-то еще?
— Нет-нет, мы сейчас фокусируемся вокруг закона. А то, что дальше будет происходить, будет проистекать из этого закона.
