От IGA Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 21.06.2013 01:26:12 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Ссылки; Тексты; Версия для печати

"Коллективный плохишизм"

http://buntar1917.livejournal.com/26748.html
Коллективный плохишизм (часть 1)

zina_korzina пишет:

"В конце 1980-х большинство ярых перестройщиков орали лозунги не из желания быть свободными, а, банально, из зависти к элитным распределителям и ненависти к мальчикам-мажорам. Тут нет правых - виноваты все. Одни превратили кормило в кормушку, а другие просто сошли с ума от зависти. Человеческую природу переделать трудно. Плохишизм - это жизнь в категориях выгодно/невыгодно, которые обозначены в его речи, как разумно-неразумно, адекватно-неадекватно"
"Плохишам невдомёк, что есть нечто, не умещающееся в кармашке или в сейфе. Или на столе. Душа, долг, честь... Потому что Плохишу это не нужно - он взял бы деньгами или печеньками"

А так уж ли плохо "плохишистское" мышление, которое оценивает все через призму "интересов" и "разумности"? Так уж плох разумный эгоизм, который отстаивали Спиноза, Гельвеций и Чернышевский? Альтернативой утилитарному мышлению "плохишей" является мышление, опирающееся на категории долга, верности, служения неким "высшим", "над-человеческим" ценностям (которые чаще на деле оказываются идолами, как например, поганые идолища государственного патриотизма и религии) и нравственным абсолютам. Здесь перед нами вырисовывается пресловутая авторитарная личность, о которой в свое время писали Александр Богданов (сборник из "Из психологии общества") и неомарксисты Франкфуртской школы (Адорно, Фромм), личность "верного раба", порабощенного не только экономически, но и духовно, неспособного разглядеть за фасадом догм интересы господствующего класса. Также, перед нами всплывают мерзкие формулы типа "моя честь зовется верность" (девиз ССовцев), "правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир", "мы тебя научим родину любить" и т.д., которые являются порождением того самого авторитарно-догматического мышления. Будучи носительницей этого самого авторитарного мышления, zina_korzina ("поклонница абсолютной монархии в виде всяких Луёв") к "плохишам" состоит в том, что они осмеливаются подвергать суду разума некие априорные "высшие ценности", в которые нужно просто верить.

"Плохиши" потому "плохиши", что они осмеливаются поднимать вопрос о смысле подвига, вместо того, чтобы молчаливо поклониться подвигу. Им в принципе органически чужда иррациональная стихия войны, о которой писал Бердяев: "Очень интересна психология войны. В ней следует искать разгадки психологии народных масс, она является самым сильным опровержением рационалистического обоснования общественности. Если вообще нельзя построить общество на разумном общественном договоре, то всего менее можно построить на нём войну. Война всегда имеет иррациональные основы и предполагает покорность человека целям, стоящим выше его постижимых интересов. Воевать нельзя во имя рассудочных, утилитарных, слишком понятных и взвешенных целей. Безумно воевать во имя разумных целей, и в высшем смысле «умно» воевать лишь во имя целей безумных. Это основной парадокс психологии войны. Всякая рационализация войны есть её убиение, всякая попытка сделать слишком понятными цели войны подрывает её пафос. Нельзя воевать за «землю и волю», как нельзя воевать во имя отвлеченной пользы государства, во имя «проливов» и т. д. Хорошо воевать можно лишь во имя безрассудных целей, таинственных, далеких и непонятных целей жизни, по иррациональным инстинктам, без рефлексии и рассуждения, за «веру, царя и отечество», за народные святыни, из любви к родине, превышающей все интересы" (Философия неравенства). Впрочем, организаторы войн всегда "ведают, что творят" и преследуют вполне определенные цели. Как верно подметил в свое время неомарксист Фромм, "любому человеку, хоть мало-мальски знакомому с историей, идея о причинной связи между войной и врожденной деструктивностью человека кажется просто абсурдной. От вавилонских царей и греческих правителей до государственных деятелей современности — все и всегда планировали свои войны, исходя из самых реальных оснований, тщательно взвешивая все за и против" (Анатомия человеческой деструктивности). "Иррациональность" - это только для пешек, но не для королей. Рабам думать о смысле не положено (иначе весь военно-патриотический туман рассеется перед светом разума), от них требуется только послушание и усердие в исполнении возложенных на них задач: "во всех иерархических социальных системах подчинение и послушание является, возможно, самой укоренившейся чертой характера. Послушание здесь автоматически отождествляется с добродетелью, а непослушание — с грехом. Непослушание — самый страшный первородный грех. Авраам был готов покорно принести в жертву своего единственного сына Исаака. Это было на все времена разительным примером силы веры и послушания. Солдат, который убивает и калечит других людей, пилот-бомбардировщик, который уничтожает в один миг тысячи человеческих жизней, — вовсе не обязательно ими руководят деструктивность и жестокость; главным их мотивом (импульсом) является привычка подчиняться, не задавая вопросов... Солдатам испокон веков внушали, что их моральным и религиозным долгом является беспрекословное подчинение командиру. Понадобились четыре страшных года в окопах, чтобы пришло осознание того, что командиры просто используют их как пушечное мясо; тогда идеология абсолютного послушания рухнула, значительная часть армии и подавляющее большинство населения перестали беспрекословно подчиняться и начали роптать" (Ibid).

Однако вместо того, чтобы окунуться в стихию иррационального, некоторые несчастные рабы начинают искать "смысл", в результате чего, "Зою Космодемьянскую стали называть шизофреничкой, а героев Молодой Гвардии - хулиганами". Кстати, подвиги времен ВОВ далеко не были иррациональными, особенно если сравнивать их с подвигами "героев" войн, которые вел царский режим (включая "великую отечественную" войну 1914-1918 годов), поскольку во время войны советское правительство проводило активнейшую политическую работу в массах, разъясняя советским гражданам смысл войны и возможные последствия победы гитлеровцев. Поэтому, советские граждане, включая Космодемьянскую и Молодогвардейцев, знали за что воюют. Однако, сердцу наших "авторитарных личностей" милее всего именно иррациональные подвиги, в которых доводится до высшей точки (до уровня мученичества, полного самоотречения) "добродетели" послушания и верности. Если уж и отдавать за что-либо свою жизнь, то только за веру (как крестоносцы), за царя (как Иван Сусанин) или, на крайняк, за "отечество", причем "отечество" непременно в государственном смысле ("единую и неделимую"). Ну а если воевать "за интерес" ("за нашу и вашу свободу", "за социализм"), то что здесь героического? Пролетариат как раз ведет революционную борьбу только за свои объективные классовые интересы, а вовсе не за некие "святыни" и "высшие ценности", и революционная борьба для пролетария не есть "подвиг послушания". Революционная борьба не имеет ничего общего с традиционным "подвижничеством" и "послушанием", о чем писал Троцкий, критикуя статью Горького о Ленине "«праведничество» и «подвижничество» бывают тогда, когда человек служит «высшему» началу наперекор своим личным побуждениям и страстям... а Ленин в своей исторической работе осуществлял себя, свою личность, полностью и до конца" (Верное и фальшивое о Ленине).

Как известно, противоположностью "героя-подвижникка" является "предатель". Абсолютное табу на предательство - это характерная черта авторитарной личности. Авторитарная личность в принципе не может допустить мысли, что, к примеру, иноземные завоеватели могут играть роль освободителей, что народ может извлечь выгоду от "предательства". И дело здесь даже не в том, что "оккупант - это априори угнетатель". Это не всегда так, примером "освободительной" оккупации могут служить две оккупации Германии - наполеоновская и советская. Авторитарная личность же считает: даже если при оккупационном режиме народу будет комфортнее, чем при "родном" тиране, все равно надо защищать "родное" государство, поскольку "так надо", "предавать западло", "родина - это святое" и т.д. Как выразился один из комментаторов моей предыдущей статьи, для патриота "в самом понятии «отечества», «державы» и т.п. дрянных словечках есть некая высшая суть, отличная от пещерного иенталитета", точно также как для православного попа религиозная вера представляет собой нечто отличающее человека от животного. Поэтому, они не могут допустить такой мысли, что если бы Космодемьянская и Гастелло воевали не за Советский Союз против Германской Империи, а к примеру, за Российскую Империю против Советской Германии, то их подвиги был бы не менее бесславны, чем "подвиги" немецких "мальчишей-кибальчишей" - гитлерюгендовцев, которые в 1945 году шли на советские танки с фауст-патронами. Государство (именуемое "отечеством") ставится выше народа. Не суббота для человека, а человек для субботы, не государство для народа, а народ для государства, люди сдохнут, а держава останется - таково мышление патриотических книжников и фарисеев. Отсюда вытекает распространенная теория "непатриотичного народа". Можно отдать должное zina_korzina в том, что она вешает ярлык "коллективного плохиша" только на перестроечную интеллигенцию, в то время как другие "патриоты СССР" распространяют его на весь народ. Из уст патриотических "авторитарных личностей" не раз приходится слышать филиппики в адрес народа, который "предал свою родину за сникерсы и жвачку", призывы к "покаянию за развал СССР", ничем не отличающиеся от аналогичной риторики современных монархистов-царебожников, проповедующих "чин всенародного покаяния". Весьма показательный пример такого "антинародного патриотизма" явил всвое время реакционер Шульгин:

"я пробирался сквозь злобные кулуары II Государственной думы – «Думы Народного Гнева». Пробирался для того, чтобы с всероссийской кафедры, украшенной двуглавым орлом, высказать слова истинно киевского презрения к их «гневу» и к их «народу»… Народу, который во время войны предал свою родину, который шептал гнусные змеиные слова: «Чем хуже, тем лучше», который ради «свободы» жаждал разгрома своей армии, ради «равноправия» – гибели своих эскадр, ради «земли и воли» – унижения и поражения своего отечества… Мы ненавидели такой народ и смеялись над его презренным гневом… Не свободы «они» были достойны, а залпов и казней" (Дни).

Для "буржуинов" вроде Шульгина восставший в 1905 и в 1917 году народ был "коллективным плохишом", который продал светлые идеалы патриотизма за "банку варенья и коробку печенья", т.е. за землю и волю. Их злоба напоминает бессильную злобу циркача, от которого сбежал в лес дрессированный медведь (как в советском фильме "Король манежа"). Сколько ни дрессировали русский народ цари и попы, все равно "Русь слиняла в два дня" (В. Розанов. Апокалипсис нашего времени), оставив своих православно-патриотических "дрессировщиков" у разбитого корыта. zina_korzina обвиняет перестроечных "плохишей" в том, что они действовали "из зависти к элитным распределителям и ненависти к мальчикам-мажорам". Это неудивительно, ведь реакционеры всегда любили обвинять революцию в "нравственной порочности", "бездуховности", в том, что ее движущей силой являются "дурные, греховные, низменные страсти" и т.д. Социализму они ставят в вину то, что он "основан на ненависти и зависти", на "материализме", при этом слово "материализм" они употребляют не в философском, а в филистерском смысле слова. Как писал Энгельс: "под материализмом филистер понимает обжорство, пьянство, похоть, плотские наслаждения и тщеславие, корыстолюбие, скупость, алчность, погоню за барышом и биржевые плутни, короче — все те грязные пороки, которым он сам предаётся втайне. Идеализм же означает у него веру в добродетель, любовь ко всему человечеству и вообще веру в «лучший мир», о котором он кричит перед другими, но в который он сам начинает веровать разве только тогда, когда у него голова болит с похмелья или когда он обанкротился, словом — когда ему приходится переживать неизбежные последствия своих обычных «материалистических» излишеств. При этом он тянет свою любимую песню: Что же такое человек? Он — полузверь и полуангел" (ПСС, т.21, с.290). В ответ на это многие революционеры, особенно из тех, которые имеют наклонность к этическому социализму и гуманизму христианского толка, часто в ответ начинают бурно доказывать, что людьми в революции вовсе не "греховные страсти", а стремление к "высоким нравственным идеалам", к "социальной справедливости". Впрочем, даже если реакционеры и правы, и народными массами в революции действительно движут преимущественно зависть, ненависть, жажда мести и прочие "дурные страсти", это не может служить аргументом против революции. Если для пользы революции требуется "разнуздать" эти самые страсти в народе, то это и нужно сделать, и Бакунин был полностью прав, когда призывал к разнузданию дурных страстей. Было бы ошибкой рассматривать и ненависть, и зависть как нечто абсолютно деструктивное, как путь в никуда. Этот филистерский взгляд является следствием неизжитого христианства, которое по сей день отравляет своим ядом даже не худшие умы человечества. В противовес нашим христианским, а также полу- и пост- христианским моралистам, любящим рассуждать "о добродетельности добродетелей и о порочности пороков", Маркс писал в "Капитале" о зле как движущей силе прогресса:

"Влияние преступника на развитие производительных сил можно было бы проследить до мелочен. Достигли ли бы замки их теперешнего совершенства, если бы не было воров? Получило ли бы изготовление банкнот такое усовершенствование, если бы не существовало подделывателей денег? Проник ли бы микроскоп в обыкновенные торговые сферы (смотри Баббеджа), не будь в торговле обмана? Не обязана ли практическая химия своимиуспехами в такой же мере фальсификации товаров и стремлению ее обнаружить, в какой она ими обязана рвению честных производителей? Изобретая всё новые средства покушения на собственность, преступление вызывает к жизни всё новые средства защиты собственности и этим самым в такой же мере стимулирует производство, в какой забастовки стимулируют изобретение машин. И, — если покинуть сферу преступлений частных лиц, — мог ли бы без национальных преступлений возникнуть мировой рынок? Могли ли бы без них возникнуть сами нации? И разве древо греха не является со времен Адама вместе с тем и древом познания?
Уже Мандевиль в своей «Басне о пчелах» (1705) доказывал производительность всех возможных профессий и т. д., и у него уже видна общая тенденция всего этого рассуждения:
«То, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и физическим, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, — является прочной основой, животворящей силой и опорой всех профессий, и занятий без исключения; здесь должны мы искать истинный источник всех искусств и наук; и в тот самый момент, когда зло перестало бы существовать, общество должно было бы прийти в упадок, если не разрушиться совсем».
Только Мандевиль был, разумеется, бесконечно смелее и честнее проникнутых филистерским духом апологетов буржуазного общества" (ПСС, т.26, ч.I, с.394-395).