Малинецкий Георгий Геннадиевич, доктор физико-математических наук, профессор, руководитель сектора «Нелинейная динамика» ИПМ им.Кельдыша.
– Уважаемый Георгий Геннадьевич, хотел бы узнать Ваше мнение о том, какие основные проблемы, угрозы стоят перед современной системой российского образования?
– Ситуацию в российском образовании лучше всего характеризует слово «разгром». У нас, начиная с девяностых годов, за основу были взяты идеи и подходы, связанные с «опусканием» российского, советского образования до общемирового уровня. Последние пятнадцать лет «смотрящим» за российским образованием является Высшая школа экономики во главе с господами Кузьминовым и Ясиным. И новый министр образования – это человек из той же команды, разделяющий эти же взгляды.
Образование является системообразующей сущностью. Как говорил «железный канцлер» Отто фон Бисмарк, войны выигрывает приходской священник и школьный учитель. И поэтому смыслы и ценности, которые закладываются в школе, мировоззрение, отношение к истории, языку, умение аргументировать свои позиции являются ключевыми. Вот именно на то, чтобы разрушить это, направлены основные усилия реформаторов последних десятилетий.
Причем персоналии министров вторичны, важна главная линия. Это линия на отказ от системного образования, от взаимосвязи между разными курсами, отказ от способностей и умений лично доказывать, обобщать, высказывать гипотезы. Худшие устаревшие образцы западной средней и высшей школы привносятся в Россию совершенно некритично и оказывают разрушительное действие.
Берем Башкирию. Мне посчастливилось в этот раз побеседовать со своей учительницей математики Маргаритой Васильевной Самодумовой. Я поинтересовался, как она оценивает нынешнее состояние башкирских школьников. «Отчаянное состояние. В геометрии большинства школ исчезли доказательства».
То есть, мы оказались на уровне Англии. В Англии, если учительница говорит, что a2 + b2 = c2 по теореме Пифагора, то дальше это нужно применять. Не нужно спрашивать, а почему, собственно, c2. Учительница знает, она – умная. Вот к этому уровню сейчас подошло большинство башкирских школ. Геометрию, как показывает Единый государственный экзамен, знают или плохо, или очень плохо. Здесь хвастаться нечем.
Реформы, которые так и задумывались, дали свой результат. Когда в 1994 году Всемирный банк реконструкции и развития хотел оказать помощь России в области образования, то в качестве основных целей образования были выделены социализация, умение заполнить налоговую декларацию и написать заявление на работу. Вот к этому уровню постепенно и опускают наше образование.
Кроме того, есть известная пословица «не в силе Бог, а в правде», и важно жить не по лжи. Сейчас школьникам преподается тяжелейший урок. Урок лицемерия, лжи, подлога. Давайте посмотрим на Единый государственный экзамен (ЕГЭ). Его результаты по большинству вузов очень хороши. Но, как известно, когда проводят по тем же билетам и предметам независимую проверку, то результаты не подтверждаются. Что это значит? Это значит, что создана громадная система подлога.
Делается чудовищная вещь. По результатам Единого государственного экзамена мы оцениваем и ученика, и учителя, и школу, и регион. На один показатель мы «навесили» так много, что в результате он не дает никакой картины. Мы получили огромную систему обмана. Одни люди делают вид, что всё нормально, что они выполняют те указания, которые идут сверху. Другие «решают проблемы» с учителями или комиссиями, которые принимают ЕГЭ. А третьи – как в басне Крылова «а Васька слушает да ест» – потирают руки и получают нетрудовые доходы.
Мне довелось беседовать с одним из руководителей российского образования, который имеет прямое отношение к ЕГЭ. И он очень четко сформулировал: «Это политическое решение. Вы добейтесь других политических решений, и тогда мы будем не разваливать образование, а созидать. Нам же гораздо проще и приятнее строить, а не разваливать». Искренность этого заявления меня поразила. Особенно тревожит то, что нынешнее поколение и учителей, и школьников, и родителей просто недооценивает, как много у них отнято.
Когда речь заходит о выборах депутатов Госдумы, – есть протесты, буря в Интернете. На Болотной площади одним из лозунгов был: «Мы не выбирали этих сволочей, мы выбирали других сволочей». Люди всерьез говорят о выборах депутатов. По сравнению с образованием, – системообразующим фактором для общества, – это вещь третьестепенная. К образованию в той или иной степени причастно семьдесят миллионов человек. Кто-то является работодателем, кто-то родителем, учащимся. Их и касаются продолжающиеся разрушительные реформы в области образования. Особенно огорчает отсутствие организации и неготовность отстаивать свои права в этой области.
Обратим внимание на неконструктивную позицию практически всех политических сил России в данной сфере. Образование оказалось отброшено на периферию в нашем политическом пространстве. Этот вопрос на выборах в Думу и выборах Президента ни одна политическая партия не выдвинула в качестве важнейшего и ключевого.
Когда речь заходит об образовании, многие люди ссылаются на финансирование. Но оно решает далеко не всё. Важны кадры, системность, востребованность образования. Когда выясняется, что в вуз приходят люди абсолютно не подготовленные средней школой, а высшая школа также резко опустила свою планку, работодатели удивляются, что выпускники ничего не знают. Это является большой проблемой.
В свое время мне довелось выступать на слушаниях в Думе, на которых обсуждался вариант закона, который предложил Олег Николаевич Смолин – тогда заместитель председателя Комитета по образованию Государственной Думы. Этот закон является альтернативой закону, который принят в 2012 году Думой. В частности, в нем предусмотрена защита прав инвалидов (новый закон их очень жестко ущемляет), защита прав учащихся сельских школ и много других важных для России принципиальных положений. На том этапе фракция КПРФ могла бы взять это в качестве знамени и отстаивать принятие такого закона как одну из важнейших позиций. К сожалению, этого не произошло. Гоняясь за многими зайцами, российские политики не могут поймать ни одного. Любая ответственная политическая сила должна отстаивать смыслы, ценности и основы, с которыми связно наше образование, которое еще двадцать лет назад было в числе лидирующих образовательных систем.
Сейчас ситуация иная. Двадцать лет назад наши школьники по способности читать и понимать прочитанное, безусловно, находились в первой пятерке. Сейчас – в седьмом десятке. Результаты реформы образования более, чем плачевны. Но обратная связь не работает. Это вызывает особую тревогу. Между результатом и управляющим воздействием нет никакой связи. Мы движемся в том же направлении, делаем хуже и хуже, но продолжаем действовать в том же духе. Сейчас мы сталкиваемся с этим на каждом шагу. Уже возникли серьезные проблемы, связанные с подготовкой учителей, потому что из человека, который не прошел нормальную среднюю школу, очень сложно подготовить нормального учителя. Мы сталкиваемся с тем, что у нас нет нормальных рабочих. Когда человек не понимает, что значит работать, что такое нормальный добросовестный труд и дисциплина, то изменить его отношение к труду крайне трудно. Но всё это закладывается в школе. Потом это не восполнить.
Обратите внимание на любую газету. Посмотрите, насколько упала грамотность! В редакциях огромный дефицит редакторов и корректоров. Результаты образовательных реформ последних двадцати лет плачевны. Но, к сожалению, ни в регионах, ни на федеральном уровне не происходит поворота к здравому смыслу. Хотелось бы надеяться перемены к лучшему.
Спрашивается, а есть ли надежда? Надежда есть. В частности есть неформальные организации, которые понимают, что если они не позаботятся об образовании своих детей, то дети будут просто невеждами. Например, есть активная группа родителей из Оболенска. Они поняли, что среднее образование находится в вопиющем состоянии, и создали клуб субботнего и воскресного дня (т.н. сверхшкольное образование – http://mdrnet.mirtesen.ru). Активные родители реализуют проект, который они сами предложили и разработали.
Когда смотришь, как ребенок рассуждал до начала занятий, а затем сравниваешь с тем, что происходит в конце занятий, то видишь, что разница поразительная. У нас очень талантливые дети, но с ними надо заниматься. Выясняется, что у родителей во многих случаях нет ни времени, ни желания поговорить с ребенком.
Когда это ярко, талантливо делает взрослый человек, то часто происходят чудеса. Например, у ребенка спрашивают: «Что это такое?» – «Ложка». – «Задай десять вопросов относительно ложки!» Детишки первого-второго классов обычно не могут задать ни одного вопроса. Им помогают: «Представьте, что вы с другой планеты. Единственная вещь, которая вам досталось с Земли, – вот эта ложка. Что бы вы могли сказать, глядя на нее, о нашей планете и цивилизации?» Далее люди начинают думать, что в ложке необычного, из какого материала и кем она сделана, и так далее. Другая форма, поразившая меня – оформление галереи фотографий к 9 мая. Детишки по своему усмотрению вместе с взрослыми сделали большие фотографии и решили украсить ими аллею. И оказалось, что масса детей просто не знает, кто с кем воевал. Ситуация фантастическая. Дети спрашивают родителей, дедушки и бабушки ужасаются от их незнания. Но в результате взрослые рассказывают то, что знают, все вместе понимают, что делают общее дело, находят общий язык. Получается очень интересно. Восстанавливается связь времен.
Возможности есть. Например, о реалиях науки мы уже год рассказываем в научно-популярной передаче «Мозговой штурм» ( http://mozgovoyshturm.ru) на канале ТВЦ. Очень часто появляется ощущение, что нет указаний, денег, смысла и всего остального. Команда родителей, о которой идет речь, когда им нужно было донести нечто важное относительно образования, вникла, как это делается в мире. Они сняли ролик и запустили его в Интернет. Этот ролик собрал двадцать миллионов просмотров. Возможности есть, но ими нужно пользоваться. И, кроме того, надо осознать, что есть проблема общения с младшим поколением. Потому что если дело пойдет так, как оно идет сейчас, если им будет неинтересно жить, то нам очень скоро просто не о чем будет говорить со своими детьми и внуками. Это будут разные эпохи, разные языки, разные культуры и вселенные. И тогда у нас не будет нашей страны.
– Это напоминает школы «третьего мира»?
- Нет, хуже. Школа «третьего мира», например индийская, устроена иначе. В ней есть традиция, клан учителей, которые существуют тысячелетиями. Можно говорить массу вещей о религиозном сознании, об отношении к йогам. Но когда человек в восемьдесят лет внешне выглядит так же, как в тридцать, и может показать массу удивительных вещей [???], то возникает совершенно иное отношение к образованию и знанию.
Какая проблема сейчас в нашей стране? В советские времена руководители четко понимали, чего они не понимают и не знают. И поэтому часто слушали физиков, математиков, биологов. А дальше, во времена «гайдаровщины», пришли люди, которые формально получили ученые степени докторов наук, но не имели никакого отношения ни к культуре, ни к науке, ни к образованию. Они думали, что компетентны во всём. Это и привело к катастрофе. Как расхлебать многое, сделанное в 1990-е годы, не понятно до сих пор.
Китай – тоже страна третьего мира [???]. Давайте сравним, как Китай и Россия готовились к олимпиаде в Лондоне. В Китае в каждой из четырехсот тысяч школ провели мини-олимпиады для детей. Спортсмены и тренеры выехали в школы. Была реализована огромная национальная кампания «мы ищем будущих олимпийцев». Они взяли за основу советскую идею: массовость – основа мастерства. Потом школа олимпийского резерва – интернаты, в которых систематически работают лучшие тренеры, – интенсивная подготовка и культ тех людей, которые умеют побеждать ради великого Китая.
В свое время я присылал своему отцу интересные вырезки про спорт. Перелистывая бумаги дома, увидел статью, посвященную анализу олимпиады. Пишут, что развален массовый спорт, спорт в школе, спорт высших достижений. Утверждают, что люди не чувствуют поддержки ни на уровне государства, ни на уровне массового сознания. Я думал, что это про лондонскую олимпиаду. А оказывается, – про пекинскую! То есть, за четыре года ничего не изменилось к лучшему. Ситуация только ухудшилась.
Помните у Окуджавы: «И всё-таки жаль, что порой над победами нашими встают пьедесталы, которые выше побед»? Это наша ситуация. Следует говорить об огромном системном провале, связанном с Олимпиадой. Когда Советский Союз участвовал в первых олимпиадах, он находился на первых позициях. Это было 70-80 золотых медалей. Сейчас у нас 20. И выступает вице-премьер Жуков, отвечавший за подготовку к олимпиаде, и говорит, что достигнут большой успех – «всё хорошо, прекрасная маркиза».
Мне недавно довелось беседовать с семнадцатикратной чемпионкой России, Европы и мира по легкой атлетике (сто, двести и четыреста метров). Как же она объясняет то, что произошло, этот громадный провал? Почему у нас нет бокса, штанги, фехтования, бега, наконец, плавания? Она ответила мне так: «Есть традиционные федерации, которые стоят за своих, спортсмен знает, что его спина защищена, что если его ложно обвинят в допинге, то федерация за него вступится, будет за него бороться. Спортсмены, которые ощущают за собой поддержку сильной федерации, выступают, не жалея себя. Если же человек понимает, что у него всего этого нет, что его при первой же возможности, сдадут, предадут и бросят, то, естественно, он рассчитывает на будущее, в котором не должен оказаться брошенным инвалидом, он бережет себя. Это голый человек на голой земле».
Когда мы называем образование услугой, то хотим, чтобы наш человек был именно таким. Сначала он должен некоторым образом достать деньги, на них получить образование, затем продать свою рабочую силу. И при этом находиться всё время на уровне купли-продажи. Есть книга «Записки экономического убийцы», в которой рассказывается, как убить экономику и страну. Есть два простых рецепта. Первый – это принизить все высокие смыслы и ценности. Второе – всё перевести на деньги. Как только эти две цели достигнуты, и страны, и цивилизации нет. Сейчас мы находимся в той ситуации, когда уже почти все переведено на деньги. По части высоких смыслов и ценностей реформаторы тоже добились очень многого.
– Насколько я понял, основные болевые точки нашего образования обозначены следующим образом. Во-первых, это ЕГЭ, тут все упирается в политическую волю, и это уже неизбежное зло. Во-вторых, это полное изменение концепции образования, в том числе исчезновение дисциплины учащихся, академического подхода к образованию, отход от позиций единой школы, то есть все это решения, спускаемые с самого верху, на которые не могут повлиять даже региональные министерства, в том числе и республиканские. Но на отдельные сегменты культуры повлиять, может быть, все же можно.
- Совершенно верно.
- Как Вы относитесь к введению новых, и почему-то обязательных предметов, как «Основы светской этики» либо вместо него «Основы религиозной культуры»?
– Дело в том, что у нас светское государство – это зафиксировано в нашем основном законе. Поэтому, когда мы говорим о том, что школьник и его родители должны выбирать ту или иную религиозную конфессию, что он должен знакомиться с этим в школе, то это ошибочная позиция.
Во-первых, родители могут многое сделать в семье. Во-вторых, в настоящее время есть достаточно много литературы. Когда дробят классы и детей еще и по конфессиям: кто-то приверженец христианского мировоззрения, кто-то мусульманского, кто является атеистом, то делается большая ошибка. Здесь закладываются корни будущих конфликтов. Недавно выяснилось, что руководители регионов, деятели федерального уровня вообще очень религиозные люди.
Мне здесь близка точка зрения Владимира Ильича Ленина. Его спросили, может ли быть коммунист верующим. Он ответил, что коммунистическое мировоззрение отрицает религию, но если у человека есть ощущение, что ему это необходимо, то это его личная проблема.
Если руководители нашего региона считают, что для того, чтобы успешно управлять необходима божья помощь, то это их личная проблема.
Поэтому многое, из того что сейчас делается, вызывает искреннее возмущение. Возьмем, к примеру, Московский инженерно-физический институт, сейчас он – Национальный исследовательский ядерный университет «МИФИ». Над ним шефствует патриарх! Мы заходим и видим часовню. Там, где выращивались кадры для нашего ядерного комплекса, где был памятник погибшим в годы Великой Отечественной войны, стоит поминальный крест. Вызывает всё это огромное недоумение и у студентов, и у преподавателей.
Пиар – огромная сила. Сейчас модно носить крестик, креститься, считать себя человеком религиозным, и всё это приобретает фантастические формы. Пару лет назад практически все деканы Московского университета подписали письмо к ректору, академику В.А.Садовничему, о том, что необходимо построить на Ленинских горах храм, чтобы они перед тем как читать лекции, могли помолиться. Не могут они без этого. Всё это – огромный шаг назад! Христианские каноны учат: «Богу – богово, кесарю – кесарево». Знание, образование, научное мировоззрение находятся в сфере рационального мышления. Университет создан именно для этого. С религией он не должен иметь ничего общего.
О некоторых принципиальных вещах, связанных с государственным устройством, отношениями между людьми, воспитанием детей, люди должны договариваться не на религиозной основе, а на основе принципов гражданского общества, этических и нравственных норм, живущих в нашем сознании. Есть масса вещей в этике и морали, которые являются неотъемлемой частью любой цивилизации.
Одной из самых разрушительных догм в начале 90-х была: «всё то, что не запрещено законом, то разрешено». Эта догма в большой степени и разрушила нашу страну. Когда люди пытаются монополию на духовность возложить либо на церковь, либо на наших законодателей, то это огромный шаг назад.
– Добавлю, притом, что последние скандалы с группой Pussy Riot, показывают, что церковь не в состоянии защищать даже саму себя от нападок информационной кампании. Вы правы, возлагать на нее эту роль просто невозможно.
– О Pussy Riot следует сказать особо. Я бы сравнил это деяние с посадкой Руста на Красную площадь. Это огромная провокация, которая имеет совершенно иной масштаб. Сделано то, что раскалывает общество. Проведем прямую аналогию: когда Руст сел на Красную площадь, началось шельмование армии, огромную часть общества втоптали в грязь. Какое сейчас отношение у нас к армии? И какое отношение в других странах? Например, в китайской армии существует огромный конкурс людей, которые хотят служить. То же самое происходит в турецкой, израильской армии.
В армии Израиля многие люди хотят участвовать в непосредственных боевых действиях, защищать свою страну. В нынешней России ситуация противоположная. Массовая стратегия – «откосить». В ходе реформ Сердюкова у нас были практически ликвидированы военное образование, военная медицина и военная наука.
За месяц до закрытия я был в академии Жуковского, которая была слита с академией Гагарина и затем разгромлена. Удивительный сплав технологий, культуры, истории, традиций был разрушен. Я посетил кафедру, одним из основателей которой был человек, который руководил в свое время авиацией у батьки Махно! Огромный комплекс учебных материалов, научных наработок, методик и уникального оборудования уничтожается. Возникает ощущение того, что делается нечто чудовищное, ошибочное, то, что будет иметь ужасные последствия для нынешнего и следующих поколений. Но общество молчит, потому что оно уже готово к этому беспределу.
Аналогичная ситуация. Ведь сейчас развернулась целая война: общество расколото. Тех людей, которые хотят защищать традиционные смыслы и ценности, просто шельмуют. У нас не так много святынь. Как можно в одном из святых мест России – Красной площади – заливать каток, проводить рок-концерты, устраивать увеселение рядом с могилами?! Это недопустимо.
Участницы ансамбля могли сделать многое, но они выбрали именно храм Христа Спасителя. Оказалось, что люди, которые следуют традиционным смыслам и ценностям, не готовы к этой атаке, они оказались обезоружены. Это затрагивает не только верующих людей, это вызов для всей нашей цивилизации. Когда Мадонна и масса других людей начинают толковать, как надо нам действовать в этом случае, то становится ясно: здесь что-то не так.
Когда я читал лекции в Аризоне, меня поразило, что там есть масса храмов, и все их можно снять под вечеринку. Я искренне удивился – ведь это противоречит основам любой религии. А мне объяснили: «У вас скоро будет так же». Думаю, нам стоит вложить большие усилия, чтобы у нас было иначе.
– Нужны большие усилия, чтобы у нас не было так же. Потому что мы в значительной мере являемся традиционным обществом, и свои смыслы и ценности нам нужно беречь.
– Берем ту же самую американскую систему образования. У преподавателя на десяти страницах есть расписание религиозных праздников. Он не может устраивать в эти дни контрольную. Преподаватель математики объясняет мне, что у него есть всего три-четыре дня для контрольных работ за целый семестр. Проведение контрольной в другой день будет обозначать оскорбление чувств верующих и приведёт к грустным последствиям для самого преподавателя. За этим внимательно следят. Это – выбор их цивилизации. У нас тоже свой выбор и мы должны его отстаивать.
– Георгий Геннадьевич, Вы могли бы остановиться вкратце на такой стороне реформ образовательной системы, как распространение конфликтности и коррупции с верхних этажей на нижние. То есть то, что раньше должны были решать профессионалы, – выборы программ и траектории обучения – теперь отдается родителям. Какую ответственность должны нести профессионалы? Если раннее, при приеме экзамена в институты, бывали случаи коррупции и достаточно было наказать за них несколько коррупционеров-преподавателей, то наказать целую армию учителей – просто невозможно.
То же самое, мне кажется, происходит с выбором базовых модулей образования. Такая мера, как предоставление определенных автономий школам, когда не профессионалы, а родители вместе с директорами школы выбирают варианты обучения детей, с точки зрения академической школы, выглядит весьма абсурдно. Вы можете прокомментировать?
– Есть два совершенно противоположных подхода к образованию. Первый подход – советский. Мы пытались учить всех, как учат элиту, а именно, давать полноценное системное образование. Это достигалось следующим образом: все школьники учили геометрию по Киселёву, что позволяло иметь большой набор методических материалов. Это помогало учителям даже не очень высокой квалификации воспринимать опыт лучших. В таком подходе был большой смысл, потому что формировалось целостное образовательное пространство, что очень ценно. С этим во многом связаны и экономические, и военные успехи страны.
Я имею честь работать в Институте прикладной математики имени М.В.Келдыша Российской академии наук. В свое время было несколько реформ, которые касались школьной математики. Директором нашего Института был академик Андрей Николаевич Тихонов. Он не учился в школе, – была Гражданская война. И среднее образование он получил от матери. Академик, отложив важнейшие дела, каждый вечер с группой энтузиастов занимался учебниками по школьной геометрии. У А.Н.Тихонова был очень простой принцип: учебники должны быть написаны достаточно ясно, чтобы ученик мог заниматься самостоятельно. Второй принцип – должна быть возможность иметь основной обязательный курс и массу возможных факультативов. Это была единая, продуманная государственная система образования, которая дала прекрасные результаты. Обратите внимание, после того, как мы запустили искусственный спутник, американцы начали модифицировать свою систему образования.
Вторая система, которая заслуживает внимания, создана в Израиле. В этой стране математику в школе можно проходить на десяти разных уровнях. Человек выбирает, на каком уровне он хочет изучать предмет. К каждому уровню есть задачники, учебники и стандартные контрольные. Они не могут иметь такую систему олимпиад, которая была в советской стране. Но они дают тесты IQ. И как только IQ какого-то школьника оказывается намного выше, чем у сверстников, они ему рекомендуют дальнейшее направление обучения. Как только школьник достигает высоких показателей, его считают элитой и начинают отслеживать его успехи. Он не потеряется: они смотрят, какие фонды его могут поддержать. Но это требует организации, абсолютного устранения коррупции, четкой обратной связи. Американская система, которую мы пытаемся имитировать, требует совершенно иной правовой структурой, иного отношения и денег.
Очень важный момент – это организационный. Мы прекрасно понимаем, что будущее не за одиночками. Почему нам удалось прорваться в космос? Одно из организационных решений, на мой взгляд гениальных, – это решение Сергей Павловича Королева создать Совет генеральных конструкторов. В него вошли люди из разных министерств, объединенные общей идеей и доверием друг другу. В результате возникла организация, решившая важнейшие задачи.
Когда мы делали бригадой парты в 62 школе города Уфы, то прекрасно понимали, кто, как и что умеет делать. Человек не одинок. Он чувствует плечо ближнего. Для многих цивилизаций это очень важно, и для нашей тоже. Америка – иная страна: каждый за себя, один бог за всех. Мы сегодня берем то, что нам совершенно не подходит, что дало абсолютно отрицательные результаты, и занимаемся имитацией. Мы хотим не быть, а казаться.
У нас многие регионы и федеральные структуры поражены тяжелой болезнью – футурофобией – они не хотят заглядывать в будущее, что является абсолютно необходимым, для того чтобы всерьез управлять. Пока очень большую тревогу вызывает даже не нынешнее состояние, а то, что эти вопросы не ставятся. Хотелось бы конструктивных, быстрых изменений к лучшему. Не слома тех или иных структур, наказания, а стратегии консервативной модернизации, которая опирается, во-первых, на тот опыт, который накоплен, на тех людей, которые есть, на живущие в обществе смыслы и ценности. И тогда мы действительно будем интересны. Мы будем строить нечто не в угоду кому-то, а для себя.
– То, что Вы говорили о боязни будущего и наоборот прогнозировании будущего – это во многом компетенция экспертного сообщества. Что по этому поводу Вы могли сказать о Башкирии?
- В Башкирии есть вещь, которая огорчает постоянно, уже не первый десяток лет. Это отсутствие междисциплинарных исследований.
Чтобы заглядывать в будущее, нужно видеть картину и проблемы в целом. Мне довелось, и выступать на Президиуме Академии наук Республики Башкортостан, и беседовать с президентом профессором Р.Н.Бахтизиным. Очень интересный разговор, но главный тезис: «мы этим тоже занимаемся».
Однако когда возникает потребность комплексно представить будущее Башкирии, конкретно поддержать государственные решения, то выясняется, что мы всем занимаемся, но нету людей, которые готовы предвидеть конкретно картину будущего, и объяснить, куда мы идем. Мы имеем, к сожалению, растопыренную ладонь вместо кулака в научном и экспертном сообществе.
Казалось бы, у нас есть очень высокого уровня химики и биологи в Уфимском научном центре РАН, есть независимая наука Нефтяного университета и Академии наук РБ. Несмотря на это у нас нет ни одного городского семинара.
Все попытки организовать нечто совместное, ориентированное на междисциплинарность и будущее, сейчас связаны с Институтом гуманитарных исследований АН РБ. Понятно, что человек – мера всех вещей, что 21 век, – прежде всего, век человека и гуманитарных наук. Вполне естественно, что гуманитарии многое понимают относительно традиций, истории, менталитета, того, на что можно опираться, занимаясь модернизацией. Это в плюсе. Но всё это основано на энтузиазме. Было проведено несколько интересных конференций, издается журнал «Панорама Евразии», ведется сайт. Для того, чтобы это сыграло роль, нужны междисциплинарные исследования. Нужно, чтобы экономисты объективно анализировали ситуацию в Башкирии и прогнозировали развитие технологий, предлагали свои проекты и т.д. Надо организовать совершенно новую работу на благо республики.
В этой сфере существует болезнь, которую я называю «не мое». Если человек приехал в этот институт, то мы его не позовем, он приехал к ним, а не к нам. Этот детский комплекс очень мешает.
А главное – сейчас происходит переход к шестому технологическому укладу[???]. Нам нужно иметь новый набор отраслей экономики. Для Башкирии были характерны нефтепереработка, большая химия, в свое время приборостроение. Для того чтобы быть сильным регионом, нам нужно иметь, кроме этих, ещё и новый набор высокотехнологичных отраслей. Это нанотехнологии, биотехнологии, высокие гуманитарные технологии, новое природопользование, новая медицина, робототехника. Надо двигаться по новым направлениям.
Еще одна острая болезнь республики – нам очень остро не хватает амбиций.
– Последнее, Георгий Геннадьевич, Вы упомянули об интересе Московского экспертного сообщества, одним из представителей которого являетесь и Вы, к Башкортостану. В чем выражается этот интерес, и есть ли какие-то задумки?
– Если мы плохо видим, то нам нужно сходить к глазному врачу. Чтобы действовать в современном мире нам нужно, во-первых, очень четко отслеживать свое состояние, понимать свои болезни, подводные камни, ресурсы, понимать тех людей и коллективы, которые могут решать какие-то проблемы. Система должна быть наблюдаемой. Во-вторых, мы должны понимать между чем и чем выбираем. Управлять, - значит, предвидеть.
Одна из разрушительных тем последних двадцати лет – «иного не дано!» Это неправда! Иное - дано. Регион имеет массу вариантов развития, и их все необходимо рассматривать. Чтобы двигаться вперед, мы должны быть готовы к тому, чтобы привлечь лучшее, что есть в России и мире. Вспомним, как взлетала фирма «Нокиа». Они пригласили самых лучших инженеров со всего мира. Была создана гигантская успешная корпорация. Мы должны иметь возможность пользоваться потенциалом экспертного сообщества всего мира. Нам нужно опираться не на слова, а на модели, идеи, технологии.
Чтобы идти в будущее, нужна совершенно иная поддержка принимаемых государственных решений. Сейчас в ряде регионов обсуждается вопрос создания когнитивных центров, которые позволяют объединять потенциал экспертного сообщества, математические модели, отражающие состояние региона, работу с большими информационными потоками.
Но силами одного института осуществить это невозможно. Нужен междисциплинарный коллектив, результаты которого должны быть включены в контур управления. Как говорил Ж.И.Алферов, отсутствие финансирования науки не способно привести ее к полному уничтожению, невостребованность результатов – способна.
Чтобы высокотехнологичные проекты удалось реализовать, прогноз должен быть включен в контур государственного управления. Это не значит, что все будет именно так, как прогнозируют ученые. Но если они не прогнозируют, то обычно происходит гораздо хуже, чем могло бы быть.
Хочется надеяться, что победа здравого смысла не заставит ждать себя слишком долго. Еще не вечер.
