|
От
|
П.В.Куракин
|
|
К
|
Alexandre Putt
|
|
Дата
|
10.06.2010 10:35:10
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
М. Делягин: Операция 'Звезда': кто на самом деле спланировал российские реформы
Операция 'Звезда': кто на самом деле спланировал российские реформы
http://90-e.info/content/articles/418/
Проводя по разным, в том числе порой и вполне оправданным причинам политику, которую невозможно проводить открыто, - в том числе и из-за незрелости общества, - правящая бюрократия вынуждена проводить ее скрытно, прибегая тем самым к наиболее подходящим для тайных воздействий методам спецопераций.
В истории нашей страны последние играют чрезмерную роль.
При этом принципиально важно, что спецоперации по самой своей сути являются исключительно тактическими мероприятиями. Осуществляемые в стратегических целях, то есть имеющие долгосрочный характер, спецоперации неминуемо и непроизвольно, в силу самой своей природы выходят из-под контроля своих разработчиков и операторов (а зачастую и просто переживают их) и начинают развиваться самостоятельно, в рамках своей собственной внутренней логики, становясь органичной частью политического процесса.
Можно с высокой степенью уверенности утверждать, что спецоперации, выходящие по тем или иным причинам за рамки сугубо тактических мероприятий, со временем перестают быть спецоперациями. Накладывая на начальном этапе весьма серьезный отпечаток на ход нормального политического процесса и грубо корректируя его (именно в этом заключается их смысл), в дальнейшем они постепенно поглощаются им и перерождаются в его элементы. Эти элементы часто остаются весьма существенными для его хода, но действуют и развиваются уже не по своим собственным закономерностям, а по законам и правилам, общим для всех субъектов общественно-политической жизни.
Конечно, в момент выхода на политическую арену и первое время после него, когда они развиваются еще в рамках собственной, 'специальной' логики, спецоперации являются весьма необычными элементами политического процесса. Прежде всего, их возникновение (а также возникновение связанных с ними общественных структур и элементов) и поведение в это время практически не поддаются прогнозированию при помощи стандартных аналитических методов и представляются для носителей этих методов иррациональными. Включенные в спецоперации структуры, как правило, экстремально жестко относятся к своим оппонентам, а в момент выхода из-под контроля - и к своим создателям, с оглушающей эффективностью и простотой 'заметая следы' в силу остаточной 'специальной' логики. Всегда, пока они сохраняют свою специфику и не 'растворяются' полностью в обыденном, 'регулярном' общественно-политическом процессе, они склонны к значительно большим, чем обычные структуры, эгоизму и агрессивности.
Надо сказать, что наша страна накопила достаточно большой опыт государственного управления при помощи спецопераций. То, что этот опыт представляется преимущественно негативным, в сочетании с исключительно тактическим характером спецопераций служит достаточным аргументом против сколь-нибудь масштабного применения в будущем этого весьма специфического и обоюдоопасного инструмента.
Наиболее известным примером применения спецопераций представляется ставшая уже хрестоматийной деятельность Зубатова, которая, несмотря на всю свою первоначальную успешность, завершилась сногсшибательным поражением, во многом способствовавшим Октябрьской революции и приходом к власти большевиков.
Значительно менее известной, хотя и не менее разрушительной по своим последствиям представляется серия операций, направленных на разрушение сетей белогвардейского и западного шпионажа, проведенных советскими спецслужбами с середины 20-х по конец 30-х годов. Их суть заключалась в создании в Советском Союзе фиктивного антисоветского подполья, энергично ищущего контактов с западными эмиссарами. После привлечения внимания и завоевания доверия, а зачастую - и получения значительной поддержки это фиктивное подполье ликвидировалось вместе со значительными сетями действительных агентов и шпионов, развернутых на территории Советского Союза.
Излишне объяснять, что без проведения соответствующих спецопераций (первых из которых известны нам под названиями 'Трест', 'Синдикат' и 'Синдикат-2') значительная часть оппозиционно настроенных советских граждан никогда бы не была вовлечена в деятельность этих шпионских или диверсионных сетей, не совершила бы тем самым государственных преступлений и, соответственно, не была бы репрессирована. Эти жертвы государственных провокаций, которые без их проведения остались бы добропорядочными, а в значительной части - и вполне благополучными советскими гражданами, как правило, даже не рассматриваются в качестве издержек ни мемуаристами, ни нынешними апологетами спецопераций.
Однако главным аргументом против спецопераций в качестве методов государственного управления представляется трагический конец серии, без всякого преувеличения, по отдельности блистательно успешных операций 'Синдикат'. Поскольку практически каждая из предшествующих операций западных разведок заканчивались болезненным крахом, для продолжения серии этих операций и втягивания западных спецслужб во все новые авантюры нужно было раз за разом повышать масштаб подставляемых противнику фиктивных антисоветских операций. Это создало бы для него все больший соблазн, которому он не мог бы противостоять, несмотря на прошлые болезненные неудачи. Принципиально важно, что наращивание 'наживки' не могло идти бесконечно; насколько можно понять, уже операция 'Синдикат-4' вовлекла в себя значительную часть командных кадров Красной Армии, включая ее высшее командование. Участники операции эффективно соблазняли западные разведки (в первую очередь германскую) призраком подготовки военного переворота в Советском Союзе, направленного на свержение власти ВКП(б) и уничтожение советского строя.
По-видимому, знаменитое сообщение о якобы готовящемся в Советском Союзе антисталинском перевороте, переданное Сталину чехословацким президентом Бенешем, отражало именно наработки операции 'Синдикат-4', воспринятые всерьез немецкой разведкой и тем более чехословаками. Сталин, конечно же, знал о проводимой его собственными спецслужбами операции и по идее должен был только радоваться правдоподобности подготовленной ими дезинформации. Однако болезненная подозрительность, естественным образом развивающаяся у носителя абсолютной (или близкой к таковой) власти, по всей вероятности, привела к тому, что он поверил разработанной по собственному указанию дезинформации или же просто 'на всякий случай' 'отреагировал на сигнал', уничтожив всех участников операции 'Синдикат-4' так, как будто они действительно являлись тем антисоветским (или по крайней мере, антисталинским) подпольем, которое изображали для привлечения западной агентуры.
Конечно, внутренняя логика развития диктаторского режима все равно потребовала бы от Сталина провести массированную чистку, освободившись от старых партийных и командирских кадров, воспринимавших его как ровню, а не как божество. Однако эта чистка, как представляется, могла бы пройти несколько позже или принять значительно более мягкие формы. В конце концов, если бы репрессивный аппарат не набрал чудовищные обороты на уничтожении масс 'шпионов и вредителей' во время 'ежовщины' (в течение 1937 и начала 1938 годов), в последующем не возникла бы категорическая необходимость в его собственном 'прореживании' при помощи 'встречного пала' репрессий, направленных на сотрудников самой репрессивной машины. При этом роль карательных органов, органически не способных к развитию, да и сама 'прививка страхом', полученная советским обществом в конце 30-х годов и навсегда парализовавшая значительную часть его творческих сил, были бы несравнимо меньше. Соответственно, негативное влияние, оказанное ими на его развитие, было бы значительно более слабым.
Не стоит забывать и о том, что само по себе существование сталинской государственной машины также может рассматриваться в качестве примера спецоперации стратегического характера.
Благодаря безукоризненному исполнению вполне мафиозного завета 'не оставлять письменных следов' не только цели, но и основные механизмы функционирования грандиозной государственной машины, созданной Сталиным и его приспешниками, были утрачены после смерти 'вождя народов' и отстранения от власти (а то и физического истребления) его ближайших помощников. Какое-то время государственная машина еще развивалась по инерции: цели ее были забыты, однако основные принципы и правила функционирования сохранялись. Они передавались аппаратчиками и политическими лидерами из поколения в поколение, хотя уже и не как понятная инструкция, но как мертвая и лишенная содержательного обоснования традиция, как своего рода 'аппаратный фольклор', свод обязательных к безусловному исполнению ритуалов, преданий и мистических 'заветов предков'.
Это положение не могло длиться долго. Со временем все руководители, причастные к созданию советской государственной машины и помнящие хотя бы самые общие правила управления ею, просто умерли. Пришедшее им на смену поколение, не имевшее никакого представления о внутреннем устройстве унаследованного ими действительно уникального общества (в полном соответствии со знаменитыми словами Андропова о том, что 'мы не знаем общество, в котором живем'), поставило под сомнение основополагающие принципы доставшегося им социального механизма. В силу элементарного невежества оно не было способно понять действительного значения своих поступков; в результате его критическое восприятие действительности и безусловный творческий дух помимо его собственного желания окончательно развалили и без того расшатавшуюся и нуждавшуюся в глубокой модернизации общественную систему, невольно уничтожив всю страну.
В рамках описанного саморазрушения советской системы государственного управления весьма характерным примером вышедшей из-под контроля и пережившей своих организаторов спецоперации представляется программа привнесения рыночных элементов в социалистическую централизованно планируемую экономику, задуманная и начатая осуществляться Андроповым. Сейчас уже прочно забыто, что эксперимент по переводу советской экономики на хозрасчетные отношения, увенчавшийся в конечном кошмарной реформой 1987 года, разрушившей все наше общество, был начат в 1983 году именно им - разумеется, из самых лучших побуждений.
Насколько можно понять в настоящее время, четверть века назад Андропов, при всех своих безусловных недостатках, ясно видел как необходимость модернизации централизованно планируемой советской экономики, так и принципиальную невозможность осуществления этой модернизации на основе унаследованного от брежневской эпохи корпуса заскорузлых управленцев. Для решения этой задачи он начал формирования качественно новой команды специалистов, которые должны были хорошо знать опыт и реалии развитых стран Запада и под жестким контролем 'компетентных органов' осуществить в Советском Союзе необходимые преобразования.
Излишне напоминать, что Андропов успел лишь начать этот проект; после его смерти он, как и многие другие, был прочно забыт, но не умер, а продолжался по инерции. Контроль над формированием и воспитанием 'группы рыночных специалистов' был перехвачен конкурентами Советского Союза из развитых стран, и в результате вместо острожных и грамотных реформаторов, способных направить нашу страну по пути, отдалено напоминающем китайский, Россия через семь с половиной лет после смерти несостоявшегося реформатора получила полностью 'отмороженную' и люто ненавидящую свою страну команду либеральных фундаменталистов, разрушительность деятельности которых во многих сферах общественной жизни превысила даже результат гитлеровского нашествия.
Соответственно, не могли оправдаться и планы Андропова по превращению СССР и особенно его высокотехнологических, финансовых и внешнеторговых структур в единую сверхмощную корпорацию.
Насколько можно понять, это была главная идея Андропова, выстраданная им за годы ожидания на вторых ролях. Содержанием первой части перестройки (1985-1987 годы) была именно попытка реализовать этот план, иногда называемый 'операция 'Звезда'', и оформить эту неформально и стихийно складывавшуюся после Второй мировой войны корпорацию, кардинально повысив ее эффективность за счет институционализации и реструктуризации. Но носитель этой идеи уже умер, - а полном своем виде план так и остался неизвестным разрозненным и оттого беспомощным исполнителям.
Говоря о распаде Советского Союза, не стоит забывать и о колоссальной роли, сыгранной в этом процессе его собственными спецслужбами, которые стремились освободиться из-под контроля ЦК КПСС при помощи формирования демократического движения, в том числе и националистического характера. Насколько можно понять, предполагалось, что демократы всех мастей, дестабилизировав общественно-политическую ситуацию в стране, либо разрушат власть ЦК КПСС, либо, по крайней мере, полностью дискредитируют ее в глазах общества. После этого спецслужбы как единственная сила, способная 'навести порядок', выйдут на авансцену политики и явно или тайно, но возьмут управление страной в свои руки.
Эта комбинация потерпела сокрушительное поражение не только благодаря глубочайшему разложению самих спецслужб, но и в результате быстрого выхода демократического движения из-под их контроля и началу его самостоятельного развития, а также его частичного (в первую очередь это касалось националистических движений) перехода под контроль Запада. Таким образом, провокация спецслужб способствовала обретению демократическим движением самостоятельности, его переходу к деятельности на основе собственных интересов и побуждений и в конечном итоге - приходу его к власти в России и всех остальных республиках Советского Союза, за исключением среднеазиатских.
Разумеется, это ни в коей мере не означает, что демократическое движение было целиком или хотя бы в основе своей марионеточным. Напротив, оно даже в самые трудные для себя времена опиралось на сильные и искренние чувства и стремления десятков миллионов людей по всей стране. Речь идет лишь о том, что в результате операции советских спецслужб, затем вышедшей из-под их контроля, демократическое движение было искусственно усилено и поддержано настолько, что задолго до достижения политической зрелости получило, а потом и смогло воспользоваться реальными шансами на политическую победу и завоевание власти, к использованию которой на благо общества оно было заведомо не готово.
Именно в этом заключается фундаментальная объективная причина провала западной советологии, до самого последнего момента последовательно отказывавшейся верить в победу демократических сил и крах коммунистического режима. Ведь в силу самого своего положения она могла видеть лишь поверхностные события, а разнонаправленно и интенсивно проводившиеся спецоперации, неутомимо подтачивавшие прочность системы, оставались принципиально недоступны ее восприятию и анализу.
Таким образом, управление при помощи спецопераций, по инерции и традиции практикуемое нынешним руководством нашей страны, отнюдь не является для нее чем-то принципиально новым. Скорее, это элемент его общей стратегии, направленной на реализацию синтеза рыночных механизмов и структур, характерных для Советского Союза. В самой этой идее нет ничего плохого, и ее реализация могла бы быть полезной, если бы не осуществлялась разлагающейся правящей бюрократии по принципу минимизации усилий, из-за которого синтез неминуемо оказался порочным, объединяющим отнюдь не лучшие, а наихудшие черты двух систем.
От рыночной экономики была взята хаотичность, обогащение немногих за счет разрушения жизни большинства, безответственность государства, принципиальный отказ от развития системы социального обеспечения как инструмента создания человеческого капитала и от развития общественной инфраструктуры как инструмента создания капитала производственного.
От централизованно планируемой системы была взята гипертрофированная роль государства, подавление всей и всяческой инициативы, всевластие спецслужб (при этом еще и некомпетентных) и, в частности, государственное управление при помощи заведомо не подходящего для его стратегических целей инструмента - специальных операций.
Результатом стала чудовищная национальная катастрофа, продолжающаяся в нашей стране и по сей день.
=======
вот что (видимо) имеет в виду Делягин, говоря про то, что перестройка реально началась в 1983 г:
"('CCCР в цифрах в 1984 году', М. Финансы и статистика, 1985):
'С января 1984 г. в промышленности осуществляется крупномасштабный экономический эксперимент по расширению прав производственных объединений (предприятий) в планировании и хозяйственной деятельности и по усилению их ответственности за результаты работы. В 1984 г. экономический эксперимент проводился в Министерстве тяжелого и транспортного машиностроения, Министерстве электротехнической промышленности, Министерстве пищевой промышленности Украинской ССР и Министерстве местной промышленности Литовской ССР.
Показатели промышленной деятельности этих министерств по сравнению с 1983 г. улучшились: повысился уровень выполнения плановых заданий реализации продукции с учетом договорных обязательств по поставкам, весь прирост продукции обеспечен за счет повышения производительности труда.
С 1985 г. экономический эксперимент распространен на: Министерство энергетического машиностроения, Министерство химического и нефтяного машиностроения, Министерство станкостроительной и инструментальной промышленности, Министерство приборостроения, средств автоматизации и систем управления, Министерство тракторного и сельскохозяйственного машиностроения; министерства пищевой промышленности Белорусской ССР, Азербайджанской ССР, Молдавской ССР, Латвийской ССР, Эстонской ССР; министерства легкой промышленности Литовской ССР, Молдавской ССР, Латвийской ССР, Армянской ССР, Эстонской ССР; Министерство мясной и молочной промышленности Белорусской ССР; Министерство рыбного хозйства РСФСР; отдельные производственные объединения и предприятия Министерства черной металлургии СССР; объединения и предприятия министерств местной промышленности РСФСР и Украинской ССР, расположенные в ряде областей (краев, АССР) этих республик.
В целом по промышленности на условиях экономического эксперимента в 1984 г. работало 0,7 тыс промышленных объединений (предприятий), в 1985 г. - 2,3 тыс., доля которых в общем объеме продукции составляет примерно 12%'."
Приводя этот пример, я уже встретил тпичный либеральный комментарий: "В Ленинграде решили бороться с проблемами транспорта.
Послали делегацию в Ливерпуль - вроде, город с похожими данными.
Те привезли рекомендации. Но сразу внедрить их для всего города не решились.
В итоге постановили: с такого-то числа пять крупнейших автохозяйств города в экспериментальном порядке перевести на левостороннее движение"
Это конечно истерика, типичная попытка интеля-антисовка подменить уже приведенные и сфершившиеся факты интерпретацией: сказано же, что показатели улучшились. Прошу считать этот вопрос рассмотренным и закрытым, не засорять комментарии мусором.
В целом, в 20 веке именно советская система проявила самую большую гибкость в формах организации управления, о чем я неоднократно писал. Истинная проблема Горбачева состояла именно в том, что реформа 1984 г удалась. Отвлекаясь от феноменальной бездарности лично Горбачева, он, на самом деле, столкнулся с проблемами, с которыми советское руководство сталкивалось уже неоднократно, а именно - слишком оптимистичное тиражирование удачного опыта.
Типичный пример - 1-я пятилетка, где "сорванные" планы на самом деле были сорвенными РАСШИРЕННЫМИ и увеличенными планами, отличавшиеся от первоначальных, которые никто не сорвал. А увеличиливали начальные планы именно из-за слишком впечатляющих начальных успехов, в первую очередь - ГОЭЛРО.
Второй пример не экономический, а политический - финская война. Сама по себе война была очень нужна, с этим никто не спорит ("Понимаете, Ленинград слишклм близко от границы. Мы же не можем отодвинуть Ленинград, значит - вам надо отодвинуть границу"). Но крайне неудачная попытка насадить в Финляндии советскую власть была следствием интерполяции слишком успешным опытом оранжевых революций в Прибалтике.
Так и действия Горбачева были слишком оптимистичным тиражированием опыта 1984 года.
Когда Делягин говорит про "спецоперации", я делю все это на 24. ИМХО - слишком оптимистичное тиражирование удачных экспериментов - вот что разворотило нормально работающую систему.