|
От
|
Temnik-2
|
|
К
|
Скептик
|
|
Дата
|
22.11.2009 17:03:56
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Красная профессура на фактах - картина маслом
Ещё из Мирзаянова:
"...К сожалению, многие начальники отделов и лабораторий, с которыми мне удалось в скором времени познакомиться, имели квалификацию не выше, чем их заместитель директора по науке. В основном, как выражались многие из них, они занимались "политикой", заключающейся в выбивании новых помещений, лабораторного оборудования, приборов, увеличения штата и премий. Для этого, разумеется, необходимо было стать нужным директору института человеком. А директор А.В.Мартынов, о котором речь пойдёт ниже, к тому времени стал настоящим гурманом в выборе такого рода исполнителей.
Практически каждый новый будущий начальник должен был пройти через членство в партийном комитете и не жалея "живота своего", служить в нём. Посему борьба за место в составе парткома была здесь довольно жёсткой. Мало того, что директор стремился посадить туда как можно больше нужных людей, так ещё и начальники отделов, в свою очередь, изо всех сил проталкивали в партком своих подручных. Учёных-начальников, которые бы не участвовали в этой кампании, можно было пересчитать по пальцам. Она давала им возможность быть в курсе всех закулисных интриг, затеваемых вокруг новых назначений, распределения премий.
Место в парткоме давало возможность сводить счёты с соперниками, глубоко вникать в интимные дела своих будущих жертв и от имени партии расправляться с ними.
Но даже среди всей этой публики были прямо-таки виртуозы игры на этой коммунистической балалайке. Это профессор В.Зорян, ставший начальником отдела медико-биологических исследований (отдел МБ), начальник лаборатории в отделе МБ В.Добрянский, начальник лаборатории того же отдела В.Шульга, начальник отдела В.Шелученко, В.Фокин, ставший благодаря своему нечистоплотному отцу-академику начальником лаборатории, а также начальники лабораторий М.Федячкин и М.Энглин.
Каждый из названных обладал недюжинным талантом в области демагогии, при этом не особенно преуспевая в своих научных делах. В частности, Энглин, нисколько не смущаясь, держал в руках инфракрасный спектр соединений верхом вниз...
Помимо своих прямых обязанностей, он являлся председателем комиссии по разрешению научных статей к публикации в открытой печати. Хотя заключение этой комиссии не было окончательным и оно должно было пройти еще утверждение в главке министерства, конечное решение обычно зависело все же от неё.
Много моих статей,посвященных чисто хроматографическим вопросам, загубила эта комиссия.
Аргументация профессора была всегда примитивной, но не подлежащей аппеляции.
Скажем, я принёс статью под названием "Новый хроматографический метод разделения углеводородных газов" для рассмотрения на этой комиссии. "Статья о газах? - спрашивал учёный-чекист. - Ну, нет, такое дело не пойдёт, поскольку вы раскрываете характер работ нашего предприятия. Например, моя лаборатория занимается синтезом газов", - категорически "срезал" он меня.
Когда я через три месяца (с такой частотой заседала комиссия Энглина) принёс переделанную статью с названием "Новый хроматографический метод разделения низших углеводородов", то бдительный Э.Энглин опять отклонил работу,сказав на этот раз :"Ага,значит новый метод. Тогда вы должны взять на него авторское свидетельство и только после этого придёте ко мне, понятно?"
Было бесполезно попытаться переубедить его, поскольку он твердо знал, что только благодаря такому рвению держится на должности. Одновременно он ещё был "главным химиком" по проблеме синтеза отравляющих веществ, способных пробить фильтр противогаза.
К его несчастью, дифторметиламин был его единственным "изобретением", увы, неспособным пробить шихту противогаза и способным лишь мгновенно сгорать на воздухе. Тем не менее, он и обеспечил Энглина степенью доктора наук и званием профессора.
В.Шелученко по части научных изысканий также не пошёл дальше Энглина. Мне неоднократно приходилось сталкиваться с ним на обсуждении газохроматографических методик анализа отравляющих веществ. Мой приход в "почтовый ящик 702" совпал с периодом становления хроматографии как метода анализа. Если по всей стране уже широко применяли этот прогрессивный метод, то, к моему удивлению, здесь хроматография была лишь в зачаточном состоянии.
...Несмотря на эти трудности, я хотел скорее разработать методы обнаружения микроконцентраций отравляющих веществ в различных средах... В почтовом ящике существовала (да и сейчас существует) большая лаборатория по разработке этих методов. Её тогдашний начальник Бровкин и упомянутый уже Шелученко что было сил боролись за своё монопольное положение. Тот, кто отважился предложить альтернативный метод, непременно становился их личным врагом и они сражались с ним любыми им доступными средствами до победного конца.
Об этом меня предупредил мой начальник, когда я предложил разработать хроматографическую методику определения зомана и зарина в воздухе и воде.
Получив согласие на такую работу, я относительно быстро с моими сотрудниками выполнил ее и написал отчёт, который должен был утвердить А.И.Щекотихин. Он, хитрый и бывалый служака, не хотел быть вовлечённым в спор с Бровкиным и его покровительствующим приятелем, другим заместителем директора К.Гуськовым. По этой причине он мой отчёт передал для утверждения К.А.Гуськову.
Тот созвал совещание для решения этого вопроса. Мой начальник А.Береснев побоялся пойти туда и прислал своего заместителя В.Лысенко, старавшегося одновременно угодить всем.
В течение целого часа мне пришлось объяснять начальникам азы хроматографического метода. Но я видел, что они слушали меня без всякого доверия, будто я пытался им навязать им какой-то хитрый трюк.
К тому времени я приобрёл немалый опыт в области чтения лекций по газовой хроматографии. У меня за спиной было чтение в течение трех лет лекций роматографии на курсах по повышению квалификации инженеров и руководящих работников министерства химической промышленности. Немного сокращённый курс я успел прочитать для желающих на своём почтовом ящике, поскольку старался всячески пропагандировать полюбившийся мне раздел физической химии.
Но здесь все мои усилия были напрасными. Я видел, что меня просто не хотят понимать. Все было как в том анекдоте: в начале 30-х годов в одну из деревень приезжает лектор и рассказывает о тракторе, как он устроен и как он хорошо пашет. В конце своей лекции докладчик спрашивает мужиков, всё ли понятно. Один из них в ответ говорит: "Конечно, понятно, товарищ хороший. Только непонятно, куда же всё-таки запрягают лошадь?"
Моя ситуация отличалась тем, что присутствующие были достаточно грамотны и, возможно, даже понимали, о чём идёт речь. Однако условия закрытого "почтового ящика" им давали возможность безнаказанно отвергать любую новую работу, если им это было невыгодно.
- Ага, вот и поймал вас, Вил Султанович! Вы не знаете физико-химические свойства зарина. К вашему сведению,зарин разлагается уже при 150 градусах по Цельцию, а у вас в испарителе пробы были даже все 180 градусов!" - радостно восклицал Шелученко.
- Как же вы могли применять пламенно-ионизационный детектор для регистрации зарина,когда он там должен совсем сгореть?"- вопрошал он дальше.
Не буду утомлять читателя существом моих ответов, они просты и очевидны для специалиста, как клавиатура компьютера для американского школьника. Я даже попытался было сослаться на закрытый источник об использовании американцами газохроматографического метода на заводе по производству зарина.
Но не тут-то было.
- Вы знаете, Вил Султанович, к вашему сведению, это типичный случай дезинформации, которую так хорошо используют империалисты! - торжествовал Шелученко.
В обстановке такого мракобесия мне осталось только молчать и согласиться со своим поражением.
Только было жаль, что моя работа не могла быть использована и ее, в конце концов, направили в специальную библиотеку, но без подписи К.А.Гуськова.
По своему я был доволен и таким исходом.
"И то хорошо, могли вовсе и уничтожить", - вздохнул я тогда.
Сегодня В.Шелученко является главным специалистом по вопросам уничтожения химического оружия в России. "Главный" ни одного дня не работал в лаборатории по разработке методов уничтожения. Вместо этого он стал начальником всех, кто там работает.
Если в России человек каким-то образом становится начальником, то автоматически приобретает звание "умного". Недаром здесь жизнь течёт по твёрдо установившемуся принципу: я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак.
Кажется, не было пределов для фантазии тех, кто мечтал заседать в парткоме, быть в каждую неделю рядом с директором и другими начальниками и таким путем потихонечку приближаться к заветному корыту. Они изобретали все мыслимые и немыслимые способы, чтобы приобщиться к "работе" парткома.
Вторыгин, долгие годы проработав старшим научным сотрудником и не видя для себя в этом никакой перспективы, наконец, пришёл к секретарю и сказал, что хочет писать протоколы заседаний парткома или просто даже переписывать их. До сих пор эту работу делала девочка, пришедшая на работу в "почтовый ящик" после 10 класса. Но Сергею Михайловичу удалось-таки убедить секретаря парткома, что для выполнения этой важной работы требуется именно он, кандидат химических наук.
После года упорного переписывания протоколов вожделенная мечта Сергея Михайловича осуществилась, он стал ответственным членом парткома и, конечно же, начальником лаборатории. Надо было видеть счастливого Сергея Михайловича, восседающего в своем отдельном кабинете! На его огромном столе находилось целых три телефонных аппарата, да ещё селектор с громкоговорителем для непосредственного сношения со своими подчиненными.
---------------
http://www.mirzayanov.com/images/FINALVERSION1_Vizova.pdf
Блестящие описания "изнутри".