Во вторых, вы подменяете тезис.
Речь идёт о том, что нет запрета, вытекающего из вероучения, а вы говорите
об "узаконении".
Отсутствие запрета не равно узаконению.
В третьих, в прошлые времена иные средства контрацепции, помимо воздержания,
просто отсутствовали.
Соответственно, отсутствовал предмет, к которому можно выработать отношение.
Более того, воздержание в прошлом применялось вовсе не в качестве средства
контрацепции. (Какое опошление идеи вы за собой не замечаете!).
И не могло применяться (и восприниматься) в таком качестве, даже если решили
бы, просто потому, что соответствующих знаний о физиологии овуляции и
зачатия не было.
Поисковый запрос по сайту pravoslavie.ru выдаёт следующее:
+++
Не найдено ни одного документа, соответствующего запросу "противозачат".
Рекомендации:
- Убедитесь, что все слова написаны без ошибок.
- Попробуйте использовать другие ключевые слова.
- Попробуйте использовать более популярные ключевые слова.
- Попробуйте уменьшить количество слов в запросе.
+++
Это косвенно тоже говорит о степени вероучительной важности этого вопроса.
И вспомните-ка Игорь, слова "Кротка овца [в смысле, принципиально неспособна
согрешить], а не она наследует Царствие Небесное."
Вот в чём главное-то. А вовсе не в принудительном осеменении.
+++
Заповеди счастья
Елена Зеленухина
14 апреля 2008 г. Источник: Фома.Ru
Первые месяцы новорожденного ребенка - ни с чем не сравнимая пора для мамы.
Вырванная из прежней жизни, оставленная практически наедине с ежедневно
меняющимся чудом, она, несмотря на свою огромную занятость, оказывается в
тишине. Младенчество - как вздох перед новым шагом, благодатный период для
переосмысления многих вещей. Именно поэтому молодым мамам часто приходят в
голову неожиданные и мудрые мысли.
Просто не все находят время их записывать:
Живые иконы
С третьим ребенком я начала догадываться о том, каким должно быть отношение
к чаду. Как к будущему преподобному Сергию. Молиться о нем, благоговеть
перед даром Божиим, стараться самой быть достойной этого дара. Стали бы мы
размениваться на сериалы, телефонный треп и прочее, если бы точно знали, что
нам дан на воспитание святой? Стали бы торопиться выходить на работу,
стыдясь прослыть домохозяйкой? Тяготились бы
пеленками-распашонками-кухней?.. Когда мне в голову пришло это сравнение, я
сначала смутилась. А потом вспомнила, что читала у Феофана Затворника:
<Напитайте ребенка Таинствами и относитесь к нему как к святыне>. Отец Иоанн
Крестьянкин говорил о том же: <Дети - живые иконы, трудитесь над этими
иконочками>.
Налаживаем грудное вскармливание. Оно занимает все мое время, бывает и
больно до слез, но мне радостно отдавать себя малышу. Только из маминой
груди он получит все необходимое. Не молоко - любовь мамину он пьет. Но
представим себе, что он скажет: не надо ради меня мучиться, буду голодным.
Ты, мама, за меня не беспокойся, не нужна мне твоя жертва. И иссохнет,
ввалятся глазки, истощатся силы: Так вот мы иногда не хотим подходить к Чаше
жизни - мы, дескать, недостойны, как-нибудь в другой раз: Зачем ради нас
столько делать? Не надо, мы как-нибудь сами: А Господь смотрит на нас, детей
своих, - голодных, больных, нуждающихся в Нем и не подозревающих этого.
Хочет обнять - а мы не даемся:
Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что нам даны заповеди счастья.
Господь в первую очередь ограждает уязвимых. Поэтому в семье прежде всего
предусматриваются права ребенка. Его интересы учитываются задолго до
рождения: чтобы мама и папа ни с кем не соединяли свои жизни до того, как
соединиться друг с другом (<Не обещался ли другой?>). Чтобы семья не была
построена на чужом горе, на брошенной семье. Чтобы ребенок был зачат в любви
под покровом благословенного брака, а не под действием сиюминутной прихоти
или вина. Чтобы его ждали. Чтобы мама не ломала голову, как ей одной его
растить. Чтобы ей не выписывали направление на его убийство:
Первые недели почти не спускала малыша с рук, не различала дня и ночи,
каждые два часа - кормление. Я втянулась в этот режим, спала короткими
промежутками, ни на минуту не забывая о сыночке. Он даже снился мне. И вот -
первые четыре часа непрерывного сна. Просыпаюсь с трудом, не пойму, где я.
Сынок! Как я соскучилась! Зачем я так долго спала и забыла о тебе? И вдруг
понятны стали бдения подвижников (а мне всегда было не по себе, когда читала
о суровом аскетизме): они не мазохисты. Просто они не хотят ни на минуту
забывать о Любимом.
Верить как в маму
Вот я, мама, наблюдаю, как ребеночек учится ходить. Было бы нелепо ожидать и
тем более требовать, что ребенок сразу уверенно и правильно пойдет. Он
оступается, падает, а я радуюсь и умиляюсь, поощряя его пройти большее
расстояние. Да, он может удариться, зайти не туда. В моей власти посадить
его в манеж для безопасности. Но это будет точка в его развитии. Ни мне, ни
ребенку это не нужно. Я готова сколько угодно ждать, когда он научится
хорошо ходить, - и я поставлю перед ним новые задачи. Значит, мама понимает,
что хорошо, а что плохо для ее ребенка, поощряет самостоятельность и
творчество! А Господу мы отказываем в элементарном здравом смысле и любви к
нам.
Один человек сказал: наша жизнь - это вышивка наизнанку. Мы видим одни узлы.
Когда-нибудь мы увидим узор удивительной красоты:
Приношу малыша сдавать кровь на анализы. Выполняю инструкции врача, сажаю
ребеночка, обнимаю сзади и со страхом наблюдаю, как воткнут моему маленькому
в ручку иголку. Втыкают. Медленно наполняют пробирку. Малыш изумлен и даже
сначала не кричит. Он смотрит большими глазами на меня и не может поверить,
как я такое допускаю. Потом он кричит, жалобно и покорно, ручку не отнимает.
Я не могу ему объяснить, зачем разрешаю чужой тете сделать ему больно. Я
плачу вместе с ним.
И нам иногда кажется, что никому нет дела до наших страданий, и мы
приписываем Небу равнодушие.
Как часто мы не доверяем Богу. Вот в том-то и том-то, конечно, доверяем, - а
тут и тут мы уж должны сами все рассчитать и подстраховаться. Представляю,
если бы мой малыш сказал: <Папа, купай меня, пожалуйста, в спасательном
жилете! А вдруг ты меня отпустишь и я утону?>
Бесконечная детская доверчивость многому учит. Ребенок плачет в надежде и
твердой уверенности, что его возьмут на ручки, покормят, обнимут. Ни о чем
не заботится, ни о чем не беспокоится. Он не подозревает родителей в том,
что его отравят, и ест все, что они дают. Не боится, что его уронят, и лежит
на руках у мамы спокойно. Какое у него доверие к родителям - слепое? Или
просто детское, естественное?
Домашнее богословие
Уходя из дома и оставляя старших сыновей-погодков одних, даю им указания:
сохранять мир, не драться, смотреть мультики по взаимному выбору, покушать
то, что оставила. Если один не хочет уступать, и мир под угрозой, - пусть
уступит, потерпит другой. Когда вернусь - постараюсь вознаградить
проявившего терпение.
Для кого я даю эти ЦУ? В чьих интересах дети будут их выполнять? Кого они
больше всего накажут, если будут ругаться или сцепятся в драке? Конечно же -
сами себя.
Так и в жизни - нам даны заповеди, чтобы мы заботились друг о друге и были
счастливы, а не для того, чтобы отчитаться по пунктам перед грозным
начальством.
Бывает, куплю детям какой-нибудь особенно хороший подарок. Так хочется их
обрадовать! Спешу домой, представляю их радостные лица: А там ссора, вопли
обиженного и ехидный смех обидевшего. Или все тихо-мирно, смотрят пятый
мультик, комната вверх дном, уроки не сделаны. В такой ситуации дарить
подарок, а тем более неординарный - нельзя. Это будет им во вред. И вот я
ставлю какие-то условия: помиритесь или приберите комнату, или сделайте
уроки. Причем иногда я сообщаю, что хочу сделать подарок, а иногда - нет. Но
мальчишки упорно не хотят заслужить игрушку. Начинают нытье: <Это слишком
сложно (слишком долго, слишком скучно)>. Мне хочется подарить им заветное
намного сильнее, чем им - получить! Я пытаюсь найти какие-то новые пути
<заслуживания> подарка, но какое там! Даже досадно становится, и приходится
откладывать приятный сюрприз до лучших времен.
И я вдруг поняла: и Богу хочется дать нам что-то хорошее намного сильнее,
чем нам - получить. Дать ведь не всегда возможно - мы не готовы. Он дарит
нам повод за поводом заслужить что-то доброе - но мы снова проходим мимо.
Бывает, устраиваем дома небольшой праздник, чаепитие с вкусненьким или едем
в новое место, гуляем, покупаем мороженое. А один из детей бубнит: а я хотел
в другое место поехать. А я хочу у окна. А чего он ногой толкается? А я
вообще не соглашался ехать, я хотел мультик смотреть. Вспомнит позавчерашние
обиды и будет предаваться унынию с каким-то мрачным наслаждением. Чем больше
ты стараешься - тем больше претензий.
Я выхожу гулять с малышом. Над головой синее небо. Пионы распускаются, шмель
гудит. А меня ничто не радует. Обидели меня! Когда же это кончится! И как
можно спокойно жить после таких слов! И вообще, я с детства не понята.
Хлюпаю носом. Пионы машут мне головками, шмель весело кружится и поет
песенку, малыш делает первые шажочки, переваливаясь, как Чарли Чаплин. Но
мне некогда обращать на это внимание, у меня обида.
Нас обрадовать еще трудней, чем нам обрадовать своих детей. Мы стараемся, но
они недовольны. А Бог и небо нам дарит синее, солнечное, и здоровье дает, и
то, и это - но мы зацикливаемся на одной проблеме и буксуем, не замечая
хорошего:
Предчувствие рая
Один человек сказал мне: <А зачем мне Бог? У меня все хорошо: счастливая
семья, интересная работа, дом - полная чаша. А тут какой-то Бог>. Искренне
сказал, без вызова. И правда - зачем?
Отец несет ребеночка на руках. Тот просит (или пальчиком показывает): купи
то, сделай это! Отец с радостью покупает, делает. Малыш счастливо прижимает
подарки к груди и вдруг ловит взгляд отца, бесконечно любящий, добрый,
лучистый. Малыш забывает о подарках и обнимает папу:
Или наоборот - отворачивается и занимается игрушками. У него же все есть,
зачем ему отец.
Невозможно жаждать несуществующего. Если есть жажда гармонии - значит, есть
гармония. Жажда справедливости говорит о существовании справедливости. Жажда
Бога доказывает, что есть Бог.
Когда я была в пятом классе, молодой учитель истории процитировал восточную
мудрость: <Кто считает, что может представить рай - тот дурак>.
Я неоднократно слышала рассуждения о том, как в раю, должно быть, примитивно
и скучно. Облака там и всякая розовая всячина. Но в жизни каждого бывают
часы или минуты счастья. Настоящего счастья. Не счастья лежания под пальмой
со стаканом холодного пива, а счастья выздоровления ребенка, возвращения
мужа с войны, удивительного заката или обретения любимого. Если даже здесь,
в этой жизни, мы можем испытывать такую ликующую радость, почему нельзя
предположить, что это - отблеск вечной радости?
За каким земным занятием я могла бы провести если не вечность, то хотя бы
лет сто? Воскликнуть: <Остановись, мгновенье, ты прекрасно>? За чтением
интересной книги? За разговором с подружкой? За вкусным столом? В свадебном
путешествии? Я думаю - с малышом у груди, когда он нежно сосет и засыпает,
просыпается и смотрит мне в глаза нездешним взглядом, и гладит меня своей
ручкой, и я благодарю Бога за эту радость:
