Форум С.Кара-Мурзы

	От	Мак
	К	Monk
	Дата	24.02.2009 19:59:24
	Рубрики	Прочее; Тексты;

Е.Попов:Моя родина – Россия,а не государство и чиновники (Беседа с З.Прилепиным)

Мое впечатление: Рубрика намекает, что, на самом деле, идет не просто беседа, а допрос обвиняемого. (Мак)

http://www.lgz.ru/article/6936/

Рубрика "ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ХРАНИТЬ МОЛЧАНИЕ"

Моя родина – Россия, а не государство и его чиновники

«ЛГ» представляет новую рубрику Захара Прилепина «Вы имеете право хранить молчание» – диалог писателя с писателем. Первый герой рубрики – прозаик Евгений ПОПОВ

Забавное дело: взгляды мои на государство и политику мрачные, консервативные, притом ещё отчасти «левые» и большевистские. Но при этом, общаясь со многими людьми диаметрально противоположных взглядов, я всегда чувствовал и спокойствие, и лёгкость, и даже некоторую сердечную радость.

Дело в том, что настоящие, последовательные и, скажем даже так: пожизненные либералы уважают чужую свободу. Я это очень ценю. Этим качеством не всегда могут похвастаться люди в моём… э-э-э, «лагерь» вычёркиваем и скажем так – в моей стае.

Хотя предполагаю, что Евгений Анатольевич Попов и либералом себя не считает.
Мы с ним много общались в самых разных концах Евразии, куда попадали по случайным писательским делам: сначала почему-то в Прибалтике, потом в Сибири. Ни в чём с ним не согласен, а какой красивый и добрый человек всё-таки.

Захар ПРИЛЕПИН:
– Я много раз, как минимум каждые пять лет, читал воспоминания Виктора Ерофеева о выпуске альманаха «Метрополь», в котором и вы принимали участие. То есть он всякий раз про это по-новому рассказывал, отмечая 20-, 25-, 30-летние даты выпуска альманаха. Я понял, что это была важная веха в его жизни. Возможно, даже в литературе важная – по крайней мере я так действительно думаю…

Евгений ПОПОВ:
– Вольно же вам читать каждые пять лет такие воспоминания! Зачем? Всё это – дела давно минувших дней. Конечно же, «Метрополь» – важная веха, последний крупный литературный скандал канувшей эпохи, сравнимый с «делом Пастернака», травлей Михаила Зощенко, Анны Ахматовой, но затронувший гораздо больший круг людей. Скандал, подчёркиваю, литературный, а не общественно-политический. Преобразовавший судьбы многих участников той акции, для многих ставшей судьбоносной. Превративший, например, в диссидентов почтенных Инну Лиснянскую и Семёна Липкина. Приведший к вынужденной эмиграции Василия Аксёнова. И всё же это была борьба внутри системы, вовсе на систему не посягавшая. Хотели расширить рамки, как это удалось художникам после бульдозерной выставки. Хотели жить достойно в своей стране, но получили сапогом по рылу от глупой власти, точнее – от писательских начальничков, совершенно к тому времени одуревших и думавших, что «царствию Ленина не будет конца», как выразился повесившийся горбун в одном из антисоветских рассказов Ивана Бунина. Однако торговать своими старыми, зарубцевавшимися ранами непристойно, некорректно, неконструктивно. «Метрополь» – одно из важнейших событий моей жизни. Он позволил мне выжить в своей стране, ибо на Запад я ехать не хотел, садиться в тюрьму – тем более. Я хотел жить в своей стране, а не в гостях или на нарах. Но жизнь-то продолжается для тех, кто пока ещё не помер. «Метрополь» – славное воспоминание. Но я не стану больше говорить о нём и после драки кулаками махать. Тем более что я в этой драке победил.

– Вы уверены, что в вашем взгляде на ту, советскую эпоху и на нынешние времена нет некоего дефекта: когда прошлое кажется настолько страшнее настоящего, что о настоящем даже говорить многим не хочется?

– А оно и было значительно страшнее, почитайте «Архипелаг ГУЛАГ». И унизительнее. «Бесконечная цепь унижений» – это определение Андрея Битова, который внешне выглядел вполне благополучным писателем. И сравнивать нынешние времена с прежними, отдавая им предпочтение, – это идти по тому пути, по которому пошла какая-то журналисточка, определившая, что литературный экспресс, в котором мы с вами ехали от Красноярска на восток, сродни поездке совписов на Беломорканал. Не знаю, как вы, я полагаю такое высказывание конъюнктурным кощунством и ложью. А то, что государство всегда, во все времена сосуществует с гражданином, как кошка с собачкой, – факт. Но всё зависит от процента тоталитаризма в обществе. Другие страны выработали иммунитет от тоталитаризма, у нас иммунитета нет. Я, кстати, не антисоветчик или антикоммунист. Я просто – не советчик, не коммунист, как и большинство моих сограждан. Вот был при царе жандармский полковник Сергей Зубатов, который пытался направить революцию в эволюционное русло, так его отстранили от дел его же начальники и коллеги. Он в 17-м году покончил жизнь самоубийством, а следом грянул переворот тогдашних экстремистов, унёсший в дальнейшем миллионы жизней российских людей. Не знаю, как вы, а я Зубатова уважаю не меньше, чем Колчака.

– Знаете, само понятие «уважение» по отношению к историческим персонам мне чуждо. Я уважаю ход истории; и, более того, не вижу принципиальных различий между революцией и эволюцией, если речь идёт об этой самой истории. О Зубатове знаю мало, что до Колчака – то это трагичная и неоднозначная фигура; и уж точно я никогда не научусь уважать Колчака больше, чем – берём наугад – Фрунзе, равно как и наоборот.

…С политикой определились, в спор втягиваться на станем – как-нибудь в другой раз. Перейдём к литературе, с вашего позволения. Наличие в литературе ещё нескольких Поповых вам не мешает? В Журнальном зале их 16, но известных прозаиков, пожалуй, трое. Как у вас с ними отношения складываются? Я имею в виду Валерия Попова и Михаила Попова. Были какие-то казусы в связи с этим, путаница какая-то случалась…

– Валерий Попов замечательный писатель и мой друг. С Михаилом Поповым знаком шапочно, почти его не читал. Какой он прозаик, я не знаю, а человек вроде бы симпатичный. Надо, кстати, его прочитать. Попов всё-таки! Мы с Валерием однажды хотели даже смеху ради создать Союз писателей Поповых, интересно, вступил бы в него Михаил или нет? Кстати, фамилия Василия Шукшина была до 16 лет – Попов, Поповыми были и советский сатирик Леонид Ленч, и классик соцреализма Александр Серафимович. А с Валерием у меня фамильные пересечения начались задолго до личного знакомства. Как-то я приехал из Красноярска, где тогда жил, и мне в отделе сатиры и юмора «Литгазеты», где меня раз в два года печатали, сообщили, что мой бред больше публиковать не будут. В доказательство предъявили мне рассказ Валерия Попова про то, как гэбэшники ищут шпиона, зарывшегося в гору творога на молочном заводе, и вынуждены по этому случаю съесть всю эту гору. Зато когда меня выперли из Союза писателей за «Метрополь», у Валеры тут же остановили книжку прозы, и он долго ходил по инстанциям, доказывая, что он Попов да не тот.

– Слово «успех» имеет для вас какой-то смысл, какую-то притягательность?

– Успех – это когда то, что я написал, нравится мне и тем, кому я доверяю. Вне зависимости от их числа и степени близости ко мне. А так называемой медийной персоной, что многие полагают первым знаком успеха, я быть не хочу. Это опасно для психического здоровья, ибо писатель, который беспредельно торчит в «ящике», вещает, «пасёт народы», постепенно становится персонажем. Хотя… доброе слово всякому приятно. И чтоб денег хоть немножечко давали для нормального бытия. Много денег – это тоже опасно. И короткая слава не одного из моих сверстников сгубила.

– Вы когда-нибудь задумывались, что может быть причиной потери писательского дара, растраты дара?

– Жажда славы, известности во что бы то ни стало, угасание интереса к жизни, цинизм и, наконец, органическое старение тела и духа. Нужно понять, что одному досталось писать долго и интересно, другой – выплеснулся и больше ничего «шедеврального» не создаст. В конце концов, если писательский дар ушёл, как вода в песок, есть масса других связанных с профессией занятий – учительство, например, рецензирование, лекции, публичные выступления. Любое культурное и достойное писательское действие. Пыжиться, быть «вечно молодым», как в песне о комсомоле, – ужас. Вот Николай Эрдман: написал гениальную пьесу «Мандат», затем его посадили, затем он всю жизнь лудил высококачественную халтуру. Дар вроде бы потерян, ан нет – оказал огромное влияние на других писателей, на становление прежнего «любимовского» Театра на Таганке. Или вот Катаев, его взлёт к концу жизни, явно противоречащий его, так сказать, гражданскому облику – депутата, конформиста, функционера. Тут всё не так просто. Тут никакая «виагра» не поможет, соизмеряй себя с социумом, если не хочешь выглядеть идиотом. «Политические мотивы» угасания здесь, кстати, стоят отнюдь не на первом месте.

– Я дурацкий вопрос хочу задать. В давней рецензии на «Зелёных музыкантов» автор восхищался вашей фразой «Переход Обломова через Штольца». Будете расшифровывать эту вашу фразу – или не стоит?

– Я вообще-то тоже точно не знаю, но вы же согласны, что фраза красивая, запоминающаяся? И не многозначительная, а наоборот – неведомая, но конкретная. Как фольклорное бормотание. Можно считать, что русская лень, безалаберность чудесным образом к своей выгоде преодолели в ХХ веке рациональную неметчину, весь этот марксизм-ленинизм-коммунизм, как Суворов Альпы. И «жизнь опять победила неизвестным способом», как некогда выразился Даниил Хармс.

– Вячеслав Курицын писал:
«У Попова нет недоброжелателей среди критиков». Это так? Вы чем это объясняете?

– Тем, что Курицын – идеалист и романтик. У меня недавно вышел в Москве спектакль, разыгранный молодыми актёрами по моим старым рассказам. Так одна критикесса, явно не покидавшая в процессе становления своей карьеры московского Садового кольца, выставила мне оценочку, написала, что мои вещи построены лишь на анекдотах и «квазинародном говоре». А во времена «Метрополя» один сукин сын, должностной критик, сообщил, что «его беспокоит судьба молодого писателя Евгения Попова, который пишет только о пьянстве и половых извращениях». Сам не просыхал, по пьяни стаканы грыз в ЦДЛ, а вот поди ж ты – о нравственности заговорил…

– Вы как-то замечательно тонко подметили: «Россияне любят свою родину больше, чем она их». Поправима ситуация? Или так и будем жить? Что там у нас с будущим России, каким оно вам видится?

– Моя родина – Россия, а не государство и его чиновники. Если разведут эти понятия – есть шанс, пусть не на хорошую, но более-менее нормальную жизнь. А то пели по радио, что все мы «пред родиной в вечном долгу», имея в виду совсем другое – в долгу пред крупными или мелкими начальничками. С их придурью и очередными «идеями». Мне 62 года, я здесь родился, живу, помру и никому ничего не должен. А будущее у России, надеюсь, есть. Жизнь – бег по кругу. Россия благодаря большевикам и мутантам большевизма настолько отстала от многих так называемых цивилизованных стран, что опять оказывается впереди прогресса.

– Спасибо огромное! Хотя я тоже в некотором роде отношусь к «мутантам большевизма», мне всё-таки хочется искренне и сердечно пожелать вам мира и добра.

Комментарии:
14.12.2008 00:00:15 - Виталий Викторович Веселовский пишет:
Да Попов такой же, как Гордон - звонкий и пустой!
"Моя родина – Россия, а не государство и его чиновники" Тогда что такое "Россия" - гостиница?

12.12.2008 18:47:53 - Сергей Станиславович Костин пишет:
Моя Родина - СССР!
Господин Попов очень убедительно, на большом фактическом материале, с присущей ему лёгкостью изложения собственных и не очень собственных мыслей, практически бесспорно, но несгибаемо диалектически, опираясь на личный опыт и глубокое знание предмета, в духе времени и со смелостью, граничащей с героизмом, скромно и возвышенно, требовательно к себе, объективно к окружающей его эпохе и тактично к заинтересованным лицам, среди которых в духе времени имеются всякие, доказал сам себе и всем остальным, что среди Поповых имеются не только "мутанты большевизма...", но и просто честные и порядочные люди.