"Английская пропаганда Ленин в марте 1917 г. писал: «Если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского империализма с октябристско-кадетским капиталом России явилась фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова... Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К0 к захвату власти в интересах продолжения империалистической войны... Англо-французский империалистический капитал в интересах продолжения и усиления этой бойни ковал новые дворцовые интриги, устраивал заговор с гвардейскими офицерами, подстрекал и обнадеживал Гучковых с Милюковыми, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть...»419 Ленин был далеко не одинок в своих подозрениях.
Княгиня Палей, вдова великого князя Павла Александровича, в книге «Мои воспоминания о России» писала: «Английское посольство по приказу Ллойд Джорджа сделалось очагом пропаганды. Либералы — князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и др. — постоянно его посещали. Именно в английском посольстве было решено отказаться от легальных путей и вступить на путь революции. Надо сказать, что при этом сэр Джордж Бьюкенен, английский посол в Петрограде, действовал из чувства личной злобы. Император его не любил и становился все более холодным к нему, особенно с тех пор, как английский посол связался с его личными врагами...»420 Генерал М. Бонч-Бруевич писал, что о февральском заговоре «были осведомлены Палеолог и Джордж Бьюкенен»42'. Бьюкенен сам подтверждает, что еще за две недели до революции он был извещен о ее сроках. Английский посол пишет в свое оправдание: «Совершенно верно, что я принимал в посольстве либеральных вождей... так как моею обязанностью посла было поддерживать связь с вождями всех партий. Кроме того, я симпатизировал их целям и, как я уже упоминал, советовался с Родзянко об этих целях перед своей последней аудиенцией у императора»422.
Подозрения Палей поддерживали люди, составлявшие ближайшее окружение царской семьи. А. Вырубова вспоминала: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол сэр Бьюкенен принимает деятельное участие в интригах против их величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями по этому пово-
129
ду»423. Подозрения углублял и сам лидер кадетов, ведь именно на Бьюкенена, как на поставщика обвинений в измене царской семьи, ссылался Милюков в своей знаменитой речи «Измена» 1 ноября 1916 г.424. Именно на одного из организаторов «министерской забастовки» Сазонова будет указывать позже в своих воспоминаниях английский посол Бьюкенен, как на основного проводника английский интересов в русском правительстве. Он будет даже защищать русского министра перед русским царем, который пошлет Сазонова в отставку.
В. Воейков, приводя множество различных слухов об участии союзников в революции, констатирует: «...Гораздо менее понятна логика союзников, также не жалевших денег на поддержку наших революционных партий в борьбе с царским правительством...»425 «...Непонятно было, почему они (французы), будучи обязаны своим спасением от натиска немцев русским монархистам, ставили непременным условием своей помощи соглашение между буржуазными и социалистическими группами всех оттенков. Еще непонятнее были лозунги французов: с одной стороны, «ни капли французской крови», а с другой — «борьба до конца»426. В. Воейков пишет о своих подозрениях относительно союзников: «Первого декабря 1916 года... (Николаем II) были обнародованы... переговоры о присоединении по окончании войны к России Константинополя и проливов». Англия волей-неволей подписала это соглашение. Но так как вопрос о Константинополе и проливах составлял ее больное место, она усилила поддержку русских революционных деятелей через своего посла сэра Дж. Бьюкенена, который даже испросил у государя аудиенцию для того, чтобы доложить ему свои взгляды на внутреннее положение России и дать советы. По-видимому, этот день считался в либеральных кругах весьма знаменательным, так как до сих пор в календарях под 12 января стоит: «В 1917 году аудиенция английского посла Бьюкенена по поводу внутреннего положения России». В. Воейков продолжал: «Ответ государя на советы сэра Дж. Бьюкенена мне неизвестен; но сохранился в памяти ответ в подобном же случае кардинала Бернетти лорду Пальмерстону, дававшему папе советы по управлению Ватиканом: «Когда английское правительство будет применять у себя в течение 15 или 20 лет предлагаемые меры, святой отец одобрит нововведения, которые Великобритания всегда предлагает другим, но не допускает у себя». Французский посол Морис Палеолог, стараясь не отставать от своего англий-
130
ского коллеги, при каждом удобном случае тоже критиковал ненавистный Франции монархический строй в России427.
В. Воейков: «Во время войны значительно увеличилось число официальных и неофициальных агентов стран Антанты. Все они при благосклонном содействии наших общественных деятелей проявляли большую любознательность к распоряжениям по снабжению армией, вели счет приготовленным на наших заводах снарядам. А прибывшая в половине января в Петроград комиссия союзников даже не постеснялась доложить его величеству следующие требования: введение в состав штаба Верховного Главнокомандующего с правом решающего голоса представителей союзных армий (английской, французской и итальянской), реформу правительства в смысле привлечения к власти членов Государственной Думы и общественных деятелей, а также целый ряд других требований приблизительно такого же характера...»428 В. Воейков приводит массу слухов и подозрений относительно союзников: «Еще с 1905 года Россию стали посещать члены образовавшейся в Англии Лиги друзей русской свободы»429. Председателем комитета по сбору пожертвований для лазарета Государственной Думы был М. В. Родзянко, а почетной председательницей состояла супруга английского посла леди Джиорджина Бьюкенен. «...Впоследствии невольно бросилось в глаза сходство имен членов Исполнительного комитета Государственной Думы с именами деятелей комитета по сбору пожертвований»430. «Если верить распространявшимся в то время слухам, глава великобританского правительства Ллойд Джордж пошел еще дальше; узнав о революции в России и отречении государя императора, он сказал: «Одна из целей войны для Англии теперь достигнута». «Почему в конце февраля и начале марта происходили непрерывные овации перед балконом здания английского посольства, так что послу короля Великобритании при императоре всероссийском приходилось по нескольку раз в день выходить на балкон и благодарить толпу, признательную за содействие к освобождению России от гнета царизма?»431
Свою позицию Бьюкенен определил следующим образом: «...Сама императрица, которая в действительности правит Россией, держится здравых взглядов на этот вопрос. Она не является, как это часто утверждают, немкой, работающей в интересах Германии, но она — реакционерка, желающая сохранить
131
самодержавие в неприкосновенности для своего сына; именно поэтому она побуждает императора избирать себе в министры людей, на которых она может положиться в том отношении, что они будут проводить твердую политику, причем их способности совершенно не принимаются во внимание; но в этом она действует как бессознательное орудие других, которые действительно являются германскими агентами»432. 24 марта Бьюкенен приветствовал Временное правительство: «В этот торжественный час, когда перед Россией открывается новая эра прогресса и славы, более чем когда-либо необходимо не упускать из виду Германию, ибо победа Германии будет иметь последствием разрушение того прекрасного памятника свободе, который только что воздвиг русский народ... Россия не отступит ни перед какими жертвами и, солидарная со своими союзниками, не сложит оружия...»433 После Бьюкенен снова будет оправдываться: «...Если я с воодушевлением говорил о вновь добытой Россией свободе, то только допуская поэтическую вольность; это делалось ради того, чтобы подсластить мой дальнейший призыв к поддержанию дисциплины в армии и к борьбе, а не дружбе с германцами. Моей единственной мыслью было удержание России в войне»
