Форум С.Кара-Мурзы

	От	А. Решняк
	К	Monk
	Дата	10.08.2008 15:01:05
	Рубрики	Прочее; Тексты;

Анатолий Носков "Прикосновение к прошлому". Из Самары с любовью.

Нашел у Пушкина ошибку
http://www.expert.ru/printissues/volga/2008/29/interview_kraevedenie/

Нина Алпатова, редактор отдела культуры и общества журнала «Эксперт Волга».
Вадим Карасев, автор «Эксперт Волга»

Великий русский поэт никогда не бывал в Самаре. Но ученый Анатолий Носков в своих исследованиях нашел не одну нить, связывающую творчество Александра Сергеевича с этим городом. Свои краеведческие открытия самарский пушкинист совмещал с официальной деятельностью в иной научной сфере

Недавно в Самаре вышла в свет книга «Прикосновение к прошлому». Она не пройдет мимо внимания читателей, интересующихся отечественной историей и культурой. Хотя автор книги – не профессиональный литературовед или архивариус, который трудовые годы провел, изучая многие страницы хрупких от старости документов в поисках ответа, быть может, на один-единственный вопрос. Историко-литературоведческое исследование предлагает читателям ученый-экономист, бывший ректор Самарской государственной экономической академии (ныне экономический университет) Анатолий Носков.

До этого Анатолий Иванович, один из самых авторитетных и дотошных самарских краеведов, выпустил книги «Минувшее проходит предо мною», «Люди и события культурной жизни старой Самары» и «Пушкин в Самарском крае». Самарская пушкиниана не идет ни в какое сравнение с историей пребывания великого поэта, например, в нижегородском селе Болдино: все равно что пытаться сопоставлять «Сказку о рыбаке и рыбке» и «Евгения Онегина». Но в ее миниатюрных размерах есть и своя изюминка: искать следы Пушкина в губернии – все равно что иголку в стоге сена. Носков не просто занялся поиском, но и оказался фактически первопроходцем этой темы в отечественном литературоведении. Самый краткий дайджест исследования, посвященного поездке Пушкина по средневолжскому краю, не способен ничего рассказать о поисках Анатолия Ивановича, но в нем описана и сама ошибка Александра Сергеевича, и весьма достоверная история ее появления.

Пушкин и география

Летом 1833 года весть о том, что знаменитый поэт России совершает путешествие по Поволжью, взбудоражила самарское общество. Александр Сергеевич держал путь в Оренбург, собирая по дороге материалы о крестьянском восстании под водительством Емельяна Пугачева. Однако Пушкин, дорожа временем, проехал мимо Самары. В его тетради остались лишь записи, свидетельствующие о том, что он проследовал через несколько сел губернии, в том числе через Смышляевку, что располагалась в то время в 20 верстах от Самары (в конце ХХ века границы между городом и селом практически исчезли).
Анатолий Носков проследил пушкинский маршрут по средневолжскому краю. Он использовал собранный большой материал о самарских литераторах, в том числе и о Евгении Ворониной. Это ее записки о путешествии поэта были опубликованы в 1902 году в журнале «Русский архив». Сведения эти оказались уникальными и легли в основу различных литературоведческих исследований о Пушкине. Анатолий Иванович называет их «самарским ручейком, влившимся в могучую реку Пушкинианы».
Сам же исследователь оказался единственным из сотен тысяч читателей пушкинской «Истории Пугачева», кто обнаружил в работе ошибку. Не литературную или историческую, не математическую, а – географическую. Оказывается, Александр Сергеевич считал, что Самара находится на правом берегу Волги.
В главе, где рассказывается о пленении и казни одного из самых известных бунтовщиков, Пушкин пишет, что Пугачева переправляли через Волгу так, что получается, будто Самара находится на правом берегу Волги, тогда как испокон веков она стоит на левом.
Ошибка эта перекочевала из записок Антинга, адъютанта Суворова, которыми пользовался Пушкин в своей работе над «Историей Пугачева». В адъютантских записках эту неточность могли заметить только специалисты, но таковых в начале XIX века среди читателей не оказалось, и Пушкин тоже поверил человеку, который участвовал в поимке знаменитого казака-разбойника.
Пушкин и экономика

— Анатолий Иванович, до книг о Пушкине и культуре Самарского края вас знали как экономиста. А с чего началась ваша научная работа?

— Наверное, как и у многих – с кандидатской. У меня была тема «Экономика автоматического производства машиностроения СССР». Предложения по автоматизации труда были внедрены тогда на заводе клапанов, на 4−м ГПЗ, АвтоВАЗе. Новую технику внедряли, чтобы снизить затраты на производство, уменьшить себестоимость, облегчить труд людей, избежать простоев. Но в 1990−е годы все переменилось.

— А вы продолжали писать научные статьи по автоматизации производства?

— Я перестал их публиковать с 1991 года. Это было уже ни к чему. Если повышение цен не сопровождается улучшением качества продукции (а это было именно так), то к чему модернизация производства? Предприятие становится незаинтересованным в высокопроизводительном труде. Зачем внедрять новые технологии, если можно просто повышать цены? По этому пути пошли и энергетика, и нефтяная промышленность. А от энергосоставляющей зависят цены на всю остальную продукцию. Все это противоречило интересам здоровой экономики. И наша бюрократическая система до сей поры не способствует экономическому прогрессу.

— В чем же тогда главная проблема нынешней российской экономической системы?

— Рыночная система развивается, когда в ней конкуренция. А не так, чтобы урвать прибыль за счет повышения цен. Конкуренция – это когда рынок завоевывается за счет качества и более дешевой продукции.

Все развитые страны рыночные отношения сочетают с планированием. А у нас вообще одно время отказались от него. Но как же можно не планировать жизнь региона или страны? Это была большая иллюзия – считать, что закон стоимости сам все отрегулирует. И эта иллюзия завела страну в такой кризис, из которого сегодня выходим с великим трудом.

— И потому, разочаровавшись в иллюзорности современной экономической мысли, вы обратились к мысли поэтической и вечной – пушкинской?

— Экономика – одна из самых гуманитарных наук, если, конечно, под ней не понимать только бухучет или специальность «финансы и кредит». Мой сын Владимир, доктор экономических наук, проректор Самарской академии путей сообщения, написал статью о Пушкине как об экономисте. Как ни удивительно звучит, но Александр Сергеевич глубоко понимал экономику. О чем можно судить хотя бы по строчкам из «Евгения Онегина» о главном герое: «И был глубокий эконом./То есть умел судить о том,/Как государство богатеет /И чем живет, и почему/Не нужно золота ему, /Когда простой продукт имеет…».

Фридрих Энгельс, который изучал русский язык по «Евгению Онегину», восхищался тем, как Пушкин понимает экономику.

Пушкин и Самарский край

— Строки об экономе, конечно, читал каждый. Но вряд ли кто задумывался, насколько они серьезны. Однако ваше собственное изучение пушкинских текстов и жизни началось не с этого экономического анализа в стихах. Что вас, руководителя одного из самых престижных вузов Куйбышева-Самары, вдруг заставило уйти в мир архивных документов, изучения изданий позапрошлого века?

— В первые годы работы ректором мне было не до краеведения и литературоведения. Помимо образовательных проблем, приходилось решать и хозяйственные. Одно время у института даже не было собственных помещений, и он размещался в здании школы. Много приходилось заниматься строительством нового здания.

Ну а потом ректорская работа вошла в колею, у меня появился какой-то досуг. И во второй половине 1970−х годов меня увлекла тема «Пушкин и Самарский край». Я тогда задумался о Пушкине как о близком человеке: как и чем путешествие по волжской земле на Урал отразилось в его жизни? И как он провел два дня в Самарском крае? Всего два дня из короткой жизни Александра Сергеевича. И они, что меня поразило, не прошли бесследно.

В статье о Пушкине в нашем крае, опубликованной в 1925 году, профессор Преображенский сделал много ценных наблюдений, но были у него ошибочные суждения. Он писал, что Пушкин пронесся по нашему краю, как метеор, и не было у него никаких встреч, кроме общения со станционным смотрителем, и никто в Самаре о его поездке не знал.

На самом деле с Пушкиным в Симбирске встретился наш самарский литератор Иван Второв. И от него образованные люди в Самаре знали о проезде Пушкина и хотели встретиться с ним. Но его пути прошли не через Самару. Тем не менее почитатели поэта, жители Самары Шелашниковы и Воронина, тут же отправились по местам, где проезжал великий поэт. Встречались, например, с той старухой из слободы под Оренбургом, которая рассказывала Пушкину о Пугачеве и пела ему старинные песни. И записи об этих встречах остались в письмах Ворониной, опубликованных в 1899 и 1902 годах. До сих пор исследователи жизни Пушкина ссылаются на ее письма как на единственный документальный источник того времени.

А самая первая моя статья была о записи Пушкина в дорожной книжке на мордовском языке, которую он сделал, будучи в нашем крае. Долгое время ее не могли расшифровать. Оказалось, речь идет о главном мордовском боге. Ведь мордва, даже с принятием христианства, соблюдала свои обычаи и не забывала языческую веру. Она, например, обожествляла деревья. Находили люди где-нибудь возле красивой липы полянку и совершали там древние обряды. Пушкин, будучи человеком любопытным и разносторонних интересов, и сделал эту запись.

Здесь, в Самаре, мне как-то неловко было публиковать работу, не связанную с моими основными обязанностями. Вот, думал, скажут: ректор планового института пишет о Пушкине. Что ему, делать нечего? И я послал статью в Пушкинскую комиссию Академии наук СССР. А потом пришел ответ, что статья будет опубликована в издании «Временник Пушкинской комиссии».

Пушкин и все прочее

— Поэт никогда не бывал в Самаре. А какой она, на ваш взгляд, предстала бы ему, окажись он в ней? Такой же, как много лет спустя Алексею Толстому и Максиму Горькому – грязным захолустным городом с хамоватыми горожанами (как они писали родным и в прессе)?

— Конечно, основная масса людей в Самаре, как и в других российских городах, были люди необразованные. Но культурная прослойка здесь была не меньшей, чем в других губернских городах. Еще в 1811 — 1812 годах в доме Ивана Второва, первого самарского писателя, собирался своеобразный литературный кружок. А находился этот дом на территории нынешнего завода клапанов. Приходили сюда чиновники, интересовавшиеся литературой, читали свои произведения, обсуждали их.

А еще здесь жил граф Салтыков, приехавший из Москвы, занятой Наполеоном. Жена Салтыкова – урожденная графиня Толстая, а их семейство имело большие имения под Самарой. В свое время Салтыков был редактором одного из московских журналов и влился в самарский литературный кружок. Не исключено, что в этот кружок входил и Струков, чье имя осталось в названии городского парка.

Когда Самара стала губернским городом, в ней уже была довольно активная общественная жизнь. А опорой образованного общества в те годы была Самарская удельная контора, где обитало немало образованных чиновников.

— А что значит, по вашему мнению, такое часто употребляемое понятие – самарский характер? Есть ли он в действительности?

— Конечно, за последние десятилетия понятие это размылось. Сюда приехало много людей из разных мест. И все же можно говорить о самарском менталитете, который проявляется вопреки всему. Его характерные черты – вольнолюбие, независимость, самостоятельность. Настоящие самарцы, по-моему, не так легко, как другие, воспринимают навязываемые им мнения – в том числе сверху. Навсегда в истории остается эпизод с приездом фактического главы Советского Союза Никиты Хрущева, когда жители города не дали ему выступать на площади Куйбышева. Или антимуравьевские (по имени первого секретаря обкома КПСС Евгения Муравьева) митинги конца 1980−х.

В старой Самаре ведь верховодили купцы, а они держались достаточно независимо. Купцы и на самом деле были более независимы от власти, чем, например, дворяне. И своим образом жизни они влияли на поведение и мещан, и других жителей города. Кроме того, можно говорить и о влиянии казачества. Казаков ведь было довольно много в городе. Известно, что одна из главных улиц – Дворянская – до 1844 года называлась Казачьей.

Самарский Гринев

Самарский экономист-краевед Носков в беседе даже не обмолвился о том, что ему принадлежат и другие открытия, объединяющие два слова, два мира – «Пушкин» и «Самара». Вот, например, отразились ли самарские наблюдения в творчестве Пушкина? Оказывается, да! А именно – в «Капитанской дочке». В первоначальном варианте повести есть такая фраза: «Я ехал по степям заволжским. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Я видел одни бедные мордовские и чувашские деревушки…». Это впечатления самого поэта от проезда по левобережной степной дороге через Ставропольский и Самарский уезды. Или еще одно меткое наблюдение из книги А.И. Носкова: «Пугачев, с гневом обращаясь к Савельичу, рассердившему его счетом за подаренный Гриневым заячий тулупчик, говорит: «Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?» Здесь использована поговорка «с живого кожу (шкуру) содрать». Напомнить Пушкину эту поговорку могла запись слов мордвина, сделанная поэтом в Самарском уезде 16 сентября 1833 года. В этой записи были слова «готовы с живого шкуру содрать». Да и сама фамилия Гринев, как оказывается, появилась в повести неспроста. Реальный подполковник Гринев прибыл с полевой командой в Самару, только что отбитую у мятежников, в январе 1774 года и успешно руководил боевыми действиями, концом которых стал разгром пугачевцев под Красноярской крепостью.