|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
07.11.2007 14:03:00
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
В. Бушин. Сумасшествие от зависти (*+)
http://www.duel.ru/200745/?45_7_1
СУМАСШЕСТВИЕ ОТ ЗАВИСТИ
ТЕМЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СТАТЬЮ «КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ» В ГАЗЕТЕ «ЗАВТРА», N42
Уже довольно давно крайне вельмигласно и с удручающей назойливостью «повсеградно» превозносится и «повсесердно» насаждается у нас чётко очерченная группа писателей: Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Михаил Булгаков и живой классик Александр Солженицын. Первого из них ставят рядом с Пушкиным, последнего громоздят на табуретку между Толстым и Достоевским и т.д. Пастернак когда-то сказал о Маяковском, что его после смерти насаждали, как картошку при Екатерине. Но вот и сам после смерти оказался екатерининской картошкой. Д. Быков в своём циклопически одноглазом сочинении о Пастернаке пишет, что ныне он «бесповоротно вытеснил Маяковского». Конечно. Главным образом -усилиями «преступного синдиката ТВ» (С. Капица). Ведь там Маяковский появляется лишь в связи с Л. Брик. Однако тут же, словно вдруг обретя второй глаз, Циклоп пророчит: «Время Маяковского ещё придёт». Конечно. Когда преступную банду разгонят или перевешают.
К тому же полезно помнить, что насильственное насаждение картошки сопровождалось картофельными бунтами. Вот уже теперь и учиним...
Даже «Правда» после памятных публикаций «Один день Александра Исаевича» и «Скажи в Думе свое слово, Исаич!» взялась и за Ахматову, о чем свидетельствует большая статья о юбилейном вечере В. Распутина, напечатанная 24 августа под девизом «От имени русской культуры». Она начинается известными строками :
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова...
Неужто не страшно? И не горько? Ну, допустим, есть такие личности. Но стихи эти написаны в 1942 году в Ташкенте, где пули не свистали, кровли не рушились, дома не горели, паёк выдавали. А в Ленинграде, когда начались немецкие бомбёжки и обстрелы, Анне Андреевне, по свидетельству очевидцев, было очень страшно, что вызывает только сочувствие.
На эти её стихи убедительным ответом явились принесённые с поля боя строки медсестры Юлии Друниной:
Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву, а сколько раз во сне!
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Пережив за свою жизнь несколько войн от Японской до Великой Отечественной, Анна Андреевна, слава Богу, никаких рукопашных, кроме литературных, не видела.
Думается, лучше было бы написать, допустим, так:
Мы можем под пулями мёртвыми лечь,
Мы можем остаться без крова,
Но мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Но и это не подходит! Почему речь? Почему слово? При всей их огромности это лишь часть жизни народа, если даже тут разуметь не только язык, но и всю культуру. В конце концов немцы на захваченной территории не запрещали же русский язык. Да и невозможно заставить миллионы отказаться от родного языка, коли они не знают другого! Но Ахматова как о самом важном, самом ценном да ведь и единственном пишет о языке. Вот и её любимый воспеватель Иосиф Бродский. Ему, кажется. Евгений Рейн сказал: «Какая трагедия - распад Советского Союз!» Он ответил : «Но язык-то остался. А это главное».
Так рассуждают литературные аристократы, не знавшие войны. А крестьянский сын и фронтовик Твардовский думал иначе:
Страшный бой идёт, кровавый,
Смертный бой - не ради славы,
Ради жизни земле.
Воистину так: не ради славы и не ради слова, а ради самой жизни, включающей, разумеется, и слово. Притом ради жизни на всей земле, а не только России - и это верно. Не Лингвистическая то была война, а Великая Отечественная.
Из сказанного вовсе не следует, что у меня может быть что-то иное, кроме отвращения, к только что вышедшей в издательстве ЕвроИНФО книге Тамары Катаевой «Анти-Ахматова», цель которой «стереть» имя поэтессы в истории русской литературы (с.196). Прежде всего надо сказать, что у автора самое дикое представление о Советском времени, и она лжет, клевещет на него совершенно в духе телевещунов Радзинского-Сванидзе-Млечина, как старательная их выученица. А ведь большая часть жизни Ахматовой это Советское время.
Сколько тупоумного презрения в таких потугах мыслительницы, как «совковые вечные ценности» ... «мероприятие совкового пошиба» ... «советская литераторша Ахматова» и т.п. Но главное в книге то, конечно, что Советское время изображено временем, когда власть во всех сферах жизни беспощадно душила народ. Например, вздумала и «сознательно организовала в стране литературный голод» (с.44). Ещё и литературный! Что, не издавала ни русскую, ни зарубежную классику, ни советских писателей, а если что и выходило, то ничтожными тиражами? Да, именно так. А как иначе понимать «литературный голод»! К тому же, например, и Кафку долго не издавали, а без кафок этим катаевым белый свет не мил, день и ночь в брюхе бурчит от голода.
Но литголод это что! Ведь в Советское время ещё и «просто (!) на каждом (!) шагу мучили и пытали, убивали и расстреливали» (с.59). Ахматова, по логике этой мадам, тоже могла бы расстреливать, но - «не довелось» (с.61). Всего лишь. Ибо по отношению к тем, кто не расстреливал, Ахматова «была по другую сторону». Но - «пару несчастных можно было бы и расстрелять» (с.62). А если, говорит, «ей бы убийц в белых халатах доверили разоблачать - не проскользнул бы ни один!» (с.222).
Так и выходит в итоге по подсчётам Солженицына, обожаемого этой умницей математика: истребили 110 миллионов. Осталось около 80, главным образом детей и стариков. Вот им-то и пришлось встретить грудью немецкое нашествие, они-то и разгромили захватчиков, водрузили знамя Победы над Берлином и продиктовали врагу безоговорочную капитуляцию.
Но как это произошло совершенно непонятно, ибо, оказывается, «Великая Отечественная война была войной в отечестве. Линия фронта проходила и между людьми» (с.75). Поняли? Между советскими людьми. То есть она была войной не за отечество, а в отечестве и между соотечественниками. А немецкие фашисты вроде и ни при чём. В самом деле, ведь, допустим, блокаду Ленинграда учинили не они, оккупанты, а, - вы не знали? - как и литературный голод, само «советское правительство организовало блокаду» (с.69). Дорогого стоит злорадно подчеркнутая новость и о том, что-де любимицу властей Ахматову эвакуировали из блокадного Ленинграда... бесплатно (с.67). Вы представляете, эта каменнозадая телезрительница уверена, что массовая эвакуация для простых смертных была платной. Есть деньги - покупай билет и шпарь в тыл, нет денег - оставайся под немцем. Это ж как нажилась Советская власть на эвакуации примерно 10 миллионов своих граждан! Во время недавних кровавых событий в Ливане телевидение сообщало, что американцы за эвакуацию из страны брали с несчастных беженцев по 200 долларов. Вот каменнозадая и не в силах представить себе иную эвакуацию. Как можно без платы! Это же сфера услуг, сервис.
Поверить во что-то бескорыстное и героическое ученица Сванидзе вообще не может, и над проявлением этого, например, ленинградцами во время блокады, потешается, заявляя, какие, мол, «смехотворные черты» (с. 77). Какая смешливая дамочка... Смешливости её нет границ. Вот слепила «mixt-героя Павлика Матросова» (может, mix?) и глумится сявка. Ей смешны и подросток, зарезанный в лесу собственным дедом-зверюгой, и сирота-детдомовец, в бою закрывший грудью вражескую амбразуру. А ведь призывает нас читать Евангелие! Из её родни никто не был на войне, а как она сама вела бы себя, окажись в оккупации, представить нетрудно.
Коли мадам лжёт о своей стране, клевещет на родной народ, то что ей стоит по примеру кумира Солженицына извалять в грязи отдельного человека, тем боле, давно умершего. Учитель-то ведь тоже сперва оболгал Отечественную войну, Красную Армию, Советскую власть, а потом уже легко и закономерно - Пушкина, Толстого, Достоевского, Горького, Шолохова, Твардовского...
Вот и она, скважина, доходит до того, что у Ахматовой, мол, вообще не было никаких литературных способностей: «Не став поэтом, она хотела остаться поэтом в душах черни» (с.55). Значит, если вы любите стихи Ахматовой, то вы не кто иной, как представитель гнусной черни.
Упоминая Солженицына, эта особа назойливо твердит, что он, а также Пастернак «пробились на Запад», завоевали «мировую славу» не как иначе, а - «силой таланта» (с.49). Окстись, толоконный лоб! Пастернака до «Доктора Живаго» и скандала с Нобелевской премией на Западе почти не знали. Он - поэт, а премию назначили за скучную прозу, которую отвергли и раскритиковали не только известные советские писатели К.Федин, Б.Лавренёв, К.Симонов, но, допустим, и Владимир Набоков. Даже бакалавр искусств Евтушенко, вначале с разбегу-то объявивший «Доктора Живаго» самым великом романам ХХ века, теперь мурлычет: «Есть там неплохие страницы...» Премию сунули только потому, что роман давал возможность сделать его знаменем борьбы против нашей родины. И сделали. Через 25 лет так же было и с малограмотным «Архипелагом», смастаченным, как уверяют, при участии филологов из ЦРУ. В самом деле, там же прорва таких вот, например, открытий: «Из-за лесов и болот Наполеон не нашел Москвы». Это не мог написать ни один русский человек хотя бы с четырехклассным образованием. А филологи из ЦРУ вполне могли. У них даже президенты путают Ливию и Ливан, Австрию и Австралию, Ирак и Иран. Словом, не «силой таланта», умница, получили эти два писателя недолгую известность на Западе, а силой ненависти Запада к твоей родине. И кто их вспоминает там теперь? Кому они нужны? Мавр сделал своё дело, мавру выдали Нобеля - мавр может сматываться... Вот и Леонид Бородин, привычно побрякивая медалью «За три срока», словно это четыре Золотых Звезды Жукова, походя объявив «плохой литературой» ставшие событиями русской жизни и «Что делать?», и «Мать», и «Как заклялась сталь», печалится ныне: после первого приступа за бугром истошной любви к его хорошей литературе - «меня там враз перестали печатать». Да, враз, как только выполнил свою задачу. Поди, из множества забугорных ПЕН-клубов мэтра тоже попросили. И даже, видите ли, в швыдковском министерстве культуры «со мной не пожелали ничего обсуждать». А он-то и шею вымыл, направляясь к Михаилу Ефимовичу, собрату по коммунофобии...
Есть основания полагать, что Бородин нашёл бы общий язык с Катаевой в беседе не только о трех великих книгах русской литературы, что упомянуты, но всё-таки есть темы, в которых она его однако же обходит, например, в рассуждении о том, как у героини её книги проходил климакс. Или вот полюбуйтесь: «Анна Андреевна думала, что Солженицын намеревался склонить её льстивыми речами к половому акту?» (с.58). Мадам по данному вопросу вообще сильно озабочена, как павиан.
Но вернёмся к нашей теме. Насаждение названных писателей, как картошки при Екатерине, это лишь одна сторона мероприятия. А вторая, как уже сказано, состоит в том, что сей картошкой заряжают пушки и палят по всем, кто не нравится.
Свежайший примерчик такой расправы - статья «Не сотвори из себя кумира» Юрия Богомолова в правительственной «Российской газете» за 10 августа. Что, не слышали о нём? Да как же! Юрий Александрович лет пятьдесят трудится на ниве искусства. Руководил (может, и ныне руководит) отделом культуры в «Известиях», написал книги о многих знаменитых кинорежиссерах - о Сергее Герасимова, конечно, и о Михаиле Швейцере, Иосифе Хейфице... Вот и в этой статье сколько помянуто деятелей культуры - от покойного Юрия Левитана, от Ноткина, Галкина и Пугачёвой до Плисецкой, Кобзона и Ксении Собчак.
А палит Богомолов по молодой балерине Анастасии Волочковой, твердо стоящей на патриотических позициях в искусстве, протестующей против всех этих издевательски-бездарных «новых прочтений» в театре. Богомолов палит отборной картошкой разного калибра с разных сторон - умело и беспощадно.
А как именно он это делает? Очень ловко! Ну, во-первых, - бах! - ставит Волочкову в один ряд «не с Майей Плисецкой, а с Ксенией Собчак, девушкой, произошедшей (!) исключительно от скандального пиара». Откровенно говоря, я считал эту Ксению «произошедшей» как девушка от своих печально известных родителей. Оказывается, нет - от пиара. А пока ещё - бах!- и читаем: «Сопутствующий Волочковой пиар - скандальный, а образ, в котором она выходит на публику,- благочестивый, очень духовный, культурный».
Странно. Во-первых, это сокрушает предыдущий постулат, ибо К.Собчак в таком прекрасном образе никогда на публику не выходит. Совсем наоборот.
Значит, ставить их в один рад было глупостью или нечестным умыслом, как, впрочем, упоминать здесь и Плисецкую. Во-вторых, о любом артисте надо судить не по чему-то «сопутствующему», а именно по тому, в каком образе он «выходит на публику».
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботы суетного света
Он малодушно погружён;
Молчит его святая лира,
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл...
Вот какой мерой следует мерить художника, в том числе и Анастасию Волочкову. Но орлы летают высоко, подслеповатым следить их полёт невозможно.
И потом, вы, что ж, маэстро, против благочестивого духовного образа? Выходит, что так, но кроме того, оказывается, его коробит «щель между ней (то есть между её реальным жизненным образом) и тем имиджем, который она гордо несёт, встав на пуанты». И приговор: «Только очень нескромный человек может так назойливо настаивать на своей скромности». Отменно!
И тут впору выяснить, наконец, в чем же именно видит безжалостный судия «скандальность» жизненного образа балерины. Представьте себе, вот что, например: «скандал с её увольнением из Большого театра, скандал с её восстановлением в штате». Да, её уволили, а она обратилась в суд и на законном основании добилась восстановления. Что же скандального в защите своей профессиональной чести и рабочего места? К тому же на её стороне был не только закон, а ещё и молодость, красота и талант (Юрий Григорович не стал бы работать с иной). Если вас, полупочтеннейший, за ваши культурные проделки вышибли бы из отдела культуры «Известий», это никого, кроме вашей супруги, не заинтересовало, не задело бы. А кто узнал, подумал бы: «Пора старикану на покой, засиделся на теплом местечке». И вы едва ли решились бы требовать восстановления. А тут - талантливая красивая женщина, только начинает творческий путь...И шум вокруг этого дела создала не она, а такие же, как вы, газетно-телевизионные хищники.
Что ещё у Боголюбова? Вот: «Резонансной(!) была судебная тяжба из-за ремонта квартиры». Господи, и до этого добрался, и это помнит...Неужели Анастасия позвала в суд телевизионщиков или корреспондентов «Известий»? Нет же, они сами пронюхали, нагрянули и раструбили.
Дальше: «Мы чаще слышим не о хореографических достижениях Волочковой, а о частных обстоятельствах её жизни - о её замужестве, о её родах, о её нарядах и украшениях, в каких дворцах гуляли свадьбу». Мы слышим... Каждый слышит то, что его интересует. Но, дядя, выгляни в окно, посмотри, в каком мире мы оказались. Нынешние демократическо-бандитские похабные СМИ только всем этим - свадьбами да разводами, нарядами да родами, украшениями да крушениями - только этим и живут, за это вам и платят особенно хорошо. А причём здесь Анастасия? Виновата в том, что вышла замуж - это не благочестиво? Грешна в том, что родила - это не духовно? Её позорит то, что любит модно одеваться - это не культурно?
Но Боголюбов опять заряжает свою скорострельную пушку картошкой плисецкого сорта. Бах! - «Девочка в программе «Сто вопросов взрослому» задалась наивным вопросом: почему в Интернете интерес к Волочковой в несколько раз превышает интерес к Плисецкой? Это говорит о том, что пиар важнее таланта?»
Нет, это говорит совсем о другом: что интернетная девочка, как и газетный дядя, считающий её умницей («Детский вопрос попал в точку... Устами младенца глаголит истина»), несмотря на большую разницу в возрасте, стоят друг друга. Действительно, оба до того интернетны, что не могут сообразить, одно дело - Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Майя Михайловна Плисецкая, которой перевалило за восемьдесят - да продлят небеса её дни! - и, увы, ей уже ничего не остаётся, как только писать мемуары, махать разноцветными веерами да иногда невставанием протестовать против советской музыки нового гимна, и совсем другое дело - молодая, танцующая, ярко живущая балерина. Две большие разницы. Но Боголюбов рад, уличили, мол: «Волочкова смутилась». Еще бы! От такой вопиющей дурости той девочки и её покровителя у тебя под носом и на всю державу сквозь землю провалиться можно...
А Юрий Александрович уже зарядил пушку самого большого калибра картошкой самого убойного сорта. Бах! - «Со своим образом духовной и культурной женщины Волочкова часто попадает впросак. Год назад (помнит!) в передаче «На ночь глядя» (старцу давно спать пора, а он бдит!) выяснилось, что она не знает, кому принадлежит хрестоматийная строчка «Быть знаменитым некрасиво».
Это что же надо иметь под седым волосяным покровом, чтобы, всю жизнь подвизаясь на ниве искусства, заведуя отделом культуры в большой столичной газете, и на восьмом десятке пребывать в убеждению, что о человеке можно безоговорочно судить по знанию или незнанию им одной-единственной стихотворной строчки и порочить этого незнайку на всю страну тиражом в 3,5 миллиона экземпляров.
Заставь такого Богомолова Богу молиться, он и лоб расшибёт. Но не свой. И не соображает при этом, что прозу читают все, а поэзию читают и любят очень немногие, знатоки же, читающие стихи наизусть, редки, как белые слоны.
Я тебе таких хрестоматийных строк наберу... Например, кто написал? -
Артиллеристы, Сталин дал приказ...
А кто это? -
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград прорывался болотами,
Горло ломая врагу...
Вот она, хрестоматия-то! А вы тут про некрасивость...
По-моему, эти книги надо рассматривать как убедительно аргументированное прошение о персональной койке в психушке (желательно у окошка на юг). Если бы я не держал их в руках, право, ни за что не поверил бы, что среди рода человеческого уже появилась такая популяция.
А вообще-то говоря, как явление общего погрома русской культуры, книги эти очень закономерны: поносили Горького, Шолохова, Бондарчука, делали антисоветчика из Есенина - наконец, добрались до Ахматовой, Волочковой. Кто следующий - Маяковский? Уланова? Павел Корин?..
В. БУШИН
========
http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/07/726/61.html
Владимир Бушин
КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ
Пастернак как оружие массового поражения