Форум С.Кара-Мурзы

	От	IGA
	К	И.Т.
	Дата	07.10.2007 18:46:23
	Рубрики	Прочее; Тексты;

"К анализу либерастической этики"

http://ratibor-vv.livejournal.com/67267.html

Страсти по таракану: к анализу либерастической этики
Ratibor, Div'ya

Старинная знакомая, кандидат наук, доцент, автор статей, проходивших жесткий отбор в серьёзнейшие журналы, носитель идей, для которых в Сети с недавних пор возник емкий и образный термин «либерастия», как-то при встрече с искренней болью призналась: «Я сегодня таракана убила. Потом так плакала, до сих пор совесть мучит».

В этом забавном случае, на первый взгляд достойном разве что какой-нибудь психокунсткамеры, как океан в капле воды, отражена сущностная особенность всего либеразма. Чтобы с аппетитом есть мясо коров и свинок и в то же время неподдельно страдать по убиенному таракану, нужно уметь искренне считать зло (в данном случае убиение живого) как бы несуществующим (или хотя бы несущественным), если оно совершается не лично тобой и не вблизи от тебя. Если тебе что-то не нравится, ты сам этого делать не будешь, а когда делают другие – просто отвернешься, пускай делают дальше. Чтобы не видеть страданий коровки, достаточно по-страусиному сунуть голову в песок.

Кстати, авторы отнюдь не вегетарианцы, но и не кровожадные садисты. Поедание мяса вполне органично и без болезненной раздвоенности сочетается с любовью к живому, однако в рамках совсем другого, далекого от либеразма, мировоззрения.

Позиция не нова: вспомним хрестоматийный рассказ в стиле критического реализма о мягкосердечной госпоже, которая не могла без сострадания смотреть на бледность измождённой служанки... и до того расчувствовалась, что дала ей свои румяна.

Закономерно, что рассказ о румянах был написан именно в эпоху бурного развития капиталистического общества, когда за строительством заводов, изобретением новых машин и быстрым ростом богатства, т.е. за становлением материальной основы капитализма, последовало и становление специфического духовного мира, культуры, мироощущения, всего того, что призвано было освятить и придать метафизическую ценность движениям частного капитала. Есть прямая связь между взаимоотношениями человека с машиной, отношениями менеджера с рабочим, гражданина с государством и, наконец, человека с универсумом.

Этическое правило «я не отвечаю за то, что творится за границами моей непосредственной сферы деятельности» – это же, по сути, принцип разделения труда (достигший своего, так сказать, апофигея с изобретением конвейера), только вознесенный из цехов в сферу отношений в социуме. У каждого есть свой кусочек мира, в котором можно быть полновластным хозяином, но за границу которого высовываться не обязательно: ведь там находятся мирки других людей, столь же неприкосновенные, сколь и частная собственность. Не даром одна из формулировок золотого правила этики капитализма гласит: «свобода гражданина заканчивается там, где начинается свобода другого гражданина».

Кстати, нельзя не отвлечься, чтобы сказать пару слов об этой особенности современного западного общества: разделённости на обособленные фрагменты, домены, индивидуальные мирки. Современному человеку очень трудно понять и принять то, что для своей жизни, роста и развития личность должна находиться в глубинном, даже интимном контакте со своим миром; но если человек из-за страхов, тревожности и болезненного чувства оторванности от универсума не осмеливается на такие контакты на ответственность за них, тогда ответственность перекладываются на окружающее: это могут быть, например, «свои люди», «общество» или «бог». Основное препятствие к полному, здоровому переживанию – это стремление считать своим собственным только то, что делается произвольно, намеренно. Все остальные свои действия человек старательно не осознаёт. При этом «воля» изолируется как от себя, так и от среды (Перлз Ф. «Практика гештальттерапии»).

В границах своего мирка можно сколько угодно кривить носик по поводу методов и средств; но когда готовый продукт приходит извне, из чужого мирка, о методах и средствах получения той же сосиски спрашивать неприлично (свящанная корова по имени прайваси более неприкосновенна, чем живая корова из плоти и крови). Да и, благодаря фрагментированному видению мира, в голову не приходит: зачем брать на себя чужую заботу, меньше знаешь – лучше спишь. Человек добровольно соглашается как бы не знать, каким способом добывается мясо, оказавшееся в его тарелке. Не мешай жить другим, взамен они не будут мешать тебе; не проявляй нетерпимости к поведению других (если оно не вторгается в твое личное пространство напрямую) – так звучит на разные лады основной этический принцип либеральной демократии западного типа (см. о третьей этической системе в книге К.Крылова «Поведение» http://warrax.net/behavior/00.html ).

Для человека, живущего по мироощущению традиционного общества, все вокруг предстает как космос, пронизанный всеобщей взаимосвязью явлений. Для фрагментарного мировосприятия, напротив, характерно деление мира на «сферы влияния» отдельных индивидов с минимальным взаимодействием между ними. Это и естественно в этике, возникшей для обслуживания потребностей частной собственности, личной инициативы, личного обогащения. Разумеется, каждый индивид в центр своего субъективного мира ставит себя любимого. А границы у этого мира, у кого поуже, у кого, как у промышленного магната, пошире но всегда принципиально довольно жестки. Традиционное мироощущение, напротив, заставляет все вещи и явления воспринимать как (хотя и в разной степени) продолжения себя самого; жестких, принципиальных границ сферы своей деятельности нет – если я в данный момент не занимаюсь тем или иным делом во внешнем мире, то не потому, что мне нет до него дела, и не потому, что я чувствую себя не в праве им заниматься, а потому, что сейчас есть более близкие и нужные дела. Но в традиционной системе координат и от уродства, имеющего место где-то там, вовне, уже не отмахнуться так просто, как не отмахнуться от боли в собственной руке.

Кстати, если подыскать (разумеется, очень приблизительные и опосредованные) аналогии между мироощущениями и научными парадигмами, то дух капитализма соотносится с ньютоновской картиной мира как системы вполне обособленных частиц, вступающих во взаимодействия, но вполне суверенных, а принцип традиционного мироощущения вызывает в сознании образ вселенной, пронизанной сплошным полем. Если сюда же прибавить непременное для Традиции взаимоотражение макрокосма и микрокосма (который при этом же погружен в макрокосм), то запускается длинный ассоциативный ряд, начинающийся с понятий «фрактал» и «странный аттрактор», и «синергия», откуда уж один шаг до негэнтропии, общего дела по упорядочиванию мироздания и, как итог, Империи.

Пространство меж Землею и Небом –
не сходно ль с кузнечным мехом?
Пусто, но не сжимается.
Преображается, но выделяет все больше.
(Чжуцзы цзичэн)

Со страусиной способностью либераста не замечать боль и кровь живого существа, если его режут достаточно далеко, вроде разобрались. Теперь для полноты картины нужно выяснить, откуда берутся слёзы по таракану, убиваемому своей рукой.

Этика традиционного общества, хотя с ее позиций плач по таракану и выглядит комично, вовсе не поощряет убивание животных само по себе. И сохранение им жизни любой ценой не поощряет (джайнизм скорее исключение, чем репрезентативный пример). Критерий состоит в другом – это целесообразность, оправданность действия и его гармоничность по отношению к целостной системе я-общество-природа. Убийство животного ради пустой забавы в такой модели осуждается. Забой ради пропитания – допускается точно так же, как и подметание пола.

Небо-Земля не милосердны.
Для них сущее – что собаки и травы.
Постигший истину не милосерден.
Ему простолюдье – что собаки и травы.
(Чжуцзы цзичэн)

Забивая зверушку, носитель традиционной этики как бы не марается ее кровью. Совершить поступок (зарезать овечку, уничтожить врага, срубить дерево) можно ведь без злобы, но и без вожделения, как бы не заметив, не фиксируясь на этом действии и не рефлексируя по этому поводу. Да просто не видеть в этом действии чего-то, достойного рефлексии. Шире: жить в мире, наполненном, может быть, и не всегда приятными событиями и отношениями, но не давать им оставить отпечаток на твоей внутренней сути.

Нужно рефлексировать там, где от раздумья ожидается некий результат (например, когда нужно из нескольких вариантов действий выбрать один наилучший), и нужно спокойно вершить то, что дОлжно, если ситуация достаточно однозначна – тогда раздумывать вообще не о чем.

Когда дед Мазай спасал на лодке зайцев в половодье, он просто не дал свершиться случайной ошибке, лишнему побочному эффекту слишком могучих и буйно разгулявшихся сил. Что, вероятно, не должно было помешать ему летом, когда природа зайцам не угрожает, самому обедать зайчатиной.

Кстати, это хорошо описано в комментарии В.С.Семенцова к Бхагавадгите (излагаем, кое-где сократив и перефразировав). Согласно традиционной этики люди должны выполнять все свои обязанности бескорыстно, ничего от них для себя не ожидая – добросовестно и без малейшего вожделения от них какого-либо «плода», пользы. Бескорыстное действие, лишившись стремления к плоду, должно иметь некую высшую цель; иначе оно, разрушив природную жизнь человека, ничего не создает взамен. При этом не предлагается заменить «низкие» плоды «высокими»: она учит полному отрешению от плода. Но во что же в таком случае превращается действие? Оно превращается в знание; оно «заканчивается в знании». Это достигается за счет того, что у действия, так сказать, с порога отнимаются его взаправдошность, самодостаточность. Дело во внутренней отрешенности, а она-то и невозможна для человека, привыкшего пользоваться и телом, и речью, и умом, обращенными к внешнему миру.

С торжеством либерастии и потерей осознания единства своего «Я» с мирозданием стремление сохранять стройность миропорядка извратилось до боязни причинить хоть что-то хоть чему-то. Какие только общественные институты и демократические поцедуры не придуманы для ухода от личной ответственности. После этого стать самому вершителем чьей-либо судьбы, стать непосредственным исполнителем пускай даже и необходимого и неизбежного рока – слишком тяжкая ноша для индивида, который не причиняет ничего другим, чтобы и те не причиняли ничего ему.

Неприятие эвтаназии тяжко увечных новорожденных (Житомире выхаживают девочку, родившуюся без рта, со сросшимися челюстями), запрет смертной казни (в Житомире отбывает пожизненное заключение серийный убийца Оноприенко; за комфортностью условий его содержания тщательно следят европейские правозащитники), короче все то, что на первый взгляд выглядит доведенной до предела добротой, оказывается на поверку боязнью замарать себя личной ответственностью за необратимый поступок.

Доходит до смешного, когда гуманистическая мягкотелость обращается в свою полную противоположность и де факто ведет к (хотя и пассивному) убийству. Недавно один из авторов поставил своему знакомому (образованному и интеллектуальному, но уж слишком глубоко воспринявшему светлые идеалы гуманизма) простую этическую задачу. Перед тобой три жертвы несчастного случая, всем нужно немедленное переливание крови. У тебя можно взять кровь на спасение только одного пострадавшего, любого из троих. Кому дашь кровь – наверняка спасешь, остальные двое наверняка умрут. По какому критерию выберешь, кому отдать кровь? Знакомый (у меня лично слов нет, чтобы это как-то комментировать) рассудил так: крови не давать никому, чтоб не брать на себя ответственность за выбор, кому из троих умереть.

Кстати, действует и своеобразный психический аналог третьего закона Ньютона «действие равно противодействию». Выкидышем доходящей до идиотизма гуманистической мягкотелости становятся случаи, когда подростки (что характерно, из благополучных семей), изощрённо замучивают случайных жертв. Сообщения об этом появляются в печати достаточно регулярно, а леденящий французский фильм «Они», к примеру, рассказывает о реальных событиях.

Как бы ни было отвратительно явление немотивированного молодежного насилия с особым цинизмом и жестокостью, оно лишь прямое продолжение породившего его либерастического чистоплюйства. Похоже, подростки нутром чувствуют фальшивость и бледную, болезненную немощь официально провозглашаемых призывов быть добренькими и инстинктивно бегут от них. Вот только на доступном им скудном интеллектуальном уровне этот протест выливается в примитивные формы – в бездумное выворачивание слащавых побасенок наизнанку.

Агрессивность подростков можно объяснить патологией в развитии личности, которая обусловлена тем, что как не крути, а современная «общечеловеческая» мораль основана на морали монотеистической религии, в которой существуют дуальности: добро – зло, справедливость – несправедливость, добродетель – грех. Фактически человек разделяет себя на две части: «добрую» и «злую», делая себя невротиком. К «доброй» нужно стремится, а «злую» избегать и преследовать. Психические болезни порождаются неадекватной идентификацией между частями личности (в частности конфликтами между «приятным», «желанным» и «неприятным», «нежеланным»). Существует понятие «нарциссическая зависимость». Оно означает, что личность психологически связывает себя с определенным человеком или группой людей, и нуждается в постоянной психологической подпитке, которая должна выражаться одобрением, признанием, похвалой. Детям в благополучных (и не только) семьях не всегда хватает внимания, потому что родители заняты собой и зарабатыванием денег. Нарциссическая рана людей с агрессивно-диссоциальным поведением скрывается за отрицанием принятых социальных норм. Взрывчатость и агрессивность связана с попыткой спасти свою самооценку и сохранить способность к восприятию реальности. Подобные люди заменяют «сверх-я» на примитивную идентификацию со (столь же примитивно понимаемым) «злом» (или, в сущности, с агрессором в его элементарной и архаичной форме).

На зеркало нечего пенять, коли рожа крива. Стихийная жестокость подростковых банд и маньяков-убийц так же относится к чтимым традицией суровости и решительности, как либерастическая «добренькость» к благородству и великодушию.

* * *

Подведем итоги. Либерастия представляется нам особым кодексом мироощущения и (обусловленного им) поведения индивида, который действует в соответствии с сиюминутными проявлениями своих желаний или, быть может, в соответствии с долго вынашиваемой мыслью, но логичной и оправданной только для данного человека, узко эгоистической. Также либерастия предполагает замыкание в индивидуальном коконе узких представлений без желания расширять границы кокона – распространять представления, делиться ими или наоборот – заимствовать такие представления. Может показаться парадоксальным, что либерастия, ставящая на пьедестал индивида и подчеркивающая его независимость и свободу, остается кодексом поведения и мироощущения, обусловленным толпой. Хотя в своих сиюминутных желаниях каждый индивид может быть и неповторим, стадным достоянием является сама основная идея безусловной ценности и максимальной свободы таких индивидуальных проявлений. Раз каждый сам по себе и сам для себя, значит у представителей данного общества не возникает желания преобразовывать мир сообща. Если советское общество оппоненты часто сравнивают с механизмом, где человек есть винтик, который занимает строго определенное место в системе, то можно заметить, что воспеваемое свободное общество ничуть не менее механизм, только граждане-винтики вращаются в разные стороны и с разной скоростью. Можно, конечно, поставить в заслугу либерастии свободу индивидуального саморазвития, но тогда сразу хочется спросить, так ли много зримых результатов? Не слишком много, да это и понятно: индивиды слишком замкнуты в индивидуальных рамках, это затрудняет образование единого мыслительного поля и объединенных таким полем больших сообществ (для сравнения: феномен тысячников характерен именно для русского сектора ЖЖ), поэтому каждый варится в своем индивидуальном маразме.

mfonin
Громадный + за детальный и безупречный разбор либерастического (тьфу, слово-то какое гадкое) мироощущения.

В общем-то, предпосылки к этому хорошо разъясняет Кара-Мурза в тех местах, где рассказывает о традиционном и гражданском обществах, о наследии Реформации. Думаю, что и интуитивно это понятно очень многим.

Очень плохо то, что появились поколения, выросшие в современном обществе и полностью сформированные на его "ценностях".
Уже сейчас, общаясь с такими молодыми людьми, я ощущаю их чуждость. Одновременно самые лучшие из них догадываются о неполноценности такого своего воспитания, что выражается в неосознанном поиске -- метаниях по самым разным движениям и субкультурам. Действительно лучшие приходят к нужным выводам самостоятельно, не задерживаясь ни в одном из таких движений. Их жаль -- вот у кого весь мир уходит из-под ног. У нашего поколения есть хотя бы опора в виде памяти.

Несколько десятилетий -- и уйдут все, у кого осталась память о жизни в обществе традиционном. После этого шансы русского возрождения резко устремятся к нулю. А распространение полезных и правильных идей происходит очень медленно, из-за всестороннего этому противодействия. Успеем ли ?

Как искоренить и не допустить распространение либерастии ?
Как противостоять Бетономешалке (это я об одноимённом рассказе Рея Бредбери) ?