Леонтий БЫЗОВ, социолог:
– Либералы считают, что в стране победила «русская власть»; западники, пытавшиеся править в 90-е годы, потерпели фиаско, а русская почва их съела. И восторжествовала русская традиция с её авторитаризмом, этатизмом, косностью, неприятием демократии. Несмотря на раздражение общества бюрократией, у него нет отторжения от нынешнего государства как «антирусского». И советская власть даже в страшные 30-е годы не воспринималась однозначно как «антирусская», а в послевоенные годы – тем более, она во многом стала превращаться в русское государство. Всё это говорит, что политически русский проект есть, для него нет препятствий внешних. Главное препятствие – в содержании.
А если привести к власти русских политиков, русскую элиту (которой нет), определить права русских, начать строить русское государство, ввести жёсткие ограничения для инородцев? И что построим? Это «что-то» будет сильно отличаться от нынешней постройки?
Всё, что раньше записывали в русскую идею, есть не более чем русский миф, к ней прямого отношения не имеющий. Непредвзятый взгляд на то, что сегодня представляет русское самосознание, показывает: оно мало чем отличается от прочих, это нормальное потребительское общество, желающее работать, особо не напрягаясь, жить в комфорте, и это буржуазное процветание является «русской идеей». Этноса, который не хочет больше ничем жертвовать, проповедовать бессребреничество, духовность и все те основные черты, которые мы традиционно заносим в счёт русской идеи.
С одной стороны, в современном российском обществе мы не видим никакого русского своеобразия – ни явного, ни скрытого. Даже если и придут «русские власти» в лице наших патриотов, что они будут делать, кроме того, что делается, непонятно. Опять возникнут и будут реализовываться примерно те же идеи, которые сегодня реализуются властью. Да, «забугорная» демократия плоха, но в чём состоит русская национальная модель демократии? Опять штампы типа «соборности» и «общинности», которые на практике реализовать невозможно.
С другой стороны, на парадном уровне образ русской идеи совершенно отличается от того, что можно назвать содержанием нереализованной русской идеи. На уровне русского фасада мы продолжаем считать русских особой нацией, русские – сторонники иного пути. Причём чем меньше мы отличаемся по сути от представителей других народов, чем больше мы становимся обществом массового потребления, тем сильней укрепляется в массовом сознании точка зрения, что у русских особый путь. Число западников по социологическим опросам остаётся на уровне 20–25%, а чуть ли не 75% говорят, что Россия должна идти своим особым русским путём. Хотя в чём он состоит, мало кто знает и мало кто может объяснить, да и особой потребности в таких объяснениях не испытывает. То же самое касается и того, что можно назвать национализмом, ростом этнического самоопределения, самосознания.
По-моему, это осуществляется как некая парадная ценность. Русские хотят чем-то отличаться и, испытывая кризис идентичности, начинают играть понятием «национализм», что оправдано и что имеет объяснимую социокультурную природу. Но на практике мы видим, что эта энергия этничности остаётся, как правило, только на словах, за счёт разговоров «понаехали всякие», но на практике русские продолжают проигрывать всё, что можно проиграть: проигрывают рынки, сферы занятости, уступают, уходят с Кавказа, из Украины и т.д. То есть идея русской этничности, русского национализма остаётся во многом обёрточной ценностью, скорее характеризующей русский миф, чем реальную русскую идею. В соответствии с установкой эпохи: содержание – ничто, обёртка – всё.
То же можно сказать о русской религиозной идее – православии, – которое, как это ни прискорбно, тоже во многом остаётся сегодня обёрточной ценностью, чем реальной, влияющей на повседневное сознание людей, однако ценностью очень важной. Почти 70% россиян, называя себя православными, вовсе не стремятся жить по заветам христианства или что-то вроде этого, для них это потребность «иметь имя».
Я недавно провёл исследование о том, каков оптимальный для русского человека социальный строй. Многие говорят, что наш нынешний строй неприемлем для русского человека, если русские люди возьмут власть, начнут строить своё государство, создавать свой экономический строй, они построят что-то совершенно иное, отличное от того, что мы наблюдаем сегодня. Мы выяснили достаточно интересную, хотя и предсказуемую картину, что современный строй мало кого устраивает – не более 3–4%. Так же, как и не устраивает капитализм, не устраивает социал-демократический строй Запада. Основная часть населения тянется к нэповской идее: смешанная экономика, в основе которой лежит государственная собственность на крупные предприятия, на все ведущие, стратегически значимые отрасли экономики. Значит ли это, что левогосударственническая идея – русская? Если посмотреть непредвзято на самосознание современного русского человека, он не левый по ментальности. Он минимально способен к самоорганизации, минимально способен объединяться в экономические корпорации, проявлять солидарность на национальном уровне, и поэтому русские апеллируют к сильному государству, которое должно нас выстроить, упорядочить и обеспечить порядок и справедливость в обществе. То есть и «русский социализм», возможно, тоже такая обёрточная ценность, не более того.
Сегодня у нас унифицированный образ жизни, остатки традиционного уклада отмирают, русский человек становится всё более безликим, его захватывают ценности общества массового потребления, и чем больше он теряет своеобразие, тем больше пытается сохранить идентичность. Он всё больше ощущает её углубляющийся кризис и всё больше нуждается в русском мифе как в некоем якоре, за который можно зацепиться, и даже пусть в качестве обёртки, в качестве фасада сохранить идентичность… Проблема «русской идеи» не решается «Законом о русских», изгнанием инородцев с рынков и даже ростом рождаемости. Это огромная интеллектуальная работа, к которой наши русские интеллектуалы даже не приступали. Самое главное – понять, в чём может состоять реальная идея, как могут русская идея и русский миф взаимодействовать друг с другом совершенно не в тех условиях, о которых мы привыкли читать у русских классиков, думая о русской истории, русской культуре в её ретроспективе. Сейчас реальность совершенно иная.
Политики русского направления, очень много занимаясь формой, очень мало думают о содержании этой русской идеи. У них, по сути, отсутствует позитивная программа. То, что они выдают за неё, как правило, – отсылки к идеалам традиционного общества. И это не может служить реальной позитивной программой, которая может увлечь массы городского населения, которое называет себя русскими. А вот что им надо и каков должен быть синтез между тем, чем люди хотят быть, и тем, чем являются сегодня русские люди на самом деле, – это большой вопрос.
