|
|
От
|
IGA
|
|
|
К
|
И.Т.
|
|
|
Дата
|
18.02.2007 23:33:44
|
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Хольм ван Зайчик прямо включился в борьбу за Украину
http://www.grani.kiev.ua/exp.php?ni=14810
<<<
09.02.2007 10:36
Валерий Зайцев, Игорь Кручик
Вячеслав Рыбаков: Ван Зайчик — писатель, а не инструктор райкома
«Великий еврокитайский гуманист» Хольм Ван Зайчик и цикл его романов «Плохих людей нет» — весьма загадочные и, в политическом аспекте — самые неоднозначные явления постсоветской литературы. Очень по-разному на одной шестой части суши воспринимаются реалии «Союза нерушимого улусов культурных» — альтернативного государства Ордусь, простершегося от Берингова пролива до Суэцкого канала и от Балтики до Японского моря.
Особенно неоднозначно у нас в стране воспринимается роман «Дело незалежных дервишей», с его весьма ироничными аллюзиями относительно украинской действительности.
Сегодня на вопросы «Граней плюс» отвечает известный писатель Вячеслав Рыбаков — один из создателей ван Зайчика, в миру — «консультант переводчиков» великого гуманиста.
— Вы действительно считаете, что природа независимости Украины на самом деле — в неразборчивой жадности, или, в лучшем случае, — в гипертрофированном тщеславии отдельных местных политиков?
— Нет.
Даже чтобы кирпич с крыши упал, нужно сочетание, по крайней мере, двух факторов: болвана, который толкнул кирпич (вероятно, пошатываясь с бодуна) и другого болвана, который забыл кирпич на краю (вероятно, торопясь на пьянку). Один из них, правда, вполне может на поверку оказаться не болваном, а хитрым подонком, который забыл кирпич на краю или толкнул его нарочно.
Не буду бестактным — пусть про Украину говорят ее граждане. Мне всегда претили те, кто ведет себя по принципу «чужую беду — рукой разведу». Но вот, скажем, пример — распад СССР. Конечно, жадность элиты, которая хотела избавиться от идеологии, ограничивавшей ее какими-то там принципами и догмами коммунизма — это очень важный фактор. Но ведь был и коллапс изолированной экономики. Было и чувство бесцельности и бессмысленности существования, переживаемое большинством населения; это большинство вовсе не ощущало гнета или страха перед КГБ, потому что не высовывалось, но тем не менее гнило, чуяло отсутствие перспективы. Была и целенаправленная деятельность врагов нашей тогдашней общей страны. Был и груз исторических ошибок, и застарелая тошнота и боль от многолетнего прямого насилия. Была и безграмотность, маразматическая усталость руководства...
Все так. И тем не менее чисто по-человечески к этим очень разным факторам я отношусь очень по-разному. Маразматики из Кремля мне и отвратительны, и в то же время жалко их. Да, верили туповато, да, дуболомствали... Одерживали какие-то победы, терпели какие-то поражения, в молодости фашизм разбили, мухлевали, пытались сделать, как лучше, недоумевали и мучились оттого, что не понимают, почему все через задницу получается... Истрепали друг дружку, а попутно — и всю страну. Состарились, изнемогли. Или враги — ну, с ними все ясно. Они и есть враги. Даже подарки врагов — это подачки врага рода человеческого в обмен на твою бессмертную душу. А уж простых-то людей, которые от Совдепа при первой возможности побежали, как ошпаренные — их всей кожей чувствуешь...
И гаже всего холодный корыстный расчет тех, кто прекрасно уже понял, что и куда идет, прекрасно видел, что можно получить от врагов и в обмен на что, и ради личного укоренения в Ницце или Флориде хладнокровно принес в жертву и собственные народы, и собственных больных стариков при власти, и подвиги, усилия, жертвы прошлых десятилетий... Это фактор не единственный, но самый омерзительный. Самый подлый. Вероятно, поэтому он и выдвигается порой в творчестве моем в первый ряд наблюдаемых и описываемых явлений.
— В какой мере подобное представление, на Ваш взгляд, разделяют граждане России и российские политики?
— Поскольку год от году мотивация баблом становится все более уважаемой и всеподавляющей, представления о том, что вообще все делается только чтобы мошну набить — увы, на подъеме. Если человеку по сто раз на дню долдонят, начиная от телерекламы и кончая серьезными аналитическими статьями, что рациональное мышление тождественно стремлению к личному успеху и обогащению — человек невольно начинает объяснять любые поступки любых людей исключительно корыстью.
В российском менталитете, как политическом, так и простонародном, есть тенденции, на мой взгляд, куда худшие для Украины, нежели попытки объяснять ее стремление к независимости исключительно корыстью ее вождей. Это: вообще ничего не объяснять про Украину. Вообще про нее уже не думать. После распада СССР очень долго доминировало неосознанное (полуосознанное) лихорадочно-сочувственное отношение к Украине как к брату, который, отчасти по нашей вине, попал в чудовищную ситуацию. Украинские недруги России ему очень радовались, поскольку оно давало им прекрасную возможность для рассыпания упреков: русские так и не воспринимают нашу независимость всерьез! они все равно лезут нам указывать! если мы не вырвемся силой, они нас в покое не оставят! Могу их успокоить. Пятнадцать лет незалежности, зачастую явно недружественной к России, сделали свое дело. Украина перестает восприниматься родной. Пусть Крым турки схавают, пусть америкосы хоть всех украинских мужиков на пушечное мясо пустят (не нравилось за СССР воевать в Афганистане, так воюйте за дядю Сэма там же и с тем же успехом!) — нам-то что? У нас своих проблем хватает. Их действительно хватает. Но вот это начавшее прописываться в русских душах деление на нас, «россиян», и чужих «их» по ту сторону российско-украинской границы, на мой взгляд — самое негативное следствие долгожданной украинской независимости. В первую голову для самой же Украины. Еще несколько лет — и назад будет уже не открутить.
Конфуций учил: ошибиться — это еще не ошибка. Ошибиться и не исправить — вот ошибка.
— Насколько, по вашему мнению, современная российская политика, или, говоря шире — российское общество — нуждаются в идеолого-мифологическом базисе?
— По-моему, вопрос поставлен некорректно. В нем подразумевается, будто что-то может НЕ ИМЕТЬ этого самого базиса.
Представим человека, который строит себе новый дом. Я не могу поверить, что им при проектировании и ожидании завершения работ владеет лишь упоенная мечта, будто там, в новом-то, он, наконец, сможет ходить в золотой унитаз. Нет. Не бывает таких прагматиков в реальной жизни. Прежде всего человек думает о том, что в новом доме будет просторно. Красиво. Что в нем ему будет легче быть человеком. Что в этот дом не стыдно привести молодую красивую жену. Что там будет легко дышаться и весело играться деткам. Что соседи с уважением скажут: а у Петрова есть вкус, экую игрушку отгрохал! Что в кабинете на втором этаже, там, куда не долетает шум улицы, будет сподручней решить теорему Ферма... И так далее.
На любой мало-мальски значимый поступок и отдельного человека, и группы людей подвигают чудовищно сложные, многоуровневые комплексы мотиваций.
Но в течение чуть ли не двух десятилетий нас приучали к тому, что единственной рациональной, материалистической мотивацией является желание ходить в золотой унитаз, а все остальное — идеолого-мифологические предрассудки. И, поскольку девяносто процентов населения в восьмидесятых ходило исключительно в заляпанную дырку в цементном полу, этот взгляд на какой-то момент показался манящей истиной.
Но быстро выяснилось, что построить ДОМ, думая только об УНИТАЗЕ, в принципе невозможно.
Прежде всего человек стремится УКРАСИТЬ свою жизнь. Даже не столько сделать удобной, сколько именно украсить. Другое дело, что при недостатке культуры или психических отклонениях представления о красоте могут оказаться не очень конструктивны. Гитлеру Германия без евреев, вероятно, представала в мечтах восхитительно эстетичной. Маньяки утверждают, что юная девушка с вывалившимися кишками куда привлекательней и сексапильней, нежели целенькая. Вот с представлениями о красоте и нужно работать в первую очередь. Именно они определяют векторы развития. Прежде всего люди стремятся вести себя так, чтобы ощущать себя хорошими. Быть в собственных глазах замечательными, справедливыми, решительными... Но то, что данный человек или общество полагают хорошим, замечательным и справедливым — это и есть их представления о красоте. Маньяка в том, что девушка с выпущенными кишками значительно менее красива, чем девушка с кишками внутри нежного животика, уже не убедить. Но за тех, кто послушал-послушал маньяка и засомневался: а вдруг? а не попробовать ли, чтобы самому проверить? — за тех надо бороться.
Более того. Примитивный материализм попросту опасен. Сильно подозреваю, что он только кажется материализмом, а на самом деле это одно из представлений о красоте, полноценности и совершенстве: человек, для которого вроде бы важны лишь деньги, наверняка ДУХОВНО упивается тем, какой он нормальный, необолваненный всякой слюнявой ахинеей, динамичный хозяин жизни... Но вот в этой-то динамичности и кроется кошмар. Потому что где куш больше — туда этот полноценный и валит без колебаний, и, следовательно, абсолютно открыт всякому подкупу, беззащитен перед любым, кто предложит на гривну больше... Да еще и кайф с того ловит: вот я какой умелый и без предрассудков! Он ЭСТЕТИЧЕСКИ предатель. Поэтому он всегда будет даже в бизнесе абсолютно ненадежным партнером. Стабильность, предсказуемость, честность и, простите за выражение, верность основаны исключительно на внематериальных мотивациях. На этом самом идеолого-мифологическом базисе. Именно на нем стоит вся человеческая жизнь.
— Насколько справедливо предположение, что творчество Ван Зайчика в какой-то мере призвано заполнить вакуум, зияющий после всех «разоблачений» перестройки?
— В какой-то мере справедливо. Но, уверяю Вас, сам ван Зайчик перед собой столь примитивных задач не ставил. Он же писатель, а не инструктор райкома по идеологии.
— Насколько серьезно Вы лично относитесь к идеологическим и геополитическим концепциям Ван Зайчика?
— К геополитическим — в высшей степени несерьезно. К идеологическим — более мечтательно. Помните в «Лисах-оборотнях» друзья, настоятели православного и буддийского монастырей, думают друг о друге: «“Охо-хо! Погубит он, бедняга, этим буддизмом свою бессмертную душу!”; “Охо-хо! Не вырваться ему со своим православием из мучительного круга перерождений!” И похоже было, что то сострадание, который каждый из них питал к весьма вероятной посмертной судьбе друга, здесь, в мире сем, нечувствительно заставляло их быть один с другим особенно внимательными, предупредительными и, сказать-то иначе затруднительно, нежными». Вот, на самом-то деле, квинтэссенция ван Зайчика. И пусть в меня бросит камень тот, кому это не кажется красивым!
— У меня, как у читателя, возникло твердое впечатление, что первая и, отчасти, вторая книга первой цзюани писались с совершенно иным настроением, чем следующие четыре романа из наследия великого гуманиста. (Седьмая книга — «Дело непогашенной луны» — нечто «совсем третье»). «Дело жадного варвара» и «Дело незалежных дервишей» выглядят в какой-то мере иронической, чтобы не сказать — пародийной — версией некоторых модных ипмерско-почвеннических геополитических концепций. В последующих романах иронии относительно этих концепций значительно убавилось. Один из киевских почитателей Ван Зайчика сформулировал это ощущение: «Как стеб все это начиналось/И обернулось вдруг мечтой». Справедливо ли подобное восприятие работ великого гуманиста?
— Мир, который ван Зайчик начал создавать, с каждым романом оказывался все более проработан, разъяснен, и в нем становилось возможно решать все более серьезные задачи. Не показав, насколько он весел, неагрессивен и сострадателен, нельзя было бы убедительно дать коллизию, скажем, тех же «Лис-оборотней» и, подавно, «Непогашенной луны». Хотелось постепенно приучить читателя к тому, что на столь игровом пространстве можно осмыслять серьезные проблемы реальной жизни. Хотелось облегчить вхождение в читателя в мир Ордуси. А как это сделать? Похихикивая, конечно. Было очень страшно с ходу напугать дидактикой. Этап стеба был совершенно закономерным именно в силу того, что хотелось поделиться нескучной мечтой. Мир этой мечты не свободен от проблем. Но проблемы там решают иначе, на основе своего идеолого-мифологического базиса.
— Известно ли Вам о реакции на романы Ван Зайчика в ближнем и дальнем зарубежье? В частности — на «родинах» гуманиста — в Китае и Голландии, или в Западной Европе в целом?
— Ван Зайчик понятен только постсоветскому читателю. Все ассоциации, все скрытые цитаты, практически весь юмор его понятны только нам и только теперь. Для иностранца это ребус. Думаю, в не меньшей, а может, и большей степени, чем, скажем, пресловутая «Алиса в зазеркалье». Конечно, если бы вокруг него устроили бы такую же культурную сенсацию, как вокруг «Алисы», нашлись бы интерпретаторы... Но кому он нужен, этот Васька? Вот, скажем, «Парфюмер» — это высокая литература культурной Европы, тут все начинают на цырлах бегать...
Общались Валерий Зайцев, Игорь Кручик
<<<