От IGA Ответить на сообщение
К IGA Ответить по почте
Дата 23.01.2007 04:26:35 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

"Даже сегодня многие женщины ещё рожают детей..."

http://community.livejournal.com/feministki/384643.html
<<<
Ричард Ньюман «Его сексуальность, ее репродуктивные права» (1987)

Ваша любовница звонит вам и говорит восторженным голосом: «Поздравляю!» - говорит она. – «Ты станешь отцом! Я только что от врача, она говорит, что я точно беременна. Разве это не здорово?» У вас сердце замирает. Вы хотите кричать: «Что ты имеешь в виду под «здорово»? Вы хотите сказать, чтобы она сделала аборт.

Или она звонит, и у нее тихий медленный голос, и она с большим трудом подбирает слова. Наконец, она говорит: «Я беременна». «Почему так мрачно?» - спрашиваете вы осторожно. – «Это же замечательно!» Она отвечает: «Я хочу сделать аборт».

Или она звонит и говорит, что уже сделала аборт. Она говорит, что чувствует себя виноватой, что не сказала вам раньше, но она боялась. Вы бросаете трубку с криком: «Убийца!»

Или она говори вам, что она беременна и не знает, что делать. И вы тоже не знаете. Впервые перед вами стоит подобный вопрос.


Аборт: чье право?

Эти сценарии, каждый вполне понятный в своем контексте, поднимает вопросы о праве мужчин и женщин в отношении эмбрионов, которые они создают вместе. Может ли мужчина утверждать, что эмбрион наполовину его? Может ли он сказать, что если его любовница прервет беременность против его воли, она нарушит его репродуктивные и телесные права? Или может ли он утверждать, что если он не хочет иметь детей, у нее нет права выносить и родить ребенка? С другой стороны, может ли женщина утверждать, что поскольку она носит эмбрион в своем теле, а его тело больше не имеет к этому процессу отношения, претензии мужчины необоснованны?

У этих двух противоположных точек зрения есть одно кардинальное различие. Утверждения мужчины подразумевают, что у него есть власть над телом женщины. Хотя его роль в репродуктивном процессе закончена, он верит, что его чувства в отношении рождения ребенка – достаточное основание, чтобы запретить женщине распоряжаться своим телом. Женские утверждения, тем не менее, не претендуют на власть над мужчиной. Она просто говорит о том, что поскольку сексуальный акт закончен, у него больше нет телесных и/или репродуктивных прав, которые могут быть нарушены. Она отказывается признать его посягательство на власть над ней, и вместо этого утверждает свое право на телесную автономию.

Женское движение ставит перед собой целью именно право женщины на свою независимость, без учета чьих-то патриархальных идей о том кем, чем и как ей быть. Женское движение, другими словами, ставит в центр внимания женщину, то есть проявляет «гиноцентрию». В описанных выше ситуациях утверждение женщины в отношении ее права на аборт, основано на восприятии сексуальности, в которой ее отношение к ее телу важнее ее отношений с мужчиной. Утверждения мужчины основаны на иерархичной сексуальности, в которой женское тело – из-за ее отношений с ним – становится объектом, который он может контролировать. Ее тело становится частью его, также как все, чем мы владеем, в какой-то степени становится частью нас самих.

Если мы хотим изменить природу наших репродуктивных и сексуальных отношений с женщинами, мы должны смотреть не на женщин, а на других мужчин. Мужчины делают возможной гетеросексуальность, центром которой является мужчина и которая определяется им, в которой наше отношение к самим себе и другим мужчинам является главным. Развитие этих отношений должно привлечь наше внимание как можно скорее, потому что освобождение мужчин возможно, только если мы окажемся способны жить, не возвращаясь к обладанию/угнетению подчиненного другого – роль, к которой наша культура принуждает женщин.

Политика в отношении абортов кажется мне хорошим началом для определения сексуальности, сконцентрированной на мужчине. Этот вопрос о репродуктивном выборе женщины и мужской роли в репродуктивном процессе устанавливает границы между мужской и женской сексуальностью.


Отказ от мужских привилегий

Мы можем начать, возможно, с радикального утверждения для нашей культуры, но настолько логичного, что его и упоминать глупо: все женщины – взрослые, полностью дееспособные люди, в полной мере способные принимать жизненные решения. Они делают это не только в отношении вопросов, относящихся только к женщинам, но, как и взрослые дееспособные мужчины, в контексте жизни всего человечества. Во-вторых, мы можем признать простой биологический факт: мужчины не беременеют. Из-за этого физиологического факта аборт, беременность и рождение ребенка – это опыт, через который может пройти только женщина. Здравый смысл подсказывает, что если только беременная женщина может испытать опыт аборта или родов, то только ей принадлежит право решать, проходить через этот опыт или нет. (Просто представьте мир, где женщины имеют право решать, должен ли мужчина пройти операцию по стерилизации). Я принимаю это право женщин на репродуктивный выбор как факт, не подлежащий сомнению: все именно так просто, и требует от меня и других мужчин лишь осознания и признания этого права. В той мере, в которой мы не осознаем или отказываемся признать это право, в той мере мы не признаем равноправных отношений с женщинами.

Возможно, большинство мужчин согласятся, что у женщины есть «право выбирать», но я задаюсь вопросом: многие ли из нас действительно понимают все, что подразумевает наше согласие.

Политика репродукции в нашей культуре такова, что женщины выполняли в первую очередь роль машин по изготовлению детей, не имея практически никакого контроля над тем, как и когда эта функция должна исполняться. Даже сегодня, несмотря на относительную доступность средств контроля за рождаемостью, многие женщины – по религиозным, экономическим, социальным или семейным причинам – рожают детей, которых они не могут обеспечивать, не хотели рожать и не должны были этого делать только потому, что «так положено женщине». Патриархальный институт моногамного брака придает репродуктивному аспекту женской сексуальности статус «привилегии», что необходимо, чтобы сделать для женщин «долгом» замужество и рождение детей. Мы создали идеологию, согласно которой женщина, у которой нет мужа и детей, по определению живет неполноценной жизнью [IGA: а почему так не считать, если биологическое воспроизводство - объективная общественная потребность?]. В патриархальной культуре женщины могут заслужить признание своей «полноценности», только продавая себя, предлагая свои тела как сексуальные и репродуктивные машины для обслуживания потребностей мужчин. [IGA: такое впечатление, что дети нужны именно мужчинам, но никак не обществу в целом]

Такие иерархические отношения между нами и женщинами имеют далеко идущие последствия, в том числе они определяют, как мужчины оценивают свою сексуальность и свою роль в репродукции. Косвенно подразумевая, что женская сексуальная биология существует для обслуживания мужских потребностей, мы, по существу, приписываем себе контроль за процессом репродукции. Мы также сделали практически невозможным, для мужчин и женщин, разделить эротический секс и репродуктивный секс.

В своей статье «Эротика и порнография» Глория Стайнем пишет, что человеческие существа единственные из животных занимаются эротическим сексом, сексом как «видом близости, получения и доставления удовольствия, ограничения различий, открытия схожести и эмоционального общения». Она также указывает, что связывая одной цепью эротическую сексуальность и репродукцию, и утверждая, что нарушение этой связи является неприличным и порнографичным, мужчины используют религиозные и политические институты, чтобы заставить женщин осуждать женское движение. Ведь если женщина после зачатия может решать, не обращаясь к чужому авторитету, вынашивать ли ей всю беременность или нет, то она также свободна решать как, когда, где, с кем и зачем проявлять свою сексуальность. Ее сексуальность, таким образом, становится частью ее цельной личности, и она может, по своей собственной воле, проявлять или не проявлять различные стороны этой сексуальности по своему усмотрению. Центром ее жизни становится опыт женщины, и патриархальная власть мужчин оказывается под угрозой.

Когда суды в этой стране дали женщинам право делать аборт, женщины получили и сексуальную свободу, которая прежде отсутствовала в их жизни. Тем не менее, в нашем обществе, где доминируют мужчины, что король дал, король может и забрать обратно. Взгляд, согласно которому женщинам «подарили» право, которое и так принадлежало им, только усиливает старое восприятие женской сексуальности. Даже когда мужчины разрешают женщинам прерывать беременность в случае необходимости, независимо от того, замужем она или нет, они также могут начать настаивать, чтобы женщины сделали себя более сексуально доступными. Более того, если нам не нравится, как женщины пользуются этой «привилегий», которую мы им «позволяем», мы можем попытаться забрать ее. Например, противники абортов пользуются этой стратегией, когда они используют цифры о росте абортов среди подростков как аргумент для запрета абортов. Тот факт, что право на аборт может быть оспорено в суде, а его доступность ограничивается законом, указывает, как мало собственных привилегий мужчины на самом деле уступают.

Право женщин на репродуктивный выбор – если мы, мужчины, осознаем его полностью – не только позволяет женщинам свободу сексуального самовыражения, как репродуктивного, так и эротического, оно также оставляет мужчинам минимальную биологическую роль в репродуктивном процессе. Полностью реализованный репродуктивный выбор женщин означает, что они получат контроль, который прежде принадлежал нам. Если женщина, просто сделав аборт, может ограничить желание мужчины иметь детей, он теряет значительную часть того, что мужчины традиционно инвестируют в рождение ребенка.

На данный момент мужской контроль над зачатием и рождением ребенка служит укреплению современных понятий о возмужалости, самооценке и маскулинности мужчины. Рождение ребенка традиционно имеет большое значение для мужчин, не просто потому, что мы продолжаем себя в детях, а потому что мы являемся причиной их появления на свет. Возьмите для примера понятие «отцовства»: сын наследует семейное имя, традиции и ремесло. Также традиционно, если в семье не было мальчика, женщину винили в том, что она неспособна родить его – как будто ее несовершенство вмешалось в процесс, который, казалось, полностью осуществлял ее муж. Если женщина полностью контролирует свою репродуктивную биологию – что включает доступность аборта по требованию – мы, мужчины, можем продолжить себя в рождении мальчика или девочки, но это продолжение возможно только с разрешения матери.


Гетеросексуальность, сконцентрированная на мужчине

Простое признание реальности мужской роли в репродукции и потому отказ от нашего кажущегося права контролировать весь процесс, тем не менее, означает достижение гораздо большего, чем нынешняя ситуация. Несправедливость мужского контроля над биологией репродукции, никак не избавит от несправедливости женского контроля над нашими эмоциональными вложениями в рождение ребенка.

Я думаю, мы, мужчины, должны заново определить наше отношение к репродукции, как символически, так и физически. Мы нуждаемся в том, чтобы найти способ быть сексуальными и репродуктивными существами, которые не эксплуатируют других, но при этом не оставляют вопрос о нашем сексуальном и репродуктивном самовыражении во власти чужого права выбора. Мы должны смотреть на себя, а не на женщин или других мужчин, в центре нашей сексуальности. Тогда мы сможем начать учиться быть теми, кто мы есть как любящие и уязвимые человеческие существа.

Чтобы определить эту первичную власть в гетеросексуальных отношениях в патриархальном обществе, важно указать один важный аспект, который отличает их от гомосексуальных отношений: требование/просьба специфического сексуального подчинения со стороны женщины. Я не говорю, что геи не могут быть сексистами, только потому, что они геи. Я также не имею в виду, что гомосексуальные отношения между мужчинами не копируют сексуальную иерархию доминирующей культуры. Я также не имею в виду, что гомосексуальность самим фактом своего существования может разрушить связь между сексизмом и гомофобией. Но я действительно имею в виду, что отношения в гей-сообществе определяются мужчинами в терминах мужчин. Гетеросексуальные мужчины могут использовать этот опыт гей-сообщества как образец сексуальности, политически и физически сконцентрированной на мужчине, по аналогии с сексуальностью, сконцентрированной на женщине, о которой я говорил выше. Поскольку сексуальность, сконцентрированная на мужчине, подчеркивает наше отношение к себе и другим мужчинам, она опровергает иерархичную гетеросексуальность, организованную вокруг обладания и контроля над женщинами.

Возможно, самый распространенный и легко определяемый аспект сексистской культуры – это то, что мужчины превращают женщин в физические/сексуальные объекты. Такое восприятие человека как объекта, тем не менее, является частью любых сексуальных отношений. Ничего удивительного, если партнеры по постели, воспринимают тела друг друга именно как тела. Сексуальность же, основанная на власти и иерархии, делает такое превращение в объект постоянным и сводит отношения только к нему.

Конечно, когда мужчины превращают мужчин в сексуальные объекты, в этом процессе присутствуют существующие сексуальные иерархии. Гомосексуальная пара может копировать доминирующие отношения, явно выделяя мужскую («доминирующую») и женскую («подчиненную») роль. Тем не менее, такая хроническая иерархия может поддерживаться только отрицанием базового подобия партнеров, признание которого может легко разрушить иерархию.

Признание подобия с другим человеческим существом и принятие этого подобия требует определенного уровня принятия себя и любви к себе. Сексуальность, сконцентрированная на мужчине, требует признания важности отношения к себе и другим мужчинам. Я могу любить других мужчин, только если я люблю себя, как мужчину. Если любовь к себе будет проявляться в моих жизненных решениях, то мое искусство, моя наука, политика и религия – все, чем я занимаюсь, включая мою сексуальную жизнь, становится проявлением любви к себе. Это даст моей жизни силу, и я не буду зависеть от того, чтобы кто-то подчинялся мне, будь то мужчина или женщина, я и так буду знать, кто я и чего я стою.

Сообщество, где люди принимают и любят себя, будет поощрять социальные отношения, в которых нет иерархии. Единство в таких отношениях будет зависеть от постоянного осознания и верности подобию партнеров.


Новое определение гетеросексуальной ответственности

На настоящий момент мужская гетеросексуальная ответственность состоит из чего-то вроде «не допусти, чтобы она забеременела, если не готов принять последствия» (т. е. женится на ней или оплатить аборт). Но женщины могут беременеть или нет, но мы должны знать, что мы будем делать если это произойдет. Базовые положения остаются прежними. Поскольку женщины существуют как объекты, которые должны удовлетворять мужские сексуальные и репродуктивные потребности, традиционная гетеросексуальная ответственность мужчин гласит: если вы решили ими пользоваться, то вы должны содержать их в хорошем состоянии.

Реальная гетеросексуальная ответственность мужчин требует, чтобы мы осознавали и брали на себя ответственность за последствия секса для нас самих, а не в том, как нам поступить с женщинами-объектами. Сколь многие из нас, например, могут честно сказать, что прежде чем вступать в сексуальные отношения с женщиной, мы приходим с ней к согласию в отношении того, что произойдет, если она забеременеет - и тогда, на основании этого обсуждения, решали, на какой уровень физической близости мы готовы пойти с ней. Я предполагаю, что мужская ответственность начинается именно с такого обсуждения.

Физическая реальность абортов и родов происходит исключительно с женщинами, но это не значит, что у мужчин нет чувств или мнений по этому поводу. И это не значит, что мы не должны брать ответственность за то, что мы чувствуем и думаем. Например, если мужчина верит, что аборт будет убийством его ребенка, и он вступает в отношения с женщиной, которая при обсуждении такой возможности допускает аборт в случае беременности, то это целиком его ответственность полностью исключить ее беременность.

Поскольку он не может подвергать сомнению ее право на аборт, моральная дилемма в отношении ее беременности – это его проблема, а не ее. И если она прервет беременность, наступившую в результате отношений с ним, то его вера в то, что аборт – это убийство, делает его виновником произошедшего, он отвечает в соответствии с собственной этикой. Поскольку он не может заставить женщину изменить ее убеждения, ответственность сказать «нет» - его ответственность. Та же логика относится к отношениям мужчины, который не хочет иметь детей, и женщины, которая не хочет делать абортов.

Мужская ответственность должна начинаться с осознания того факта, что с момента оплодотворения яйцеклетки – за исключением случаев, когда мы заранее согласны с партнером в отношении последствий – дальнейший процесс не подлежит нашему контролю [IGA: почему не подлежит если вполне подлежит?]. Мы должны начать с того, что мы можем контролировать: природу наших гетеросексуальных отношений.

Для гетеросексуального мужчины, идея о том, что мы должны и можем контролировать только наши сексуальные отношения, имеет много последствий. Она подразумевает, что мы должны совершенно по-новому думать о себе, вне стереотипа о мужчинах как людях, чья сексуальная ответственность зависит от полового члена, и исчезает, если у него наступает эрекция.

Это означает, что мы можем сказать женщине: «Нет, я не буду заниматься сексом», только потому, что мы решили, что не хотим детей, или из-за наших эмоций по поводу возможного аборта.

Это значит, что наш выбор сексуальных партнеров и характер наших сексуальных отношений будет определяться с учетом нашей сексуальной биологии (далеко не самая комфортная ситуация для многих). Одно из возможных последствий этого в том, что мужчины с большим интересом будут относиться к разработке новых безопасных и эффективных средств контрацепции, не только для женщин, но и для нас самих, чтобы по возможности вообще исключить вопрос об аборте.

Это значит, что мы можем утверждать и расширять границы собственной сексуальности [IGA: зачем "расширять"??], настаивая, что оральный секс или взаимная мастурбация – или даже не-генитальные действия, такие как массаж – не просто прелюдия или замена вагинальному половому акту. Скорее, это вполне полноценные эротические акты сами по себе.

Наконец, это значит, что мужчины научатся тому, что их сексуальная самореализация определяется ими самими и является результатом понимания самих себя, и не зависит от контроля над другими людьми.
<<<