От Георгий Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 19.12.2006 14:45:26 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Версия для печати

Л. Аннинский: "По словам Шульгина, Высшей Логики у Ленина никогда не было" (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg512006/Polosy/5_2.htm

ЗАВЕРШЕНИЕ ПОЛЕМИКИ: КАК СПАСТИ «ПОРАБОЩЁННЫЕ ДУШИ»

...
Природа ухмылки и ухмылка природы
Лев АННИНСКИЙ

Разумеется, я не поддамся соблазну итожить всю состоявшуюся в «Литгазете» дискуссию о шарлатанах духа, но на обращённые лично ко мне суждения отвечу.

Алексей Шорохов назвал меня «непримиримым адвокатом литературных комиссаров ХХ века и язвительным златоустом современности».
Правильная характеристика. Я бы только добавил, что комиссары – в пыльных шлемах. Для точности интонации. А чтобы объясниться по части язвительности, процитирую моего уважаемого оппонента чуть дальше, ибо он уловил нечто важное: пишу я – «в шутку, играючи»… О чём пишу? «О выборе, который был, по мнению Льва Аннинского, у России в 1917 году: коммунисты или черносотенцы? Пламенные «безумцы» (это прагматик-то Ленин с диетическим молочком в ссылке)…»
Уточняю: это не мнение Льва Аннинского, а пересказ точки зрения американского историка Ричарда Пайпса (на которого я неоднократно честно ссылался); смысл же его позиции в том, что в межреволюционные и революционные годы ничем не могли помочь народу здравомыслящие политики вроде кадетов или меньшевиков, а только безумцы. В безвыходной, безумной ситуации способны были народ возглавить или черносотенцы, или большевики. Оно и оправдалось – в случае большевиков, оказавшихся более решительными и жестокими, чем их конкуренты.
Ленин, конечно, гений тактики и расчёта и в этом смысле – откровенный прагматик: «Взять власть!» «Удержать власть!» – а там посмотрим… Это так же практично, как кушать хлебные «чернильницы» с конспиративным молочком в случае обыска в ссылке. И совсем другое – вешать перед лошадью Истории морковку в виде теории отмирания государства, рисовать будущий коммунизм посреди руин рухнувшей империи, а главное – чувствовать, как за этими морковками тянутся расквашенные в мировой драке морды «народов мира», – такие запредельные номера может проделывать только безумец, вобравший в мозг безумие ситуации.
Меня поразила когда-то реплика В. Шульгина, которого попросили объяснить, как это в гимназическом аттестате Владимира Ульянова, сплошь отличника, затесалась «четвёрка» по логике! Мыслитель же! Шульгин прокомментировал: может, и мыслитель (по части молочка в ссылке и фракционных раскладов в партии), но Высшей Логики у Ленина никогда не было!
Я тогда, грешным делом, подумал: блефует Василий Витальевич, счёты сводит… А потом понял. Логика была (и есть) у кадетов, либералов, интеллигентов и прочей здравомыслящей «гнили» – Ленин же чуял и моделировал безумие эпохи, а над здравомыслием «постепеновцев» и прочих оппортунистов громко смеялся.
Я, конечно, громко не смеюсь – слаб в коленках. Я – посмеиваюсь. Поэтому пишу играючи и в шутку, как верно учуял проницательный Алексей Шорохов.
«Безусловно, многое простительно атеисту, но нельзя же так грешить против формальной логики!»
И опять прав мой оппонент. Атеизма своего не скрываю, по команде в церковь ходить не умею (в партию при Советской власти по той же причине не пошёл – спасался от предложений тем, что отшучивался), а логику формальную оставляю тем, кто сумеет свести к этой логике современного человека. Я – не берусь.
По той же хитрой логике я и над «счастьем» посмеиваюсь, в чём справедливо уличила меня уважаемая сибирячка Светлана Голубева («ЛГ»,
‹ 43 – «Куда уходят «капитаны семейных кораблей»). Счастье, знаете ли, так же трудноопределимо, как природа человеческая, а природа человеческая трудноопределима, потому что изменчива та реальная природа, частью которой мы являемся. Как её определишь? Можно так: это объективная реальность, данная нам в ощущениях. Да вот ощущения не ухватишь. Поём «спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», а потом этого товарища топчем за все наши несчастья. Или товарища Брежнева топчем, обвиняя в застое, а потом соображаем: а может, в застое и было счастье?
Позвольте ухмыльнуться.

Ещё одна фундаментальная проблема, на сей раз не связанная с моей персоной, задета в статье Игоря Яковенко, которую мне тоже хочется откомментировать. Проблема в следующем. Если природа создаёт, причём в огромном количестве, людей, склонных терпеть «рабское» положение, то что с этим делать? Попробовать (очередной раз) объявить войну природе? Или попробовать всё-таки откорректировать понятие «рабство»?
Взяв заглавием (или пустив в расход) детсадовский вопль всех обездоленных и разгневанных: «Рабы не мы!», – Игорь Яковенко пробует следующее: разделить всё общество на две части:
«Есть свободные люди и есть рабы».
Я спрашиваю: а разве нет людей, которые чувствуют себя на грани, на границе состояний? В одной ситуации ты поступаешь свободно, в другой урезаешь свою свободу до нуля. Разве каждый человек не попадает в эти ситуации? Разве каждый человек не несёт в себе в принципе то и другое?
А тут не только делят людей на два сорта, но ещё и оплакивают тех, кто не сподобился, причём в сочувствии этим несчастным проскальзывает едва ли не издёвка:
«Для свободного человека рабство – ужасно. А для раба – нормальное, психологически освоенное и комфортное состояние. Мир устойчив и стабилен. Ты делаешь то, что положено, и в урочный час тебя ждут котлы с дымящейся пищей…»
Я спрашиваю: а эту пищу готовит рабам кто-то другой? А может, хлеб насущный обеспечивают сами рабы и свободных счастливцев содержат тоже рабы? Это если говорить о бренном теле. Но мы же хотели вознестись в сферы души и духа…
«Свобода прекрасна, но она есть бремя. Подлинно свободный человек платит за свою свободу утратой иллюзий, постоянной работой над собой, подчинением этической и интеллектуальной самодисциплине, особым чувством экзистенциального одиночества».

Старая добрая песня: герой над толпой. И почему-то, кроме «свободы», никаких иных определений, словно для того и нужна «свобода», чтобы ткнуть в глаза другому, что тот – раб.
Я спрашиваю: а если в каком-то прекрасном обществе (в западной демократии, например) рабы исчезли и все стали свободны – категория «свободы» нужна или нет? Или в идеале «свободу» вообще не надо замечать? Мы, конечно, общество не идеальное, и «свобода» нам нужна зачем? Не затем ли мы эту категорию берём напрокат, чтобы подвести базу под вечный наш вопль: «рабы не мы»?
Решая эту головоломку, русские философы осмыслили другую дихотомию, которую И. Яковенко, разумеется, знает. Но я всё-таки напомню. Не «свобода» у нас, а «воля». Волен раб ползать на коленях перед начальником, но волен и выпустить начальнику кишки, когда дойдёт до бунта. Воля – это уже не свобода, ограниченная разумом и чувством меры (и оплакиваемая Игорем Яковенко по причине утраты иллюзий); воля – это безбрежное чувство: делаю, что хочу! Это иллюзия вседозволенности и упоение всеотзывчивостью (разве можно нас не любить?!). И смиряется эта воля – волей же, деспотической и безжалостной.
«Как противостоять СВОБОДНОМУ ВЫБОРУ рабского состояния?»
Упёрлись наконец-то в нонсенс. Свободно выбирающий рабство – уже не раб? Ну ладно, воля, противостоящая воле же, – имеют общее основание. Но рабство и свобода – из другой оперы. Я бы сказал, из двух разных опер, соединение которых – химера.
Игорь Яковенко это чувствует:
«Общества, в которых живут лишь свободные люди, – химера… Добровольное рабство и связанные с ним страдания – одно из выражений универсальной трагедии бытия. Далеко не каждый, рождённый к жизни на земле, способен нести на своих плечах бремя жизни. Люди такого типа сходят с ума…»
Универсальную трагедию бытия оставим в стороне. С ума сходят люди и того, и этого типа: и «рабы», у которых осталось представление о «свободе», и критически мыслящие личности, которые силятся выбраться из положения «рабов» и не могут. Но что важно в концепции Яковенко? Люди, которых он называет рабами, – такие же законные дети универсальной человеческой природы, как и люди, которых он называет свободными. Но если в природе человека и то и другое, если миру нужны стабильность и устойчивость так же, как динамика и риск, – то почему надо третировать «рабов» как недочеловеков, а «свободных» возносить до «сверхчеловека»?
Почему вообще так въелось в наше сознание заимствованное у античных греков деление, которое немыслимо приклеить к другим эпохам и формациям: ни к средневековым феодам, ни к городам эпохи Просвещения, ни к армиям Нового времени, жаждущим пограбить награбленное?
Я склонен делить мир человеческий не на два клана, а на три уровня. Эта концепция тоже выработана русскими философами.
В каждом человеке – три уровня: особь, индивид и личность.
Особь – это обеспечение и воспроизводство бренного тела. Особям как раз и нужны те котлы с дымящейся пищей, о которых справедливо вспомнил Игорь Яковенко.
Индивид – неделимая частица систем: гражданской, социальной, интеллектуальной и т.д. В этих системах индивид крутится на всех уровнях. То как инициатор, то как исполнитель, то как раб, то как надсмотрщик, а то и как звено коммуникации (мы с Игорем Яковенко и ещё легион таких же рабов пера и экрана).

И наконец, личность – это внутренний контакт человека с Абсолютом. В роли Абсолюта – Аллах, Будда, Пантократор, Вседержитель, Бог, отсутствие Бога... В этом смысле личность ни от чего не зависит. В нашей дискуссии в роли Абсолюта – Природа мироздания, голос которой Игорь Яковенко так хорошо слышит.
«Добровольному рабу надо сострадать».
Добровольному надсмотрщику, коноводу, вождю – тоже. Всем надо сострадать. Особенно когда роли путаются. То есть когда погонщик сам попадает в упряжку и тогда рвёт удила, пускает всё вскачь, опрокидывает телегу («Телегу жизни», как сказал бы Пушкин). В общем, рушит всё до основанья, а затем… а затем строит то же самое. Иногда в роли раба. Такой иногда и ставит телегу впереди лошади. Я имею в виду тех «добровольных рабов», которым Природа велела обеспечивать устойчивость бытия, а ситуация вознесла на роль «богов». В этой роли они часто сходят с ума… Ленина и Гитлера в качестве примеров достаточно? А то можно и продолжить список.
Приходится следовать Природе. В противном случае Природа ухмыляется и всё равно делает по-своему. Это в лучшем случае. А в худшем – оглоушивает невменяемое человечество парой мировых войн, после которых нам остаётся задавать вопросы: кто виноват и что делать?