|
|
От
|
IGA
|
|
|
К
|
И.Т.
|
|
|
Дата
|
18.12.2006 21:01:21
|
|
|
Рубрики
|
Прочее; Россия-СССР;
|
|
Современная литература как генератор архетипов и паттернов
http://www.igstab.ru/materials/Pereslegin/Per_Korchma.htm
<<<
С.Б. Переслегин
Российское экспертное обозрение, N1 (15), 2006
«Не обнажай в корчме…»
(Современная литература как генератор архетипов и паттернов)
- 1 -
Между предельными позициями лежит целый спектр возможностей, да и сами эти позиции: «Мир есть текст» и «Книга только отражает мир», - не выглядят абсурдными, хотя вера во всемогущество литературы сродни вере в Бога, а убежденность в ее бессилии, как правило, диктуется личными обидами «потерянных поколений» (на Марс не слетали, страну развалили, светлого Будущего не предвидится…). Обе реакции естественные, но какие-то… детские?
Первое ключевое понятие – детский.
Детские книги оказывают очень сильное влияние на людей, вплоть до определяющего. Российский список «школьного чтения» за последние 25–30 лет расширился за счет хорошей переводной литературы, но принципиально не изменился. Крах СССР, как это ни странно, почти не повлиял на детское чтение на постсоветском пространстве. Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета (например, ужаснуться, как же недалеко мы ушли от эпохи тоталитаризма, или посокрушаться, что книги-то хорошие, да дети их не читают, или влезть в бутылку с узким горлышком, доказывая, что А.Гайдар пропагандирует сталинские ценности, а Дж.Толкиен – общечеловеческие), но, возможно, перспективнее пристально взглянуть на те паттерны1, которые транслирует современная детская литература:
Возьмем, к примеру, Дж.Роллинг с ее феноменальной – и заслуженной - популярностью. О чем говорят книги «поттеровского цикла», чему они учат? Тому же, чему и «Чучело», и «Голубятня на желтой поляне», и «Оборотень», и «Рыцари сорока островов», и «Хранители»: честь выше страха, дружба и преданность значат больше, чем послушание и преуспевание, ум способен выручить почти всегда, а там, где бессилен ум, поможет сердце. Инновацией же является нравственная асимметрия – у Дж.Роллинг добро относительно, в то время как зло абсолютно. Оказывается, условность добра, невозможность переложить нравственный выбор на некий «абсолютный авторитет» ничего не меняет: переход на сторону зла не становится более нравственным от того, что добро какое-то … сомнительное2.
Если книга оказывает значительное влияние на ребенка, то вряд ли мы погрешим против истины предположив, что литература тем сильнее воздействует на человека, чем больше в нем от ребенка. Из этой, скажем так, теоремы вытекает ряд следствий, почти все они нелицеприятные, однако… Вид Homo выделяется из общей биологической «палитры» не только наличием разума, но и прямо-таки неправдоподобно долгим взрослением. Детеныши разных высших млекопитающих ведут себя почти одинаково: тигренок гораздо больше похож на котенка, щенка или енотика, чем на взрослого тигра. Общими для всех детенышей поведенческими особенностями являются низкий коммуникационный порог и способность играть. Напрашивается связать эти детские черты с креативными способностями и «вообще интеллектом». Тогда получается, что человеческий разум – это затянувшееся детство?
Для человека характерно (и, в частности, за счет очень высокой продолжительности периода взросления) сохранение «детских» черт во взрослой психике. Здесь важна мера: чуть больше этих черт, и человек оказывается неспособным к деятельности – возникает безответственная инфантильная особь, в биологических сообществах обреченная, в мире людском иногда выживающая… к сожалению. Чуть меньше – и человек роботизируется, теряя всякую потенцию к развитию и, следовательно, к творчеству. Литература играет свою роль в поиске баланса.
- 2 -
Детская литература подчиняется собственным законам и слабо зависит от социальной, национальной и прочих «рамок»; она транслирует некое общечеловеческое начало. Воспитанные эволюцией в логике беспощадной внутривидовой конкуренции, крупные приматы некогда были вынуждены перейти к социальному существованию и придали смысл понятию «целого», будь то род, племя или иной коллектив. Точно так же им пришлось поставить «разум», то есть, триединство способностей к творчеству, коммуникации и совместной деятельности, выше физической силы. Возникновение представлений о «целом», их рефлексия в индивидуальном и общественном (обобществляющемся?) сознании привело к появлению внелогических правил поведений, что, в свою очередь, породило культуру как специфический человеческий феномен3 и превратило биоэволюцию в социальное развитие. Любая детская литература всегда содержит в себе «память былых времен», мифологию самой мифологии. Что бы ни был призван транслироватьсторически/политически/национально/конфессионально конкретный текст, между строк будет читаться:
«И во веки веков, и во все времена//Трус-предатель всегда презираем.// Враг есть враг, и война все равно есть война,//И темница тесна, и свобода одна,//И всегда на нее уповаем…»
В этом отношении детская литература принадлежит Культуре в общечеловеческом смысле этого понятия, в то время как «взрослая литература» принадлежит частным культурам, то есть она исторически, социально (и так далее) обусловлена. Она «бьется» на элитарную и массовую (деление гораздо более общее, нежели общепринятое – на художественную и публицистическую, или, еще того хуже – на развлекательную и серьезную)4. И та и другая «взрослая» литература решает три социальные задачи: «раскрывает глаза на», то есть ярко и образно отражает проблемное настоящее, дописывает, переписывает, переформатирует прошлое, и создает образ еще не существующего, но витающего в воздухе, то есть сочиняет Будущее.
Эти задачи соответствуют трем основным базовым процессам, протекающим в обществе: сохранению культуры, развитию культуры, ароморфозу культуры (под «ароморфозом» мы здесь понимаем спонтанное изменение, появление новых форм и сущностей, революцию в культуре).
О русскоязычной элитарной литературе в логике поставленных в начале статьи проблем сказать просто нечего. На актуальные вопросы она не отвечает, поведенческих паттернов не транслирует и общественные запросы не удовлетворяет. Просто потому, что ее почти никто не читает. В том числе – и элиты. Или даже, прежде всего – элиты.
В обществе, в котором до любой революции далеко, у определенной специфической группы людей принято и престижно публиковаться в малотиражных «толстых» журналах и принимать в них традиционные литературные позы, изучать образцы прошлого и ругать настоящее, как несоответствующее высоким идеалам литературы и образования. Гуманитарная интеллигенция сегодняшней России как раз и уповает на прекрасные воспоминания и занимается «литературной археологией», за что ей спасибо, потому что культура таким образом сохраняется, а преемственность поколений ее потребителей не разрывается. Однако, в деятельностную «рамку» высокая литература не выходит и, по сути, представляет собой рафинированную и очень скучную игру для взрослых. Для весьма специфического взрослого «комьюнити».
Среди массовой литературы принято выделять в самостоятельные «жанры» детектив и фантастику. Также отдельной строкой учтем публицистику, тем более, что именно в России книги non-fiction регулярно возглавляют списки бестселлеров. Выключим из рассмотрения такое специфическое «блюдо», как «женский роман» (о причинах популярности этого жанра надо спрашивать психиатров и сексопатологов, к социальным проблемам тема не относится).
Сразу же отметим, что литература, обращенная «в сегодня», даже очень массовая и успешная, обладает очень слабым трансляционным потенциалом. Связано это с заполненностью соответствующих областей информационного пространства. Книга В.Пелевина «Generation P» весьма точно отражает политтехнологические реалии конца 1990-х гг. Как выразился один из профессионалов в этой области: «дотошный и занудливый производственный роман». Нет никакого сомнения, что «Generation P», появись оно лет на десять раньше, самым активным образом участвовало бы в построении «посттоталитарной демократии» в России: из этого текста пришли бы узнаваемые фигуры акторов, «коронные» фразы, паттерны делового и личного поведения. Но на рубеже веков политтехнологическая «ниша» была уже застроена, и роман смог только отразить ее в зеркале, в меру кривом, в меру магическом.
Бестселлеры никогда не отражают ни прошлого, ни будущего. Они всегда текущи и всегда «над пропастью во ржи»; напряженно дрожит их проблематика и будоражит нас, мешая потреблять без смысла в пустоте капиталистического бытия. Бестселлеры актуальны, и они отражают конфликт поколений. Ну, если не конфликт поколений, то, хотя бы, диалектический противовес добра и зла. Массово продаваемые книги отражают интерес читателя к героям и ситуациям, метафорам и онтологиям, которые представлены в этих книгах. «А что я им вру, что ли?» - спрашивает герой В.Пелевина. Популярные книги о настоящем показывают только одно: вся наша жизнь имеет смысл, такая как она есть: с благородными бандитами Устиновой, с трансцедентными проститутками Пелевина, с учениками кудесника Е.Лукина, с японскими «Звонками» из будущего и колодцами из прошлого, с ошибками в химии и геологии умненькой Ю.Латыниной, с Поттерами всех мастей во всех школах и во веки веков, аминь…
Эту литературу потребляют, как умеют, причем для одних потребление - это рефлексия над Пелевиным, а для других - мечта стать героиней бандитского прикола Д.Донцовой. Каждый жует хлеб в соответствии с имеющимися зубами, а кто-то и совсем не ест. Про всю эту литературу, «настоящую» по сути и по дате выхода говорят, что она плагиат… Наверное, с Гомера, Библии, Корана, Книги перемен и т.д. В действительности, это – бесконечная рекурсия сегодняшнего бытия. Сто тысяч отражений. Такая литература ничего не формирует. Ее формируют процессы в обществе, политике, культуре. Она – результат, а не причина чего-то. Она есть, как у нас есть компьютеры и термоутюги…
Книги о сегодняшнем дне – они всегда вторичны по отношению к текущей Реальности. Ругая «чернуху», «порнуху» и (не знаю, каким бы термином определить творчество автора «Голубого сала»5? может быть, «грязнуха»?), современной российской интеллигенции стоит вспомнить замечательную детскую сказку В.Губарева «Королевство кривых зеркал» и фразу оттуда: «А я, между прочим, только твое отражение».
В этом смысле – литература не столько социальный конструктор, сколько социальный индикатор, «градусник». Температура у нас, конечно, повышенная, аж зашкаливает. Но, во всяком случае, социальный организм борется.
- 3 -
Литература, обращенная в прошлое, способна переформатировать реальности. Дело в том, что критически анализируя минувшее, она и настоящее ставит под сомнение. А квантовые свойства истории в том и заключаются, что усомнившись в текущей Реальности, можно сменить эту Реальность. Тогда, насколько можно судить по аналогии с теорией тоннельного перехода, одно общество скачком сменится на другое – с другой историей и другими идентичностями.
В этой логике самой опасной попыткой переписать историю является деятельность В.Суворова и «суворовцев», не устающих доказывать, что Германия напала на Советский Союз в рамках справедливой оборонительной войны. Далеко не безобидной игрой оказывается и пресловутая «новая хронология», которую студенты МГУ давно «припечатали» к полу формулой: «Через Греко-Палестину, пряча ладан в ятаган,// Делал хадж на Украину // Римский папа Чингисхан». Откровенно говоря, мне трудно понять, какая Реальность может получиться из мифологической Вселенной Фоменко. Боюсь, несовместимая с существованием разумных существ…
А вот Реальность В.Суворова легко представима, и для многих она привлекательна. Ведь автор «Аквариума» и «Ледокола» борется, отнюдь, не с мифами о Второй Мировой войне6. Его задача гораздо шире – вычеркнуть из Истории целую эпоху тоталитарных войн. Для того, чтобы сделать это, нужно – буквально действуя по Фоменко – отождествить социализм с фашизмом, уничтожив «по дороге» всякую разницу между ними.
Еще раз подчеркнем, историческая литература воздействует на настоящее через реинтерпретацию прошлого. Историческая аналитика (в том числе и расплодившиеся ныне «альтернативки», часто лежащие на грани между публицистикой и фантастикой) укрепляет текущую Реальность, обогащает ее новыми сущностями, добавочными гранями и цветами. Военная мемуаристика, широко издающаяся в РФ с 1998 года, разнообразные критические, аналитические и справочные издания, обращенные к истории нацистской Германии, отвечают на актуальные вопросы о «нас - сегодняшних», о диалектике побед и поражений, об исчезающих из истории и человеческой памяти уникальных культурах нацистской Германии и сталинского Советского Союза.
К нацизму или неонацизму все это не имеет никакого отношения. нацисты книжек не читают и чужими исчезнувшими культурами не интересуются. У них совершенно другие паттерны поведения.
- 4 -
Переписывая историю своего «бывшего», осознавая правды и неправды прошлых лет, примеряя себя в «туда и обратно», человек развивается и становится способным понять, где он во времени со своей маленькой свободой, а где мир с его хитросплетением родов, племен и судеб. Полезно путешествовать даже на чужой машине времени с путанными траекториями возврата. Полезно примерять наряды дедов и мечи самураев, искусства древних королей и традиции друидов. Полезно собирать пазлс из событий: нет-нет да и поймешь, как развивается цивилизация и как можно вычислить будущее по нехватающим в картинке квадратикам. Опасно только потерять точку отсчета и затеряться во времени.
Ролевики и реконструкторы, любители играть в стратегии на картах быстрее въедут в Будущее, чем те, кто читает про то, как живется и умирается сейчас. Почему? Потому что в играх они насмотрелись не существующего, но возникающего, не реального, но вероятного.
- 5 -
Если информационные ниши, отвечающие за сегодняшние паттерны поведения и виды деятельности застроены, то относительно завтрашнего дня все не так очевидно. Иными словами, текст может транслировать образы и стили, соотносимые с Будущим – неизбежным, возможным или вероятным. Традиционно книги, соотносимые с Иной Реальностью, нежели Текущая, принято относить к фантастике.
Разговор о современной российской (да и мировой) фантастике уместно начать с констатации кризиса этого литературного направления, и вряд ли мы погрешим от истины, если свяжем этот кризис с отсутствием в обществе четких представлений о будущем, да и серьезного интереса к этой теме.
«Общество потребления» учит жить сегодняшним днем, и от количества «первых учеников» рябит в глазах. Х.Мураками сунулся было к жаббервогам – плохо приняли его же собственных героев. Из Будущего – ему за попытку спасибо! Произведение ругают. Жанр нарушен.
В СССР пророки были как-то не в чести, а вот фантастика проросла с обочин из-под запретов, своим учителем считая М.Булгакова…Фальстарт Советов породил и фальстарт образов Коммунистического будущего. Девальвация прошла. М.Булгаков остался. И.Ефремова забыли или почти забыли. Стругацкие погрустнели, но прикинулись онтологией для тех, кто сегодня стал элитой страны. Нерефлективной, капитализированной по шею, упертой, но элитой… Нового образа Будущего нет. Встречаются пока под этим. Сделано на совесть…
«В общем и целом» для современной фантастики характерно отсутствие нового (в сравнении с классическими текстами советского периода) видения Реальности – хоть как целостного Представления, хоть как набора деталей, значимых не только для антуража.
Тем интереснее отдельные исключения – нечастые, что здесь, что на Диком Западе.
Д.Симмонс в своей тетралогии7, новаторской как по форме, так и по содержанию, глубоко обсуждает проблемы новой трансценденции. Для того чтобы определить содержание «Илиона», не пересказывая книгу целиком, в моем распоряжении нет достаточного количества терминов. Скажем так: изображены не самые очевидные черты умирающей цивилизации, некогда владевшей сверхтехнологиями.
В.Виндж подробно и тщательно анализирует физически нетривиальную вселенную в «Пламени над бездной», не забывая по ходу дела иронизировать по поводу современных Интернет-чатов. В той же книге автор работает с негуманоидной психикой, более того, с распределенной негуманоидной психикой. Интерес с точки зрения создания новых паттернов представляет и дилогия «Война миру» - «Затерянные в реальном времени».
Российские (советские) авторы, когда-то лидировавшие на «рынке образов Будущего», сейчас почти не представлены на нем. Разумеется в «Опоздавших к лету» А.Лазарчука выстраивается метафорическая модель нестационарных информационных объектов, там же проводятся сложные аналогии между макро- и микровселенными, рассматриваемыми в вероятностном формализме, но этот роман относится не к нашему времени, а к началу 1990-х годов. В известном смысле, «Опоздавшие…» - последний советский фантастический роман. Что, впрочем, не мешает ему активно транслировать образы и паттерны.
Несколько более современным (по времени написания) является обстоятельный разбор Г.Л.Олди и А.Валентиновым мифологических динамических сюжетов в «Троянском цикле». Наконец, совсем недавно вышел «Портрет кудесника в юности» Е.Лукина, а этот насквозь ироничный текст способен формировать и образы Будущего, и общественные запросы.
Это не все, конечно, но почти все.
Слишком большой процент фантастов предпочитают выполнять хорошо оплачиваемые социальные заказы из настоящего. Литература Будущего замерла перед рывком – родиться или нет. Предыдущая фантастика родилась в застенках «Железного занавеса». Фэнтази наших дней заменила детям мечту о кровавых битвах и белоснежных победах. Так, завернувшись в метафору, формируется современная «пятая колонна»: мы сделаем ваше Будущее из Прошлого, потому что иначе его больше не из чего делать. Р.Желязны и А. Азимов умерли в подозрительно похожем сюжете.
- 6 -
В современном детективе страсть к качественному выполнению «запросов потребителя» проявляется гораздо сильнее, чем в фантастике. В этом жанре практически невозможно создать что-то оригинальное: любая находка немедленно тиражируется в десятках и сотнях наименований.
За последние два года постепенно начали «умирать» бандитские сериалы. Во-первых, это поле деятельности уже застроено, во-вторых, реальность и книжные представления о ней потеряли в какой-то момент всякую корреляцию (вообще говоря, чем более стремится автор детектива изобразить «реальную жизнь», по их мнению, сплошь состоящую из заказных убийств, наркотиков и групповых изнасилований, тем более неправдоподобной получается «картинка»), в-третьих, читателю просто надоело. Зато неожиданно стал модным исторический интеллектуальный детектив, восходящий к А.Пересу-Реверте, если не к самому У.Эко. Упомяну через запятую «Дантов М.Перла, «Непогребенного» Ч.Паллисера, «Экслибрис» Р.Кинга. Из российских авторов назову, конечно, Х. Ван Зайчика с его детективом-Отражением «Евразийская симфония». Хотелось бы надеяться, что эта мегакнига с подзаголовком «Плохих людей нет» способна транслировать смыслы в и Будущее, и в настоящее…
- 7 -
Пора подводить итоги.
Литература может что-то транслировать, только если она претендует на массовость и при этом работает с контекстом, в которое вписано «сегодня». Такой контекст, обычно, создается прошлым (историческая публицистика, мемуаристика, аналитика, «альтернативные» исследования), будущим (это принято относить к фантастике) или восприятием читателя (детская литература).
Литература трудно управляема в тоталитарном мире. На самом деле в рыночной экономике она тоже плохо управляема, потому что креативность можно продать, но ее не удается купить. Можно заставить сотню авторов писать роман, прославляющий «Макдональдсы», можно даже заставить публику покупать эти романы, но, вот, чтобы еще их читать…8 Что же поделать с тем, что речь Президента о «так называемых мокрецах» всегда стилистически безобразна…
Поскольку литература не управляема, она ничего не транслирует, транслируют отдельные авторы. В меру сил, возможностей и разумения. Авторы, кстати, обычно осознают свою ответственность и приравнивают перо не к штыку, а к мечу, который, как известно, является оружием благородного боя. Ибо сказано: «не обнажай в таверне».
Литература удовлетворяет два альтернативных общественных запроса: на отражение действительности и на уход от действительности. На «самость» общества и человека и на их «инаковость». Литература не способна выполнить заказ на преобразование человека и общества, но честно пытается это сделать.
Сегодня литературу потребляют. Потребление эстетизируется. Что попало люди есть не хотят. Подросли стили публицистики и журналистики. «И желания становятся старше, и в возможностях больше свободы». Список бестселлеров, разумеется, не случаен, но предсказать, станет ли та или иная книга бестселлером, не представляется возможным. Точно также, как нельзя предсказать, кто из родившихся сегодня на планете Земля детей обретет бессмертную славу. Но, конечно, у первенцев королей и властителей шансов больше – в этом случае можно практически гарантировать попадание в число хорошо продаваемых книг литературных первоисточников кассовых фильмов. Успех влечет за собой успех.
Список бестселлеров будет меняться (очень медленно) в направлении повышения интеллектуальной насыщенности текста и целостности авторской картины мира. Весьма вероятно появление крупных мультимедийных проектов, совмещающих фильм (сериал), игру и книгу. Можно ожидать и создание литературных «римейков» по мотивам блестящих текстов 1960-х годов и даже более раннего периода.
Хотелось бы надеяться, что будет преодолен смысловой кризис российской фантастики, но пока соответствующего тренда что-то не видно.
«Сквозь нынешний день, не лишенный надежды,// И завтрашний выглядит необозримым.// Но небо уже самолетов не держит,//Но небо уже наливается дымом»…
Сноски
1.
“Pattern” (англ.) – регулярно повторяющееся в пространстве и времени явление. Также - лежащие в основе явления форма, образец, шаблон. – Прим. «РЭО».
[Назад]
2.
В текстах «поттерианы» чувствуется сильное влияние советской литературы второй половины XX века. В своей «веселой» ипостаси Хогвартс воспринимается (во всяком случае, моим поколением) как специализированная школа чародейства при НИИЧАВО. По мере развертывания событий и взросления героев возникают совсем другие ассоциации. «Мальчик со шпагой». «Дикая собака динго». «Завтра была война…» Почему-то никто еще не обратил внимание, что Дж.Роллинг пишет, по существу, военную прозу, книгу о детях, которые научились умирать раньше, чем целоваться.
[Назад]
3.
Интересующимся данной темой автор рекомендует ознакомиться с работами А.Веркора «Люди или животные» и С.Лема («Культура как ошибка»).
[Назад]
4.
Термины «элитарная» и «массовая» ни в коем случае не надо понимать как мало- и многотиражная. Тиражная политика современных крупных издательств – это отдельная тема, далеко выходящая за рамки данной статьи. Несколько упрощая, скажем, что тираж книги и ее востребованность связаны слабой корреляционной, но, отнюдь, не функциональной зависимостью.
[Назад]
5.
Произведение Владимира Сорокина. – Прим. «РЭО».
[Назад]
6.
В отличие, например, от Д.Мельтюхова, который в своем «Упущенном шансе Сталина» занимается именно разбором тонкостей военной истории. Собственно, именно у Мельтюхова суворовские экзерсисы обретают некий смысл и входят в соприкосновение с реальным историческим материалом.
[Назад]
7.
«Гиперион», «Падение Гипериона», «Эндемион», «Восход Эндемиона»
Назад]
8.
Поэтому литература не способна ФОРМИРОВАТЬ потребности. Она принципиально отличается от рекламы тем, что реклама – это «по умолчанию ложь», а книга, все-таки, «по умолчанию правда».
[Назад]
<<<