Форум С.Кара-Мурзы

	От	IGA
	К	И.Т.
	Дата	20.03.2006 14:42:37
	Рубрики	Прочее; Россия-СССР;

Инфраструктурный класс

http://www.aurora1917.org/analiz.php?subaction=showfull&id=1142180669&archive=&start_from=&ucat=1&
<<<
Инфраструктурный класс
12 марта 2006 | Анализ

Уже много статей написано на тему возникновения в странах социализма классовой группы бюрократии, которая стала причиной гибели СССР. Исследование структуры эксплуатирующих классов – вещь, для революционера, безусловно полезная, но без анализа изменений в среде эксплуатируемых – однобокая.
Уже много статей написано на тему возникновения в странах социализма классовой группы бюрократии, которая стала причиной гибели СССР. Исследование структуры эксплуатирующих классов – вещь, для революционера, безусловно полезная, но без анализа изменений в среде эксплуатируемых – однобокая.

Что сейчас реально предлагает нам левое движение? Защиту интересов «рабочего класса, крестьянства, интеллигенции, всех людей труда» как в уставе КПРФ, либо последовательную поддержку исключительно рабочего класса как программы более малочисленных левых группировок.

В свое время переход к идеям диалектического материализма проходил под грохот классовых боев в Европе XIX века. Идея «слабого звена» оттачивалась под крестьянские восстания и «револьверные выстрелы» первой русской революции. Но где сейчас революционные массы? Где то общественное движение, которое заставит пассионариев, лихорадочно догоняя ритм времени, разменивать свои жизни на миг осознания исполненной исторической миссии?

Оптимисты скажут, что среди людей труда сейчас дремлет класс, который, однажды проснувшись, подхватит историческую роль насильственного ниспровержения угнетателей и создания бесклассового общества. Но революции нужно знать уже сегодня, кто именно из слоев трудящихся встанет в авангарде.

Мы решили предложить свою трактовку передового класса современной России. В процессе производственного развития СССР, а в последствии РФ из пролетариата выделилась обособленная социальная группа, которую мы назвали инфраструктурным классом (или инфраклассом). Эту группу составляют люди, которые обслуживают процесс производства, следят за ним, служат посредником между буржуа и рабочими. С одной стороны, это врачи, работники науки, культуры и образования – они подготавливают людей к производительному труду. С другой – заводские мастера, служащие, ИТР, следящие за производственными и технологическими процессами, несущие большую ответственность, но получающие зарплату, часто меньшую зарплаты рабочего.

Члены класса инфраструктуры должны постоянно повышать свой уровень знаний, чтобы поспевать за развивающимися технологиями; должны в ходе своей деятельности иметь широкий круг общения (взаимодействия) с себе подобными. Это роднит их с пролетариатом начала XX века больше, чем основную массу современных рабочих, часто не заинтересованных в высоких профессиональных навыках из-за преобладания в процессе работы элементов простого труда.

Мы выдвигаем гипотезу о том, что авангард трудящихся в современной России тяготеет в сторону инфракласса. Так развал СССР с позиций этой гипотезы объясняется пренебрежением в КПСС ролью инфраструктурных слоев в советском обществе, и незаслуженным превознесением рабочего класса, который, объективно потеряв лидерство в обществе и деградировав, не смог защитить Советскую власть.

Как известно, рабочему классу в 1991-м противостояли «младшие научные сотрудники», которые вышли к Дому Советов, тогда как рабочие по всей стране благополучно просидели дома. А ведь именно рабочие без промедления принимались в ряды КПСС, тогда как представителю ИТР часто надо было претендовать на руководящую должность, чтобы стать членом партии.

Неосознанная активность инфракласса как пока еще «класса в себе» пришлась на 1998-2000 годы. Так в Брянске, прошлый состав горсовета (2000-2004 гг.) почти полностью состоял из учителей и врачей, однако идейная разобщенность этих слоев не дает им возможности развить свой успех; последние выборы (по крайне мере на Брянщине) – триумф буржуазии и административного ресурса. Нет той общей идеи, которая сплотит инфракласс и превратит его в полноценный боевой класс, который сможет стать авангардом революции и повести за собой остальных.

Исходя из этого, мы считаем, что в современной классовой борьбе необходимо опираться (будить первым) именно инфракласс, а не на рабочий класс. Рабочий сейчас часто заинтересован в зарабатывании денег, его доход зависит от объема выполненной работы (он слишком занят), наконец он постоянно ищет способ «подколымить», это взращивает в нем так противопоказанную революции мелкобуржуазность. Да что тут говорить, если на заводах (или у заводов) продают самогон, на который существует огромный спрос.

Пролетариат сейчас уступает в темпах своего развития многим буржуазным слоям, предположительно, это связано с тем, что эпоха простого труда на производстве закончилась, бригаде рабочих на токарных станках приходит на смену станок с ЧПУ, который обслуживает (уже не работает!) работник сложного труда – представитель инфракласса.

Нашу позицию не стоит понимать как отрицание роли пролетариата в революционном движении. Крестьяне, рабочие, военные, студенты и пенсионеры будут выступать как реактивная сила (вторая волна) в грядущей революции. В этой ситуации КПРФ, как единственная сила способная вывести страну из кризиса, должна не повторить своей перманентной ошибки – равномерной ориентации на интересы всех трудящихся. Да и «советские пенсионеры» не вечны. Это отчасти и невозможно, интересы групп трудящихся могут сталкиваться – особенной при стагнирующем производстве – отсюда истоки многих трясок внутри компартии. Также необходимо понять, что разговор о передовом классе уже сейчас не абстрактен.

От того, какой класс мы считаем передовым, строится тактика политической работы на ближайший федеральный выборный цикл. Бытует мнение, что победа оранжевых откроет путь развитию классического капитализма, а это в свою очередь впоследствии подымет класс рабочих на революционную борьбу. Но если пролетариат сейчас не является передовым классом? Еще как минимум одна пятилетка пройдет впустую. А ведь революционная тактика – это борьба в первую очередь за время.

В случае если передовыми слоями являются инфраструктурные слои, тактика борьбы кардинально меняется; главным становится не «Майдан» – легитимация власти через 1, 2, 3 туры выборов, а сама эта легитимность. Дело в том, что учитель, офицер или производственный мастер, скорее всего, последними подымутся на баррикады, но значительная часть машины государственного и экономического управления в их руках. Паразитическая элита им не нужна, она является их эксплуататором.

Как объяснить сложноорганизованной структуре необходимость уничтожения ее гнилой головы – это дело будущих социальных теорий. Но сама возможность отторжения инфраструктурой буржуазно-бюрократической элиты заслуживает пристального внимания уже сейчас. Поучителен успех «партии пенсионеров», как результата концентрации усилий на одной, но самой политически-активной социальной группе текущего момента. Правда, скоро «советских пенсионеров» не станет по объективным причинам, и на митинги ходить будет некому. Так что надо будить передовой класс уже сейчас.

Евгений Гайворонский, Василий Федин

Источник: http://forum.msk.ru
<<<

http://www.aurora1917.org/analiz.php?subaction=showfull&id=1142283218&archive=&start_from=&ucat=1&
<<<
ПРОЛЕТАРИИ ИНФОРМАЦИОННОЙ ЭРЫ
13 марта 2006 | Анализ

Так что пролетарии сегодня – это и те, кто работает на Microsoft, и индийские программисты в Бангалоре, и русские программисты, делающие аутсорсинг для западных транснациональных корпораций, и инженеры, продающие свой труд новым хозяевам бывших советских предприятий. Более того, определению пролетариата во многом соответствуют журналисты, репортеры и сотрудники газет и журналов: эти люди тоже ничем не владеют и, продавая свой труд, попадают в полную зависимость от тех корпораций, на которые работают

Илья Пономарев:

Илья Пономарев - эксперт в области информационных технологий и политического консалтинга, имеющий соответствующий опыт работы в компании "ЮКОС" и ряде транснациональных корпораций, в 2002-2003 годах - создатель и директор Информационно-технологического Центра КПРФ, руководитель аппарата Молодежного Левого Фронта (МЛФ). Подробнее: http://www.kprf.ru/personal/ponomarev/

гетто: - В настоящее время в политической и социальной теории часто всплывает параллель между работниками информационных технологий и пролетариями XIX века. Примеры - термин "cognitariat", особенно популярный у итальянских философов, и немецко-австрийская группа Oekonux, считающая, что условия для марксистской революции созрели только сейчас, и притом в области производства ПО. Что ты думаешь по этому поводу?

Илья Пономарев: - Конечно, в строгом смысле слова абсолютный знак равенства между работниками IT-сферы и пролетариатом, как он трактовался у Маркса и Ленина, ставить не следует. Прежде всего потому, что главным классообразующим признаком для последнего является отнюдь не вид профессиональной деятельности, а изолированность от собственности. После того, как индустриальная эра сменилась постиндустриальной, место материального производства, как фактора, определяющего классовую структуру общества, заняло, если можно так выразиться, производство финансовое. Деньги, делающие деньги, деньги, как товар в глобальном масштабе, сформировали иную, нежели при Марксе, структуру капитала, или, в современной терминологии, «геофинансов». Более того, благодаря чрезвычайно развитой системе мировых фондовых рынков кардинально сменился акцент в отношениях собственности. Право собственности само стало товаром. Благодаря этому незаметному, но по сути определяющему всю архитектонику современного мира экономическому «сдвигу», подавляющее большинство населения на планете попало в положение пролетариата XIX века. Естественно, истинные хозяева геофинансов пытаются всячески вовлечь в тот тип экономики, который даже на Западе получил название «экономики казино». Но, смею вас уверить, реальный контроль за всеми серьезными валютными и фондовыми потоками в мире принадлежит отнюдь не рядовым посетителям – акционерам или держателям банковских вкладов.
Однако если учитывать, что наше время есть эпоха перехода от постиндустриального к информационному обществу, то, наверное, самым активным и прогрессивным отрядом пролетариата должен быть носитель иной производственной сферы, нежели промышленный рабочий, который обычно имеется в виду в контексте индустриального общества. Современный передовой отряд, которому предстоит стать ядром нового общества, должен состоять из тех, кто объективно заинтересован в смене общественной формации, в общественном прогрессе. И я считаю, что мы действительно наблюдаем рождение нового носителя идеологии эксплуатируемых, того самого «пролетариата знаний» информационной эры – тех, кто включен в производство информационных средств производства. Так же, как и пролетарии XIX века они, согласно ленинскому определению, не обладают собственностью на средства производства и вследствие специфического общественного разделения труда должны продавать свою рабочую силу.
Так что пролетарии сегодня – это и те, кто работает на Microsoft, и индийские программисты в Бангалоре, и русские программисты, делающие аутсорсинг для западных транснациональных корпораций, и инженеры, продающие свой труд новым хозяевам бывших советских предприятий. Более того, определению пролетариата во многом соответствуют журналисты, репортеры и сотрудники газет и журналов: эти люди тоже ничем не владеют и, продавая свой труд, попадают в полную зависимость от тех корпораций, на которые работают. Правда, некоторые из них путают положение наемника с положением лакея, но это уже, как говорится, личный выбор каждого…
И если мы согласимся с тем, что они есть сегодняшний пролетариат, а затем посмотрим на концепцию диктатуры пролетариата, выдвигаемую коммунистами, то даже в таком не слишком высоко развитом обществе, как российское, обнаружим некоторые интересные вещи. А именно то, что диктатура пролетариата означает диктатуру правды, диктатуру открытости и прозрачности. Сегодня же, к сожалению, мы наблюдаем диктатуру буржуазии, контролирующей информационные потоки: кто имеет возможность контролировать компьютерные сети и телеканалы, тот имеет возможность контролировать средства управления обществом в целом. Следовательно, борьба за контроль над средствами массовой коммуникации со стороны левых партий и организаций означает сегодня борьбу за власть, что тоже не противоречит ленинской теории, а только трансформирует с учетом современных условий первоочередные задачи революции 1917-го: захват почты, телефона, телеграфа.
Поэтому основной задачей для современных коммунистов, с моей точки зрения, является пробуждение классового самосознания «нового пролетариата» как носителя перемен. Этого пока еще не произошло, потому что далеко не все представители перечисленных профессий и социальных групп почувствовали себя единым классом и осознали свою историческую роль. Однако уже можно заметить признаки того, что у многих представителей «нового пролетариата» возникает чувство некоей корпоративной солидарности, что хорошо заметно как в программистской, так и журналистской тусовках.

гетто: - Есть ли у Коммунистической партии программа в области ИТ?

И.П.: - Существующая сейчас у партии программа вообще страдает недостатком конкретики и четкости изложения. Она задает верное направление развития и декларирует, что стране надо двигаться в сторону инновационной экономики: стимулировать высокие технологии, делать ставку на программирование, биотехнологии, то есть на те отрасли, которые являются наиболее актуальными в информационную эру. Но о практических шагах в ней говорится не очень много. Некоторые считают, что так и положено в политической программе, однако мне кажется, что без этого людям трудно поверить в то, что мы понимаем, о чем говорим. А это обидно, ведь среди членов партии есть авторы конкретных разработок – вплоть до планов по созданию организационных структур, которые занимались бы национальным развитием в области высоких технологий, стимулировали бы внедрение этих технологий на традиционных производствах, их экспорт, гарантировали бы открытость экономики. Причем этот блок очень хорошо проработан. В моей команде есть сильные аналитики, некоторые из которых участвовали в разработке ФЦП «Электронная Россия», многие осуществили не один реально работающий проект.
Надо отдать должное и Глазьеву. Он сегодня – один из немногих политиков, кто озвучивает проблемы развития информационных технологий. В своих выступлениях он высказывает много соображений, важных для развития отрасли ИТ. Хотя Глазьев все же не очень хорошо понимает этот сектор. Он экономист, а hi-tech для него чужд, он даже e-mail сам не читает. Наша команда в этом смысле – от сохи. От информационной сохи… (смеется)

гетто: - Ну что же, расскажи о поле, которое ты пашешь своей сохой. Есть ли в стране предпосылки для развития инновационной экономики?

И.П.: - Инновационная экономика в России в прошлое десятилетие не могла нормально развиваться по причине нашего благословения и нашего проклятия: богатейших природных ресурсов. До сих пор последовательно выбирался самый простой путь – государство полностью полагалось на это конкурентное преимущество российской экономики. Однако природные ресурсы, как правило, сосредоточены далеко на Севере и для их добычи требуется очень много вложений, а также гигантские корпорации. С другой стороны, налоги от их добычи и реализации, по идее, должны распределяться в интересах северных территорий и городов, которые там расположены. В итоге мы давно находимся в замкнутом круге – для роста добычи нужны инвестиции, а для того, чтобы найти денег на инвестиции, нужен рост добычи. Какие уж тут высокие технологии!
Другая проблема – это последствия приватизации. Для России приватизация была не экономическим процессом, а политическим. Наша страна побила все мировые рекорды по растратам национального имущества: за четыре года за гроши было распродано 80% национального достояния, что привело к созданию беспрецедентной системы олигархического капитализма. 22 олигополии контролируют более 50% объема национального производства. Колоссальный уровень концентрации крупного капитала создает невыносимые условия для деятельности мелкого бизнеса, а также ставит правительство в зависимость от нескольких олигархов. Я не буду здесь рассуждать о том, стали ли нефтяные компании приносить большую прибыль со сменой формы собственности – из государственной на частную, - но совершенно ясно, что в современных российских условиях они отличаются чудовищной социальной безответственностью. Принцип национальной буржуазии: «Выкачай побольше денег и вовремя исчезни». Но одновременно они более привлекательны для инвесторов, чем представители отрасли высоких технологий – поскольку все сырьевые компании в современной российской экономике имеют большой объем чистой прибыли.
Мое твердое убеждение в связи с этим: в России не может развиваться hi-tech, пока не будет уничтожена олигархия. Причем это объективно, и даже искренние желания отдельных олигархов вкладывать средства в ИТ не могут изменить ситуацию.

гетто: - Каково положение сейчас в стране с ИТ? Какие основные проблемы, главные тенденции?

И.П.:- В принципе, я считаю, что в России сейчас сложилась уникальная ситуация с точки зрения наличия предпосылок для стремительного развития информационных технологий. У нее есть три аспекта.
Первый аспект – отсутствие технологического отставания России от Запада в этой сфере. Один из идеологов компьютерной революции, американский ИТ-публицист г-н Дворак говорил, что России очень повезло, поскольку у нас компьютеризация началась уже после эпохи мэйнфреймов и нам не пришлось выкидывать большое количество отсталого оборудования: все изначально ставили себе передовые персоналки и современный софт. В результате появилось большое количество нужных специалистов и технологии развивались в наиболее перспективном направлении. Эта тенденция сохраняется до сих пор. Тот факт, что в течение долгого времени потребление компьютерных технологий в стране было ограничено наличием многих других проблем, позволяет российским предприятиям теперь обращаться сразу к последним подходам и решениям, минуя переходные этапы. Они не обременены ранее внедренными системами, на модернизацию которых требуется тратить дополнительные средства. К тому же стоимость технологий все время падает, барьер входа все время опускается, становясь доступным для все более широкого круга потребителей. Это очень, на мой взгляд, положительно с точки зрения развития ИТ.
Второй аспект – экономический рост, который наблюдается в стране, порождает рост платежеспособности предприятий. Многие из них сейчас заинтересованы в выходе на западные фондовые рынки. Им надо внедрять западный софт для того, чтобы показать, какие они прозрачные и современные. Это тоже очень важный фактор, стимулирующий внедрение новых технологий. Когда я работал в этой сфере, то примерно половине моих корпоративных клиентов те или иные программные комплексы (особенно SAP R/3) требовались не для того, чтобы на них работать, а для того, чтобы продемонстрировать их инвесторам. И, несмотря на то, что в последнее время из-за дела ЮКОСа этот процесс практически остановился, все же он остается важнейшим фактором, определяющим величину и структуру спроса на информационные технологии на внутреннем рынке.
Третий аспект связан с внешним рынком. Стоимость труда в Западной Европе и Соединенных Штатах настолько выросла, что производства, не связанные со значительными капитальными вложениями (как ИТ), гораздо проще вывести в страны с дешевой рабочей силой. Тенденция роста аутсорсинга в последние годы приобрела такой масштаб, что стала одной из ключевых тем в ходе президентских выборов в США! В то же время центры оффшорного программирования в странах третьего мира становятся локомотивами экономического роста в своих регионах.

гетто: - Бангалор?

И.П.: - Да, самым продвинутым регионом, с точки зрения экспорта услуг оффшорного программирования, до сих пор была Индия. Это одна из главных статей национального экспорта – около $10 млрд. в 2003 году. У индусов все хорошо – они работящие, готовы мало получать, знают английский язык как второй родной, большая диаспора в США, помогающая остающимся на родине получать контракты. Но года два назад в сознании инвесторов произошел надлом, потому что регион стал зоной геополитической нестабильности. В тот момент, когда Индия и Пакистан стояли на грани ядерной войны, все ИТ-инвестиции туда на время прекратились. Эта ситуация отрезвила инвесторов, теперь многие хотят диверсифицировать свои риски. Тем более что нестабильность здесь продолжает нарастать: Пакистан – это Бен Ладен, рядом – Иран, Ирак, то есть «ось зла».
Второй центр оффшорного программирования – это Китай. Он очень важен и мог бы иметь большие преимущества. Но для США эта страна – стратегический конкурент, и американцы напрямую говорят, что «сейчас мы им закажем софт, а они сделают в нем закладки, и в критический момент у нас все перестанет работать». Поэтому, заказывая у Китая продукцию, они стремятся к тому, что софта было поменьше, железа – побольше, и чтобы железо было такое, в котором все понятно: ни одного лишнего чипа. Стратегические продукты, особенно компоненты операционных систем и систем управления, там не заказываются.
И, плюс ко всему, наше государство принципиально не понимает специфики развития ИТ-сектора. Все его действия на этом поле идут скорее во вред, чем на пользу. В результате у отечественных ИТ-предпринимателей при слове "государство" первой ассоциацией становится слово "проблема". В то же время, в других странах национальные правительства являются верными друзьями предпринимателей, работающих в области высоких технологий, считая их стратегически важными для экономического развития. Зачастую они решают вопросы обеспечения вновь создающихся предприятий заказами либо оказывают им помощь другими способами. Например, в Англии, Франции и ряде других стран созданы специальные структуры, которые называются "национальными технологическими брокерами". Они являются универсальными посредниками между предприятиями высоких технологий и потенциальными потребителями - своего рода "Рособоронэкспортами" на рынке hi-tech.
Есть цифра, которую я люблю называть, и о которой мало кто задумывается. Давайте сравним рынок вооружений и рынок информационных технологий. Первый считается стратегическим, им занимается лично президент, на нем работают исключительно госкомпании. Его суммарный годовой объем составляет примерно 20-25 млрд. долларов в год, из которых путем свободной конкуренции перераспределяется 7-8 млрд. Доля России на нем составляет от 3,5 до 4,5 млрд. долларов. Она - второй по величине игрок на мировом рынке вооружений после Соединенных Штатов, чем мы очень гордимся. Причем значимая часть этого экспорта - разные бартерные сделки: откуда-то за истребители нам поставляют пальмовое масло, откуда-то - сахарный тростник и т.д. И этим занимается лично президент! Отслеживает конкретные сделки, ездит по миру, лоббирует наши интересы.
Теперь вдумайтесь в цифры, касающиеся рынка программирования: только международные заказы на оффшорное программирование составляют сейчас свыше 20 млрд. долларов в год, из которых на Индию приходится около половины. Всего же рынок программных продуктов - это более 120 млрд. долларов ежегодно! Россия сейчас экспортирует программного обеспечения примерно на 300 400 млн. долларов в год, а весь наш рынок ИТ-услуг составляет около 1 млрд. долларов в год - из 120 млрд. долларов возможных! Мы делаем просто крохи, по сравнению с тем, что могли бы делать. Наше государство этого не понимает, не видит и этим не занимается. Вот в чем проблема.

гетто: - Пожалуйста, расскажи о политическом смысле ИТ. Иногда возникает ощущение, что интернет закроют.

И.П.:- Я не верю. Угроза есть, конечно, у нас все возможно, но… Другое дело, что интернет может превратиться в главное орудие тоталитаризма. Как любая технология, он может быть средством борьбы за свободу - он ведь и родился как децентрализованная система - но может быть использован и как Большой Брат, который за всеми смотрит! Когда любой холодильник, любая микроволновка подключены к интернету; когда книги, газеты, журналы являются электронными устройствами, на которые ты грузишь информацию для чтения, а твой телевизор угадывает, какую передачу ты хочешь посмотреть сейчас; когда твой унитаз проводит интерактивный медицинский анализ твоего здоровья и вытаскивает из интернета рекомендации врача (а ждать всего этого осталось совсем недолго) - то это создает предпосылки не только для невиданного ранее удобства жизни, но и для невиданного ранее контроля за каждым шагом, каждой мыслью, каждым чувством.
Любое развитие технологий - это увеличение возможностей. Но чем больше человек может, тем менее он свободен. В СССР в ходу была сталинская максима: "По мере приближения к коммунизму классовая борьба нарастает", - и острые на язык люди говорили: "Перед коммунизмом мы все должны лечь костьми". Эта фраза являлась отражением общественного убеждения о недостижимости всего идеального (идеального общества в том числе). Так же и с интернетом: чем больше технология развязывает человеку руки, тем больше свобода становится осознанной необходимостью. Чем больше у человека потенциальной свободы, тем меньше этой свободы у него в реальности. Он вынужден делать то, что ему диктует общество. Когда, условно говоря, у каждого индивидуума есть возможность для абсолютной свободы и абсолютного самовыражения, тогда он контактирует со всем остальным человечеством одновременно, и это значит, что каждый должен учитывать интересы каждого.

гетто: - Да, это как у братьев Стругацких в "Понедельник начинается в субботу": маг, достигший всемогущества, не мог сделать ничего, поскольку последним условием всемогущества было то, что его действия не могут причинять ни малейшего вреда ни единому существу во Вселенной…

И.П.: - Да, совершенно верно!

гетто: - Но давай теперь поговорим о том, как можно использовать технологии в своих целях - целях, противоположных установлению надзора и контроля? Что из PR и ИТ может быть использовано в долгосрочной перспективе для левого движения? Ведь PR и ИТ учат нас - учат тому, как развивается общество...

И.П.:- Сначала договоримся до одной простой вещи: технологии не могут быть целью и не могут быть самостоятельной ценностью вообще. Они - всего лишь средство решения тех или иных вопросов. Чем больше общество развивается, тем шире набор инструментов, которые оно имеет. Мы постепенно накапливаем багаж. Все больше и больше степеней свободы появляется у человека, который пытается влиять на реальность и ее конструировать. Соответственно, чем больше инструментов, чем более современны и совершенны средства конструирования реальности, тем более она преображается в виртуальность. Что мы, собственно, и видим на примере российской политики. И наиболее жесткие общественные конфликты, на мой взгляд, будут происходить тогда, когда будут наиболее наглядно высвечиваться расхождения между реальностью и виртуальностью.
Например, это проблема нашей современной власти. У нас - виртуальный президент, чей образ совершенно не соответствует его содержанию. В этом смысле, Буш, будучи очень похожим на Путина по многим признакам, в то же время гораздо более гармоничен, поскольку не претендует на роль великого мыслителя, отца нации, выдающегося стратега. Он не стесняется своих недостатков, не боится отстаивать свои достаточно специфические взгляды. Каков он есть, таким и предстает обществу: техасский ковбой. Кому-то нравится, кому-то не нравится, но там дискутируют по поводу реальной политики, реального человека, а не виртуальных образов. Поэтому там гораздо более плотная и содержательная избирательная кампания - борьба между Бушем и Керри, борьба между двумя разными взглядами на развитие Америки и всего мира. В нашем же случае все по-другому: пожиная плоды действий Путина реального, мы дискутируем с его виртуальным образом. Когда этот конфликт обнажится до предела - будет, с моей точки зрения, взрывообразная реакция.
Однако приведение российской политической ситуации к норме не означает, что пиар-технологии ожидает кризис. Напротив, развитие информационного общества предопределяет их дальнейшее развитие и конвергенцию. Да и сам термин "пиар-технологии" объединяет сливает в нечто единое то, что наработано, с одной стороны, в средствах массовых коммуникаций, с другой - в области информационных технологий. Да и термин "информационные технологии" в русском языке употребляется в двух значениях: специалистами в области информационных технологий сегодня называют себя не только компьютерщики, но и журналисты, занимающиеся пиаром в СМИ.

гетто: - Говорят чаще "гуманитарные технологии", "коммуникационные технологиии"...

И.П.: - Да, но все равно для пиарщика "информационные технологии" чаще всего ассоциируются с его профессией, а не с компьютерами. Кстати, когда создавался Информационно-технологический центр КПРФ, то имелось в виду, что он будет заниматься не реализацией проектов в области ИТ - перед ним ставились задачи, связанные с информацией и ее распространением, включая интернет, телекоммуникации, а также газеты, радио и телевидение. То есть, public relations в широком смысле.

гетто: - Говоря о том, что PR и ИТ нас чему-то учат, я имел ввиду, например, то, что нам нужно учитывать проблемы сложности. То есть, они учат нас тому, чтобы понимать, что мы действуем в ситуации высокой степени сложности, и поэтому наши действия должны быть также сложны, многоступенчаты. Меня интересует, разрабатываются ли такие структуры, стратегии, фреймы, в которых могло бы действовать левое движение? Или это ограничивается набором каких-то одномерных лозунгов?

И.П.: - Лозунги являются концентрацией убеждений. Это messages в чистой форме - сигналы, которые направлены к обществу. Сама процедура донесения сигналов до общества и есть PR-технология, а технический способ их донесения - информационная технология. И эффективность коммуникаций напрямую зависит от выбранного нами инструментария; от степени понимания нами тенденций развития общества. Современные информационные технологии позволяют нам строить математическую модель социальных процессов и предлагать оптимальные способы управления ими.
Так, нынешний уровень развития телекоммуникаций впервые в мировой истории позволяет уйти от традиционных иерархических, пирамидальных конструкций общественных связей. Как ясно из геометрии, подобный способ организации общества не оптимален, с точки зрения скорости и точности распространения информационных сигналов: он уменьшает скорость их распространения, одновременно увеличивая вероятность искажения информации, как следствие - уменьшает количество человек, могущих одновременно думать над той или иной проблемой. С помощью информационных технологий мы можем перейти к распределенным сетевым структурам, в которых система управления может не иметь четко выраженного центра и все ее звенья могут общаться со всеми. То есть мы можем подойти к государству без единоличного лидера (точнее, со сменяющимися лидерами), к обществу, где граждане действительно равны, с точки зрения их социальной роли. При этом, в такой системе могут быть формально неравноправные ядра, которые будут выполнять различные текущие организационные функции. Но эту систему всегда можно будет развернуть так, что ядра, которые в одном случае были менее важными, в другом станут случае станут более важными. Модель общества изменяется: из пирамидальной, иерархической она становится шарообразной. Время принятия решений в такой конструкции резко сокращается, так как сокращается время на распространение той или иной информации. А значит, такая модель становится более конкурентоспособной.
Это уже поняли транснациональные корпорации, в которых и вызревают сейчас новые управленческие технологии. А кто получит с их помощью стратегическое преимущество - бизнес или общество, - зависит уже от новых политических сил, и их способности адаптироваться к возможностям новых технологий.

интервью брали Джоан Ричардсон и Олег Киреев,
апрель 2004

Источник: http://www.dspa.info.
<<<