Все участники круглого стола — члены литературно-философской группы «Бастион».
Ведущий: Дмитрий Михайлович — историк.
Кирилл Бенедиктов — писатель, историк.
Дмитрий Володихин — писатель, историк, публицист.
Елена Мурашова — писатель.
Эдуард Геворкян — писатель.
Глеб Елисеев — критик, редактор сетевого журнала «Русскiй Удодъ».
Вадим Нифонтов — историк, публицист, издатель интернет-журнала «Русскiй Удодъ».
Д.М. Давайте по старому доброму обычаю начнем с определений. О Традиции с большой буквы в последние лет пять говорилось достаточно. После слова «Империя» это, пожалуй, самое важное понятие, ставшее ходовым в интеллектуальной жизни России. Но что отличает Традицию от... просто традиций? Например, от традиции раз в год ходить в баню 31 декабря и убегать от невест в Санкт-Путинбург?
Д.В. Традиция — это постоянная связь между нематериальной сверхценностью, управляющей всей цивилизацией, и вполне материальным социумом этой цивилизации. Традиция обязывает признать факт: ты служишь определенной сверхценности. Мощь Традиции измеряется прежде всего готовностью осознанно продолжать это служение, творить во имя него, защищать весь социальный механизм, сложившийся под воздействием сверхценности. Иными словами, Традиция — прежде всего способность определенного общества к самоограничению и целенаправленному действию; вектор того и другого определяется характером сверхценности. Для России такой сверхценностью является Православие. Наша Традиция — служение Святой Троице, Богу-слову, Богу-любви. Кто бы ни сидел в Кремле или в Госдуме, суть дела от этого не изменится.
Е.М. Обычаи — это те формы отношений, которые вырабатываются самим народом как наиболее подходящие для жизни в данных условиях. Но жизнь меняется, и то, что было благом, может стать тормозом. Представьте себе, что у вас объявился двоюродный дядя, который говорит, что вы должны во всем его слушаться, поскольку он — старший в роду. Вы пошлете его подальше — и будете правы. Клановых, родовых порядков у нас нет уже несколько веков, и стоит ли о них жалеть?
А вот традиции — это несколько другое. Без них — тоже никуда, они существуют даже в такой молодой разновидности литературы, как научная фантастика. Ну вот например: героиню нельзя изнасиловать, а героя нельзя кастрировать или «опетушить». Если присутствуют инопланетяне-гуманоиды, то какая-нибудь прекрасная инопланетянка просто обязана влюбиться в землянина, но нельзя, чтобы наоборот. Так вот, если завтра я захочу нарушить вторую традицию — я это сделаю. А вот первая... она способствует сохранению романтических образов, и ее нарушение почти автоматически выбросит автора за пределы жанра.
Иностранные журналы мод каждый год предлагают романтические платья в цветочек или в горошек. А наши женщины такого не носят. Если спросить, почему, то русская женщина ответит: «Я что — деревенская дунька?» А посмотрите на фотографии столетней давности: там будут женщины в платьях с оборками, часто в цветочек или горошек. Это был своего рода национальный костюм, пришедший на смену сарафанам. Отвергая свой национальный костюм, русские женщины отвергают и тот образ жизни, который он олицетворяет. А писатели-деревенщики не первый десяток лет плачут об утрате русскими женщинами скромности и целомудрия, но при этом призывают устранить симптомы, не доискиваясь до причины болезни...
Д.М. А в чем «причина болезни»?
Е.М. Разрушение традиционного общества. Еще лет 150 назад большинство русских людей, как известно, жило в маленьких деревнях среди лесов, причем семьи были большими, а избушки — маленькими. Очень трудно развиваться как личность, если живешь в избе, где людей как селедок в бочке. Так формировался определенный тип: человек, который не боялся медведя (ходил на него с рогатиной!), урядника (в таких местах государственные чиновники прав не качали), царя (а он вообще где-то далеко), но до дурноты боялся родного отца. Таким вот традиционным обществом государство могло и не управлять — оно отлично управляется само. А что сейчас? Современный горожанин ничуть не похож на описанный здесь тип человека.
Э.Г. Вы, Лена, говорите об отличии традиций от обычаев, а не о разнице между Традицией/традициями. А она, между тем, очевидна. Следование Традиции — это не тупое воспроизводство обычаев, это не сарафаны и срубы, а особое отношение к жизни, своей и чужой. Она включает и систему распознавания своих и чужих – причем вне зависимости от национальной принадлежности.
Д.В. Точно. Традиция — явление на порядок более высокое и сложное. Традиция — необходимое условие существования цивилизации, т.к. цивилизация, не связанная с нематериальными планами бытия, в принципе нежизнеспособна. Вроде младенца-урода, лишенного головного мозга... А именно таким каналом, связующей нитью, как раз и является Традиция.
Э.Г. В первую очередь Традиция представляет собой систему координат, в которой обеспечивается наиболее оптимальное бытование народа в его исторической полноте и следование его миссии.
К.Б. Собственно, под словами «Консервативная революция» понимается процесс восстановления традиционных ценностей, отодвигаемых на задний план, либо подвергаемых критике либеральной моделью современной цивилизации.
Д.М. Соединение понятий «консерватизм» и «революция» звучит несколько противоречиво.
Э.Г. Не стану отрицать, слово «революция» вызывает у меня негативные эмоции. Революция предполагает не только переворот, катастрофическую смену элит, с чем легко можно смириться, но и радикальный слом этических норм, устоявшихся в обществе. Почему это опасно? Рано или поздно изнашиваются адаптационные механизмы обыденного сознания — носителя Традиции, — и тогда происходит смена поведенческих модусов. Исчезает одно сообщество, возникает другое. Консерватизм я воспринимаю как идею сохранения традиционных ценностей, устоявшихся в течение столетий и адекватных историческому ландшафту.
Д.В. «Консервативная революция» — устоявшееся понятие, тут уж ничего не поделаешь. Оно, может быть, не самое удачное по форме, но давно «введено» в интеллектуальный оборот философами-традиционалистами.
К.Б. Консервативная революция не зовет вернуться к прадедовскому быту и не отрицает прогресс. Бессмысленно отрицать развитие и изменение — но определять направление этих изменений можно и нужно. Более того, на определенном витке спирали именно развитие либеральной модели приводит к застою и цивилизационному тупику, в то время, как Консервативная революция преодолевает эту опасность за счет продуманной иерархической организации общества. Модель либеральной демократии, принятая за идеал общественного устройства на Западе со времен Просвещения, обеспечивает глобальное усреднение цивилизационного уровня, иначе говоря, торжество посредственности. В результате всеобщих, справедливых и честных выборов к власти приходят одинаково серые, будто клонированные овечки Долли, лидеры. В области культуры произошло замещение интенсивной духовной жизни индустрией развлечений, направленной на удовлетворение примитивных запросов примитивных личностей. Одним из наиболее тревожных симптомов упадка либеральной демократии представляется повсеместный кризис религиозных ценностей, сопровождаемый бурным ростом всевозможных квазирелигиозных сект, в том числе и тех, которые несколько эвфемистически называют «тоталитарными». Для сторонников Традиции эти кризисные явления не являются чем-то неожиданным: об их неразрывной связи с либерально-прогрессистской моделью писали еще консервативные мыслители XIX века.
В последние годы опасность цивилизационного тупика становится очевидной для политических элит тех стран, которые долгое время считались маяками либеральной демократии. Сегодня можно с уверенностью говорить о возрождении неоконсерватизма в США, об усилении правой идеологии в таких странах, как Австрия, Франция, Нидерланды, ФРГ. Что же касается стран Юго-Восточной Азии, то либеральная модель для них изначально являлась чем-то искусственным и чужеродным. Таким образом, вполне возможно, что в ближайшие десятилетия мир ожидает масштабная консервативная революция. Ее основной целью станет борьба с глобальным усреднением, или, пользуясь термином Фрэнсиса Фукуямы, с «концом истории».
Д.В. Кирилл говорил абсолютно верно, добавить почти нечего. Я рассматриваю понятие «Консервативная революция» прежде всего в мистическом плане. По всему миру в последней четверти XX столетия началась духовная реконкиста, прежде всего принявшая вид религиозного возрождения. Я не говорю об исламских народах, о католическом движении в Испании и Польше, там подъем религии виден совершенно ясно. Я не говорю о России — у нас в 90-х годах рост Православия, поднимавшегося вопреки заскорузлой атеистической интеллигентщине, совершенно очевиден. Даже в предельно глухих к глубинным религиозным течениям англо-саксонских протестантских странах наметилось некоторое оживление. Что ж, перелом закономерный. Разрушительный, антитрадиционный процесс давно набирал обороты, а с 1789 года шел просто безостановочно. Сегодня мы наблюдаем глобальный откат, естественную отдачу. Человечество переело тухлятины и теперь очищается, испытывая своего рода рвотный спазм.
Консервативная революция, с моей точки зрения, — восстановление божественных начал в мире. Возвращение к Предначалью, восстановление заветов, заключенных с Творцом. Это не столько реконструкция, сколько, повторяю, очищение. Мир изменился, и не следует думать, будто возвращение к временам праотцев возможно. Но «большая уборка» или, если угодно, «великое возвращение имен» необходимы. Столько мусора скопилось!
Д.М. Получается, консервативная революция — своего рода антипод глобализации? Столь же глобальный, но альтернативный проект?
Д.В. Да. Просто да.
В.Н. Мне кажется, человечеству следует пройти через все соблазны глобалистской либеральной цивилизации, и закрывать ему этот путь, по-моему, глупо и бесперспективно.
Д.В. Не думаю. Если не сопротивляться, лет через сто никто даже не вспомнит, что может быть нечто принципиально иное. Не будет выбора, в силу отсутствия представления о выборе. На планете Земля станет задорно хозяйничать интеллектуальный труп человечества. А мертвеца оживлять — дело пустое. Да и некому будет его оживлять. «Закрывать этот путь» — необходимо, сопротивляться — необходимо. С нами Бог, и мы в конечном счете одолеем супостата. Но если драться всерьез, то надо четко осознавать не только против кого, но и за что. Поэтому концепция Консервативной революции столь важна.
Э.Г. Если глобализация неизбежна, то пусть это будет наша глобализация!
Д.В. Иными словами, глобализация по проекту русских консерваторов и традиционалистов. Сейчас это выглядит, боюсь, утопично. Но как знать... Времена меняются.
Д.М. Что бы ни делали русские, они всегда сделают «Русскую Вещь». А она неизменно представляет собой не совсем то, о чем договаривались изначально... Консервативная революция в России — тоже «Русская Вещь»?
В.Н. Идея Консервативной революции сыграла значительную роль в формировании сознания некоторой части русского образованного класса в начале 90-х гг. Это был период, когда многим казалось, что происходящее в России — следствие какого-то случайного сбоя в работе исторической машины, и что в самое ближайшее время этот сбой удастся ликвидировать. Поэтому, мне кажется, многие подразумевали под «консервативной революцией» не что иное, как восстановление СССР, советской политической системы и советского влияния в мире. Не более того, хотя и не менее. Считалось, в целом, что понятие «консервативная революция» шире этих целей, но её осуществление приведет, в частности, и к их достижению. Со временем стало ясно, что эти цели сегодня нереализуемы, а происходящее — не «случайный сбой», но прямое, непосредственное следствие того кризиса человеческого сознания, в котором пребывает наш мир с эпохи Просвещения. В этих условиях, если мыслить логически, идея Консервативной революции должна приобретать всё большее значение. Но этого не происходит. Почему?
Д.В. А по-моему, очень даже происходит.
В.Н. Сомневаюсь. Мне кажется, проблема состоит в том, что пока не настал момент для реализации идеи «модернизации без вестернизации». Это дело не самого близкого будущего, а пока получается, что консервативные революционеры в своём неприятии просвещенческой идеологии отрицают и то, с помощью чего в мире побеждает глобальный либерализм — технологическую мощь, а также её основы, в частности, экономические. В результате нынешняя когорта «консервативных революционеров» либо вырождается до банального ретроградства, либо под влиянием технологических успехов либерализма скатывается на леволиберальные позиции.
Г.Е. Говоря о возможности Консервативной революции в России, мы должны иметь в виду проблему «внешнего фактора». Постоянно. А как выглядит этот «фактор» все знают. При всех наших потугах на «величие» мы — зависимая страна (экономически, культурно, информационно). Как сказали бы средневековые летописцы, «земля, оказавшаяся под игом».
Слова «американское иго» стали привычной и даже заезженной метафорой. Однако ситуация, в которой оказалась наша страна и русский народ может быть описана только этими словами. «Иго». «Зависимость». Причем не менее серьезная, чем при монголах. Мы должны понимать одно — шанс для воплощения в жизнь идей консервативной революции в ближайшее время не появится. Российское оппозиционное движение с момента его возникновения губили две вещи — беспочвенные иллюзорные надежды и подсознательный «инсургентизм». Все ждали, что с минуты на минуту владычество «демократов» и контроль Запада над миром рухнут. Рассеются как бессмысленный морок. И для этого, мол, необходимо лишь одно усилие, одно резкое движение, «аксьён директ». Отдадим должное нашему народу — он на такого рода подзуживание не поддался и не повторил судьбы участников антитатарских восстаний второй половины XIII в.
Даже сравнение двух метафор: «американское иго» и «монгольское иго», не случайно именно в такой форме, порожденных массовым сознанием, наводит на мрачные и отрезвляющие размышления. Л.Н. Гумилев в своих книгах справедливо доказал, что монгольское завоевание было только финалом длительного кризиса, переживавшегося древнерусской цивилизацией. Можно не соглашаться с теорией этногенеза Гумилева, но то, что всеобъемлющий кризис был — это безусловно. Сейчас модно рассуждать о злодеях-перестройщиках, погубивших СССР, и писать книги, прославляющие павшую «советскую цивилизацию». С терапевтической точки зрения это даже полезно. Но, если трезво отдавать себе отчет в случившемся, то становится ясно: как и восемьсот лет назад, новое иго — результат кризиса русской цивилизации. Все внешние успехи СССР — это такие же эфемерные победы, как и военные триумфы Владимира Мономаха над половцами. Закономерен и конец Советского Союза — кризис завершился крахом. А поскольку война с новым нашествием шла на информационном поле, то и сейчас иго проявляется в первую очередь в информационной сфере и в области общественного сознания.
Д.М. Звучит слишком теоретично. Вы можете высказаться конкретнее? Каковы методы и маршруты Консервативной революции в России? Или у нас «тишина и пустота»?
Г.Е. Перспективы на ближайшие десятилетия, а то и на сотни лет для всех сторонников традиционных ценностей, для сторонников Консервативной революции ясны. Стиснуть зубы и пытаться хранить осколки духовной независимости. По мере возможности заниматься пропагандой и просветительством. Ведь свергнуть духовный (а уж тем более — военный и экономический) диктат США в обозримом будущем невозможно. А вот обмануть «баскаков», использовать их, в том числе и для сохранения нашего духовного своеобразия, возможно. (Хотя бы играя на идее «мультикультурализма» и спекулируя на «архаическом своеобразии русского православия»). Противно? Не спорю. Тоскливо от такой перспективы? Тоже согласен. Однако альтернативой будет уничтожение любых надежд на Консервативную революцию. А как ни крути, Россия остается для нее единственной потенциальной базой. Ну, не рассматривать же всерьез в качестве подобной базы Китай или мусульманские страны!
Конечно, церковь признала святыми и Михаила Черниговского, и Александра Невского. Но кто из них более любим и почитаем, более значим для Руси и русского народа?
Э.Г. Игры с «баскаками» возможны разве что на политических или экономических площадках. Что же касается мультикультурности… Вот здесь вопрос касается настолько тонких материй, что есть опасность заиграться. Если очень долго и слишком успешно притвориться «иными», что при смене поколений новая генерация забудет заветы отцов. Опыт некоторых бывших колоний в Африке или Южной Америке свидетельствует о том, что после ухода «баскаков» остается либо хаос, либо жалкая пародия на метрополию.
В.Н. Поэтому на сегодняшний день «консервативная революция» для меня лично — это чрезвычайно плодотворное литературно-публицистическое направление (как в Германии 20-х гг. прошлого века), высказывающее мысли, которые могут пригодиться лет через двести... Если, конечно, до тех пор либеральный глобализм не уничтожит всё живое. Но не более того. Поэтому я против политической реализации «консервативно-революционных» идей в нынешней России. «КР» сейчас позволяют существовать в качестве отдельной интеллектуальной лаборатории, и это уже хорошо. Выход консервативных революционеров на политическую сцену России непременно приведёт к тому, что и они, и всё вокруг них подвергнется небывало кровавому погрому со стороны новой Орды и её баскаков. Я этого не хочу. Думаю, и ни один нормальный человек этого не хочет. Но свободное существование такого течения, как «КР» — явный признак того, что политический либерализм ещё не перешёл к откровенной диктатуре. Как только ситуация изменится, станет ясно, что система, сложившаяся на Западе, обречена. И неважно, что её завершит — «консервативная революция» или столь желаемое многими вырождение человека в дрессированную обезьяну.
Э.Г. У России нет двухсот лет для ожидания благоприятного момента. Собственно говоря, у нее и двадцати лет не будет. Переформатирование мирового сообщества идет такими темпами, что счет идет на годы, а может и на месяцы. Затаиться в «интеллектуальных лабораториях» — это ли не апофеоз пораженчества? Собственно говоря, кто мешает множить такие «лаборатории» в виде клубов на местах, кто мешает работать с сильными мира сего, играя на их честолюбии, желании отложиться от Орды? В конце концов все решает воля. А уж технологии найдутся…
К.Б. В современных политических декорациях и с имеющимся составом актеров на российской политической сцене настоящая КР невозможна. Возможна только квази-консервативная, бюрократическая стабилизация общества после шока, вызванного попыткой пересадить либерально-демократическую модель на российскую почву. Для того, чтобы выйти за рамки этой ограниченной квази-консервативной системы, понадобится время и консолидированные усилия лучших представителей интеллектуальной, политической и экономической элит России.
Д.В. Полагаю, Глеб во многом прав. Возрождение и укрепление Традиции в России не должно сопровождаться какими-то фантастическими проектами, всплесками радикализма. Спокойное развитие русского православного государственничества, постепенное распространение русской православной самоидентификации россиян — этого пока достаточно. Наше дело — врасти в наше же, российское государство, пока еще достаточно чужое для собственного народа. Врасти и сделать его своим... Совершенно так же врасти в СМИ, в систему образования, в силовые структуры. Врасти и присвоить, насколько это возможно. Да, времени очень мало. Но следует хранить уверенность, быть усердными и хладнокровными в достижении наших целей. Нет нужды паниковать, устраивать баррикады или уходить в подполье. Мы у себя дома. Мы здесь хозяева.
Э.Г. Верно здесь одно: не революция нужна, а трансформация общества, наращивание пропаганды традиционных ценностей. Обучение и просвещение ими как можно большего числа молодых, социально и творчески активных людей.
Д.М. Ну а если спуститься с небес на грешную землю? Существует ли в России Консервативная революция как политическая реальность? Есть что-нибудь ощутимое?
Д.В. Успех блока «Родина» на прошлогодних выборах — ощутимое завоевание Консервативной революции. Лично я удовлетворен.
Э.Г. Результат последних выборов в думу — это всего лишь точка отсчета. Толку от политиков, мне кажется, будет мало, работа должна вестись на других площадках — массовая литература, СМИ, кино… В этом смысле продуктивна деятельность объединений аналогичных ЛФГ «Бастион». Особо отмечу, что работа должна вестись не на уровне полемики с носителями иных идей. Игнорирование действеннее спора. Плодотворный диалог может быть только между единомышленниками. Пора не ставить вопросы, а давать ответы, «что такое хорошо и что такое плохо». Пренебрегая при этом выпадами и выкриками патентованных глумливцев, записных провокаторов и профессиональных «общечеловеков». Адепты консервативной реконкисты должны своим примером являть собой образец для подражания. Тогда как мы сейчас под лейблом консерваторов видим, как правило, группы интеллектуалов, озабоченных больше собственным имиджем, готовым ради острого словца или эпатажа ради «менять концепции» как перчатки. Мне кажется, самое важное сейчас — задействовать объединительные механизмы, использовать все имеющиеся ресурсы для создания развивающихся общественно-политических структур.
К.Б. Вне зависимости от судеб гипотетической консервативной революции в мировом масштабе, Россия, как ни одна другая страна христианской цивилизации, может выиграть от восстановления попранной Традиции. В России либеральная демократия не пользуется ни популярностью, ни поддержкой сколько-нибудь влиятельных групп населения. Провал правых партий на последних думских выборах доказал это еще раз. Между тем успех блока «Родина», взявшего на вооружение инструментарий консервативной революции, говорит о том, что эта идеология всегда находит отклик в широких массах избирателей. Правда, следует оговориться, что поддержка народных масс не является определяющим условием победы консервативной революции: подобного рода процессы всегда контролируются сверху. Поэтому важнейшим фактором, обуславливающим успех КР остается заинтересованность в ней политической элиты. Некоторые события последних месяцев (начавшийся передел собственности в топливно-энергетической сфере, заявления о возможности пересмотра итогов приватизации и т.д.) дают основание полагать, что идеология КР вполне может оказаться востребованной российской политической элитой уже в ближайшее время.
