Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	03.11.2005 22:14:13
	Рубрики	Прочее;

С. Земляной. Манифест 17 октября 1905 года спровоцировал эскалацию кровопролития (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?POLITSID=7dbd80168d90ef59a951fc4320216b
5b&action=Articles&dirid=50&tek=4401&issue=126

Сергей ЗЕМЛЯНОЙ, кандидат философских наук

Дрова в костер смуты
Манифест 17 октября 1905 года спровоцировал эскалацию кровопролития

В 17 часов 17 октября 1905 г. в Петергофе императором Николаем II был
подписан документ с невзрачным бюрократическим названием <Манифест об
усовершенствовании государственного порядка>. Манифест считается крупным
событием отечественной истории. Однако что мы отмечали 17 октября (30
октября по новому стилю) сего года? 100-летие российской демократии? 100-ю
годовщину монаршего введения парламентаризма? Нет, мы чествуем начало
неудачных, но настойчивых практических попыток 100 лет подряд директивно
насаждать сверху или силой завоевывать снизу разом и демократию, и
парламент, и права со свободами. Хорошая, очень хорошая идея, но почему-то в
России она неизбежно оборачивалась большими бедами.

Путь к конституционализму

Чтобы взять это в толк, необходимо хотя бы мельком обозреть драматическую
историю конституциализма в России в XIX в., промежуточной кульминацией
которой стал манифест 17 октября 1905 г. Остановлюсь только на важнейших
вехах этой истории. Ее своеобразие состояло в борьбе не на жизнь, а на
смерть периодически появлявшихся на свет умеренных конституционных проектов
власти, которая носилась с идеей <реформировать Россию>, и все более
радикализировавшихся <конституционных мечтаний> российского образованного
общества. Если предельно упрощать суть дела, то российские императоры с
реформаторскими амбициями самое большее хотели эволюционно, <под наркозом>
ввести Россию в гавань конституционной монархии по английскому образцу. В то
время как патентованные представители общественности совсем иначе видели
заветную цель отечественного конституционализма: <Во главе страны должен
стоять, издавать законы и управлять страной парламент, состоящий из
представителей, избранных самим народом и ответственных перед народом. На
место тиранического полицейского государства должно стать свободное народное
(демократическое) государство> (Юлий Мартов). Казалось бы, несмотря на
резкие различия в этих образах конституционного будущего России, в них были
и точки схождения, в первую очередь - права и свободы человека. Однако
поборники этих образов одинаково считали их несовместимыми, приносили в
жертву своей самоубийственной для страны распре эти общие ценности и раз за
разом учиняли страшные срывы в политическом развитии России. Пропасть между
властью и образованным обществом все больше расширялась и углублялась,
покуда не стала непреодолимой. Обернулось все это в ХХ в. перманентной
революционной смутой, конца которой не видно и сегодня.
Впервые данное положение вещей высветилось в эпоху Александра I. Еще будучи
наследником престола, Александр критически относился к деспотическим и
патерналистским методам правления своего отца. Конституционный <в принципе>
настрой государственного разума Александра I выразился как в некоторых его
практических шагах (привлечение к реформаторской деятельности М.М.
Сперанского, отмена крепостного состояния в прибалтийских губерниях,
дарование конституционного устройства Финляндии, а затем и Польше, авторство
в разработке Конституционной хартии Франции, превратившей ее в
конституционную монархию), так и в поощрении разного рода конституционных
проектов (Воронцова, Сперанского, Новосильцева), которые, правда,
последовательно откладывались в долгий ящик. И вот почему. Выступая в 1818
г. в Варшаве на открытии первого Польского сейма, Александр I еще раз
вернулся к конституционным проектам и подчеркнул, что остальная Россия еще
не созрела, как Польша, для конституционного переустройства.
Но время не ждало: при дверях были декабристы. Когда в 1821 г. князь А.В.
Васильчиков ознакомил царя с материалами о заговоре и о программах
заговорщиков, Александр I бросил список заговорщиков в камин, заметив, что
не может их карать, так как <в молодости разделял их взгляды>. Радикальная
программа П.И. Пестеля, подкрепленная выступлением дворянских революционеров
на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. и восстанием на юге Черниговского
полка, ознаменовала собой радикальный, революционный вызов колеблющемуся в
своих конституционных планах правительству.
Следующий опыт в конституционном роде был предпринят царем-реформатором
Александром II и закончился не менее трагически. 11 апреля 1880 г. М.Т.
Лорис-Меликов, харьковский генерал-губернатор, назначенный председателем
Верховной распорядительной комиссии России, подал императору доклад <О
привлечении представителей населения к законосовещательной деятельности>.
Речь шла об учреждении в Санкт-Петербурге двух подготовительных комиссий от
представителей земств и крупнейших городов России, по аналогии с
редакционными комиссиями 1859 г. относительно решения крестьянского вопроса.
По существу, в России вводилась законосовещательная деятельность
представительных учреждений. Александр II наложил на проекте резолюцию:
<Исполнить>. Окончательный вариант текста указа на этот счет был доложен
императору 1 марта, до его рокового выезда на воскресный развод войск в
Михайловский манеж. Покушение на царя организовали борцы за народную свободу
и конституционную республику из <Народной воли>. Вершины конституционных
устремлений власти и русского индивидуального террора на мгновение совпали.
Текст <Конституции> так и остался лежать на его столе.
Восшедший на престол Александр III, противник преобразований, поручил
обсудить проект в Совете министров. Он снова был одобрен. А 29 апреля новый
император издал свой знаменитый манифест, возвещающий о незыблемости
принципов самодержавия. На первой же странице доклада М.Т. Лорис-Меликова
Александр III написал: <Слава Богу, этот преступный и спешный шаг к
конституции не был сделан>. Новый царь взял курс на неограниченное
самодержавие. Эту линию после смерти отца продолжал Николай II, объявивший
при вступлении на престол в 1894 г. незыблемость принципов самодержавия.
Этой политикой он довел Россию до первой русской революции.
Именно во второй половине XIX - начале XX в. с особой пластичностью
проявились две парадоксальные особенности истории России, которые в полной
мере присущи и нашей текущей современности, если брать в качестве точки
отсчета 1985 г. Первая: как только власть в лице ее верховного носителя
практически берется за либерализацию государства и общества и <развинчивает
гайки> Системы, общество немедленно воспринимает это как свидетельство ее
слабости и использует свою новую свободу для того, чтобы политически (или
физически) уничтожить Освободителя, форсировать смуту. В результате на смену
Освободителю - и это вторая особенность - приходит Стабилизатор (Примаков
или Путин, без разницы) и <подмораживает> Россию, а место либеральных
политических реформ заступают чрезвычайные меры и укрепление силовых
структур.

Судьба манифеста

Манифест Николая II о совершенствовании государственного порядка был спешно
подготовлен (его текст был написан графом Сергеем Витте) в самый разгар
революции (всеобщая политическая стачка) и под давлением правящей элиты.
Вообще-то планы государя и его ближайшего окружения были иными: царский
манифест от 6 августа 1905 г. объявлял подданным о включении в состав высших
государственных учреждений особого законосовещательного установления
(Государственной думы), которое должно было заниматься предварительной
разработкой и обсуждением законопроектов и бюджета. Под это решение было
утверждено Положение о выборах в Думу, подготовленное министром внутренних
дел А.Г. Булыгиным. Однако революционная волна смела эти планы.
Важнейшая из мер манифеста 17 октября была оформлена именным указом
императора от 19 октября, которым был заново конституирован в качестве
<верховной исполнительной власти> Совет министров во главе с
премьер-министром, которому, по указу, подчинялись все министры и
главноуправляющие отдельными частями. Однако Николай II очень скоро
переподчинил себе - явочным порядком - силовые структуры. Управляющим МВД
был назначен 23 октября конфидент царя П.Н. Дурново, командование войсками
гвардии и Петербургского военного округа было возложено (23 октября) на
великого князя Николая Николаевича.
Абсолютной новостью для России была первая из обязанностей <высшего
правительства>, которую возложил на нее государь в манифесте: <Даровать
населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной
неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов>.
Собственно с этого пункта манифеста начинается не слишком славная карьера
демократии в России. Не слишком славная потому, что <дарованные>
правительством права и свободы то же самое правительство (или другое) может
легко вернуть обратно. В дальнейшем администрация Николая II не инициировала
ни одного законопроекта в обеспечение и гарантирование дарованных прав и
свобод, лишь в их регулирование и ограничение.
Второй из помянутых <обязанностей правительства> было проведение выборов в
Государственную думу с расширением <классов населения>, наделенных
избирательными правами (по булыгинскому избирательному закону их были лишены
интеллигенция и рабочие). Третья из <обязанностей> ориентировала
правительство на сотрудничество с Думой, поскольку вводился порядок, в
соответствии с которым <никакой закон не мог восприять силу без одобрения
Государственной думы>. Весьма поспешно этот порядок был поломан созданием
верхней законодательной палаты в виде подконтрольного царю Государственного
Совета, половину состава которого назначал пожизненно сам государь, и
включением в <Высочайше утвержденные Основные Государственные Законы> (23
апреля 1906 г.) статьи 87, где правительство наделялось привилегией
следования максиме <если нельзя, но очень хочется, то можно>: <Во время
прекращения занятий Государственной думы, если чрезвычайные обстоятельства
вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке
законодательном, Совет министров представляет о ней Государю Императору
непосредственно>. Премьер-министру Петру Столыпину пришлось распустить две
Думы, прежде чем он получил Думу такого состава, с которой мог сотрудничать.
Решительный и умный Столыпин провозгласил принципом своей деятельности
сначала успокоение, а потом реформы.
Являлись ли манифест 17 октября и связанные с ним законодательные новшества
Конституцией или ее эквивалентом? Общество хотело думать, что это так, царь
и правительство не хотели думать, что это так. Мудрый кадет Петр Струве
занял свою позицию сразу по обе стороны линии размежевания. По случаю
третьей годовщины со дня принятия манифеста он писал: <Юридически, или в
праве, русская конституция несомненно существует, потому что она вписана в
манифест 17 октября и в основные законы. Но, с другой стороны, в
правосознании фактически властвующих, правящих сил в России конституции не
существует>.
Как был воспринят общественным мнением России, которое к тому времени
появилось на свет, манифест от 17 октября? Предлагаю мозаику суждений
современников. <Я перекрестился и дал им все, чего они хотели>, - грустно
признался Николай II в письме к своей матери. Витте увещевал во
всеподданнейшем докладе, с пометою императора <Принять к руководству>:
<Следует верить в политический такт русского общества. Не может быть, чтобы
русское общество желало анархии, угрожающей, помимо всех ужасов борьбы,
расчленением государства>. П.Н. Милюков предостерегал от расслабления на
банкете вечером 17 октября: <Да, это успех, и успех большой. Но ведь не
первый! Это новый этап борьбы>. Василий Розанов: <Я сам порадовался (душою),
когда ухом услышал свои же слова: <Господа! Мы должны радоваться не тому,
что манифест дан: но что он не мог не быть дан, что мы его взяли!> Это когда
Столыпин (А.А.), войдя в общую комнату, где все были <мы>, сказал, что
<Государь подписал манифест> (17 октября): Все заволновались, и велели
подать шампанское: Между тем мне в голову не приходило, что дело идет о
конституции: Вдруг послезавтра узнаю, что <вчера шли по Невскому с красными
флагами!!!: единственный и первый раз в русской истории, при <благосклонном
сочувствии полиции>:
Лев Троцкий гремел в <Известиях> 18 октября от имени пролетариата: <Дан
Витте, но оставлен Трепов. Пролетариат не хочет ни полицейского хулигана
Трепова, ни либерального маклера Витте, ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста.
Он не желает нагайки, завернутой в пергамент конституции>.
А вот некоторые итоги первого (1906-го) года, прожитого Россией в условиях
<гражданской свободы>. В результате террористических актов было убито 768 и
ранено 820 представителей власти. 19 августа 1906 г. Столыпин подписал указ
о введении военно-полевых судов, но представил его на рассмотрение Думы
только весной 1907 г. За восемь месяцев действия указа было казнено 1100
человек. Закрывались профсоюзы, преследовались революционные партии,
начались репрессии против печати.

Ретроспектива

Манифест 17 октября нельзя считать счастливым приобретением для России
начала ХХ в. И не только из-за того, что гражданскими свободами оппозиция
воспользовалось для усиления борьбы с самодержавием, что привело только к
новой крови. Но и потому, что сама власть не знала и не понимала, что такое
парламентаризм, политические партии и общественное мнение в условиях свободы
печати. Россия по воле Николая II вошла в качественно иное государственное
состояние, будучи абсолютно к этому неготовой. Бюрократия, подчиненная
только царю, была абсолютно неспособна к парламентаризму европейского типа.
Царские чиновники за редким исключением были абсолютно неготовы к публичной
политике. <В России, слава богу, парламента нет> - это изречение
премьер-министра Коковцова, возмутившее депутатов III Государственной думы,
выражало не только неприятие бюрократией парламентаризма, но и элементарное
непонимание царскими сановниками новых реалий, которые возникли с появлением
в стране политических партий и парламента. Начальник Петербургского
охранного отделения А. Герасимов вспоминал, что когда в декабре 1905 г. он
спросил министра внутренних дел П. Дурново, <с какими партиями правительство
согласно будет работать и с какими партиями для правительства сотрудничество
невозможно>, то министр ответил: <О каких партиях вы говорите? Мы вообще
никаких партий в Думе не допустим. Каждый избранный должен будет голосовать
по своей совести. К чему тут партии?> Нечто подобное регулярно происходит в
России с многопартийной демократией и парламентом.