|
От
|
IGA
|
|
К
|
IGA
|
|
Дата
|
06.06.2005 19:33:33
|
|
Рубрики
|
Прочее; Россия-СССР;
|
|
Георгию - о десакрализации :)
http://www.gt-msk.ru/theme/12-04-2005/246-0
№ 4, февраль-март 2005 г.
Тема номера
ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ: ПОЛИТИЧЕСКОЕ В НОВОЕ ВРЕМЯ. Либерализм как наиболее адекватное выражение «духа современности»
Александр ДУГИН
«Новое время» как философское понятие
Новое время — качественный этап современной истории, который принято отсчитывать, начиная с момента появления идеи просвещения масс (то есть распространения среди них сугубо научных знаний, их образования). Эпоха Просвещения началась в Европе со второй половины XVII века и — в определённом смысле — продолжается и по наши дни.
С XVII века по настоящий момент мы живём в Новом времени*. /* В европейских языках термин «Новое время», принятый в русской исторической литературе, часто передаётся термином «современность» — the modernity (англ.), la modernite (франц.) и т.д./
Это название содержательно. Мы называем это время новым, поскольку в своих сущностных парадигмах, основных философемах, в духовных и интеллектуальных основаниях оно предполагает радикальное отвержение прежнего, «старого», традиционного общества, пересмотр и полную ревизию принципов и устоев, на которые опиралось человечество до эпохи Нового времени.
Само понятие «новое время» призвано подчеркнуть, что в определённый момент произошла фундаментальная смена парадигм. Традиционное общество также подвергалось существенным трансформациям: менялись религии, культуры, династии, ритуалы, политические формы. Разные географические регионы традиционного мира подчас имели непохожие структуры. Но, будучи различными, все варианты традиционного общества имеют общую черту, своего рода общий знаменатель.
Наличие общего мировоззренческого, философского, онтологического, антропологического и в конечном счёте политического знаменателя и позволяет рассмотреть эти общества как аспекты многообразного мира Традиции. Новое время порывает с этим общим знаменателем, отвергает фундаментальные постулаты, признаваемые не только отдельными типами традиционного общества, но всеми его версиями и разновидностями. В мире Традиции были периоды, когда возникали «новые религии», «новые культы», «новые режимы», «новые династии», «новые эры». Но «новизна» не затрагивала основных парадигмальных моментов, составляющих суть Традиции; это была «новизна» в рамках Традиции, а не за её пределами.
Европейское Новое время уникально тем, что оно отмечает окончательный и бесповоротный разрыв с теми установками, на которых зиждились все древние цивилизации.
Парадигмы Нового времени
Новое время не столько хронологическое, сколько типологическое понятие. Оно определяется не только в диахронической шкале истории, но и в парадигмальном смысле. Новое время в XVII веке началось в Европе. В других частях света в этот же период, а кое-где и вплоть до настоящего момента, продолжало течь «старое время», и основные параметры традиционного общества сохранялись — либо в первозданном, либо в завуалированном виде.
Противоречие между структурой цивилизации и соответственно структурой Политического в обществах Нового времени и в обществах традиционного типа значительно глубже, нежели различия между разными формами традиционного общества.
Новое время — это эпоха, когда и сама философия, и соответственно философия политики переходят в принципиально, радикально отличный от прошлого режим. Здесь мутации подвергаются основы и философии и политики.
Новое время как прямая противоположность традиционному обществу
Смысл и сущность философии Нового времени состоит в стремлении к полному и всестороннему отвержению философии Традиции, в выработке радикальной альтернативы философии Традиции во всех её разновидностях.
В мире Традиции, конечно, также можно наметить довольно серьёзную иерархию различных типов обществ. Там существуют сакральные общества, наиболее полно соответствующие чистой парадигме традиционной философии, и общества, в значительной степени от неё отклоняющиеся (без перехода определённой критической черты). Ко второму разряду относятся общества с преобладанием религиозной тенденции (религии Откровения, основанной на креационизме).
Новое время, его философия и его политика основываются на отрицании сакрального начала во всех его проявлениях.
В первую очередь и самым решительным образом отбрасываются полноценные и всеобъемлющие сакральные формы, а затем и усечённые нормативы религии, представляющие собой «избирательную сакральность». Отсюда абсолютно антисакральный и частично антирелигиозный (атеистический) характер философии Нового времени. Там, где религия не отрицается напрямую и совершенно, она подвергается существенной трансформации в направлении выхолащивания из неё всех собственно сакральных моментов.
Парадигма мышления, философия Нового времени пропитаны глубочайшим скептицизмом в отношении всего, что принадлежит к традиционному (сакральному) обществу.
Мы можем строго локализовать наступление Нового времени в исторической перспективе: это XVII век. Иногда XX–XXI века называют «Новейшим временем», но это условное определение: ничего «новейшего» (в парадигмальном смысле) здесь не произошло. В XX–XXI веках реализовались тенденции и мировоззренческие модели, сущностно заложенные уже в XVII веке, не более того. Поэтому справедливо утверждение, что человечество продолжает жить в Новом времени, в эпоху modernity, в современном (по своему содержательному, а не только временному качеству) мире.
«Современность» как географическое (западноевропейское) понятие
Новое время является сугубо западным явлением . Новое время как парадигма философии политики возникает в XVII веке исключительно на Западе, ещё точнее — в Западной Европе.
«Современность» начинает распространяться от наиболее западных регионов бывшей Западной Римской империи и того созвездия государств, которые образовались к XVII веку на её территории. Соответственно в XVII веке Новое время наступает во Франции, в Англии, Голландии, но в других частях Европы, например в Германии и России, ещё продолжается «старое время».
У эпохи Нового времени имеется географическая идентификация: конкретные географические границы, в пределах которых её наступление представляет собой естественный исторический процесс, продолжающий логику предыдущих периодов.
Новое время представляет собой заключительный аккорд именно западнохристианской цивилизации, в своих наиболее радикальных следствиях выходящий за рамки вначале католичества, а затем и христианства как такового.
Номинализм
Стоит вспомнить спор об универсалиях и трёх основных философских позициях: идеализме (Эриугена), реализме (Фома Аквинский) и номинализме (Росцелин, Оккам). Если в Средневековье в западнохристианском контексте преобладал подход реализма (томизм), то при переходе к Новому времени — через эпоху протестантской Реформации — всё более очевидно стал доминировать именно номинализм. Новое время в концептуальном смысле есть триумф номиналистского подхода.
В смысле идей именно номинализм точнее всего описывает дух современности.
Напомним, что номинализм исходит из убеждённости, что никаких идей, священных, сакральных реальностей самих по себе не существует, что есть лишь мир материальных вещей и человеческий рассудок конструирует на основании наблюдений за ними некое представление о мире. Для более эффективной манипуляции с вещами рассудок прибегает к методу абстрагирования, наделяя вещи «именами» — произвольными рассудочными эквивалентами.
Номинализм играл важную роль в протестантизме, особенно в его кальвинистской версии. Постепенно этот подход расширил влияние и на те страны Западной Европы, где сохраняло позиции католичество, и лёг в основу философской парадигмы Нового времени.
Эмпиризм
В Англии номиналистский подход логически трансформировался в эмпиризм* /* Эмпиризм (греч. emperia, «опыт») — философское направление, признающее чувственный опыт единственным источником достоверного знания. Представители: Дж. Беркли, Д. Юм, Т. Гоббс, Дж. Локк. Одним из основателей направления философии эмпиризма является Фрэнсис Бэкон, крупный английский философ, во многом определивший ход развития всей научной мысли. Эмпиризм, как последовательный номинализм, ставит во главу угла метод индукции, в отличие от дедукции, которая, напротив, преобладает в реалистическом и особенно идеалистическом подходах./ , «философию опыта». Признание первичности существования вещей автоматически ставило в центр внимания наблюдение за ними и эксперимент с ними. Это и стало стартовой чертой стремительного развития современной науки* /* См. А. Дугин. Эволюция парадигмальных оснований науки. М., 2002./
С точки зрения эмпиризма ничего не возможно узнать о мире, кроме как из наблюдений за реально существующими вещами в условиях опыта. Центральный для эмпиризма принцип индукции есть предельное развитие основной предпосылки номинализма относительно первичности вещей по отношению к процессу их восприятия и осмысления человеческим существом.
Сакральная интуиция бытия, мира, проникновение в его священное измерение, переживание «божественного присутствия» — всё это отбрасывается эмпириками как предрассудки, фальсифицирующие картину наблюдаемой внешней реальности. В эмпирическом номиналистском подходе осуществляется радикальная десакрализация мира, как природного, так и рукотворного. Свой смысл теряют культы и обряды, традиции и мифы, древние заветы и уходящие в глубь веков предания, духовный опыт и религиозное созерцание, интуиция бытия и вкус Священного. Но именно эти моменты и составляли суть Традиции, основу традиционного общества — независимо от того, какую именно модель традиционного общества мы рассматриваем. Эмпиризм подрывает глубинные корни того, что было определено как «общий знаменатель» Традиции.
Механицизм
Другой стороной развития номинализма является распространение механицистского подхода, составляющего важный элемент философии Нового времени. Он связан с представлением о мире, вселенной, природе и человеческом обществе как о механизме — в частности, часовом механизме.
Это полностью противоречит представлениям о вселенной как об организме, свойственным сакральным традициям. Механицистская парадигма завоёвывает на Западе популярность практически одновременно с эмпирической.
Номинализм, эмпиризм и механицизм составляют философскую ось Нового времени. Из этой действительно совершенно новой, небывалой модели мира как механического, предметного конгломерата материальных вещей рождается совершенно новое понимание природы реальности. Вначале этот процесс протекает в протестантском контексте (поэтому не случайно, что особенно бурно эти тенденции развиваются в протестантских странах — Англии, Голландии и т.д.), но постепенно он тяготеет к отрыву от остаточных элементов традиционной религиозной теологии, сохраняющихся в протестантизме.
Секуляризация
Разбираемой цивилизационной тенденции точно соответствует термин «секуляризация».
Если протестантизм уже есть секуляризация католицизма, то эмпиризм и эмпирическо-индуктивная философия Нового времени представляют собой, в свою очередь, секуляризацию протестантизма, где в сторону откладываются протестантская этика, теология, сотериология и т.д., и приоритетно развиваются лишь технические, философские, познавательные и научные аспекты.
Мы подошли к фундаментально важному выводу: для философии Нового времени характерно то, что она исходит из предпосылок, прямо противоположных философии мира Традиции, она секулярна, стремится к десакрализации, отвергает онтологические и божественные ступени мира, которые, безусловно, признавались и ставились во главу угла во всех разновидностях традиционного общества. Исследуя философию и философию политики Нового времени, мы отныне будем сталкиваться с идеями, концепциями, теориями и конструкциями, строго обратными различным моделям осмысления политики в Древнем мире.
Политика Нового времени в соответствии с основными философскими установками этой эпохи из сферы идей становится сферой вещей, из формы существования цельного превращается в составленную из частных индивидуумов условность.
Политика отныне представляет собой поле столкновения атомарных индивидуумов. Основная тенденция атомизации отношений в политике — это проекция метода индукции, вытесняющего из философского обихода метод дедукции. Подход номинализма вытесняет подход реализма и идеализма. Новое время отказывает политике в наличии в её центре некоего органического единства; политика становится отныне вещью композитной, составной. О сущности политики Нового времени сами философы Нового времени не могут сказать ничего определённого и внятного, потому что политика перестаёт быть чем-то, обладающим сущностью.
Антикатолицизм и философия политики Нового времени
Можно выделить несколько политических тенденций, предуготовлявших полноценную картину Нового времени.
Начиная с XVI века, на Западе политические тенденции Нового времени воплощаются в различные формы антикатолицизма. Несмотря на ограниченный характер своей сакральности, католицизм в Европе представляет собой некоторый аналог (или по меньшей мере субститут) традиционного общества. При всей онтологической ограниченности католической схоластики (в сравнении, к примеру, с православием) в ней всё же сохраняются элементы, которые препятствуют переходу к политической философии Нового времени, к парадигмам эмпиризма и атомарности, являющимся нормативами современной политики.
Антикатолицизм протестантов
Антикатолицизм протестантов ясно показывает главное политическое содержание Реформации: слом или по меньшей мере серьёзное расшатывание католической политической системы в Европе открыло свободный путь тенденциям к секуляризации политики, отрыву её от «сакральных корней», которыми исторически в этом регионе мира была именно католическая «политическая философия». Протестантизм, с его философией, культурой, теологическими установками в целом, послужил важнейшим переходным этапом между католической формой традиционного общества и политическим (цивилизационным) устройством Нового времени. Роль протестантизма в выработке основных парадигм Нового времени огромна и в ряде случаев приоритетна.
Протестантское, и особенно кальвинистское, движение, а также его наиболее радикальные формы (во Франции против католиков выступала протестантская партия гугенотов, в Англии — наиболее крайние протестантские движения пуритан), часто организованные в политические группы и партии, являются тем климатом и той средой, в которых утверждаются концепции номинализма и эмпиризма, складывается политическая философия Нового времени. Неудивительно, что наиболее полные и последовательные модели индуктивного отношения к реальности, свойственные номинализму и эмпиризму, возникают в Англии. Не случайно Англия становится родиной философии Нового времени и современной науки; и в последующей истории всё, что будет связано с Англией, будет иметь яркий отпечаток специфической философии политики Нового времени. Англия оставалась «образцовой», наиболее показательной, в этом смысле страной до момента выхода на историческую сцену Соединённых Штатов Америки, где те же тенденции получили ещё более законченную и доведённую до логического предела форму.
Реформированное масонство
Другим весомым движением, имеющим антикатолический характер и оказавшим наряду с протестантизмом колоссальное влияние на формирование политической философии Нового времени, является реформированное масонство.
Масонские ложи изначально представляли собой инициатические, эзотерические организации, в рамках которых культивировалась параллельная сакральность, в чём-то дополняющая частичную сакральность католицизма в средневековой Европе. До поры до времени — так же, как в случае с тантрической каулой в отношении кастовой системы индуизма — масонские (герметические, алхимические, розенкрейцеровские и другие мистические) ордена выполняли дополняющие функции, не претендуя на жёсткую альтернативность и революционность.
Истоки масонства уходят к корпорациям средневековых строителей (macon — по-французски «каменщик»). Эти корпорации имели свой свод сакральных обрядов, учений, легенд, символов и преданий, связанных с сакрализацией их профессиональной деятельности. Масонские теории были органической частью «герметизма» — обширного направления средневековой мысли, основанного на продолжении манифестационистских тенденций дохристианского происхождения: греческих, египетских, римских и автохтонных для севера Европы — кельтских и германских.
Герметизм — понятие гораздо более общее, нежели масонство. К этому комплексу идей обращались и католический клир, и рыцарство, и третье сословие (артезаны, ремесленники, цеховики, представители различных профессиональных корпораций). Теологи интересовались приоритетно созерцательными сторонами герметической философии, ангелологией, алхимией и т.д. Рыцари использовали этот свод идей для организации орденов, развития геральдики и куртуазных этикетов. Артезаны и ремесленники адаптировали герметические учения и практики к своей профессии.
Масоны, особенно строители средневековых соборов, дворцов и замков, были одной из разновидностей герметико-профессиональных корпораций наряду с множеством других, подобных им. Но если герметизм католического клира, рыцарских орденов и других профессиональных объединений (таких, как разнообразные формы «компаньонажа») постепенно рассеялся, в среде «вольных каменщиков» он сохранился в развитой и устойчивой форме. Более того, постепенно масонские организации впитывали в себя учения, теории, обряды и символы других герметических организаций, превращаясь в своего рода общегерметический музей.
Важнейшей датой в истории европейского масонства является 1717 год, когда два англичанина-протестанта — Дезагюлье и пастор Андерсон — осуществили структурную реформу английских масонских ателье. Смысл реформирования состоял в превращении масонства в морально-обрядовый институт, где символизм профессии каменщиков полностью отрывался от конкретной деятельности и расшифровывался как система моральных и мистических аллегорий. Более того, многие древние предания и легенды перетолковывались в типично протестантском духе. Это событие называют переходом от «оперативного масонства» к «спекулятивному масонству».
Реформированное Дезагюлье и Андерсоном масонство стало чем-то иным, нежели то, чем оно было прежде. Это было существенной десакрализацией масонства, осуществился переход от инициатической профессиональной корпорации к морально-политической организации современного типа. Иными словами, это было началом современного масонства. Показательно, что у истоков современного масонства мы встречаем двух убеждённых протестантов, которые серьёзно повлияли на всю последующую историю европейского масонства.
После этой трансформации английского масонства и утраты связи с профессией в ложи и ателье стали принимать представителей любых сословий и профессий — от высшей знати (вплоть до королевской семьи — многие её члены стали активными деятелями масонства) до буржуазии, независимо от профессиональной принадлежности.
Роль масонства в разработке парадигмы Нового времени
Постепенно реформированное масонство становится лабораторией разработки политической философии Нового времени и важнейшим институтом практической реализации этой философии, её внедрения в жизнь. Древнее масонство — как герметизм в целом — было выражением «параллельной сакральности», современное масонство стало лабораторией альтернативного политического проекта, тайным штабом по парадигмальному реформированию традиционного европейского общества. В ходе этого преобразования многие аспекты древних масонских теорий, обрядов и символов подвергались радикальному переосмыслению в номиналистском, морально-индивидуалистическом ключе, свойственном интеллектуальному настрою кальвинизма. Не будучи конфессионально протестантским, это движение доводило до логических пределов предпосылки номинализма, вырабатывая постепенно основы того мировоззрения, которое стало вскоре полностью определять мышление современного мира.
Ещё во времена Лютера существовала обоюдная связь протестантизма с эзотерическими организациями, но тогда масонство не играло существенной роли и гораздо важнее было влияние другого направления герметизма — розенкрейцерства*. /* Розенкрейцеры — члены герметического ордена «Розы и креста». Организация стала широко известна с начала XVII века после открытой публикации в Германии некоторых материалов, касающихся ордена, неким Валентином Андрея. Была основана мифическим Иоганном Розенкрейцем. Согласно Р. Генону, в более ранний период розенкрейцерами считались представители определённого градуса посвящения в герметической эзотерической организации, называвшейся по-другому. Поздние розенкрейцеровские организации сблизились с европейским масонством, особенно повлияв на его мистические направления./
Сам Лютер имел отношение к этому братству, о чём свидетельствует его печатка, на которой были изображены роза и крест.
Розенкрейцеры были эзотерической организацией герметического типа, развивающей направления «параллельной сакральности» и определённым образом вбирающей всё то, что выходило из-под юрисдикции официального догматического католицизма. Проследить историю этой организации в деталях довольно трудно, но, судя по многочисленным признакам, ответвления розенкрейцеровских организаций были тесно связаны с различными проявлениями ранней Реформации — вплоть до восстаний крестьян и городской бедноты.
Если в отношении участия розенкрейцеров в политических революциях Европы существуют только исторические гипотезы (подтверждаемые как фактами, так и социологическими реконструкциями), то политическая роль современного масонства обширно документирована.
Влияние масонства на политику стран Европы и Америки
Реформированная масонская система c начала XVIII века быстро перешла границы Англии, распространившись во Франции, в Германии, Голландии, Италии, Австрии, России. В реформированном масонстве была переосмыслена инициатическая идея, свойственная большинству инициатических организаций, о новой иерархии: в масонство вступали короли и герцоги, священники и буржуа, то есть представители всех основных сословий. Теоретически доступ был открыт и простолюдинам, приобретшим определённое материальное состояние или общественный статус. Английское масонство возглавляли английские монархи, которые таким образом замыкали на себя внешнюю и внутреннюю иерархию, будучи главами англиканской церкви и одновременно великими магистрами англосаксонских масонских лож.
Политическая структура США была задумана и создана руками крайних протестантов и масонов демократической ориентации, и по традиции президенты США до сих пор являются одновременно высокопоставленными масонами.
Политически масонство в полный мере даёт о себе знать к концу XVIII века. Так, Великая французская революция была целиком и полностью подготовлена в масонских ателье, все её деятели (Марат, Робеспьер, якобинцы, жирондисты), её создатели и даже её «могильщики» (такие, как Наполеон) были крупными деятелями французского масонства. Отцы-основатели Просвещения, философы-энциклопедисты, цвет науки и культуры в Европе (особенно в Англии, Франции и Германии) XVIII века — все без исключения состояли в той или иной масонской ложе и находились под сильным влиянием масонских идей.
«Разоблачения» масонов
Католический аббат Баррюэль сразу после Французской революции написал труд, где во всех событиях, потрясших Европу того времени, обвинял масонов. Геноцид французского народа во время революции был действительно беспрецедентный: во время этих кульминационных событий европейской истории (в терроре и гражданской войне) погибла почти треть населения Франции. Таких жертв в процентном соотношении к общему населению не было ни при ГУЛАГе в СССР, ни при Гитлере в Германии — и вообще никогда в истории. Баррюэль уверял, что за кровавыми потрясениями стоит всемогущее интернациональное общество «Баварских иллюминатов»* /* Латинский термин Illuminatio, «просвещение», принадлежит к классическим символам тайных обществ, где важную роль играет обряд созерцания «нового света», благодаря которому человек превращается из «ветхого» в «нового»
Показательно, что инициатический жест приветствия масонов представлял собой поднесение простёртой ладони ко лбу, как бы закрываясь от света при встрече с другим масоном. Этот жест был заимствован в советское время в качестве пионерского приветствия, так как многие большевики до Октябрьской революции состояли в масонских ложах. Жест укрытия лица от нестерпимого духовного света мы встречаем и в исламской традиции, когда мусульманин, произнося молитву, закрывает лицо ладонями — в знак воспоминания о нестерпимом божественном свете, увиденном Моисеем на горе Синай.
«Баварские иллюминаты» представляли собой масонскую ложу, возглавляемую Адамом Вайсхауптом и бароном Книге, где логические предпосылки десакрализации доводились до своих наиболее радикальных выводов.
Относительно реальной истории этой организации известно достаточно немного, но она обросла многочисленными мифами. Для консервативных католико-монархических и даже фундаменталистски-протестантских кругов эта организация выступает прообразом «сатанинского заговора», «прогрессисты» склонны минимализировать значение этой организации, сводя её к обычной гуманитарно-просветительной инициативе./ , организовавших тайную сеть либерального, антирелигиозного и антимонархического заговора, связанную со всеми революционными группами Европы. Главной задачей «Баварских иллюминатов» (Illuminatus — от слова «просвещение», «иллюминат» буквально — «просвещённый») было повсеместно утвердить новый либеральный политический строй, новую атеистическую философию и новый, демократически-эгалитарный жизненный уклад, свободный от предрассудков.
По сути Баррюэль имел в виду утверждение парадигм Нового времени. Ужаснувшийся открывающейся картине «нового мира», консерватор-католик аббат Баррюэль катастрофически воспринял философскую программу европейского масонства, состоявшую в завершении последнего этапа десакрализации европейской цивилизации, начатой в процессе протестантской Реформации. Радикальные ветви масонства, к которым принадлежали, судя по всему, и «Баварские иллюминаты», проецировали перетолкованные в рационалистическом ключе масонские теории на всё общество, вырабатывая новую философию политики, прямо противоположную нормативам традиционного общества. Религия, культы и Церковь подлежали отмене, вместо кастовой или сословной системы провозглашалось полное социальное равенство, вместо теории государств как естественных исторических, «богоданных» форм человеческого существования выдвигалась теория «договорного государства», политические решения предлагалось принимать массам и их представителям, история, общество и природа воспринимались как механические объекты рассудочного анализа.
По сути, основные принципы Нового времени были сформулированы именно в масонской среде.
Макиавелли: политика как техника власти
Рассмотрим другой аспект секуляризации Политического — первое проявление того, что можно назвать автономной политикой (сегодня это принято называть политтехнологией).
Обычно это направление мысли связывают с личностью Никколо Макиавелли, итальянского политика и мыслителя, который предложил — совершенно в духе Нового времени — взгляд на политику как на принципиально технический процесс.
Согласно базовому определению Политического, оно представляет собой развёртывание двух этапов:
1) осмысление неких глобальных, масштабных реальностей;
2) воплощение результата этого осмысления в жизнь.
Из этих двух аспектов складывается полноценная парадигма политики.
Макиавелли в своих текстах оставляет в стороне первый этап и сосредоточивает внимание на втором. Он не отрицает существования глобальных обобщений, он минимализирует их, принимая во внимание только один фактор: необходимость укрепления централизации Итальянского государства. Зачем, почему, для какой цели и откуда это следует — его совершенно не интересует. Основное внимание он уделяет тому, как и какими средствами добиться поставленной задачи. Технологическая, прагматическая сторона политики здесь абсолютизируется.
Можно сказать, что современные политтехнологи — стихийные или сознательные макиавеллисты. Для Макиавелли было не столь важно, какими лозунгами прикрывают свою деятельность политики, какие цели они провозглашают. Значение имеет лишь факт захвата власти и удержания её, эффективность борьбы с теми силами и тенденциями, которые этому препятствуют.
Макиавелли описывает идеальную логику автономного кшатрия, воина. Область действия здесь затемняет область смысла, эффективность и успешное завершение начинания намного перевешивают ценностно-содержательный его аспект. Труды Никколо Макиавелли — памятник революции кшатриев: приблизительно в таких аспектах понимает реальность именно воинское сословие, так оно осознаёт политику в том случае, если радикально отказывается от философской, сакральной (жреческой) её интерпретации. Явное пренебрежение смысловой стороной политики, соотнесением политики с философией, и получило название «макиавеллизм».
Показательно, что главный труд Макиавелли называется «Князь» («Государь», 1532). Князь — это и есть воин, парадигма светского правителя, и Никколо Макиавелли рассматривает политические процессы в отрыве от ценностной, религиозной модели. С его точки зрения, в политике хорошо всё то, что способствует эффективности политического процесса.
В некотором смысле Макиавелли считается основателем современной политической науки. В некоторых учебниках политологии даже задаётся проверочный вопрос: «Кто является основателем политической науки — Макиавелли или Платон?». Правильный ответ для политтехнологов — Макиавелли, для философов политики — Платон.
Жан Боден: теория суверенитета
Другим важным теоретиком Политического в Новое время является Жан Боден.
Боден считал, что церковные и моральные принципы должны быть полностью вынесены за пределы рассуждения о структуре государства. В духе Реформации он отрицал необходимость влияния Папы Римского на европейскую политику, требовал секуляризации отношений в политике. Смысл теоретической позиции Бодена в том, чтобы оторвать сферу политических размышлений от метафизических и онтологических корней, десакрализировать область политики, свести её к механическим, схематическим явлениям, обладающим полной самостоятельностью и независимостью от ценностной системы.
В частности, Боден впервые ввёл понятие «суверенитета»* /* Французское souverainete — «самоуправление», «полновластность», «верховенство власти»./
По Бодену, «сувереном является тот, чья воля не ограничена никакими другими дополнительными инстанциями».
Понятие о суверенитете, то есть безграничной политической власти, разработано Жаном Боденом как основа учения об автономной политике, то есть о политике, взятой в отрыве от смысловой (философской, укоренённой в истории и географии) структуры. Область Политического в таком случае становится неким самостоятельным полем, которое обладает автономной системой закономерностей. «Суверенность», «власть», оказывается в такой модели самостоятельным началом, целью, а не средством, ответом, а не вопросом. Все остальные аспекты Политического начинают определяться именно их отношением к власти. Власть выступает как своего рода «абсолют»* /* Позднее тематика «власти» привлечёт внимание другого знаменитого философа политики — Фридриха Ницше, который посвятит этой теме незаконченную книгу с условным названием «Воля к власти»./
Идеи Макиавелли и Бодена намечают не просто новый подход к политике, но совершенно новое миропонимание в целом. Будучи оторванным от сакрального единства мира, Политическое меняет и свои границы, и своё содержание. Так как действие радикально отрывается от значения, то постепенно закладываются основы новой философии, где мышление и реализация результатов мысли меняются местами: эффективность и опытное подтверждение становятся критериями истинности, а не наоборот. Статус бытия придаётся не тому, что следует обнаружить и проявить, но тому, что проявляет себя само. Иными словами, от дедуктивного понимания Политического как проявления в человеческом обществе некоторых вселенских закономерностей и универсальных законов бытия мы приходим к индуктивному его пониманию, где Политическое начинает рассматриваться как самостоятельная и самодостаточная автономная область, обладающая внутренними критериями и порождающая собственную онтологию и даже теологию.
Никколо Макиавелли и Жан Боден предвосхищают радикальный переход от традиционного общества к обществу современному, и их политические идеи на несколько столетий предопределят развитие политической мысли.
В историческом контексте Боден и Макиавелли стояли перед конкретной задачей: сформулировать теоретические предпосылки перехода от католико-имперской легитимации (воплощённой в империи и власти папы) государства к апологии автономной национальной государственности — Франции в случае Бодена, Италии в случае Макиавелли. Отвергая провиденциально-онтологическую подоплёку государства, они стремились обосновать новую самодостаточную политическую систему, которая оправдывала бы существование буржуазного централистского национального государства исходя из него самого, без обращения к каким бы то ни было внешним, сакрализующим мотивам. От холистской субъектности «священной империи» совершается переход к суверенной субъектности национального государства и его главы (причём и Макиавелли, и Боден были сторонниками абсолютистской монархической власти). Несколько позже двигавшиеся в том же направлении философы Нового времени совершат следующий логический шаг — перенесут принцип суверенности с национального государства и его светского правителя на отдельного гражданина.
Либерализм как сущность политической идеологии Нового времени
Вплоть до самого последнего времени вопрос о том, какая политическая идеология точнее и полнее всего соответствует духу Нового времени, является его самым последовательным и цельным выражением, оставался открытым (в первой половине ХХ века картина была ещё более сложной). Многочисленные философские и политические школы по-разному осмысляли главный вектор в идеологии Нового времени, отождествляя его с различными мировоззренческими платформами. Вначале на это претендовали сразу три политические идеологии: либерал-капитализм, социализм и национализм, затем — во второй половине ХХ века — только две (либерал-капитализм и социализм), теперь — после краха советской системы — выяснилось, что осталась только одна.
Наиболее точно соответствует чистой парадигме философии политики Нового времени либерализм. Именно либерализм является идеологией, мировоззрением, идейной платформой, которые следует принять за образцовое выражение современности как прямой противоположности миру Традиции, традиционному обществу.
Либерализм исторически возник в Англии в протестантско-масонской среде поклонников эмпирической философии. Появившись как философское направление, он практически сразу сопрягается с целым рядом политических тенденций и постепенно — шаг за шагом — обнаруживает себя как общий знаменатель всей философии Нового времени.
Что такое либерализм?
Либерализм вытекает из номиналистских эмпирических предпосылок. Основная формула либерализма состоит в том, что человек есть мера всех вещей; отдельный, малый человек, индивидуум со своим рассудком и конкретными интересами есть последняя и высшая реальность, представляющая собой суверенную, законченную систему.
Впервые это утверждение сформулировал греческий софист Протагор, почти в шутку, а либералы через два тысячелетия приняли тезис «человек — есть мера всех вещей» на вооружение в качестве основной догмы.
Согласно этому подходу человек является целым, а не частью, отсюда термин «индивидуум». Слово «индивидуум» по-латыни означает «неделимый», «то, что не подлежит разделению», в отличие от слова «личность» (по-латински persona), которое означает «маску». «Индивидуум» — это то же самое, что греческое слово «атом», «неделимый». Атомарным, или индивидуальным, можно назвать предмет или явление, которые означают только самих себя, не являясь составной частью чего-то другого и одновременно не разлагаясь на отдельные составляющие.
Взгляд на человека как на индивидуума представляет собой совершенно уникальную версию антропологии, выработанную исключительно в Новое время.
Во всех других формах философии (сакральных и религиозных) человек, во-первых, является частью чего-то более общего (например, кастовой системы, единого сакрального космоса, божества и т.д.), а во-вторых, он вполне разложим, то есть «дивидуален» (к примеру, на дух, душу и тело). Каждая из составляющих в человеке обладает собственной природой и влияет на его бытие. С точки зрения традиционного, сакрального общества, человеческая личность образована из сложного сочетания многомерных реальностей, она многомерна и «дивидуальна» («делима»).
Дух человека принадлежит к сверхчеловеческому (божественному или ангелическому) началу; тело является фрагментом единого материального мира (куда относятся камни, растения, животные), это часть «недочеловеческого» начала; душа — опосредующая реальность, которую человек также делит с особыми невидимыми сущностями, его окружающими, — духами, силами и т.д.* /* В разных сакральных учениях акцент ставится на различных уровнях. Индуизм считает подлинной реальностью только высшее «я» человека, его «божественный дух». Буддизм вообще отрицает какую бы то ни было реальность за человеческой личностью, рассматривая её как временный и случайный сгусток объективных стихий — «потока дхарм». Христианство (как и ислам) учит, что индивидуальностью обладает сотворённая Богом «душа», отделимая от тела и могущая причаститься лучам духа. В христианстве был исторический спор между сторонниками «дихотомического» («двойственного») подхода, считавшими, что «дух» пребывает вне пределов личности и является божественным явлением, и «трихотомического» подхода, полагавшими, что в состав личности наряду с душой входит и особый тварный человеческий дух (одной природы с ангелами), отличный от Святаго Духа, то есть собственно от природы Божества. Этот спор окончательно не был решён и последнего догматического суждения на этот счёт не вынесено. Но нгде при этом не утверждается индивидуальной автономности человека./
Либерализм вслед за номиналистским признанием космоса единой («сущностно не двоимой») материальной реальностью признаёт единой и неделимой реальностью человеческую индивидуальность.
Представление об индивидуализме является основой мировоззрения либерализма.
Либерализм утверждает в качестве основной реальности именно индивидуума, а не просто «человека» или «личность»; индивидуум — главная и центральная ценность в рамках этого мировоззрения. Исходя из индивидуума как абсолюта — из его интересов, прав, структуры и логики — строятся остальные философские, политические, социальные, экономические модели.
Такого представления об индивидууме мы не встречали нигде в традиционном обществе. Если внимательно вдуматься в смысл креационистского подхода, мы сможем понять, как от полноценно сакрального (манифестационистского) представления о человеке — через избирательную сакрализацию религии Откровения — мы подошли вплотную к индивидуалистической антропологии Нового времени. Вместе с тем креационистский, авраамический человек — намного более сложная и многомерная реальность, нежели «атомарный» индивидуум либеральной философии и политики.
Рационализм и Фрэнсис Бэкон
К провозвестникам либерализма можно отнести Фрэнсиса Бэкона.
Бэкон написал такие произведения, как «Новый Органон» (где развил философские принципы эмпиризма) и «Новая Атлантида». Любопытно, что он поместил идеальное (в глазах философа Нового времени) государство на далёкий Запад, что спустя несколько столетий буквально реализовалось в исторической судьбе США. США — государство, построенное искусственно выходцами из Англии, преимущественно представителями крайне протестантских сект, по теоретическим «выкройкам» эмпиризма и либерализма как своего рода исторический эксперимент по внедрению либеральных идеалов в жизнь. Показательно, что ещё в XVI веке Фрэнсис Бэкон сделал местонахождением своей либеральной утопии именно Атлантиду, континент — символ крайнего Запада.
Ещё один элемент, свойственный либерализму, — это представление о человеческом рассудке как о главной инстанции в определении того, что является истинным или ложным, ценным или ничтожным, существующим и несуществующим. Это наглядно проявлено в максиме французского философа Рене Декарта — cogito ergo sum (лат. «я мыслю, следовательно, я существую»).
Рассудок является основополагающей чертой индивидуума, тем, что отличает «человеческого индивидуума» от «нечеловеческого». Философы-рационалисты, прямые предшественники либералов, придали этой инстанции рассудка решающее значение для вынесения конечных суждений. Это была весьма новаторская идея, поскольку рассудок в сакральной, традиционной цивилизации, в религиозном обществе рассматривался как нечто несамостоятельное, производное, подчинённое более высоким, духовным онтологическим инстанциям (внутренним по отношению к человеку).
Тема номера
ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ: ПОЛИТИЧЕСКОЕ В НОВОЕ ВРЕМЯ. Либерализм как наиболее адекватное выражение «духа современности»
Александр ДУГИН
В европейской католической культуре рассудок рассматривался в соответствии с известной формулой схоластики «философия — служанка богословия». Речь шла о том, что рассудочная деятельность человека должна быть подчинена неким более высоким принципам — вере, авторитету, интеллектуальной интуиции и т.д. Традиционное общество проводило различие между индивидуальным рассудком и иной, сверхиндивидуальной инстанцией, называемой духом, умом и т.д. Разные философские школы и разные языки имеют свои модели описания пары «рассудок и разум», «разум и ум», «разум и дух» и т.д. Важно отметить, что противопоставляются индивидуальное рациональное действие бодрствующего человеческого рассудка и некоторая более «вертикальная» функция сознания, связанная с возможностью схватить явление целиком, проникнуть вглубь него. Идеалистическая философия высшие формы сознания сопрягает с «созерцанием божественных идей», а простую рассудочную деятельность — с механической классификацией смутных и искажённых теней. «Созерцание идей» на латыни соответствует понятию intellectus, а обыденная рассудочная деятельность — ratio, «рацио», дословно означает «соотнесение». Для постижения сущностной, целостной идеи служит intellectus (по-латыни), «ум» (по-русски), nouz (по-гречески). Для того чтобы различать и перестанавливать в своём сознании реально существующие предметы, существует ratio, «рассудок».
Фрэнсис Бэкон был одним из провозвестников последовательного рационализма. С его точки зрения, высшая способность постигать идеи, nouz — это фикция, несуществующая инстанция. Существует только рассудок. Соответственно рассудок как способность разводить между собой, рационализировать, разделять и соотносить различные предметы и есть главное и высшее качество индивидуума. То, что лежит вне рассудка, отметается, выносится за скобки. Суждение, не основанное на рассудочных заключениях и наблюдениях за внешним миром, признаётся несостоятельным. Так номинализм достигает своего апогея. В таком подходе мы имеем дело с радикальной десакрализацией сознания.
В мире Традиции все политические институты обосновывались и оправдывали своё существование через обращение к высшему священному началу, которое соответствовало именно сверхрассудочному уровню, не поддавалось прямолинейной рационализации. Даже если философы или схоласты рационализировали до определённой степени высшие онтологические божественные реальности, их суть оставалась за пределом рассудочной компетенции. Философская программа Фрэнсиса Бэкона состояла в освобождении рассудка от высших реальностей, придании ему статуса последней инстанции, выносящей приговор относительно того, что есть, и того, чего нет.
Идеальное общество, рисуемое Бэконом, отличается тем, что его политическое устройство базируется исключительно на рассудочной деятельности. В нём отсутствуют сакральные устои, вся его организация выстроена таким образом, чтобы исключить влияние любых факторов, связанных с традициями, сакральностью, ритуалами, не имеющими рационального объяснения.
Философия Джона Локка
Законченную философскую и политическую программу, заложившую основные принципы либерализма, разработал последователь Фрэнсиса Бэкона Джон Локк. Джон Локк — во многом ключевая фигура не только для истории либеральной мысли, но и для всей парадигмы мышления Нового времени. Локк впервые применил основные принципы номинализма и эмпиризма к философии, политике, науке, представлению о человеке и обществе, выработав цельное и связное мировоззрение. Философия Локка содержит основные моменты того, что можно назвать духом современности. Его труды — это ёмкий компендиум последовательной десакрализации, которой подвергались основные философские и политические темы, занимавшие сознание европейцев на заре Нового времени.
В центре философии Локка стоит «человек без свойств», наделённый механизмом рассудка и формируемый внешней средой. Программа человеческого существа состоит в том, чтобы, развив рациональные качества, оно самостоятельно выстраивало бы своё существование, свободно взаимодействуя с реальностями внешнего мира по своему усмотрению, реализуя таким образом своё «естественное право». Такой человек в перспективе должен был освободиться от сословных, догматических, кастовых и иных традиций и построить новое общество, основанное на договоре.
Локк выдвинул политическую программу, суммировавшую базовые принципы либерального взгляда на политику.
Главные черты политической системы, основанной на номиналистских принципах, таковы:
— конституционное правительство;
— суверенитет всех граждан (Локк перенёс концепцию Жана Бодена о формальном суверенитете, что служило для самого Бодена инструментом десакрализации империи и оправдания современного государства, на каждого отдельного гражданина, тем самым пойдя намного дальше Бодена и лишив теоретически даже намёка на «сакральность» современное механистическое государство — идея «суверенитета граждан» есть отрицание самостоятельного бытия государства);
— равное право для всех;
— разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную.
В этой политической программе каждый пункт — прямое отрицание базовой структуры Политического, ранее понимаемой «холистски» и призванной объединить реальность власти, возвести её к высшему онтологическому сакральному синтезу. В Традиции власть мыслилась как «божественное установление», конституированное (учреждённое) высшим началом. Эта власть ограничивалась только «сверху» — соответствием её носителей представлению о структуре сакрального.* /* Вот почему многие христианские авторы, в частности св. Иосиф Волоцкий в своём «Просветителе», вполне лояльные к абсолютизму, оправдывали в то же время «регицид», «цареубийство», если «царь» изменял вере, традиции. К авторитету Иосифа Волоцкого обращались русские староверы в своём протесте против «отступления царя»./
Программа Локка направлена в прямо противоположном направлении: здесь задача — раздробить единство, расчленить любые социальные институты до уровня индивидуального гражданина, сверстать новую форму общежития по искусственным критериям на основании рационально составленного договора, выработанного с учётом интересов всех. Задача Локка — максимально освободить гражданина от самой Политики, предоставить его самому себе. Государство, по Локку, — это большая торговая компания, создаваемая по договору и, теоретически, могущая быть распущенной таким же образом. Это Государство-товарищество, своего рода акционерное общество, не выражающее ничего другого, кроме совокупности эгоистических интересов его учредителей.
При этом Локк считает, что основная цель человека — это достижение максимального индивидуального комфорта и благополучия и то, что это стремление ограничивает, должно быть постепенно упразднено.
И требование «конституционности», и принцип суверенности каждого гражданина, и равноправие, и разделение властей — всё это призвано перенести центр тяжести с целого на частное, то есть совершить полное переворачивание пропорций по сравнению со структурой Политического в традиционном обществе.
Требование «конституционности» правления призвано подчеркнуть «рукотворный», «договорной» характер властных функций. «Конституционная» власть не просто ограничивается, она десакрализируется, делегируется снизу, это власть не по природе и промыслу, но по назначению, исполнению должности. «Конституционный» правитель, в конце концов, не более чем функционер.
Принцип «суверенности гражданина», совершенно невыполнимая и даже теоретически абсурдная в практической жизни вещь, на самом деле несёт в себе вполне конкретное содержание: речь идёт о последовательном отказе в суверенности любой внеиндивидуальной или сверхиндивидуальной инстанции. Сделать каждого человека полностью самовластным невозможно, но отказать различным политическим инстанциям в праве на самовластие вполне возможно. Положительная сторона либерализма в этом вопросе совершенно абстрактна, а отрицательная, напротив, вполне конкретна.
В требовании «равноправия» Локк исходит из теоретической предпосылки, что «по природе все люди равны», так как они все наделены рассудком и являются с рождения «чистыми листами». Политическое и социальное неравенство, таким образом, являются внешними и случайными факторами, которые не имеют глубокого онтологического содержания. Индивидуум является «мерой вещей», и, следовательно, не только кастовые институты, но и сословия подлежат упразднению.
Принцип равенства и братства был характерен для ряда инициатических организаций и монашеских общин. Такое равенство исходит из предпосылки радикального холизма, все члены общины сплавляются в единый организм, причём не только друг с другом, но и с реальностями высшего духовного уровня.
Человек в таком равенстве не укрепляет своё «я», но отказывается от него, забывает о нём, сосредоточивает свои силы на иных внеиндивидуальных сферах, как правило, чисто духовных.* /* Современные коммунистические теории в секулярном виде восходят именно к такому эсхатологическому пониманию равенства./
Либеральное равенство — нечто совсем иное. Оно обращено не к сплавлению людей в новый общий организм, но к дроблению существующих социальных общностей, не к растворению «я», но к его фиксации и укреплению. Получающий равные политические права со всеми остальными гражданин освобождается от коллективной ответственности за соучастие в политическом решении. Это реализация положения «свободы от».
Но такое равноправие никак не влияет на содержательный характер политического действия. В отличие от равенства инициатических организаций или коммунистических общин здесь полностью отсутствует смысловой и целевой вектор.
Пункт о «разделении властей», ставший ключевым моментом европейской демократии, также ставит перед собой отрицательную задачу: расщепление власти на отдельные составляющие призвано не только разделить их между собой, но и оторвать весь властный организм от интеграции в духовную целостность, сопряжённую с уровнями Божества, Провидения, сакрального предназначения. В традиционном обществе концентрация власти в фигуре, стоящей на вершине политической пирамиды, преследовала цель максимально возвысить личность властелина, сопрячь её с надчеловеческими уровнями божественных сфер, укоренить её в глубинах бытия.
Поэтому римские императоры, а позже папы носили звание Pontifex, дословно «мостостроитель» (лат.). Под «мостом» понималось символическое соединение земного с небесным, человеческого с Божественным. Самодержавие (во всех разновидностях традиционных обществ) основывалось на представлении об уникальности внутреннего бытия властителя, о том, что он более чем человеком — посредник между двумя мирами, носитель сверхчеловеческого статуса. Властелин в традиционном обществе — тот, кто преодолевает всякое разделение (в том числе и разделение между земным и небесным), и полнота власти призвана подчеркнуть эффективность этого преодоления.
«Разделение властей» направлено против этого вектора. По сути, оно направлено против власти как таковой, против власти как онтологической реальности. Власть в либеральном понимании не является более онтологической и сотериологической функцией. Это результат договорного решения, которое всегда можно поставить под сомнение или отменить. Разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную, которые обязаны всячески ограничивать и контролировать друг друга, призвано закрепить «контрактный» характер власти в парадигме Нового времени, приблизить носителей властных полномочий к статусу «временных управляющих», менеджеров, нанятых по контракту и подотчётных «акционерам».
Политическая либеральная программа Локка фактически является прямым и совершенным опровержением всех форм понимания Политического в рамках традиционного общества.
Все разнообразные формы понимания политики в сакральном ключе по сравнению с этой программой, предопределившей в основных чертах структуру политических режимов современности, оказываются на противоположном полюсе, и в таком сопоставлении их внутренние различия отчасти стираются, становятся несущественными. Если довести идеи Локка до последнего предела, мы приходим не только к полной десакрализации Политического (и всех форм сакрального социального уклада), но и к фактической отмене Политического, к ликвидации политики как самостоятельной сферы. Либеральная философия отвергает как масштабное осмысление прошлого (которое мыслится в целом как малосодержательные и преодоленные «тёмные века»), так и наличие долгосрочного проекта («проект всегда есть отчасти насилие над индивидуумом») — то есть сами глубинные основы Политического. Политика в современном (либеральном) смысле — это система отрицания Политического, стратегия ликвидации, разложения и анатомической вивисекции политической онтологии.
Из Политического при таком подходе изгоняются бытие и органичность , оно становится полем «договорного», искусственного, произвольного взаимодействия (или противодействия) автономных атомарных единиц. По сути, как эти атомарные единицы договорятся между собой относительно того, что считать «политикой», так оно и будет — ведь с позиции радикального номинализма всё это не более чем «слова» или «имена».
Гражданское общество
Либеральное равенство — нечто совсем иное. Оно обращено не к сплавлению людей в новый общий организм, но к дроблению существующих социальных общностей, не к растворению «я», но к его фиксации и укреплению. Получающий равные политические права со всеми остальными гражданин освобождается от коллективной ответственности за соучастие в политическом решении. Это реализация положения «свободы от».
Но такое равноправие никак не влияет на содержательный характер политического действия. В отличие от равенства инициатических организаций или коммунистических общин здесь полностью отсутствует смысловой и целевой вектор.
Пункт о «разделении властей», ставший ключевым моментом европейской демократии, также ставит перед собой отрицательную задачу: расщепление власти на отдельные составляющие призвано не только разделить их между собой, но и оторвать весь властный организм от интеграции в духовную целостность, сопряжённую с уровнями Божества, Провидения, сакрального предназначения. В традиционном обществе концентрация власти в фигуре, стоящей на вершине политической пирамиды, преследовала цель максимально возвысить личность властелина, сопрячь её с надчеловеческими уровнями божественных сфер, укоренить её в глубинах бытия.
Поэтому римские императоры, а позже папы носили звание Pontifex, дословно «мостостроитель» (лат.). Под «мостом» понималось символическое соединение земного с небесным, человеческого с Божественным. Самодержавие (во всех разновидностях традиционных обществ) основывалось на представлении об уникальности внутреннего бытия властителя, о том, что он более чем человеком — посредник между двумя мирами, носитель сверхчеловеческого статуса. Властелин в традиционном обществе — тот, кто преодолевает всякое разделение (в том числе и разделение между земным и небесным), и полнота власти призвана подчеркнуть эффективность этого преодоления.
«Разделение властей» направлено против этого вектора. По сути, оно направлено против власти как таковой, против власти как онтологической реальности. Власть в либеральном понимании не является более онтологической и сотериологической функцией. Это результат договорного решения, которое всегда можно поставить под сомнение или отменить. Разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную, которые обязаны всячески ограничивать и контролировать друг друга, призвано закрепить «контрактный» характер власти в парадигме Нового времени, приблизить носителей властных полномочий к статусу «временных управляющих», менеджеров, нанятых по контракту и подотчётных «акционерам».
Политическая либеральная программа Локка фактически является прямым и совершенным опровержением всех форм понимания Политического в рамках традиционного общества.
Все разнообразные формы понимания политики в сакральном ключе по сравнению с этой программой, предопределившей в основных чертах структуру политических режимов современности, оказываются на противоположном полюсе, и в таком сопоставлении их внутренние различия отчасти стираются, становятся несущественными. Если довести идеи Локка до последнего предела, мы приходим не только к полной десакрализации Политического (и всех форм сакрального социального уклада), но и к фактической отмене Политического, к ликвидации политики как самостоятельной сферы. Либеральная философия отвергает как масштабное осмысление прошлого (которое мыслится в целом как малосодержательные и преодоленные «тёмные века»), так и наличие долгосрочного проекта («проект всегда есть отчасти насилие над индивидуумом») — то есть сами глубинные основы Политического. Политика в современном (либеральном) смысле — это система отрицания Политического, стратегия ликвидации, разложения и анатомической вивисекции политической онтологии.
Из Политического при таком подходе изгоняются бытие и органичность , оно становится полем «договорного», искусственного, произвольного взаимодействия (или противодействия) автономных атомарных единиц. По сути, как эти атомарные единицы договорятся между собой относительно того, что считать «политикой», так оно и будет — ведь с позиции радикального номинализма всё это не более чем «слова» или «имена».
Отмирание традиционных форм Политического — вплоть до государства (даже в десакрализированной и редуцированной форме, описанной у Макиавелли и Бодена) — предполагает кардинально новую форму организации людей. Либеральная философия называет эту форму гражданским обществом. Гражданское общество — это конгломерат атомарных индивидуумов, комбинирующихся друг с другом произвольным (случайным) образом. В этом обществе нет границ, нет строго определённых социальных функций, нет сословий, нет каст и классов. Каждый атомарный гражданин следует за своими эгоистическими устремлениями, движимый жаждой комфорта и наслаждений; ограничения же возникают спонтанно только при столкновении с интересами другого гражданина. Задача гражданского общества состоит в том, чтобы максимально расширить свободу действий гражданина и ввести в правовые рамки формы столкновения интересов, устранив возможность насильственного разрешения конфликтных ситуаций.
Правовое государство
Любые общественные институты — включая само государство — в такой перспективе либо отменяются, либо выступают как подсобные инструменты гражданского общества. Локк не настаивает на отмене государства революционным образом, но полагает, что постепенно надобность в нём исчезнет.
На конкретном историческом этапе речь, по его мнению, должна идти о постепенном переходе к концепции «правового государства».* /* Технический термин «правовое государство» (нем. –Rechtsstaat) вошёл в обиход в немецкой литературе в первой трети ХIХ века (в трудах К.Т. Вельнера, Р. фон Моля и др.), но сама теория была разработана намного раньше./
Теория правового государства является сугубо либеральной концепцией. Правовое государство мыслится как инструмент на службе гражданского общества. Такое государство представляется чем-то совершенно искусственным, результатом коллективного договора. Это государство не имеет никакого самостоятельного смысла или цели, никакой онтологии. Если государство есть, то единственной его задачей является обеспечение гражданских прав и свобод, то есть механизм юридического надзора за тем, чтобы одни граждане в погоне за собственными интересами не нарушили естественные права других граждан.
Государство, по Локку, «создано для гарантии естественных прав (свобода, равенство, собственность) и законов (мир и безопасность)» («Два трактата о правлении»).
Эти принципы стали с ХVIII века основой государственности западного буржуазного мира. В 1787 году они вошли в Конституцию США и во французскую Декларацию прав человека и гражданина (1789 г.). Декларация, в частности, провозгласила: «Общество, в котором не обеспечено пользование правами, не проведено разделение властей и не имеется конституции, не может считаться правовым».
«Левиафан» Томаса Гоббса
Другой либеральный теоретик, предшественник Локка, Томас Гоббс — разработавший модель механического понимания общества, отождествляемого с искусственной машиной — видел проблему атомарного гражданского общества в несколько более мрачных тонах.
Соглашаясь с основными предпосылками номиналистского подхода и с тем, что людьми движет лишь жажда наслаждений, считавший индивидуальное право гражданина основой политического устройства, Гоббс был озабочен тем, что предоставленные сами себе граждане в поисках наслаждений непременно будут подвергать насилию других граждан и это приведёт к «войне всех против всех». Гоббс соглашался с максимой «человек человеку волк» (лат. — homo homini lupus), и считал, что предотвратить хаос и кровавую вакханалию может только сильное централизованное государство.
Это сильное государство, по Гоббсу, не имеет ни сакрального характера, ни даже политического суверенитета. Это просто жёсткий инструмент самоуправления граждан, который следует учредить на основании здравых размышлений и во имя предотвращения всеобщей резни. Гоббс поддерживал монархический строй в Англии, но именно по этой прагматической причине: ценность государства здесь имеет сугубо прикладной характер, оно отныне не более чем «продукт договора», «социального контракта», своего рода «полиция», действующая по строго определённым правилам и подчиняться которой гражданам просто выгодно.
Гоббс назвал такое государство «Левиафаном». Само по себе оно воплощает только ограничения свобод и диктатуру закона, но тяжесть его существования оправдана неизбежностью хаоса, к которому приведут действия всех членов общества, если им позволить вести себя по автономной программе. Онтология государства «Левиафана» абсолютно отрицательна; это просто инструмент обязательных ограничений, который следует терпеть во избежание худшего.
Этапы десакрализации Государства в Европе: от империи к гражданскому обществу
Схема десакрализации Политического в Западной Европе на рубеже Нового времени на примере отношения к Государству может быть представлена следующим образом.
Традиционному обществу в христианской Европе соответствует католико-имперская феодальная модель (от первых франкских монархов через германских императоров вплоть до Габсбургов); это средневековая парадигма западно-христианской политики, сопряжённая (со специфически понятым) сакральным.
Макиавелли, Жан Боден, а также протестантские богословы, следующие за Лютером, отбрасывают имперско-католическую систему и утверждают в качестве автономного политического субъекта централизованное национальное государство, осознанное как самодостаточное суверенное образование.
Томас Гоббс переносит центр тяжести на фигуру отдельного гражданина, но ещё оправдывает государство как инструмент, гарантирующий безопасность и в конечном счёте суверенитет этого гражданина (заметьте, что теперь государство уже выступает как прагматическое техническое орудие, а не самостоятельный субъект).
И наконец, Джон Локк вообще ставит под сомнение необходимость государства, считая оптимальной организацию суверенных индивидуумов, наделённых естественными правами, «гражданское общество», которое теоретически представимо и вне государства.
Так прослеживаются этапы расчленения цельности, свойственной представлению о Политическом с древнейших эпох до настоящего времени.
Политическая экономия как приложение либеральной философии к области хозяйства
Дальнейший ход развития парадигмы философии Нового времени и реализация концепции либерализма находит своё воплощение в классической английской политэкономии.
Исходя из того, что известно о роли протестантизма и Англии в выработке парадигм Нового времени, неудивительно, что речь идёт именно об английской политэкономии (Адам Смит, Давид Риккардо и т.д.).
Основателем политэкономии был Адам Смит. Изначально проект Смита заключался в том, чтобы применить философские и политические идеи Джона Локка (чьим последователем он являлся) к изучению структуры хозяйства.
Выделение политической экономии в самостоятельную дисциплину было важным этапом в процессе десакрализации Политического. Появление экономики как науки явилось логическим аккордом применения номиналистской парадигмы к изучению общества. Ранее внимание к хозяйственной стороне жизни привлекалось эпизодически и соответствующие предметы рассматривались в более общем контексте социальных и политических размышлений. Но по мере того как реальность стала всё более перемещаться от мира идей к миру вещей, материальная сторона жизни начинала приобретать самостоятельное значение, и обращение к ней, исследование её закономерностей, выступало как важнейший критерий для понимания сущности Политического.
От первых шагов по разработке экономической науки до современного стремления вообще все политические, исторические и даже культурные явления истолковывать с помощью экономики пролегает серьёзная дистанция. Но уже на заре становления этой дисциплины можно увидеть в зародыше основные философские и политические положения, которые позже разовьются и станут преобладающими.
Философия номинализма провозглашала первичность вещей над идеями (или «именами»). Следовательно, рано или поздно именно система вещей и её закономерности должны были стать в центре внимания философии и соответственно философии Политики. С точки зрения парадигмы познания, номинализм вёл к материализму и эмпиризму, а в политической области этот же процесс упирался в переход от политики к политэкономии, когда осмысление Политического ставилось в зависимость от товарной, финансовой, материальной стороны жизни. Само рождение политической экономии есть важнейший шаг в становлении и развитии либерализма. Тот факт, что первыми политэкономистами стали именно основоположники либеральной школы, далеко не случаен. Либеральное мировоззрение лежит в самой сути этой дисциплины, в каком-то смысле вызывает её к жизни.
Теперь внимание от суверенных атомарных граждан переносится к ещё более дробной и материальной <
[на этом текст обрывается]
http://www.livejournal.com/users/a_bugaev/347027.html
Очень внятный обзор, хоть прямо в учебник.
К сожалению, на сайте текст выложен не до конца, но самое существенное там есть.
И еще - из выступления Дугина на круглом столе (о трех парадигмах понимания власти):
В нашем сегодняшнем разговоре, как и в нашем обществе в целом, в нашем дискурсе, в наших бытовых беседах и оценках, в наших поверхностных телепрограммах и серьёзных философских книгах идёт постоянное смешение парадигмальных уровней. Оказывается, что мы оперируем одновременно сразу тремя контекстами, чаще всего не делая специальных различий и не оговаривая всякий раз переход от парадигмы к парадигме. А это, в свою очередь, приводит к каше — мы проговорим на одном дыхании вещи из трёх разных контекстов, из трёх разных миров.
Я предлагаю чуть внимательнее проанализировать эту ситуацию и кратко рассмотреть три главных парадигмы. Это премодерн, модерн и постмодерн. Им соответствуют три модели: традиционное общество (премодерн), современное общество (модерн) и постсовременное, информационное общество (постмодерн). Власть на каждом из этих уровней представляет собой нечто абсолютно отличное. Это совершенно разные вещи. Когда мы говорим о сакральности власти, мы говорим о традиционном обществе, в нём власть и всё с ней связанное действительно сакрально. Когда мы говорим о десакрализации власти, мы говорим о другом обществе — об обществе современном, которое исторически складывалось как общий процесс десакрализации политики, «расколдовывания мира». ( http://www.gt-msk.ru/theme/245-3/ и далее )
........
Итак, мы имеем три пласта, три понимания власти, три реакции на власть, три слоя. Что и проецируется на всю картину российского общества, которую мы имеем. Путин одновременно царь, одновременно государственный менеджер и одновременно постмодернистская голограмма, телеимидж, непонятно что. Точно так же «Единая Россия», с одной стороны, архаическая дворня, с другой — современная политическая партия чиновников, а с третьей — не очень весёлая виртуальная реальность. И каждый объект нашей политической реальности сейчас раскладывается на три аспекта. Самое интересное, на мой взгляд, что в нашем обществе нет возможности их чётко разделить, потому что нет чистых типов. Нет чистого типа постмодерна, чистого типа модерна и чистого типа традиционного общества. ( http://www.gt-msk.ru/theme/245-7/)
http://www.livejournal.com/users/a_bugaev/347027.html?thread=1629075#t1629075
Здесь Дугин категорически неправ, как и в подавляющем большинстве своих текстов. И виной тому - его имморализм, отсутствие интереса к проблемам этики. Сакральное для Дугина - это не то, что мы называем христианскими добродетелями. Не любовь к ближнему и не любовь к истине. Для него сакральное - это какой-то объект или внешний ритуал, ставший предметом вошедшего в обычай культа. Здесь имеет место определённая тенденция к идолопоклонству, и не случайно выше всех религий Дугин ставит именно индуизм. Для него чем меньше обрядности, тем меньше сакрального. Он не согласен, что высшим метафизическим значением обладает именно нравственно окрашенный поступок, а не традиционный обряд. Отсюда следуют нападки на протестантизм, которые с таким же "успехом" можно адресовать христианству первого столетия. Впрочем, нелюбимый Дугиным "морально-индивидуальный подход" возник ещё раньше, чем христианство - в учении Сократа, пожалуй.
Кроме того, Дугин не понимает, что такое либерализм. Для него главное в либерализме - то, что "человек провозглашается мерой всех вещей". А на самом деле главное - это запрет на агрессивное насилие; а что там является мерой всех вещей для либералов дело десятое. Показательно, что в статье про либерализм Дугин ни разу не употребляет слов "насилие", "принуждение", "собственность", "агрессия", "оборона". Его не волнует практическая этика человеческих взаимоотношений. Поэтому он не обращает внимание на то, что для многих либералов всё их мировоззрение выстраивается на основе религиозной заповеди "не укради" и имеет, таким образом, вполне сакральный фундамент. О происхождении либерализма из бэконовкого эмпиризма Дугин просто сочиняет - вероятно, либерализм схоластов Саламанки ему вообще неизвестен, а частное римское право как-то позабылось.
А как понять то, что он не признаёт антилиберальную сущность идеологии "национального суверенитета", которая одновременно противоречит идеям личной свободы и принципам средневекового религиозного универсализма? Тут уже попахивает передёргиванием. В итоге попытка доказать невозможность христианского и вообще традиционно-религиозного либерализма, как всегда, провалилась.